***
Гермиона плакала. Наверное, из-за всего сразу. Она вытирала мокрые и солёные щёки, всхлипывая и шмыгая носом, который уже покраснел и болел от такого количества нагрузки. Было больно и холодно внутри. Осознание этого факта лишь усугубляло и без того безнадёжную ситуацию. Она боялась. Гермиона так неосторожно позволила Малфою увидеть все секреты её друзей, что начинала паниковать и вздрагивать от каждого шороха. Она не знала, можно ли доверять Драко, не знала, стоит ли это того. Однажды ей уже приходилось обжигаться, и ошибаться на его счёт, и проверять, и наступать на одни и те же грабли не хотелось. Но дело сделано, и остаётся только надеяться, что её страхи останутся беспочвенными. Гермиона не хотела снова разочаровываться в нём. Потому что она знала, что не переживёт этого во второй раз. Было жутко от осознания своей ошибки, если она будет таковой. Девушка боялась представить, если из-за неё всё магическое сообщество будет порабощено. Лучше сразу смерть. Но оставалась мощная ненормальная надежда на чувства, которые клубились между гриффиндоркой и слизеринцем. Если она что-то значила для Драко, или то, что между ними происходило, он унесёт эту тайну в могилу и, возможно, даже попытается помочь. Гермиона мечтала, чтобы всё сложилось именно так. Мальчики спали, что давало возможность спокойно пореветь. Это было попыткой выпустить всё то напряжение, скопившееся на дне желудка и не отпускавшее ни на миг. Она честно старалась держаться, но последние новости выбили её из колеи. Они были как гром среди ясного неба. Орден понёс серьёзное поражение в Румынии, и у них больше не было там союзников. Туда отправились Симус и Люпин для урегулирования происходящего, но впоследствии они были убиты. Финниган на поле боя, а Римус предположительно был взят в плен, но лучше бы ему быть мёртвым. Плен для члена Ордена хуже смерти — это дорога в ад. Ещё недавно в Поттеровском дозоре рассказали о пропаже профессора Слизнорта. Это произвело шок. Позже выяснилось, что он был убит Пожирателем смерти. Узнавая все эти новости, Гермиона не выдержала и с огромным удовольствием вызвалась подежурить. Ей было плохо, ужасно, не было такого слова, чтобы описать всю ту боль и злость, что бушевали у неё в душе. Ей было плохо, а что творилось с Гарри — страшно представить. Он ничего не сказал, ни единого слова после всех этих известий. Просто лёг на кровать и смотрел в потолок весь последующий день. Рон пытался с ним поговорить, но Поттер будто навсегда утратил эту функцию. Гарри стал крёстным Тедди, а его отец погиб, не имея возможности в будущем увидеть сына. Поттер знал, что значит расти без отца, и поэтому хорошо представлял, на что был обречён Тедди. Что было с Тонкс — никто из них не знал, они могли лишь гадать. Гермиона боялась спать, потому что в голове не успокаивались картинки тех событий, с которыми они столкнулись. Когда они скитались по лесам в прошлый раз, то мало видели войну и её кошмары, но в этот раз ситуация обострялась с ужасающей скоростью. Это показывало, насколько они были непроинформированы в то время. И самое страшное было в беспомощности. Никто из них не знал и совершенно не представлял, что делать дальше. Крестража в Доме Реддлов предсказуемо не оказалось. Гарри был разбит. Он всем сердцем верил, что это огромная возможность сдвинуться с мёртвой точки, что это шанс положить всей войне конец. Но его надежды не оправдались, и это подкосило весь боевой дух. А после новостей… сил на что бы то ни было абсолютно не осталось. Они сменили место, где были — непонятно, но на большее никто из них не был способен. Вокруг был лишь лес с тающим снегом и раскрывающимися почками на деревьях. Такая обстановка должна помочь, но всё было с точностью да наоборот. Она сильнее угнетала и будто напоминала, что они одни против всего мира. Помощи ждать неоткуда, и уныние только набирало обороты в каждом из них. Может, это был такой своеобразный период, который просто нужно переждать, но веры в эти успокоительные доводы не наблюдалось. Она покидала