Тэхён постоянно переживал за Чонгука. По-доброму, без какого-либо собственнического подтекста. Если бы Тэхёна попросили назвать топ причин, из-за чего, по его мнению, может пострадать Чонгук — изнасилование в гей-клубе в этот топ не вошло бы точно, а если бы и вошло, то оказалось бы где-нибудь на последнем месте, сразу за нападением инопланетян.
Не потому, что Тэхён считал Чонгука святым, ханжой, думал, что тот никогда не захочет пойти в подобное место или что-то в этом плане. А, во-первых, потому, что Чонгук прямым текстом повторял не реже, чем пару раз в неделю, что гетеро. Такой уверенный в себе гетеро, которому даже интересно никогда не было, каково
там, по другую сторону баррикад. Во-вторых, Чонгук — несовершеннолетний пацан, его не то что в гей-клубы, его в обычные-то ещё как минимум года полтора не должны пускать. И в-третьих, если у Тэхёна и было что-то железное в арсенале, так это не нервы, а уверенность в том, что у Чонгука голова на плечах имеется.
И дело не в том, что Тэхён углядел в Чонгуке своего спасителя, в приступе благодарности приписал самые лучшие душевные качества, напрочь отметя все плохие, посчитав идеальным. Нет. Дело в том, что Тэхён — как ему всё это время казалось — Чонгука знал. Вот только теперь — знал ли? Однозначно знал, что тот привык к нему и было сложно начинать жить отдельно, потому что мелкий — тот ещё собственник. Знал, что Чонгуку будет больно какое-то время, когда они разъедутся, но также и знал, что тот этой ситуацией переболеет и выйдет на связь. Знал, что рано или поздно поймёт, что Тэхён делал это всё во благо. И себе, и ему. Чонгуку восемнадцать, в восемнадцать лет парни хотят встречаться, целоваться, трахаться, пробовать разные вещи и отбирать то, что более приемлемо. Да и ему самому, если честно, уже было тяжко. С одной стороны собственный молодой организм с определёнными потребностями, которые сложно игнорировать, с другой стороны Чонгук, который нравится очень и находится постоянно рядом, забирая всё свободное время. И Тэхён, конечно, не против, но это действительно нелегко.
Однако если бы Тэхён знал, что Чонгук, стоит только одного оставить, решит искать приключения
в прямом смысле слова на задницу и отправится в гей-клуб, а потом налакается там неизвестно чего, Тэхён за порог не вышел бы. Глаз бы с него не спускал. Наплевал бы на любые неудобства, на совесть и всё остальное.
Но Тэхён не знал, только, как он сам в итоге решил, это нисколько не освобождает его от ответственности, которую он сам на себя и возложил, за произошедшее.
А потому руки трясутся, когда он прижимает затихшего Чонгука к себе в такси. Трясутся, когда он ведёт его, запинающегося, до двери подъезда, трясутся, когда он целую вечность ищет нужный ключ в связке, которую, слава богу, прихватил, съезжая, и не выкладывал из кармана куртки.
— Вот так, обопрись о раковину и держись. Держишься?
Чонгук в ответ издаёт булькающий звук согласия.
— Я сейчас сниму штаны, ты не бойся, всё хорошо, я просто осмотрю тебя, ладно?
«А потом, если не дай бог увижу, что тебя покалечили, я пойду в этот ночной клуб, потребую записи с камер, найду этого мудака и убью его нахуй; если записи мне не дадут, я предъявлю им доказательства того, что у них в клубе был несовершеннолетний, и буду угрожать полицией, а потом найду этого мудака и убью его нахуй; если же они мне не поверят, я пойду в полицию, потом по всем инспекциям, натравлю на них всё, что угодно, но получу эти ебучие записи, а потом всё равно найду этого мудака и убью его нахуй».
Чонгук, пошатываясь, стоит и послушно держится за раковину, пока Тэхён осторожно расстёгивает ширинку штанов, которую совсем недавно в туалете клуба своими же руками застёгивал. Чонгук не сопротивляется, когда он осторожно стягивает штаны до колен. Тэхён в этот момент не ощущает того самого трепета, который обычно присутствует, если любимый человек позволяет раздеть себя полностью, потрогать везде и соприкоснуться всем, чем только можно. Он чувствует себя паршиво, ему страшно и больно одновременно. Да, глупо отрицать, где-то в своих фантазиях, которые всегда считал грязными, он уже проделывал это с Чонгуком сотни раз. Так же медленно раздевал, так же осторожно, только в воображении это было ради того, чтобы подогреть напряжение, чтобы подольше поласкать и раздразнить, а сейчас он медлит просто потому, что страшно.
