Говорят, быстрые ноги пизды не боятся. А вот когда пизда и имеет эти самые быстрые ноги — бойся, кто рядом.
Чуя увидел недоверие в глазах ублюдка — Дазай явно не подумал, что новый одноклассник действительно сказал ему бежать. Но, стоило ему услышать рык Накахары и увидеть резкий выпад в свою сторону, бинтованный мудак сдавленно ойкнул и сорвался с места. Ацуши и Акутагава — синхронно, словно по команде — расступились в разные стороны. Чуя бросился в погоню. Все мысли по поводу предстоящих скучных уроков отошли на второй план. Осталось лишь острое желание прямо сейчас кого-то избить. Хотя что уж там, кого-то
весьма определенного.
Убегал Дазай не так долго. В конце коридора его тощие ноги толкнули тело вправо — Чуя довольно ухмыльнулся. Жертва явно собиралась выскочить через аварийный выход на улицу, вот только она не учла, что две недели назад у двери выхода временно поставили старый шкаф. Едва не врезавшись в стену, Дазай остановился. Жаль, Накахара не увидит его разочарованного лица, когда он поймет, что загнал сам себя в ловушку.
— Это за то, что чуть не сломал мне нос! — предупредил Чуя за секунду до того, как Дазай развернулся, и ему в лицо прилетел кулак. Он едва не упал на спину, хватаясь за лицо. Накахара довольно хмыкнул и остановился, пытаясь отдышаться. Дазай медленно выпрямился и большим пальцем стер кровь с верхней губы. Чуя почти расстроился: хотел зарядить в нос, но попал лишь в поджившую ранку на губе.
Посмотрев сверху вниз на одноклассника, уже приготовившегося к ответному удару, Дазай вдруг хрипло рассмеялся. Чуя удивленно уставился на него. Вот же
псих. Как его только из дурдома выпустили, спустя пару дней после попытки суицида?
— Какой злой мальчик. — медленно, с явной издевкой, проговорил Дазай. В школьной форме и с более-менее причесанными волосами он не был похож на сумасшедшего, если не считать слоя бинтов на шее. — А за мой синяк на ребре и разбитую губу извиниться не хочешь?
— Еще чего. — прошипел Чуя. Он злобно сощурился и приподнял подбородок, чтобы смотреть Дазаю в глаза (вот же шпала!), но ярость уже покинула юношу — устраивать смертельный поединок в школьном коридоре было неразумно для обоих. — Я тебе жизнь спас, вообще-то.
— Что-то я не припомню своей просьбы. — заносчиво отозвался Дазай. Его голос был пропитан ядом, но Чуе показалось, что в нем было что-то еще. Обида? Разочарование? Идиот.
— Ты мне еще спасибо скажешь.
— О да, обязательно. — Дазай фыркнул. — Сердечное
спасибо за то, что толкнул меня мордой в пол, а потом чуть не придушил.
— Нечего вешаться было. — парировал Чуя.
— Нечего было слоняться там, куда тебя не приглашали.
— Надо быть совсем дебилом, чтобы выкинуть что-то такое в открытом кабинете медсестры.
— Ох, простите, не спросил вас. Где советуете самовыпилиться?
— Идиот.
— Как насчет двойного самоубийства, Чуя-кун?
— Отъебись, сволочь! — гаркнул Чуя, опасно блеснув глазами. Он вообще в своем уме, чтобы предлагать подобное? А если какую-нибудь маленькую девочку направит по кривой дорожке? — И для тебя
Накахара-сан.
— Может еще ками-сама?
— Вы почему не на уроке?! — третий голос раздался так внезапно и громко, что оба школьника подпрыгнули. Перед ними стоял Куникида-сенсей, с неизменным блокнотом в пальцах и колючим взглядом под квадратными очками. Куникида был учителем математики, а математику Чуя любил, но вот преподавателя — нет. У юноши уже на одном из первых уроков создалось ощущение, что учитель слишком помешан на идеальном выполнении всех его требований. А еще он был слишком нервным и порой кричал без видимой надобности. Когда Накахара поделился своим мнением об учителе в разговоре с Ацуши, Акутагава не поленился вставить, что Куникида очень похож на самого Чую, поэтому он его и бесит. Чуя тогда огрел его учебником по голове под отчаянные просьбы Ацуши этого не делать.
— Куникида-сенсей! — Дазай звучал так жизнерадостно, что Чуя аж обернулся, чтобы проверить, он ли там стоит. Улыбнувшись, как и подобает пустоголовому дураку, он помахал математику ладонью. — Я так по вам скучал!
— Дазай. — учитель явно его чувства не разделял. — Поздравляю с выпиской.
— Спасибо! Знаете, я пока отходил от наркоза, только о логарифмах и думал…
Чуя нахмурился. От наркоза? Вспомнив, как Ацуши сказал, что брат Акутагавы болел, юноша вдруг понял: никто в школе не знает, что Дазай на самом деле лежал в психиатрической клинике, а не в обычной больнице. Неужели он соврал всем, в том числе и администрации? Хотя, если вспомнить, как он легко изъяснялся перед своим врачом, сложным для такого прохвоста это не было.
