***
Если Чонгук думал, что альфа из соседней квартиры отпразднует новоселье да и успокоится, то он глубоко ошибался. Гулянки за стеной проходили с завидной регулярностью, чуть ли не через день. А лица, которые постоянно сновали туда-сюда никогда не повторялись — не то чтобы Чонгук следил. Может и повторялись, парочку альф, но все омеги были словно под копирку — надутые губищи, большие задницы, ресницы-опахала и блевотный флер спиртовых духов, за которым совершенно нереально было разобрать природный аромат. Спустя две недели такого дерьма мысли о том, что сосед организовал подпольный бордель, не казались такими уж бредовыми. Ещё через одну Чонгук готов был слёзно умолять вернуться семью с маленьким омежкой-ангелочком, и от этой затеи останавливало его только то, что он не знал, куда они переехали. — Доброе утро, — на чистом автомате сонно пробормотал омега, останавливаясь у лифта рядом с соседом, которого он видит впервые после дня его заселения. Чонгук был воспитанным хорошим молодым человеком, который всегда помогал старушкам донести сумки, придерживал омегам двери, несмотря на то, что и сам был одним из них, подкармливал дворовых кошек и всегда вежливо здоровался с соседями. И сейчас его сонный из-за очередной полуночной гулянки за стеной мозг на автомате выдал приветствие, и только потом до Чонгука дошло. Он резко повернул голову, немного испуганно глядя покрасневшими глазами на соседа. Тот снова слишком показательно прошёлся взглядом по порядком помятому парню, послав мерзкую волну мурашек по позвоночнику, и отвернулся, принимаясь отстранённо рассматривать свои наманикюренные ногти. Чон настолько возмутился такому откровенно хамскому поведению, что, когда приехал лифт — мигом заскочил и нажал кнопку, скривив сучью мину оторопевшему альфе прежде, чем автоматические двери закрылись. — Ублюдский хам! — выругался себе под нос парень, некстати вспоминая, что на том были какие-то пижонские, явно дорогие брендовые шмотки. Воспалённый мозг тут же радостно сравнил их одежду, и Чонгук скривился: на фоне этого придурка он выглядел едва ли чуть лучше бомжа в своей огромной чёрной толстовке и широких штанах грязного цвета хаки. За полтора месяца проживания альфы в одном подъезде с Чоном они пересекались от силы ещё раз пять. И всё это время омега или выбегал из дома максимально помятым, или возвращался, едва волоча ноги, когда на внешний вид было уже максимально похер — короче, в глазах блядского соседа он, наверное, перманентно выглядел как бомж. Но! Чонгук неизменно пристально следил, чтобы лицо не покидало выражение максимальной брезгливости, хотя в присутствии этого придурка даже стараться не приходилось, настолько он был парню неприятен. За полтора месяца проживания под одной крышей — Чонгук не уверен, можно ли таковым считать общее пользование лифтом и подъездом — омегу в край заебали постоянные тусы. И в очередной раз, лёжа в родной кровати под шум толпы и грохот музыки за тонкой стеной, он не выдержал. Психованно вылез из-под одеяла, натянул на розовенькую веселую пижаму какую-то толстовку и вылетел в подъезд, оставляя открытой свою дверь — возможно, для экстренного побега, но омега предпочитал думать, что для эпичного ухода — принялся трезвонить в дверной звонок, параллельно хренача с ноги, благо додумался вступить в свои мощные боты. Для убедительности, так сказать. — А это что за милота? — с усмешкой хрипло тянет высокий парень с серебристыми волосами и множеством пирсинга на лице. За его широкой спиной видно кучу народу, шарашит светомузыка, а басы почти заставляют зубы вибрировать, но Чонгуку уже насрать, сколько там кого и насколько устрашающим мог бы показаться ему этот конкретный альфа, если бы Гук не был в бешенстве. — Милоту у себя в штанах поищи, — цедит Чон. — Где этот напыщенный индюк?! Высокий парень отчего-то одобрительно хмыкает и свистит вглубь квартиры. — Эй, Ви, это к тебе! Он становится полубоком, открывая обзор на обитель зла, похоти и разврата. Прямо по курсу, по центру большой комнаты, этот самый напыщенный индюк зажимался с каким-то омежкой, совершенно ничего не стесняясь, но отреагировав на свист — вряд ли слова высокого парня туда долетели — поднимает глаза и, кажется, даже удивляется, завидев разъярённого Чонгука в достаточно экстравагантном прикиде. Он отлипает от своего — хмм, — занятия и вальяжной походкой, не спеша, приближается к двери, облокачивается на косяк, явно чувствуя себя хозяином положения, обращается, наконец, к соседу: — Не спится? У Чона почти пена изо рта повалила. И, возможно, он бы и правда выбрал более культурный вариант своего монолога, который приблизительно продумал, пока собирался, где содержание не полностью состоит из матерных слов, но вот таким вот блядским высокомерным отношением сосед сам сбил последнюю резьбу, что удерживала омегу на грани приличия. — Не спится?! Слушай сюда, высокомерное говно, ни одним сраным законом тебе, блять, хамло недалёкое, не позволено устраивать блядовник в жилом доме да ещё и ебать мозги своей отстойной музыкой, сука, ночью! Если тебе, блять, не хватает той единственной извилины, что, сука, имеется, чтобы, блять, разуть глаза и увидеть, что ты живёшь в доме, где почти все пенсионеры, то я, блять, сейчас перефразирую для отсталых! Слушай своё говно и устраивай, блять, бордели до двадцати трёх ноль ноль, сутенёр ты доморощенный! Иначе кто-то из этих добрых божьих одуванчиков угостит тебя или, например, твою милую собачку миленьким, аж глаза слипнутся, пирожочком с ебаным мышьяком! И если, блять, ты будешь и дальше вести себя как чмо подзаборное, то я сам тебе, блять, в глотку яду натолкаю, уяснил?! Хорошего вечера, блять! И захлопнул соседскую дверь прямо перед носами двух охуевающих альф, пока те не опомнились, да так, что штукатурка посыпалась. Со своей дверью Чон обошёлся мягче, но ей всё равно тоже досталось. Музыка утихла, а затем и вовсе прекратилась. Чонгук впервые за два месяца заснул настолько удовлетворённым и в тишине.***
На следующее утро, когда довольный и отдохнувший Чон столкнулся в дверях лифта с соседом, тот только смерил его непонятным взглядом и сильнее прижал к груди своего маленького шпица. Омега довольно отметил, что с угрозой он угадал. Конечно, трогать милейшего пёсика он бы не стал — животное же не виновато, что его хозяин придурок. Хотя если судить по состоянию животинки, то выходит, что о ней хорошо заботятся — всегда блестящая шёрстка, задорный хвостик и непосредственный интерес ко всему окружающему. Разве бывает так, чтобы человек был дерьмом, но в чём-то одном нормальным? Иногда Чонгук наблюдал из окна — чисто ради того, чтобы понять, что за человек его противный сосед — как альфа выгуливает щеночка, и то, что он видел, немного сбивало с толку. В голове не укладывалось, почему высокомерная скотина завёл себе не такого же надменного, как и он сам, пса, а шустрого непосредственного щеночка, что юлой крутился у ног хозяина, пока тот с ленцой иногда кидал ему маленький мячик. Но это всё так, мелочи жизни. Чонгук спокойненько отодвигался от окна, и образ соседа исчезал в потоке незначительного побочного мыслительного процесса, который всегда циркулирует в голове, когда ты занят рутиной. К общей радости всего подъезда — аджума, что жила этажом ниже, как-то, хитро улыбнувшись, призналась омеге, что его спич был очень убедительным и, показав большой палец смущённому парню, угостила целым пирогом — новый жилец перестал устраивать блядушники по ночам. Как-то его вечные тусовки незаметно стухли и, вроде как, даже прекратились. Наверное, он слишком близко к сердцу принял угрозу своему любимцу. Но, в любом случае, весь подъезд радовался тишине, а особенно Чонгук. Ещё бы не сильный парфюм альфы, что, кажется, литрами выливал на себя мужчина, оставляя стойкий запах одеколона в подъезде, то жить было бы совсем хорошо. Но это так, мелочи — душный аромат можно легко перетерпеть.***
Следующий раз, когда они пересеклись, произошёл как-то странно. Слегка нетрезвый Чон возвращался с тусовки около полуночи. Слишком громко гремя связкой ключей, он никак не мог найти нужный и всё ещё пританцовывал бёдрами в такт приевшейся мелодии в голове. — Оу, привет, милота! — сзади послышался тихий свист и низкий смешок. Чонгук пьяно крутанулся на пятках и наткнулся поплывшим взглядом на угрюмого соседа и его друга-громилу с пирсингом, которые курили в окно подъезда. — Отличная задница, — подмигнул ему развеселый громила с ослепительной улыбкой и ямочками на щеках. — Спасибо, я ей передам, — со смешком кинул Чон, отворачиваясь и снова начиная греметь ключами. Конечно, его задница выглядит невъебически отлично в этих дурацких узких штанах, которые парень добрых минут двадцать натягивал на себя. Он вообще сегодня расстарался с прикидом: джинсы, словно вторая кожа, подчёркивают его сочную задницу и мощные бёдра — спасибо бесчисленному количеству времени, что он провёл в спортзале — чёрная шёлковая блузка с V-образным вырезом, множество пирсинга и несколько серьг-колец в ушах и вишенка на торте — широкий чокер со стразами, что слепил всех вокруг на контрасте с чёрным образом парня. Так что, да, он упорно старался соответствовать критерию «я бы вдул». Дверь, наконец-то, поддаётся, и Чон грациозно заваливается в темноту собственной квартиры, успев поймать через плечо взгляд соседа, пристально изучающий его припухшие от поцелуев губы, растрёпанную прическу и немного смазанный макияж прежде, чем захлопнуть дверь. И омега соврал бы, если бы сказал, что этот беспристрастный, но цепкий взгляд не заводит его поплывшее сознание. Похоже, это был первый раз, когда Чонгук столкнулся с соседом не в своем вечном прикиде «тотал бомж стайл», и заинтересованный блеск в его глазах, что, возможно, только показался парню, всё равно грел удовлетворённую самовлюбленную змеючку где-то в груди.***
