***
— Так, парень, отойди-ка, — школьник прячется за спину Калума, отбивающегося потоком лаймого пламени двух огромных Робертских существ. Темноволосый поднимает наклонившийся над мальчиком железный шкафчик и подталкивает его в спину к стоящему рядом Эштону. — А вы правда настоящие супергерои? — спрашивает он и хлопает глазами завороженно, смотря то на Калума, то на Эштона. — Самые настоящие, пирожочек, — Ирвин улыбается мальчику и ведет его к выходу из школы, там, где стоит куча репортеров и обеспокоенных родителей. — Вроде всех вывели, — Калум поворачивает к младшему, — Люк, что насчет огненного смерча? — интересуется он, кивая на рычащих из-за угла десять или двадцать штук «песиков», — Мне все равно никогда не нравился цвет стен здесь. — Я с удовольствием, — Люк делате реверанс, как истинный джентельмен и свистит, призывая чудищ обратить на них внимание, а затем кивает Худу, — Вы первый, уважаемый. — Премного благодарен, — Калум «раздувает» поток огня, пока Люк, закусывает губу и, невысоко взмывая над полом, закручивает руками воронку из ветра, со свистом врывающегося в ту же секунду по его повелению через разбитые окна и распахивающиеся двери. Огонь сочится по потокам ветра, вслед за ним закручиваясь в смертоносную воронку и засасывая поочередно всех существ, оказавшихся в коридоре. — Отлично крутятся! — кричит одобряюще Калум, улыбаясь и щуря гляза на яркий свет от огня, — Продолжай в том же духе! Люк усмехается и кивает Худу, плавно вращая запястьем, сильнее и быстрее закручивая воронку, но его сосредоточенность испаряется за одну секунду, когда он слышит звук звонящего телефона где-то в кармане костюма. — У тебя телефон, Люк, — замечает Калум, — Люк, ответь, мы с Эштоном справимся. — Черт, кого там несет, — ругается Люк, оставляя ураган, пока сзади подходит Эштон и покрывает толстой коркой льда скулящих и воющих от боли существ. Люк отходит в сторону и снимает трубку, удивившись своей же грубости — наверное, от Калума с Эштоном нахватался, — прикладывает телефон к уху. — Алло? — неуверенно отзывается он. Он настырно подавляет в себе чувство страха от будущего ответа — это не будет ответом Майкла (наверное), но он все равно трясся от страха. А что он будет делать,***
— Я такой грязный, кошмар, — жалуется Эштон, первым вваливаясь в их комнату в общежитии, — Чур я первый в душ иду! — Нечестно, я хотел идти первым, — обиженно стонет Люк. — Пора бы составить расписание того, кто когда ходит в душ, — Калум стягивает с себя желтые перчатки, — Люк, ты же любишь ебаться со всякими списками и прочим дерьмом, тем более, тебе это больше всех и нужно, так, может, займись на днях? — Отличная идея, — соглашается Люк и, мотнув головой, вскрикивает, видя на кровати перед ними Кристал. На ней полосатый свитер Майкла, и Люк хотел вышвырнуть ее в окно за это, но он просто стоит в шоке, не решаясь даже выдохнуть после вскрика. — Давно не виделись, — бросает она, укладывая руки на оголенное мини-юбкой колено, — Калум, Эштон, — она щурит голубые, такие же, как и у Люка, глаза, на самого Люка и молчит секунд двадцать, — Люк. — Ага, — хрипло давит Калум, на всякий случай притягивая к себе Люка и Эштона — какое-то предчувствие подсказывало ему, что она здесь не ради того, чтобы раздать им конфетки за хорошее поведение, — Чем обязаны такому счастью? — Что ж, — Кристал встает с кровати и, сделав несколько шагов в сторону парней, которые, в свою очередь, наоборот, сделали пару шагов назад, уперевшись спинами в дверь, бросает перед ними сумку, — Это вам. — Ага, мы не такие тупые, чтобы просто брать и открывать это, — фыркает Эштон важно, — Во-первых, что там, во-вторых, ты достаешь это сама. — Там деньги, — сухо бросает Люк, не сводя подозревающего взгляда с блондинки. — Деньги? — Худ усмехается и касается ногой черной