— Я польщен, Дазай. — прервал его Куникида-сенсей. — Но это не объясняет, почему ты и Накахара-кун все еще не в классе.
Математик посмотрел на Чую. Он знал, что юноша неплохо разбирается в его предмете, и наверняка, как и все учителя в школе, был осведомлен о причине его переезда, поэтому не трогал Накахару. Чуя, в знак уважения, не бунтовал на уроках Куникиды — даже если его что-то раздражало.
—
Я уже иду на урок. — громко сообщил Чуя, разворачиваясь в сторону кабинета географии. Действительно — пока они носились и плевались ядом друг в друга, успел наступить второй урок. — И, вообще-то,
вместе мы не стояли.
Юноша пошел на урок. Его настроение, как ни странно, поднялось. И чего он вообще нервничал из-за этого Дазая? Хлюпик, даже сдачи дать не может. К тому же, теперь у Чуи был козырь: можно пригрозить тем, что он разболтает всей школе, где на самом деле был Дазай. Вообще-то Накахара бы так не поступил, это слишком низко и подло, но этому барану знать необязательно. Стоило Чуе облегченно выдохнуть, как его хлопнули по плечу.
Да ну еб.
— И куда это ты поскакал? — Дазая даже не особенно волновала разбитая (дважды) губа, судя по веселому голосу. — Куникиду-сенсея испугался?
— Твоя рожа заебала. — буркнул Чуя. И чего он привязался?
— Зато на моих
губах ты явно помешан. — даже не задумавшись, ответил Дазай. Чуя резко остановился. Гнев снова забурлил внутри, словно кипящая в кастрюле вода. Если бы он знал, какую занозу в заднице спасает…
— Значит так. — отчеканил Накахара, посмотрев Дазаю прямо в глаза. Тот посмел нагло ухмыльнуться и изобразить внимательность к собеседнику. — Если ты еще раз подойдешь ко мне, заговоришь со мной или посмотришь в мою сторону, я сначала придушу тебя твоими же бинтами…
— Да у тебя фетиш на удушение.
— …А потом расскажу всем в этой гребанной школе, что ты — неудавшийся суицидник. — закончил фразу Чуя уже гневным рыком. Он и раньше встречался с отморозками, но еще никогда отморозок не совмещал в себе беспричинную самоуверенность, глупую навязчивость и суицидальные наклонности.
Дазай перестал улыбаться. Уголки его губ дрогнули, а глаза потемнели. Прищурившись, парень посмотрел Чуе в глаза — Чуя спокойно уставился на него в ответ. Если этот придурок думает, что на Накахару подействуют устрашающие гляделки, то он еще глупее, чем предполагалось.
— Как неприятно. — тихо проговорил Дазай. — Я, между прочим, никому не сказал, что незнакомец, не имея на это никакого права, прошел на территорию закрытого учреждения и нанес серьезные увечья психически нестабильному пациенту.
Кадык Чуи дернулся, но взгляд он не отвел. Юноша был почти уверен, что Дазай блефует — если бы он хотел пожаловаться на своего спасителя, то сделал бы это еще там, перед Ёсано и Коё. Уголки губ неудавшегося самоубийцы приподнялись в снисходительной улыбке.
— Никто же не проверит, кто его впустил. — продолжил Дазай. — Твоя сестра ведь и работу потерять может…
Чуя сорвался. Почувствовав, как по венам вместо крови побежало обжигающее пламя, он издал животный рык, схватил Дазая за грудки и впечатал его в стену. Тот слегка поморщился, когда костлявая спина резко ударилась о твердую поверхность, но продолжил смотреть Чуе в глаза с подернутой тенью улыбкой. У Накахары проскользнула мысль, что по сравнению с этим куском дерьма Акутагава — ангел.
— Не смей трогать Коё. — прорычал Чуя ему в лицо. Он уже и забыл о том, что посчитал слова Дазая чистейшим блефом. Эта мумия не имеет права даже упоминать его сестру, не то чтобы приближаться к ней.
— А то что? — почти шепотом ответил Дазай, все еще улыбаясь.
Он же сумасшедший. — Изобьешь меня до смерти? Флаг в руки, Чуя-кун.
Чуя резко его отпустил. Ничего этот баран не сделает. Если бы не злость, то в Накахаре промелькнула бы и нотка сочувствия к однокласснику — психический диагноз налицо, даже для не разбирающегося в этом юноши. Вопрос, почему его так быстро выпустили и отправили в школу, все еще был актуален, но желание его задавать отпало напрочь.
— Ты больной. — сообщил Чуя, презрительно посмотрев на Дазая. Тот лишь хмыкнул — ну, естественно, ничего нового он не услышал. В отвращении поджав губы и наплевав на то, что Дазай действительно может воплотить угрозы в жизнь, Накахара повернулся к нему спиной и продолжил путь на географию. На этот раз ничья рука на его плечо не приземлилась — Чуя все же облегченно выдохнул.
