16

Дилюк знает, что ведёт себя совершенно не так, как должен вести себя настоящий брат. Дилюк знает это и не может забыть, потому что Кайя сидит перед ним каждый — почти — день, по три часа сверля взглядом то его, то нетронутый стакан с виноградным соком, который был полезнее вина, но встречал со стороны Кайи только ненависть. Дилюк сок любил, а потому с иронией смеялся, когда вспоминал свою ненависть к любимому напитку брата. У них даже это было полностью противоположным, отчего в груди возникала практически ничем не объяснимая тяжесть, почти переходящая в боль. Дилюк от неё каждый раз заходится лёгким кашлем, потому что ему кажется, что в горле першит. Он закидывает в рот таблетку для профилактики и живёт дальше под еженедельными укоряющими взглядами от Розарии и Аякса, выносящих неизвестно как напивавшегося Кайю после закрытия. Дилюк сам был виноват в том, что ему приходилось терпеть эти взгляды, потому что именно он обычно просил этих двоих забрать его брата. Дилюк ощущает взгляд Кайи даже затылком, и это не кажется ему странным, потому что они были не разлей вода до того дня, когда Кайя пропустил смерть их отца и тридцать звонков от брата, так и не объяснив причину потом, тогда, когда Дилюк кричал и спрашивал, выпуская сдержанные с таким трудом эмоции. Кайя стоял, сжимая руки в кулаки, и смотрел куда-то в пол. Дилюк знает эту позу, знает в какие моменты его брат так встаёт, знает, что на ладонях будут царапины, а под ногтями засохнет забытая кровь. Дилюк знает, что должен остановиться, извиниться, пока Кайе не стало хуже, пока он не испортил всё окончательно. Но эмоции слишком сильны, и Рангвиндр не может остановиться вовремя, не может заставить себя замолчать, хотя хочет-хочет-хочет, твердит себе заткнуться. Но всё, что получается в итоге — лишь выскочить за двери гостиной к себе в комнату, чтобы остыть. Ему надо полчаса, чтобы понять, что подойти сейчас к Кайе он просто не решится. Утром в квартире остаются лишь вещи его да его отца. Тем летом Дилюк, по сути, потерял семью и получил вечную простуду. Дилюк старается игнорировать драму, которой, кажется, увлечены все студенты их потока, потому что она связана с Аяксом, — а значит связана и с Кайей. И маловероятно, что Кайя хотел видеть его после их ссоры, зачинщиком которой был Дилюк, не сдержавший себя. Кайя маловероятно хотел его вообще знать, даже если он постоянно смотрит на него — может в его голове в такие моменты вообще витают мысли о том, как хорошо было бы, если бы Кайя Дилюка никогда и не знал и не жил с ним в одной семье больше восьми лет. Дилюк, скорее всего, так бы и делал. Хотя… Чёрт, они же с Кайей совершенные противоположности, почему он судит о брате по самому себе?! Чай плещется через края, когда стол дрожит от того, что Дилюк бьётся о него лбом, запуская в волосы руки, пока в голову заползает осознание собственного идиотизма, давно уже, видимо, превысившего лимит. Из горла вырывается сдавленный кашель, и Дилюку кажется, что по горлу поднимается желчь, от чего-то отдающая привкусом чего-то горько-сладкого. Дилюк думает, что ему не кажется, и в организм отправляется новая таблетка, но уже не от кашля, а от тошноты. Видимо, самое время отправиться ко врачу. Дилюк ко врачу не то чтобы успевает. Аякс умирает прямо на паре, и Дилюк действительно пытается помочь Кайе спасти его, самолично потом руша последнюю надежду брата. Смерть Аякса с натяжкой можно было назвать красивой. Разве что только те, кто считает романтичным сдохнуть от невзаимности любви, которую не замечал только тот, в кого были влюблены, тогда как все остальные точно знали. Но Дилюк не романтизирует смерть от любви, а потому не видит красоты в глазурных лилиях, с которых капает кровь. Он хочет рвануть за братом, но Итэр соображает быстрее, поэтому Дилюк помогает восстановить порядок и вызвать труповозку. Чжунли стоит истуканом всё то время, пока Аякса не увозят и пока Люмин не подходит к нему вплотную, чтобы врезать в живот и привести его в чувства. Дилюк не слышит, что она шипит ему после, но Чжунли дёргается, отмирает и, шатаясь, выходит из аудитории. Дилюк тоже выходит, но идёт в сторону санузлов, чтобы смыть с ладоней остатки засохшей крови. Он не успевает зайти, потому что замечает спину Итэра, придерживающего, видимо, Кайю, которого, судя по звукам, выворачивает в унитаз. Дилюк прислоняется спиной к стене у входа, сползает на пол и пару раз ударяется своим лбом о кулак. С его братом что-то произошло, а Дилюк об этом мог и не узнать. Горло сильно першит, Дилюк хочет захрипеть, чтобы избавиться от першения, но больше закурить, хотя с курением Дилюк завязал ещё в тот давний первый раз, когда по дурости попробовал. Дилюк ещё раз бьётся головой, но уже затылком о стену, на которую опирается. Блять, как же он проебался. Дилюк помогает Кайе с похоронами, под его же недоверчивый взгляд. Дилюк не извиняется вербально, он просто не может, не умеет извиняться словесно. Внутри него горит и пылает надежда на то, что Кайя поймёт все невысказанные слова, как понимал когда-то в детстве, когда они ещё были теми самыми детьми, которые не отлипали друг от друга. Но Кайя, видимо, его больше не понимает. И это отчего-то до сердечного стука в пятках пугает Дилюка. Этот страх смешивается с паникой, когда Кайю выворачивает у него на глазах, и Дилюк видит