***
Серо. На улице серо. Под подошвами черных найков чавкает смесь из талого снега и грязи с водой. Конец февраля необычайно тёплый днём, всё тает, будто бы уже весна. Но тепло, разумеется, обманчиво. К вечеру лужи снова покрываются льдом, снежно-грязная каша превращается в наледь и торчащие отовсюду ледяные куски. Тэхён зябко ёжится и тянется к молнии на пуховике, чтобы застегнуться, но в спину прилетает ощутимый толчок. — Ты охренел, Ким Тэхён?! — Чон… — Я спрашиваю, ты, мать твою, совсем уже охренел? Тэхён оборачивается, делает шаг назад и инстинктивно вскидывает руки к груди, защищаясь от сыплющихся на него ни разу не нежных толчков и ударов кулаками. — Тише ты, тише. Чонгук весь раскрасневшийся, изо рта вырывается облачками пар, когда он выкрикивает обвинения и ругательства, пуховик расстёгнут, на висках блестят капельки пота — видимо, нёсся сюда со всех ног. — Ты совсем уже головой тронулся? — Да успокойся ты, хватит меня лупить! — Тэхён отбивает пару ударов, чем вызывает ещё больший гнев. — Под мужиков меня решил подкладывать? Такая у нас теперь дружба, да, Тэхён?! — Тэхён перехватывает руки Чонгука чуть выше локтей, стараясь удержать и успокоить. — Я что, по-твоему, шлюха какая-то? Вот она, твоя помощь! «Приходи ко мне за любой помощью, Чонгук»! — кричит, передразнивая, снова вырывается и принимается лупить по плечам. — Да я не понимаю, что ты хочешь вообще! Я чем угодно помог бы, если бы ты прямо говорил, что тебе, блять, надо! — Ты настоящий придурок, Тэхён, понятно?! Грёбаный дебил! В какой-то момент взбешённый уже до предела Тэхён прижимает Чонгука одной рукой к себе, второй пытается ловить его кулаки с острыми костяшками. — Успокойся, хватит… — Я тебя ненавижу! — неожиданно подаётся вперёд, и Тэхёну за себя становится обидно. Он просто хотел как лучше. Каждый раз хотел как лучше. Но последний месяц только и происходит какая-то ерунда, все его стремления вылезают боком и перерастают в скандал. Возможно, только его вина в том, что между ними всё стало странным. Но себя винить за то, что Чонгук в душу совсем не как друг запал, можно бесконечно, однако это тоже сейчас не особо ситуацию спасёт. Всё стало настолько тупо и безнадёжно, настолько противно и неприятно, что уже не понятно, как на дружеской ноте это разруливать. А потому Тэхён, осознавая далеко уже не в первый раз, что ведёт себя по-скотски, тоже подаётся вперёд и грубо впечатывается ртом в холодные и влажные губы Чонгука. Хватает его за затылок, тянет на себя. Чонгук просил о поцелуе. В пьяном бреду, но всё же. Если хочется попробовать близость с парнем, пускай этим парнем будет он, Тэхён. И Тэхён перестаёт слышать, что происходит вокруг, потому что уши глушит белый шум, перестаёт чувствовать холод, потому что всё тело покрывается мурашками, и горит там, где его губы соприкасаются с чонгуковыми. И это всё опять странно. Не так, как он себе представлял в своих фантазиях. Не нежно, долго, с оттяжкой и разнообразными касаниями и ласками. Странно и то, что Чонгук внезапно пылко отвечает, сталкивается с ним зубами, больно вцепляется пальцами в шею и продолжает кидаться, мокро касаясь губами. Это их первый поцелуй. Так нельзя. Тэхён осторожно, но настойчиво отстраняет Чонгука от себя, на что тот — удивительно — протестующе мычит и тянется вслед за губами. И внезапно прибивает осознанием. Чонгуку действительно хотелось, чтобы его поцеловал именно он. Неважно, почему и зачем. Возможно, просто в качестве эксперимента. Но хотелось. А Чонгук становится достаточно капризным, когда дело касается чего-то, что очень хочется, но получить сразу не получается. Это их первый поцелуй. Так нельзя. — Тшш, — отцепляет руки от своей шеи, заставляет расслабить и укладывает их обратно себе на плечи. — Пожалуйста, давай продолжим, хён. — Я и не собирался прекращать, — говорит тихонько, в губы самые. — Но не набрасывайся на меня так, словно съесть собираешься. Дыши спокойно и повторяй за мной. Так будет намного приятнее. — Чонгук бегает глазами по его лицу, словно силясь разобраться, шутят с ним или нет, и что вообще Тэхён собирается