На урок он пришел с приличным опозданием, но поклон перед учителем и наполненное эпитетами извинение позволили парню спокойно пройти за свою парту и сесть. Ацуши мгновенно выпрямился, словно палку проглотил, и повернулся к Накахаре. Отдающие желтизной глаза горели от тысячи вопросов в его голове, но Накаджима лишь губами произнес: «
Что?». Чуя мотнул головой, демонстрируя, что не в настроении рассказывать — первый раз в жизни захотелось просто послушать лекцию про типы почв. Ацуши разочарованно цокнул языком и отвернулся к доске, но оба знали, что на перемене он не выдержит и атакует Чую вопросами.
Акутагава бросил на Накахару мрачный взгляд, проигнорировав активные жесты Ацуши, а после посмотрел на закрытую дверь аудитории. Весь урок они просидели в одних и тех же позах: Чуя — прикрыв глаза и отвернувшись к окну, Ацуши — вытянувшись и делая вид, что внимательно слушает, хотя на самом деле его мысли крутились вокруг миллиона тем сразу, Акутагава — не сводя ожидающего взгляда с входной двери. Дазай на географию не явился.
***
Обычно тянувшийся до невозможности долго урок прошел незаметно для Чуи. Все занятие парень напряженно всматривался то в край парты, то в собственный пенал, то в окно — куда угодно, лишь бы не на одноклассников, в особенности двоих. Писк звонка поднял Накахару с места и выкинул в коридор. Следующим уроком была физкультура, значит, у него даже есть оправдание поспешить: пока в спортивную форму переоденется…
— Накахара! — разнесся из-за спины Чуи громогласный оклик Акутагавы. Юноша выругался себе под нос, но заставил себя медленно обернуться и принять невозмутимый вид. Он же может так сделать, верно? Может, конечно.
— Чего тебе? — нетерпеливо поинтересовался он у одноклассника. Акутагава — с таким выражением лица, словно готов расстрелять всех в школе — быстро шел к Чуе. За ним семенил Ацуши, размахивая руками и пытаясь прекратить еще не начавшуюся драку.
— Где Дазай? — естественно, он почему-то решил, что Чуя в курсе, где носится его психованный братец. Дазай — это имя или фамилия вообще? Вспомнив, как к придурку обратился Куникида-сенсей, Накахара понял, что фамилия. Значит, с Акутагавами они все же не родные — сестру угрюмого одноклассника звали Акутагава Гин, если Чуя не ошибался.
— Я ему в няньки нанимался? — хмыкнул Чуя. Лицо Акутагавы исказилось — о да, он явно не против врезать Чуе, но тот на ответный удар не скупится, и Рюноскэ прекрасно об этом знает. — Твой брат, не мой.
— Он собирался пойти на урок, а потом явился ты…
— Явился? — рыкнул Чуя, невольно сжимая лямку сумки и щуря глаза. — Я виноват, что этот придурок со мной в классе?
— Не смей так говорить про Дазай-сана! — рявкнул Акутагава так резко, что Ацуши подпрыгнул на месте. Чуя лишь насмешливо фыркнул — его гавканьем не возьмешь — и задумался: с чего бы Акутагаве называть своего брата, тем более, почти что ровесника, Дазай-
саном?
— Акутагава-кун, Чуя-кун! — воскликнул Ацуши прежде, чем Чуя обозвал еще кого-нибудь, и вклинился между ними. Одна длинная рука парня уперлась в грудь Акутагавы (тот даже не пошевелился, свирепо смотря на Чую), а вторая попыталась коснуться Накахары, но тот отступил назад. Не в детском саду они, в конце концов. — Не ругайтесь!
— Мы не ругаемся, Ацуши. — ответил Чуя, даже не посмотрев на Акутагаву. Раздражение и остатки гнева перешли в тяжкую усталость, сковавшую тело. Черт, а еще и на физкультуре бегать… - Я просто объяснял твоему
дружку, что я не в курсе, где его брат.
— Он от тебя убежал! — рыкнул Рюноскэ.
— То, что он — ссыкло, не моя проблема. — отразил Чуя.
Акутагава подпрыгнул, хрипя и пытаясь обойти Накаджиму, но тот обхватил его неожиданно крепко и не дал сдвинуться с места. Чуя вновь хмыкнул, с чувством собственного превосходства приподнимая подбородок.
— Да подожди ты! — осадил друга Ацуши и обернулся к Чуе. Съехавшие к переносице лохматые брови и поджатые губы выдавали в Накаджиме непонимание и даже беспокойство. Неужели этот дружелюбный паренек даже с Дазаем хорошо общается?
— Чуя-кун, я не знал, что вы с Дазай-куном знакомы. — начал Ацуши. Акутагава немного успокоился, перестав предпринимать попытки вырваться и вгрызться Чуе в горло, но выражение его лица все еще не заражало позитивом.