Затаив дыхание, спускает боксеры вниз, к джинсам. Чонгук икает сверху и опасно покачивается, но удерживает равновесие. Парадокс: был настолько пьяный, что не смог противостоять какому-то пидорасу в клубе, но не настолько, чтобы не признать Тэхёна, и, признав, ни капли не сопротивляться и доверять безоговорочно, даже едва находясь в сознании.
Тэхён в последний раз даёт себе ментальную затрещину, заставляя себя прекратить своей трусостью мучить и себя, и мелкого, и закончить уже с этим. Он осторожно, стараясь не сделать в случае чего больно, разводит в стороны упругие, натренированные в танцевальном зале ягодицы. И… выдыхает с таким облегчением, что начинает кружиться голова. Не трахнули. По крайней мере, не вошли, не порвали вход, не заразили, возможно, чем-то. Словом, самые ужасные опасения не оправдываются. Наверное, Чонгук отбивался.
Или — о чём свидетельствуют белёсые подсохшие потёки на его ляжках и краснота на внутренних сторонах бёдер — был настолько пьян, что мудак, который его чем-то накачал, просто не решился внутрь или не смог, потому что Чонгук был совсем уж безвольным, и ограничился межбедренным.
Тэхён снова закипает. Да, окей, Чонгуку никто физически не навредил, но психику пошатнули сто процентов, и неизвестно, чем вообще накачали. Его, сука, трогали, его, возможно, насильно целовали, а потом тыкались своим грязным членом меж ног. Это как вообще? Тэхён не может взять в толк, каким таким образом должно было всё сложиться, чтобы этот ребёнок оказался в этом блядском месте.
«Ребёнок, ребёнок, ребёнок ещё совсем», — набатом в голове.
Он бы и дальше сидел вот так перед чужой задницей и размышлял, занимался бы самобичеванием, может, даже заплакал бы от бессилия, если бы не тихий всхлип и вполне себе осознанное:
— Я не хотел, чтобы так получилось, честно… Два коктейля, клянусь, всего два выпил и не смог больше стоять, он мне один купил, я пытался его оттолкнуть, но он что-то сделал, да? Скажи, Тэхён? Он что-то сделал? У меня теперь будет СПИД? Почему у меня всё перед глазами так сильно кружится, я что, под наркотиками? Я теперь стану наркоманом?
Тэхён почти явственно чувствует, как на него выливается огромное озеро холодной воды откуда-то из котла мироздания. Как можно было уйти в свои мысли, когда Чонгук перед ним вот в таком состоянии стоит?
— Господи, — вскакивает быстро, хватает за плечи и утягивает в объятия. — Тихо, не плачь. Чонгук-а, с тобой поступили очень плохо, тебя чем-то, возможно, накачали, но не бойся, ты поспишь, выпьешь сейчас гидрогель, и завтра от этого всего внутри тебя ничего не останется. Тебя… ты сейчас помоешься… Послушай меня внимательно. Все последствия того, что с тобой сделали, можно смыть, ничего не произошло, тебя никто не насиловал… в классическом смысле. Всё будет хорошо, ты будешь здоров, слышишь? А я пойду в полицию, мы заявим на него, ладно? Найдём мудака и накажем за то, что надругался.
— Нет, нет, не надо полицию, я виноват, что пил там то, что он мне давал, сам, он же меня не заставлял, если бы я только туда не попёрся… Я тут несовершеннолетний, хён, родители узнают, меня депортируют, это разрушит мою жизнь, не надо…
И на этом членораздельная речь заканчивается. Тэхён понимает прекрасно беспокойство Чонгука по поводу этого всего. Понимает, что полиция сделает хуже и, если нет никаких телесных повреждений, заявлять, наверное, не стоит, чтобы не создавать нерешаемых проблем. Но всё равно внутри закипает злость. За такое нужно наказывать. Такое нельзя спускать на тормозах. Только Чонгук снова начинает плакать и шептать своё «пожалуйста, не надо полицию», и он решает оставить расспросы и выяснение, как это всё прорабатывать, на потом.
