ID работы: 10464952

Шесть лет одиночества

Слэш
NC-17
В процессе
60
автор
Размер:
планируется Макси, написано 258 страниц, 15 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
60 Нравится 45 Отзывы 15 В сборник Скачать

10. Наши сердца

Настройки текста
По комнате разливается тусклый свет раннего утра. Дыхание Финна почти оглушает. Навалившись сверху, он покрывает моё лицо невесомыми прохладными поцелуями. — Прости, Шонибой, ты так сладко спал, — шепчет он, — но я не смог удержаться. В другой раз я обязательно начал бы ворчать. Разбудить меня в такую рань?! Такое мог себе позволить только папа, и то, если мы собирались в поход на уик-энд. Даже когда мне надо было в школу и вдруг не звонил будильник, он давал мне поспать лишние десять минут. Но Эстебана давно не было с нами. Зато был Финн. Его нос совсем холодный, спросонья умудряюсь обхватить его губами в попытке согреть. Слегка стискиваю кончик, ощущая во рту холодный металл септума. Парень беззвучно смеётся, замерев. — Шон, откусишь! — Ничего, Дэн тебе новый отрастит, — говорю я, не сразу разжав зубы. — Без проблем, чуваки, — доносится голос жующего шок-о-хруст младшего где-то у дверей. Тру холодную спину Финна, изгоняя из одежды зимнюю стужу. — Te extrañé tanto, Finn… — шепчу я. — О, я тебя понял! — радуется он. — Скоро я окончательно выучу испанский! Я тоже скучал, мой милый латинос. Если бы не Дэн, я приехал бы только вечером. — Он знает, как нас порадовать. — Это точно, я знаю! Не вижу младшего, но чувствую, что он лыбится, говоря это. — Надеюсь, ты хотя бы выспался? — обеспокоенно спрашиваю я. Всматриваюсь в лицо парня. Взгляд постоянно натыкается на его татухи — ряд из трёх маленьких треугольников на правой щеке и длинную тонкую полоску, идущую от нижней губы вниз по подбородку. Голубые глаза уставшие, но переполненные счастьем. — Если честно, я бы поспал немного, — говорит он, — всё так быстро… Впиваюсь ему в губы, не дав договорить и ещё крепче сжав в объятиях. — Окей-окей, чу-ва-ки, — растягивает слова голос Даниэля, — вижу, у вас тут всё за-ши-бись, — и быстро заканчивает: — Дрова я подкинул, меня не будет несколько часов, только не тупите! Раздаётся ехидный смешок, слышится звук откатившейся входной двери, затем назад и лёгкий щелчок закрытия. — Ну, вот мы и одни, — заговорщицки говорю я, глядя на Финна большими глазами. — У нас полно времени, ты правда собираешься спать?! — Разве я смогу?! — смеётся он. — Если только чуть позже… — Чуть? — как бы удивлённо спрашиваю я. — Сильно позже, сладенький! — бодро отвечает он и внезапно зевает. — Да, и зубы ты тоже не чистил… — Так же, как и ты! — он весело смотрит на меня. — Пойдём умываться? Мы не в фильме, где у людей после пробуждения всегда свежие и неопухшие лица, а в туалет они ходят только за тем, чтобы сбежать через окно. Мой мочевой пузырь достаточно наполнен, а ещё я совсем забыл, что мы с братом вчера легли спать в одежде. — Разденемся и пойдём... Парень скидывает тёплую куртку, затем зимние ботинки, отпинывая их прочь. Сила вновь ушла, значит, Даниэль уже далеко отсюда. Раздеваюсь сам, пытаясь поспеть за Финном. Но разве угонишься? Утром чувствую себя вялым, так что справился он гораздо быстрее и уселся на кровать, скрестив ноги. В этой позе в татуировках на теле, туннелями в ушах да ещё с дредами на голове, концы которых были скреплены разноцветными зажимами, он похож на жреца майя, сидящего на вершине древней пирамиды. Причём хорошо сложенного жреца, с развитыми мышцами и кубиками на прессе — он подкачался за последнее время — дома есть парочка тренажёров. Их я предпочитаю обходить стороной, занимаясь утренними пробежками. На фоне Финна я выгляжу обычным худощавым подростком, каковым и являюсь, несмотря на двадцатитрёхлетний возраст. Но его тело меня будоражит, с трудом могу отвести от него взгляд. Ему моя реакция прекрасно видна. — Ты возбуждаешься, сладкий! Ох, не зря я качаюсь... — Не зря, не зря... А трусы почему не снял? — смотрю на белые боксеры парня. — Сам снимешь, — отвечает он. На мне тоже остаются лишь трусы чёрного цвета, в которых нехило выпирает. — Тогда ты мне тоже снимешь, — хитро улыбаюсь я, а у самого будто светлячки кружат в глазах. Оказывается, Шон Диас умеет кокетничать! Рассказал бы мне кто об этом, когда я учился в школе. Хотя подруга Лайла пыталась убедить, что для меня ещё не всё потеряно, когда я неумело приглашал знакомую девчонку на вечеринку... Финн пытается помочь мне встать на ноги. Я вздрагиваю от прикосновения его холодных пальцев, непрошеные воспоминания уносятся прочь. — Ой, прости, Шон! Он отдёргивает руки, но я ловлю его ладони своими, наклоняюсь и согреваю горячим дыханием получившуюся лодочку. Он губами прикасается к моей макушке и едва слышно шепчет: — Я снова целый… Поднимаю на него вопросительный взгляд. — О чём ты? — Ты — моё солнышко, — просто говорит он, прижав к себе. Его ладони уже совсем тёплые. Беру его за плечи, вынуждая подняться. Нечто огромное и напряжённое в его боксерах уходит в сторону, выпирая далеко сбоку. Природа одарила его даже слишком щедро. Как и Даниэля, у которого немного уступал. В этом мы с Дэном отличались, несмотря на то, что являлись родными братьями. Волчонок не любил показывать своё превосходство ни в чём, но не упускал случая при мне раздеться. Он будто говорил: пусть я младше, зато смотри, что у меня есть! В такие моменты я с трудом сдерживал смех, так как при Финне он вёл себя скромнее. — Не могу понять, чувак, как ты в меня входишь?! — не в первый раз задаю риторический вопрос, а Финн как обычно с усмешкой отвечает: — До конца, сладенький, до конца! Обычно для меня это проблема, но твоя попка будто специально создана для него. Тебе правда не больно, когда я вхожу? — Неа, — мотаю головой. — Мне хорошо. — Ах, тебе хорошо?! Кровь начинает приливать к лицу. — Да... — Даже когда я долблю со всей дури? — Да! Что б тебя... — Ты знаешь, у тебя идеальная задница, — вдруг говорит он. — Такая нечасто встречается. Обычно они округлые, слишком плоские или слишком пухлые, не совсем правильные. А твоя смуглая, упругая, с прямоугольной формой ягодиц и небольшими впадинками по сторонам. Без изъяна. — Ты забыл, у Дэна такая же, — напоминаю я. Телосложением мы с братом очень похожи и со спины нас практически не отличить. Разве что по цвету волос. — Его под запретом, зато твою я могу помацать, поцеловать и не только! — Ещё чё скажешь? Столько комплементов, ты чё-то натворил? — спрашиваю, заглядывая в глаза. Ну и чтобы отвлечь от грязных разговоров. — Неа, просто всегда хотел себе такую же красивую задницу! — смеётся он. — Зря ты, у тебя очень даже неплохая... А вот член реально здоровый. — Зато весь твой! — усмехается он. — В такие моменты я обожаю слушать твои громкие крики… Голос становится высоким-высоким... Отвлечь его разговорами не получается, он настроен серьёзно. Мой румянец становится сильнее. — ...задрать тебе ноги и ловить взгляд любимых карих глаз… Пунцом заливает всё лицо. — ...а потом вытащить и любоваться твоей широко открытой… — Ну всё, стоп! — раздражённо кричу я, а самого бросает в жар. — Это уже слишком, пошляк! Но это слишком лишь на словах, зато когда он это проделывает... — Ты такой милый, когда сердишься, — смеётся он, наклонившись и чмокая мою пышущую щеку. Мы с ним почти пять месяцев, а он всё ещё способен довести меня до смущения. Но, по крайней мере, не так часто, как раньше. Если совсем недавно простое упоминание секса вгоняло меня чуть ли не в панику, то теперь Финну приходится постараться. В первую нашу ночь вместе, когда мы остались вдвоём в бунгало на берегу океана, ничего не было. Вообще. Я устал и изрядно напился. Мгновенно вырубился, стоило только растянуться на кровати. Зато Финн снял с меня забитые песком шлёпанцы и накрыл простынёй. Потом рассказывал, как долго лежал рядом и любовался моим профилем, не смея прикоснуться. Потом всё-таки набрался смелости и обнял. Я этого не помню, но с тех пор мне больше ни разу не снились мои кошмары. Тогда до настоящего секса между нами было ещё далеко. Он даже представить не мог, с каким тихоней связался. Наверное, его сбил с толку наш давний поцелуй на скамейке в лесном лагере, который будоражил меня потом целых полгода и который я считал пределом своей смелости. — А может, ну его нафиг этот душ? Только время зря потратим... Согласно киваю и сообщаю: — Только мне по-любому надо отлить, иначе я обмочусь в самый неподходящий момент. — Ммм, милый… Хочу посмотреть на это! — Ха-ха, как смешно, — саркастично говорю я. До чего же пошло он шутит, а потом пытается воплотить свои шутки в жизнь. — Я совершенно серьёзен. Чего и следовало ожидать. Внезапно этот сильный почти тридцатилетний мужчина с лёгкостью разворачивает меня и бросает кверху задницей. Успеваю лишь ойкнуть, а он стягивает с меня трусы. — Ты чё творишь, пёс?! — возмущённо кричу я. Со смехом пытаюсь вырваться, но он крепко прижимает меня к кровати, уверенный, что я не буду применять против него силу. Он даже не знает, что во время секса у меня её и так нет — она пропадает вместе с Дэном. Не знаю, стоит ли рассказывать об этом Финну... — Ты в моей власти, волк, скажи, что согласен, — требует он. В нашей семейке хватает странностей. Финн, например, панк — для него нет табу и его мало что способно смутить. Я не такой и далеко не все его фантазии могу разделить с ним. Может быть, со временем мне придётся с ними смириться... Но не сейчас. — Нет, — упрямо говорю я, уткнувшись багровым лицом в подушку. — Отпусти! Пошли в душ, изврат! — Как скажешь, солнце... Слышу разочарованный вздох, затем чувствую глубокий поцелуй где-то там. Вот же... он знает мои слабые места. Душ откладывается.