делать. — Иди ко мне, — и медленно обнимает, легко и трепетно обводит кончиками пальцев щёку, зарывается ими в мягкие, влажные от испарины волосы на затылке и приближается к его нежным розовым губам своими. Так, как всегда хотел. Нарочито медленно. Дыхание Чонгука замедляется, становясь совсем неслышным. Тэхёну хочется посмотреть в глаза, но они уже слишком близко. — Не торопись, это твой первый поцелуй с мужчиной, я хочу, чтобы он тебе запомнился. — Когда своего трахателя звал, чтобы он меня всему научил, что-то ты об этом не думал. — Потом поговорим, — и снова, но в этот раз очень нежно, вкладывая в это действие все свои чувства, всё то тепло, что он так тщательно копил, всю свою благодарность, всё своё желание показать «вот он — твой хён, рядом, доверься», накрывает эти желанные губы своими, проводит по нижней языком, легонько её посасывает, сам задыхается от избытка нахлынувших эмоций, перебирается на верхнюю губу, слегка склоняет голову вбок и притягивает Чонгука к себе ещё ближе, шумно выдохнув. Сердце заходится в груди до боли сильно. Начинает кружиться голова, Тэхён отрывается на секунду, глотая воздух, которого не хватает, и снова целует. Эмоций слишком много. И Чонгук это, кажется, чувствует, так же нежно и сладко отвечая, попеременно то перетягивая инициативу на себя, то сдаваясь и подставляясь под ласку. Похоже, даже не отдаёт себе в этом отчёта, а уже спустя минуту сплетает свои руки, обнимая за шею совсем уж крепко, задыхается тоже, вновь учится заново дышать, когда Тэхён отстраняется, делит с ним один вдох на двоих и приходит в себя лишь тогда, когда всхлипывает в поцелуй от переизбытка ощущений. Тэхён ослабляет напор, едва касается распухших губ и завершает всё трогательным поцелуем куда-то в подбородок, туда, где прячется под чонгуковой нижней губой маленькая очаровательная родинка. Потом обнимает. Крепко. Надёжно. Так, как он умеет. Укутывает полами своего пуховика, чтобы не замёрз, и пытается восстановить дыхание. А Чонгуку плохо. Его буквально укачало как будто бы. Ещё никогда целоваться не было так сладко, приятно и волнительно. Ему хочется дрожать, как лист на ветру, но одновременно с этим ему так жарко в руках Тэхёна, что он едва не плавится, ему хочется уснуть сейчас в этом тепле невероятном, но одновременно с этим внутри него всё колотится ну просто сумасшедше: сердце ломает грудную клетку, нервная система сдаёт, хочется и заплакать, и засмеяться. Плохо и… хорошо. Хорошо от того, насколько сильно действия хёна привели его организм ко всякого рода сбоям. И хочется попробовать всё сейчас. И давно понятно, кто ему с этим должен помочь. — Хён, давай переспим? — Какого хрена, Чонгук? — Тэхён порывается отстраниться, но Чонгук не просто так танцует полжизни, руки у него сильные и выносливые, а потому отстраниться он не даёт. — Нет, стой, подожди, я серьёзно. Мне нужно это сделать. Я хочу это сделать. И никому, кроме тебя, я не могу довериться. — А ты не подумал, каково мне потом будет? — голос срывается. Потому что больно. Больно и обидно, что такой волшебный момент этот ребёнок портит своими капризами. — Ты мог бы и догадаться, что я хочу, чтобы это был именно ты. Я всё ещё на тебя обижен за твою выходку с Чимином. — Ну как я должен был догадаться? — Ну как-нибудь, хён! — Ты мог сказать прямо. — Вот так вот просто подойти и сказать «хён, а как насчёт того, чтобы со мной поцеловаться, у меня ощущение, что я тебя хочу»? — Ну… хотя бы так. — Ну точно, ага. Так что? Я обещаю не влюбляться в тебя, хён, и не надоедать тебе после этого всего. Больше не буду приставать даже если очень понравится. Пожалуйста, хён, мне нужно. — Тэхён молчит и лишь устало роняет голову ему на плечо. «Обещаю не влюбляться»… — Ты обещал помогать мне во всём, — и это явно запрещённый приём. — Мы целовались посреди парка, на нас отвратительно косо сейчас поглядывают, кстати говоря. — Тэхён, пожалуйста. — Мы в любом случае не сможем этого сделать прямо сейчас. Тебя нужно подготовить. — Это значит, ты согласен?! — хватает за плечи, отстраняет от себя, продолжая удерживать, радостно в лицо заглядывает. И