Только омега начал привыкать к спокойной жизни, как вот он снова посреди ночи лежит в собственной кровати, пялясь в потолок и краснея щеками. И ладно бы снова громкая музыка — так нет! Из-за тонкой стены доносились охренительно громкие стоны. Чёрт, это уже как-то не тот случай, когда можно лупить ногами в дверь с требованиями прекратить. Секс — это естественно, да? Нет? Да? Нет? Господи! Чонгук зажмурился до красных бликов под веками, пытаясь отогнать дурацкую фантазию насчёт того, что происходит в соседней квартире. Нет, он не извращенец, чтобы возбуждаться от звуков чужого секса. Да, у него никого не было уже полгода, но это же не делает из него животное, правда? Или делает? Чонгук снова перевернулся, ощущая знакомое сгущающееся тепло внизу живота. Не-е-ет, он не будет заниматься непотребством! Только не из-за хамоватого соседа! Чонгук успешно задавил зачатки возбуждения раздражением, по старой схеме натянул первую попавшуюся кофту на пижаму и пошёл грозно вправлять мозги ебучему соседу. В этом случае в прямом и переносном смысле ебучему. Хех, каламбурчик, а не жизнь. Чон нажал на звонок, не отнимая пальца, принялся долбить второй ладонью по двери. Но там не то что не отреагировали, а, кажется, только раззадорились, выстанывая всё активнее. — Как! Же! Ты! Меня! Заебал! — омега ругался, сопровождая каждое слово ударом ладони. — Это бессмысленно, — вдруг меланхолично раздалось с лестничной клетки. Чонгук медленно повернул голову на низкий голос и увидел сиятельного соседа, что в шёлковом халате и пушистых тапочках восседал на подоконнике. Сонный мозг омеги снова выдал ошибку сервера, и парень тупо перевёл взгляд обратно на дверь, затем на альфу и снова на дверь. Звуки там, сосед здесь. Несостыковочка, однако. — Я уже минут тридцать, как перестал выламывать дверь, — зачем-то добавляет альфа. Возможно, он просто задолбался сидеть в одиночестве и решил поддержать диалог с единственным одушевлённым предметом на лестничной клетке десятого этажа в два часа ночи. Предмет, а иначе сейчас себя Чон и не идентифицировал, глупо моргнул и переспросил: — Тебя выгнали из собственного дома? — Думаешь, я настолько плох в постели? — внезапно усмехнулся альфа — Чонгук снова глупо моргнул, пытаясь уловить связь — потом заметно поёжился и вздохнул. — Я вышел покурить, а дверь захлопнулась. И ключи, и телефон остались внутри. На внешние раздражители, как мы выяснили, они не реагируют. Мужчина замолчал, откинув голову назад на стену. Он прокручивал в руках пустую пачку сигарет — похоже успел выкурить от нефиг делать — и в целом имел вид человека, которому глубоко на всё наплевать. Но синеватые губы, крепко стиснутая челюсть, мурашки на открытых участках кожи и легкая дрожь в пальцах выдавала, что альфа уже порядком замёрз в одном своём тонком халате, что, наверняка, был тоньше тюля на чонгуковой кухне. Чонгук растерянно закусил губу, внутренне разрываясь между желанием вернуться домой, забив на раздражающего соседа, или всё-таки помочь, как его воспитывали родители. Ведь, если быть честными, альфа прекратил свои шумные вечера после первого наезда и больше проблем не доставлял, если не считать таковой уязвлённую гордость Чона. — Ладно, чёрт побери, — он нервно запускает пятерню в волосы и, не глядя, предлагает: — Ты можешь пока переждать у меня. — У тебя? — кажется, тот ожидал чего угодно, но никак не приглашения в дом. — Предпочитаешь морозить жопу на бетонном подоконнике? — Чонгук закатил глаза. — Нет, но… Но это, — альфа махнул рукой в сторону своей квартиры, откуда всё ещё доносились неприличные звуки. — Может затянуться до самого утра. — Я не ограничиваю тебя во времени, окей? — омега начинал сомневаться в адекватности своего решения. С этим конкретным соседом у него сложились и близко не дружеские отношения. Он буквально не так давно проорал парню в лицо, что натолкает ему полную глотку отравы, если тот будет шуметь. И теперь тот не выглядел воодушевлённым перспективой провести ночь в компании Чона, своего потенциального убийцы в возможной перспективе. — Ты идёшь или нет? — бесится сам на себя омега и шаркает в сторону своей квартиры, бегло вспоминая, давно ли он убирался. Альфа в его коридоре выглядит как бельмо. Он явно чувствует себя неловко в чужом доме, неуверенно бегает глазами, пытаясь за что-то зацепиться, кроме лица Чонгука, что почти с гастрономическим интересом наблюдает за впервые таким богатым на эмоции лицом. — Ах, да, — Чон давит саркастичную лыбу и протягивает руку. — Чон Чонгук, мы так и не познакомились нормально. — Ким Тэхён, — пальцы альфы оказываются длиннее чоновых, и тот сразу раздражённо думает, что даже кисть соседа выглядит высокомерно — если это слово вообще можно употреблять в отношении какой-либо части тела. — Проходи, Ким Тэхён, — омега топает на кухню, незаметно растирая пальцы, что касались мужчины. Альфа, оказывается, настолько замёрз, что даже короткое прикосновение заставило Чона поёжиться от озноба. «И никак этого не показал! Высокомерный засранец!» — тут же отгоняет сочувствие омега. — Чайник, чай, кофе, сахар, — под непонимающим взглядом соседа парень сгружает всё на столешницу. — Вода в кулере. Если голоден — поройся в холодильнике. Ванную сам найдёшь. Я оставлю плед и подушку в первой комнате по коридору. Так, ничего не забыл? — Чон снова запустил пятерню в волосы, взлохматив их, оглядываясь по сторонам. — А, к Чуи пальцы не совать — откусит. Ну всё, я спать. — К Чуи? — только и смог вдохнуть Тэхён, пребывая в крайней степени замешательства. — Ага. Это моя морская свинка. В той комнате его клетка стоит. Ну, Чуи типа Чубака, знаешь? Он мохнатый просто очень. — Чонгук вошёл в комнату, включил свет и ткнул пальцем в сторону огромной клетки, можно подумать эту громадину реально было не заметить. Потревоженная животинка, раздражённо посвистывая, выглянула из своего домика, и Тэхён, к своему удивлению, реально увидел что-то общее с Чубакой, а Чон тут же присел перед клеткой: — Да ладно тебе, у тебя же темно в домике. Чуи, детка, не ворчи, дружочек, у нас внезапные гости. Нужно быть дружелюбнее. Он засунул руку в дверцу и почесал нос мохнатой мордочке, которая была какой угодно, но нихрена не дружелюбной. Альфа отстранённо подумал, что теперь в подъезде не будет спускать с рук Ёнтана на случай, если этот зверь сбежит из своей клетки, которая выглядела в глазах Кима нихрена не надёжной. — Спокойной ночи, — кинул через плечо омега застывшему мужчине, невозмутимо топая в свою спальню и иногда морщась от каких-то уж слишком карикатурных стонов, что всё ещё доносились из соседней квартиры. — Эй, погоди, — подал голос альфа, и Чонгук повернулся, уже держась за ручку двери. — Вот так просто? — Что именно? — омега подавил зевок, страдальчески вздыхая. — Вот так просто пустишь домой незнакомого альфу и уйдёшь спокойно спать? — Ага. Ну, и ты не совсем незнакомый альфа. Ты альфа, который задолбал весь подъезд ночным караоке и с которым у меня был открытый конфликт. Если вдруг ты окажешься психопатом или убийцей с топором — хрен знает, конечно, где ты его возьмёшь, ибо у меня дома топоры не водятся — то у почтительных престарелых омег есть полное досье на тебя, возможно, даже имеются записи моих криков на каких-то навороченных шпионских приколах. Уверен, у этих живчиков, что только притворяются немощными, имеется столько козырей в рукавах их вязанных шалей, что никаким Джеймсам Бондам и не снилось. Так что если у тебя в планах было коцнуть меня, то этого явно не стоит делать в этом доме. Надеюсь, я ответил на твой вопрос? — Ебанутый, — выдохнул альфа, пытаясь справиться со всем ворохом треша, который на него только что вывернул парень. — Не отрицаю, — Чонгук всё-таки зевнул и скрылся в спальне, уже из-за двери добавив: — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — эхом отозвался Тэхён. Он зашёл в комнату Чуи под пристальным взглядом его маленьких красноватых глаз, чтобы забрать плед и свалить на кухню, выключив этому чудовищу свет, от греха подальше. Ибо вдруг этот омега окажется убийцей с морской свиньёй вместо топора, правильно?***