Чонгук плачет недолго, расслабляется и затихает в объятиях спустя пару минут. Через пять уже оказывается усаженным на крышку унитаза, а Тэхён начинает настраивать температуру воды в душе. Ещё через несколько минут Чонгук уже сидит в ванне, а Тэхён смывает шампунь с его волос, осторожно убирая их со лба.
И странно на душе. Надругался кто-то другой. А каждое собственное касание такой виной в сердце колет, что дышать сложно.
— Ну, как ты? Полегчало?
Чонгук шмыгает носом и неловко неслушающимися руками пену со щеки смахивает. На минуту воцаряется молчание, нарушаемое лишь тихим бормотанием стиральной машины, куда Тэхён закинул все чонгуковы вещи разом.
— Я… у меня проблемы, кажется, — выдаёт совсем тихо. — Когда ты ушёл, я не хотел тебя видеть, Тэхён, потому что ты меня
бросил, — Тэхёну хочется возразить и вообще много чего сказать, но он выбирает молчать и слушать. — Ты бросил меня, я остался один. Один на один со своей растущей с каждым днём всё больше проблемой. Ты говорил, что я могу на тебя положиться, но в самые трудные для меня минуты тебя рядом не оказалось. И не надо говорить, что это потому, что я тебе об этом не рассказал раньше. Если бы ты был со мной рядом, ты бы точно всё знал. Я не хотел ходить с тобой гулять и видеться, потому что мне было больно и обидно, что ты вот так просто всё забыл и ушёл. Тэхён… — замолкает и ждёт ответа.
— М?
— Поцелуй меня, а?
— Чонгук…
— Нет, серьёзно, поцелуй. Что тебе, сложно, что ли?! — порывается подняться, скользит и не падает лишь усилиями Тэхёна, удерживающего за плечи в сидячем положении, но на достаточном расстоянии от своего лица. Предложение, конечно, заманчивое. Но… не так. Нет.
— Нет.
— А я знал, знал, что я тебе не нравлюсь ни капельки. Но почему, а? — хватается мокрыми руками за его предплечья. — Почему, Тэхён, чем я хуже… кого угодно? Почему? Давай переспим, в конце концов! Неужели тебе никогда не хотелось? Серьёзно, у меня проблема, я не могу сам разобраться, переспи со мной, хён, а! Говорил просить о любой помощи, так помоги с этим, чтобы я не попадал больше в…
— Успокойся, — Тэхёну становится тошно и неприятно. Пьяная поволока в глазах Чонгука это ощущение только усиливает. Слышать подобный бред отвратительно.
— Хён…
— Что ты делал в этом клубе?
— Решал свою проблему.
— Какую проблему? Какую, мать твою, проблему можно решить случайным перепихоном?
— А вот не скажу.
— Хорошо, как ты туда попал? Поддельные документы? Где взял? Говори, где они лежат, я выброшу это дерьмо прям сейчас в унитаз.
— Воу, какие мы грозные и злые, — хихикает пьяно. — Расслабься, хён, я просто скачал «тиндер» и каждому, с кем был матч, писал, что мне, мол, восемнадцать, надо провести в гей-клуб. Все отказывались, у вас такая законопослушная страна, — снова хихикает, Тэхёну хочется окатить его холодной водой. — Но один согласился вроде как, сказал не доставлять проблем, и в случае чего мы, мол, незнакомы. И провёл, представляешь? Потом, правда, по своим делам ушёл. А я сидел пил, ко мне сразу же подошёл какой-то чувак, типа угостить. Я согласился, ведь за этим же и пришёл. Мне хотелось просто поцеловаться с кем-нибудь. Ну, знаешь… пососаться в туалете, подрочить, может, друг другу где-нибудь да поехать домой, решив свою проблему, но я выпил это дерьмо, что он мне купил, всё начало плыть, я помню, что упал со стула, идти вообще не мог, он меня в туалет отвёл, а дальше помню смутно, он что-то там барахтался, тыкал своим членом куда-то… надеюсь, что ты не обманываешь, и он это делал не внутрь меня, иначе конец мне точно…
— Чонгук, — перебивает его Тэхён, устав слушать пьяные откровения, в целом картина и так ясна. Он чувствует себя последней скотиной из-за того, что собирается это спросить, но часть мозга, ответственная за эгоизм, требует нещадно. — Он целовал тебя? — приподнимает пальцами голову за подбородок, усаживаясь на краю ванны поближе, в глаза заглядывает.