спортивной сумки, — Так мы и поверили. — Сто тысяч наличными, — продолжает Люк и, все также недоверчиво смотря на Кристал, присаживается на одно колено и расстегивает молнию на сумке, пока Эштон осторожно придерживает его за плечо. Он оглядывает стопки купюр, на секунду опустив взгляд, а затем вновь поднимает голову на девушку, — И за что же? — Вы, конечно, молодцы, что победили мутантов сегодня, — она, негромко стуча каблуками, направляется к кроватям и сдергивает с одной из них перчатки Калума, рассматривая их, — Вы прям супергерои. Но, — она резко поворачивается лицом к парням, — Давайте не будем никого обманывать: вам это не нужно, и вас никто об этом не просил. Так что, — она бросает мимолетный взгляд вниз, на сумку, — Возьмите это. Разделите это как-нибудь, если мозгов хватит, и не лезьте никуда. Вам это не нужно, — повторяет она. — Это что, ты типа, заботишься о нас что ли? — непонимающе интересуется Эштон. — Это не забота, тупоголовый, — выругивается девушка, — Это предложение свалить по-хорошему. Еще и с деньгами. Так что не противьтесь. — А если нам это все надо? — Калум делает несколько шагов к Кристал, вставая почти в плотную к ней и, несмотря на высоту ее каблуков, все равно смотря на нее сверху, — Если мы не перестанем вмешиваться? То что? Что ты нам сделаешь? — Вас просто убьют, — Кристал флегматично ведет бровью. — Откуда у тебя такие деньги? — Люк встает с пола и так напряженно, взволнованно, почти до смерти испуганно пялится на Кристал. — Не твое собачье дело, — хмыкает она. — Слушай меня сюда, дорогуша, — Люк отталкивает Эштона, а Ирвин непонимающе смотрит сначала на друга, а затем на своего парня: он готов поклясться, что глаза Люка покраснели, — Если ты, блять, продала фотографии Электрисити полиции или, что еще хуже, сказала им его местоположение, — он хватает девушку на ее тоненькую водолазку и впечатывает в стену, — Я найду и убью тебя, ты поняла меня? — Тебя не должно волновать, откуда я взяла деньги, — оскорбленно отзывается Кристал, — Может, насосала? Какая тебе разница? — Огромная, — Люк поднимает сумку и бросает ее в блондинку, — Забирай свою ебучую взятку и вали к чертовой матери, чтобы ни я, ни Калум, ни Эштон тебя больше здесь не видели, — он почти рычит от злости, — Я тебе клянусь, дорогая, если я увижу тебя еще хоть раз, я вскрою тебе глотку от уха до уха, поняла? А теперь съеби отсюда. — Вы все пожалеете о том, что влезли, — сообщает она грозно и хлопает дверью, которую Люк даже через пять минут после ухода Кристал продолжает сверлить взглядом, будто готовясь к тому, что она вернется, но с двумястами тысячами долларов и придется убивать ее. — Эй, ковбой, ты как? Все в норме? — Калум обеспокоенно обнимает Люка за плечо и заглядывает в его глаза, — У вас с ней какие-то терки, о которых мы не знаем? — Она знает, что с Майклом, — голос Люка дрожит — то ли все еще от злости, то ли от того, что он в любой момент готов расплакаться, — Даже она знает, что с Майклом, а я… Я не знаю. — С чего ты это взял? — Эштон непонимающе гнет бровь, стягивая с себя костюм. — Если бы она была в таком же незнании, то хоть чуть-чуть волновалась бы за него, — объясняет Люк и рухает на пол, пряча лицо в руках, сложенных на коленях, — Она либо знает, что с ним, либо ей плевать. — Скорее всего, ей плевать, — отмахивается Калум, — Ты видел ее вообще? Лицо настоящей мрази, — он садится напротив Люка и укладывает руки на его плечи, — Дружок, иди-ка ты в душ первым. Постой под горячей водичкой, успокойся, а как выйдешь, мы с Эшем заварим тебе чаю, договорились? Тебе нельзя ложиться спать в таком нервном состоянии, ты не сможешь уснуть, а если и сможешь, то тебе могут присниться кошмары, так что, да, давай, иди. Люк поднимает глаза на старшего и всхлипывает, пока Калум большими пальцами растирает