***
Поезд приятно укачивал и медленно погружал в сонное состояние. Гермиона тряхнула головой, избавляясь от этого чувства. Она не хотела спать по одной простой причине — Малфой. Он поселился в её голове задолго до произошедшего, но теперь от него не было никакого спасения. Он преследовал её в кошмарах. Он был её кошмаром. Суббота для неё была коротким днём. Она проспала почти до шести и ужинала в своей спальне — спасибо Добби, что согласился её накормить, иначе она умерла бы с голоду. Признаваться себе Гермиона в этом не хотела, но причина её добровольного заточения была очевидна. Всё тот же Малфой. Ей было стыдно. До ужаса. Конечно, больше перед собой, чем перед другими, но это было малым утешением. Но гораздо сильнее её волновал вопрос: где были её хвалёные мозги? Как они допустили это? Это стало наваждением, ей нужно разобраться в себе. Гермиона в который раз закрыла глаза, пытаясь воссоздать картину позапрошлого вечера. Она ясно помнила, как они с Малфоем пили, по очереди передавая друг другу бутылку. Потом… поцеловались, а дальше начиналось самое страшное, потому что её правильная сторона канула в небытие. Гриффиндорка цеплялась за Малфоя, за его шикарную шевелюру, будто от этого зависела её жизнь. Будто если она этого не сделает, то задохнётся от жажды и желания. Они целовались грубо, жадно и с каждым движением теряли связь с реальностью. Гермиона помнила, как срывала с него рубашку. Помнила, как он сжимал её бёдра. А затем они услышали шаги в коридоре, и это, по идее, должно было их отрезвить, но подобного не произошло. Малфой схватил её за руку и повёл на восьмой этаж. Пока на стене прорисовывалась дверь выручай-комнаты, Гермиона оставляла засосы на шее слизеринца, а он и не был против такого расклада. Блондин сам в это время был занят её грудью, в которую утыкался с какой-то ненормальной одержимостью. Они ввалились в открывшиеся двери и дальше, как чокнутые, стали срывать с себя и друг друга одежду. Гермиона даже сейчас ощущала, как её спина касалась меховой шкуры на полу и как Малфой стягивал с неё проклятое платье. Она хранила в памяти чувство, которое охватило её, когда он прокладывал грубые поцелуи по животу. Когда помогал избавляться от нижнего белья. Когда, сорвав с себя брюки, резко вошёл, натолкнувшись на преграду. Боли почти не было, наверное, это из-за того, что она была очень пьяна. Как ей удалось преодолеть все эти препятствия, она до сих пор не понимала. Дальше были только судорожные толчки, стоны и удовольствие, разливающееся по венам. Каждая клетка тянулась к нему, каждый участок кожи дрожал под его руками. И, проснувшись вечером, Гермиона поняла почему. Ей до смерти понравилось. Она даже не сразу осознала, что лишилась девственности с Малфоем — злейшим врагом её друзей. Гриффиндорка думала о другом. О нём. Она никогда не была монашкой и не придерживалась принципа, что «всё должно быть только после свадьбы». Девушка просто хотела сделать это с дорогим человеком, возможно, с которым состояла бы в отношениях, а не так, чтобы утром нужно было сбегать, боясь разбудить… его. Вообще, Гермиона всегда мечтала, когда стал позволять возраст, что это произойдёт с Роном. Но всё сложилось по-другому, и как быть с этим — оставалось загадкой. Гермиона не видела Малфоя после случившегося. Конечно, когда бы она успела, если избегала его. И это было той неизвестностью, которая внушала исключительно страх. Было смешно думать об этом, но ей хотелось узнать реакцию Малфоя, если бы утром он обнаружил её у себя под боком. Наверное, у него бы случился микроинфаркт. Или просто смерть без возможности на спасение. Хотя гриффиндорка и не была наивной девицей, ей всё равно был присущ один маленький недостаток — мечтать: «а что, если бы». И избавиться от этого пока не получалось. Правда, однажды Гермиона на этом уже обожглась в ситуации с Роном, но тут был другой случай. Абсолютно. Это было успокоительным, в котором она так нуждалась. Гермиона глубоко сомневалась, что Малфой вообще помнил, с кем провёл ночь, а даже если и так, то он вряд ли обрадуется, когда