— М-м, — мычит отрицательно. — Я просил поцеловать, но он меня вряд ли слушал, штаны только стягивал.
Не целовал. Не касался этих губ нежных. Не сминал их своими, не проникал в рот языком, не прикусывал нижнюю, не нежил родинку под губой. Это огромное облегчение, с одной стороны. Чонгук так и остался ни одним парнем не целованным. Но всё равно Тэхёну больно. Так, сука, чертовски больно, что выть хочется.
«Просил поцеловать»
«Зачем тебе вообще просить об этом кого-то?!»
— Я повторюсь… Что у тебя за проблема, Чонгук?
— Деликатная.
— Говори.
— Мне показалось, что я, ну, знаешь… гей, — краснеет щеками впервые за этот вечер. В другой ситуации Тэхён счёл бы это очаровательным.
— Показалось, значит?
— Показалось.
— И ты решил это проверить, отправившись в гей-клуб и потрахавшись с кем-то? — впервые за этот вечер, да и за всё время их знакомства, Тэхён смотрит обвиняюще, впервые делает больно, надавив пальцем на подбородок.
— Да не хотел я ни с кем там трахаться! Просто хотел поцеловаться и понять, показалось мне или нет… Да больно мне! — дёргает головой в сторону, вырываясь из твёрдой хватки.
— То есть ты, зная, что я гей, зная, что можешь мне безоговорочно доверять, зная, что я никогда тебя не обижу и всегда буду переживать и стараться помочь, вместо того чтобы поговорить со мной, ответить на мои сообщения и попросить совета, пошёл искать помощь у первых попавшихся извращенцев?
— Что?..
— Почему ты не пришёл за помощью ко мне, Чонгук? Почему кинул в игнор, стоило мне переехать?!
— Ты меня бросил!
— Я хотел как лучше! Почему ты не попросил помощи у меня?!
— Откуда я знал, что ты можешь мне помочь?!
— В смысле откуда?! Я прямым текстом тебе это всегда говорил, Чонгук! «Обращайся по любому поводу». Так почему…
— Ты со своей жизнью давно разобрался? И как бы ты мне помог, а?! Чем мне вообще может помочь
несостоявшийся суицидник?! — И это первый раз, когда Чонгук называет вещи своими именами. Первый раз, когда говорит
это вслух. Первый раз ставит это в упрёк. И это… слишком. Тэхён дёргается, как от пощёчины. — Бля, Тэхён, я не это имел…
— Это уже перебор, Чонгук, — бормочет Тэхён упавшим голосом и больше не смотрит в глаза.
Аккуратно, но ни разу не нежно, вытаскивает Чонгука из ванны. Тот лепечет какие-то извинения, пытается ухватиться слабыми до сих пор руками за тэхёновы, но он, уверенно отнимая их каждый раз, заканчивает вытирать тело, быстро сушит волосы полотенцем, надевает на него просторную футболку и подталкивает к выходу из ванной комнаты.
Чонгук протестует, мол, не пойду, пока не скажешь, что простил меня за то, что я сказал. На что Тэхён, так же молча и не глядя, подхватывает его на руки, доносит брыкающуюся тушку до кровати и бросает на одеяло, пригвоздив наконец взглядом.
— Просто ложись сейчас молча спать, я пока не хочу разговаривать, прекрати кричать. Да, я тот, кем ты меня назвал, но дай мне время свыкнуться с мыслью, что для тебя я был всё это время лишь…
— Тэ…
— Мы разберёмся с этим позже, правда, сейчас просто ложись спать.
И Чонгук подчиняется, обессиленно падая на подушки и тяжело выдыхая.
— Только не уходи, пожалуйста, а вдруг я утром ничего не вспомню?
Тэхён молча достаёт из шкафа первую попавшуюся чистую футболку, раздевается, кидает на диван плед, падает сверху и укрывается ещё одним с головой.
Хочется, чтобы этот день наконец закончился. На пары он завтра не пойдёт, на работу только вечером. Нужно поскорее уснуть, несмотря на то, что хочется орать.
— Хён, я так не могу, пожалуйста, поговори со мной.
Тишина.
— Прости меня, хён, я не думаю так, ты же знаешь. Ты очень много для меня значишь.
Тишина.
— Хён…
Тишина.