тело со стремительной скоростью без возможности восстановления. Гермиона в очередной раз вытерла щёки и, смотря на костёр, думала обо всём сразу. Иначе уже давно не получалось. Каждый раз, когда в её голове начинался мыслительный процесс, остановить этот запущенный механизм с желанием разрушить всё подчистую становилось невозможным. Мысли перескакивали с одних на другие, и свободного места с покоем в нервных клетках не существовало. Она вспоминала последнюю встречу с Малфоем. Свои желания и страхи, которые полностью завладели её рассудком. С одной стороны, она мечтала плюнуть на всё, закрыть глаза, отключить мозг и остаться с ним. Но с другой – все принципы, убеждения, цели, близкие люди стали бы обесцененными. Гермиона бы предала абсолютно всё, и она не могла себе этого позволить. Сейчас так точно. Девушка подозревала, что Драко найдёт её в любом случае. Он сказал, что наложил на неё следящие чары, которые чисто гипотетически она могла снять, но даже не пыталась. Ей хотелось, чтобы существовала такая возможность увидеть его. Пускай это огромные риски, за которые она потом будет винить себя в удвоенном размере, но эти минуты наедине с ним помогали ей держаться. Потому что своих сил на это не хватало. Пока Гермиона находилась на площади Гриммо, не чувствовалось такого уныния и полной недееспособности. Но стоило им с мальчиками отправиться за крестражами, выйти в реальный мир, как всё, что от них прятали и скрывали, вышло наружу, не щадя ничьих чувств. Это похоже на резкое погружение в ледяную воду. Как бы ты ни подготавливал себя, всё равно это будет полной неожиданностью. Было страшно загадывать наперёд, но ощущение, что всё только начинается, не отпускало. Оно росло в геометрической прогрессии, сметая любые попытки подумать иначе или представить совершенно другой сценарий разыгрывающихся событий. Она могла только надеяться, но надежда, как известно, умирает последней. Гермиона судорожно выдохнула и почувствовала, что скопившееся напряжение немного отпустило её. Боль не ушла, она самую малость замолкла под тяжестью сегодняшних проблем. Иногда девушке казалось, что выдержать это невыносимое ощущение тревожности, которое покалывало в каждой клетке организма, попросту нереально. Но после она смотрела на Гарри и винила себя за проявленную слабость. То, что он вынес и продолжает, вряд ли другой бы выдержал. Поттер держался, несмотря на всё, хоть у него, безусловно, тоже бывали разные моменты. И Гермиона, видя всё это, понимала, что стала слабой, а может, и всегда такой была. Она хотела другого от жизни, совершенно. Но, как это бывает, спрашивать её об этом никто не стал. Вероятно, всё в её жизни могло сложиться по-другому, если бы она не стала соглашаться на роковую просьбу Гарри. Возможно, ей бы не было так одиноко. Наверное, как и большинство людей, она боялась одиночества. Настоящего, не придуманного. И поэтому в такой сложный период силы, что и так были на волоске, безвозвратно покинули хозяйку. Гермиона хотела к Малфою, вот и всё. Она не просто верила, она знала, что рядом с ним не было бы так страшно и одиноко. В этом не было сомнений, как и в её безумии из-за него. В их совместном безумии. Они стали настолько зависимыми и одержимыми друг другом, что это иногда пугало. Возможно, это неправильно. Возможно, это извращённые отношения. Возможно, они оба психи. Возможно, эти вопросы стоило подвергать сомнению с самого начала. Но… что она точно знала, так это то, что их чувства настоящие. Обжигающие. Непонятные для окружающих, но родные и неподдающиеся описанию. Наверное, в любой из реальностей союз Малфоя и Грейнджер можно было описать только одним словом: Сумасшествие. Гермиона сильнее закуталась в плед и почувствовала, что истерика, которая настигла её, дала о себе знать. Жутко захотелось спать. Глаза против воли слипались, и становилось всё сложнее моргать. Она решила, что, прислонившись спиной к дереву и закрыв на секунду веки, не совершит ошибку. Как только голова коснулась твёрдой поверхности, сон поглотил её.***