девушка подойдёт к нему и попросит его никому не рассказывать. Вот этого она боялась больше всего. Если мальчики узнают о произошедшем, то навсегда вычеркнут её из своей жизни. Более того, она станет предательницей. В ней смешалось много разных чувств, образовав огромный коктейль из противоречий, но больше всего выделялись страх и обида. Обида, потому что она сама же сглупила и отдала кое-что ценное врагу. А страх из-за мальчиков, это было очевидно. Двери купе открылись, и вошёл Гарри с крайне смешным выражением лица. — Ты чего? — Гермиона улыбнулась ему, отрывая лоб от окна. — Там Рон с Лавандой, и они… — Гарри скривился и передёрнул плечами. Нахмурившись, будто о чём-то вспомнил, он раскаивающимся взглядом посмотрел на девушку. — Прости. Гермиона приподняла брови, не понимая, что Поттер имел в виду, но потом к ней пришло осознание. Она внезапно заметила, что последние три дня вообще не вспоминала о существовании Рона как парня. Он вновь стал лишь другом, и это говорило о том, что гриффиндорка его отпустила. Непроизвольно. Из-за другого человека, который занял все её мысли. Малфой. — Гермиона? — Гарри легко коснулся её руки, вырывая из задумчивости. — А, ничего, Гарри, всё нормально, — она постаралась вернуть на лицо улыбку, но не удалось. Поттер принял это на свой счёт и разозлился на себя за то, что так неосторожно раскрыл рот. Гермиона была в шаге от погружения в депрессию. Она отпустила Рона. Пыталась сделать это на протяжении шести лет, но ничего не получалось. А стоило появиться на горизонте Малфою, как тут же смогла. Девушка не хотела этого, но всё произошло без её участия. И это пугало. Не могла же она начать испытывать что-то к Малфою? Это полный бред. Такое просто невозможно. Но, казалось, остатки разума, что не были поражены этой заразой, согласились с выводами хозяйки. Малфой начинал ей… нравиться. Если уже не нравился. — Боже, — Гермиона прижала ладони к щекам, осознавая, что случилось. — Что такое? — Гарри растерянно посмотрел на неё, отрываясь от журнала по квиддичу. — Что, Гермиона? — Я… — она не могла связать и двух слов, в голове царил ужас, — я-я, забыла… Составить план на каникулы. Гарри с облегчением откинулся на спинку сидения и насмешливо сказал: — Гермиона, нашла из-за чего переживать. И не пугай так больше, ладно? Она кивнула и перевела взгляд на пейзаж за окном. Как же она влипла. Просто в самое дерьмо.***
Драко сделал глоток огневиски, прожигая взглядом камин в выручай-комнате. Она стала его пристанищем, и менять это в ближайшее время он не собирался. Малфой остался на каникулы в школе. Нарцисса слёзно просила его не ехать домой по одной простой причине: Лорд будет присутствовать там всё это время. А это значит, что убийств, пыток и просто давления будет в два раза больше. Мать не хотела, чтобы он чувствовал весь этот груз на плечах. Но эта защита была приятна, и не более. Ему уже ничто не поможет. Но Драко думал сейчас не о задании и даже не об ужасе, царившем в доме. Он думал об одном интересном экспонате, что так неаккуратно сбежал от него. Грейнджер. Слизеринец помнил, как он открыл глаза после того, как раздался стук закрывшейся двери. Он тогда очень удивился, что гриффиндорка сбежала. Обычно так всегда делал исключительно он. Драко не станет врать, если скажет, что его это задело. Сильно. Но это же Грейнджер. Он уверен, что она уже самостоятельно съела себя заживо из-за чувства вины перед своими собачонками. Это было ожидаемо. В какой-то степени. Но вот что выделялось на этом фоне, так это девственность гриффиндорки. Драко был в шоке, для него это стало чем-то необъяснимым — стать первым у Золотой девочки. Малфой ухмыльнулся воспоминаниям. То, как она прижималась к нему. Как смотрела своими большими глазами в желании быть ближе. Как стонала под ним. Как отвечала на каждое движение. Подобное могло кого угодно заставить чувствовать себя Богом. И он тоже это почувствовал и хотел ещё. Не только чтобы утолить своё любопытство касательно гриффиндорской самоотдачи, но и чтобы однажды рассказать Поттеру о том, какая его подружка