неполноценные

джемин нервно кусал губы, притаптывал ногой под столом и каждую минуту проверял телефон, но диалог с джено без изменений хранил его сообщения, с прошлой ночи оставленные без ответа, как и несколько его попыток дозвониться до своего парня. на с утра успел отправить ещё несколько вопросов и просьб отправить хотя бы точку, прежде чем с опозданием прибежал в музей за документами, нужными для завершения практики. коротко стриженная женщина в возрасте доброжелательно улыбнулась джемину, зайдя в застеклённый кабинет, и села за стол напротив на. она положила перед собой папку и медленно достала из неё несколько бумаг в файлах. — здесь всё, что ты просил. — джемин взял протянутые бумаги и прошёлся по ним глазами, не вчитываясь. ему было не до формального сбора документов. — спасибо, — искренне поблагодарил женщину, с которой проработал почти два месяца, джемин. прощание с остальным коллективом прошло суматошно и незаметно для на: он обнял всех, кто вышел пожелать ему удачи, и от всего сердца поблагодарил каждого за хорошее к нему отношение. когда в музей зашла очередная группа туристов, привлекая к себе внимание всего персонала, джемин одарил всех последней улыбкой и выбежал на парковку, в сотый раз за утро проверяя телефон. сердце замерло. сообщения светились прочитанными, но в ответ не пришло ни одного. вопросы, заданные джемином, словно проклятые, грузным столбцом висели в, казалось, умершем чате. в этот момент телефон раздался звонком, но на экране высветилось «мама», на что на невольно разочарованно вздохнул. — мы ждём тебя на выходных, — после расспросов о самочувствии и делах в музее выдала женщина, а у джемина тоскливо забилось сердце. — ты же приедешь? — да, конечно приеду, как я могу отказать сестре. — слушай, мы тут с отцом подумали… — сделала она паузу, и на почувствовал разлившуюся по телу тревогу. — зачем тебе ездить сюда-обратно лишний раз, а? отдохнёшь оставшуюся неделю до учёбы дома, побудешь с нами, чем ещё дольше тревожить дядю с тётей. — мам… — я знаю, — перебили джемина, — что ты хотел побольше побыть со своими друзьями, но неужели они для тебя важнее, чем семья? ты, видно, совсем по нам не скучаешь… — женщина вздохнула, и на пару секунд воцарилось молчание. — впрочем поступай, как знаешь. мы привыкли, что бываем нужны тебе только чтобы решить проблемы. она отключилась, а джемин подумал, что это всё чертовски несправедливо и сбрасывать звонок тут должен он. они с отцом снова не считались с его чувствами, снова обесценивали его к ним любовь, хотя сами едва походили на любящих родителей. они не старались понять его. дома у него не было друзей, у него никого не было. здесь он обрёл тех, кого ему так не хватало, но самые, казалось бы, родные люди никогда не видели того одиночества, которое разрывало джемина на части и вряд ли придали бы этому важность, если бы различили плач за стенкой хоть раз. джемин впился зубами в губы: обидно и больно, до желания истерзать себя обидно и больно. его действий и слов всегда было недостаточно, он всегда делал слишком мало, чтобы родители поверили ему, поверили в него. он думал, что выбрался из их тесных и режущих оков. джемин так отчаянно в это верил и цеплялся за это, надеялся обрести счастье, зажив по-своему. он обманывал себя так же, как это делали все вокруг; он верил в свою независимость, способность самостоятельно давать оценку своим действиям, но всё, что он мог, это кровожадно спускать пар после того, как очередные резкие и необдуманные слова и поступки других людей сжимались на его шеи тугим кольцом. откуда-то из глубины сознания раздавался уничтожающий голос, твердивший, что ему всё давно известно: он не смог и не сможет выйти из-под ненавистного контроля, избавиться от тревожных мыслей, когда переходит границу дозволенного ему родителями, когда не выполняет их указаний. джемин слишком зависим от чужого мнения, слишком зависим от родителей, которые ослепли и лишили его своей опекой счастья. рой мыслей в голове не унимался всю дорогу до дома, давил и сравнивал с землёй всё то малое, что было построено с последнего самоуничтожения. джемин не поднимал головы и не разглядывал счастливых прохожих. по дороге до остановки, в автобусе, по пути до дома и сидя на полу в ванной своей комнаты джемин вспоминал одну неудачу за другой, прокручивал в голове все чужие слова-убийцы и свои фразы, которые не должен был произносить. на в деталях вспоминал спины, которые, кажется, десяток раз провожал после того, как его и его чувства отвергали, им не верили и принимали за фальшь. он задавался вопросами, как и почему с ним дружат? голос внутри твердил, что джемин не заслуживает всей этой заботы, всего внимания, даже доли любви. этот голос (родительский), как мантру, повторял: «ты лжёшь себе, а они правы. ты пустышка, и любовь твоя ничего не стоит». джено ошибся, а сейчас, наверное, осознал