10/10

      Книги им никогда не дарили. Отец всегда приносил их не как подарок, а как повседневность. Но братья ждали книг даже больше, чем мультфильмов. Мультики не оставляли им простора для фантазии. А книги… в книгах скрывались целые миры. Такие разные, такие непохожие друг на друга. Донателло научился читать первым, Леонардо не сильно отстал от брата. А вот Рафаэль и Микеланджело то ли действительно с трудом обучались, то ли просто не хотели учиться. Обоим куда больше нравилось, когда кто-нибудь из братьев читал им сказки. Куда лучше это получалось, конечно, у отца. Он читал хорошо, с выражением, для каждого героя выбирая свою интонацию и даже меняя голос. Но мастер Сплинтер стремился обучить детей и сделать их самостоятельными, так что вечернее чтение скоро перестало быть каждодневным развлечением. Поэтому Раф и Майки приставали по очереди то к Донателло, то к Леонардо. Это когда попадались книги без картинок. Но, когда отцу удавалось раздобыть сказки или иллюстрированную энциклопедию, это был настоящий праздник! Тогда братьям никто не был нужен. Им даже было безразлично, что написано на страницах — глядя на яркие картинки, они сочиняли свои вселенные.       Когда мастер Сплинтер однажды вечером принес яркий атлас с написанными на всю обложку огромными буквами «Космос», Микеланджело и Рафаэль едва не подрались. Не могли поделить, кто первый схватит книгу и утащит в свой угол — рассматривать глянцевые страницы. Донателло из любопытства глянул на обложку, но, видя нешуточную свару между братьями, даже претендовать не стал.       — Они сейчас поколотят друг друга, — прошептал ему на ухо Леонардо. — И папа тогда отберет книгу надолго!       — Знаю, — так же тихо отозвался Донни. — Только что ты сделаешь: вон, Майки уже поднял рев.       — Конечно, Раф знатно треснул его по затылку…       Видя, что дети подрались до слез, крыс немедленно отобрал у них атлас. Основное правило дома — никаких ссор — было нарушено. Конечно, сыновья разревелись: Майки в голос, жалобно, а Рафаэль просто отвернулся и шмыгал носом, чтобы никто не увидел, как он плачет. Донателло только печально вздохнул: он еще никогда и ничего про космос не читал. А Леонардо ушел в свой уголок, вытащил из-под штопанного одеяльца любимую, зачитанную до дыр книгу сказок и затих.       Ночью, лежа в темноте без сна, Рафаэль громко сопел. Недовольно косился на младшего. Тот тоже не спал — хулиган слышал это по его дыханию, прекрасно определяя, когда брат действительно дрыхнет, а когда притворяется. Ему до ужаса хотелось высказать все, что он о нем думает. Маленький сопливый придурок! Он нарочно устроил вой! Вот, пожалуйста, результат: оба остались ни с чем. Отвернувшись к стене, умышленно толкнул брата панцирем. Микеланджело тихонько всхлипнул. И ничего не сказал.

Несколько лет спустя

      Рафаэль ввалился в крошечную комнатку Донателло, которую тот гордо называл лабораторией, плечом открыв тяжелую дверь. Из рук у него немедленно посыпались какие-то книжки, листы бумаги и цветные карандаши. Брат удивленно повернулся, оторвавшись от работы (терпеливо учился выжигать по дереву). Взглянул на задиру. Чуть-чуть сморщился: стержни поломаются от падения, а цветные карандаши были на вес золота. Но ничего не сказал. Рафу попробуй скажи что-нибудь: или обидится, или рассердится, или все вывернет по-своему.       — Я что-то могу для тебя сделать?       А зачем еще хулиган обычно приходил? Мог сломать игрушку и попросить починить. Мог сломать игрушку Майки, попробовать починить и только доломать. Мог сломать руку, когда психовал, потому что сломал игрушку…       — Да, — и Рафаэль, все еще теряя по дороге карандаши, пошел к брату. Ссыпал на стол свою поклажу, отодвинув деревянную дощечку. Вытащил из всей этой груды какой-то лист и протянул Донни. — Вот. Мне вот это все нужно. Поможешь?       Донателло взял список и принялся читать. Тонкий листовой пластик, водоэмульсионная краска, колеры, ножницы по металлу, металлические листы, баллончики с краской по металлу… Дочитывая до конца списка, рукастый черепашонок удивлялся все больше и больше. Как правило, Рафаэля интересовали: а) еда; б) комиксы; в) компьютерные стрелялки. А вот все, что касалось поделок, занимало его куда меньше. Никак не занимало, откровенно говоря. Последний пункт был очень длинным. Подперев щеку рукой, Донни вычитывал написанное. И нахмурился. Поднял голову на Рафаэля. Все немедленно встало на свои места.       — Не буду я тебе помогать.       — Это еще почему? — Рафаэль серьезно взглянул на брата.       Донателло очень хотелось промолчать. Но он просто не справился с собой. Иногда шутки Рафаэля выходили за все доступные границы. Иногда они становились откровенно жестокими. И сейчас он задумал мало того, что что-то масштабное, так еще и нацеленное на Микеланджело. Все детство малой, который в хулигане почему-то души не чаял, проревел из-за его злых розыгрышей. И сейчас, прямо перед днем рождения, Раф сочинил редкую гадость.       — Скажи, тебе не надоело делать ему пакости? — неожиданно строго спросил черепашонок. — Ты же решил залить водой его комнату! Считаешь, это нормально?!       — Не комнату. Только кровать, — неожиданно спокойно поправил Рафаэль, присев на край стола.       — Ах, конечно, тогда никаких проблем! — сердито буркнул Донателло. И сгреб в сторону вещи хулигана. — Уходи, Раф. Я не буду тебе помогать. Всему есть предел. Даже у твоего чувства юмора он должен быть.       — А юмор тут при чем? — удивленно спросил старший, кажется, переставая понимать, чего на него взъелся брат.       — То есть ты делаешь это не ради того, чтобы посмеяться… а зачем тогда? Хочешь, чтобы Майки запомнил этот день рождения как самый отвратительный? У тебя есть все шансы. Но — без меня, понял? И я надеюсь, что ты все-таки одумаешься! Поэтому, так и быть, ничего не скажу папе.       И тут Рафаэль совсем огорошил Донателло.       — Да папа знает! Я ему первому сказал, чтобы он меня освободил от занятий в додзе и от уроков. Мне точно понадобится целый день, чтобы все устроить!       — И папа не против таких дурацких розыгрышей?! — черепашка опешил. Прищурился. Не иначе, Раф врал: не мог мастер Сплинтер одобрить жестокость по отношению к самому младшему в семье. И он неуверенно произнес, — я… я пойду спрошу у него!       — Валяй, — пожал плечами Рафаэль, кажется, совершено не забеспокоившись. — Он сам сказал, что ты можешь мне помочь. Леонардо не настолько башковитый, чтобы все это устроить. И потом, Лео я уже попросил — отвлекать младшего, пока я буду заниматься его комнатой. Ну, чтобы он до поры, до времени не сунулся.       — Лео тоже в этом участвует?!       — Конечно. Это он предложил прокинуть трубу из моей спальни, потому что перегородка тонкая, дырку просверлить, а потом заделать проще простого! И другого повода выгнать Майки из комнаты на сутки мы не придумали. И избавиться от его кровати, кстати, тоже. Что ты так на меня смотришь? Ты точно понял, что я хочу сделать?       — Уже не уверен…       Ночью Микеланджело проснулся оттого, что откуда-то из стены уверенной, широкой струей била вода. Сначала не сообразив, что происходит, он заметался в кровати. Поднял голову. Точно над постелью, из смежной стенки их с Рафом комнат хлестала вода. Кажется, там и трубы никогда не было… или была? Младший не вглядывался, что там, в темноте под бетонной плитой перекрытия, происходит. Майки отскочил в сторону, сорвался с постели, вытирая одеялом мокрое лицо и глядя вверх. А потом поспешно кинулся прочь — к отцу.       Конечно, проснулись все. К тому моменты, как мастер Сплинтер и Донателло разобрались, что это за труба, откуда она (все это под недовольное ворчание Рафаэля и молчаливое удивление Леонардо), кровать была мокрая насквозь. Крысе пришлось перекрывать воду в убежище, а Донателло, отчаянно зевающему, лезть на стремянку и смотреть, что делать. Отец и сам прекрасно знал, что происходит, но решил, что мальчики (или хотя бы Донателло) должны уметь справляться с бытовыми катастрофами. После долгих разговоров решено было отложить работы на утро, Рафаэль нехотя предложил Донателло помощь, а Леонардо забрал Майки спать в свою комнату. Когда в убежище все стихло, свернувшийся под теплым боком старшего брата Микеланджело неожиданно прошептал:       — Лео… Лео, ты спишь?       — Угу.       — Лео, знаешь что? Мне кажется… мне кажется, там никогда никакой трубы не было. Тем более, водопроводной. Она не могла… появиться сегодня ночью?       — Ага, конечно. Выросла. Как дерево, — сонно пробормотал Леонардо. — Не выдумывай. Она всегда там была. Просто сегодня ее прорвало.       — Слушай, я же каждую ночь перед сном разглядываю потолок. Он серый, кривой и пустой. Вот точно тебе говорю, там ее не было… или была?       — Была, Майки. Была, — Леонардо зевнул, заворочался, устраиваясь. — Дай спать, а? Утром Донни и Раф ее срежут, замажут стену — и ничего не будет. И кровать твою просушат. Если повезет, завтра ночью будешь спать у себя.       — У меня завтра день рождения, а я остался без комнаты, — тихо вздохнул Микеланджело.       — Несправедливо, — засыпая, пробормотал Лео.       Майки лежал рядом с братом, глядясь в темноту. Интересно, это — случайность? Или это просто он такой невезучий? Конечно, случайности бывают разные. И такие неприятные тоже. Только вот уже не первая странность за последнюю неделю. Началось все с того, что Рафаэль почти перестал с ним играть. Все больше шептался о чем-то с Донателло. И иногда о чем-то загадочно перемигивался с Леонардо. Каждый из братьев и даже папа осторожно узнавали, что бы младший хотел получить в подарок. А Рафаэль вообще не интересовался этим вопросом. Даже когда Майки старался ему намекнуть или расспросить, что брат планирует подарить. Тот отшучивался или отмалчивался. И сейчас еще… Майки до последнего надеялся, что ночевать к себе позовет его именно Рафаэль, а не Леонардо. Но, разбуженный среди ночи, хулиган был такой рассерженный, что, кажется, даже не подумал об этом. Несмотря на то, что именно из-за Рафа Майки всегда плакал горше всего, с ним же ему было лучше. Они точно находились на одной волне, понимая друг друга почти без слов и охотно устраивая разные проказы. Но… но забияка не позвал. Вдохнув, черепашонок закрыл глаза, пытаясь уснуть.       На следующий день Донателло и Рафаэль развели бурную деятельность. Они вдвоем забились в комнатку младшего, закрыли за собой дверь и не велели беспокоить. Мастер Сплинтер предложил помощь, но оба решительно отказались. Донателло спустя время зачем-то принес какие-то книги. И снова дверь оказалась закрыта. Напрасно младший все утро пытался узнать, что там происходит. Вышло только хуже. Мало того, что братья не пустили, так еще и отец с Леонардо, заметив, что Майки бездельничает, загрузили его делами по дому и уроками. А, когда Майки робко напомнил про праздник, решительно сказали, что все празднования и поздравления — вечером. Пока что с днем рождения — и марш заниматься.       А Донателло тем временем, устроившись в новом, растянутом от стены до стены маленькой комнатки гамаке, который Раф притащил из своей спальни, был очень занят: читал учебник по физике, обеспечивая хулигану алиби. Тот сидел на стремянке и сосредоточенно перерисовывал иллюстрации из атласа на потолок. Донни поднял голову, улыбнувшись.       — Как ты додумался только.       — В детстве это была его любимая книга. Помнишь, как мы тогда подрались из-за нее? — хулиган усмехнулся.       — Это не относится к разряду моих любимых воспоминаний, — слабо улыбнувшись, отозвался Донателло. — Даже я почти месяц ждал, пока папа даст поразглядывать атлас.       — Да, точно, было такое. Майки мне недавно сказал, что лучшее место — это космос. Там красиво, звезды, планеты. Оттуда видно Землю. Там можно не скрываться. Там — свобода. А худшее — его комната.       — Почему? — Донателло погрустнел.       — Потому что она серая и мрачная. Вот это ты видел? — и он показал на рисунок на стене. Донни взглянул и тихонько вздохнул. На листе бумаги, приклеенном скотчем к каменной кладке, было неумело, по-детски наивно нарисовано окно. За ним — солнечный день. Услышав вздох, Раф отозвался, не оборачиваясь, — то-то и оно. Это мне до лампочки, где жить. Тебе — не знаю, ты вообще задумывался об этом? Леонардо, когда я его спрашивал, сказал, что принимает подземную жизнь как временную. Он хочет однажды выйти на поверхность. Ему любопытно, что там наверху. Телек — это, конечно, здорово. Но далеко не все. Так вот я не хочу, чтобы Майки не любил свой дом. Тем более, если я могу что-то для этого сделать.       — И ты думаешь, — Донателло кивнул на работу брата, — это поможет?       — Я не хочу об этом думать. Просто делаю и все.       — Интересный ты, Раф, — хмыкнул Донни, возвращаясь к чтению. — То колотишь его почем зря, то устаиваешь ему какие-то нелепые розыгрыши. А то готов вывернуться наизнанку просто потому, что у Майки в комнате нет окна.       — Знаешь, — Рафаэль неожиданно печально усмехнулся. Хотел что-то объяснить, но передумал и произнес, — что до розыгрышей, Майки тоже в долгу не остается. Так что не нужно делать из меня чудовище. А сейчас… ну, я просто хочу, чтобы он получил то, о чем мечтает. А ты бы мог сконструировать для него что-нибудь, все равно ничем не занят. Какой-нибудь реактивный скейт. Все. Не отвлекай меня, ладно? — и хулиган вернулся к работе.       — Реактивный скейт? — Донателло взглянул в панцирь брату. Задумался. — А что, это идея. Я за блокнотом схожу и вернусь…       Вечером братьев и отца как подменили. Праздник удался на славу, папа Сплинтер накрыл шикарный ужин и подарил младшему сыну игрушечный пластмассовый, но почти как настоящий рыцарский меч. Леонардо приготовил для брата набор для творчества — макет пиратского корабля. Донателло — смешной будильник на колесиках, умеющий звонить и ездить по комнате, чтобы Майки не просыпал тренировки. А Рафаэль… Рафаэль таился. На вопросительный взгляд Микеланджело улыбнулся и кивнул на тарелку:       — Доедай. Потом покажу.       — Сейчас хочу, — не терпящим возражений тоном отозвался Майки и улыбнулся. — Ты что-то большое мне приготовил, да? Такое, что сюда не донес, да? Что это? Это мягкое? Это…       — Идем, — Рафаэль засмеялся. Взглянул на семью. — Мы сейчас.       Все как-то понимающе заулыбались и остались за столом. Папа Сплинтер поднялся, поставил чайник на огонь. Сегодня праздничное чаепитие обещало затянуться до глубокой ночи. А Микеланджело и Рафаэль направились к комнате младшего. Раф пропустил брата вперед, позволяя ему открыть дверь. А сам остановился на пороге. Майки вошел. И замер.       Кровати не было. Появился гамак, покрытый темно-синим пледом. Новым пледом. Натянут был так, чтобы, лежа и глядя в потолок, видна была нарисованная на нем солнечная система. Яркие планеты и мириады звезд, нанесенные фосфоресцирующей краской. Вырезанные из чего-то (Майки не знал, из чего) на тонких лесках свисали с потолка объемные макеты комет и астероидов. От двери развешанные на дальней стене маленькие белые бусинки вырисовывались в объемные созвездия. И за этими созвездиями, словно запутавшись в них, клубилась дымная пыльца астероидных облаков. Прямо напротив кровати во всю стену сиял серебристо-серый лунный кратерный бок. А за ним, словно где-то вдалеке — невероятно теплое сияние протуберанцев. В изголовье кровати странное переплетение внутри золотистых колец Сатурна: словно объединенные единым космическим объятием, желто-оранжевая Венера и красно-черный Марс. Когда, просыпаясь, повернешься, можно лежать на животе и рассматривать, рассматривать их часы напролет. Все это было нарисовано просто, безыскусно, широкими мазками и пятнами. Но так ярко, что черепашонок не замечал ни пропорциональных ошибок, ни неточностей. Только цвет и неяркое сияние фосфорных красок. Куда-то пропала и тусклая лампочка, которой освещалась комната Микеланджело. Она несказанно расстраивала его: свисала на тонком проводе с потолка, полуслепая даже без плафона. Теперь на полу стоял, убегая проводом куда-то в темноту, белый мерцающий шар. Не в силах ничего сказать, оглядывая комнату снова и снова, младший ниндзя полез в гамак. Как-то механически притянул ноги к животу. Покачивался - и вокруг как будто ожило, вздохнуло межгалактическое пространство. А черепашонок все смотрел. Смотрел.       Рафаэль стоял в дверном проеме, пристально наблюдая за реакцией брата. И, когда полные слез ярко-голубые глаза обратились к нему, только едва заметно, нежно улыбнулся. Он не умел быть мягким и покладистым, его кроили по другой мерке. Он никогда не сползал до сантиментов в словах и не нуждался в проявлениях ласки. Он знал, для чего они рождены. Отец не случайно дарил им мечи, макеты охотничьих ножей и звездочки сюрикенов. Рафаэль понимал, что в его жизни и в жизни братьев будет много приключений, много сложностей, много побед и, наверное, немало поражений. Он готовился не только к триумфу, но и проигрышам. Не осознавал этого, но сердцем чувствовал, что жизнь только начинается. И в ней будет много интересного. Но космос у каждого будет свой… Рафаэль смотрел в восторженные глаза младшего брата, чуть не расплакавшегося от радости и удивления. Вот она — его маленькая счастливая Вселенная. Его космос. Единственный, на всю его жизнь.