* * *

Когда вернулся Даниэль, мы с Финном дрыхли в обнимку под большим тёплым одеялом. Он не стал нас будить, ждал, когда проснёмся. У моего брата тоже есть странность — он любит находиться рядом с нами, когда мы спим. Может часами просто смотреть на нас. Поначалу это было очень непривычно. Он мог быть где-то поблизости, когда мы засыпали, или прийти ночью, или, как сегодня, ждать нашего пробуждения. Сначала он отшучивался, мол, а что такого? Охраняю сон, беспокоюсь. Со временем он признался мне лично, что не может по-другому. У него была какая-то болезненная тяга видеть меня. Именно меня, а не нас с Финном. А раз мой парень всегда со мной, то ему тоже приходилось терпеть это. Он не подавал виду, но я-то знал правду. Мы с Финном всё обсудили и решили, что не вправе запрещать Даниэлю. Мы пришли к выводу, что дело не в его предпочтениях, а в психологической травме, которую он пережил, начиная с девятилетнего возраста. Смерть папы от полицейской пули, наши скитания, моя смерть от такой же пули, потом шесть лет одиночества, когда он сторонился людей и порвал все связи со старым миром... И теперь что-то заставляло его постоянно лицезреть меня. Наверное, моё возвращение являлось для него переломной точкой, каким-то светом на его нелёгком пути. Если бы маленький Даниэль погиб у меня на глазах, я переживал бы не меньше. Чувство всепоглощающей ужасной вины перед ним, перед самим собой, перед памятью Эстебана... Оно не дало бы мне жить. В отличие от брата, меня оно, скорее всего, погубило бы — я не имел такого сильного характера, как у него. Моя уверенность во время наших злоключений была иллюзорной, чтобы продемонстрировать ребёнку — старший брат знает, что делает и куда идёт. На самом деле, я ничего не знал и ни в чём не был уверен. Подозреваю, что Дэн всегда чувствовал это... Его его характер это нечто неописуемое в таком возрасте. Просто железо. Ну или мне так кажется, я видел его слёзы — железные люди не плачут. Имея такие способсности, он контролирует себя. Он мог буквально сворачивать горы, ничто в этом мире не может его остановить. И тем не менее, он был обычным парнем, даже если его что-то злило. Помню, как мы втроём пришли в ночной клуб в Эрмосильо, а там один неадекватный парень начал приставать к Финну — ему не понравились дреды и то, что он американец. Финн, как обычно в своей манере, просто пытался подружиться, но это не подействовало. Дэн просто вызвал охрану, хотя мог бы... Ну мог бы что угодно. Со временем нам с Финном пришлось привыкнуть к близкому присутствию Даниэля, сейчас мы даже беспокоимся, если он долго отсутствует. На этом вопрос можно было бы закрыть, но однажды произошло то, что неизбежно должно было произойти — он увидел то, чего видеть не должен. Не знаю, что именно, но, скорее всего, немало — мы с Финном можем развлекаться довольно долго... И неизвестно, сколько раз он наблюдал за нами прежде. Тогда я ещё не разобрался с силой и не знал, что её наличие означает, что Дэн где-то поблизости. Моему возмущению не было предела, ох и получил он тогда! Я высказал ему всё, что думал. Как можно следить за другими людьми во время секса?! Тем более за родным братом?! Отчитал так, что он упал передо мной на колени, прося прощения и обливаясь слезами, о чём я до сих пор жалею. Сказал, что не собирался следить за нами, просто не придал значения моменту, для него не важно, чем я занимаюсь — убираюсь, рисую, трахаюсь с Финном, — лишь бы быть рядом. Подходящие слова в ответ нашлись не сразу. После того, как я обрёл дар речи, сообщил ему, что это важно для меня и попросил больше так не делать. С тех пор он не скрывает своего присутствия и всегда уходит в моменты нашей с моим парнем близости. Я знаю это, потому что, когда мы остаёмся наедине, я перестаю чувствовать силу. После пробуждения нас ждёт сюрприз. У Даниэля вновь белые волосы. Сперва я принимаю их за снег, но, когда подхожу ближе, чтобы рассмотреть получше, никаких сомнений не остаётся. — Чего вдруг? — спрашиваю, кивая на его шевелюру. — Прикольно же, — говорит он и с тревогой спрашивает: — Тебе не нравится? — Нравится, Дэни, теперь нас точно не перепутают. Он действительно выглядит неплохо — таким, каким я увидел его в первый раз в старом доме нашего папы в Пуэрто-Лобосе. Но если бы я сказал «нет», он перекрасился бы обратно в чёрный — а я совсем не хочу, чтобы он зависел от моего мнения. Ещё нас ждёт поздний завтрак — он принёс целую сумку хавки — гамбургеры, колу, картофель фри с разными соусами — настоящая американская еда! И никаких равиолей! Несмотря на не самые счастливые воспоминания, связанные с этим местом, вчерашний вечер был очень душевным и я благодарен брату, что он привёз меня сюда. А его утренний сюрприз перевешивал всё остальное. Это же надо — встретиться с Финном раньше намеченного срока, это была просто бомба! Лесной домик оказался совсем не так плох, как я думал. Во второй половине дня мы покидаем его. Моем посуду, собираем мусор в мешки (не хотим засорять лес, выкинем в ближайшую урну). Начинаем натягивать куртки. Внезапно Даниэль притаскивает откуда-то вместительный рюкзак. — Чуваки, это вам! Он вынимает три каких-то тюка, пока мы с парнем недоумённо переглядываемся. — Что это? — спрашиваю я. — Лови! — Даниэль кидает один из них мне. Разворачиваю, это оказывается шерстяное пончо с замысловатой мексиканской вышивкой. Финн тоже получает свой экземпляр, а брат в это время надевает свой. У всех разный рисунок: Финну достаётся самый пёстрый, мне тёмный, а Даниэль берёт себе посветлее. — Вот теперь мы выглядим как настоящие mexicanos! — восклицает он, хлопая себя по одежде. — Это круто, чувак, — говорит Финн. — Не хватает только стетсонов и револьверов. Клинт Иствуд стайл! — Холодно для стетсонов, — говорю я, — а пистолеты нам не нужны. Финн хмыкает. Двум боям с суперсилой не требуются никакие пистолеты. — Спасибо, Дэни! — Ништяк, чувак, покажем этим янки! — ржёт янки Финн, оглядывая себя в настенное зеркало. — Покажем, — улыбается Даниэль, кивнув нам. — Целый час выбирал. Мой брат обычно кажется таким взрослым, но когда на его лице расцветает улыбка, он очень сильно напоминает мне того весёлого маленького мальчика, которого я когда-то знал. Да что знал… Подхожу к нему, прижимаю к себе, мы обнимаемся, похлопывая друг друга по спине. Раньше он едва доставал мне до груди и мне приходилось наклоняться. — Обожаю тебя, Дэн, — отстраняюсь, глядя в папины, такие же, как у меня, глаза. И почему все считали старшего сына больше похожим на Эстебана? Только из-за возраста? Я видел фотографии папы времён его юности — от Даниэля вообще не отличить. Разве что теперь белая причёска брата делает его особенным, но меня этим не обманешь. — А я тебя, Шон. Никуда не делась татуировка слезы под правым глазом и длинный вертикальный шрам на левой щеке. Свести для него раз плюнуть, но признаки нелёгкой жизни очень важны для брата. Каждый раз, когда он смотрит в зеркало, они напоминает ему о том, кто он и что пережил.