это. он тоже уйдёт. джено тоже оставит его, потому что джемин недостойный и жалкий. он уже уходит, собирается и покидает его. может это и к лучшему, может родители правы, и джемину лучше вернуться как можно скорее и исчезнуть для марка и его друзей, исчезнуть для джено, потому что они заслуживают искренности, а разве джемин способен это им дать? он старался быть тихим, глушил рыдания в ладонях, от чего всё тело тряслось сильнее. за стеной в зале, лёжа на диване, дядя смотрел новостные каналы, а ушедшая за продуктами тётя вот-вот должна была вернуться. джемину нужно было успокоиться, каким бы невозможно это не казалось. он до боли оттягивал волосы на голове, до боли бил себя кулаком по груди, в место, где по какой-то неясной причине всё ещё билось никому не сдавшееся сердце. он чувствовал, что боль, скопившаяся внутри, наполнила лёгкие чем-то липким и не дающим дышать, сделать и вдох. он болью перекрывал боль, боль покрывал болью; он всегда так делал. он не хотел этого. он просто не хотел жить. всё кончилось, как всегда, в момент, когда его горящие от слёз глаза увидели, что сделали его дрожащие от ненависти к себе руки с помощью всего лишь маленького лезвия. в этот момент, задержав дыхание на пару секунд, он глубоко выдохнул, словно от отравившего его кровь кислорода избавился, и тихо заплакал. его больше не трясло, только мурашки бегали по спине и бёдрам, доходили до скул и щёк и сходили на плечи. ему больше не хотелось кричать, рвать и метать. он не рыдал, он плакал: уткнувшись лицом в колени, которые крепко обхватил и поглаживал руками, шмыгая носом и ощущая пустоту под рёбрами.

*

— джено всё ещё не перезвонил? — ренджун кивнул другу, не отрывая взгляда от телефона. — неважно, я уже всё нашёл. хван развернул телефон экраном к марку, который вытянул шею и сосредоточенно стал читать переписку, судя по всему, ренджуна с кем-то. человек рассказывал о семье: муж и жена с двумя детьми десяти и шести лет в браке уже целых двенадцать лет, но знакомы гораздо больше, были популярной парой ещё будучи студентами. ренджун убрал телефон, когда марк перевёл на него вопросительный и потерянный взгляд, видимо дочитав до конца. — во-первых, в своё оправдание хочу сказать, что я никого не шантажировал. только подкупил одного стажёра на вашей кафедре, который близко дружит с моим одногруппником и вообще сплетник ещё тот. молодая девушка в фартуке принесла им на подносе два сендвича и стакана каких-то лимонадов, которые по картинкам выбирал хван. они с марком были в этом кафе впервые, зашли по рекомендации ченле и джисона, бывавших здесь, потому что это место находилось неподалёку от офиса родителей чжона. — так значит наша цель это… марк не смотрел на ренджуна, и ренджун понимал, что это от дискомфорта, который старший всё ещё испытывал, когда речь шла об этом. — её муж, да. он ревнивый. он ужасно, — сделал акцент хван, — ревнивый. по словам этого стажёра, она всегда приезжает и уезжает с работы с ним. он даже сделал так, чтобы её перевели в другой кабинет, потому что тот, в котором она была раньше, она делила со своим коллегой. марк принялся за сендвич, а ренджун на секунду отвлёкся на сообщения в их с парнями чате: донхёк жаловался на них с марком ченле, который всего лишь спросил, есть ли кто в гараже. когда чжон повторил вопрос, ли скинул фото стоящих под маленьким столиком пакетов, на котором было видно две пары ног. он потащил джемина с собой в торговый центр за покупками, и они как раз собирались обратно. — ты собираешься рассказать ему всё? — не совсем. я хочу пригрозить ей этим. дам знать, что в любую минуту могу отправить ему пару скринов переписки, которую она не должна была вести. — а ты можешь? — марк недоверчиво посмотрел на хвана, который одарил его ухмылкой с прищуром. — я достал его номер. это было легко. он тоже преподаёт, но в другом университете. — ты думаешь… — марк откашлялся. — ты думаешь, она боится его? ренджун быстро набрал и отправил в общий чат сообщение, что они с марком тоже скоро придут, на что ченле мгновенно отреагировал стикером, а после отложил телефон в сторону. — я узнал, что она из бедной семьи и ужасно падкая на деньги. многие до сих пор не могут поверить, что ей так повезло и он действительно влюбился в неё. его отец крутой бизнесмен или кто-то там. сейчас их основной источник доходов — его родители, которые постоянно делают им крупные подарки. её красненький лексус тоже подарок свёкра, так что, уверен, самый её большой страх — это развод. марк задумался над сказанным, а ренджун взял в руки сендвич. хван не был любителем сентиментальностей, но в этот момент ему захотелось дать другу понять, что любые преграды и трудности на его пути, любые проблемы и любые печали — их общие, одни на двоих. ренджун просто подумал, что марку нужно дать это понять. — всё получится, — улыбнулся ренджун. — всё снова будет хорошо.