Кто-то тряс её за плечо. Гермиона нахмурилась и недовольно пробормотала: — Ещё пять минут… Только она захотела украсть от спокойного сна без кошмаров ещё немного времени, как некто затормошил всё её тело. — Гермиона, вставай, — Рон схватил девушку за плечи и вертел в разные стороны, чтобы разбудить. — Рон… — она разлепила веки, которые из-за слёз с трудом этому поддавались, и раздражённо уставилась на друга. — Я просто хотела поспать. — Гермиона, ты спала на земле, потрогай свои руки, ты околела, — Рон был очень взволнован, он даже испугался, когда девушка долго не просыпалась, что опоздал, и она замёрзла насмерть. Конечно, на улице холодно было не настолько, но возможность подхватить воспаление лёгких никто не исключал. Только его им не хватало. Грейнджер поняла, что слишком злобно отреагировала, и поспешила извиниться: — Прости, просто я расстроилась из-за всего, и меня уморило возле огня. — Ничего, — Рон взлохматил волосы и помог ей встать. — Как Гарри? — спросила Гермиона, с трудом поднимаясь. Ноги затекли от неудобного положения, и она дала себе минуту, прежде чем сделать первый шаг по направлению к палатке. Уизли поджал губы, опустив взгляд. — Он спит, ни разу не вставал с кровати, — лицо рыжего приобрело скорбное выражение, и он едва сдержал желание закричать на всю округу. — А сколько сейчас времени? —Гермиона прочистила горло, потому что голос стал неожиданно ломким. Как после простуды, когда связки ещё не восстановились. В груди поднималась вина вперемешку с болью и горечью от утраты друзей. Было желание снова разреветься, но позволить себе это в данный момент, всё равно что признаться в отчаянии. Которое стало синонимом её существования. — Девять, я проснулся и увидел, что твоя кровать пуста. Потом вышел на улицу и понял, что ты решила подхватить воспаление лёгких, — пробурчал Рон, поднимая плед и подушку, на которой она просидела всю ночь. — Спасибо, — Гермиона положила ему руку на плечо и коротко и достаточно уныло улыбнулась. Даже такое простое действие отнимало море энергии. Они вошли в палатку, где лежал и не двигался Гарри. О том, что он жив, говорила лишь неровно вздымающаяся грудь. Дыхание Поттера было прерывистым и крайне неспокойным. Если бы Гермиона хоть немного была способна в легилименции, то постаралась бы помочь другу, а так… Эту науку, к огромному своему сожалению, она не смогла постичь. Хотя пыталась долгое время на пятом курсе, но её мозг будто отказывался подчиняться, чем и пользовался теперь Малфой. Он как-то сказал про её ментальные стены, что они даже не похожи на шторки, их попросту нет. Тогда Гермиона не придала этому значение, но после поняла. — Может, его разбудить? — Рон нахмурился и не отрывал обеспокоенного взгляда от друга. — Не стоит, пускай лучше он спит и не думает обо всех этих проблемах, — ответила Гермиона приглушённым голосом и прошла на кухоньку, чтобы налить себе чаю. Только сейчас она в полной мере осознала, насколько замёрзла. Уизли прошёл за ней и сел за стол, кладя руки на него и складывая их в замок. Весь его вид говорил о напряжённости внутри. Он смотрел перед собой, блуждая в своих мыслях. Грейнджер заварила им обоим чай, накинула на плечи плед и присела напротив. Дуя на горячий напиток, она смотрела на Гарри и не представляла, что с ним случится, если кого-то из них не станет. Он просто этого не переживёт. И сдастся. Это было хуже всего — знать, что силы на борьбу не вечны и вполне могут закончиться даже у самых сильных. — Что дальше? — отчаянным шёпотом спросил Рон и поднял на девушку грустный, безнадёжный взгляд. Гермиона задохнулась от этого коктейля и не знала, что ответить, чтобы хоть немного вселить в Рона надежду. В них обоих. Это всё равно что сказать ребёнку о том, что Санта Клауса не существует, а потом посмеяться и перевести всё в шутку. Надежда была отнята, но кроха оставалась жить. — Я не знаю, Рон, — это были самые честные слова девушки за последние пару лет. — Наверное, нам нужно немного времени, чтобы подумать… обо всём, но сдаваться ни