* * *

Стою на берегу замёрзшей реки на маленьком деревянном причале. Именно здесь мы когда-то каждый день нашей непростой загородной жизни набирали воду. С содроганием вспоминаю, какой ледяной была вода, а Даниэлю ничего не стоило наполнить фляжки и вёдра без использования рук. Водопад тоже замёрз за ночь, хотя лёд ещё довольно тонкий. Подхожу к ребятам, которые стоят у могилы Грибочка. Снег тонким слоем покрывает деревянный крест и землю. Такими темпами место последнего упокоения щенка скоро совсем скроется из виду. — Прощай, Грибочек, — глухо говорит Даниэль, — но я не ухожу навсегда... Молча треплю его за плечо, слова не нужны. Втроём идём к нашему джипу, стоящему недалеко от домика. Вещи мы уже погрузили. Садимся в разогретый салон, я за руль, Финн рядом со мной, а брат сзади. Я использую свою (нашу!) силу и джип взмывает над деревьями. — Только не взлетай слишком высоко — тачку радары засекут, — напоминает Даниэль. — Угу. Не притрагиваюсь к рулю, пока мы неторопливо летим над заснеженным лесом. Финн очарованно говорит: — Это круто, чувак, что ты тоже умеешь так делать! — Да-да, учусь потихоньку, — отвечаю я немного напряжённо. Не хотелось бы рухнуть с высоты нескольких десятков футов, но я знаю, что Даниэль всё равно не позволит этому случиться. — Когда ночью летели с Дэном, скорость была такая, что я ничего не мог рассмотреть в темноте, — рассказывает Финн. — Наслаждайся видом, — усмехаюсь я. Мы приземляемся на пустынное шоссе в паре миль от нашего домика. Именно так Даниэль сегодня доставил сюда Финна, который уже начал привыкать к подобным перелётам. Но если я мог держать машину в воздухе считанные минуты, потом сильно уставал, то брату ничего не стоило долететь на джипе до Сакраменто. Всего каких-то 800 миль туда и обратно и час времени... На дороге я могу вести машину, как положено. Педаль газа в пол и джип мчится по заснеженному асфальту в сторону Бивер-Крик, к нашим бабушке с дедушкой. Мы хотим сделать им сюрприз, не предупредив о приезде заранее. Что ж, это становится традицией — приходить к ним в гости на Рождество без приглашения, как снег на голову. Ищу по радио более-менее приличную музыкальную радиостанцию. Иногда музыку перебивают небольшие помехи, но мне это не мешает. Когда заканчивается музыкальный блок, передают короткие новости со всего мира. Одна цепляет: «...группа из двадцати человек остаётся на склонах [...] нет связи и никто не может сказать, что происходит с ними в данный момент. Продолжается эвакуация других групп, но из-за нарастающего буйства стихии спасатели не могут продвинуться к вершине. Напомним, что сегодня утром в районе [...] внезапно разыгралась снежная буря, к которой добавилось землетрясение магнитудой четыре балла. По мнению экспертов, сейсмическая активность ещё напомнит о себе, из-за чего в регионе возможны оползни и сходы снежных лавин. Как сообщает [...] в ближайшие несколько суток ураган также будет усиливаться...» — Не понял, где это происходит? — спрашиваю я. Как назло, из-за помех не расслышал названия. — Наверняка, где-то в Гималаях, — отвечает Финн. — А не пофиг ли? — ворчит Даниэль. — Нечего было туда лезть, тем более зимой. — Ну, не знаю, жалко их всё-таки… Финн кладёт руку мне на плечо. Пропавшим это вряд ли поможет, а мне становится легче. «…Ближнего Востока перенесёмся в Восточную Европу […] удерживает позиции на всей территории конфликта. Несмотря на финансовую и военную помощь западной коалиции, многие считают её недостаточной [...] в последнее время из различных источников всё чаще звучат упоминания о возможном применении […] поражения. Министерство Обороны нашей страны выступило с предельно жёстким заявлением, не оставляющим сомнений в том, что...» — Шон, выключи эту политическую муть, — просит Финн. — Ну, да, — вздыхаю я, — политика же нас не касается… — Надеюсь, у девчонок всё нормально, — говорит Даниэль. — Каких девчонок? — Да неважно, — отмахивается он. Я переключаю волну и нахожу радиостанцию, где безо всяких помех вещает солидный мужской голос: «…ещё раз попросить прощения у моих братьев во Христе и напомнить только что присоединившимся слушателям, что сегодня, в светлый праздник Рождества, у нас необычный выпуск — мы говорим об Антихристе. Библия как воплощение божественного плана недвусмысленно сообщает нам, что Апокалипсис, свидетелями приближения которого мы все, несомненно, являемся, ознаменует собой приход сына дьявола. Кто он? На что способен? И какие напасти несёт человечеству? Истинные христиане должны быть готовы встретить его и дать достойный отпор! Такова непростая тема нашей сегодняшней беседы. Сейчас я хотел бы обратиться...» — Ещё не легче! — Финн страдальчески откидывается на подголовник. Позади ржёт Даниэль. Вырубаю радио, хватит с нас на сегодня новостей и познавательных передач. Лучше просто музыку с флешки послушаем. — Знаем мы этих святош, — настала моя очередь ворчать, — карманы забиты гандонами или рецептами от кандидоза. — В точку, — соглашается брат. Уверен, ему в голову пришла та же мысль, что и мне, о преподобной Лисбет и её странной общине, в которой он когда-то провёл почти два с половиной месяца своей жизни, впитывая библейские мудрости и показывая чудеса прихожанам. Вытащить его оттуда было довольно трудно. Моё лицо до сих пор помнит многочисленные удары, болезненное воспоминание заставляет поморщиться. Шоссе кажется пустынным, до городка ещё несколько миль, но Даниэль внезапно сообщает: — Шон, тут копы! Ты превысил скорость? — Ну… может, чуть-чуть. Из лесной глуши появляется полицейская машина с сиреной и яркими огнями и следует за нами, принуждая остановиться. — Ты знаешь, что делать, — спокойно говорит брат. Паркуюсь у заснеженной обочины, копы обгоняют нас и останавливаются впереди. Проблесковые огни заливают судорожным светом сумрак вокруг и слепят глаза. Я знаю, как надо себя вести, мы уже говорили об этом с Даниэлем, но всё равно нервничаю. Встречи с ними для нашей семьи не были приятными. И для них тоже. Из полицейской машины вразвалочку выходит тучный офицер и подходит к нам, паря дыханием в морозном воздухе. Чуть опускаю стекло. — Какие-то проблемы, сэр? — Можно ваши документы? — Ты номера наши видел? — повышает голос Даниэль с заднего сидения. — Останавливать нас не имеешь права! Протягиваю копу дипломатический паспорт. — Простите, но вы превысили скорость, мистер... — коп хмыкает, — атташе. — Ох, наверное, это получилось случайно, — делаю невинные глаза. — Сообщите об этом в посольство Мексики, сэр. Статус младших представителей посольства, который есть у каждого из нас, даёт нам право на беспрепятственное нахождение в США и других странах. При том, что точно такой же статус у нас есть и в Мексике, только уже как у представителей США. Противоречивый дипломатический иммунитет брат получил по каким-то своим каналам. Подозреваю, что отказать ему не смогли, а статус облегчал жизнь не только нам, но и всем представителям власти, кто мог бы с нами столкнуться. К счастью, коп не понимает, что его жизнь висит на волоске в данный момент — Даниэль мог просто закопать машину с ним и его напарником где-нибудь в лесу, даже следов бы не осталось. Или отправить летать в космос. Но я был уверен, что младший так не сделает — во-первых, мы с Финном были рядом, а он при нас был паинькой, а во-вторых, мне кажется, в последнее время он стал лучше. Периодически злился, но злость была обычная, человеческая, как у типичного 16-летнего подростка. И, насколько я знаю, с момента моего пробуждения он ни разу никого не убил. — Будьте осторожны, — миролюбиво говорит коп. — Если вас вынесет в сугроб, тут связь плохая, поэтому нам приходится дежурить на этой пустынной трассе. Всякое бывает... — Премного благодарен за предупреждение, сэр, — я сама вежливость, — буду ехать медленнее. Протягивая мне документы, он спрашивает: — Мистер Даниэль Диас тоже с вами? Таааак... Ну вот, не зря это всё. Откуда он знает имя моего брата и то, что он вообще может быть в машине? Теряюсь на мгновение, бросая взгляд вправо. Финн в непонятках пожимает плечами. — Ну, с нами, — враждебно говорит Даниэль. — И дальше что? — Можно вас на пару слов, юноша? — Говори, что хотел или проваливай! — злится он. — Я бы сказал, — спокойно говорит коп, — но у меня чёткий приказ — передать вам лично. Потом можете поступать с информацией, как вам угодно. — Дэн, сходи, — встречаюсь с братом глазами в зеркале заднего вида. — Мы подождём. Закатив глаза, он выбирается из машины, они с офицером отходят на несколько шагов и о чём-то разговаривают. — Наверное, что-то важное, — доносится голос Финна. Через несколько минут Даниэль возвращается. Усевшись на своё место, он говорит: — Гони. Молча выруливаю на дорогу, объезжая машину копов. — Я знаю, чуваки, вы сгораете от любопытства, — сообщает он. — Приглашение от старого знакомого. Хочет поболтать. — Он теперь и через копов тебя достаёт...