*

— джено, придурок! кинул меня в чёрный список?.. — на последних словах ренджун, намеревавшийся накинуться на джено с обзывательствами и кулаками, замешкался и остановился в метре напротив дивана. к нему подошёл марк и так же удивлённо, почти испуганно, уставился на джено. на них снизу вверх смотрел джено с разбитой губой, бровью и синяком на скуле. рядом наблюдавший за друзьями ченле пытался сдержать улыбку. — джено? — нарушил тишину марк, одной интонацией подталкивая друга к объяснениям. ли вздохнул и предложил пришедшим хотя бы присесть. он с самого утра был рад только одному — холоду на улице, который позволил ему скрыть многочисленные и многоцветные синяки по всему телу. — не хочу говорить об этом, честно говоря. просто нарвался на компанию пьяных долбоёбов вчера вечером. пятеро против одного, там без шансов, но я в норме, так что не парьтесь. марк присвистнул, а ренджун угрюмо покачал головой. — он теперь точно баклан из «ривердейла», — всё-таки не выдержал ченле. — скорее хардин из «после», только на мотоцикле вместо спорткара, — также хмурясь, сказал ренджун. — эй! я не напиваюсь и не обманываю девушек! — ты не учишься на отлично, вот в этом вы отличаетесь. — почему вы вообще так хорошо разбираетесь в этом фильме? вам 12? — марк сел за пианино и стал тихонько наигрывать что-то. — ты поэтому не брал, когда я тебе звонил? — да, прости за это. — всё нормально. не было ещё минуту назад, и я собирался тебя прибить, но, судя по всему, опоздал… — надо заметить, его костяшки тоже сбиты! — гордо произнёс ченле и поднял руку джено, чтобы и марк мог видеть. — болит? — спросил ли старший. — терпимо. — так где наш обиженный? — задал вопрос хван, убедившись, что джено действительно не хочет говорить о произошедшем. — что-то они долго. — они? — спросил джено. — да, он с джемином. ты что, не заходил в нашу группу? — джено покачал головой, а ренджун не успел спросить, в курсе ли на о драке. — донхёк серьёзно злился на меня в первые дни за то, что я не познакомил вас с джемином раньше, — с задумчивой улыбкой произнёс марк. — он влюблён в него. ренджун и джено одновременно на пару минут ушли в себя, затупив взгляд, и вернулись, когда марк рассказывал чжону по его просьбе всё, что знает о факультете бизнеса и управления в его университете. родители чжон хотели, чтобы их сын подал свои документы туда, но ченле искренне интересовался только пением. они с джисоном уже давно решили поступать в один университет: — его танцевальный будет буквально в соседнем корпусе! причём я узнал от одного знакомого, который там учится, что на выпускном курсе у хореографов будет проект, в который они могут включить кого-то с вокального или художественного отделения. старшие внимательно слушали ченле, который с горящими глазами и жестикулированием, очень редким для него проявлением восторженности и детского ожидания, рассказывал об их с паком планах, доказывая, что любовь дарит всем без исключения уникальную возможность мечтать. ченле всё ещё боялся это делать, поэтому крепко держался за руку джисона, доверял ей больше своей и шёл медленно, вглядываясь в горизонт. — ты же понимаешь, что неправильно вот так всецело полагаться на кого-либо и связывать себя с ним, даже если это джисон? — аккуратно спросил ренджун. джено молча кивнул, поддержав хвана в неодобрении такого зависимого поведения младшего. — понимаю, — грустно согласился он. — мы как раз начнём работать над этим с моим психотерапевтом на следующей неделе. — уже закончили со школьной травмой? — задал вопрос, волновавший, кажется, всех, марк. — он сказал, что полдела сделано, но эти темы связаны, так что мне придётся ещё пару раз столкнуться с этим. дверь, ведущая в дом, открылась, и все четверо перевели взгляд на донхёка с джемином, зашедших в гараж с подносом. от чашек, стоящих на них, шёл пар и аромат трав, которые очень любила добавлять в чай мама ли. — блять, джено! только попробуй сказать, что это грим! я чуть не уронил