— Мы и не знакомы. — раздраженно ответил Чуя. Какая им разница вообще? Лучше бы искали этого придурка, а то он и в унитазе утопиться может. — Пересекались, пока он лежал в
больнице.
Намеренно выделив последнее слово, Чуя посмотрел прямо в черные глаза Акутагавы. Его редкие, неестественно светлые, словно выжженные (насчет этого у Чуи тоже были вопросы, но не слишком-то его волнующие) брови сначала встретились у переносицы, но потом вдруг взлетели едва ли не до линии волос — когда Рюноскэ приоткрыл рот и закрыл его, в его взгляде отразилось понимание.
Он явно задумается, что сам Чуя делал в психушке, если уже не задумался, но вряд ли решит спросить напрямую у Накахары. Наверняка вынюхает у Ацуши, что сестра одноклассника там работает, если сам Накаджима запомнил этот не особенно важный факт.
— Ах, вот оно что! — Ацуши облегченно и даже весело улыбнулся, не замечая похоронной мины Акутагавы за своей спиной. Чуя приподнял уголки губ в натянутой улыбке и коротко кивнул — да, вот оно что, отъебись, пожалуйста. — Вы не поладили?
— Да не собираюсь я с этим идиотом ладить. — растеряв невозмутимый вид и раздражившись от этого еще больше, выпалил Чуя. Кажется, у него вот-вот заболит голова. Сколько можно трещать про этого психа? — Что вы прикопались оба?
— Он собирался пойти на урок, пока ты… - снова начал Акутагава.
— Мне медаль ему за это выдать? — на этот раз Акутагава не просто попытался, а грубо оттолкнул Ацуши, порываясь ударить Чую. Накахара, естественно предугадавший это, отступил назад, удержавшись от наигранного зевка. Рюноскэ слишком предсказуем.
— Акутагава-кун! — выкрикнул Ацуши, обхватывая торс друга, чтобы не пустить его в драку. Чуе стало жаль Ацуши — неужели он не видит, что Акутагаву его друзья в лучшем случае не особенно заботят?
— Что у вас тут происходит? — у Чуи что, дежавю? Уже в который раз драку — или активный обмен ядовитыми фразами и парированными вопросами — прерывает кто-то еще. На этот раз к ним подошла Кёка, очередная приятельница Ацуши, у которого «в друзьях» была чуть ли не вся школа. Девушка остановилась на приличном расстоянии от парней и смерила их скучающим взглядом.
— Ничего не происходит. — буркнул Чуя, едва ли взглянув на Кёку. Она училась на первом году старшей школы, но казалась взрослее многих одноклассников Накахары. Как ни странно, общий язык девушка нашла и с Акутагавой, и с Ацуши на удивление быстро, хотя общительной её назвать было невозможно.
— Этот мелкий уродец… - к счастью для его девственно чистого лица, Акутагаве не дали договорить.
— Мы потеряли Дазай-куна. — ответил девушке Ацуши, улыбаясь одной из своих беззаботных улыбок, словно он не повис мертвым грузом на рвущемся к Чуе Рюноскэ. — Ты его не видела, Кёка-чан?
— Видела. — спокойно ответила Изуми, нисколько не удивившись сложившейся ситуации. «Она чем-то похожа на Коё», — вдруг подумал Чуя, посмотрев на невозмутимую Кёку. — Он вышел из школы еще перед вторым уроком.
— Черт возьми! — Акутагава обреченно уронил лицо в свою ладонь, принимая поражение. Чуя, вопреки усталости и не до конца покинувшего его раздражению, расхохотался.
***
Ступни Дазая едва не соскользнули с тонких перил моста. Мысок ботинка съехал на самый край, наклоняя все тело, словно Пизанскую башню. Порыв прохладного ветра взъерошил волосы и приподнял концы безнадежно развязанных шнурков на левом ботинке. Было бы на мосту мокро — нога бы точно проехалась по перилам, колено инерционно согнулось бы, и тонкий человек на мосту полетел бы вниз, прямо в холодную воду, а если расслабить каждую мышцу в теле и камнем пойти на дно…
Дазай остался стоять. Правый ботинок чиркнул, но равновесие юноша не потерял. Он выдохнул и опустил руки по швам. Ветер успокоился — теперь он едва шевелил растрепанные космы Осаму. Сгущались сумерки. Стоящий на перилах моста юноша глубоко вдохнул, чувствуя, как расширяются легкие и приподнимается грудная клетка. Скоро совсем стемнеет, станет еще прохладнее, а прохожие скроются в теплых домах с ожидающими их ужином и семьями…
Изначально Дазай все же пришел домой. Прослонявшись по улицам весь школьный день и потратив завалявшуюся в карманах мелочь на бутерброд размером с его голову, он изрядно устал. На самом деле, юноша мог остаться и в школе — все равно дома он обычно только спал, а сна ему в больнице хватило на сто лет вперед — но это было слишком скучно. Объясняться с Акутагавой, с чего вдруг на него взъелся их новый одноклассник? Ну уж нет. Когда Дазай увидел этого рыжего беса рядом с Ацуши, он едва воздухом не подавился — серьезно? Они оказались ровесниками, да еще и из одного класса, да еще и с общими друзьями? Судьба точно подалась в комики.