* * *

Стемнело, над горизонтом поднимается полная луна, наступает вечер. Машин на улицах городка совсем мало, иногда на заснеженных тротуарах встречаются редкие прохожие. Тут и там взмывают над домами праздничные фейеверки. Чтобы попасть к имению Рейнольдсов, приходится ехать на противоположную окраину. Деревья на аллеях и во дворах переливаются разноцветными огоньками, одно- и двухэтажные дома сверху донизу опоясаны гирляндами, а из каминных труб над крышами вьётся дымок. Кажется, будто мы попали в сказочное королевство. Заезжаю на аккуратно вычищенную от снега широкую дорогу, ведущую к закрытому гаражу, у которого останавливаюсь. Добротный двухэтажный особняк за семь лет ничуть не изменился и, как всегда, вычурно украшен, будто рождественская ёлка, заметно выделяясь на фоне соседних домов. Рождество — особенный праздник, тем более для набожной миссис Рейнольдс. — Бабуля болеет, — говорит Даниэль. Он уже успел проникнуть внутренним взором внутрь их дома. — Спит в своей комнате. — Мы не вовремя? — спрашивает Финн. — Я думаю, всё будет хорошо, — уверяет брат. — Шон, мне позвонить Крису? Он сразу примчится. Одноэтажный дом Криса Эриксена и его отца такой же скромный, как наш брошенный дом в Сиэтле. Он стоит совсем рядом, чуть дальше по улице и тоже украшен гирляндой, но не идёт ни в какое сравнение с жилищем Рейнольдсов. — Позже позвонишь, для начала надо понять, как нас самих встретят, — отвечаю я. — Не пришлось бы заваливаться к Крису в поисках ночлега... Даниэль хмыкает. — Думаешь, всё может быть настолько плохо? — Не знаю, просто ничего хорошего не жду и тебе не советую. Или уже забыл прошлый раз? — Окей-окей... Наверное, он помнил. Строгая бабуля пришла в ярость, когда мы без спроса попали в комнату матери и обнаружили письмо, в котором она просила помочь нам, если мы вдруг придём. Но Клэр нам даже не рассказала об этом! И вообще врала про то, что в комнате ничего интересного, обычный склад барахла. А это оказалось не так — все мамины вещи были на месте. В тот раз я получил по первое число, даже маленький Дэн возмутился несправедливости и впервые накричал на любимую бабулю... Выходим из джипа, стараясь не хлопать дверьми. — Нехилый домишко, — шепчет Финн, оглядывая особняк. Он выкрашен в тёмно-красный цвет, по всему фасаду вьются гирлянды, разноцветные ленты и композиции из хвойных ветвей. — Ты чего шепчешь? — спрашиваю я шёпотом. — А ты чего? Втроём подходим к крыльцу. Входная дверь обрамлена пышными ветвями, перевязанными лентами. Я испытываю то же самое чувство, какое испытывал семь лет назад, когда мы с Даниэлем, покинув наше убогое лесное обиталище, пришли к Рейнольдсам в поисках помощи, уставшие и голодные. Большой дом и теперь давит на нас своей солидностью и великолепием, словно говоря, что разному сброду здесь не место. Смотрю на ребят — ничего глупее и придумать было нельзя, как явиться сюда в пончо! И тут мне становится так невыразимо стыдно перед братом, что внутри вскипает гнев. Да пошёл ты, сраный дом, мы не к тебе пришли, а к нашим бабушке с дедушкой! Решительно поднимаюсь на просторное крыльцо и нажимаю на кнопку звонка. Раздаётся знакомый мелодичный звук. Жать второй раз не пришлось, дверь вскоре открывается. Стивен стоит на пороге, пытаясь рассмотреть меня сквозь очки. За прошедшие годы он ещё больше постарел, морщины на лице углубились, только обширная лысина осталась такой же гладкой и блестящей. Несмотря ни на что, его взгляд бодрый и ясный, как раньше. — Привет, дедушка, — лицо само собой расплывается в улыбке. — Мы, как всегда, без предупреждения. — Шон, мальчик мой, — восклицает он, — сколько лет прошло, а ты ни капли не изменился! Мы с ним обнимаемся. От него пахнет чем-то сладким, а ещё почему-то луком. — Интересно, что ты скажешь, когда увидишь Дэна? Он заглядывает мне за плечо и не может понять, кто из парней мой брат. — Дэн это я, — брат поднимает руку, подходя к нам. — А это наш друг Финн. — Как же ты вырос, Дэни… — он обнимает Даниэля. — И так похож на Эстебана, буквально одно лицо! — Я ему то же самое талдычу, а он спорит! — победно заявляю я. — Вашего отца я помню совсем молодым… — Окей-окей, уговорили, — сдаётся брат, заливаясь румянцем. Надо же, мы смогли смутить его! День точно прожит не зря. — Дедушка, может, зайдём, а то ты замёрзнешь, — предлагаю я. — Да-да, конечно, что же мы тут стоим-то! — он тянет нас за собой. — Бабушка приболела, так что вы проходите и познакомьте меня со своим другом. Мы заходим в прихожую, Стивен закрывает за нами дверь. Здесь всё осталось по-прежнему. Слева его кабинет, где Даниэль когда-то вызволил деда из-под рухнувшего шкафа при помощи своей силы. Впереди проход в гостиную и деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Справа столовая с большим столом, за которым я сидел когда-то, подвергаемый бабушкиному допросу, жалеющий, что пришёл сюда, и мечтающий оказаться, как можно дальше. Если бы не Стивен тогда, который неожиданно для Клэр встал на мою защиту, не знаю, что бы со мной было — она вызвала бы копов или просто выгнала прочь... Беру Финна за руку. — Дедушка, знакомься, это Финн — мой парень. Даниэль делает большие глаза, Финн безмятежно улыбается, но его ладонь, вздрогнув, сильно стискивает мою, а Стивен непонимающе смотрит на нас. — Э-э, твой парень? — наконец, спрашивает он. — То есть, ты хочешь сказать… — Что мы вместе, — уверенно говорю я, а у самого сердце готово выпрыгнуть из груди. — Прошу любить и жаловать. — Что ж… э-э... это замечательно, — кивает он. — Я достаточно продвинутый для своих лет. Он протягивает Финну руку, который с готовностью пожимает её. — Рад познакомиться, мистер Рейнольдс. — Нет, так не пойдёт, — строго говорит он. Моя улыбка застывает, а сердце пропускает удар. Бедное, тяжело ему сегодня приходится — вынуждено то стучать во всю мощь, то замирать. Может, зря я решил поставить Стивена перед фактом? Но мне не хочется обижать Финна, называя просто другом. — Раз ты парень Шона, молодой человек, никаких мистеров, зови меня Стивом или дедушкой, как тебе удобно. Давай-ка обнимемся, — он заключает Финна в объятия. Мы с Даниэлем обалдело переглядываемся. — Надеюсь, они тебя не обижают? Он держит Финна за плечи, всматриваясь в лицо. — Нет, мистер… э-э... Стив, они клёвые, — усмехается тот. — Хорошо, вижу, ты парень взрослый, крепкий, в обиду себя не дашь, — он отходит от Финна и обращается ко всем: — Ну, молодые люди, раздевайтесь, проходите. Бабушка не сможет спуститься, вы к ней сами потом… Мы начинаем разуваться и снимать с себя верхнюю одежду. — Проголодались с дороги? Я только что поставил индейку, ещё у нас есть пироги. — Да мы не особо голодны. До ужина ещё часа два, но Даниэль легонько бьёт меня кулаком в бок: — А я бы пирог съел! Сверху доносится слабый голос: — Стивен, кто там? — Ну вот, проснулась, — со вздохом говорит он, затем кричит, задрав голову: — Мальчики приехали! — Мальчики? Что за мальчики? — Наши внуки, дорогая! Сейчас поднимутся! — и нам: — Сперва к бабушке зайдите поздороваться. — Чур, я первый! Сунув мне в руки охапку своей верхней одежды, Даниэль мчится вверх по деревянной лестнице. Вот же нахал, придётся развешивать самому. — Бабуля, это я, Даниэль! — слышится его радостный возглас со второго этажа. — Ты меня помнишь? — Даниэль, это правда ты?! Тебя не узнать! Голоса постепенно стихают, о чём-то разговаривая, пока мы управляемся с одеждой. — Я подожду здесь, — говорит Финн. — Но почему? — спрашиваю я, а сам уже знаю ответ. Для Клэр увидеть парня с дредами, пирсингом и татуировками на лице само по себе может стать потрясением. Особенно, без подготовки и лёжа в постели. — Милый, женщины не любят, когда посторонние, особенно незнакомые мужчины, видят их в уязвимом положении. — Какой воспитанный молодой человек! — восхищённо говорит Стивен. — Думаю, это верное решение. Финн в женщинах разбирается гораздо лучше, чем я. Интересно, сколько их у него было? Я ни разу не задавал ему подобных вопросов. — Вы обязательно познакомитесь позже, — Стивен показывает вглубь дома, — а пока проходи в гостиную. — Прости, мы ненадолго, — я сжимаю ему руку. Он ободряюще улыбается. Когда парень уходит осматривать особняк, Стивен тихо произносит, провожая