Чонгук просыпался медленно. В комнате было светло, ибо прошлым вечером он забыл закрыть шторы, а свежий прохладный воздух без препятствий заходил через открытые окна, уютно оседал в глубине лёгких. Пятка немного подмёрзла, и омега со вздохом засунул ногу под одеяло. Он любил просыпаться с подушками под боком — так на грани сна можно было представить, что это не бездушные кучки ткани с наполнителем, а вполне себе живой человек. В это утро подушки лежали прямо идеально, похоже, парень успел нагреть их своим теплом, и теперь можно было понежиться, закинув на них конечности. Омега сонно повернулся на бок, вздохнул и медленно выпутал кисть из захвата одеяла, чтобы перекинуть её через подушку и притянуть ближе, чтобы уткнуться в неё лбом. Рука легко разместилась практически идеально, но подушка отчего-то была твёрже обычного. Но это было не важно. Так удобно Чонгук ещё никогда, наверное, не просыпался. Сон медленно отступал, а ему всё хотелось продлить это призрачное присутствие альфы, который, казалось, прижимал его к себе за талию, мягко выдыхая куда-то в макушку. Чонгуку даже чудилась почти реальная тяжесть ноги, которую на него закинули. Омега, словно котёнок, лениво потёрся лбом, представляя на месте подушки крепкую грудь, и перевернулся на спину. Хорошего по чуть-чуть. Иначе сонный мозг выдаст какой-то идиотский сюрприз, разрушив этим самым прекрасный сон — типа паука на желейных лапках или ещё какой-нибудь наркомании. Парень поёрзал на спине, укладываясь поудобнее, но что-то было не так. Тяжесть чего-то постороннего на теле не развеивалась с пробуждением, а оставалась вполне себе реальной, но это было приятно. Просыпаться не хотелось. Чонгук сонно промычал, ворочаясь, и вдруг почувствовал вдобавок к лёгкому давлению какое-то движение. Не какое-то, а конкретно определённые медленные поглаживания по оголённой коже — омега всегда спал в футболке и свободных шортах или штанах, похоже, они задрались во время сна. Мягкие, ненавязчивые, Чонгук бы даже сказал любящие, словно тот, кто прикасается, действительно наслаждается. И если это мозг решил таким образом напомнить, что Чон никому ненужная одинокая жопа, то это самый худший из всех способов. Ибо нет ничего ужаснее, чем ощутить себя любимым, а затем вернуться в суровую реальность и осознать, что этого не существует на самом деле. Омега не двигался, позволяя садистскому мозгу — или мазохистскому? ибо так или иначе, они же одно целое с мозгом, да? страдать точно будут вместе — подсовывать максимально реалистичные глюки. Тем временем его бока начали мягко сжимать, оставляя после каждого прикосновения какое-то едва уловимое терпкое послевкусие, аккуратно прощупали белую линию* от пупка до начала рёбер и принялись медленно поглаживать, легонько надавливая, но не причиняя дискомфорт. Внезапно правое плечо обдало прохладным воздухом, словно кто-то приподнял одеяло, а затем резко и без какого-либо предупреждения, чтобы Чон успел морально подготовиться, от острой ключицы до дёрнувшегося кадыка мягко провели языком. Чонгук замер, послушно подставляясь под мерные длинные движения чужого языка, а внутренне охуел настолько, что лишился возможности двигаться, пытаясь выхуеть обратно. Самое странное было то, что во всём этом не ощущалось никакого сексуального подтекста, как и угрозы в целом. Чонгук, наконец, смог заставить глаза открыться и поднял руку, чтобы оттолкнуть, уже догадываясь, кто решил с утра пораньше поиграть в большую ебанутую кису, но его кисть мягко перехватили, и наглый кошак поднял голову от его шеи, удовлетворённо сверкая золотыми глазищами. Чонгук абсолютно точно уверен, что ещё ночью глаза блядского соседа были обычными карими. — А ты любишь поспать, м? — выдохнули в лицо ошарашенному Чону. Омега ожидал чего угодно: что вот прямо сейчас парень засмеётся и скажет, что это всё розыгрыш для лохов, типа Чона; что, возможно, его сейчас скрутят и отправят на органы; или как вариант, что это пришелец, злобный дух, сам Сатана принял облик соседа и теперь украдут его, Чонгука, доверчивую душу; он даже морально подготовился к тому, что альфа, наслушавшись стонов за ночь, придёт к нему домогаться. Но никак не был готов к тому, что его ловко перевернут на левый бок, прижимая за талию к своему тёплому телу, начнут снова вылизывать шею, только уже сзади, проходясь горячим языком по позвонкам до самой линии роста волос. Чонгук только пискнул, почувствовав своей спиной что-то отдалённо напоминающее кошачье мурчание в чужой груди, только более низкое. — Что ты…?! — Ты вызвал у меня гон, — спокойно выдохнули ему во влажную шею так, что мурашки сыпанули по коже. — Я?! — омега попытался выбраться из захвата, но его лишь сильнее прижали, прикусив за загривок. — Не кипишуй. Конечно, ты, — Тэхён принялся слизывать гусиную кожу, явно довольный реакцией чужого тела. — Здесь слишком много твоего запаха. — Моего запаха? Но я же почти не пахну! — Это кто тебе сказал такое? — мягко рассмеялись ему в затылок, лизнув за ушком. — Тобой пропах весь подъезд аж до первого этажа. Если ты слабо чувствуешь свой запах, это не значит, что и для других он тоже такой, — Тэхён снова надавил локтем на тазовую косточку, прижимая парня обратно к кровати, ладонью поглаживая напрягшийся живот, едва тот попытался вскочить. — Не дёргайся и дай мне закончить. Буквально пару минут, окей? Чонгук малодушно сдался на милость этому кошаку-переростку, смиренно ожидая, пока тот наиграется. На самом деле ему было даже приятно. Альфа с урчанием, которое стало громче, когда Чон перестал сопротивляться, вылизывал его шею и мягко мял кожу на боках и бёдрах пальцами, точно как кошки лапками. Пока Чон ушёл в душ, альфа успел хорошенько похреначить в свою же дверь и вернуться ни с чем. — И что теперь? — спросил омега, готовя кофе на двоих. Он не уточнил о чём именно спрашивает — о гоне или о ситуации с квартирой, но тот, кажется, понял. — Нужно принять блокаторы, пока сутки с начала не прошли, а для этого нужно попасть домой. — Ким обнял его со спины, снова оставляя мокрую дорожку языком у ворота футболки. У Чонгука от такого подгибались коленки — а у кого, собственно, не подогнутся, когда с тобой обращаются, словно ты трепетно любим — и омега уже заранее начинал ненавидеть соседа, ибо его гон пройдёт, а вместе с ним и это отношение. — Ты злишься, — губы на шее Чона замерли, а Тэхён словно подобрался весь, учуяв изменения в запахе. Он сильнее обвил его за талию руками и начал легонько покусывать плечи. — Почему? — Твой гон, — коротко отвечает парень, почти ощущая привкус желчи во рту. Ведь ещё вчера они даже не здоровались, а сегодня альфа ведёт себя так, словно они уже лет десять вместе. — Если ты о последнем этапе гона, то не переживай. К тому времени я точно приму таблетки и никак не буду посягать на тебя. — Класс! Супер! — саркастично выплёвывает омега. — Тогда может уже сейчас отвалишь? — Не могу, — слишком просто отвечает Ким, кажется, уже в сотый раз повторяя свои же следы от языка на шее. — Это первый этап. — Какая нахрен разница какой этап?! — психует Чон. Он вырывается из цепких рук и, захватив чашку, отходит к окну. Облокачивается о подоконник бёдрами, чтобы чёртов альфа, наконец, оставил его несчастную шею в покое, и сверлит взглядом из-под растрёпанных тёмных волос. — Ты что, никогда с альфой гон не проводил? — Тэхён выглядит недовольным, но тоже берёт чашку и зеркалит позу младшего, облокачиваясь о кухонную столешницу. — Нет. Чонгук пытается сделать вид, что это дерьмо его ни капли не задевает, но, похоже, получается плохо. Тэхён хмурит тёмные брови, ставит обратно свой нетронутый кофе и вплотную подходит к надувшемуся парню. — Эй, я не имел в виду что-то плохое. Чонгук поджимает губы, избегая встречаться взглядом с золотыми. Понятно, что альфа не хотел его оскорбить, но так уж получилось — надавил прямо на болючую мозоль. Течка и гон были чем-то интимным — даже если не брать во внимание сам секс — их проводили вместе только пары, у которых отношения перешли на более серьёзный уровень с перспективой на совместное будущее. У Чонгука таких отношений ещё не было и всё бы ничего, но блядское социальное давление, постоянное капание на мозг от всех знакомых, незнакомых и даже родителей, определённо уже прожгло дыру в голове и в сердце, отравляя существование своим вечным «одинокий — значит неполноценный». — Если… — Тэхён было дёрнулся, чтобы прижать к себе надувшегося парня, но неловко отдёрнул руки, отступая немного от омеги. — …Если тебе неприятно, то я не буду. Не буду прикасаться. — Неприятно, — обрубил Чон, а затем спохватился, заметив, что альфа дёрнулся, как от удара. — Эм, нет, подожди. Тэхен ушёл от прикосновения к локтю, отступая ещё на шаг. Парень сжимал и разжимал пальцы и часто облизывал губы, стараясь не смотреть на омегу, чтобы не сорваться. — Я имел в виду, что мы чужие люди, понимаешь? — Чон не хотел обижать соседа, да ещё и в таком отчаянном состоянии, когда собственная природа делает тебя нуждающимся и уязвимым. Он аккуратно сжал чужое плечо, пытаясь заглянуть в глаза, чтобы убедиться, что он не слишком сильно задел парня. — Мне не неприятны прикосновения, окей? Просто твой гон пройдёт, а я слишком долго был один, чтобы не реагировать на такое поведение, и боюсь, что потом мне будет больно. Альфа кивнул. Он выглядел как наркоман под ломкой: испарина на лбу, бледное лицо, лихорадочный взгляд, прикованный к шее напротив, и красные губы, которые мужчина постоянно облизывал и кусал, едва сдерживаясь от дикого желания прикоснуться к чужой коже. — Господи, блять, ты меня пугаешь! Ладно, хорошо! Если тебе станет лучше, то ты можешь. — Чонгук охренеть как перепугался за соседа — тот с каждой секундой выглядел всё хуже, словно сейчас в обморок грохнется — а когда на его прокушенной губе выступила капелька крови, Чон, наплевав на все свои здравые аргументы «против», сам шагнул ближе и подставил шею. С каким-то утробным стоном облегчения, граничащим с рычанием, его сжали почти до хруста костей, впиваясь