Обиды или злости на то, что Чуя не дал ему повеситься в лечебнице, Дазай не испытывал. Во-первых, самоубийство в больнице с самого начала было обречено на провал: даже если бы он успел задохнуться, в окружении врачей вероятность, что его откачают, была выше. Тем более с таким главврачом, как Ёсано. А во-вторых, братец Озаки наверняка действовал из лучших побуждений, что с него взять? Набросился потом, правда, как обезумевший пес, но Осаму это не злило — боль в губе он потерпит, не впервой, а скучные больничные будни разбавило. Чего только стоило охуевание на лице всегда всё понимающей Ёсано.
И вот, выяснилось, что коротышка — тот самый новый одноклассник, о котором вскользь упомянул Акутагава в начале учебного года. Если бы они не были знакомы, их бы наверняка представил вездесущий Ацуши-кун, но Чуя его лицо уже запомнил. И был он, как и в прошлый раз, в ярости. Еще и шантажировать решил. Дазай тихо рассмеялся. Накахара правда считает, что его волнует репутация среди одноклассников? Он действительно пользовался популярностью — особенно среди девушек — но всеобщее порицание или участь изгоя Осаму не беспокоила. А если и беспокоила, то даже идиот поймет, что Чуя блефовал. Этот рыжий гном абсолютно не умеет скрывать свои эмоции, и относилось это не только к злости.
Домой Дазай зашел, усмехаясь. Приметив обувь Рюноскэ и Гин в коридоре, Дазай вздохнул — если они с приемным братом пересекутся прежде, чем Осаму запрется в своей комнате, придется объясняться не только за прогул (а Дазай знал, что Акутагава обижен на то, что старший ушел без него), но и про знакомство с Чуей, о котором говорить не хотелось. Юноша уже начал обдумывать, как бы незаметно юркнуть на кухню, чтобы избежать чьего-либо внимания, когда его взгляд остановился на идеально начищенных, чуть вытянутых, черных ботинках.
Вот черт.
— Дазай? — Гин, как и всегда, подобралась к нему без единого звука. Раньше Дазай завидовал приемной сестре — отец мог не заметить её, даже если девушка подходила к нему со спины и едва ли не дышала в затылок.
— Гин-чан. — Осаму поднял взгляд. Гин уже переоделась в белое платье, которое обычно носила дома, но черные волосы все еще были стянуты в высокий хвост, а половину лица закрывала неизменная маска. Дазай нахмурился.
— Тебя не было в школе. — вообще-то, он там был, просто недолго. — Рюноскэ злился, как собака.
Дазай усмехнулся, но его губы дернулись напряженно — напряженной была и поза Гин. Юноша посмотрел за её спину в гостиную, но никого там не обнаружил. Вновь переведя взгляд на названую сестру, Осаму беззаботно улыбнулся.
— О, я не сомневаюсь, так что в наших общих интересах сделать все, чтобы я избежал твоего любимого брата, Гин-чан.
— Мори-сан дома. — девушку было не так уж и просто обмануть. Она наверняка заметила, что Дазай видел его обувь. Юноша усмехнулся. Их опекун настаивал на том, чтобы они называли его «отец» при посторонних, но дома Мори отцом, а тем более папой, никто не называл.
— Рановато он сегодня.
— Веселый пришел. — из-за белой маски на лице Гин было непонятно, улыбается она или нет, а взгляд выражал их общую с братом настороженность. — Наверное, на работе праздник какой-то.
Дазай посмотрел в сторону кухни — там горел свет. Мелькали силуэты. Акутагава тоже там. Пахло жареной курицей, и живот Осаму потянул настойчивый голод. Наверное, стоило вымыть руки и вместе с «сестрой» пройти на кухню, поздороваться с «отцом», проигнорировать угрюмо-обиженный взгляд «брата» и сесть за стол, чтобы создать видимость счастливой «семьи». Да, определенно стоило.
— Пойду прогуляюсь. — резко произнес Дазай, начав обуваться. Гин подняла взгляд, отведенный в сторону узора на обоях, на приемного брата.
— Куда? — в глазах Гин не было удивления, лишь простой вопрос. — Мы с они-чан* сделали курицу. Разве ты не голодный?
Дазай усмехнулся. Младшая Акутагава всегда была проницательнее старшего. Завязав шнурки и потянувшись за ручкой двери, Осаму ослепительно улыбнулся.
— У меня свидание, Гин-чан. — юноша выскользнул за дверь, не закрывая её. Разворачиваясь и быстрым шагом удаляясь от своего дома, Дазай знал, что Гин сначала вздохнет, раздумывая, верить ему или нет, а потом бесшумно, как только она и умеет, закроет входную дверь. По пути обратно на кухню Акутагава сочтет, что у её приемного брата действительно может быть свидание, поэтому, когда Мори спросит, где же Дазай, девушка ответит, что на свидании с какой-нибудь дамой.