его взглядом: — Шон, не пойми неправильно, но у меня к тебе просьба — не говори бабушке, что вы с Финном вместе. Она… ну, ты её знаешь… ей будет трудно такое принять. По крайней мере, сразу. — Хорошо, — киваю, сглатывая внезапный ком в горле. Хотя он, безусловно, прав — Клэр не шарит. Вдвоём поднимаемся по лестнице, Стивен сильно отстаёт. Захожу в неярко освещённую светом ночника комнату. Здесь тоже всё на своём старом месте, как и в той части дома, которую мы успели увидеть. Даниэль обнимает бабушку, присев на край их с дедушкой кровати. Она с растрёпанными белоснежными волосами полусидит на подушках, большие очки не могут скрыть её бледность. — Как же ты вырос, — повторяет она слова Стивена, держа младшего внука за талию, — стал совсем взрослым. Столько лет прошло… — Зато теперь мы здесь, — говорит он. — Что случилось с твоими волосами? — она дотрагивается до его головы. — Они такие же белые, как у меня. Это же не седина? — Обычная краска… Бабуля, смотри, кто пришёл! Даниэль оглядывается на меня. Я останавливаюсь рядом с ним. — Привет, Клэр, рад тебя видеть, — говорю будничным тоном, будто встретил на улице соседку. Я действительно очень рад видеть её, но мои с ней отношения никогда не были тёплыми. Даниэль, судя по радостному лицу, предпочитает не вспоминать ничего плохого, а я прекрасно всё помню. — Шон, мальчик мой! — восклицает она. — Я сначала подумала, что это Эстебан! Даниэль начинает хохотать. Появившийся позади меня Стивен тоже смеётся, пытаясь отдышаться после подъёма. Мне ничего не остаётся, как присоединиться к ним. Клэр смотрит на нас, не понимая, почему все заливаются смехом, но на её губах появляется улыбка. — Слава Богу, что ты жив, Шон! Как же я рада вновь увидеть тебя! — она протягивает мне руку. Беру её и слегка стискиваю слабую ладонь. — Ты совсем не изменился. Все эти годы бабушка с дедушкой (как и все остальные) думали, что я погиб, а после моего возвращения мы уже несколько раз общались по телефону. Но одно дело разговаривать, а другое — видеть своими глазами. Мы не посмели бы явиться сюда, не знай они, что я жив, — старикам такие потрясения ни к чему. — Кажется, всё норм, — шепчет мне Даниэль, уступая место. Сажусь на кровать и обнимаю Клэр. — Ох, Шон, прости меня за прошлый раз. Ты был прав, а я старая дура. — Ну что ты, Клэр, я нарушил твои правила, а это серьёзное преступление. Она смеётся, но её признание в собственной неправоте вселяет в меня надежду, что даже такие люди старой закалки, как Клэр, способны измениться. — Шон, а вас не будут искать? — спрашивает она с тревогой. — Полиция не нагрянет? — Не беспокойся, дела с копами улажены, мы здесь вполне легально. — Слава Богу! — говорит она и вздыхает: — Что творится в мире, если полиция гоняется за двумя детьми по всей стране. — Всё хорошо, Клэр, не переживай. — Но как у вас это получилось? — спрашивает любопытный Стивен. — Такие дела так просто не закрывают и не забывают… — Никто не хочет ссориться с Дэном, если ты понимаешь, о чём я, — делаю многозначительную паузу. — Сейчас он умеет гораздо больше, чем раньше… — Ммм, да... — кивает он задумчиво. — В этом есть смысл. Хорошо, что ты не видел его стенд с газетными вырезками, дедушка. Даниэль давно перестал обновлять его, но и того, что есть... — Шон, не останавливайся, — просит брат, стоя рядом со мной. — Продолжай рассказывать, какой я крутой. Щипаю его за бок. — Ай! — А я вот приболела, второй день не встаю и это на Рождество! Пропустила праздничную мессу, — вздыхает Клэр. — Но ничего, Бог даст, отлежусь и надо заниматься хозяйством. Стивен неплохо готовит, но… — Я помогу! — восклицает Даниэль. — Он умеет готовить, — подтверждаю я. — А знаешь, какой вкусный кофе варит, я такого никогда раньше не пил! Тебе нужно обязательно попробовать. — Я бы с удовольствием, да мне нельзя. Но слава Богу, что у меня такие внуки! — она прикасается ладонью к моей щеке. — Какие же вы хорошие! — У тебя что-то серьёзное? — спрашиваю я. — Может, тебе лучше в больницу? — Вот ещё! Такое у меня бывает, только в последнее время всё чаще. Медсестра приходит раз в день, уколы ставит. Старые болячки дают о себе знать. Вам не следует переживать, если что, я тут буду, никуда не уйду, — она смеётся, после чего прижимает ладонь к груди. — Ох, устала я совсем… Там вон комнаты занимайте, какие хотите. Она выглядит совсем поникшей. Видимо, на разговор и сильные эмоции потратила последние силы. Но я не могу промолчать. — Клэр, мы не одни приехали. С нами наш друг Финн. Я потом приведу его познакомиться с тобой. — Хорошо, Шон, приводи… приводи... — кивает она и кивки превращаются в сон. Глаза её закрывается, голова откидывается на подушку. Снимаю с неё очки и кладу на прикроватную тумбу. — Ну что, ребята, пойдём, — тихо говорю я. — Пусть поспит. Мы буквально на цыпочках выходим из комнаты. Проходя мимо перил, отделяющих коридор от двухэтажной гостиной, бросаю взгляд вниз. Где же Финн? Конечно, он у книжного шкафа! Кто бы сомневался... По другую сторону коридора нахожу взглядом огромный макет железной дороги. Я о нём совсем забыл! Дедушка смастерил его сам, он много лет работал на настоящей железной дороге, но работа так и не отпустила его до конца. Нужно обязательно показать макет Финну, он охренеет! Его любовь к поездам мне хорошо известна — парню довелось много путешествовать и одному, и с друзьями, а однажды мы с Даниэлем, спустя несколько дней после первой встречи в Бивер-Крик, неожиданно столкнулись с его компанией в пустом вагоне и надолго присоединились к ней. Идём к лестнице, Даниэль ищет чей-то контакт в телефоне. На мой вопросительный взгляд отвечает: — Крису звоню. Соскучился я по этому парню… Ну ещё бы! Они провели столько времени вместе прошлым летом, а с тех пор ни разу не виделись воочию. — Привет, чувак! … Да, это я. Как ты там? … С папой? Ну, с Рождеством вас тогда! … Спасибо. Мы с пацанами... с Шоном и Финном… Ты охренеешь, но совсем рядом, в соседнем доме! … Ха-ха, ага... К нам не хотите присоединиться? ... Ждём вас! — Надеешься на секс? — с усмешкой спрашиваю я, оглядываясь на дедушку, не услышит ли. Мы уже на первом этаже, а он сильно отстал и медленно спускается вслед за нами. — А чё бы нет? Если смогу убедить Чарльза оставить Криса здесь на ночь. Если что, ты мне поможешь? Он тебя послушает. — Не вопрос. Хлопнув меня по плечу, он тормозит у входной двери. — Подожду здесь, они уже собираются. Я знаю человека, который в курсе, что происходит на сотни футов вокруг, за стенами и закрытыми дверями, под землёй и в воздухе. Знакомьтесь, это мой брат! Иду к Финну. Он стоит, листая какую-то толстую книгу. Подхожу сзади, обнимаю, кладу подбородок на его плечо. — Что-то интересное? — Да не особо. Просто нравится листать старые книги. И обстановка здесь, как в библиотеке. Гостиная большая уютная, уставленная винтажной мебелью. На стенах картины, половина из которых — собственные бабушкины работы. Причём, на мой вкус, весьма недурные. Любовь к рисованию, по всей видимости, мне передалась от неё, хотя я и вполовину не смог бы так же. В камине весело потрескивают дрова. Аквариум, стол, кресла, фотографии в рамках, мягкий ковёр на полу. Напольные часы отсчитывают время, качая маятником. Рядом с окном высокая нарядная ёлка, украшенная золотой звездой, мигает гирляндами. Финн подносит открытую книгу к лицу и вдыхает бумажный аромат. — Какой у неё запах! Это обалденно! Нам тоже нужно купить книжный шкаф. — Без проблем, — отвечаю я. — Наконец-то, твои книжки перестанут валяться по всему дому. Поставив фолиант на полку, он поворачивается ко мне и обнимает. — Ну как прошло? — спрашивает он, имея ввиду разговор с бабушкой. — Отлично. Я обещал, что приведу тебя к ней. Но это потом, она опять вырубилась. — Надеюсь, ничего серьёзного? — озабоченно спрашивает он. — Неа, иначе Дэн забил бы тревогу. Ты же знаешь, он немного разбирается в таких вещах. — Немного, — улыбается он. — Совсем чуть-чуть. Мы тихо ржём какое-то время. — Кстати, а где он? — спрашивает Финн. — Он… Не успеваю договорить, как входная дверь открывается и до нас доносится приглушённый радостный возглас. Отстраняюсь от парня и тяну за собой. — Пошли встречать гостей. Одного ты точно знаешь.