в шею. Это охренеть как отличалось от того, что делал альфа до этого. От грубых жадных укусов и посасываний до алеющих отметин вся кожа горела, а то, как мужчина оттягивал его голову, зарывшись ладонью в волосы на затылке, улучшая себе доступ, вызывало у Чонгука непроизвольную мелкую дрожь до ослабевших коленок. Он практически обмяк в крепких руках, позволяя с собой творить всё, что угодно. — Чёрт… — терзания постепенно сошли на нет, и, лизнув в последний раз, как будто извиняясь за излишнюю грубость, Тэхён устало упёрся лбом в изгиб шеи, продолжая водить губами по чужой влажной от его же слюны коже, собирая появляющиеся мурашки. — Если я в ближайшее время не выпью блокаторы… Что именно случится, альфа не успел договорить, ибо с подъезда послышался лай Ёнтана и громкий лязг замка его квартиры. Чонгук не успел понять как, зачем и главное нахрена оказался на пороге своего дома, пока сосед уже наезжал на помятого, но от того не менее счастливого, своего высокого друга с пирсингом. Омега оторопело переместил взгляд с широкой спины Кима, обтянутой всё тем же шёлковым голубым халатом, что загораживала его от смешливых глаз альфы с ямочками на щеках, на своё запястье, которое намертво оплели чужие пальцы. Похоже, Тэхён не собирался отходить от него дальше, чем на метр. — А мы думали, что ты на балконе заныкался, — хохотнул белобрысый. — Я так понимаю, балкон единственное место в моей несчастной квартире, которое вы, ублюдки, не осквернили?! — начинал беситься Ким, а омега отстранённо подумал, что если бы сосед так надавил на него аурой, когда он приходил ругаться из-за тусы, то от него бы и мокрого места не осталось. — Не, ещё толчок остался, — из глубины соседской квартиры показался ещё один парень, явно омега. Он облокотился на альфу и хитро стрельнул глазками на Чона. — Я смотрю, ты тоже не скучал? Такой милашка, так бы и съел. — Блять, даже не думай! — Тэхён шагнул, перекрывая собой чужому омеге обзор на Чонгука, блеснув золотыми глазами. — Оу, чувак, — омега непроизвольно дёрнулся за спину своего парня, а тот сразу сменил язвительный тон на обеспокоенный. — Да у тебя гон! Пойдём, блять, ты должен принять блокаторы! Он потянул Кима за предплечье, но тот не сдвинулся с места, крепче сжимая запястье Чонгука. — Ты должен отпустить его, — настаивал парень, собственноручно разжимая пальцы альфы. — Ну что ты как маленький? Твой милашка никуда не денется. Он тут, в соседней квартире. Юнги присмотрит, пока мы быстро найдём твои таблетки и вернёмся. Давай, Тэхён, не дури. Да и Ёнтан уже по тебе соскучился. Пойдём. Чонгук ошалело наблюдал за этим цирком. Когда альфу утащили в квартиру, уговаривая, словно дитя малое, в подъезде остался только он и незнакомый омега. Помятый, словно только проснулся, хотя, наверное так и было, шагнул к Чону, сочувствующе кивая на красные пятна на шее: — Впервые видишь альфу в гон? — Чонгук непроизвольно краснеет, снова чувствуя себя ущербным. — Не переживай. Всё когда-то случается в первый раз, а тебе ещё и повезло, что этот дебил не агрессивен. Мой впадает в припадки иррациональной ревности, — омега аккуратно заталкивает его обратно в квартиру, похлопывая по плечу и неожиданно подмигивает. — Не волнуйся, сейчас Джун его накачает колёсами и прикуёт к батарее. — К батарее?! — ужасается парень. — Да шучу я, расслабься. Наверное, — хмыкает тот, а когда видит огромные глаза напротив, спешит добавить: — Шутка! Снова шутка! Я, кстати, Юнги. — Чонгук, — заторможенно кивает. — Так вот, Чонгук, несколько дней постарайся не контактировать с Тэ. Альфы склонны привязываться во время гона. Так что даже за совместную поездку в лифте его больной мозг может успеть заглючить. Ах да, ещё тебе стоит по возможности пока не контактировать с другими альфами. Тэхен хоть и не агрессивный, но и ему может сорвать крышу, если учует на тебе чужой запах. Юнги ещё раз сочувствующе вздыхает, глядя на его пострадавшую шею, и уходит, скрываясь в соседской квартире из которой доносится ругань альф на повышенных тонах. Чонгук на автомате закрывает входную дверь, рассеянно оглядывает свою прихожую и топает на кухню допивать остывший кофе. Утро получилось излишне насыщенным всяким непонятным дерьмом, благо это была суббота и впереди оставалось ещё полтора выходных дня, чтобы переварить всё произошедшее.***
Тэхён выгуливал своего пёсика, когда у подъезда остановилось такси и какая-то женщина начала суетливо выгружать бесчисленные сумки прямо на землю. Альфа хотел было забить, да и блокаторы делали из него почти что овоща, но что-то в её чертах и запахе цепляло. Тонкий аромат скошенной травы, будто нитью пронизывал плотный, но всё равно лёгкий запах меда из полевых цветов. Она заметила взгляд и улыбнулась той самой улыбкой, которую альфа видел лишь однажды. — Госпожа Чон? — он шагнул ближе, растягивая губы в ответной улыбке. — Да-да? Оу, вы, должно быть, новый сосед Гуки, да? — ответила она, подтверждая догадки. А Тэхён невольно вздрогнул — насколько даже манера суетливо-весёлого тона была почти что идентичной. — Да. Меня зовут Ким Тэхён, рад с вами познакомиться. Сказать, что Чонгук охренел, увидев на пороге собственную мать, у которой на руках сидел маленький пушистый шпиц, а за ней соседа, навьюченного сумками аки добрый осёл, — ничего не сказать. — Мама, ты же говорила, что будешь к пяти! А сейчас только три! — Вот же ж. Нет, чтобы порадоваться мамочке, он обвинениями кидается, — притворно хмыкнула женщина, улыбаясь, прошла в квартиру вместе с собакой на руках. — Заходи, Тэхёни. Чего стоишь? Сумки-то тяжёлые. — Господи, мама, почему ты не позвонила мне? Зачем заставлять чужих людей носить тяжести? — омега суетился, забирая из рук Кима сумки. Вот у вас бывает чувство, когда ты одновременно сгораешь со стыда, но ничего не можешь поделать, чтобы устранить проблему? Это чувство, словно вторая тень, приходило вместе с матерью омеги с начала его сознательной жизни. Кажется, что всё в порядке, а потом как скажет что-нибудь или сделает, а ты сидишь и не знаешь куда себя деть — вроде и ничего криминального, но всё равно хочется провалиться сквозь землю. А Тэхен ни капельки не жалел оборванных тяжёлыми сумками рук, ибо омега сейчас выглядел настолько очаровательно, что излишне сентиментальное во время гона сердечко точно разорвалось бы от милоты, если бы не блокаторы, что изрядно присаживали эмоции. Чонгук был в пушистом кигуруми, с мохнатой повязкой на голове с малюсенькими оленьими рожками и с банановой шкуркой, примотанной к шее. Стоп, банановой шкуркой? — Тэхёни предложил свою помощь, — пожала плечами госпожа Чон и тоже заметила странный компресс. — Дорогой, а что это у тебя? — Я эм… Игрался с Чуи и пролил на себя сок. А он, видно, голодный был — укусил немного. — Чонгук покраснел и поспешил свалить на кухню от пытливого взгляда женщины, под предлогом занести сумки с едой. — Чимин вот посоветовал банановую шкурку приложить, чтобы синяк прошёл быстрее. У меня же конференция во вторник, знаешь? — А, ну раз Чимин, тогда ладно, — протянула смешливо мама, не выпуская из рук довольного жизнью Ёнтана. — О, гениальное решение эти уличные носочки для собак! И нет нужды каждый раз мучить малютку мытьём лапок после прогулки. — Госпожа Чон, мы, наверное, с Танни пойдём уже, — начал было альфа, но его тут же перебили. — Куда вы так спешите, дорогой? Семья, дети, работа? — Нет, но... — Вот и отлично! Сегодня же выходной, пообедаете с нами. Возражения не принимаются! — и ушла вместе с Ёнтаном, наверное, для надежности, чтобы сосед точно никуда не сбежал. Альфа перевёл потрясённый взгляд на Чонгука, у которого буквально на лбу было написано «О нет, только не это!» — они оба прямо кожей ощущали эти неведомые энергетические потоки, которые испускали склонные к сватовству люди, как только приметят парочку подходящих объектов для своих игр разума. — Как она это сделала? — тихо спросил он. — Ты про сватовское дерьмо? В душе не, кхм, не знаю. — Я буквально только поздоровался, моргнул и вот я уже собираюсь обедать с твоей мамой, — Тэхён снял обувь и, не глядя, поставил в обувной шкафчик, совсем не так, как сделал бы человек, который впервые в доме, совершенно не замечая наблюдающую женщину, что удовлетворённо улыбнулась на этот жест Кима. — Она меня немного пугает, если честно. — Это потому что она альфа, — вздохнул Чонгук. Тэхён внутренне содрогнулся — женщины-альфы были ужасающим оружием массового поражения, и уже морально готовился к тому, что его мозг хорошенько выпотрошат, в чём не приходилось сомневаться. Госпожа Чон уж слишком пристально разглядывала его, поэтому будет чудом, если он сможет уйти из этой квартиры своим ходом или вообще остаться живым. Но, в целом, всё прошло вполне себе мирно. Похоже, мама Чонгука научилась виртуозно управлять собственной силой так, что собеседник не ощущал давления и спокойненько делал, что от него хотели, думая, что это его собственные желания. Если бы омега не сказал Киму о сущности своей матери, тот бы просто принял её за слишком активную омегу. Она весь вечер хохотала, иногда смущая своего сына рассказами о его детстве и только, когда уже стояла на пороге, на прощание опасно сверкнула глазами в сторону Тэхёна: — Приятно было познакомиться, Чуи, — Чонгук глупо спалился, закашлявшись, на что женщина только усмехнулась. — Впредь будь