горячая в постели. Драко не забыл свой план насолить Избранному через его обожаемую Грейнджер, он это сделает, потому что шрамоголовый должен ответить за то, что отец в тюрьме. Он это сделает. Но ещё и насладится сполна унижением грязнокровки, чтобы потом понаблюдать её внутреннюю агонию, которую принесёт именно он, Драко. Грейнджер в первую очередь девчонка, хоть и с гениальными мозгами. Она хочет того же, чего и все. Любви, заботы и прочей романтической фигни. И Малфой ей это даст, а потом покажет истину и толкнёт в пропасть. Потому что она тоже была в Министерстве, но не это главное. Главное то, что Поттер будет страдать. Это причинит ему страшную боль, такую, какую каждый день испытывал Драко. Они все заплатят ему.***
Гермиона недовольно посмотрела вслед первокурснику, который был слишком наглым и не уступал дорогу. Краем глаза она увидела зелёную нашивку на мантии, и всё тут же стало понятно. Проклятые слизеринцы. Грейнджер не страдала предубеждением, как Рон и Гарри, что все представители змеиного факультета являются злом во плоти, но по поводу некоторых экземпляров не спорила. Малфой. Его поведение было для неё загадкой. Он ничего от неё не требовал, не угрожал, не стал трубить о случившемся на всю округу, и это вызывало кое-какие подозрения. Что ему могло быть нужно? Он явно знал, что она и Гарри следили за ним. Поттер хоть и врёт, но продолжает это делать. Это одна причина. Второй может быть то, что гриффиндорка замарала его добродетель своей грязной кровью. Как же, чистокровный Малфой такое не переживёт. Все эти мысли приносили только одно — тревогу. Гермиона смотрела на слизеринца, ловила его взгляды на себе, в которых были непонятные намёки, и боялась. Она не представляла, что всё это значит. Что Малфой хочет от неё. И хочет ли вообще, может, это она стала психологически неустойчивой, и теперь ей стоит держаться подальше от нормальных людей. Наверное, это глупо, но девушка ничего не могла поделать со своими страхами по этому поводу. Гермиона провела Рождество в состоянии, словно ты не здесь и не там. Она не хотела погружаться глубоко в свои мысли и воспоминания, но это происходило против воли. Она каждый вечер ловила себя на том, что, смотря на камин, вспоминает, как Малфой прошептал «Инсендио», отчего выручай-комнату окрасило в золотистые оттенки. Грейнджер вспоминала, как его руки касались её. Грубо и нежно одновременно. Это было парадоксом, но Гермионе это нравилось и хотелось ещё. Она помнила, как шептала его имя, когда он целовал её ключицу. Помнила, как закатывались глаза и подгибались пальцы на ногах от удовольствия в каждой клетке тела. Она помнила всё. И ненавидела себя за это. Интересно, Малфой думал о ней? Хотя это абсурд. Он точно не тот человек, который заморачивается о проведённой ночи с девушкой. Он из тех, кто сам сбегает поутру, разбивая дурочкам сердце. Гермионе было стыдно, что и она стала такой, почти стала. А ещё ей было стыдно за свои мысли. У неё появился интерес в отношении Малфоя. Она анализировала его. И это был первый шаг в непроглядную пропасть, из которой не выбраться. И сейчас, вернувшись в Хогвартс, она страдала от чувства вины перед мальчиками. Ещё не так давно она обвиняла Рона в том, что он выбрал Лаванду, а теперь Гермиона испытывает какое-то непонятное влечение к их злейшему врагу. Он не простит. А Гарри… Гарри просто отвернётся от неё. Хотя это именно он виноват, что всё так получилось. Он толкнул её навстречу Малфою. Она не рвалась, но в итоге сама же оказалась в подвешенном состоянии и не знала, как ей быть и с чем разобраться в первую очередь. Гермиона прижала книгу к груди, задумавшись и не замечая ничего вокруг. Плечо пронзила боль, и она вскрикнула, выронив фолиант на пол. Девушка настолько потерялась в себе, что не обратила внимания на колонну, в которую врезалась. — Чёрт. Она наклонилась поднять книгу, потирая плечо. Как только она присела, а пальцы коснулись твёрдой обложки, прямо перед ней материализовались ботинки из драконьей кожи. Гермиона знала их владельца, к сожалению. — Грейнджер, как