Тэхён стойко держится и не поддаётся на уговоры, пока неожиданно не вспоминает, что так и не дал Чонгуку гель от отравления. Завтра будет плохо, а без лекарства вообще на стену полезет. Так и рушится весь план по успешному игнорированию. Вздохнув, он поднимается с дивана, плетётся к кухонным шкафам, несколько минут перебирает аптечку, которую они с Чонгуком знатно забили лекарствами после того, как тот заболел в конце декабря, а дома не оказалось ни одной таблетки. Находит нужный пакетик, наливает в стакан воду и подходит к затихшему на кровати мелкому.
— Садись, я забыл дать тебе лекарство, завтра будет плохо без него, надо выпить.
Чонгук возится с минуту, переворачиваясь, Тэхён оставляет всё на тумбочке, помогает подняться, придерживая за шею, даёт с ложки гель и дожидается, пока запьёт всё водой.
Какой бы ужасной ни была ситуация, как бы хреново самому Тэхёну сейчас ни было из-за всего произошедшего и из-за чонгуковых слов в том числе, злиться долго не получается. В конце концов, Чонгук всё ещё пьяный, всё ещё не особо себя контролирует, и обвинять его в чём-то если можно, то явно не сейчас.
Опухшие глаза, мокрые дорожки по щекам, красный нос.
Тэхён в тысячный раз задаётся вопросом: как родители отпустили этого ребёнка одного в чужую страну? Мучает и другой вопрос: не мог ли он сам своим «дурным» примером подтолкнуть Чонгука к подобным действиям?
Да навряд ли. Тэхён не заводил отношений, а если и встречался с кем-то ради секса, то всегда скрытно, чтобы лишний раз не тащить в их с Чонгуком взаимоотношения что-то, касающееся личной жизни. Если задуматься, Чонгук, будь ему неприятны тэхёновы, иногда не совсем дружеские прикосновения, давно бы об этом сказал. Свою позицию относительно ориентации изначально определил чётко. Но любую ласку всегда принимал спокойно и часто с благодарностью.
Сейчас же невозможно уже разобраться, что вообще творится в голове у Чонгука, но однозначно какой-то пиздец: устроил драму из-за переезда, прекратив общение, ввязался в какую-то ерунду, попёрся по клубам, внезапно понесло в какие-то голубые дали, сразу и ориентация стала не то чтобы гетеро, и Тэхён уже не милый, надёжный хён, а несостоявшийся суицидник…
— Всё, спать, Гук-а. Поговорим завтра, ладно?
— Вот скажи… — продолжает упрямо. Тэхён садится к нему в пол-оборота и вглядывается в полутьму. Шторы не закрыты, и света уличных фонарей хватает на то, чтобы увидеть очертания тёмной макушки на светлой наволочке и блики в чернеющих угольках глаз. В голосе опять слёзы, и, господи, когда это закончится? Последняя нервная клетка Тэхёна носится сейчас по всему организму в истерике, пытаясь сообразить, что же ей теперь со всем этим делать. — А, пофиг, ничего не говори, но я не виноват.
— В чём ты не виноват?
— Я не виноват, что я вот такой. Конечно, всем проще меня просто от себя оттолкнуть, когда хотя бы немного становится сложно. Вы со мной все рядом только пока я удобный. Одни меня турнули в другую страну, не спорю, сам просился, но даже в гости не приехали ни разу. Второй от меня открестился тут и хрен забил. Друзья… нахрена, вот скажи, я с ними столько общался? Тратил время на них, деньги на подарки им на дни рождения, эмоции какие-то, а сейчас мне полторы калеки раз в месяц если напишут, и то хорошо? Давай ещё ты меня брось теперь после этого…
— Никто не собирается тебя бросать.
— Ну я же всё испортил. Я же плохой. Ещё и порченый теперь. Ещё и гей, наверное. Не противно со мной рядом сидеть?
— Чонгук, я гей, и что-то я не заметил, чтобы тебе хоть раз за полгода было противно со мной рядом сидеть, лежать, обниматься, спать на одной кровати в обнимку и всё прочее. Давай не строй из себя королеву драмы и просто спи. В тебе это уже просто алкоголь говорит. Ты начинаешь трезветь, и это хуёво влияет. Проспись, потом будешь претензии кидать. Не знаю, как остальные, но я тебя не бросал. И не собираюсь. Успокойся и спи.
Чонгук молчит, переваривая его слова, очевидно.
— Не уходи, пожалуйста.
— Я не ухожу, я здесь.
