Don't stop!

— Итак, — Калум выдыхает, роняя на пол свою рюкзак, — Слева кухня, дальше по коридору ванная, туалет и гостинная, на втором этаже три спальни, там тоже есть туалет и ванная. Люк, твоя спальня, наверное, первая, наша с Эштоном вторая. — Кто жил в первой? — интересуется Люк, перешагивая через порог дома и тут же обводя его внутренности взглядом. — Моя сестра — Мали, — объясняет Калум, — Нет, ты, конечно, можешь поспать и в моей комнате, тогда мы с Эштоном поживем в комнате моих родителей, но, слушай, в моей комнате никто не пребирался года с 2015-го, да и к тому же, я не хочу портить кровать моих родителей. — Не прибрано — это ничего, а вот про кровать, — Люк вздыхает, пытаясь успокоиться, — Только попробуйте ебаться — я приду и поотрубаю вам все, что только можно, поняли? — Бируши за мой счет, — предлагает Эштон и, обвив рукой Люка за плечо, притягивает его к себе, — Не волнуйся, мы не потревожим тебя и твой сон, — он закрывает свой рот на воображаемый замочек и выкидывает от него воображаемый ключик, — Будем тише воды ниже травы. — Ага, конечно, знаю я эти ваши… — Люк корчится, сжимая лямки своего рюкзака на плечах. Он поднимается по деревянной лестнице на второй этаж и осматривается — дом на вид аккуратный, но, заходя в комнату сестры Калума, он понимает, что насколько дом красивый, настолько и неприбранный. Люк корит себя за то, что ожидал от девчачьей комнаты пятидесяти оттенков розового, блесточки и сердечки — пора бы выкинуть из головы эти идиотские стереотипы, Люк, ты живешь с двумя геями. Проходя в комнату он видит приятные бежевые и пастельно зеленые тона — он приятно удивлен. Около большого окна стоит стол с кучей книг и журналов, по стенам неаккуратно развешаны штук сорок плакатов, а около стены стоят две пыльные гитары. Он открывает окно, чтобы хоть немного проветрить душное помещение, но, постояв около окна пять минут, понимает, что на улице ровно такая же температура, что и в доме, и ни единого намека на ветер. Люк, ты такой идиот, ты ведь управляешь ветром, какого хрена ты стоишь, как вкопанный? Хеммингс хмурится и смотрит на свои забинтованные руки — прошло две недели с момента, как они с Калумом «удачно» прогулялись в больницу. Его руки уже зажили, а у раны нет риска загноиться, но врач посоветовал Люку не снимать повязки, пока рана окончательно не затянется. Что ж, он и не собирался разматывать бинты с левой руки, он размотает бинты с правой, где был ожог. Он аккуратно снимает бинты с руки, сжимая и разжимая ее в кулак. Он не чувствует боли, но зато видит оставшиеся от волдырей белые шрамы — да, обидно, что они остались, но зато это напоминание Люку из будущего, чтобы тот жал Калуму руку поосторожнее в следующие разы. Люк подносит руку к окну и слегка сгибает пальцы, напрягая руку и щурясь: ему в лицо дует сильный поток теплого ветра, и русоволосый отшатывается в сторону, недовольно хмурясь. — Так, а теперь чуть спокойнее и немного холоднее, — настраивает он сам себя и поджимает губы, — Легкий прохладный бриз — и все. Просто прохладный ветерок. Он слегка поворачивает руку, делая максимально сосредоточенное лицо: черт, насколько сильно ему нужно сосредоточиться ради обычного ветерка? Он чувствует, что ему нужно много упражняться ради того, чтобы вызов легкого бриза не был для него непосильной задачей. Кудри Люка поднимаются от ветра, дующего легким потоком из открытого окна, а сам Хеммингс готов поклясться, что даже чувствует солоноватый привкус морского бриза от этого сквозняка. — Отлично, — говорит он сам себе и улыбается. — Люк, ты включил вентилятор? В доме просто ужасная жара, а я нигде не смог его найти, — жалуется Эштон, заглядывающий в комнату. Он видит Люка, стоящего напротив окна с вытянутой рукой и медленно вскидывает брови, — О-о-о… Так ты оказался умнее и просто решил сам поработать