чёртову траву-светяшку. Дилюк пытается помочь, правда, пока у него перед глазами пляшут чёрные круги, которые никак не получается сморгнуть, чтобы увидеть картинку целиком. У Дилюка это не получается, Дилюк паникует, Дилюк только и может, что в очередной раз уйти прочь, оставив после себя только стакан воды и самого близкого когда-то человека, который всё ещё нуждается в его помощи. Дилюк надеется на это. На улице два ночи, ливень, у Дилюка нет зонта, капюшона и знаний об этом районе, но в кармане куртки есть пара смятых купюр, которых как раз хватит на зажигалку и какие-нибудь сигареты. Дилюк прячет покупки из киоска в кармане куртки и идёт, игнорируя холод и отвратительные ощущения от падающих капель воды. Дилюк идёт, не смотрит куда, просто идёт. Ноги сами приводят его на кладбище, прямо к могиле отца. Это его немного… сильно оглушает. Он не понимает, почему такое произошло от простого созерцания могилы близкого человека. Он садится на низкое ограждение, горбится, чтобы прикрыть собой от дождя сигарету и зажигалку. Он вдыхает сначала опасливо, не пропускает дым в горло, но вторая затяжка уже заставляет его зайтись в кашле, более сильном, чем, по идее, он должен был быть. Но зато мозги у Дилюка от нехватки воздуха приходят в относительную норму, и Дилюк понимает, что боится того, что в следующий раз будет сидеть на этом заборчике не напротив одной могилы, а уже напротив двух. Что в следующий раз в живых останется только он из всей их небольшой семьи. Дилюк сидит долго, до тех пор, пока между его пальцев не начнёт тлеть фильтр третьей сигареты. Дождь всё ещё льёт, но Рангвиндру как-то плевать на то, что он, вероятно, уже болеет. Поэтому он идёт на могилу к Аяксу. Просто и без причины идёт туда. Так. За компанию. Сил на удивление не было, хотя встретить такого же, как он, придурка без зонта и капюшона, Дилюк точно не ожидал. Особенно на могиле Аякса. Особенно Чжунли. Хотя довольно быстро становится понятно, что пришёл Чжунли не на могилу Аякса, а на ту, что была напротив. И хоть на могилу Аякса были возложены цветы, Чжунли на эту могилу не смотрел. Дилюк его не осуждал, хоть и был уверен, что Чжунли всё о чувствах Аякса знал, но пустил на самотёк. Но всё равно не понимал, как можно было променять живого и любящего искренне человека на холодный камень могильной плиты. Или немного понимал, где-то в душе, но не хотел признавать это. Возможно даже больше, чем немного. Дилюк проходит мимо парня молча. Часы на экране на секунду показывают четвёртый час утра, прежде чем батарея теряет последний процент заряда. На улице дождь, у Дилюка в душе буря, и он последний, кто видит Чжунли, прежде чем тот пропадает. Горло от сигарет теперь болит и першит лишь сильнее, и Дилюк заходится в кашле каждые десять минут. От кашля во рту невымываемая горьковатость какого-то цветка. У Дилюка определённо есть подозрения о том, что с ним происходит, но нет никого, к кому бы он проявлял такие чувства. Поэтому Дилюк осознанно игнорирует проблему, потому что ещё не нашёл её причины. Он надеется, что это случится как можно скорее. Раньше, чем он смирится с мыслью, что для брата тоже нужно готовить гроб, землю и церемонию. Но нет. Через полтора месяца, точнее пять недель и пять дней, Дилюк, наконец, выплёвывает в руки лепестки, пока ещё не покрытые кровью и не пахнущие ею, запах от них в воздухе всё ещё горько-лилейный. Дилюк думает, что болеть они с Кайей будут наперегонки. А призом станет гроб, земля и церемония. Поэтому Дилюк возвращается к Кайе, вновь не может выдавить из себя слова извинений, потому что они кажутся ему пустыми и ничего не значащими, и просто что-то делает, чтобы примириться, вернуть те же отношения, ту же связь, что были в детские года. Это занимает ещё полтора месяца, и Дилюку кажется, что всё хорошо, всё почти идеально. Но на руки падает бутон лилии каллы, испачканной кровавой слюной. Рангвиндр бьётся головой о стол, угрюмо взирая на лежащие на нём бутоны. Он в панике, он не знает, не понимает, из-за кого у него в лёгких завёлся эдакий аналог пруда для цветов. Он думает об этом пару недель, четырнадцать дней почти без перерыва, но ещё неделю он тратит на то, чтобы принять тот факт, что он чертовски сильно любит Кайю, причём не как брата, не платонически. Он любит его как человека и мужчину, и это сложно принять после восьми лет и нескольких месяцев братских отношений. Дилюк собирает решимость на признание ещё четыре фатальных дня. От Кайи Дилюк, заходя в комнату, получает лишь молчаливое салютирование и хриплый, будто судорожный выдох. Дилюк садится рядом с братом, у него потеют ладони, а в голосе спокойствие проигрывает панике: — Кажется, я люблю тебя. Кайя хрипло смеётся в ответ, и этот звук режет и ласкает Дилюку слух. — Мне кажется… я умираю… от любви… к тебе… Дилюк дёргает Кайю на себя и трясёт, сжимая чужие плечи. Кайя безвольно следует за его движениями, словно тряпичная кукла. Дыхания его Дилюк не чувствует, когда прижимается к остывающему лбу своим, и ему становится плохо. Цветы лавиной рвутся через глотку, и Дилюк только успевает опустить тело брата окончательно на пол, прежде чем усыпать его и пол вокруг окровавленными цветами. Горло после этого перестаёт першить, но Дилюк этому совсем не рад. Потому что Кайя опять обыграл его, но в этот раз ценою приза стала его жизнь.