в коем случае нельзя. Она это сказала, и теперь оставалось только в это поверить. — Просто… — Уизли запнулся, и было ощущение, что он не хотел говорить эти слова. — Я боюсь за свою семью и, видя, что наши скитания ни к чему не приводят, начинаю сомневаться… во всём, — он грустно хмыкнул. Грейнджер растерянно посмотрела на него, не представляя, какой страх он испытывает каждую секунду. Её родители не помнили свою дочь и поэтому были в безопасности, а Рон не знал, живы ли его родные, которые продолжали сражаться. — Рон, я думаю, что главное сейчас, не терять веры не только в наши убеждения, но и в Гарри, который… — Который вас слышит, —раздражённо сказал Поттер, вставая с кровати со странным выражением лица. Почему-то в это мгновение девушка вспомнила ссору, которая случилась в такой же тяжёлый период. Сейчас могло произойти нечто подобное, и она не знала, смогут ли они выдержать это ещё раз. — Гарри… — Гермиона хотела сказать хоть что-то, но, как назло, ничего не пришло в голову, и горло сковало непонятным спазмом. — Можешь ничего не говорить, — брюнет поднялся и издал саркастичный смешок. — Я прекрасно понимаю, что всё это значит. Я в курсе, что это была моя идея снова отправиться за крестражами, я знаю, но неужели вы думаете, что я не винил себя за это ещё в первый раз. — Друг, успокойся, ладно? — Рон встал из-за стола и медленными шагами приближался к Гарри. Грейнджер почувствовала, что слёзы наворачиваются на глаза. Она видела, как Гарри больно, что он винит себя за все прегрешения мира и никак не может понять, что здесь дело не только в нём. Люди борются не только из-за веры в непобедимого Гарри Поттера, а потому что это гораздо больше. Это их будущее, будущее их детей, которым ещё расти в этом мире. И если позволить Волдеморту захватить власть, то не останется ничего. Будет нечего спасать. Но Гарри настолько потерялся в скорби, до сих пор не отпустив даже смерть родителей, что новые убийства ещё больше загоняли его в тупик. Без возможности выйти. — Не. Надо. Меня. Успокаивать, — отрывисто и яростно прокричал Гарри, всё больше уходя в состояние неадекватности. Он всегда был импульсивным, и сейчас это было только во вред. Он не умел справляться со взрывом эмоций. — Гарри, никто тебя не винит, —Гермиона встала вслед за Роном и постаралась хоть немного успокоить друга. — Пожалуйста, давай обо всём поговорим, тебе станет легче, ты… — Мне не станет легче, Гермиона! Никогда! — прокричал Поттер, смотря на неё расфокусированным взглядом. — Никогда! Я больше не могу это терпеть, понимаешь?! Это…всё равно… что умирать каждый раз, — Гарри зло вытер слезу, которая покатилась по щеке. — Что я скажу Тонкс? Что я скажу Тедди? Что из-за меня умер её муж и его отец? — он зло покачал головой с сумасшедшей улыбкой на лице. — Я не смогу посмотреть им в глаза! Люпин был последним, кто ещё был причастен к прошлому, кто был другом моих родителей, я… а я убил его. Гарри посмотрел на точку на полу, и слёзы покатились из глаз. Рон сделал ещё шаг к нему, но Поттер шарахнулся от него в другой конец палатки. — Не трогай меня! Я… ненавижу… всё это. Я не хочу больше… я не могу больше терпеть, — Гарри с трудом дышал, он был разбит вдребезги. Гермиона всхлипнула и вытерла рукавом свитера нос. Она стремительно подошла к Поттеру и сжала его трясущееся тело в стальных объятиях. — Я не могу, Гермиона, не могу… Он шептал эти слова ей в волосы, и в один момент его ноги не выдержали и подогнулись. Она опустилась вместе с ним на пол, не размыкая рук. Рон присел рядом с ними и сгрёб обоих в объятия. — Простите меня, я вас в это втянул, я… — Гарри, прекрати, — Грейнджер шептала сквозь слёзы, — ты не виноват, слышишь? Мы рядом и никогда тебя не бросим, слышишь? — Это правда, мы не бросим ни это дело, ни тебя, — Рон крепче сжал руки на их спинах и склонил голову на плечо девушки. — Мы одна команда, ясно, Гарри? — она зарылась носом в шею друга, понимая, что истерика поглотила их всех. — Ясно, — прошептал Поттер, лишь вздрагивая после этого. Они втроём