успевшие выступить слезы Люка по его скулам. Они поднимаются, и Хеммингс, вздрогнув, направляется в ванную, оставляя Калума с Эштоном одних. — А ты? Ты как, малыш? — Калум подходит к русоволосому, положив ладонь на его щеку, поднимает лицо старшего на себя, — Ты какой-то бледный. — Я… Я просто… — Эштон смотрит куда-то сквозь Калума, а затем берет в руку его ладонь и осторожно касается губами тыльной ее стороны, — Все, все хорошо. Да. Эштон хочет отойти к кроватям, но темноволосый хватает его за запястье, не давая уйти, притягивает обратно к себе и заглядывает в его ореховые глаза. — Эш, мне не нужна телепатия, чтобы знать, что с тобой что-то не так, — объясняет он шепотом, — Давай поговорим? Что случилось? Эштон терзает зубами свои губы, не произнося ни слова. Он пытается отговорить себя от разговора или наоборот пытается уговорить что-то сказать? Он сам не понимает, честно говоря. Он доверяет Калуму, он может доверить ему свою жизнь и вообще все на свете — наверное, это очень наивно, банально и опрометчиво, но он готов и сам умереть за Худа, и, когда он смотрит в твои глаза своими темно шоколадными с коньячными отблеском и какой-то желто-горчичной искринкой, хочется упасть в его нежные, горячие и надежные объятия, выплакаться и открыть душу нараспашку, правда, но сейчас Эштон почему-то боится, стесняется это делать. Чтоб Эштон Флетчер Ирвин стеснялся? Эврика. Нонсенс. Чудо… — Эштон, правда, все хорошо, — Калум обвивает старшего руками, пока тот кладет на его плечо подбородок. — Ты уверен, что нам так сильно нужно все это? — шепотом, почти неслышно произносит Эштон. Калум отрывает от себя Ирвина и смотрит прямо в его глаза непонимающе. — Она предложила такую большую сумму, Кэл, — объясняет Эштон, — Ты уверен, что нам настолько нужно супергеройства, что не нужны деньги? Я мог бы обеспечить маму, пока она не нашла работу, и пока отчим на сокращении, а ты… Мали могла бы поступить в университет мечты, тот, что в Лос-Анджелесе, а мы с тобой, — Эштон берет темноволосого за руки, — Мы же с тобой так хотели путешествовать вместе, помнишь? Хотели посмотреть Мальдивы, Филиппины, Сеул, Лондон, Барселону… Неужели нам так сильно не нужны деньги, и так сильно нужно супергеройство? Калум закусывает губу и сводит брови над переносицей. — Эштон, мы почти докопались до правды, — тихо отзывается Худ, — Мы почти нашли Роберта! Что будет, если мы сейчас просто бросим все? Погибнут невинные люди, Эш, — Калум хватается за плечи парня, — Это могут быть твои родители. Моя мама, твой отчим, Мали, твоя сестра… Следующим подопытным Роберта может стать кто-угодно, и когда у нас исчезнет один из родных, будет уже не до Филиппин и Мальдив, Эш… Понимаешь? Эштон кивает. — Не переживай, мы обязательно съездим и на Филиппины, и на Мальдивы, — обещает Калум и нежно улыбается, — И в Лондон съездим, и в Сеул, и в Бареслону. Я тебе обещаю. Нужно только тут управиться, и поедем куда захочешь, клянусь тебе. — Хорошо, — соглашается Эш и тоже расплывается в улыбке, — Мы… Ты пообещал Люку чай, а пить чай без всего будет как-то подленько. Пойду схожу за чем-нибудь. — Надеюсь, не в Американ, — Калум щурится. — В Американ, — разочарованный стон Калума, — Но не волнуйся, я поеду на автобусе. Я не Люк, чтобы пешком до Американа и обратно ходить и оставаться живым. — Он просто киборг, — соглашается темноволосый, хмыкая. Эштон выискивает глазами джинсы и толстовку, которая, как он понял уже позже, оказалась толстовкой Люка, судя по размеру. — Люблю тебя, — бросает ему Калум, когда Эштон уже завязывает шнурки на своих синих кедах, — Будь осторожнее, ладно? Уже поздно. — Конечно, любимый, — ласково отзывается Ирвин и одаривает парня мимолетной, но яркой улыбкой, — Обязательно буду.***