аккуратнее. Не хотелось бы, чтобы мой ребёнок превратился в банановую мумию. И ушла, громко цокая острыми каблуками, что эхом отдавалось по всему подъезду. — Как?! — выдохнул Чонгук, подскакивая к зеркалу у входа. — Я же не снимал шкурку, как она догадалась? — Оу, похоже, ты пропустил парочку, — альфа подошёл сзади и положил ладонь ему на шею, поворачивая к свету. Чонгук непроизвольно покрылся мурашками от прикосновения, а сосед, видно, решив добить, обвёл пальцем два засоса, что не заметил парень, добавив ещё мурашек. — Твоё счастье, что большинство уже прошли, — попытался скрыть своё смущение за ворчанием омега. — Я могу оставить ещё, если тебя это расстраивает, — вкрадчиво протянул Тэхён, внезапно плотно прижавшись со спины. Они стояли как раз напротив зеркала, и альфа, легонько массируя пальцами тонкую кожу, заворожённо наблюдал за тем, как его большая ладонь идеально обхватывает чужую шею. Лучше этого было только лицо Чонгука, что закрыл глаза, заметно тяжелее дыша, трогательно заломив бровки. — Посмотри, — лукаво проурчал он. Омега послушно разлепил веки и рвано выдохнул, встречаясь взглядом в отражении со снова золотыми глазами Кима. Под пальцами альфа ощутил появившиеся мурашки и медленно, словно выныривая из-под воды, возвращалась жажда к прикосновениям — действие блокаторов летело к чертям. Он тягуче, специально, чтобы Чону через зеркало в отражении всё было видно до малейшей детали, провёл языком от плеча до покрасневшего ушка, смакуя сладкую кожу, а затем растянул губы в хищной улыбке, обнажая прорезавшиеся клыки, мазнув ими по мочке. — Стой! — в глазах Чонгука мелькнуло осознание, и он ужом вывернулся из кольца рук, отступая на несколько шагов, внезапно решительно хмуря брови. — Мы не пара. Ты не можешь зажимать меня, когда только вздумается. — Твоя мама думает иначе, — с нотками самодовольства протянул Тэхён, мгновенно пробивая мозг омеги острой иглой понимания, что этот мягкий сверхтактильный парень — тот самый высокомерный грубый сосед, что в упор не здоровался и плевал на всё с высокой колокольни. Эта мысль дала такую отрезвляющую пощёчину, что выбила напрочь все розовые сопли и сентименты, уже зарождающиеся в разомлевшем от внимания сознании. — А что ещё она могла подумать, когда у меня весь дом тобой пропах? — омега сложил руки на груди, возвращая себе самообладание. — Не переживай об этом. Я ей позже всё объясню. А сейчас, думаю, тебе пора. — Хорошо, — выдохнул Ким, сжимая челюсть, чтобы не подойти к парню — потеря тепла чужого тела ощущалась почти болезненно. Наверное, и правда стоит уйти домой, принять ещё подавителей. Альфа молча поднял на руки Ёнтана, снующего туда-сюда под ногами парней, вступил в обувь и вышел в темноту подъезда, оставив после себя сухое «Спокойной ночи» и яркий сладковатый запах свежей бумаги. — И кто выгуливает собаку в лоферах? — пробормотал Чонгук и двинулся на требовательное посвистывание Чуи.***
Тэхён собирался выйти покурить в подъезд, но, открыв дверь, услышал чей-то разговор, очевидно, с той самой курилки. Он уже хотел было вернуться домой, подождать, пока люди уйдут, но уловил знакомый запах скошенной травы, которым бредил уже с неделю, смешанный с ещё одним, незнакомым, но, определённо, омежьим. Решение остаться, немного подышать Чонгуком, которого альфа не видел уже шесть дней, и к тому же бонусом незаметно подслушать разговор, казалось единственным верным. — Ну и? — сказал незнакомый голос, очевидно, второго омеги. — Ты же тащишься от запаха бумаги, не? Чонгук негромко возмутился в ответ, но расслышать что-то кроме интонации не получилось. Возможно, из-за шума в ушах и внезапной тахикардии, что появилась из ниоткуда вместе с глупой лыбой на всё дурацкое альфье лицо. — Тогда попробуй отвлечься, — предложил тем временем голос. — Хочешь, я напишу тому парню, помнишь, с рыжими волосами, высокий такой? Ну тот, что твой номер в какао спрашивал, ага. Ну да, апельсинчик, хах. А Тэхён почти вывалился на лестничную клетку, с трудом удерживая внутри рвущиеся протесты и негодование. Это что получается?! Омега, который, сука, вызвал гон и отшил, теперь собирается на свиданку с каким-то чмырём? Да ещё и апельсиновым?! Тэхён негодующе с силой выдохнул через нос и тихо скрылся в квартире — не хватало ещё что-нибудь услышать и сорваться, натворив какого-то необдуманного дерьма, о котором он потом будет жалеть. Но прежде, чем закрыл дверь, успел услышать, что встречу назначили на завтра. «Шустрый ублюдок», — злился альфа, закидывая ни в чём не повинный апельсин в соковыжималку с особой жестокостью. Чонгук не считал себя снобом или занудой, отнюдь. Он с удовольствием мог хорошенько выпить с друзьями, рубиться в игрушку в онлайне до утра, матеря в микрофон противников вместе со своей командой, как заправский сапожник, мог спокойно набить рожу обидчику, громко подпевать песне в торговом центре, сотворить какую-то спонтанную дичь, травить тупые шутки и ржать с них на всю улицу, даже вылить ведро воды на орущих подростков под окном — всё, что угодно, но с определённой категорией людей. И как бы ни старался, апельсиновый альфа никак туда не попадал. Ни боком, ни припёком, ни даже раком! Чонгук не мог выключить режим омеги из интеллигентной семьи, который даже слова «блин» не говорит, и тупо ждал окончания прогулки. Прогулки — ибо отказался идти в кино, похода за кофе ему хватило. Альфа был скучным и пресным прямо до тошноты, почти каждая мелочь в нём была не такой. А когда Чон пытался понять, что должно быть, чтобы перестать восприниматься «не таким» — как чёрт из табакерки, выскакивал образ тупого соседа. Но тупого только в голове Чона из его личной прихоти и вредности, ибо тот был, определённо, каким угодно, но не тупым — мама омеги провела ему ненавязчивый блиц-опрос, чтобы определить общий уровень образованности и даже осталась довольна, что удивительно, ведь сам Чонгук у неё ходил с ярлыком «тупой, как винная пробка», хотя, возможно, это она любя. А может, Тэхён тоже «винная пробка», и мама решила, что они отлично подходят друг другу. Чонгук усмехнулся своим мыслям, а неудавшийся кавалер принял это на счёт своей тупой истории из разряда «как-то раз я нажрался в говно». Господи, ну кто такое рассказывает на свидании?! Но стоило Чонгуку подумать, что хуже быть уже не может, оказалось, может. Апельсиновый придурок проводил его до дома и вот тут ему бы стоило просто попрощаться и свалить, но нет! Он начал настойчиво, с упёртостью стада баранов, намекать пошлыми шутками и древними пословицами на продолжение вечера уже в горизонтальной плоскости, так сказать. Обычное человеческое «нет» альфа воспринимал как «да, но я хочу ещё поломаться», а банальная вежливость отчего-то не давала природной нахальности Чона послать ублюдка в пешее эротическое. — Не думаю, что ты можешь зайти, Сону, — вежливо процедил омега, памятуя, что альфы существа тонкой душевной организации и их психику можно легко сломать неправильной формулировкой или нарваться на агрессию. — Почему? — уже в сотый раз хмыкает долговязый парень, пытаясь приобнять своими граблями Чонгука. — У меня дома дикое животное, которое очень плохо переносит чужаков, — омега раздумывает, канает ли, чисто теоретически, Чуи за злобное опасное дикое животное, хотя голодный он точно может как минимум хорошенько цапнуть. — И кто же это? — лукаво тянет альфа, всё ещё упорно считая это какой-то извращённой формой флирта или, прости Господи, прелюдией. А Чон готов уже побиться башкой о кирпичную стену. Желательно башкой этого парня. — Я, — Тэхён внезапно выходит из тени у лавочки, агрессивно швыряя окурок под ноги апельсиновому парню, закидывает оторопевшего Чонгука на плечо и скрывается в подъезде. От него исходит такая подавляющая аура злости, что омегу словно обухом прибивает и он послушно висит на плече парня, не рыпаясь. Только когда тот начинает резкими движениями прокручивать ключами в замке двери собственной квартиры, Чонгук, наконец, приходит в себя. — Эй, ты что творишь?! Поставь меня на землю, блять! — Не дёргайся, — рычит Ким, а затем прилетает смачный шлепок по оттопыренной заднице, заставив омегу подавиться своим возмущением. Альфа запирает дверь изнутри на дохренища замков — словно к зомби апокалипсису готовился — и опускает наконец Чонгука, которого нехило так ведёт от концентрированного запаха свежей бумаги в доме. Пока омега пытается пьяно проморгаться, Тэхён аккуратно, обманчиво спокойными движениями снимает пальто, ставит обувь в обувной шкаф, сдёргивает дутую куртку с Чона и тоже вешает, а затем молча уходит в сторону кухни. Чонгук оглядывается и понимает, почему ремонт был таким шумным — альфа убрал стены между кухней, коридором и гостиной, сделав большую открытую территорию. Он выпрыгивает из кроссовок и топает в сторону старшего, шумно сопя: — Какого хрена ты творишь?! — он хоть и охренел от быстрой смены обстановки, но всё ещё полон праведного негодования — и совсем на крошечку благодарен и рад альфе, но никогда в этом не признается. Тэхён ставит чашку с недопитой водой, которую цедил, пытаясь угомониться, и медленно поворачивается на пятках к парню. — То же самое могу спросить и у тебя, — альфа наступает на омегу, вынуждая пятиться, пока тот не впечатается спиной в стену. — Какого хера ты полез к другому альфе во время моего гона? Рычащие