Ничего святого

С этой памятью, ты — инвалид. С этой памятью, ты проживёшь ещё много лет. Чтобы помнить — STED.D, Pyrokinesis

      — Ну и как съездила?       Ханджи подняла глаза с документов, стоило Камилле отрыть дверь в кабинет и пройти, сев на диван. Она вытянула ноги и закинула голову за спинку, зевая.       — Как ты и говорила, — Уокер повернулась к Зоэ, — лишних вопросов не задавал, даже не огрызался, — девушка посмотрела в потолок, и, помолчав немного, спросила: — Ты знала, что на том кладбище и его родные похоронены?       — Да, — Хаджи кивнула, — но я не думала об этом, когда просила его тебя отвезти!       Девушка усмехнулась, качая головой. Ну конечно. И все же, было приятно, что Аккерман улавливал настроение Ками без проблем, что не отпускал саркастические фразочки и не следил, хотя ей казалось, что тот наблюдал за ней все время. Но там, на кладбище, её это не волновало. И уже не было важно, слышал ли Леви что-то. Камилла толком и не говорила. Но перспектива иначе выглядеть в глазах капитана не привлекала.       Можно ли было подобным образом изменить его отношение? Вот уж точно нет. Леви прекрасно понимал, что каждый — просто человек. Потому не лез, когда слышал плач девушки ночью. Не лез, когда совсем другие всхлипы слышал на могиле. Она ведь больше ничего не сказала.       Аккерман в каком-то смысле ругал себя, что услышал лишнее. От слез, проливаемых на могиле родных, он точно не стал бы думать иначе насчет Уокер. Правильнее будет сказать, что он начал куда больше понимать её. Чуть ли не каждый в разведке потерял кого-то: друга, любимого, члена семьи. Это ломает, и Леви знал этот взгляд обреченного человека, которому нечего терять. Именно так смотрел он. Именно так смотрела Камилла. Отдать свое сердце всегда было проще, если оно пусто. Леви открыл досье Ками и свел брови, глядя на членов семьи. Вписаны были лишь родители и те помечены красным. Мертвы. Но больше ничего, хотя теперь пробелы в службе казались вполне логичными.       — Что ты там так изучаешь? — Эрвин оторвался от работы, подняв глаза.       — Да так.       Знал Смит или нет? В любом случае, поднимать такую тему было бы некрасиво по отношению к самой девушке, а быть сплетником Леви точно не хотелось. Он положил папку на стол главнокомандующего и посмотрел на часы, стрелки которых плавно приближались к одиннадцати ночи. Попрощавшись с Эрвином, он вышел из кабинета и направился в сторону жилого корпуса.       Аккерман все же понимал её. Кое-как, но понимал. Потому заранее знал, что девушка будет сидеть на деревянных ступеньках у дверей, прикрыв глаза. Знал, потому что сам также собирался сделать. Он медленно подошел к девушке и оценочно посмотрел на неё. Наступали холода, но Камилла так и не сменила плащ разведки на зимний вариант. Она открыла глаза, почувствовав, как Леви садится рядом. В темноте её глаза больше не казались горящими синевой, но ночь ли тому была причиной? Девушка отвернулась, подняв голову на небо.       — У тебя был ребенок? — через несколько минут вполне приятной тишины, задал он вопрос.       Камилла на несколько секунд перестала дышать, а сердце в груди заколотилось.       — Все-таки подслушали?       В голосе смешались нотки разочарования и обиды. Аккерман ненавидел лезть не в свое дело, но сегодня это вышло случайно, и даже за это он поплатится.       — Я не специально, — признался тот, не глядя на девушку. Искренне, тихо, даже с какой-то хрипотцой. Камилла повернула на него голову, и когда тот покосил на неё взгляд, кивнула.       — Понятно, — отвернулась, поджимая здоровую ногу к груди.       Наверное, Ханджи была права. Зоэ не раз говорила, что тревожащие тебя тайны будут пожирать изнутри, что держать прошлое в себе и не подпускать никого однажды обернется не лучшим образом. Камилла начала это понимать, когда с каждым утром боль в груди становилась сильнее. И кто бы мог подумать, что сейчас, всего месяц спустя, она сможет кому-то еще рассказать.       