вентилятором? — Ну, типа того, — Люк усмехается, — Подумал, что достоин повышение с работы феном до работы вентилятором. — У тебя отлично получается! — радостно восклицает Эштон и открывает дверь в двух комнатах напротив, — Раз уж ты занялся, то ты не мог бы сделать ветер чуть сильнее, чтобы другие комнаты тоже проветрились? Это ненадолго, — обещает он, — Мы найдем вентилятор и отпустим тебя. — Да все нормально, мне не сложно, — отмахивается Люк, — Нужно же когда-нибудь тренироваться. — Потренируемся завтра, — предлагает Эштон, — У нас, конечно, есть сегодняшний вечер, но, я думаю, у нас сейчас хватит сил только на то, чтобы поесть и уложиться по кроватям, — он усмехается, — То есть, ну, не знаю, как ты, но у меня было четыре пары подряд, я просто без сил, так что ни на какие тренировки меня сегодня уже точно не хватит. — У меня сегодня была практика в швейной мастерской, так что я тоже устал, — соглашается Люк, — Завтра с утра попробую хотя бы немного разобраться с левитацией. Позади Эштона возникает Калум, обвивающий его талию руками и укладывающий свою голову на его плечо. — Калум, ты горячий, — Эштон пытается отцепить его руки от себя. — Я знаю, но я думал грязные разговорчики подождут до ночи, — он самодовольно ухмыляется и оставляяет поцелуй на загорелой шее бойфренда, пока тот кривится с тихими «фу-у!» — Люк, ты что-то говорил про левитацию? Ты пробовал использовать ветер? — В смысле? — переспрашивает Люк непонимающе. — Ну, знаешь, использовать потоки ветра как, ну. Как у реактивного ранца, понимаешь? — пытается объяснить Калум, — Чтобы они были как толчки для взлета? — Ахуеть, это гениально, — восхищенно протягивает Эштон, — Как ты до этого додумался? — Не знаю, просто в голову пришло, — темноволосый жмет плечами, — Может, попробуешь завтра? — Звучит очень логично, — задумчиво соглашается Люк, — Почему я до этого не догадался? — Эй, Калум, смотри! Эштон наконец вырывается из цепких рук Калума и бросается к Люку, стоящему у окна. — Смотри, это мы и Майкл! — восклицает он, стягивая с подоконника запылившуюся фотографию в рамке. — Боже, мы тут команда «здравствуй, акне», — фыркает Калум, подходя к Эштону и слегка наклоняя фото к себе, — А у Майкла тут еще каштановые волосы. — Да, а у меня очки, — Эштон вздыхает, — Отличное было время… — Так мило, что Мали хранит их, — Калум нежно улыбается, — Она видела, как сильно я влюблен в тебя, и почти полгода умоляла меня предложить тебе встречаться, — он усмехается и укладывает щеку на плечо Эштона, — А я стеснялся. — Я тебя и не виню, — Эштон гладит его по плечу, — Знаешь, как говорят? Влюбиться не трудно, трудно в этом признаться. Люка пробивает дрожь, и он пялится на Эштона, пока тот удивленно смотрит на него в ответ. Черт, почему Эштон всегда так прав? Это незаконно. — О, Мали оставила тут свое богатство, — замечает Калум и тянет руки к белой коробке без крышки, в которой находилась розовая детская косметика, духи и лаки. — Черт, всегда хотел покрасить ногти, — признается Эштон, — Отец всегда говорил, что это для девочек и педиков, но если там есть черный, то меня никто не остановит. — Еще бы у Мали не было черного, — хмыкает Калум, — У нее половина лаков черные. — Накрась мне ногти, прошу, — Эштон дергает Калума за рукав его футболки, — Я все что угодно для тебя сделаю, клянусь! Я просто сам ровно ни в жизнь не накрашу. — Договорились, — усмехается Калум, — Тогда я с тобой. Сделаем с тобой парный маникюр, как самая настоящая парочка. — Помню, ты красил ногти в черный в школе, — вспоминает Эштон, — Ты еще тогда осветлил себе челку. — Было охуенно, — со вздохом подтверждает темноволосый и оборачивается на Люка, — Ты с нами? — А, что? Люк мотает головой, возвращаясь обратно в реальность. Он думал о левитации и о Электрисити, которого всю ночь рисовал, и поэтому теперь абсолютно никакой — он