нотки прямо в ухо посылают мурашки по коже и негодование по венам с новой силой. — Да какая мне нахер разница, гон у тебя или нет?! Не мешай искать мужика! У меня недотрах, меня не ебёт! Чонгук не успевает заметить, когда в руках соседа появляются тонкие ремешки, которыми тот ловко, буквально в одно мгновение, связывает его запястья и снова закидывает парня на плечо. — Да твою ж налево! Я тебе не мешок картошки, блять! — он не успевает начать вырываться, когда его сгружают на большую двуспальную кровать в единственной комнате с дверью, спальне альфы. Тэхён куда-то нажимает, и на корпусе кровати с тихим звуком выезжают по два странных крюка у изголовья и в ногах. Альфа деловито закрепляет конец чонгукова ремешка на одном из тех, что внизу, и снова загоняет крюки обратно в корпус, не оставляя и малейшего шанса вырваться. Тэхён берёт небольшой пуфик, усаживается возле кровати и дёргает Чона животом на свои колени, благо ремешок достаточно длинный. — А маленькая глупая омежка знает, в чём разница между регулярным гоном и спровоцированным? — вкрадчиво тянет он и грубо вытягивает чужую рубашку из-под ремня брюк, с нажимом проводит короткими ногтями по голой коже спины. — Нет? Оно и видно. Альфа рывком стягивает его джинсы вместе с бельём до колен, на что тот дёргается и пищит, протестуя, а у старшего от вида сочной задницы и мурашек, что появились от контакта с прохладным воздухом на светлой ровной коже, слюна начинает скапливаться во рту. Он оглаживает ладонью половинки, второй удерживая за шею, надавливает большим пальцем под подбородок, заставляя запрокинуть назад голову, чтобы лучше видеть лицо парня. И хлестко шлёпает по ягодице. Громко, ощутимо, но не больно. Чонгук от неожиданности дёргается и охает. — Больной ублюдок! Отпусти! — омега шипит и ёрзает, когда по чувствительному месту шлепка проводят с лёгким нажимом ногтями. — Извращенец! Иди, блять, сними себе шлюху и угомонись! Тэхён давит ухмылочку и шлёпает ещё раз уже по второй половинке — младший с раскрасневшимися щеками и злым блеском в глазах выглядит просто крышесносно. — В том-то и дело, детка, — он бьёт ещё раз и ухмыляется сильнее, когда Чон неосознанно подаётся назад, вслед за ладонью. — Если бы это был обычный гон, я бы так и сделал. Но этот спровоцирован одной маленькой язвительной задницей, — ещё один шлепок выбивает из горла омеги тихий хнык. — А это значит, что стоит у меня только на тебя, — он бёдрами чувствует, как вздрогнули мышцы живота парня на этих словах и шлёпает сильнее, наклоняясь, чтобы хрипло выдохнуть куда-то в висок: — Даже на порно подрочить не могу, представляешь? Чонгук заламывает брови и скулит, когда следующий шлепок получается смазанным и палец альфы случайно проходится по ложбинке, а Тэхён замирает, неверяще проводит уже специально точно между половинок. Заворожённо поднимает кисть и поражённо наблюдает, как ниточка смазки тянется от указательного к большому, стоило едва соединить пальцы. — Ты… Ты завёлся от десятка шлепков? — омега дёрнулся, и теперь Ким точно почувствовал, как что-то весьма однозначное упирается ему в бедро. — Ну, конечно, придурок! — очаровательная привычка Чона скрывать смущение за возмущением только сильнее распаляет огонь внутри альфы. — У тебя, блять, гон! И весь твой дом провонялся тобой! А я лежу лицом на постели, от которой охренеть как несёт тобой. Конечно же, я, блять, потёк просто от шлепко-о-о…! Чужая ладонь с громким звуком соприкасается с уже покрасневшей, разгорячённой кожей, оставляя чёткий, стремительно наливающийся след. — Я так и подумал, детка, — урчит ему в ухо старший и ловко перекладывает его со своих колен на ещё один пуфик. — Что ты? — Хочу это увидеть, — облизывается Ким под увеличивающимися глазами. — Не-е-ет, — глухо стонет в матрас омега, пряча покрасневшее лицо и сдвигая коленки. — Да-а! — ухмыляется тот, раздвигает чужие ноги, устраиваясь с видом истинного ценителя между ними. Чонгук ёрзает животом на мягком пуфике, пытаясь скрыться от прожигающих золотых глаз, чей взгляд ощущается кожей, но раздражённо шипит, когда случайно касается показавшейся головкой сухой мягкой обивки, что ощущается как наждачка. Тэхён сдёргивает его чуть ниже по пуфику, чтобы не причинял себе дискомфорт, и медленно ведёт пальцами от ямочек на пояснице до щекотного места под коленками. — Перенеси вес на живот, — командует он и ловко просовывает небольшие подушечки под чужие колени, поясняя: — Жёсткий ворс на ковре. Чонгук ощущает себя беспомощным и открытым, со связанными руками, оттопыренной задницей и ладонями альфы, наглаживающими пылающие ягодицы, и от этого жаркое возбуждение всё сильнее расходится по венам, заставляя невольно прогибаться и тянуться за прикосновениями. — Понравилось быть отшлёпанным? — лукаво тянет Тэхён, когда замечает появляющиеся мурашки, стоит ему обвести следы своих ладоней. — Нет! — упрямится младший и давится стоном, когда неожиданный хлёсткий удар выбивает весь воздух из груди сначала обжигающей холодной вспышкой, а потом наливаясь жаром. — Врушка, — лыбится альфа, замечая, как из покрасневшего колечка мышц выступает большая капля ароматной смазки. Он без предупреждения слизывает её, удерживая дёрнувшиеся бёдра, наслаждаясь вибрирующим мычанием, которое пытается заглушить Чонгук. Мелко щекочет кончиком языка сжавшуюся дырочку, спускает тягучими каплями слюну, чтобы та успела остыть на воздухе, прежде чем коснётся разгорячённой нежной кожи. Размазывает широкими горячими движениями вверх-вниз, жадно смешивая их ароматы. Прижимается губами к припухшей дырочке и принимается ритмично засасывать, сводя этим извращённым вакуумом Чона с ума, заставляя практически плакать и беспорядочно метаться, насколько позволяет ремешок на запястьях. — Такой сладкий, — урчит Тэхён, длинными мазками языка вылизывая хлынувшую смазку от поджавшихся яичек до начала ложбинки. — Бля-я-ять! — воет Чон, уже не осознаёт себя толком. — У тебя что, оральная фиксация?! Почему ты везде суешь свой язык?! — В тебя ещё не совал, — скалится альфа и толкается, проникая в упругую тесноту самым кончиком языка. Прокручивает им по краю и отстраняется. Легонько надавливает пальцем между яичками и входом, аккуратно принимается массировать тонкое местечко и яростно вторгается языком обратно, уже на полную длину, впитывая дрожь омеги и надломленные всхлипы. Удерживать в одном положении извивающегося парня становится всё сложнее, а Чон и сам не знает — пытается он насадиться глубже или отодвинуться. Когда простата набухает под пальцем альфы, а самого Чонгука начинает колотить крупная дрожь — Тэхён резко отстраняется, прекращая все манипуляции буквально за секунду до разрядки. — Чт-что? — омега непонимающе оглядывается, осоловелыми глазами глядя на парня. Он выглядит таким разбитым и нуждающимся, что Тэхён почти поддаётся, но в последний момент одёргивает себя. Стирает краем простыни липкую смесь собственной слюны и смазки Чона с подбородка, аккуратно натягивает боксеры омеги, заставив болезненно зашипеть от соприкосновения жаждущего члена с бельём, следом подтягивает узкие джинсы, но не застёгивает — он же не садист — внутренне снова раздражаясь от одной мысли, что омега разоделся так не для него. Освобождает край ремешка из замысловатого крюка и только после этого поднимает обессиленного парня с пуфика. Чонгук не может собрать себя от болезненного состояния прерванного оргазма, повисает на альфе. — Ты чудовище, — тянет слабым голосом, когда его всё ещё связанные руки отнимают от паха, лишая возможности получить хоть какое-то необходимое трение. Тэхён пристально изучает его лицо, словно впервые видит, и притягивает к себе, чтобы слизнуть след от слюны с подбородка и отстраниться в миллиметре от красных, обкусанных губ. — Сочту за комплимент, — издевательски ухмыляется, выдыхая в надутые губки. Он на руках доносит Чона до входной двери, усаживает на ещё один пуфик — он что, пуфиковый маньяк? — спокойно выуживает ключи из кармана чужой куртки и скрывается в подъезде, гремя замком, пока Чонгук пытается собрать себя по кусочкам и не выпасть из реальности, как обдолбанный наркоша. Тэхён возвращается, хватает куртку и подбирает кроссы омеги, очевидно, чтобы перенести в соседнюю квартиру, а затем возвращается и нависает над парнем: — Давай, детка, обними меня за шею, — и Чонгук бы съязвил что-нибудь, но его резко отрывают от устойчивой поверхности, и он послушно перекидывает один локоть — кисти всё еще связаны — чтобы не свалиться к чертям собачьим. — Какой послушный, — воркует альфа уже в квартире Чона. Он опустил его на ноги и приобнял одной рукой, чтобы тот не свалился, пока альфа развязывает ремешок и заботливо растирает пальцами затёкшие запястья. — Может, стоило сразу тебя отшлепать, м? — посмеивается он, глядя на надутую моську. — Почему ты не дал мне кончить? — угрюмо спрашивает Чон. — Ты ушёл к другому альфе, вместо того, чтобы позволить мне позаботиться о тебе, — спокойно говорит Тэхён, а у омеги глаза почти на мокром месте от обиды. Он тычется носом в шею Киму, шепчет беспорядочное «хочу» и «пожалуйста», тот немного смягчается: — Ты хочешь меня или кончить? — Тебя, — Чонгук поднимает голову, заглядывая в его золотые глаза своими огромными и блестящими, уверенно выдыхает спустя секунду размышлений. Тэхён немного теряется от такого искристого