сидели на полу палатки и плакали. Это были слёзы горечи и утраты. Никто из них уже не был прежним, потому что война до неузнаваемости меняла людей. Она не спрашивала, а просто делала и наблюдала за вашей ломкой и болью. Они оплакивали не только потерю близких друзей, но и самих себя. Война не создана для детей или подростков. Она не создана ни для кого, она просто есть, и люди думают, что в этом лежит развитие и эволюция, но прежде чем так думать, стоит вспомнить, сколько жертв она за собой оставляет. Это печально, что люди неспособны жить в мире. Человечество заранее было обречено, после того, как приобрело способность держать в руке палку. То есть причинять боль. Они сидели на полу палатки и оплакивали всë то разочарование и агонию, которые поселились на дне души, медленно пробираясь на самый верх их разума. Никто не знал, выживут ли они. Но совершенно ясно было одно: сдаться сейчас невозможно. Это означало конец всему, во что стоит верить. Для каждого из них это были похожие вещи, которые делали их друзьями и хорошими союзниками. Они сидели на полу палатки и плакали.***
— Что, Малфой, струсил? — Монтегю хлопнул его по спине, и Драко едва сдержался, чтобы не пульнуть в него Аваду. — А ты сменил памперсы, Монтегю? — блондин саркастично выгнул бровь и с удовольствием наблюдал за потугами бывшего одноклассника придумать достойный ответ. — Малфой! — Извини, как только придумаешь свою остроту, обязательно сообщи, — Драко в последний раз свысока посмотрел на Грэхема и подошёл к Рабастану, который его позвал. — Да? — Спросил Драко, ожидая ответа. Рабастан поднял на него глаза, один из которых был расчерчен шрамом. Чем-то он напоминал Грюма, такой же изуродованный жизнью и войной. — Мне говорили, что у тебя есть ко мне просьба, — мужчина не отрывал взгляда от опушки леса, который им был необходим. А точнее, существа, обитавшие там. Волдеморт хотел привлечь разнообразную лесную нечисть, но она отказывалась идти на контакт. С Пожирателями так точно. Почему целый отряд вызвали на исполнение такого идиотского задания, да ещё и с генералом под боком, Драко не мог понять. Но подозрения различного характера были. — Да, я хотел попросить… тебя, дядя, чтобы ты пощадил Забини, — в его лицо впились живой и мёртвый глаза с одинаковым шоком и недоумением. — Он мой одноклассник и хороший друг. Более того, он верен и со всем почтением служит Тёмному Лорду. Боюсь, его смерть будет большой потерей для нашей армии. Драко надеялся, что не переборщил с лестью касательно Реддла и, замерев в ожидании приговора для его друга, принял самый невинный вид. Рабастан был чокнутым, таким же, как и Беллатриса, но если его тётка ещё могла проявить хоть какую-то адекватность, то он нет. Он сумасшедший, обиженный на весь мир маленький мальчик со слишком большой властью в руках. Но Реддлу именно такой генерал был и нужен. Безжалостный, бессердечный, неадекватный, с жаждой убийства любого живого существа. Абсолютно идеальный последователь. Пешка в руках умелого кукловода. Рабастан задумчиво смотрел на горизонт и не спешил отвечать. Драко, конечно, подозревал, что его слова ещё не дошли до того места, куда поступает информация к этому человеку. Но ожидание резало не хуже ножа. И этот ублюдок определённо это знал. — Нет, — резко сказал Лестрейндж и ухмыльнулся, будто только что увидел призовой лотерейный билет. Драко нахмурился и уже с трудом справлялся с раздражением и гневом. Он приложил все усилия, чтобы сдержать тот ор, который хотел вырваться на волю, и, сглотнув, озадаченно спросил: — Почему? — Видишь ли, племянничек, я понимаю твои опасения по поводу жизни твоего друга, но меня это мало волнует, — Рабастан ехидно посмотрел на него и снова отвернулся, празднуя в своей голове победу. — Он ничего не сделал, — прошипел Драко, уже плохо контролируя себя. — Он был неосторожен в высказываниях и назвал своего генерала психом — такое простить ни я, ни Повелитель не смогли, — мужчина мерзко оскалился, начав вертеть в руках палочку. — Ты рассказал… — неверяще