шесть чашек. донхёк торопливо подошёл к дивану под смех ченле и, поставив поднос на стол, стал вертеть лицо джено в своих руках и трогать засохшие раны и синяк, будто в попытке стереть очень реалистичный макияж. джемин замер у входа, его грудь почти не вздымалась, а кулаки стали сжимать натянутые до ладошек рукава толстовки. он не отрывал взгляда от джено, пока не столкнулся со встречным. у ли глаза говорили лучше него самого, лучше всех этих ран и синяков, что отражали боль лишь внешнюю, потому что в глазах ли боль внутренняя переливалась через край. «прости» и «виноват», но джемин не дослушал, разорвал невидимую связь и впредь стал избегать этого взгляда. джено коротко повторил дважды сказанное ранее, а джемин раздал всем чашки, внешне никак не отреагировав на слова о драке. на словах ли о «компании парней» джемин всё понял. донхёк пробовал выпытать у друга больше информации, громко удивлялся, неужели прям вообще без причины подошли, но ренджун пресёк нападки на джено, попросив уважать битого и не беспокоить, пока не заживёт. — а с тобой, нет, с вами я вообще не разговариваю, кидаловы, — хмыкнул донхёк. — и чай вам не я, а джемин налил, иначе остались бы без него. — да, у нашего джемина доброе и никогда не обижающееся ни на кого сердце. золотой! — потянулся к на ренджун, чтобы потянуть его за щёки, но тот, улыбнувшись, вовремя отпрянул. — из-за этой доброты мне пришлось сегодня мотаться туда-сюда, потому что донхёку приспичило пойти за одеждой. — уже теплеет, а мне нечего носить, к тому же мы едем на море через пару дней, поэтому это дело было неотложной важности. пришлось даже прогулять пары. — почему «туда-сюда»? ты ещё где-то был? — спросил джено напрямую у джемина. — ченле, а где джисон? парни молча и многозначительно переглянулись. вообще-то, они все знали, где джисон, и все ясно поняли, что джемин попросту в открытую проигнорировал вопрос своего парня, но сказанное было настолько наигранным, что никто не захотел рушить эти декорации и шутить на этот счёт. ренджун шумно отпил из чашки, а донхёк сделал ему замечание. — он… на подработке, — неуверенно ответил ченле, будто сомневался, это ли хотят от него услышать. — бедолага. и долго он собирается так мучиться? — у него через неделю экзамены, так что эти дни последние. после поступления мы хотим устроиться куда-нибудь вместе. — твои родители с заработком в три раза больше среднего по стране будут озадачены, — заметил донхёк. — лицо твоих, когда они узнали, что ты подал документы на архитектурный, а не на юридический, всё равно будет топ 1. они громко смеялись, перебивали друг друга и в конце концов всё-таки пролили чай, хотя джемин несколько раз сказал им отодвинуть чашку от края. донхёк и ренджун долго и яростно выясняли, кто из них двоих должен пойти за тряпкой и вытереть лужу, но марк, уставший от их споров, без лишних слов встал и сделал это сам, чем невольно получил прощение донхёка за их с ренджуном побег. «но чтобы больше такого не было!», — угрожал указательным пальцем ли. после видеозвонка с джисоном, у которого был обеденный перерыв и который несколько раз поперхнулся лапшой: из-за избитого лица джено и из-за шуток ренджуна и донхёка, все стали расходиться. джемин незаметно для всех заснул, сидя за пианино и положив голову на сложенные на его крышке руки. ченле, тоже зевая, ушёл первым, когда марк и джено достали гитары. чжон хотел успеть поспать пару часиков до встречи с джисоном. донхёк поднялся следом, забрав с собой пустые чашки. хван тоскливым взглядом проводил его до двери и ещё около часа молча слушал тихо играющих ли. обстановка действительно склоняла ко сну. на часах было семь вечера, когда ренджун стал прощаться, а марк присоединился к нему. — вы как? может разбудить его? — марк кивком головы указал на мирно спящего джемина. на укутался в свою толстовку, натянув рукава до пальцев и капюшон на голову. джено отрицательно покачал головой. — я посижу с ним, подожду, пока он проснётся.