приятно, когда ты ползаешь у меня в ногах, — Малфой ухмылялся и, спрятав руки в карманы брюк, выглядел слишком довольным жизнью. Гермиона закрыла глаза, беря себя в руки. Медленно выпрямившись и держа книгу в одной руке, она приторно фыркнула: — Какая встреча, Малфой. А скажи, разве не ты постоянно ползаешь у своего хозяина в ногах? Драко хмыкнул и наконец-то почувствовал хоть какой-то интерес к происходящему. Он так давно ничего не ощущал, что ссориться с гриффиндоркой можно было только ради этого. — Нет, Грейнджер, поклоняются мне, а не я. Кстати, как там малыш Поттер, он ещё не в курсе о приключениях своей маленькой подружки? — Драко равнодушно рассматривает ногти и краем глаза ловит шок девушки. — Ты не рассказала. Это принесло непонятное чувство. С одной стороны, он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о его небольшом веселье с грязнокровкой. А с другой, почему-то было приятно. Драко не мог объяснить это, но ему показалось, что для Грейнджер это что-то значило. А значит, она не стала бы трубить об этом, что ему в любом случае на руку. — Ты идиот, Малфой, если думаешь, что я бы стала о таком рассказывать. Это же позор — переспать с тобой, — Гермиона была в состоянии аффекта и не успела прикусить себе язык, чтобы вовремя заткнуться. Жаль, что было поздно. Драко саркастично нахмурился и посмотрел на девушку, как на таракана под подошвой. — Грейнджер, ты серьёзно думаешь, что дело в этом? — Он сделал шаг к гриффиндорке, а она отступила на два. — Нет, суть в том, чтобы показать, как низко ты пала в глазах Поттера. Ты просто грязнокровка, которая должна от счастья прыгать, потому что такой, как я, обратил на тебя внимание. По ошибке, но обратил. — Малфой, если ты думал, что я стану хвастаться, что мы переспали, так вот и нет. Переспать с хорьком — так себе удовольствие. Что она творила... Гермиона не знала, почему перестала фильтровать свою речь. Она будто была задета. Но не могли же её задеть слова Малфоя? Это просто нонсенс. Драко стиснул челюсть, теперь злость и раздражение не были напускными. Он действительно почувствовал какую-то боль от слов девчонки, будто ему был неприятен тот факт, что на его месте мог оказаться кто-то другой. Он хотел лично уничтожить Грейнджер, в этом было дело, больше ничего. — Не волнуйся, Грейнджер, я переживу то, что ты не на седьмом небе от счастья. Но вот переживёт ли Поттер? — Драко снова сократил между ними расстояние, и Гермиона отшатнулась от него прямо в стену. Она в ловушке. Боже, это так предсказуемо. — Очень сомневаюсь, что дружба Золотого трио сохранит свою преданность, — Драко тянул слова и ощущал что-то незнакомое. Это приятно щекотало нос, и хотелось наклониться поближе к девушке. Малфой посмотрел на Грейнджер и заметил взгляд затравленного зверька, будто она боялась его. Это было безумием, но Драко хотел другого. Он сам себя уже не понимает. Что происходит? Гермиона чувствовала, что сердце трепыхается как птица в клетке, и ничего не осознавала. Она видела перед собой Малфоя, но ей не хотелось сбежать, напротив, ей хотелось остаться. Каждый нерв был готов к прыжку, всё тело требовало тактильного контакта. Гриффиндорка хотела прикоснуться к нему, как тогда, без страха и с желанием. Она сходит с ума. Грейнджер ощущала потение ладоней, отчего книга в руке хотела вырваться вниз. Она чувствовала его запах: яблоки, шоколад и цитрус. Такие домашние запахи, абсолютно неподходящие Малфою, но в них хотелось потеряться. Было желание поцеловать его, как тогда. Гермиона буквально губами почувствовала, что если она этого не сделает, то пожалеет. Это было самое страшное, что с ней приключалось, потому что она не контролировала себя. Драко был в смятении. Гриффиндорка не отшатывалась от него, а наоборот — смотрела с каким-то тайным смыслом во взгляде. Он боялся своих желаний уже давно, но сейчас это приняло более пугающий поворот. Он хотел повторить то, что было. При свете дня, чтобы видеть каждую эмоцию на этом упёртом лице. Чтобы знать, что она с ним и не смеет представлять кого-то другого. Это был сдвиг, но