Эштон дрожащими руками снимает с губ сигарету и перекатывается с носков на пятки, наклоняясь вперед и высматривая автобус за углом. Калуму не нужно знать, что он курит — это для него лишнее беспокойство. Не то чтобы Эштон был прямо очень скрытным, просто, ну, никто ведь не умрет от того, что Эштон не сказал своему парню, что курит? Тем более, он не курит так часто и много, как сам Худ — он выкуривает по пачке или полторы в день, если не по две, а Ирвин может закурить раз или два в неделю, когда нервишки шалят, вот и все, вся тайна. Автобус должен был подъехать еще минут пять назад, но Эштон почему-то все еще стоит на остановке и начинает немного мерзнуть. Он готов немного померзнуть ради Люка (и ради того, чтобы не идти в Американ пешком), но на его нос приземляется пару прохладных капель, и, да, как он сам любит говорить, он не сахарный, не растает, но факт того, что придется стоять под дождем, не заставлял особо радоваться. — Вот же ж зараза, — выругивается Эштон себе под нос и затягивается, наблюдая за единицами проезжающих машин. Ладно, он уже готов взять такси. Он докуривает и, бросив сигарету под ногу на мокрый асфальт и затушив ее носом кед, пихает руку в карман, чтобы достать телефон, но ровно в ту же секунду перед ним останавливается машина и выжидающе рычит, будто ожидая, когда Эштон соизволит поздороваться. Тонированное стекло машины опускается, и из нее высовывается мужчина в черной толстовке и с такими же черными синяками под глазами, а из-под черного капюшона торчат клоки огненно-рыжих волос. Кого он напомнил Эштону? Он как всегда слаб на имена и лица… — Подвезти? — интересуется он, и Эштон кивает, осознавая то, что садиться к незнакомцу ночью в машину — не самая лучшая идея, только уже когда закрывает дверь машины, — Куда? — Будьте добры, до Американ Стора, — вежливо просит Эштон, а затем над ним загорается лампочка и он видит рядом с собой Кристал. Эштон хватается за ручку машины, — Ты! — Мы толком не познакомились. Я Кристал Ли, — девушка откидывается на сиденье и протягивает руку, которую Эштон не жмет ни через пять секунд, ни через минуту, — Что ж, ладно, я не любезностями пришла обмениваться. Мне кажется, ты лучше всех остальных все осознаешь, не так ли, Эштон? — Мне не о чем с тобой разговаривать, — холодно отрезает Ирвин. — Слушай, ты не обязан относится ко мне также, как относится Люк только потому, что он твой друг, — объясняет Кристал, — Я ему ничего не сделала, понимаешь? Мы виделись-то с ним пару раз, не понимаю, почему он меня так ненавидит… Что ж, впрочем, это неважно. Знаешь, я ведь не просто так хотела поговорить именно с тобой. — Ага, потому что я добрый. Я понял это, я добрый, но не тупой, — русоволосый скрещивает руки на груди и недовольно отворачивается, пялясь в окно. — Слушай, — Кристал вздыхает, — Пойми, ваше дело, конечно, очень благородное, но ты же понимаешь, что насколько оно благородное, настолько и опасное? Я не забочусь о вас или что-то такое, я просто не хочу, чтобы еще одни невинные люди погибли, понимаешь? Вы так молоды, у вас все впереди — будет обидно, если вы погибните в сражениях, в которые вас даже не приглашали. — Нам не нужно приглашение, чтобы защищать собственный город и родных нам людей, — важно отвечает Эштон, — И мне плевать, если умру я, но останется в живых кто-то из моих родных. — Уверена, все в твоей команде считают также, — Кристал одобряюще кивает, — Ты, Калум, Люк, может, даже Майкл готовы отдать жизни ради спасения города. Но ты не подумал о том, что желая спасти друзей и родных, ты друзьями и пожертвуешь? Может погибнуть Люк, Майкл или даже… Калум. Это ведь неправильно. — Неправильно, — Эштону становится немного неприятно от заползающего под кожу ощущения холода, но не физического — похорон Калума он не вынесет, вот о чем он думает. — Я пытаюсь сказать вам, что, да, конечно, то, что вы делаете