Но случилось нечто, что заставило Уокер содрогнуться.       Он сам начал говорить. Не смотря на неё, Аккерман сцепил руки в замок, свесив с колен, и рассказал, как в подземном городе они чуть выживали. Они — Леви, Изабель и Фарлан. Рассказал, как удалось впервые взлететь с УПМ; рассказал, как на них вышел Эрвин и как Леви должен был убить нынешнего командора, но вместо этого к нему присоединился. Его друзья были похоронены так же, как и Хоуп — пустые могилы. Как иначе, когда титан не оставляет ничего, что можно было бы предать земле. Когда даже хоронить нечего. Леви сказал, что они были похоронены прямо с другой стороны дерева, что было напротив могил семьи Уокер.       Камилла не сводила с капитана глаз, пока тот тихо поведывал ей свою историю. Знает ли кто-то еще? Она не дура; она понимала всегда, что отчужденность Аккермана была чем-то оправдана. Он действительно огораживался от людей холодностью точно так же, как Ками — стервозностью. Леви всем своим видом давал понять, что к нему подходить нельзя, а вот Уокер старалась сделать все, чтобы её не любили. И чтобы она не полюбила, чуть что.       — Её звали Хоуп, — Камилла чувствовала, что могла рассказать. Не потому, что так было бы честно, а потому, что иногда надо поделиться своей болью с человеком, который поймет.       Камилла никогда бы не подумала, что рано родит. Она четко была настроена после выпуска пойти в Королевскую полицию. Уокер была одной из лучших выпускниц, и потому шанс был велик. Но мать заболела. Отец должен был зарабатывать деньги на дорогие лекарства, потому сутками пропадал на работе. Камилла передумала в последний момент, когда за несколько дней до распределения пришла весть, что и Нил — младший брат, — болен, и что отец не знает, что делать. Камилла должна была вернуться в Сигансину, чтобы быть рядом, потому и перевелась в Гарнизон. Денег работа приносила меньше, чем если бы она была в разведке или полиции, но хотя бы так девушка могла находиться рядом с мамой и следить за её здоровьем. Младший брат поправился довольно быстро. Когда она выпустилась, Нилу было девять лет, потому Камилла погрузилась в работу в Гарнизоне, чтобы приносить семье хоть какие-то деньги. Они с отцом работали все свободное время, через год Лана пошла на поправку. Девушка служила в Гарнизоне три года, и пусть была «глупым подростком», как её называл Ханнес, все равно продвигалась по службе довольно стремительно.       — А потом я влюбилась, — Уокер словно съела что-то горькое. Она скривилась, стиснув зубы, и прошипела: — Как дура.       Иногда от Городской полиции приезжала проверка. Выпускники кадетского корпуса, устроившиеся в столице, расхаживали по Сигансине, словно короли. Они всем видом показывали, что считают себя лучше, указывали на каждую пылинку или мелкий промах Гарнизона. Уокер не помнила, что она сделала. Наверное, просто улыбнулась тому солдату, который шагал с наименее противным взглядом.       — Сказочник, — фыркнула девушка. — Мне было восемнадцать, я впервые влюбилась, и это вскружило мне голову. Он задержался на месяц, который мне тогда показался самым счастливым месяцем. Я думала, что он говорит правду. Думала, что он действительно сможет забрать меня и мою семью за стены подальше, — Камилла опустила взгляд. — Обещал жениться даже. Кормил такими сладкими речами, что я без сомнений ему верила.       Она думала, что мужчина один-единственный, потому и отдалась. Доверилась. Проглотила всю ложь, которой он кормил её, а потом уехал со своим отрядом, пообещав писать каждый день и забрать её за Сину.       Как бы не так. Он писал, много, но стоило девушке сообщить о беременности, как в последнем были вычерчены проклятия, слова, что дети ему не нужны, что она его нагуляла, небось, и пытается скинуть ответственность на него. Тогда-то и раскрылись глаза.       