Чонгук неожиданно проворными пальцами хватает его за запястье и устраивает его ладонь на своей щеке. Кожа горячая и влажная, а то, как доверчиво льнёт, пытаясь спрятать в тепле всю свою многострадальную мордашку, рвёт Тэхёна на части.
Чонгук отнюдь не плохой человек. И никогда им не был, он просто маленький манипулятор, который запутался, потерялся, натворил дел, но всё равно из любой ситуации пытается выйти если не победителем, то хотя бы не основательно проигравшим. Сегодня Тэхён решает поддаться в последний раз, а потом взять себя в руки и больше не вестись. Это уже не «хён, с тебя чипсы» и не «ну сходи в магазин, я такой уставший и так хочу мороженое».
Что бы там Тэхён про него ни думал, а у Чонгука нет понимания, что он каким-то образом обижает Тэхёна, он вообще сейчас неизвестно о чём думает. Мыслей мало и одновременно почему-то так много, они скачут, навязчивые, одолевают невозможно, а смысл Чонгук не может ухватить за хвост ну совсем никак, ещё плюсом немного тошно, гель от отравления оставил на языке привкус земли, голова ноет, кажется большой и горячей. Хорошо хоть хён рядом. Он хёна, кажется, обидел чем-то, но уже и забыл, чем. Как же хорошо, что тот рядом. Чонгук полез бы обниматься, потому что ну просто непонятно, каким способом сейчас налаживать общение, но голова такая тяжелая. Чёртов алкоголь, что ж ты делаешь?
И, к слову, об алкоголе. Несмотря на периодическую ясность мыслей и способность говорить, не заплетаясь языком, конечности Чонгука не слушаются. Резко всё стало тяжелым и неподъёмным. И веки в том числе. Последнее, о чём он успевает подумать перед сном: явно что-то подмешали. Чистый алкоголь, судя по рассказам Тэхёна, работает по-другому, а Тэхён всё-таки лучший парень на земле, и ладонь у Тэхёна такая невыносимо тёплая и так потрясающе нежно оглаживает скулу, пока он проваливается в царство Морфея…
***
Утро наступает катастрофически быстро. Когда Тэхён смог оторваться от Чонгука с уверенностью, что тот наконец уснул, часы показывали почти четыре утра. Думать ни о чём не хотелось, хотя бы потому, что это, блять, вредно. Особенно в четыре утра. Слишком много всего произошло за несколько часов. В масштабе полугода этого было бы много. А в масштабе четырёх сраных часов это просто овердохуя. Просто, мать его, слишком для одного Ким Тэхёна. Ему и так с Чонгуком было катастрофически тяжело иногда, когда тот смотрел иной раз своими глазами маленького оленёнка и что-то спрашивал, а Тэхён просто молчал, потому что ничего не слышал, залипал и не слышал. Господи, он был таким очевидным последнее время, неужели Чонгук ничего не заметил?
Чонгук…
Думать о том, что вообще с мелким творится, Тэхён себе запрещает и заставляет себя заснуть.
Но просыпается, впрочем, тут же, кажется, с тяжёлой головой, осознав, что проспал без малого восемь часов. Кровать Чонгука пустая, не заправлена, шторы по-прежнему открыты, и обеденное солнце пускает по пыльному полу зайчиков. Когда в этой квартире последний раз убирались?
Деликатное покашливание со стороны кухонной зоны извещает, что Чонгук его пробуждение заметил. В голове у Тэхёна пусто, на душе гадко, он молча плетётся в ванную на поиски своей зубной щётки, которую забирать не стал. Чонгук её, слава богу, не выкинул.
Когда заканчивает умываться и выползает из ванной, Чонгук уже сидит и ждёт его за столом, на котором ароматно дымятся две тарелки с каким-то супом и две кружки кофе. Опухший невозможно, волосы влажные после душа, на лице взволнованно-виноватое выражение.
— Привет, хён.
— Привет.
— Давай завтракать? Я сварил рыбные пельмешки с бульоном.
— Оу… да, спасибо за кофе. Давно проснулся?
— Нет, где-то за час до тебя.
Тэхён усаживается напротив и принимается за еду.
— Как ты себя чувствуешь?
— Не очень, если честно, ну… слегка мутит.
— Ну, это меньшее из зол. Поешь, отлежишься сегодня, и пройдёт.
— Хён, прости меня, пожалуйста.
— За что?
— Ну… за всё?