прошептал Драко, чувствуя, что глаза готовы выпасть из глазниц. — Рассказал ли Повелителю, что в его войске завёлся паразит, не ценящий своего положения? — он сделал драматичную паузу. — Разумеется. — Ублюдок, — прошептал блондин, до сих пор не веря в услышанное. — Он умрёт там, а ты и рад. — Не всё молодое поколение ценит свои привилегии перед отбросами общества. К сожалению, вы забыли, что настоящие и преданные слуги своего Повелителя никогда не должны осуждать его решений. И на будущее, Драко, — Рабастан повернулся к нему корпусом и положил руки на плечи, — в следующий раз выбирай себе правильных друзей, иначе окажешься рядом со своим дружком на кладбище. Я даже не посмотрю, что ты родня. Он хлопнул его по плечу с улыбкой на губах и направился к отряду, раздавая на ходу указания. А Драко смотрел перед собой и был в ужасе от того, что не смог спасти жизнь своего единственного друга. Он просто не знал, что делать. Если Реддл в курсе и, более того, одобрил эту идею, то шансов на спасение Забини практически не осталось. Малфой посмотрел на Лестрейнджа, и вся ненависть, что обретала форму химеры в его сознании, теперь обратила внимание на ещё одного монстра, которого он захотел уничтожить. Драко видел смерть этого ублюдка в собственных глазах, уже предвкушая удовлетворение от мучений данной сволочи. Он так хотел всем отомстить. За собственную боль и ошибки, которые преследовали его по сей день. Драко больше не мог игнорировать это желание, такая способность больше была недоступна. Малфой смотрел на родственника и чувствовал жгучую жажду крови. Красной. Густой. Неспособной вернуться в родное тело. Ему не было страшно. Эта эмоция покинула сознание, оставляя только хаос и разрушение. — Малфой, тащи сюда свой зад! — крикнул Нотт-старший. Ещё один смертник в его списке. Драко преодолел расстояние между ними спокойными шагами и остановился, прислушиваясь лишь для видимости. — Всю эту поганую нечисть не трогаем, — начал Рабастан с важным видом, будто он император всего мира. — Тёмный Лорд лично проверит результат сделанной вами работы. И будет знать, кого стоит вознаградить, а кого, — здесь его глаза перекочевали на Драко, и пауза была слишком очевидной, — наказать. Докладывать буду я, советую не разочаровать вашего генерала. Мелкие и неопытные Пожиратели покивали головами с каким-то необъяснимым страхом на лице. Драко понял, что это проверка и попытка отсеять лишние, так скажем, рты, которые не могли прокормиться с одной руки их величественного хозяина. Очередная пыль в глаза от Реддла. Он создавал какую-то видимость действий, при этом сидя у себя в хоромах и наслаждаясь гибелью людей. Особенно тех, кто ему был не нужен. — Предупреждаю сразу, в лесу обитают единороги, если кто-то из вас хотя бы заденет его – моментально лишитесь головы, это ясно? — повышенным тоном осведомился Рабастана. В ответ снова были молчаливые кивки. Драко не отводил бешеного взгляда от генерала и понимал, что как только они официально отправятся в рейд, то его мало что остановит не кинуть в спину заклинание этому ублюдку. Один урок, который он выучил на зубок у Беллатрисы. Она оказалась права лишь в одной вещи: чем больше убиваешь, тем легче тебе это осуществить. Драко помнил свои чувства на Астрономической башне, будто это было вчера. Малфой до сих пор ощущал, как от него отрывается кусок души. Но дальше действительно становилось проще. Он убил пятерых после этого. И помнил все их лица и последние секунды перед смертью. И сейчас Драко прекрасно понимал, что его список пополнится ещё как минимум тремя именами. Владелец одного из которых маячил прямо перед глазами. — Малфой, ты что оглох? — Нотт-старший толкнул его в плечо, что-то крича в ухо. — Отвали от меня! — Драко дёрнулся от этого старика в сторону и шипел сквозь зубы. — Ты место своё забыл, щенок? — Теодор оскалился и направил на него палочку, приготавливаясь произнести Круцио, очевидно. Малфой лишь усмехнулся. Он давно привык к боли, таким его больше не напугать. — Здесь Орден! — заорал