проспал от силы два или три часа вместо положенных восьми, никак не о беспечной беседе друзей. — Мы собираемся заняться самым мега-мужским делом на свете и накрасить ногти, — Калум выуживает из коробки бутылек к черным лаком, — Ты в деле? — Разве это не девчачья забава? — осторожно спрашивает Люк. — Почему? — неловко интересуется Калум в ответ. — Не знаю, — Хеммингс жмет плечами, — Не думал, что парни тоже могут красить ногти. — Еще как, — гордо отзывается Эштон, — Так ты с нами? — Что ж, наверное, надо пробовать разное в жизни, поэтому… Да. Почему нет? — Люк отдергивает руку от окна, когда та начинает мерзнуть. Снизу раздается звонок в дверь и Калум, сообщив о том, что их пицца приехала, срывается на первый этаж, схватив с собой Эштона, оставляя Люка одного. Он хмурится, разглядывая лаки и вспоминает слова про влюбленность: он даже сам в своих чувствах не уверен, как он может говорить о них кому-то постороннему? Люк топает ногой от разочарования, от чего из окна до него долетает сильный поток ветра. — Не до тебя сейчас! — разозленно отчитывает он погоду, хмурясь, — Дуй себе и меня не трогай! Погода смирнеет — возвращается легкий бриз, который Люк изначально заказывал. Сам Хеммингс валится на красиво застеленную постель и прикрывает глаза устало.

***

Ночь наступает слишком быстро — они все втроем только успевают поесть и накрасить друг другу ногти, когда часы уже показывают час ночи. Хорошо, что им завтра не нужно никуда рано вставать, можно спокойно выспаться. — Красный? — уточняет Эштон, укладывая руку Люка на стол. Люк кивает, и светловолосый заправляет свои кудри за уши, раскручивая бутылек с красным лаком, — Почему красный? — Не знаю, — оправдывается Хеммингс, — Может, это мой любимый цвет? — «Может»? — переспрашивает Эштон с усмешкой, — Ты не знаешь точно, какой твой любимый цвет? — Наверное, это красный, — неловко отвечает Люк, пожимая плечами, — С недавнего времени. — Красный, — протягивает Калум, жующий кусочек пиццы с пепперони, — Я знаю, у кого еще красный — любимый цвет. У него еще волосы такого же цвета. — Иди ты, — отмахивается обиженно Люк, пока Эштон заливисто смеется. — Расскажешь, что у вас там? — осторожно спрашивает Ирвин, проводя маленькой кисточкой по краю горлышка бутылечка, снимая лишний лак. — Я поцеловал его, — Эштон и Калум резко поднимают голову на него, — В щеку! Просто в щеку! — они вздыхают одновременно, — Я позвонил ему и попросил отвязать меня, потому что не знал, когда вы вернетесь и… — То есть Майкл пришел, увидел тебя, привязанного к кровати, отвязал и ушел? — уточняет Калум, — Даже не трахнул? — В смысле, блять, «даже»? — возмущается Люк, — Если бы он только попробовал, я бы ему врезал! — Да, детка, долго ты еще будешь в девственниках ходить, — сочувствующе вздыхает Эштон. — Он просто отвязал меня и ушел, — продолжает русоволосый, — А я поцеловал его в щеку. — Он попросил тебя сделать это в качестве благодарности? — интересуется Калум. — Нет, я… Я сам так захотел, — объясняет Люк, — И это не было в качестве благодарности. Это было просто так. — Просто так? Просто так, потому что ты всех свои друзей целуешь в щеку? — хмыкает Худ, отпивая газировку из стоящего поодаль стакана. — Потому что захотелось, — отвечает Люк беспечно, пожимая плечами, — Потому что его щеки выглядели очень целовательными. — Какими-какими? — переспрашивает с усмешкой Калум. — Целовательными, — повторяет Люк абсолютно серьезно и хмурится, на секунду задумываясь, существует ли такое слово вообще. А, плевать, если его и нет, то Люк только что его придумал. — Мы потеряли его, — протягивает Эштон, — Он покинул ряды натуралов. — Очень заметно? — тушуется Люк и виновато смотрит на парней. — Ты только что назвал щеки Майкла не милыми или прелестными, ты назвал их целовательными, Люк, дороги назад нет, — Калум смотрит на него