*

джено ждал недолго. он успел выучить по найденным в интернете нотам лишь одну мелодию, когда джемин медленно выпрямился на стуле и огляделся. пусто и тихо, не считая негромкого звучания струн. их взгляды встретились, и на невольно (от холода и проницательности ли) поёжился, натянув рукава и капюшон. — джемин… ли вскочил в ту же секунду, как поднялся на. они встали в метре друг от друга, отделяемые узким проходом между диваном и журнальным столиком. обоих скручивала изнутри тревога, но желание и надобность в разговоре стучали о черепную коробку изнутри. — я собирался рассказать, почему не отвечал. честно. — поэтому пришёл сначала сюда, а не ко мне? — джемин даже не пытался сдерживать обиду в голосе, потому что она была везде, она наполняла его до краёв. — мне нужна была разрядка перед этим. — то есть я правда для неё не гожусь? — джено запнулся. — я делаю только хуже, да? когда тебе плохо, то я не тот, к кому тебе нужно прийти, чтобы стало легче? — нет, ты неправильно понял, джемин, пожалуйста! джено сделал шаг вперёд, джемин — полшага назад. ли нервничал, потому что видел, как разрушает всё лишь больше, а джемин страшился тех слов, что у него не получалось удержать. признавать и делиться своими страхами всегда непросто. они друг друга понимали в этот момент, как никто больше не могу. — и это всё… — на кивнул на джено, не отрываясь от синяков и ссадин на его лице, — это произошло из-за меня. если бы не я, то ты… — джемин, — перебил его ли и сделал ещё один крошечный шаг вперёд. — я не отвечал, потому что… чувствовал себя неважно. джено запнулся, и джемин это заметил. у него внутри шла битва насмерть. он не хотел снова обнажаться, признавать свою слабость. скажи он сейчас, что случившееся и слова отца после подбили его так сильно, что он возненавидел себя до смерти, и он подтвердит слова отца, все его унижения примет. джено беспомощный или джено просто иногда нужна помощь? — мне было хуёво, джемин, и я не хотел беспокоить тебя посреди ночи, поэтому отложил разговор на завтра. — и пришёл сюда? — так получилось. джемин прикусил язык. друзья были ему ближе, чем на, это естественно. джемин это понимал, без лишних слов с этим соглашался, но изнывал изнутри от мысли, что самый дорогой для него человек держит его самого шестым в списке. ли прочёл в потерянном и разбитом взгляде напротив недоверие. ни одно его слово и глупое оправдание, что были ложью, умалчиванием, не успокаивали джемина. — я хочу уберечь тебя от всего, что… ли неожиданно для джемина потянулся к нему и взял за руку чуть выше ладони, из-за чего на не сумел сдержать вырвавшегося шипения. после выражения боли на лице уже бессмысленно было терпеть крепкую хватку на свежих ранах, поэтому он вырвал свою руку из чужой и снова натянул рукав. на пару мгновений воцарилась тишина. — джемин, ты же не делал этого? — с надеждой в голосе медленно проговорил джено, не отрывая взгляда от нервно бегающих вокруг глаз джемина. в ответ промолчали. — блять, джемин… — мне не нужна жалость. — зачем? это из-за меня? — мир не крутится вокруг тебя. — «хотя мой — да». — прости меня. — за что? — за всё. за то, что игнорировал, снова причинил боль, снова заставил сделать это. его голос слегка дрогнул. он снова подошёл: медленно шагнул к зажатому между ним и пианино джемину, нежно коснулся его лица своими холодными худыми пальцами, словно боясь, что от неаккуратного движения джемин исчезнет, раствориться навсегда. спину на мгновенно покрыло мурашками, а глаза закрылись от желаемой физической близости, дарившей удовольствие. его ресницы намокли от сдерживаемых слёз, и в секунду, когда он почувствовал касание чужого лба к его и обжигающее губы горячее дыхание, на потерял всякое самообладание, готовый тут же простить джено и забыть обо всём. джено заговорил и медленно хриплым полу-шёпотом со