в этот момент Тэхён окончательно отдаёт себе отчёт в том, что у Чонгука нет чувств конкретно к нему. Есть неограниченный лимит доверия, мелкий легко забывает что свои косяки, что его (и как он мог додуматься до Чимина, господи), а ещё хочет попробовать секс и уверен, что он сможет в этом деле помочь как никто другой. Но о чувствах тут речи не идёт. — Ты манипулятор, ужасный манипулятор, ты знал об этом, Чонгук? — Ну, манипулятор, и ладно, мне это не мешает. — Это ранит периодически. — Что? Я… прост… — У меня два условия: первое — ты не торопишь меня и даёшь мне время и возможность тебя хорошо подготовить. Второе — ты слушаешься меня, каким бы ужасным ужасом не казались бы мои слова, и делаешь то, что я говорю. — Пытаешься доминировать, хён? Тэхён как-то очень тяжело выдыхает, заставляя Чонгука нахмуриться. Смотрит исподлобья и молчит. — Ладно, — начинает, сглаживая неловкость, — но у меня тоже есть условие. Правда, всего одно. Тэхён хмыкает. Ну, никто и не сомневался. — Да что ты? И какое? — Всё это время ты живешь со мной. — Эм… и с какой целью? — Просто я так хочу. — Мы слишком много делаем просто потому, что ты хочешь, тебе так не кажется? — Ну, уж прости меня, эгоиста. — Ладно, пойдём. — Куда? — вскидывается радостно. — Ну, домой к тебе. «К нам, хён. Я заставлю тебя снова говорить «к нам», сколько ты ни сопротивляйся».***
Чонгук за свою жизнь пересмотрел десятки сериалов. Персонажи в них бывают самые разные. То шаблонные ребята, действия и характер которых легко предугадать, потому что сам персонаж — клише на клише, то необычные интересные герои, которые оставляют след в душе огромный и западают в сознание основательно. Есть гениальные персонажи. Такие, которых никто и никогда не сможет повторить. Как Джокер Хита Леджера в «Бэтмен: Тёмный рыцарь», созданный двенадцать лет назад. Персонажей тысячи. Тысячи историй. Тысячи характеров. Но ни в одном фильме или сериале Чонгук не встречал героя, на которого хотел бы быть похожим. Это, наверное, хорошо, ведь это лишний раз доказывает, что за свои восемнадцать лет Чонгук, потребив терабайты контента, никому никогда не подражал и всегда развивался обособленно, не испытывая на себе побочных эффектов культуры потребления. Он с детства считал себя очень упрямым. И отдавал себе отчёт в том, что таковым и является. Он никогда не отрицал, что бывает вредным, капризным, чересчур настойчивым. Но это лишь помогало всегда добиваться своих целей. Он никогда не был плохим. По крайней мере, ему никто не говорил, что он плохой. Ни девочки, с которыми встречался ещё там, в Китае, когда они расставались. Ни друзья, с которым они общались долгое время, а потом теряли связь. Однако сам он себя иногда чувствовал каким-то не таким. Как со всеми подростками бывает, когда недополучаешь внимания. Жизнь в другой стране, запланированная учёба там же, практика языка, любимое хобби, ставшее делом жизни. Но всё это пустое, пока радость не с кем делить. Было пустым. А потом появился Тэхён. Смешной, иногда грубый, чаще нежный, заботливый. Взрослый хён. Как Чонгук мог его отпустить? И кто же знал, что в погоне за вниманием хёна выяснится — есть ещё что о своём теле разузнать. Сейчас хён рядом. И рядом он, связанный обещанием помочь и выполняющий просьбу познакомить с увлекательным миром нетрадиционного секса. И выполняет Тэхён своё обещание с чувством и толком, надо отметить. Перестал злиться и называть манипулятором. Снова стал мягким и добрым. Снова начались долгие дни в разлуке из-за учёбы и работы, но вернулись тёплые вечера, теперь наполненные не только сериально-чипсенными делами, но и чем-то поинтимнее, чем-то, чем они теперь стабильно заканчивали их у Чонгука в постели. Он в эти моменты сладко всхлипывал, пока Тэхён выцеловывал его шею, покусывал плечи и ставил засосы под ключицами, заставляя выгибаться навстречу. А Тэхён часто затыкал его рот сначала нежными, а потом всё более и более развязными поцелуями. Дни летели быстро, и спустя неделю Чонгук начал ловить себя на постоянных мыслях о предстоящих вечерних ласках. А ещё в самые неподходящие моменты — на стояках. Самых что ни на есть несвоевременных, например, в студии или в языковом центре. А дома ждал Тэхён. Тэхён, с которым они когда-то вместе ушли с моста. Тэхён, с которым они уютно отмечали Новый год и Рождество. Тэхён, с которым они разбавляли одиночество друг друга, грели вниманием совместные вечера, учили корейский, готовили какао. Тэхён, который в первый же серьёзный разговор о предстоящем сексе предупредил, что будет сверху, потому что если сверху будет Чонгук, то смысла в затее нет, ибо этот секс не особо будет отличаться от традиционного по ощущениям. Тэхён, который зацеловывал его до такого состояния, что Чонгук ловил себя на постыдных стонах, а потом пачкал свои домашние шорты. Тэхён, который дня четыре назад впервые начал подготовку. Сначала это был один палец на полфаланги, и Чонгук тогда задохнулся от неоднозначных ощущений. Не особо-то и приятно было. Но в комплекте с зацелованной шеей и полностью расслабленным телом, успокоенным нежным шёпотом Тэхёна о том, что всё обязательно будет хорошо, палец вошёл полностью и даже в какой-то момент появились ощущения сродни боли вперемешку с зачатками удовольствия. В тот вечер они дошли до двух пальцев и немного порастягивали вход. Чонгук метался, хныкал, но Тэхён, оглаживая и разминая горячие стенки изнутри, словно точно зная, куда надо давить, возбудил очень сильно и в итоге ещё и впервые коснулся там, где больше всего было нужно, а потом насухо, быстро довёл до первого оргазма от мужских рук. Чонгук тогда долго пялился в потолок, пока Тэхён не выгнал его в душ. Потом долго стоял в душе. А потом долго лежал головой у Тэхёна на животе и вслух размышлял о своих ощущениях. Тэхён слушал внимательно и всё подмечал, поощряя рассказывать подробнее, чтобы понимать, куда двигаться дальше. На следующий день вход тянуло, и Тэхён лишь немного поцеловал его вечером, дальше решив не заходить. Через два дня было уже три пальца и чёткое ощущение растянутости, а ещё начала ощущаться пустота, когда этих пальцев лишали, и острое желание её чем-нибудь заполнить. В тот вечер Тэхён впервые довёл его до разрядки ртом. Чонгук тогда кричал от удовольствия, а когда кончил, ему было стыдно за то, каким громким он может быть, но Тэхён заботливо гладил по пояснице и приговаривал, что так и надо, и ничего в этом стыдного нет. Позже ночью, наблюдая за спящим Тэхёном, Чонгук впервые ощутил сильнейшее давление в груди. Внутри всё защемило. Пальцы стало колоть от ощущения необходимости протянуть руку и погладить скулы, обвести нежно подушечкой пальца мягкие губы. Тэхён сквозь сон чмокнул его в раскрытую ладонь и прижался теснее. От этого стало ещё труднее дышать. И Чонгук осознал — попытки развести Тэхёна на близость не что иное, как какое-то тёплое чувство конкретно к хёну. А не тяга к мужскому полу в принципе. У него легко и быстро раньше вставал на девушек, иногда он хотел кого-то до зубовного скрежета и ломоты в костях, часто возбуждался от фантазий, в которых мелькали чьи-то упругие, отнюдь не мужские тела. Это не могло просто взять и пропасть. Это было. А значит, дело не в тотально другой ориентации. Она ведь не могла измениться. Гетеро значит гетеро. Гомо значит гомо. Би значит би. Пан значит пан. И далее по списку. Верно? Тут суть не в ориентации, а в желании быть нужным конкретному человеку, быть любимым им, получать ласку, заботу и сексуальное удовлетворение от одного единственного человека. Это грёбаная влюблённость. Начавшаяся странно. Явно не с того, с чего обычно подобное начинается. Но влюблённость. Возможно, такая же странная и капризная, как и сам Чонгук. Но именно она. И Чонгук импульсивно, быстро, в порыве безотчётной нежности впивается поцелуем в припухшие и очень тёплые губы Тэхёна. Тот спит и не то чтобы отвечает, но в эту ночь Чонгук засыпает, прижавшись к нему крепко всем телом, с чёткой уверенностью дело своё до конца довести. А потом привязать Тэхёна к себе так крепко, чтобы все борцы за здоровые отношения с должной долей свободы в них взвыли от возмущения. Чонгук решил. Хён только его. И он не отпустит. Никуда и никогда.