Монтегю, и, словно в подтверждение его слов, на опушке леса стали появляться их враги. Драко понял, что это его шанс, другого такого не будет. Он скосил глаза на Нотта и понял, что он отвлёкся и уже приготовился отправиться сражаться с Орденом. Малфой резким движением поднял палочку, но, когда Теодор сориентировался, было уже поздно. — Авада Кедавра! Зелёная вспышка промелькнула перед глазами, но никто не обратил внимания на смерть, что произошла на поле боя. Здесь это нормальное явление. Драко почувствовал только удовлетворение. Он отомстил за попытку его дискредитировать и ощущал правильность своего поступка. Его список сокращался. В нём осталось два имени, обладатели которых ещё пожалеют о том, что недооценивали его, что бросили Блейза в самую чертовщину. Малфой в последний момент увернулся от красной вспышки, которая летела в него. Обернувшись, он увидел одного из бесконечного клана Уизли. Драко уже приготовился отправить храбреца на тот свет, как под веками воскрес образ Грейнджер. Это разозлило до безумия. Он чувствовал такую свободу и жажду отомстить всем и каждому, что мораль была совершенно не к месту. Но Драко прекрасно помнил обещания, данные самому себе. Вернуть её. Не отпускать. И главный аргумент… Она не простит. Если Малфой совершит сейчас сознательно похожую ошибку, Грейнджер никогда не подпустит его близко. Она скорее сама запустит Аваду себе в голову, чем снова позволит приблизиться к себе. Все эти мысли вращались с огромной скоростью, не страшась разбиться друг о друга. Драко знал, что прошли миллисекунды, но этого хватило, чтобы опустить палочку, направленную на очередного Уизли. Его Малфой никогда не видел, он был весь в ожогах и татуировках, что выглядывали из-под одежды. Уизли шокированно посмотрел на него и растерянно раскрыл рот, но через мгновение вся его заминка сошла на нет, и его рука, держащая палочку, снова приняла уверенный вид. Драко фыркнул и послал в недоумка оглушающее. Сколько здесь было Орденовцев — неясно. Он видел Бруствера и Грюма, а также ещё нескольких Уизли и свою кузину, которая сражалась с какой-то ненормальной решимостью. Лица остальных ему были незнакомы, но это не мешало им со звериной яростью отправлять в него заклинания. Драко уклонялся, создавал вокруг себя щит, но не убивал. Внезапно разум, дремавший из-за тягот и вины перед другом, проснулся и снова завладел хозяином. Но Малфой искренне был счастлив, потому что убил одну крысу, без которой мир станет только лучше. Проклятый Орден не отступал и нёс минимальные потери. Его со всех сторон облепляли борцы за справедливость и добро, и это чертовски мешало желанию никого из них не убивать. Рабастан кричал от ярости. Он напоминал голодного зверя, у которого отбирали кусок мяса, что совсем недавно лежал перед носом. Лестрейндж носился по опушке, отправляя во все стороны зелёные вспышки. Ему удалось убить несколько мелких Пожирателей, которые так неудачно попали под руку. Поле боя окрашивалось кровью от нескольких сложных ранений, вызывающих медленную и мучительную смерть. На другом конце опушки прозвучал новый выкрик заклинания. А дальше тишина… Орденцы замерли все как один. Никто из них не двигался. Битва прекратилась, и казалось, что даже воздух замер во мгновении. Драко обернулся и увидел тело, которое перешагнул Рабастан с безумной улыбкой на губах. Он начал хохотать, как сумасшедший, приводя каждого в ужас. За спиной Малфоя поползли разговоры и, посмотрев через плечо, он понял, что Бруствер отдавал приказ отступать. Блондин смог услышать лишь хлопки трансгрессии, потому что всё происходило слишком быстро. Лестрейндж не прекращал смеяться, и казалось, что через минуту его попросту стошнит от такой нагрузки на дыхательные пути и желудок. Драко сплюнул слюну вперемежку с кровью и посмотрел в сторону неизвестного тела. Сделав пару шагов, он осознал, почему его родственник так ликовал. Он убил того, кто оставил ему шрам. Того, кто поймал и отправил его в Азкабан. Того, кого он ненавидел больше всего на свете. Аластора Грюма.