взгляда, что едва успевает перехватить шустрые пальчики у своего паха. Он разворачивает омегу, вжимаясь стояком в его задницу и замирает в своём порыве — прямо перед ними на стене висит то самое зеркало, отражая всё происходящее. Тэхён видит, как горят золотом его глаза, как откинул голову ему на плечо Чонгук, приоткрыв ротик в предвкушении. — Посмотри, — низко тянет он и ловит взгляд в отражении, из-за чего всё тело пробивает дрожью. Он обвивает одной рукой тонкую талию, собственнически прижимая к себе, и показательно лижет шею. Чонгук покрывается мурашками, а к щекам возвращается лихорадочный румянец. — Смотри внимательно, иначе я прекращу, если замечу, что ты закрыл глаза. Тэхён лижет собственную ладонь и ныряет ею в боксеры омеги, накрывая выглядывающую головку. — Смотри, — повторяет он, когда Чон протяжно стонет, закатив глаза. Омега тяжело дышит, едва удерживая открытыми веки, смотрит на движения большой руки на собственной плоти в отражении, одновременно ощущая это. Кажется, зеркала — творение дьявола — Чонгук не может оторвать глаз от происходящего, выгорая изнутри из-за сумасшедшего возбуждения до неконтролируемой дрожи во всём теле. Ему хватает нескольких плотных круговых движений по головке, чтобы излиться в ладонь альфе, громко всхлипнув. Когда перед закрытыми глазами перестают плясать разноцветные точки, он открывает их, чтобы застать в чёртовом отражении, как Ким слизывает его сперму со своей руки. — Ты меня убиваешь, — выдыхает омега, жмурится и тянется к его губам, но удивлённо распахивает глаза, когда мажет своими в слегка колючую щеку. — Мы же не пара, забыл? — мрачно усмехается Тэхён и выходит из чужой квартиры. Чонгук делает шаг к стене, чтобы не свалиться на слабых ногах и сползает на пол, когда слышит громкий хлопок тэхёновой двери.***
Дни превращаются в монотонный серый липкий поток, что засасывает, лишая рассудка своей выедающей внутренности тоской. Чонгук несколько дней пытался собрать себя по кускам — получалось не очень. Он утопал в мерзкой недосказанности и утраченных возможностях, абсолютно без малейшего понятия, что делать дальше. Чуи пытался было подбодрить хозяина своим милым посвистыванием и необычной для него ласковостью — даже не цапнул ни разу. Чимин деловито предложил набухаться — у этого все проблемы решались рюмкой-другой, но омега отказался. А мама, прибывшая для их традиционного воскресного ужина, лишь вздохнула и сказала, что решение всех проблем в диалоге, когда Чонгук позорно расплакался под цепким взглядом на вопрос об альфе. Время шло, пока Чон собирался с силами, чтобы подойти к соседу, который сам никакой инициативы не проявлял и вообще передвигался как заправский ниндзя: ещё ни разу омеге не удавалось пересечься с ним с того вечера, хотя поначалу он этому был рад. Когда Чонгук, наконец, морально настроился на разговор, произошло какое-то дерьмо, к которому он явно нихрена не был готов. Парень возвращался домой и в ожидании лифта листал ленту в соцсетях, когда в сознание ворвался холодный запах свежих листов бумаги. Он медленно поднял взгляд от смартфона, встречаясь глазами с тем, о ком думал двадцать четыре на семь последние хрен знает сколько дней, кажется, вечность, и обомлел — то, как на него посмотрел альфа, по ощущениям, как минимум, разорвало нахрен все внутренние органы. В тёмных глазах Тэхёна не было ничего, лишь безразличие. И пока младший внутренне истекал кровью, альфа хмыкнул и спокойно удалился в сторону лестницы. Сука. Он даже не захотел разделить с ним грёбаное пространство лифта, предпочитая хреначить до десятого этажа пешком. Кровавое месиво ложных надежд и каких-то зачатков чувств, Чон жестоко выдернул из собственного сердца, оставив всё за пределами холодно звякнувших автоматических дверей. За эту короткую поездку длиной в десять этажей омега успел переосмыслить и решить всё, что не смог за всё время до этого, ступая на родную лестничную клетку лишь с холодным, безразличным смирением. Так будет лучше. И действительно, он больше не грузился, словно смахнув наваждение. Спокойно себе существовал, лишь судорожно вдыхая, когда запах альфы тонкой нитью заползал из-под двери из подъезда.***
Чонгук возвращался домой поздно вечером. Он провожал Чимина на поезд, чертовски замёрз и устал. Всё, чего он жаждал — это горячий душ и тёплая постель. Отмороженные пальцы, которые почти не двигались из-за холода, ведь он по доброте душевной дал перчатки Паку и забыл забрать обратно, никак не хотели попадать ключом в замочную скважину, а когда таки попали, возникла новая проблема. Они слишком замёрзли, чтобы повернуть его в замке. Чонгук и так был не слишком терпеливым, а уж уставший — тем более. Он не придумал ничего лучше, чем навалиться на него локтем, но не учёл, что толщина самого ключа явно не рассчитана на вес взрослого, пускай и худого, омеги. С громким металлическим лязгом внешняя часть обломилась, звонко поскакав по полу. — Заебись! — психует он, вытаскивая телефон из кармана, прикидывает, кому он может позвонить в без двадцати двенадцать в будний день. Мобильник радует чёрным экраном и отсутствием реакции, а Чонгук не может вспомнить — разрядился он или просто замёрз. Омега пихает его обратно в карман и садится на ступеньку. Ситуация откровенно дерьмовая и безысходная — в квартиру попасть нет никакой возможности, позвонить в сервис тоже — хах, кто вообще будет работать почти в полночь среды? — как и пойти к кому-то домой: родители в Пусане, Чимин укатил из города. Оставалось только надеяться, что телефон отмёрзнет и он сможет попросить родителей что-то сделать — позвонить рабочим или приехать забрать — без разницы что. Омега хохлится в своём объёмном зимнем пальто, по уши укутанный в большой шарф, постепенно согревается и лишь на секундочку закрывает тяжёлые веки. Тэхён как раз выходил покурить и никак не ожидал застать картину маслом: Чонгук, словно большой птенец, нахохлился в своих одеждах, тихонько посапывал, сидя на ступеньках, иногда причмокивая розовыми губками. Вопрос, какого хрена сосед решил поиграться в бомжика, отпал сам собой, когда альфа заметил торчащий обломок ключа в замочной скважине и вторую его часть под ногами. Он обречённо вздохнул и, кряхтя, поднял на руки этого большого ребёнка, пытаясь не расшибиться по пути об его расползающиеся конечности. Чонгук медленно просыпался от беспокойной дрёмы из-за духоты и неудобной позы. Он с минуту пытался осознать, где находится, а когда, наконец, дошло, вскочил, спотыкаясь о собственные ноги, обувь и чёртов пуфик в прихожей соседа — лучше бы в Аду. На шум, точно как чёртик из табакерки, нарисовался сам хозяин квартиры. Он облокотился об стену, визуально разделяющую квадратик входной зоны от жилого пространства, и, сложив руки на груди, пытливо уставился на взъерошенного парня, пока Ёнтан оживлённо крутился вокруг. — Почему я здесь? — исподлобья зыркнул омега. — Ты заснул в подъезде, — коротко пожал плечами Ким. — Не самое лучшее место для ночлега. — Ну и оставил бы меня там, — бурчит парень, пытаясь сделать вид, что его совершенно не волнует присутствие альфы. — Ну, ты же не оставил, — Тэхён не облегчает ему задачу. Подходит ближе и начинает расстёгивать его пуховик, когда понимает, что Чон не собирается раздеваться. — Сам снимешь или мне помочь? — Сам! Альфа только усмехается на то, с какой прытью младший выпрыгивает из пуховика, избегая встречаться глазами. — Это что, второй шарф? — он удивлённо кивает на яркий оранжевый флис на шее у омеги, что оказался под курткой. — Зачем тебе два шарфа, если первый такой огромный и тёплый? — Я мёрзну, — ворчит тот. Без огромного пуховика омега выглядит в два раза меньше, а растрёпанные отросшие пряди тёмных волос и румянец от духоты — в квартире Тэхёна отлично работает отопление — добавляли ему милоты, ровно настолько, что у альфы едва не останавливается сердце. — Мёрзнешь? Тогда почему без перчаток? — интересуется Ким, вспоминая, насколько холодными были пальцы омеги, когда он случайно коснулся, поднимая того на руки. — Дал Чимину погреться и забыл забрать, — Чонгук отчего-то смущается и натягивает рукава толстовки на пальчики. И это финиш — сердечко Ким Тэхёна официально не выдержало передоза милоты. Вот подпись, дата и имя виновника большими буквами. — Оу, это тот, который эксперт по банановым шкуркам? — внешне невозмутимо выдает он. — Ага, — Чонгук ловит себя на несвойственной ему тахикардии, когда оказывается, что альфа помнит имя его друга. — Ты так и будешь до утра тусить на входном коврике? Или, может, всё-таки зайдёшь? — Тэхён, не дожидаясь ответа, тянет парня за рукав в сторону кухни. — Эм. Ну, я… Омега мямлит и заламывает пальцы, неловко бегая глазами по кухонным шкафчикам, невольно отмечая, что те выглядят так, будто ими не пользуются. — Я вытащил обломок из твоего замка и склеил ключ обратно, — говорит Тэхён, отворачиваясь от парня, чтобы тот не заметил румянец, внезапно покрывший его щёки, бездумно открывает и закрывает ящики, чтобы чем-то занять руки. Он охренеть как волнуется и мысленно пинает себя пару раз прежде, чем снова с уверенным видом повернуться и выпалить: — Клей сохнет десять-двенадцать часов. Ким немного привирает насчёт времени, но кто ему доктор, этому клею, что сохнет, падла, так быстро, правильно? — Ох, правда? — удивлённо хлопает ресницами