* * *

Рождественский ужин вполне традиционен. В центре большого стола уже изрядно пощипанная индейка, постепенно пустеют миски с жареной картошкой и варёными овощами, как по волшебству испаряется глинтвейн. На сладкое у нас леденцы, печенье с имбирём, дедушкины ореховые пироги и фруктовые кексы, которые успел испечь Даниэль. Кто-то наливает себе эгног, а мы с братом эту гадость терпеть не можем, предпочитая какао. Перед тем, как начать трапезу, все взялись за руки и дедушка прочёл молитву. Мы повторили её за ним слово в слово. Не то, чтобы все присутствующие были религиозны, но таков порядок, так что почему бы и нет? Да и Стивену было приятно. Папа тоже когда-то читал молитву на Рождество, у него даже было несколько икон. Жаль, что они ему не помогли... Все оживлённо болтают, особенно Крис с Даниэлем — обсуждают новые сериалы, игры, манги, названия которых я слышу впервые. Чувствую себя отставшим от жизни, поэтому налегаю на еду, типа мне не до ваших разговоров. — О, кстати, Шон, знаешь, на кого ты похож? — спрашивает Крис. — Ммм? — мычу с набитым ртом. — Ты вылитый Виктор из сериала «С любовью, Виктор»! Не смотрели? Ребята, вам надо обязательно его глянуть! Он роется в смартфоне, затем демонстрирует нам фотку главного героя. Что-то общее есть, но мы с братом не можем решить, кто из нас больше похож на папу, а тут какой-то совершенно левый чувак... Обещаем Крису непременно посмотреть сериал, иначе не отстанет. Финн рассказывает Стивену с Чарльзом о своем бродяжьем прошлом, потом переключается на меня. Чарльз спрашивает о том, когда мы познакомились. За эти годы он почти не изменился, лишь в бороде появились седые волосы. — Это было в том году, когда они с Дэном скрывались, — говорит Финн, потягивая горячее вино. — Если бы я слушался Клэр и сидел дома, мы никогда бы не встретились, — добавляю я. — Да, я встретил Шона в этом городе на ёлочном рынке... — Погоди, мы с Крисом тоже там были! — восклицает Чарльз. — Я даже тебя помню, с тобой была девушка с розовыми волосами. Я ещё подумал тогда: какая странная парочка! — Она сыграла для меня на гитаре, — говорю я. — У неё очень красивый голос. — Ты был такой милый и немного испуганный, всё время оглядывался по сторонам, — Финн смотрит на меня, взяв за руку. — А я не мог отвести от тебя глаз… Ой, простите за подробности, парни, это всё вино. Чарльз хмыкает, пряча улыбку. Новость о том, что мы с Финном пара, он воспринял спокойно. По крайней мере, явного негатива не выразил. Но что, если он узнает о предпочтениях своего сына? Мы с ребятами договорились хранить эту тайну, а теперь у Чарльза будет повод задуматься, с кем Крис проводит время и как это на него может повлиять. И, хотя первый секс у него был с Даниэлем, к тому времени ориентация парня уже давно сформировалась. В любом случае всё станет понятно, когда мы попробуем оставить Криса на ночь. — Ничего страшного, — успокаивает Стивен. — Мы с бабушкой так же познакомились, на ночной дискотеке. Я увидел красивую девушку. Грустную, строгую, немного отстранённую. Подруга с трудом уговорила её прийти, и она будто находилась во враждебной среде. Я набрался смелости и подошёл. Это просто чудо, что она не отказала! Казалось бы, от такой малости зависит целая жизнь — не появиться рядом с нужным человеком в нужное время и в нужном месте. Мы тогда кружились и кружились, не замечая никого вокруг. Вот, до сих пор кружимся. Он смеётся и добавляет: — Я всегда удивлялся, что многие люди сидят дома безвылазно, потом жалуются, что никого не могут найти. Но сейчас, должно быть, стало проще. Интернет, соцсети... — Предлагаю выпить за любовь! — Даниэль поднимает бокал. Он умудряется не только болтать с Крисом, но и слушать наш разговор. Все пьют глинтвейн, кроме Чарльза, — он давно завязал, но позволяет Крису в честь праздника и нашей встречи. — Мальчики, как у вас дела с учёбой? — спрашивает Стивен. — Всё хорошо, мистер Рейнольдс, — отвечает Крис. — Я не собираюсь испортить последний год в школе. — То же самое, — кивает Даниэль. — Одни ботаны вокруг, — вставляю я. — Эй! — возмущённо кричит Крисс. — Но-но, я тоже никогда отличником не был! — усмехается Финн. — Бабуля проснулась, — сообщает Даниэль. — Пойду отнесу ей покушать. Внезапно над столом взлетает чистая тарелка и зависает над блюдом с индейкой. Единственная ножка, которую мы специально оставили для Клэр, сама собой отрывается от туши и прыгает в тарелку. Вслед за ней туда же отправляются овощи. В это время кувшин с эгногом поднимается, будто зажатый невидимой рукой, и льёт напиток в стакан, который зависает в воздухе рядом с тарелкой. Даниэль встаёт и берёт их в руки. — Ну всё, я пошёл, — улыбается он, глядя на Чарльза, и идёт наверх. Тот сидит, вытаращив глаза, с поднесённым ко рту куском кекса. Стивен провожает Даниэля взглядом, но происходящее не является для него сюрпризом — он давно знает о суперсиле младшего внука, но последний раз видел её проявление очень давно. Даниэль впервые за весь вечер использовал её настолько явно. Мы с ребятами тихо ржём. — Это… это… — пытается сказать Чарльз. — Что это было? — Это Даниэль, — отвечаю я. — Я понимаю... но они же летали? Нет, ну правда, все же видели? Мне не показалось? — растерянно спрашивает Чарльз, почему-то глядя на свой стакан с эгногом. — Ещё как летали. И эти тоже летают. Из шкафа в воздух срываются несколько чистых тарелок и кружат над столом. Все завороженно следят за ними, особенно Чарльз. — У Стивена полный дом летающих тарелок! — смеюсь я, стараясь не использовать руки. Советы Даниэля идут на пользу — на этот раз трюк мне даётся легче обычного. — Но… Шон… — говорит Стивен. — Значит, у тебя тоже есть такая способность? — Есть немного, — пожимаю плечами. Мне вдруг хочется пошутить: — Наверное, это семейное. В нашем роду точно не было колдунов или ведьм? — Я не слышал, надо поднять архивы, посмотреть, — серьёзно отвечает он. — Тут Салем недалеко, — говорит Финн, имея в виду соседний городок. — Но это не тот Салем, где сжигали ведьм, — говорит Стивен. — Тот рядом с Бостоном, совсем в другой части страны. — Но всё равно, если мне не кажется, — говорит Чарльз, — они летают... Внезапно меня захлёстывает предчувствие чего-то плохого. Я теряю контроль и тарелки со звоном падают на стол, некоторые разбиваются вдребезги, засыпая осколками еду. Финн едва успевает отдёруть голову — одна летит прямо в него, бьёт в торс и со стуком оказывается на полу. — Солнце, что происходит? — испуганно спрашивает он, схватившись за бок. — Не знаю, Финн… — кровь отливает от моего лица. — Что-то ужасное… Беда пришла, откуда уже совсем не ждали. Слишком расслабились. Освещение моргает, по дому проходит вибрация, от которой дребезжат стёкла и посуда на столе. Сверху доносится какой-то шум, затем жалобный голос Даниэля: — Бабуля, я просто хотел тебе помочь... Но его заглушает крик Клэр: — Да как ты смеешь?! Кем ты себя возомнил?! Я вскакиваю и выбегаю из столовой. По лестнице быстро спускается Даниэль. У него серое помертвевшее лицо, а из огромных ошеломлённых глаз текут слёзы. — Выродок! В святой праздник! В моём доме! Ты одержимый! Брат проносится мимо меня, будто не замечая, и, не останавливаясь, бежит к входной двери. На нём лишь футболка и штаны с носками. — Дэн, стой! — кричу я. — Оденься! Но он даже не думает тормозить. Дверь слетает с петель прямо перед ним, её с грохотом выносит наружу. Протопав по ней, он растворяется во мраке. Наверху лестницы появляется Клэр. Судя по громкости крика, и тому, как она держится, физически она себя чувствует гораздо лучше, чем раньше: — Вон отсюда и забери свою дьявольскую силу! Только Богу это позволено! — Дорогая! — из столовой выходит побледневший Стивен. — Ты встала? Что у вас там произошло? — Он меня осквернил! Схватил за руку и его глаза загорелись адским огнём... — причитает она. — Стивен, в нём живёт дьявол! Как же хочется оглухнуть на несколько минут, чтобы не слышать её голоса. Почему глаза достаточно закрыть, а со слухом такие проблемы? Эх, если бы только со слухом... Я быстро надеваю ботинки, накидываю куртку, хватаю пончо и обувь Даниэля. — Шон, прости, мне так жаль... — опустив глаза, говорит Стивен и бредёт к лестнице. — Дорогая, тебе пора в постель! Выскакиваю на улицу, но Даниэля нигде нет. Вслед за мной появляется Финн. — Шон, что это было? — обеспокоенно спрашивает он. От его обычной невозмутимости не осталось и следа. — Это наша бабушка, знакомься, — угрюмо отвечаю я, оглядываясь по сторонам. Куда же мог подеваться Даниэль? Поднялся ветер, снег из сугробов летит нам в лицо. Всего минуту назад его не было. Плохое предчувствие внутри нарастает. Ещё ничего не закончилось и, боюсь, это только начало. — Чем я могу помочь, милый? — спрашивает парень. — Пожалуйста, останься здесь, — прошу его, взяв за руку. Из дома выбегают Крис с Чарльзом. — Хотя нет, лучше идите к Крису. Ты не против, Чарльз? Я сам найду Дэна. — Конечно, пойдёмте к нам! — Я заберу наши вещи, — Финн бежит в дом, стараясь не поднимать взгляд на лестницу, откуда всё ещё доносятся бешеные крики Клэр: — Выродок! Чтобы ноги твоей не было... Где ты, Дэн? Обращаю внимание на следы босых ног на снегу. Они совсем свежие и ведут в сторону дома Эриксенов. Завернув обувь в пончо, держу скомканный тюк подмышкой. Иду по следам при