похвально, но, — Кристал вздыхает и осторожно касается пальцами руки Ирвина, — Безумно опасно. И ты это понимаешь. Я хотела поговорить именно с тобой, потому что ты самый старший и самый понимающий. Эштон поворачивается на Кристал и хмурится. — Эш, тебе нужны эти деньги. И Калум понимает это, ты важен ему, но он просто не понимает, что если вы продолжите в таком духе, то кто-то из вас может погибнуть. Это безответственно — советовать тебе не брать деньги. Это эгоистично. — Но он не хочет мне зла, — протестует Эштон, встрепенувшись. — Я и не говорю, что он это назло тебе, — Кристал мотает головой, поднимая руки, будто бы в знак капитуляции, — Я просто констатирую, что это эгоистично с его стороны — подвергать в первую очередь любимого человека такой опасности, понимаешь? — Понимаю, — Эштон горестно вздыхает. — Так что, может, подумаешь? — Кристал обнадеженно смотрит на парня. Эштон набирает воздуха в легкие и, тяжко вздохнув, отворачивается к окну, сосредоточенно наблюдая за мелькающими мимо него домами. Мысли роятся в его голове, как пчелы: щекочут нервы, жужжат в ушах, мечутся под кожей, заставляя Эштона подрагивать от волнения и испуга от принимаемого решения, насвистывают где-то в затылке — сотня о том, что брать деньги нельзя, а три сотни о том, что можно и нужно. Это было бы простым выбором, будь на его плече дьявол и ангел — он бы просто сбросил одного из них и принял бы уже наконец решение, но вот разогнать рой пчел, жужжащих в голове, намного сложнее, а поэтому он сидит и почти плачет от того, что перед ним стоит такой трудный выбор. У него даже мыслей не должно быть о том, чтобы взять деньги! Но ведь они нужны его семье… Но Калум и Люк тоже его семья, он не может их подвести! Он в полном недоумении… — Так что? — Кристал вскидывает бровь, пододвигая ногой сумку к Эштону, пока машина останавливается, а ее салон освещает яркая вывеска Американа. Эштон сглатывает и пялится на сумку. Нет, он не может этого сделать, просто не может.***
Ирвин аккуратно заходит в комнату — мало ли Люк и Калум не дождались его и легли спать, а будить их после такого насыщенного дня он не имел права. — Эштон, — Люк, лежащий в темноте на кровати, вскакивает с нее, когда Эштон, включив свет и оперевшись рукой о стену, развязывает кеды, — Я уж думал, с тобой что-то случилось. — Да ты чего? — ласково произносит Ирвин, — У меня же с собой телефон, мог позвонить, если волновался. — Это мои проблемы, что я нервный, а ты не обязан брать трубку только потому, что я нервный, — оправдывается Люк, сжимаясь на кровати. — Все в порядке, можешь звонить даже если тебе просто хочется помолчать в трубку. Для этого ведь и нужны друзья, — Эштон улыбается и ставит на тумбочку Люка пакет, — Я купил тебе вафли с Нутеллой. Надеюсь, тебе получше после душа? — Спасибо, Эш, ты просто сокровище, — Люк вздыхает смущенно и тянется к пакету, — Да, я чувствую себя получше, но я очень устал. Я выпью чая или молока и завалюсь спать. — А где Калум? В душе? — интересуется Эштон, оглядывая комнату. — Не-а, он уже сходил давно, — Люк мотает головой, — Он курит на крыше. — Интересный какой, — хмыкает Эштон, — Пойду схожу за ним. Старший забивает на уже развязанные шнурки на кедах, и, ухватив со спинки кровати фланелевую клетчатую рубашку Люка и укутавшись в нее, он направляется к лестнице. Через несколько минут он оказывается на крыше общежития. Калума не составляет труда найти — телефон в его руке светится ярче полнолуния на небе. — Ты чего тут? — удивляется Эштон, ускоряя шаг и подбегая к темноволосому. — Люк хотел подремать, а я мешал ему тем, что «слишком громко думаю», — объясняет Калум слегка раздраженно, — Он выглядел немного напряженно и напуганно, что ли, я подумал, что не стоит спорить с ним. — Что-то случилось, пока меня не было? — спрашивает