такой желанный. Поттеру он может рассказать в любой момент, так кто же мешает ему взять то, что так и просится в руки. То, что почему-то стало таким необходимым за секунду. Малфой не шевелился, а Гермиона, смотря на его губы, была в шаге от совершения своей второй ошибки, такой же ужасной, как и первой. Она решила, что если Малфой сейчас пошевелится, то всё. Но он был под таким же наваждением, и все её доводы отправились в топку, потому что в следующую секунду девушка поцеловала его. Медленно и робко, будто до конца не понимала, что делала. Драко, наверное, впервые в жизни растерялся. Его парализовало, и лишь когда тёплые, мягкие губы начали отстраняться, он взял инициативу на себя. Слизеринец аккуратно положил руку на горло девушки и углубил поцелуй. Гермиона не сдержала стон и возненавидела себя за это. Она забыла про книгу, что выпала из рук, и притянула ладонями Малфоя ближе к себе. Между ними не осталось и сантиметра. Драко скользнул языком в рот девушки и был готов застонать только от этого, хотя ему давно не двенадцать, и даже первый поцелуй не вызывал в нём такого необъяснимого восторга. Он надавил большим пальцем в углубление ключицы, мечтая вновь оставить там свои следы. Что же произошло между ними в ту ночь, раз они настолько утонули друг в друге, да ещё и так быстро? Гермиона тянулась к Малфою, скользя руками по плечам и волосам, потому что он позволял и поощрял это. Она встала на носочки и зарылась кончиками пальцев в его волосы, притягивая ближе его голову. Драко не сдержался и крепко схватил девчонку за подбородок, разорвав на секунду поцелуй. Наверное, этого времени было бы достаточно, чтобы прийти в себя, но, видимо, не в этой жизни. Слизеринец снова соединил их губы и опустил другую руку на ягодицу девушки, сильно сжимая. Это какое-то безумие. Почему она не приходила в себя? Гермиона честно старалась разбудить внутри совесть, стыд, вину, что угодно, но все моральные устои, которыми она так гордилась, в этот момент умерли без возможности воскреснуть. Она не обратила должного внимания на пошлое прикосновение Малфоя, лишь прижалась крепче. Губы уже болели, а воздух был в дефиците, но заканчивать эту головоломку из чувств не хотелось. Драко чувствовал, что пожалеет — сильно — когда придёт в себя. Более того, он будет жалеть очень долго о своём поступке, но разум, точно издеваясь, подкидывал только пошлые картинки, которые хотелось реализовать тут же. Он ощущал недостаток кислорода, ощущал небольшое головокружение от концентрата запаха гриффиндорки и всё равно не пытался это закончить. Остановите его, пожалуйста. Малфой знал, что в штанах просто ад от возбуждения. Знал, что заигрался. Знал, что попался в свою ловушку, при этом ничего не осознав. Знал, что его план вышел дерьмовым и глупым до безобразия. Знал. И наслаждался подружкой Поттера. И тем, что прежде никогда не испытывал. Он и подумать не мог, что Грейнджер… такая. Может, это было преждевременным решением или слишком скоропостижной и неосторожной мыслью, но он захотел её себе. Лично для себя. Это была странность, которую объяснять сейчас не было желания. Зато было желание взять Золотую девочку прямо здесь и узнать, на что ещё она способна. То, что Грейнджер умела удивлять, Драко уже понял. Гермиона поняла, что задыхается, и ей пришлось, именно пришлось, оторваться от губ Малфоя, которые стали ассоциироваться с наркотиком. Они тяжело дышали с закрытыми глазами. Только она боялась посмотреть на слизеринца, потому что не представляла, что теперь будет. А Драко ухмылялся, потому что знал. Гермиона медленно разлепила веки и аккуратно убрала руки с плеч Малфоя. Ей казалось, что сейчас где-то произошёл взрыв атомной бомбы, ведь они находились на минимальном расстоянии и не пытались убить друг друга. Хотя у них уже был такой момент. Драко посмотрел в глаза гриффиндорки и увидел неуверенность и даже стыд, который начал просыпаться на дне зрачков. Может, это было аномалией, неважно, но он не стал дразнить и подкалывать, ведь сам был задействован в процессе не по принуждению. Малфой вдохнул