свете луны, почти бегу. Они заворачивают во двор, огибают дом, проходят мимо большого дерева с домиком наверху, рядом с которым мы когда-то познакомились с Крисом. Точнее, Даниэль спас его от падения. Мимо замёрзшего пруда. Раньше здесь стоял большой злобный снеговик, но теперь Крис вырос, ему не до снеговиков. Следы ведут по тропинке в лес. — Дэн, где ты? — кричу я. Но никто не отвечает. Бегу вглубь леса. Поднимается настоящая буря. Она застилает небо и может засыпать следы, тогда не смогу найти брата в этой свистопляске! Голые деревья стонут под порывами ветра. Обломанные сучья и снег бьют меня по лицу и я внезапно осознаю, что на мне больше нет барьера. Меня ничто не защищает. Ощущение непривычное, но не это меня пугает. Я думаю, что могло случиться с братом? Он никогда не снимал с меня защиту. Ох, Клэр, ты ударила своего внука в самое уязвимое место. В его любовь к тебе. Зря я от тебя чего-то ждал, мои надежды были напрасны — такие, как ты, не меняются. — Дэни! — кричу я. Пытаясь защититься от ветра, выставляю перед собой руку. Передо мной возникает барьер, такой же, какой был у Даниэля на границе. При других обстоятельствах у меня вряд ли получилось бы его вызвать, но сейчас особый случай и моя часть силы будто чувствует это. К счастью, брат где-то рядом. «Дэни! — зову я мысленно. — Дэни, ответь!» «Я здесь, Шон!» «Я иду к тебе! Я не оставлю тебя одного!» Такой же мысленный диалог произошёл у нас с ним, когда брат летал в Сиэтл к Фостерам. Он думает, что всё было в его воображении, но тогда я действительно ответил Даниэлю. Почувствовал его мысли, офигел немного, а потом повёл себя с ним довольно резко, потому что понял — иначе никак. Иногда нужно быть жёстким. Он до сих пор не знает, что наш разговор случился на самом деле и что я в курсе о его мести. Хорошо, что он не сделал ничего непоправимого, я помог ему вовремя остановиться. Но смогу ли теперь? Эта буря неестественна и он имеет к ней непосредственное отношение. Задираю голову и смотрю вверх. Огромный снежный торнадо кружит над лесом в ночном небе. Я ещё далеко от него, а меня уже сбивает с ног. С каждой минутой он становится сильнее, расширяется. Если его не остановить, он может поглотить весь город. «Дэни, перестань, прошу тебя! Прекрати это!» «Не могу, Шон, не получается. Я потерял контроль...» Сугробы в лесу всё выше, никаких следов не видно, пробираюсь мимо хвойных деревьев, их ветви били бы меня по лицу, но спасает барьер. Не знаю точно, где Даниэль, но скорее всего там, где торнадо, в самом его центре. А буря усиливается, деревья трещат, не в силах противостоять стихии. Если бы Даниэль не убежал в лес, этот кошмар происходил бы в городе — разнёс украшенные гирляндами дома, превратил улицы в непроходимые завалы, убил жителей, которым не посчастливилось вовремя скрыться. Вокруг становится совсем темно, двигаюсь почти вслепую. Торнадо разрастается и я вхожу в него, удерживаемый на земле лишь силой барьера. Тёмный вихрь накрывает меня с головой. Деревья изгибаются и трещат, некоторые вырывает с корнем, они врезаются в барьер, каждый раз заставляя меня отступать на шаг, но я продолжаю двигаться вперёд. Братик, где же ты? Впервые начинаю чувствовать его живое присутствие, а кроме того ужас, обиду и одиночество. Вижу внутренним взором маленького скулящего волчонка в железной клетке, из которой никак не выбраться. Он пытается грызть толстые прутья, но они не поддаются. Несмотря на это, я чувствую его надежду! В глубине души он надеется, что я найду и помогу ему. Как раньше. «Держись, Дэни! Я совсем близко!» «Уходи, Шон! Прошу, уходи, здесь очень опасно!» «Ты же меня знаешь, я всё равно приду!» Вступаю в настоящую бурю. Черное облако вокруг меня сгущается, не вижу ничего кроме своих ног, буйство ветра оглушает. Стараюсь не провалиться в рытвины и ямы, оставшиеся от вырванных с корнем деревьев. Под ногами ничего нет, кроме снега перемешанного с землёй. Лишь бы не упасть, иначе меня расшибёт… Если летающие в воздухе деревья не могут пробить барьер, переваливаясь через него и уносясь прочь, то неестественная чернота застилает глаза, давит, пытается проникнуть сквозь него и поглотить. Мне приходится окружить барьером всего себя, создав некое подобие мыльного пузыря. Я не дам ей достать меня! Если брат не может контролировать это, то я пока ещё могу. И я дойду до него, чего бы мне это ни стоило. Как всегда доходил. «Шон, спаси меня...» «Всё хорошо, Дэни, я совсем рядом! Держись, ещё чуть-чуть...» Но он больше не отвечает. Наконец, спустя, как мне кажется, целую вечность, я выбираюсь из тёмного облака и оказываюсь на краю нетронутой поляны, внутри ока торнадо. Он кружит вокруг неё с низким гулом, от которого дрожит земля, а здесь спокойно, даже кусты не шевелятся, наверху, будто в конце широкого тоннеля, висит луна. Раздетый Даниэль лежит невдалеке в сугробе, раскинув руки. Подбегаю к нему. — Дэни, я нашёл тебя! Падаю перед ним на колени, поворачиваю к себе. Бледное лицо и тело в снегу, глаза закрыты. — Очнись же, ну! Укутываю его в шерстяное пончо, снимаю собственные ботинки и надеваю на брата. Его обувь я потерял, пока добирался сюда. Осторожно оттираю замёрзшими пальцами холодное лицо, а у самого слёзы катятся ручьём по щекам. Прижимаю к себе бездыханное тело. — Enano, я здесь... Не оставляй меня… Только не ты… Целую его лицо, омываю горячими слезами. Потерять брата вот так, посреди раскуроченного леса, после злых слов выжившей из ума старухи? Это неописуемо. Есть Финн, которого я люблю не меньше, но Даниэль — часть моей души. Как же так, а? Папа, прости... — Шон… Моё сердце почти останавливается. Открыв глаза, он смотрит на меня папиным взглядом и обессиленно говорит: — Как хорошо, что ты пришёл... В морозном воздухе быстро растворяются облачка от его слабого дыхания. — Даниэль… Прижимаю его к себе крепко-крепко, пытаясь согреть. — Как там бабуля? Ей лучше? Несмотря ни на что, его первый вопрос о любимой бабуле. Эх, Клэр, сука, для тебя отдельный котёл в аду. — Ещё как, бегает вовсю. — Значит, всё в порядке, — говорит он. — Только зачем она так со мной, а? Шон, я же ничего плохого не хотел… — Она не со зла, — вру я. Старуха испортила жизнь нашей матери, отбила ей любовь к семье, чем косвенно разрушила и нашу семью. Не случись этого, скорее всего, с нами ничего плохого не произошло бы и папа был бы жив. Теперь она взялась за внука. Разве это не самое настоящее зло, спрятавшееся за благопристойной обёрткой?! Но я невозмутимо продолжаю: — У стариков бывает, с головой не всё в порядке у неё. — Ох, Шон, мне стало так фигово, не ожидал от неё. — Всё будет хорошо, Дэни. Главное, что я никогда тебя не брошу. Клянусь. — Что ты там говорил о клятвах? — на его лице появляется слабая улыбка. — Хорошо подумал? Он внезапно закашлялся. — Я подумал. Я всегда буду рядом, несмотря ни на что. Он пытается обнять меня, но руки обессиленно соскальзывают со спины. — Расслабься, я держу тебя. — Окей-окей… Шон! Даниэль обращает внимание на торнадо, кружащийся вокруг нас. Он не становится слабее, напротив, делается выше и быстрее — стало почти невозможно разглядеть носящиеся в нём деревья, кучи снега, перемешанного с землёй, растерзанные тела зверей и птиц — всё превратилось в смазанную картинку. — Что я наделал, Шон?! — в глазах брата появляется паника. — Я не могу его остановить, я совсем не чувствую силу. — Ничего страшного, ты не можешь, зато я могу, — уверенно говорю я. Младшему брату нужна моя уверенность, хотя сам я, как обычно, ни в чём не уверен. Оглядываюсь вокруг. И как я должен это остановить? — Попробуй почувствовать его и приказать, — шепчет Даниэль совсем слабо. Едва различаю его слова. Зажмурив глаза, мысленно пытаюсь дотянуться до торнадо. С трудом касаюсь самого края. Никогда раньше не делал ничего подобного. Поднять камень, несколько тарелок или даже машину — это одно, а осознать, объять, почувствовать происходящее — это совершенно другой уровень, которым хорошо владеет лишь Даниэль. По крайней мере, владел до сегодняшнего вечера. Но бушующая сила вокруг меня настолько велика, что не почувствовать её сложно. Она душит и давит, ломает и рвёт. Дикая и свирепая, чёрная и непредсказуемая. Свободная. Не успеваю ничего сделать, как она отшвыривает моё сознание прочь. Будто получив удар поддых, распахиваю глаза, громко втягивая ртом холодный воздух. Сжимаю в руках Даниэля, он опять потерял сознание. Теперь я один на один с бурей. Без обуви, с замерзающими ступнями. И если не я её остановлю, то кто? Пробую ещё раз дотянутся до черноты. Она будто чувствует мои попытки, по внутренней стене торнадо с грохотом начинают бить молнии. Хорошо, что в самом центре спокойно, иначе я не смог бы этого выдержать. Но удары молний постепенно становятся сильнее, а их разряды направлены в нашу сторону. Дикая сила поняла, что опасность находится внутри и пытается дотянутся до нас. Исход зависит от того, успеет ли она. Тёплое тело брата на коленях придаёт мне сил и решимости. Как тогда, когда я укачивал его, совсем крошечного и беззащитного. Мать нас бросила, оставив младенца на попечение отца и восьмилетнего старшего брата. Меня не покидало чувство обиды, а страшный вопрос «Почему?!» оставался без ответа. По подавленному виду папы я понял, что вопрос у нас общий — его вымученная