спокойно, — Тебе пиздец. Планируешь признаться или страдать? — Я страдаю, потому что не могу признаться, — отвечает Люк, — Я не знаю как! Все кажется слишком простым, Майкл заслуживает лучшего признания. — Серенады под окном? — уточняет Эштон, — Я могу сказать номер его комнаты. Возьмешь свою гитару и пойдешь споешь о том, как ты его любишь, сколько детей и собак с ним хочешь, и какие у него целовательные щечки. — Черт, нет! — нервничает Люк, — Просто я не хочу обычного «ты мне нравишься»! Это слишком просто и банально для него! Я хочу что-нибудь вроде «ты мне нравишься тысячу лет и еще Бесконечность», а не вот это вот все, — Люк откидывает голову назад и истерично хнычет, — Слишком тяжело. Он меняет руку по просьбе Эштона и пялится на потолок, на котором медленно крутится большой вентилятор с широкими бежевыми лопостями. — Просто подойди и скажи первое, что придет в голову, — предлагает Калум, — Ему не нужны от тебя какие-то занебесные признания, поверь, Майкл не тот тип. Люк облегченно вздыхает: он, конечно, подозревал, что Майклу от него не нужны цветы, плюшевые медведи размером с двух Клиффордов, эклеры и шарики в виде сердечек, но Люку хочется этого для него! Черт, ну, хотя бы цветы? — Какие у Майкла любимые цветы? — спрашивает он, вскидывая голову. — Тюльпаны красные, — отзывается Эштон, — Ты, я смотрю, серьезно настроен. — Серьезнее не бывает, — подтверждает Люк, а только потом до него доходит, что как только он окажется перед Майклом, он свалится в обморок и умрет там же на месте. А про приглашение на свидание и говорить нечего — он не сможет и рта открыть, а если у него и получится что-то сказать, то это будет какой-то адский бред, за который Люку еще на протяжении ста лет будет стыдно. — Я закончил! — сообщает Эштон и гордо рассматривает руки Люка, закручивая красный лак. — Вау, — Люк шокированно пялится на свои ногти, которые стали красного цвета, оттенка красной пожарной машины, — Выглядит потрясающе… — Ура, тебе нравится! — довольно улыбается старший. — О, черт, — Калум пялится в свой телефон и отчаянно стонет, — Мама просит меня съездить к знакомым на другой конец улицы. Она сказала, что это срочно. — Езжай, — Эштон кивает на Люка, — Не волнуйся, мы не переубиваем друг друга, — обещает он. — Ладно, — устало соглашается Калум, — Я вернусь через час или около того. Можете ложиться без меня. — Я изо всех сил постараюсь не спать, — клянется Эштон, — А если я усну, то разбуди меня, как вернешься. — Я по-любому разбужу тебя, — Калум ухмыляется и целует Эштона в макушку. Он хватает джинсовку с крючка и скрывается за дверью, оставляя Люка и Эштона наедине. — Итак, не знаю, как ты, но я в душ и в кроватку, — сообщает старший, вставая из-за стола. — Я за тобой, — отзывается Люк, провожая взглядом Эштона. Он сидит за столом, слушая тиканье часов, около десяти минут, а затем все-таки идет в спальню, валясь на кровать. Люк выуживает из рюкзака блокнот, а из пенала — пару карандашей, и, открывая скетчбук где-то посередине, пялится на дизайн супергеройских костюмов, а затем на белый лист рядом. Кого ты обманываешь, Люк? Ты никогда не будешь достаточно смелым, чтобы надеть такой костюм, не говоря уже о том, чтобы спасать Сидней. Забудь. Он водит красным грифелем по чистому листу, хмурясь и надеясь, что рисунок сам себя нарисует. В его голове роится мысль о том, чтобы сделать эти костюмы в качестве диплома на конец этого года. Черт, это будет сложно… — Эй, Люк, ванная свободна, — Эштон стучит по дверному косяку, заглядывая в комнату. Люк обводит его глазами, но это он по привычке, а не потому, что Эштон в одном белье и с влажными волосами, которые он осторожно промакивает полотенцем. Люк тяжело сглатывает. Старший подходит к нему и усаживается рядом на кровать, вытягивая голову и пытаясь рассмотреть рисунки в чужом блокноте. — Можно? — интересуется