Чонгук, а на его лице появляется смущённо-благодарное выражение. Кажется, ложь альфы не спалили, и он выдыхает, расслабляясь. — Не смотри так, ничего сложного, правда! — уголок губ непроизвольно ползёт вверх от этого по-детски восторженного лица напротив. — Ты можешь остаться у меня. Уже поздно, я собирался ложиться. Так что, если ты голоден — кухня в твоём распоряжении. Одеяло и подушку оставлю на диване, окей? Тэхён постоянно говорит, не давая возможности Чону отказаться, хотя тот и не собирался. — Спасибо, — омега неловко закусывает губу и опускает взгляд. Ким ловит своего пёсика и то, как он воркует с ним, уговаривая идти спать, кажется слишком интимным, личным для посторонних глаз, но Чонгук не может перестать подглядывать сквозь ресницы, а тот внутренний трепет, что снова появился от вида мягкого домашнего альфы, грозится в скором времени обрушиться новой волной боли. И не факт, что на этот раз Чонгук вывезет. Диван большой и очень удобный. Но Чонгук всё равно не может уснуть. Он ворочается, стараясь быть как можно тише, чтобы не потревожить альфу в соседней комнате, пялится в потолок и со вздохом тянет телефон с журнального столика. На мгновение его ослепляет свет дисплея, и он шустро сбавляет яркость до минимума. На часах почти три ночи, а сна, как ни в одном глазу. «Наверное, из-за нервов», — думает он, а здравый смысл в голове размахивает огромным транспарантом с надписью: «Наверное, придурок, из-за запаха альфы!». И Чон не может не согласиться — это же здравый смысл, правильно? — в комнате всё пропиталось сладковатым прохладным запахом свежей бумаги, и омега разрывается между желанием проветрить или побежать и уткнуться носом в шею альфы, чтобы крышу снесло от передоза. Именно ради отвлечения от столь радикального дерьма, которое во тьме ночной кажется вполне себе адекватным, Чонгук открывает соцсети. Проверяет сообщения, лайкает пару новых фоток знакомых, а затем замечает в уголке цифру, которая, кажется, нехило так увеличилась с последнего его просмотра запросов в личные сообщения. Он равнодушно отклоняет парочку от престарелых извращенцев, пролистывает список на предмет чего-то интересного и цепляется глазами за странный ник. Запрос от пользователя с ёмким «V» вместо имени он не видел раньше, хотя дата стоит не свежая. Какие-то смутные догадки начинают взволнованными змеями сворачиваться в груди, когда Чонгук присматривается к аватарке — кусочек косой ухмылки, что открывает вид на белые зубы и острый альфий клык — он определённо уже где-то это видел. Омега нервно бегает глазами по скудному клочку фотографии, выискивая какие-то отличительные детали, сам не знает какие и… вот оно! Маленькая родинка на кончике носа! У Чонгука потеют ладони, когда он судорожно подтверждает запрос пользователя, чтобы открыть диалог. «Давай попробуем стать настоящей парой?» Сердце грохочет где-то в горле, вот-вот выпрыгнет, а за шумом в ушах омега не слышит громкого оповещения на чужом телефоне и приходит в себя, только когда Тэхён останавливается в проёме своей спальни. Точнее, он замечает свет от экрана телефона на его бедре, а затем уже и силуэт мужчины. — Тэхён? — Чонгук вылезает из-под одеяла. Он подбирается к альфе и останавливается буквально в шаге, надеется, что его движения не выглядят слишком рваными и беспорядочными от волнения. Щурит глаза, пытаясь разглядеть действительно ли у соседа есть эта дурацкая родинка — было бы глупо отрицать, что её мог придумать воспалённый мозг, чтобы выдать желаемое за действительное — но в кромешной темноте видно только золотистые всполохи в глазах. — Окно! — выдаёт внезапно младший, пугая выкриком Тэхёна, и шустро заталкивает оторопевшего альфу в его же комнату, волочит к окну, из которого падают тёплые оранжевые блики от уличных фонарей. Почему он просто не включил свет или не воспользовался хотя бы экраном телефона, Чонгук решил подумать позже. Парень деловито притянул Тэхёна ближе, позабыв о смущении, поворачивал его так, как было угодно, чтобы свет чётко падал, удерживая его лицо в своих ладонях. Победная улыбка скользнула по губам — родинка спокойненько себе красовалась на кончике чужого носа. Он удовлетворённо выдохнул и только сейчас почувствовал пристальный взгляд, которым альфа сверлил его, кажется, даже не моргая. Щёки омеги вспыхнули в момент, а Чонгук медленно поднял глаза. Тэхён молчал. Испытующе сверлил взглядом, но ничего не делал. — «Ви» — это ты? — голос дрогнул в начале фразы от долгого молчания. Сердце колотилось, как бешеное — но кто не рискует, тот не пьёт шампанское, правильно? — Чон решил идти до конца, победного или нет — не важно, главное, получить разрешение ситуации и не мучаться. — Я, — пока Чонгук витал в своих решительных настроях, Тэхён мягко притянул его к себе, положив руки на талию. Омега животом ощущал, как мерно дышит парень, неосознанно подстраиваясь под его ритм. Он не успел убрать руки с лица альфы, а теперь они стояли слишком близко, и Чон не знал, куда их деть — мягко провёл пальцами по скулам, заставив старшего прикрыть глаза, наслаждаясь внезапной лаской. — Когда ты написал? — На следующий день после ужина с твоей мамой, — выдохнул альфа, отводя взгляд. А Чонгук успевает уловить немного болезненное выражение и понимает, что не только он один страдал. И, похоже, совсем не безразличие и неприязнь заставили Тэхёна тогда переться на десятый этаж пешком. — Господи, ты видел, что я не прочитал. Почему не подошёл? Почему ничего не сказал тогда? — Чонгук выдыхает, улыбается уголками губ и в нём столько облегчения, что он обмякает в руках Кима, соприкасаясь с ним лбами. — Я думал, ты специально не ответил. Откуда мне было знать, что кое-кто просто не проверяет запросы, а не ненавидит меня после всего, — раздражённо бурчит Ким и хмурится, когда Чон хихикает с его лица: — Я вообще-то страдал, смешно тебе? — Обхохочешься, — омега быстро чмокает его в нос. — Я тоже. — Если что, моё предложение всё ещё в силе, — Тэхён отнимает одну руку от своей щеки и целует холодные костяшки пальцев, не разрывая зрительный контакт. — Ты меня смущаешь, — стонет младший и прячет румяное лицо в изгибе шеи альфы. — Как мило. Ну давай, газончик, будешь со мной встречаться? — посмеивается парень и совсем не романтично тыкает пальцами под ребра. — Газончик?! — возмущается Чонгук, тут же отлипая от чужой шеи, воинственно хмурит брови. — Тогда ты — бумажка! — Говорю же, милашка, — довольно скалится альфа и чмокает в надутые губки. Чон замирает, прекращая шуточные попытки вырваться из захвата, огромными глазищами пялится на Тэхёна, а тот быстро ещё несколько раз оставляет короткие поцелуйчики, пока омега так очаровательно дезориентирован. — Эй, блин! Я рассчитывал на романтичный первый поцелуй! — ворчит Чонгук, но не отворачивается, позволяя красть окончания слов мягкими чмоками. — Как по мне — очень романтично. Выдыхает альфа, путая пальцы в тёмных прядях, и без предупреждения вместо очередного чмока целует глубоко, проникая в приоткрытые губы языком, впитывает чужую волну дрожи и судорожный вздох. Разбуженный их вознёй Ёнтан вылезает из своего мягкого лежака и начинает крутиться вокруг, цепляя глупых людей за штанины, чтобы те и с ним поигрались, но Тэхён, едва оторвавшись от сладких губ, хрипло роняет: — Ёнтанни, иди спать. Папочка занят. Чонгук от этого «папочка» крупно вздрагивает и стонет, падая лбом на плечо парню, невнятно бормочет: «Не говори так больше». — Что-что, детка? Не расслышал, — самодовольно тянет Ким, нагло пробираясь пальцами под футболку, сжимает бока. — Не говорить «папочка»? Омега снова вздрагивает, ощущая, как капля смазки впитывается в бельё, рыкает и с силой сминает губами чужую ухмылку, кусается в отместку на низкие смешки, что пускают вибрацию по его горлу и снова стонет, давится вдохом, когда альфа перестаёт веселиться — с напором отвечает, сметая всё сопротивление, оттягивает зубами припухшую от поцелуев нижнюю губу, скользит своим языком по чонгукову, рычит, прижимая к себе сильнее, когда младший принимается посасывать его язык, иногда покусывая. Чонгук с влажным звуком отстраняется, коротко лижет уголок чужих, блестящих в бледном свете фонаря, губ и прикрывает глаза, пытаясь восстановить дыхание. — Мы должны остановиться, иначе сон нам сегодня не светит. Тэхён согласно мычит и отстраняется, чтобы открыть окно на проветривание, а затем подхватывает омегу и валит на кровать, устраиваясь боком за его спиной. — Ты снова? — хихикает Чон, переплетая их пальцы у себя на животе, когда альфа лижет его в заднюю часть шеи. — Угу, ничего не могу с собой поделать, — словно извиняясь, чмокает за ушком и возвращается к шее, задевая дыханием волосы на затылке. Чонгук замирает и какое-то время лежит, не двигаясь, под тихое довольное урчание альфы, Ким даже подумал было, что тот уснул, но омега внезапно тихо поворачивается, почти сталкиваясь носами. — Скажи честно, — начинает он, а смешинки так и пляшут в его глазах. — Ты написал мне, потому что боишься мою маму? — Не без этого, — сонно хмыкает Тэхён и притягивает его к себе, закидывая ногу. — Спи, газончик. — От бумажки слышу, — сопят ему в грудь, устраивая руку на талии альфы. «Наверное, мама была права, когда сказала, что мы тупые», — мелькает ленивая мысль прежде, чем Чонгук проваливается в сон, окутанный чужим мягким запахом.