улыбка не могла скрыть надолго поселившуюся в глубине глаз боль. Несмотря на всё плохое, что происходило с нашей семьёй, ощущение маленькой беззащитной жизни у моей груди заставляло меня забывать обо всём плохом. Пока у него были мы с папой — enano ничего не грозило! Теперь у него есть только я... Чувствую биение наших сердец, ток крови в венах, теплоту наших тел, ледяной холод в ступнях и морозный воздух вокруг. Отпечатки какого-то лесного зверя, который прошёл здесь пару дней назад. Следы давно скрыты под снегом, но я вижу их совершенно отчётливо. А вот жилище зайцев совсем недалеко от нас, под небольшим холмиком, и разрытый вход в их нору. Видимо, зверь (лиса или енот?) как раз охотились за ними. Но не преуспели — нора слишком глубокая, заячье семейство выжило. Крошечные зайчата на тёплом травяном настиле сосут мамку, которая вместе с самцом настороженно прислушивается к странному грохоту снаружи. Вокруг в земле чего только нет: спящие зимним сном насекомые и личинки, семена и корни растений, кости когда-то умерших животных. Теперь я понимаю, как Даниэль видел Грибочка. Моё сознание расширяется, уходит дальше вглубь земли, но там ничего нет, кроме древних отложений. Достигает ближайших кустов и нетронутых деревьев, проникает под их кору. Опять спящие насекомые, они повсюду, им несть числа. Внутри кустов и деревьев слабо пульсирует жизнь, они тоже спят, чтобы весной проснуться, распуститься, зацвести. Хвойные деревья более живые, приспособленные к холоду, но и они находятся в заторможенном состоянии. Зима влияет на всех по-разному, но это всеобщее время спячки. Заполняю сознанием полый центр торнадо, стараясь не задеть его самого — я ещё не готов к прямому противостоянию. Направляю своё видение ввысь, в освещённое луной небо, и вниз, под землю, пытаясь обойти чёрную преграду с двух сторон. Чувствую, будто сам мысленно расширяюсь, уже не обращая внимания ни на что, кроме торнадо. Начинаю осторожно, но стремительно огибать его. Одновременно с этим ощущаю Даниэля у себя на коленях, покачиваю его, как маленького ребёнка. С моих губ срывается мелодия колыбельной, которую я пел ему в детстве. Ступни ломит от боли, но я не обращаю на неё внимания. Торнадо вырос до колоссальных размеров, как великан ростом до небес, он почти достиг Бивер-Крик, в котором бушует буря, трепещут деревья, рвутся гирлянды, выбегают на улицу люди и с ужасом смотрят на огромный чёрный столб, подступающий к городу. Кто-то в панике бежит прочь, кто-то уезжает. Машины службы спасения с мигалками медленно едут по улицам, следя за торнадо и через громкоговорители пытаясь убедить жителей покинуть дома. Сами дома пока держатся, но это ненадолго. Жилище Эриксенов находится ближе всех, стёкла в окнах, выходящих к лесу, разбиты, под напором ветра приподнимается и стучит кромка крыши, осыпаясь снегом, ещё немного и её сорвёт и унесёт прочь. Финн и Крис, напуганные, но полные решимости, стоят, прижавшись к стене дома, в ожидании развязки. Чарльз рядом со своей машиной пытается уговорить их сесть в неё и скорее убраться подальше. Если я не справлюсь, они все погибнут. «Всё будет хорошо, Финн, — шепчет ветер на ухо моему парню. — Сейчас всё закончится». — Шон? — спрашивает он и поворачивает голову к остальным, пересиливая своим криком оглушающий рёв: — Я слышал Шона! Всё будет хорошо! Он справится! Мне ничего не остаётся, кроме как справиться. Объяв торнадо со всех сторон, замкнув в кокон, будто в ловушку, обрушиваюсь на него всем своим существом. Вопреки совету Даниэля, не хочу приказывать этой дикой необузданной силе. Если бы она что-то понимала и могла выполнить приказ, он сам бы справился, но он беспомощно лежал у меня на коленях, значит, действовать надо по-другому. Моя воля, моя решимость, а самое главное — моя любовь к близким и друзьям начинают сжиматься вокруг стихии. За Даниэля! Моего единственного брата, с которым мы так много пережили вместе и который вернул меня к жизни. Не представляю, через что ему пришлось пройти ради этого... Нет на свете человека роднее, чем он! Пусть мелкий Дэн меня часто бесил, но я всегда готов был отдать за него жизнь. За Финна! Моего татуированного панка, которого я люблю больше всего на свете! Когда-то мы случайно встретились и так же случайно расстались, чтобы встретиться вновь и больше никогда не расставаться. Он — моя судьба, человек, рядом с которым мне действительно хорошо. За Криса! Одинокого доброго супергероя, как и мы с Дэном, рано потерявшего мать. Талантливого парня с живым воображением и чутким сердцем. Замечательного друга и прекрасного художника, которого ещё не открыл мир. Дэн очень трепетно к нему относится. Не знаю, любовь ли это, но потерять его сейчас было бы преступлением по отношению к младшему. За Чарльза, отца Криса! С большим трудом, но нашедшего в себе силы пережить смерть любимой жены, завязать с алкоголем и обратить внимание на подрастающего сына, кровь от крови своей матери. Может быть, наш разговор с ним по душам и мой личный пример способствовали тому, что отец смог увидеть в сыне продолжение своей любви. За Стивена! Нашего дедушку, скромного проницательного старика, который всегда был добр к своим внукам и даже нашёл в себе силы встать на нашу защиту, когда мы, уставшие, замёрзшие и голодные, пришли к ним в дом семь лет назад. За ни в чём не повинных жителей Бивер-Крик! И хрен с ней, даже за Клэр. Яйца на завтрак она жарила неплохо... Обнимаю, давлю, сминаю торнадо. Молнии больше не бьют, пытаясь добраться до нашей поляны — я опутал и сковал столб ветра, словно гигантской стальной сетью. Без злобы, без ярости, мне его даже немного жаль — он не может знать, что такое по-настоящему жить, любить, жертвовать собой ради других. В нём нет ничего человеческого. Вспоминаю маленького волчонка в клетке, каким мне привиделся Даниэль однажды. Но теперь я сам посажу в клетку этот торнадо. Задушу, заглушу, развею. Он пытается бороться, противостоять моим попыткам, что лишь приводит меня в неистовство. Либо я, либо он — и выбор очевиден. Ты хочешь убить моего брата? Моих друзей? Никогда! Слышишь? Никогда я тебе этого не позволю! Если это моя лебединая песня, то я хотя бы заберу тебя вместе с собой... Превращаю сознание в мысленный бич и стегаю исполинского великана со всех сторон, не переставая сжимать его своей волей. Без передышки, с отчаянной решимостью. Так же, как днём и ночью вместе с папой заботился о младенце-брате, кормил, менял пелёнки, убаюкивал на своих руках. Смотрел, как он растёт, учится ходить, говорить, обнимать меня и целовать в нос пахнущими молочной смесью губами. Так же, как потом мне пришлось побеждать на школьных соревнованиях, а когда убили папу, бежать через всю страну. Преследуемый, побитый, нищий, напуганный, с братом на руках или без него... Однажды я просто устал бояться за себя, но страх за него никуда не делся. Никогда не уходил. Пусть Дэн для кого-то бог, а для меня он мой младший, который всегда нуждается в моей защите и поддержке. Даниэль на моих руках даёт мне силу. Но не суперсилу, а самую обычную, человеческую — ту, с которой люди покоряют вершины, летают в космос, дают отпор несправедливости, признаются в любви... Торнадо не готов к такому напору, для него всё это чуждо и непонятно. А всё непонятное вызывает страх и неуверенность. Постепенно заставляю его отступать, уменьшаться, таять. Стягиваю своё сознание, будто мешок с попавшей в него ядовитой змеёй, нанося сокрушительные удары всем своим существом. Торнадо шипит и извивается от злобы и безысходности, но ему некуда деться. Всё, что он может — это попытаться затаиться на самом дне, но я достаю его там и развеиваю в пыль. Теперь я знаю, как действовать, если такое случится с Дэном снова. Буря стихает, слабеет, становится тоньше и меньше. Покорёженные ошмётки древесных стволов сыпятся на такую же изуродованную землю. Постепенно чернота рассеивается, на лес опускается долгожданная тишина. Треснувшим сиплым голосом пою колыбельную спящему младшему брату, поглаживая его по тёплой щеке. Шепчу: — Я справился, Дэни, теперь всё в порядке. Оглядываюсь. Что делать? Как перебраться через эти завалы? Тем более что я совсем не чувствую ступней. Вот если бы я умел летать, как Даниэль... Раздумывать некогда, выбора у меня нет — пора убираться отсюда и как можно быстрее. Крепче прижав Даниэля, смыкаю силу вокруг собственного тела и тяну вверх. Становится трудно дышать. Осторожно! Лишь бы не переломать нам с братом все кости — силе всё равно, до чего она касается, тёплое или холодное, живое или неживое. Ослабляю захват, понимая, что важна не сила, а точность. Вот Дэн прекрасно различает такие нюансы, а мне следует быть аккуратным, не спешить. Наконец оказываюсь в воздухе, будто беспомощный котёнок, поднятый за шкирку. Держусь неустойчиво, дрыгая отмороженными ногами. Больше похож на марионетку, но постепенно приноравливаюсь. Это не так сложно, как я думал. И куда легче, чем обуздать тёмную силу. Взлетаю выше. Подо мной расстилается огромный безжизненный круг изувеченного ветром леса с белым пятнышком в центре — нетронутой снежной поляной. Вдали, на самой кромке круга, виднеется редкая полоса уцелевшего леса, а сразу за ней огни городка, где нас уже давно заждались.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.