До Ками недолго доходило, что ей просто воспользовались. Куда же легче найти одну девчонку в командировке, которой не придется платить, запудрить ей мозги и трахать вдоволь. Какой вообще шанс, что вы снова увидитесь? Она же навсегда останется второсортным солдатом в Гарнизоне.       Надо ли говорить, что тогда мысли были лишь о том, что жизнь закончена? Что не будет ничего как прежде. Тогда она даже хотела избавиться от ребенка, пока не поздно, но мать отговорила. Сейчас Уокер понимала, что и не смогла бы.       — И я его отпустила, — девушка выдохнула с облегчением. — Я в карму верю, так что всегда знала и знаю, что за это он расплатится. Перестала писать, сожгла все конверты, которые он присылал мне эти месяцы.       Хоуп родилась после того, как Камилле исполнилось девятнадцать. Отец продвинулся на работе, Уокер удавалось иногда продавать свои картины, даже Нил, полюбив племянницу, стал искать подработку, чтобы помогать сестре. Коллега Ками из круга врачей в Сигансине, с которыми она была знакома из-за смен в больницах, отдавал ей некоторые детские вещи, игрушки, которые не были нужны его подросшему сыну. Ей помогали, мать не нуждалась больше в лекарствах, и через год после родов Уокер снова вышла работать в Гарнизон, оставив Хоуп на маму. Два года. Те два года были одними из самых счастливых в их жизни. Лана безумно любила свою внучку, но сама Камилла все свое сердце ей посвятила.       — Я и подумать не могла, что материнство может приносить столько радости, — призналась она, повернувшись к Аккерману, который моментально посмотрел на ту в ответ. — Если вам знакомо это чувство, когда любовь переполняет тебя настолько, что хочется плакать?       Камилла с отцом, Алексом, копили деньги, чтобы переехать за стену Роза. Еще бы несколько лет — и их цель была бы достигнута.       — В тот день все началось, не как должно было начаться. Меня назначили на смену вместо коллеги в самый конец Сигансины, маме с самого утра было плохо, потому Нил сам вызвался погулять с Хоуп. Я не была против, он ведь не был ребенком, — тогда ему было шестнадцать, хотя выглядел Уокер-младший на пару лет младше. — Хоуп было три с половиной. Она была очень привязана к Нилу, поэтому я не возражала, когда он захотел сводить её к яблоне, что росла недалеко от стены. В детстве я сама любила на неё залезать…       В тот день все началось не так, и закончилось тоже. Даже сейчас, два года спустя, воспоминания для неё словно окутаны туманом. Она действовала инстинктивно, летя на УПМ к пробитой стене. Она помнила, как на земле, над которой вздымались клубы дыма, недалеко от яблони, сквозь пелену можно было рассмотреть руку. Откусанную, или недоеденную, в голубом рукаве — в рубашке такого цвета Нил ушел сегодня, а рядом — раздавленное маленькое тело.       Камилла согнулась над землей и её стошнило. Титаны начинали подходить к стенам, голодным взглядом оглядывая кричащих людей, а Уокер не могла пошевелиться. Она не знала, что делать.       — Ты можешь не рассказывать, — Леви стало не по себе. Камилла побледнела, ей стало тяжело дышать, и он понимал причину. Стоило вспомнить, как картинки сразу всплывали перед глазами, вызывая ужас. Аккерман мог лишь представить, что у неё было на душе.       Уокер запустила руку в волосы, выбивая пряди из хвоста. Она старалась дышать, чтобы ком в горле пропал.       — Ханнес сказал, что я была в ярости, но человека с большей пустотой во взгляде он не видел никогда, — Ками потерла шею. — Мне пришлось взять себя в руки. Подбирать тела не было времени, я все еще была членом Гарнизона, и моей задачей было сдерживать титанов и помочь людям эвакуироваться. Я полетела спасать родителей, молясь, что они в порядке, по пути впервые убила несколько титанов… Даже не помню, сколько их было. Пару штук?       — Четыре, — Акерман помнил число из досье.       — Наверное, где-то так, — она кивнула.       