Издав очередной вздох, Дазай вновь расставил руки в стороны и продолжил неспешный путь по перилам. Хождение по тонкой дорожке, венчающей мост, помогало юноше сосредоточить мысли и расслабить тело — а если игнорировать взгляды посторонних и крутящиеся у висков пальцы, то вообще красота. Первый раз Осаму попробовал такой трюк в четырнадцать лет. Тогда он упал и едва не утонул, а потом случайно плюнул в лицо вытащившему его бедолаге. Дазай поморщился: он никогда не забудет то чувство, когда тебя обволакивает толща ледяной (кажется, это было весной) воды, давя на твои кости и толкаясь в твои легкие.
По мнению Осаму, первая стоящая попытка самоубийства тоже была именно в четырнадцать лет, жаль только, что именно её юноша не помнил. В подсознании остались лишь детали, разрозненные осколки большого зеркала — один карий глаз, весь в слезах, второй, скрытый под толстым бинтом, от которого жарко и лицо чешется, металлический блеск, холод во всем теле, облепляющая тело рубашка, боль, много боли, а потом закрывающий все красный фильтр. Сомнений в том, что смерть наконец-таки настала, у Дазая не было — когда он открыл глаза, вкус досады окислил его рот, словно гнилой фрукт. «Отец» сидел у кровати, весь напряженный, с темными кругами под глазами и стеклянным страхом во взгляде.
— Осаму… - голос Мори дрогнул, и он подался вперед, чтобы схватить бледную мальчишечью ладонь. Дазай отдернул её за мгновение до этого.
— Для тебя все еще Дазай. — хрипло выдавил неудавшийся самоубийца. О да, в ранние подростковые годы сын был для Огая еще той занозой в заднице. Постоянно перечил, доставал учителей в школе, да еще и, как выражались те самые учителя, обязательно качая головой, забавлялся со смертью. Со временем юноша все же успокоился и перестал всячески пытаться сделать жизнь опекуна еще сложнее. Как говорили соседи, Дазай-кун поумнел и наконец начал думать о будущем, а не о том, как
обратить на себя внимание.
Один из врачей сказал Мори, что его сыну может помочь реабилитационный центр. Огай, убедившись, что условия там действительно были хорошими, отправил Дазая туда на две недели со словами «Я не знаю, что с тобой происходит, но дай им помочь тебе».
Лжец. Осаму лишь смиренно кивнул — после той дозы успокоительного, которым его накачали, чтобы не прогрыз себе путь обратно в мир иной, мозг отказывался работать слаженно. Реабилитационный центр действительно был неплох, даже несмотря на то, что четырнадцатилетний Дазай мало что запомнил оттуда. Мягкие ковры в длинных коридорах, наклейки с персонажами детских мультиков на стенах, улыбчивые психологи, желе со вкусом лайма с маленькими, словно игрушечными, пластиковыми ложками, девочка с анорексией, нагло рассматривающая бинты Дазая…
По возвращении домой неудавшегося самоубийцу ждал сюрприз в лице двух тощих детей — криво постриженного мальчика и девочки в маске. Дазай едва не споткнулся от нахлынувшего на него удивления: неужели Мори стало мало одного приемного ребенка, так он решил еще двух зародышей подобрать? Позже Огай, отчего-то с широкой улыбкой на усталом лице, сообщил, что Акутагавы жили на улице после смерти матери, а теперь будут жить с ними,
разве это не здорово? Дазай посмотрел на новых детей «отца». Гин было двенадцать — Рюноскэ тринадцать. «Вы все погодки», — подытожил Мори. — «Не прекрасно ли?».
Дазай не посмотрел на него. Ни девочка, ни мальчик не улыбались — их новоявленный старший брат подумал, что они смышлёнее, чем могут показаться.
— Эй! — Осаму едва не покачнулся, сразу распахивая прикрытые от воспоминаний глаза. — Можно поаккуратнее?!
Судя по предшествующему звуку, двое прохожих столкнулись плечами на узком тротуаре, и один из них оказался недовольнее второго. Обычная бытовая ситуация: Дазай бы даже не обернулся, если бы голос не показался ему смутно знакомым. А стоило расслышать гневное «Тц» и звук отлетающего от мыска кроссовки камешка, как лицо Дазая вытянулось от удивления, и он повернулся на пятках, чтобы подтвердить свою догадку.
Чуя увидел его в то же мгновение. Капюшон темно-серой толстовки, из-под которого торчали рыжие космы, был надвинут на голову, руки — глубоко засунуты в карманы, а глаза уткнулись в вытянувшегося во весь рост Дазая на перилах моста. Сначала узкий зрачок начал тонуть в шокированной синеве, а потом все лицо Чуи перекосило от раздражения. Нахмурившись, он фыркнул и недовольно посмотрел на Осаму, словно владел этой набережной, и никому не разрешалось сюда приходить.