он, протягивая руки, и Люк неуверенно передает скетчбук старшему, — Ты перерисовал костюмы? — Улучшил их, — поправляет Люк и гнет указательные пальцы друг о друга, — Я имею слабую надежду и дохлую веру в то, что мне когда-нибудь удастся сшить это, так что я стараюсь сделать их не настолько красивыми, насколько функциональными. — Ва-ау, — протягивает Эштон востороженно и перелистывает страницу, — Это… — Нет, не смотри! — умоляет Люк, пытаясь закрыть руками рисунок, — Эштон, не смотри! — Это ты и Майкл? — он оттягивает скетчбук на противоположную сторону кровати, рассматривая страницу, — Вы таки милые! — Я же просил не смотреть! — хнычет Люк и переваливается поперек Эштона, чтобы выхватить скетчбук из его рук и с хлопком закрыть его. — Собираешься позвать его на свидание? — спрашивает светловолосый и оглаживает Люка, лежащего поперек его живота, по спине. — Я бы с удовольствием, — вздыхает Люк, — Но я не умею целоваться. — Почему это проблема? — Эштон ведет бровью и хмыкает непонимающе, — Все когда-то целуются впервые. Я тоже был неумелым идиотом на первых свиданиях с Калумом. — Но на нашем свидании неумелым идиотом буду только я, — ноет Люк, — Я опозорюсь, понимаешь? Эштон пожимает плечами — пытаться доказать что-то Люку бесполезно. Но Люк внезапно вскакивает, вдохновленно вдыхая, а затем переводит взгляд на старшего, который буквально видит в его глазах дюжины пляшущих чертей, и хватает его за руку. — Та-ак, — осторожно протягивает Эштон, — Я вижу, что ты что-то придумал, но, признаться честно, мне немного страшно, потому что ты выглядишь слегка безумным. — Мненужночтобытынаучилменяцеловаться, — быстро тараторит Люк. Он пялится на старшего, который хмурится, и его щеки покрываются румянцем. — Чего? — Эштон двигается к русоволосому ближе, переспрашивая, но переспрашивая не потому, что надеется, что ослышался, а потому, что Люк настолько волнуется, что его слова буквально не разобрать. — Мне нужно чтобы ты научил меня целоваться, — повторяет Люк более размеренно, но его голос все еще дрожит от волнения — впрочем, как и он сам. — А, ладно, — беспечно соглашается старший и раслабленно усмехается, — Ты напугал меня. Я уже думал, ты задумал убить кого-то или что-то в таком духе. — Погоди, ты согласен? — уточняет Люк пораженно, — Так просто? — уточняет он, — Я думал, ты пошлешь меня, и мне придется весь день ходить тебя упрашивать, а ты тут так сразу согласился, я даже немного в шоке… — С чего ты взял, что я бы послал тебя? Думаешь, я бы отказался учить симпатичного парня целоваться? Да такого даже в теории не может быть, — фыркает Эштон. — Просто, ты же встречаешься с Калумом, — неуверенно произносит Люк, будто бы напоминая Эштону об этом. — Тогда давай это останется нашим маленьким секретиком, — Эштон расплывается в игривой улыбке и подмигивает младшему, тыча указательным пальцем в его слегка вздернутый носик. — Ладно, тогда, эм, — Люк слезает с Эштона и садится рядом с ним, сбито дыша, — Я просто, э… Ты можешь не делать этого, если тебе противно и все такое… Ну, э… — Мне? Противно? — возмущенно переспрашивает Ирвин и усмехается, — Все, Люк, замолчи, — он прижимается своими губами к губам младшего и прикрывает глаза. Эштон обвивает пальцами запястье Люка и переплетает с ним пальцы, улыбаясь в поцелуй, чувствуя чужое напряжение. — Люк, расслабься, — просит он его нежно и проводит пальцами по его скуле, — Не воспринимай поцелуи, как какую-то обязанность, это просто удовольствие. Так что просто расслабься и наслаждайся. Нет никаких правил, как целоваться — делай это, как тебе больше нравится, — он прижимается к его губам и осторожно чмокает с ухмылкой, — Ну же, отвечай мне на поцелуи, Люки, иначе я не смогу научить тебя. Не думай, что если ответишь мне, то это значит, что я тебе нравлюсь или что-то такое, это просто поцелуй без