Ирвин, опираясь на ограды бедрами и вставая рядом с младшим. — Ничего особенного. Просто у Люка плохое предчувствие какое-то, как он мне сказал, — Худ жмет плечами, — Он весь извелся. Один черт знает, что у него там на уме. — Так вот почему он так волновался за меня, — Ирвин понимающе кивает головой и вздыхает. Он молчит около минуты или двух, пока Эштон наблюдает за звездами, смотря даже не на сами звезды, а куда-то сквозь них, а Калум вновь утыкается в телефон, затягиваясь. — Калум, — начинает неуверенно старший, поежившись, — Насколько нам нужно все это? — Что «все это»? — уточняет Худ, не отрывая взгляда от телефона. — Ну, все — геройства, спасение города, — Эштон опускает голову, утыкаясь взглядом в пол и наступая на собственные же ноги, — Правда ли мы должны этим заниматься? — Конечно, Эш, — Калум убирает телефон в карман и оборачивается на парня, желая заглянуть ему в глаза, но тот все не поднимает головы и все пялится себе под ноги, — Подумай: кто, если не мы? Разве кому-то есть дело до этих невинных людей, погибающий от чудовищных опытов Роберта, кроме нас? — Может и есть, откуда мы знаем, — мягко протестует Эштон. — Ладно, да, действительно, может и есть, — соглашается Калум, заставляя русоволосого резко вскинуть голову и удивленно захлопать глазами, — Но у этих людей нет достаточного количества смелости, чтобы что-то сделать с этим. Они переживают, но молча, — Калум щурится и выдыхает дым, — Это неправильно. — А разве у нас есть достаточно смелости для этого? — неуверенно вопрошает Ирвин, — Посмотри, Кэл, каким Люк нервным и напуганным стал, когда мы этим занялись. Так и до нервного срыва недалеко. — Ну, может можно пожертвовать своими нервами ради того, чтобы спасти сотню, а может и больше людей? — предполагает Калум, — Все-таки, задумайся, сколько невинных людей будет спасено. — Это не стоит нашего здоровья, — твердо отзывается Эштон, — Ничье здоровье не должно страдать. А если страдает, то это неправильно. — Детка, у тебя что-то случилось? — уточняет Калум, — Почему ты сомневаешься в нас? — Я не сомневаюсь в нас! — протестующе восклицает Эштон, — Просто, ну… Я стоял на остановке, пошел дождь, а автобус никак не приходил и… Ко мне подъехал парень, предложил подвезти, я сел в машину, а там была Кристал. Калум молчит. Он молчит и испуганно, взволнованно закусывает внутреннюю сторону щеки и шокировано пялится на парня. — Она сказала, что мы все готовы жертвовать собой ради спасения родных и друзей, но мы друг для друга — друзья и семья, Калум, — Эштон резко поворачивается всем корпусом к младшему, выпрямляясь, — Я не потерплю того, чтобы ты убился в одной из операций ради спасения сотни незнакомых мне людей, понимаешь? Ты, Люк, Майкл, вы для меня важнее сотни, тысячи и миллиардов людей. Сигарета из руки Калума падает на мокрую крышу, а сам Калум находится в таком шоке, что он даже не в состоянии двинуться и потушить сигарету носом кед. Он просто смотрит на старшего, впившись в него взглядом шокированных и испуганных карих глаз, а затем отшатывается, делая несколько шагов назад. — Боже мой, — шепчет он одними губами, — Боже мой, Эштон, что ты наделал… Ты… Взял деньги у Кристал? Губы Калума предательски дрожат, а руки трясутся. — Что ты натворил, Эштон… — лепечет он. — Да! Я взял деньги! — утверждает Ирвин и топает ногой, — Калум, пойми, нам они нужны, во всяком случае, моей семье. Я не готов спасать мир, зная, что моя мать сидит без денег! — Как ты мог, Эштон… — Калум сводит брови, — Как ты вообще… — Калум, ты не понимаешь, так лучше для всех нас, — пытается объяснить Эштон и делает несколько шагов к парню, но тот отшатывается от него, как от прокаженного, — Калум, пожалуйста, пойми меня и мое положение, я не хочу ссориться с тобой… В этот момент — Калум сам не осознал этого — в Худе загорается