запах кофе и кокоса, насыщаясь. Он чувствовал, что хотел сказать что-то ещё перед этим безумием, которое их охватило, но не мог вспомнить что. Ему точно нужна психологическая помощь. Слизеринец ухмыльнулся уголками губ и обогнул гриффиндорку, удаляясь. Были слышны только его расслабленные шаги. Гермиона в ужасе, опираясь о стену, села на пол. Она боялась прикоснуться к губам, потому что они, наверное, увеличились в несколько раз. Медленно, как до маленького ребёнка, до неё доходили последствия своего поступка. Это она поцеловала Малфоя первая. Она. Боже. Грейнджер почувствовала, что плачет. Ей хотелось сброситься со скалы, может, это помогло бы избавиться от той боли, которая начала сжигать всё живое внутри. Может, это помогло бы перестать ощущать, как горб на спине, вину, которая была безжалостна. Может, это помогло бы перестать сомневаться в каждом своём решении, потому что Гермиона уже боялась себя. Она себя не узнавала и, казалось, не помнила. Что с ней произошло? Почему это было таким стремительным? Почему ей даже не дали время принять всё случившееся? Почему? Она не знала. Такого не бывает. Такое не может случиться в её реальности. Она лучшая подруга Гарри Поттера и Рона Уизли. Она влюблена в Рона Уизли и мечтает стать его девушкой, а в будущем женой и матерью его детей. Она хочет построить карьеру в Министерстве, в отделе магических популяций. Она защищает домовых эльфов, потому что считает, что равноправие необходимо — неважно, какое ты существо. Она любит читать и не любит нарушать правила. Она добрая, честная, трудолюбивая девушка. Она Гермиона Грейнджер, дочь маглов — стоматологов. Но, к сожалению, правдой осталось только последнее. Гермиона больше не знала себя. Что-то произошло с ней в ту ночь, что изменило её навсегда. Может, это была тёмная магия, а может, она просто попала в капкан, который ей любезно соорудили. Не важно. Суть была в том, что привычная Гермиона Грейнджер умерла на этом самом месте. А кто проживал в её прежнем теле — ещё предстоит выяснить.***
Драко смотрел на Грейнджер. Снова. Но он смирился с этим фактом, так что это уже не вызывало презрения к себе и непонимания собственного поведения. Малфой понял, а он был большим мальчиком для таких вещей, что хочет гриффиндорку, причём это очень нетипично для него. Плевать на детали, главное, что проблема ясна. Да, она вызывала много нового в холодном и привычном мире слизеринца. Да, она была подружкой Поттера и грязнокровкой. Да, она всё ещё Грейнджер, а значит, что всезнайка и зануда. Но это не волновало так, как раньше. Сейчас Драко находил в этом экзотику и желание насолить врагу и попробовать запретный плод. Он принял это и решил не греть себе мозги только из-за того, что у него вставал на грязнокровку. Это ничего не значит. У него стресс, и хочется расслабиться, в конце концов, он ещё подросток. Так что переживать и убиваться по этому поводу Драко не будет. Просто повеселится с Грейнджер, а как надоест, он забудет всё это как страшный сон. План действий готов, и теперь его можно реализовать. Осталось только подкараулить гриффиндорку одну. Грейнджер выглядела помято, будто не спала всю ночь и, возможно, рыдала. Уж не из-за поцелуя? Видимо, чувство вины взяло вверх. Драко нахмурился и ощутил импульс бешенства в груди, когда Уизел наклонился к девчонке слишком близко. Зря он это сделал. Малфой ненавидел делиться и никогда этого не делал, даже не собирался начинать. Поэтому злость была обоснованной, ведь он знал, что гриффиндорка сохла по этому недоразумению. Все знали, кроме, наверное, самого виновника истории. Но это не мудрено, ведь тот никогда не отличался наличием мозга. Уизел отодвинулся от Грейнджер после кивка и пары слов. Малфой буравил девушку взглядом, надеясь, что она почувствует и будет проще показать ей, что ему нужно. Драко почему-то был уверен, что она согласится. Это было видно в каждом вздохе и взмахе ресниц. В каждом прикосновении и ответе на поцелуй. Она согласится. Это будет просто секс, чтобы хоть как-то себя занять. Больше ничего. Драко думал о последствиях, пытался, но