обязательств, хорошо? — Ага, — соглашается Люк неуверенно и прикрывает глаза с дрожащими ресницами. — Не переживай, я позабочусь о тебе, — обещает Эштон ласково, и укладывает ладонь на его шею, притягивая его ближе к себе. Эштон поворачивает голову и целует губы Люка, которые тот податливо раскрывает в ожидании большего. Он держит свои руки на весу, не осмеливаясь дотронуться до Эштона. Руки старшего приятно прохладные, и когда он ведет ими по шее, по спине Люка пробегаются табуны крупных мурашек. — Не робей, — напоминает Эштон, — Ты можешь меня трогать, я не хрустальный, — он укладывает руки Люка на свою шею, возвращая свои ладони на чужую. Люк раслабленно выдыхает и запускает руки в его кудри на затылке, слегка скручивая их в пальцах, когда старший выцеловывает его нижнюю губу, цепляя ее зубами. — Высунь свой язык, — просит светловолосый, и, когда Люк выполняет его указание, он на пробу сталкивается с ним языками. Скользко, влажно и ужасно неправильно, но просто потрясающе сладко — так кажется Хеммингсу, когда Эштон запускает язык в его рот, позволяя себе исследовать каждый миллиметр. Это плохо, это гадко, это подло по отношению к Калуму, они ведь все лучшие друзья — как Люку такое вообще в голову могло прийти? — но у Эштона такие сладкие губы и умелый язык, Люк плавится, тает в его руках, забывая обо всем стыде, смущении и вине. Старший валит его на спину, сжимая его лицо пальцами, не давая Люку отвернуться — хотя он бы и не посмел. Люк мелко дрожит, понимая, что еще минута таких невероятных поцелуев — и он возбудится. Кого он представлял, когда его глаза закрывались сейчас? Не Майкла, а Эштона. Зачем обманывать себя? Его целует не Майкл, его целует Эштон — его умелый лучший друг, у которого есть парень, и Люк точно не рассматривает старшего в сексуальном плане, но, Господь, как же он хорошо целуется. — Поцелуй меня, — просит Эштон, отрываясь от чужих губ, — Твоя очередь. Люк примерно понял тактику, и хоть его действия все еще выглядели неуклюже и слегка неуверенно, главное, что ему начал нравиться процесс. Он сжимает лицо Эштона в своих ладонях и целует его неаккуратно, жадно и бесцеремонно. Он настолько погружается, что не замечает того, как по его подбородку течет слюна, которую Эштон, с абсолютно самодовольной улыбкой стирает большим пальцем, оглаживая щеку Люка. — Это… Вау, — признается Люк, отстраняясь, — Правда вау. — Ты быстро учишься, — довольно замечает Эштон, — Хочешь отсосу тебе? — Что? — переспрашивает Люк шокированно. — Ты слышал, — жмет плечами Эштон, — Не заставляй меня повторять. Ты же возбужден, ну? А я хочу помочь. Люк сглатывает и опускает взгляд на свои джинсы, которые очень заметно топорищились между его ног. Черт подери, он чересчур чувствительный… Надо было заканчивать это еще в момент, когда запахло жареным, а не тогда, когда Эштон уже увидел его стояк и метаться поздно. — Это не обязательно, — жалко отнекивается Люк, сводя брови. Ему никто никогда не делал минет, и у него никогда не было острого желания попробовать, но сейчас, когда Эштон подбивает его это сделать, он пытается изо всех сил обернуть свое «да, я хочу, но мне кажется это неправильным» в какую-нибудь отмазку. — Я могу справиться сам, — неуверенно продолжает он. — Знаю, — Эштон кивает беспечно, — Я просто предложил, если тебе вдруг хочется, — он приподнимает брови и смотрит на Люка, — Я же не трахнуть тебя собираюсь, верно? Просто помощь. — Э-э, эм, ага, — тушуется младший, — Если тебе не… — Все нормально, я же сам предложил, — успокаивает его Эштон, протягивая руки к его ширинке, — Я хочу, ты хочешь, все в порядке. В чем проблема? — В Калуме, — осторожно отзывается Люк, поднимаясь на локтях, чтобы посмотреть на то, как Эштон стягивает с него белье. — Его здесь нет, — Эштон проводит по чужому члену рукой несколько раз, заставляя младшего закусить