— Пришел с моста прыгать? — гаркнул он первым. Дазай усмехнулся. Между прочим, Накахара мог просто сделать вид, что не узнал его, и удалиться, но они оба знали, что Чуя так никогда не сделает — слишком гордый.
— Какой ты догадливый, Чуя-кун.
— Спасать не буду. — цыкнул Чуя, едва заметно поёжившись от дуновения ветра. Дазай задумался, что он вообще делает тут один. Вечерняя прогулка по окрестностям?
— Изнываю от благодарности, Чуя-кун.
— Вот и изнывай… - пауза. — И для тебя все еще Накахара-сан, придурок.
Дазай лишь рассмеялся. Посмотрев на него убийственным (именно убийственным, словно он в шаге от того, чтобы наброситься и столкнуть одноклассника в воду) взглядом, Накахара подошел к перилам и поставил на них локти, чтобы опереться. Предварительно гордо отведя взгляд от Дазая, естественно.
— А
ты-то что делаешь на мосту один вечером буднего дня? — поинтересовался Дазай, естественно выдержав короткую паузу, чтобы Чуя забыл (или сделал вид, что забыл) про его существование. Юноша зашагал вперед, приближаясь к Чуе — тот смотрел вперед, рассматривая торговые суда вдалеке.
— Не твое дело. — отозвался Накахара. Его глаза дернулись: видимо, боковым зрением заметил приближение одноклассника. Точнее, его ног. — И вообще…
— Что? — спросил Дазай, когда Чуя вдруг замолчал.
— Свали.
— С чего это я должен уходить? — слегка охуев, спросил Осаму. Юноша остановился на почтенном расстоянии от локтя Чуи и сосредоточил взгляд на его серой макушке. — Я пришел сюда раньше тебя.
— Мне похуй, веришь, нет? — прошипел Накахара. Взгляд его вновь потерялся в линии горизонта. Дазай очень элегантно приподнял одну бровь, хотя собеседник на него и не смотрел. Этот нервный гном что, приходит сюда на воду попялиться?
— Но я же тебе не мешаю, Чуя-кун.
— Ты своим существованием автоматически мешаешь.
— Как грубо. — с напускной обидой проговорил Дазай. — Что я тебе такого сделал?
Накахара не ответил — он лишь поджал губы, не обратив никакого внимания на вопрос Дазая. Осаму нахмурился. Признаться честно, появление Чуи его вовсе не расстроило: теперь вместо того, чтобы молча рефлексировать, можно было разозлить рыжего карлика и посмотреть, что будет. «Кулак в рожу», — мрачно подсказал сам себе Дазай. В следующую секунду он подобрался еще ближе к Чуиному локтю.
— Чу~я-кун. — протянул Дазай. Вытянув одну ногу, он с легкостью перешагнул Накахару и приземлил подошву у его второго локтя. — Ты что, оглох?
Взгляд Чуи мгновенно метнулся вверх. Поняв, что Осаму просто переступил через него, парень взвился и отшатнулся от перил. Нос сморщился от злости, а в глазах показались язычки голубого пламени. Дазай подумал, что цвет его радужки похож на цвет июльского неба. Не слишком важная мысль, когда Чуя уже зол на него и готовит кулаки.
— Что ты до меня доебался?! — он выдохнул, пытаясь сдержаться.
— Ну все! — вдруг выкрикнул Дазай, театрально приложив ладонь ко лбу. Чуя, несмотря на раздражение, чуть вздрогнул и нахмурился.
Доверчивый.
— Что «все»?
— Я не успел шагнуть обратно! — лицо Осаму выражало такую скорбь, словно кто-то умер. — Теперь ты не вырастешь.
— Ах ты шпала безмозглая! — Накахаре понадобилась секунда, чтобы резко дернуться вперед и попытаться схватить Дазая за пояс. Ожидающий такой реакции Осаму увернулся, собираясь спрыгнуть с перил и дать Чуе врезаться торсом в барьер между сушей и водой. Каблук его левого ботинка зацепился за тонкую, незаметную щель.
Потеряв равновесие и невольно подавшись назад, Дазай понял, что сейчас полетит вниз. Один короткий миг — его глаза расширились уже не от наигранного удивления — и юноша оказался в невесомости. В голове скользнула ленивая мысль, что он даже не успел оттолкнуться и теперь может упасть на асфальт. Не самое приятное ощущение.
Хрустнул сустав. Дазай застыл, словно выпав из времени и пространства одновременно. Чуя, стоявший у перил и тянувшийся костяшками правого кулака к его кое-как зажившей губе, обхватил плечо Осаму и сжал пальцами, не давая юноше упасть вниз. Все замерло. Дазай упирался подошвами в перила моста, смотря на плотно сжавшего губы и крепко схватившего его за руку Накахару. «А ведь он может и отпустить», — подумал Осаму. Чуя нервно сглотнул — обтянутый бледной кожей кадык дрогнул в унисон с глазами.