не находил их, поэтому своего решения не стоит бояться. Он сделал верный вывод: это не какие-то там чувства, а просто похоть, которую необходимо утолить. Грейнджер, подперев кулаком щёку, ковырялась в тарелке, и Драко испытывал в этот момент сумасшедшее желание залезть к ней в голову, чтобы узнать, о чём она думает. Что она думает о нём. Он ещё никогда никого не хотел так понять. Он вспомнил, как она прижималась к нему в выручай-комнате. Пьяная и вся его. Это заводило не хуже зелья похоти. Она будто только и мечтала оказаться рядом с ним, а Драко попался в этот омут с головой. Но это был только секс и будет, ничего больше. — Малфой, ты вообще здесь? — Блейз толкнул его в плечо, вырывая из задумчивости. — Да, я здесь, — Драко кивнул и мельком посмотрел на Забини. — Ты какой-то странный в последнее время, на себя не похож, — мулат сделал глоток тыквенного сока, параллельно поедая пирог с патокой. — Я всегда такой, но сейчас просто настроение не очень, — Драко ухмыльнулся уголками губ и вернул внимание Грейнджер. Она всё также расстроенно и безэмоционально ела свой ужин. Это напрягло его без весомой причины. Ему должно быть всё равно на состояние гриффиндорки, а он переживает о её закидонах. Что-то тут не так. — Да нет, в том-то и дело, сейчас всё по-другому, Драко, — Блейз внимательно и пристально смотрел на его выражение лица, будто пытался разглядеть извилины мозга. — Это не из-за того?.. — Ты о чём? — небольшое раздражение уже стало прорываться в голосе, но Драко сдерживал его. Больше всего он хотел понять и схватить ту мысль за хвост, которая проскочила до слов Забини. Внезапно Малфой вспомнил, что друг ждёт его ответа, правдивого. — Нет, это никак не связано с проектом, не переживай. — Тогда что? — мулат видел, что с Драко что-то не так. Обычно он никогда не юлил с ним, а сейчас пытался сделать так, чтобы от него отстали. — Малфой, мать твою, я с кем разговариваю? Драко резко отвернулся от гриффиндорского стола и посмотрел на Забини, который уже был зол его крайним пренебрежением. Он не хотел ссориться с другом, но ему поперёк горла стояли нравоучения, так что здесь сработал рычаг, который освободил всё недовольство за стенами безразличия ко всему живому. — Забини, иди нахрен, ты не моя мамочка, чтобы читать нотации или направлять на правильный путь, я сам со всем разберусь, понял? — это было сказано слишком грубо, Драко никогда ещё не позволял себе так разговаривать с другом, но пожалеть он не успел, потому что Грейнджер закончила ужин и встала из-за стола. — Нахрен, значит? — Блейз был задет, он знал, что Малфой та ещё гнида, но это стало своеобразной последней каплей. — Хорошо, разбирайся со своим дерьмом сам, я умываю руки. Мулат резко встал со скамьи и вылетел из Большого зала. Драко закрыл глаза, облокачиваясь на сложенные руки. Это был пиздец. Он умудрился поссориться с другом из-за какой-то фигни. Чёрт. Ему не нравилось то, что творилось в его жизни с приходом в неё Грейнджер. Хоть она и заняла позицию «изредка мелькать перед глазами или шанс повеселиться», это здорово стало портить его планы и в принципе всё. Она, сама того не зная, начала разрушать его жизнь и привычные устои, которые перед её появлением выдерживали всё. Драко не осознавал всех своих ошибок. Он не мог понять, когда всё это началось, раз теперь это падение домино он не в силах остановить. Это цепная реакция, которая меняла всё, что попадалось под руку, не спрашивая разрешения. И Грейнджер стояла во главе всего этого кошмара. Она была его кошмаром. Гриффиндорка просто залезла к нему в голову и перелопатила там всё на своё усмотрение. А Драко никак не мог собраться после этой атаки с переделыванием его мозгов, его норм поведения, его взглядов, его привычек, его психического состояния. Он ненавидел эту дрянь и одновременно хотел до белых точек перед глазами. Полный бред. Драко открыл глаза и уставился на двери Большого зала, из которого недавно выскочили его друг и та, кто ему нужен прямо сейчас. Он медленно встал из-за стола и пошёл на её поиски, а потом… Посмотрим.