опухшую от поцелуев нижнюю губу, — А если бы и был, то, знаешь, что бы он сделал? Он бы присоединился. Так что не переживай и просто получай удовольствие, хорошо? Люк аккуратно кивает и, тяжело дыша, откидывает голову на подушку позади себя, прикрывая глаза с дрожащими ресницами. Во-первых, Эштон никому не изменяет, потому что Калум об этом не узнает, а если и узнает, то не будет против, а во-вторых, Люк тоже, фактически, никому не изменяет, потому что они с Майклом даже не встречаются. Вот когда начнут встречаться — если начнут вообще, — то тогда можно будет беспокоиться, а сейчас, как сказал Эштон, нужно просто не переживать и получать удовольствие. Эштон проводит языком от основания, а затем берет в рот головку на пробу. Люк вскидывает бедра и скручивает простынь под руками. Старший разглаживает рукой внутреннюю сторону бедра Люка, пока заглатывает его член до середины, а затем и до основания, помогая себе рукой. — Эш, блять, — Люк скулит, пытаясь понять, что он чувствует. Он чувствует заднюю стенку чужого горла и просто испаряется. Эштон втягивает щеки и начинает ритмично двигать головой. Он придерживает руками бедра Люка, которые тот неуклюже вскидывает от возбуждения. Старший посасывает головку, обводя языком каждый милиметр чужого члена. Он вновь заглатывает на всю длину, и Люк, не сдержавшись, запускает пальцы в его волосы, кусая собственные губы до крови. Черт, когда он стал таким… Таким? Год назад ему бы и в голову не пришло согласиться на минет от своего лучшего друга. Впрочем, год назад у него и лучших друзей-то не было, но в общем и целом таких грязных мыслей у него точно не было. И точно он бы не получил от этого такого удовольствия, как получает сейчас. — М-м, — Люк мычит, прижимает к губам кулак, лишь бы не застонать вслух. — Майкл? — уточняет Эштон и ухмыляется, когда Люк смотрит на него удивленно, — Ты представляешь Майкла, да? О, дерьмо. — Эй, расслабься, — Ирвин усмехается, поглаживая бедра Люка своими руками, — Все в порядке, это отлично. Так ты кончишь быстрее. Люк прячет лицо, покрывшееся заметным красным слоем румянца, в ладонях, осознавая, что он последние минут пять действительно думал о Майкле, а не об Эштоне. Какой кошмар… Эштон обводит губами каждую венку, погружая член в горло, пока Люк возбужденно изворачивается на простынях, слегка толкаясь бедрами вверх. Почему он представляет, что это делает Майкл? Это не так! Но, черт, у Люка, похоже, мозг отключился еще при поцелуе с Эштоном, а поэтому доказать себе сейчас ничего не получится. — Эштон, я скоро, я… Эш, ах-х, стой, подожди, — он откидывает голову и жмурится. У него перед глазами цветные всплохи и песок под веками, а еще удовольствие, растекающееся по всему телу до самых кончиков пальцев, которые приятно колит. Он поджимает пальцы на ногах и больно впивается ногтями во внутреннюю сторону ладоней. Ирвин становится напористее — двигает головой резче, причмокивая, и Люк давится стонами, закрывая свой рот рукой, пытаясь хоть как-то заглушить себя, чтобы не выдавать свое удовольствие. Он скручивает волосы Эштона и поддается бедрами вверх, кончая прямо в чужое горло. Люк хнычет, коротко простанывая, пока ощущение опустошающего оргазма полностью не оставит его тело. — Эш, прости, я… — начинает извиняться он, но Эштон в ту же секунду нависает над ним, смотря ему в глаза. — Люк, ты миленький, — вдруг говорит старший абсолютно серьезно, так серьезно, что Люк даже не может принять это как комплимент, — Ты миленький, когда кончаешь. А теперь поцелуй меня, я заслужил это. А еще я хочу посмотреть, чему ты научился и не за зря ли получил награду. Люк разглядывает орехово-зеленые глаза старшего напротив и просто тонет в ощущении эйфории, смешанной с усталостью, притягивая его к себе за шею и впиваясь в его губы. Ну, все, теперь Люк умеет целоваться. Держись, Майкл!