Следом он резко дернул Дазая на себя. Вновь потерявший равновесие юноша подумал, что сейчас упадет прямо на Накахару — как тогда, в больнице — но Чуя, решив не повторять ошибки прошлого, отступил от него. Осаму перелетел через перила, на которых еще недавно гулял, словно ловкий кот, и неэлегантно упал на асфальт, благо, руки и колени успел подставить: лицо осталось живым.
— Ай. — выдавил Дазай. — Не люблю, когда больно.
— Ты совсем придурок?! — мгновенно рявкнул Чуя откуда-то сверху. Встав, Осаму принялся отряхивать брюки и ладони. Он-то думал, что Накахара давно в этом убедился, но промолчал. — Так же и вниз грохнуться можно!
— О, поверь, я в курсе. — невозмутимо отозвался Дазай. Он выглядел совершенно спокойно, но сердце в груди едва ли не ныло от быстрого ритма из-за подобных пируэтов. В ярко-голубых глазах Чуи сначала полыхнула такая ярость, что Осаму приготовился стратегически отступать, но юноша быстро успокоился и лишь чертыхнулся себе под нос.
— Идиот.
Ничего более не сказав, Накахара развернулся и направился в ту же сторону, откуда пришел. На мгновение Дазай остановился, а немного расфокусированный взгляд уткнулся в удаляющуюся спину одноклассника. Чуя спас его во второй раз. Вообще-то, в первый раз его никто не просил и лучше бы он этого не делал, а в этот раз это
его вина, но Накахара был не обязан. «Герой хренов», — с неожиданным раздражением подумал Дазай.
Начало стремительно темнеть: вдалеке зажглись круглые, напоминающие полную луну, уличные фонари. Чуя неестественно быстрым шагом шел к своему, скорее всего, дому. Стряхнув последнюю пыль с покрасневших ладоней, Дазай сорвался с места и побежал за Накахарой. Раз он предотвратил размозжение мозгов Осаму об асфальт, то вряд ли убьет, верно?
— Чу~я-кун! — плечи Чуи дернулись, когда Дазай его окликнул. Выждав секунду, чтобы проверить, развернется ли он, Осаму все же поравнялся с юношей. — Куда ты так побежал?
— От тебя подальше. — незамедлительно отозвался Накахара, смотря исключительно перед собой.
— Тогда ты мог просто меня отпустить. — ввернул Дазай, наблюдая за его реакцией. Чуя сначала нахмурился, раздумывая над сказанным, потом гневно поморщился, и, когда Дазай уже начал думать, что он либо не ответит, либо наградит раздражителя подзатыльником, Чуя резко остановился и посмотрел на Дазая.
— Неужели тебе она правда не нужна? — Накахара всматривался в лицо собеседника таким взглядом, словно хотел уловить в нем ответ на один из вечных вопросов бытия.
— Что мне не нужно?
— Твоя жизнь, придурок. — Чуя, как ни странно, не злился. — Неужели тебе настолько плевать, что ты готов умереть в восемнадцать лет? Просто взять и покончить со всем?
Дазай моргнул. В голосе Накахары не было ни капли издевки — его правда интересовали мотивы действий нового знакомого. Что ж, ему придется разочароваться, потому что Дазай сам не смог бы объяснить все, что происходит с ним и внутри него. Ему ставили самые разнообразные психические диагнозы начиная с двенадцати лет, но Осаму всегда думал, что дело вовсе не в его психике — он с самого начала был
другим. В нем недоставало одного компонента, и Дазай был уверен, что если бы знал, что это, то точно скучал бы по этой части себя.
— Разве есть какой-нибудь смысл в житии? — приглушенным голосом ответил Дазай. Выражение его лица невольно потеряло всю насмешливость, и теперь они оба мерили друг друга прищуренными взглядами.
— Чего… - выдавил Чуя, морщась теперь уже от непонимания. Мимика у него живописная, подумалось Дазаю. — Конечно есть! Если ты родился и уже живешь, то обязательно есть что-то, за что можно зацепиться…
— Что ж, я рад, что у тебя это есть, Чуя-кун. — резко перебил его Дазай. Он не смог бы объяснить причину, но ему очень не хотелось, чтобы Чуя сейчас рассуждал об этом. Накахара, на удивление даже не рассерженный ни тем, что его перебили, ни тем, что проигнорировали просьбу называть Накахарой-саном, поджал губы.
— Что с тобой не так? — спросил Чуя после того, как волосы обоих юношей рассек очередной порыв ветра, а в небе появились серебряные вкрапления звезд.
«Если бы я знал, Чуя-кун». Дазай промолчал. Встретившись с тишиной и пустотой в его взгляде, Накахара кивнул сам себе и развернулся спиной к Дазаю. Ничего больше не сказав, Чуя ссутулился и пошел прочь от моста. Осаму простоял еще около четырех минут, пока спина одноклассника не скрылась совсем — или свернула в один из далеких переулков.
Когда Дазай вздохнул и направился в сторону дома, на улице совсем стемнело.