Родителям удалось эвакуироваться, но нужно ли говорить, что все жители Сигансины были сломлены. Мать Камиллы умерла через месяц из-за обострившейся от нервов болезни, а отец попал под распределение Короля на экспедицию по возвращению стены Мария.       — Но ты перевелась раньше.       — После того, как мы скрылись, — она кивнула. — Это было страшно. Я готовилась в кадетском корпусе, а когда увидела титана, не могла поверить, что собиралась прятаться, как крыса, в числе Полицейских. Внутри поселилась ненависть, потому что после смерти Нила и Хоуп что-то должно было заполнить пустое пространство. Мне хотелось жить ради матери, но она не могла так больше. Желание после еë смерти было просто и глупо — я хотела сделать что-то, чтобы приблизиться к миру без титанов, ведь… — Камилла стиснула зубы, чувствуя, как к глазам подкатывают слезы, — ведь только в том мире мы сможем вдохнуть спокойной. Ведь я сама виновата. Я родила ребенка здесь. Я не думала, что подвергну её опасности, что она будет расти в стенах, а не на свободе.       Девушка поспешно вытерла слезинки, подступившие к глазам.       — Вы сказали, что моя главная проблема в том, что я не ценю свою жизнь, — Ками повернулась к Аккерману, который все это время смотрел на неё. — Мне нужно жить для кого-то, чтобы чувствовать эту ценность. Я жила для тех, кого у меня отобрали титаны и король. Я перевелась в разведку, потому что думала, что здесь обрету цель. Что здесь я смогу жить ради других солдат, стала врачом, чтобы мне доверяли свои жизни. Чтобы мои силы были кому-то нужны. Но стоило впервые выйти за стены — в первый раз это случилось через несколько месяцев после перевода, — я увидела, что нет никакого смысла. — Камилла покачала головой. — На поле боя ни моя жизнь, ни смерть не имеют какого-либо смысла. Стоя там, я поняла, что ни за кого не борюсь. Неважно, как сильно каждый из нас будет стараться, лишь чертова удача определит, кто вернётся. И для него, — она подняла палец вверх, указывая с издевкой на небо, — мы тоже ничего не значим. Это шоу, которое он создал, чтобы не скучать. Если Бог есть, то он отвернулся от нас уже давно.       — А если его нет?       Капитан шумно вздохнул, отвернувшись.       — То все, чем мы занимаемся — лишь зря тратим время на спасение мира, будущее которого все равно обречено.       Камилла усмехнулась, выпрямляя ноги.       — Как врач я скажу, что любой, кто убивает живое существо — уже монстр, но как воину мне на это плевать. Поэтому, — улыбка на её лице пропала, — к черту все. Я буду делать все, что в моих силах, а потом умру. Меня никто не вспомнит, моя смерть не спасет человечество. Его ничего не спасет.       Ему стало немного не по себе. Девушку можно было понять, но все ею сказанное вразрез шло его убеждениям. Леви знал, каково терять товарищей. Каково терять друзей. Он знал, насколько может быть тяжело жить, но он продолжал эту жизнь ценить. Не только свою, но и каждого бойца в Разведкорпусе.       — Когда ты встанешь на ноги? — вдруг сухо отрезал он.       — Что? — не поняла резкого изменения темы девушка. — Эм, через пару дней…       — Тогда отдыхай последние дни, — Аккерман посмотрел на небо, — потому что со следующей тренировки я начну силой выбивать из твоей башки все это дерьмо.       Камилла опешила и резко посмотрела на капитана. Он то ли был сосредоточен, то ли зол, но меж бровей образовалась маленькая складка. Она не сдержалась и хихикнула, уж слишком забавно тот выглядит. Потом медленно поднялась с места и взяла костыль.       — Все же, — Камилла потянулась рукой к луне, — станете ли вы спорить, что в этом мире не осталось ничего святого?       — Нет, ты не совсем права, — ответил мужчина, последов её примеру, и поднялся с холодных ступенек. Он повернулся к Ками, и та непроизвольно задержала дыхание. — Так было с самого начала.       Уокер вдруг замерла и глаза сверкнули в поглощающей темноте.       — Но лишь пока мы боремся, этот мир можно изменить.