страхом открылся. — это отец. это снова он. стоит ему заговорить со мной, и я тут же теряю себя, свои ориентиры. как только мне начинает казаться, что я на что-то способен и кого-то заслуживаю, как отец развеивает все мои правды, превращая их в мифы. но самое ужасное, что я верю ему. сложно этого не делать, когда ты приходишь буквально избитый обидчиками своего парня, не сумевший дать отпор. — их было пятеро, джено. — не это главное! ли выпрямился, разорвал связь, а джемин едва сдержался, чтобы не притянуть его обратно, резко почувствовав себя ужасно одиноким и брошенным. он был безумно зависим от него - мотоциклиста с избитым лицом и сбитыми костяшками. — это я причиняю тебе боль, джемин, а не ты мне. и это без меня тебе было бы лучше. я, блять, разрываю себя на части, чтобы просто довериться любимому человеку, открыться тебе. знаю, что ты поймёшь и примешь, что будешь рядом, несмотря на это, но всё равно боюсь, что однажды всё-таки разочаруешься и уйдёшь. джемин улыбнулся, и джено растерялся от этого. — забавно, что я боюсь того же. я тоже боялся, что ты решил уйти, бросил меня. я так сильно испугался, что перестал волноваться за тебя, думать, что с тобой могло что-то случиться. джено, прости меня, боже, пожалуйста, прости. теперь джемин прикоснулся к лицу джено, стал непослушными руками гладить его по голове, греть щёки в ладонях, нежно касаться разбитой губы, целовать разбитую бровь. джено разжал кулаки и спрятал джемина в своих объятиях, потому что не мог видеть его слёз. на почувствовал тепло чужого тела, окутавшего его, и подумал, что он не заслуживает этого, не заслуживает джено, который прошёл через боль и унижения из-за него, а после выслушал его обвинения в том, что он не ценит и не любит джемина. джемин понял, что поступал так же, как его родители поступали с ним: обесценивал чужие чувства, и от этого ему стало тошно в собственном теле. — ну же, не плачь. я не навсегда останусь таким, синяки пройдут. джемин слышал в голосе джено улыбку, поэтому невидимо для него улыбнулся тоже. запах джено, знакомый и привычный, тёплый и родной, неописуемый. джемин почти не ощущал поглаживаний по спине, он лишь вдыхал и выдыхал аромат, исходящий от кофты его парня, и только сейчас почувствовал покой. даже поверил, что всё будет хорошо и они со всем справятся. — я люблю тебя, джено. и лишь несколькими секундами позже: — я тоже тебя люблю.

*

джено подвёз джемина до дома, обнял и поцеловал на прощание и пообещал заехать за ним завтра. на устало улыбнулся ему и сказал, что будет ждать, а затем забежал в подъезд, не помахав на прощание. почему-то джемин уже знал, что будет делать и говорить завтра, в каком порядке и с какой интонацией. то, как он спокойно и без единой эмоции на лице вернул обратный билет, а после стал собирать все свои вещи, было похоже на нашедшее на художника вдохновение. он даже слишком механически, чем следовало бы, объявил тёте и дяде, что не вернётся в воскресенье, а с концами уедет завтра вечером, чтобы побыть неделю до занятий с родителями. последнее было ложью, посвящённой матери и сказанной так искусно, что сам на искривился от понимания, что фальшь ради комфорта других стала совсем уже неотъемлемой его частью. джемин лгал родственникам, что скучает по семье, но честно признавался себе, что бежит от боли, которую причиняли ему возникшие здесь отношения. джено стал для джемина, страдавшего кислородным голоданием, воздухом, но каждый вдох насыщал его тело ядом, а самого джено истощал. если бы джемин знал, что на расстоянии в несколько улиц, лёжа в своей кровати среди сваленных на пол книг, статуэток и прочего некогда содержимого его полок, джено думал о том же, о чём и джемин, ему было бы проще принять возвращение к одиночеству, принять неизбежный океан боли, которым кончались рельсы завтрашнего поезда.