какая-то горячая злоба, даже ярость, смешанная с обидой и раздражением. Он тоже никогда не хотел ссориться с Эштоном и кричать на него — им всегда удавалось либо не доводить дела до конфликтов, либо решать их мирно, без крика и драк, но сейчас… Сейчас, когда Калум чувствует горечь обиды, слез и злобы, подступающей к горлу, он ненамеренно сжимает руки в кулаки и скалится, напрягая челюсть, да так, что в лунном свете отчетливо на его лице виднеются желваки. — Не хочешь ссориться, — цедит Худ, сжимая кулаки до белых костяшек, — Не хочешь ссориться, значит, да? — Да, пожалуйста, давай поговорим, — просит Эштон, протягивая руки к Калуму, но вовремя их отдергивая — дружеские объятия сейчас будут не к месту. — Если ты не хотел ссориться, то какого хрена ты взял у этой суки деньги? — взревает Калум почти на всю округу, — Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Ты понимаешь, блять? Ты вообще думал, когда брал у Кристал деньги? Чем ты думал, а? Ты не подумал о том, что, взяв деньги, ты отрекаешься от всех смертей, которые будут, — Калум огромными шагами за долю секунды приближается вплотную к старшему и тычет в его грудь пальцем так, что Эштон вздрагивает от резкого чувства чего-то горячего, — На твоей блядской совести, ты меня понимаешь? Ты виноват в том, что завтра найдут склад с тысячью обугленных трупов. — Но я просто хочу, чтобы моя семья была счастлива, — пытается оправдываться Эштон, всхлипывая, — Я подвел свою семью, я никогда не делал того, чего они хотели, но я… Хотел, чтобы меня любила хотя бы моя новая семья. — Ты взял за себя ответственность за человеческие жизни, — напоминает Калум, почти вжимаясь в Ирвина, — А сейчас так просто отрекаешься? Нет, это подло. Это отвратительно, Эштон. Его руки нагреваются, искрятся, возгораются, а искры от зеленого пламени скачут по всему его телу, достигая лица — бликуют на его карие глаза, скачут по волосам. Эштон смотрит обеспокоенно, когда волос Калума вспыхивает прямо посреди макушки — он уже хочет сдуть огонь с его макушки, пусть и зная, что огонь не причинит Худу никакого вреда. Челка Калума в миг выгорает с темно-темно-русого до ярко-желтой. Его руки гаснут, но зелено-желтые искры не перестают играть в шоколадных глазах. — Калум, я… Я просто… — глаза русоволосого наполняются слезами. Слезы скатываются по его щекам, и Эштон вздрагивает, шмыгая носом, — Я слишком слаб, чтобы спасать сотни, позволь мне спасти хотя бы свою семью. — Слаб не тот, кто боится опасности, Эштон, а тот, кто сначала раздает всем обещания направо и налево, а потом сматывается, как крыса, — Худ рычит, — Ты, блять, такое натворил, ты просто не представляешь. Я и подумать не мог, что ты мог такое сделать… — Ну, давай, скажи, — Ирвин давится слезами, — Скажи, что был лучшего мнения обо мне! Калум сжимает губы в одну тонкую линию и наблюдает за тем, как по лицу любви всей его жизни катятся слезы, а сам он задыхается, сдерживая себя от того, чтобы не зарыдать во весь голос от отчаяния. — Я был лучшего мнения о тебе, Эштон, — еле-еле произносит Худ. Он не хотел этого говорить, что за чертовщина? Эштон не должен был слышать этого от него — от кого угодно, но не от него. — Я тоже, — Эштон всхлипывает, и его голос содрагается, обламаываясь на шепот, — Я тоже был о тебе лучшего мнения, Калум. Эштон прячет лицо в сгибе локтя и убегает — он не успевает добежать до лестницы, но Калум уже слышал, как громко он плакал. Калум стоит, смотря на раскачивающуюся от ветра дверь, слушает, как она скрипит, и чувствует, как неумолимо и молниеносно замерзает, здесь, на крыше, один, и даже способность управления огнем сейчас не поможет, потому что самый главный очаг огня в его сердце только что плакал из-за него и из-за его слов, затушив самого себя своими же слезами.#_never be — 5 seconds of summer