— Хорошо.
— Вот так вот просто?
— А чего ты от меня ещё хочешь?
— Хён, ну я же вижу, что ты обижаешься. Я облажался, да, я накосячил. Я понимаю, что всё испортил своими глупыми обидами и вот этой вот выходкой. Но я не думал… я вообще вчера ни о чём не думал. Я просто, ну… Ты на меня теперь даже не смотришь, неужели я что-то ужасное сделал? — голос подводит и, возможно, сейчас это единственная причина, по которой Тэхён поднимает голову и смотрит Чонгуку прямо в глаза.
— Я смотрю.
— Простишь?
— Ты… лично передо мной ты ни в чём не виноват. Я просто такого не ожидал, мне было больно и неприятно это всё наблюдать, не скрою, но я рад, что ты хотя бы сообразил мне написать, чтобы я тебя забрал. Я боюсь думать, что было бы, если бы я не приехал и не увёз тебя оттуда…
— Насчёт этого, хён, со мной и правда?..
— Ничего с тобой не сделали, наверное, ты не мог двигаться особо или наоборот сильно отбивался, поэтому тебя просто поимели между бёдрами, ничего серьёзного… — Чонгук давится кофе и смотрит с какой-то очень сильной, но непонятной эмоцией во взгляде. Тэхёну становится его жалко. — Прости, я не хотел так жёстко…
— Да ладно. Я переживу.
— Я настаиваю на обращении в полицию. Понимаю, какие для тебя будут последствия, но на такое нельзя закрывать глаза…
— Я не хочу, чтобы моя семья знала, что я такой.
— Ты
нормальный, — смотрит строго. — Со всеми бывает, не нужно думать, что с тобой что-то не так. — А потом воцаряется молчание. За всё время, пока они жили вместе, между ними были самые разные разговоры и самые разные молчания. Но вот такой гнетущей, напряжённой тишины ещё ни разу не висело. Тэхён быстро доедает завтрак и залпом выпивает кофе, намереваясь поскорее уйти и остыть немного, но почему-то, вопреки самому же себе, открывает свой рот и продолжает эту дискуссию, которая к добру не ведёт однозначно. — Ты мне только повтори ещё раз, чтобы я уж точно раз и навсегда запомнил. — Чонгук отрывается от разглядывания кофе в кружке. — Почему, когда ты почувствовал, что у тебя есть проблема, ты не пришёл за помощью ко мне?
— Я был обижен.
— Только поэтому? Больше ничего добавить не хочешь? Ну, например, что-нибудь про суицид?
— Хён, я плохо помню, в каком контексте я это тебе сказал, но, клянусь, я никогда бы не стал таким попрекать. У меня и в мыслях не было…
— Хорошо, тогда, раз с этим разобрались, я помогу тебе с твоей проблемой.
— Правда? — вскидывается Чонгук, а в глазах загорается… что это? Надежда?
— Правда. Сейчас я домой, завтра-послезавтра скину время и место, окей?
— О, да! Хорошо!
— Я правильно понял? Тебе нужен сексуальный партнёр, чтобы разобраться в себе? Или ты хочешь просто любой близости, неважно, какой?
Чонгука вопрос немного вводит в ступор, видно, что сомневается, правильно ли понял Тэхёна.
— Ну, чисто технически… любая близость. Но и секс в будущем я тоже рассматриваю.
— Понял.
***
Чонгук впервые за этот месяц принимается наводить порядок в квартире, размышляя о том, что же всё-таки Тэхён предложит? Свидание? Поцелует его? Переспит с ним? Он вообще правильно всё понял? Но в любом случае, у него в процессе переваривания ситуации в голове всплывали самые странные и неожиданные мысли. Как-то по-новому ныло в животе, и хотелось отчего-то поскорее получить заветное сообщение. Чонгук решает природу своих эмоций пока что не выяснять. Просто гоняет в голове эти мысли весь день, чтобы вечером заснуть со сладкой негой ожидания, совершенно забыв о том, какие ужасные вещи с ним накануне произошли.
А Тэхён этим вечером долго сидел и смотрел на свой телефон, постукивая пальцем по нижней губе. Честно — хуйня идея. Хреново уже заранее. Ну, просто, потому что… эх, ладно, окей, раз
он этого хочет. Тэхён, в конце концов, обещал помогать во всём.
А потому он находит нужный номер в списке контактов и нажимает на кнопку вызова.
