***
Чуя проспал. Провалявшись в необъяснимом беспокойстве практически всю ночь и погрузившись в транс лишь под самый рассвет, он проснулся за пятнадцать минут до первого урока. «Вот блядство!», — громко выругался юноша, зная, что Коё давно ушла. Какой первый урок? Черт, математика. Куникида-сенсей ненавидел, когда его ученики опаздывали — сам он всегда приходил ровно в назначенное время, ни минутой раньше, ни минутой позже, словно внутри его тела был внедрен будильник старого образца. Математик абсолютно точно отчитает Чую, а Чуя ненавидел, когда его отчитывали при всех. Выкатившись из постели, Накахара тут же бросился в ванную. Он умылся, оделся и причесался за рекордно короткое время — даже осталась минута на то, чтобы впопыхах прожевать суховатую булочку с клубничным кремом и едва ею не подавиться, завязывая шнурки. Но, даже несмотря на старания Чуи и пойманный им автобус, юноша все равно пришел с опозданием почти в десять минут. Куникида-сенсей посмотрел на него острым, оценивающим растрепанную шевелюру и развязавшиеся на бегу шнурки, взглядом, но урок прерывать не стал — Накахара опоздал первый раз. Пройдя на свое место и одними губами ответив на вопрос в глазах Ацуши, Чуя увидел, что дальняя парта у окна занята Дазаем. В голове проскользнула мысль, что со стороны Накахары было глупо не заметить, что одна единственная парта пустовала с начала учебного года. «Она могла быть лишней», — подумал в собственное оправдание юноша, выкладывая тяжелый учебник по математике и тетрадь на стол. Дазай положил голову на одну из ладоней и повернулся к окну, а его глаза, наполовину скрытые под разметавшейся (он вообще расчесывается?) челкой, сонно моргали. Неужто решил убить себя путем острого недосыпа? Чуя мысленно усмехнулся и, решив не провоцировать напряженного Куникиду-сенсея, внимательно посмотрел на доску. На перемене Накахара ушел в туалет, чтобы умыться и протереть шею холодной водой — у математика было невыносимо душно — а когда подошел к кабинету английского, не обнаружил там ни Ацуши, ни Акутагаву. Оба куда-то ушли, а вместе с ними и придурок Дазай. Чуя облегченно вздохнул: у него есть десять минут, чтобы перевести дух, а не отражать вопросительные атаки Ацуши. Юноша и так знал, что Накаджиме очень важно знать все обстоятельства их знакомства с братом Акутагавы. Если, конечно, всю историю не изложил Дазай. А у Чуи было ощущение, что такого не было. Ацуши прибежал за минуту до звонка, остановившись около Чуи и припав к стене. Паренек кивнул Накахаре, но заговорил с ним лишь после того, как вдоволь надышался после бега и глотнул воды из своей небольшой бутылки, которую он постоянно таскал с собой. — Ты откуда бежишь? — неожиданно для себя поинтересовался Чуя. — Из медпункта. — восстановив дыхание и выпрямившись, ответил Ацуши. — Гин-чан стало плохо, поэтому Акутагаву вызвали. То, что Накаджима пошел за ним, Чуя и без пояснений понял, поэтому лишь кивнул. Интересно, что случилось с сестрой Рюноскэ. Хотя, какая ему разница? Ацуши не упомянул Дазая, поэтому Чуя тоже ни слова про него не сказал, а ведь острота про то, что неудавшийся самоубийца воспользовался плохим самочувствием Гин и решил слинять с урока, так и просилась наружу. Вскоре прозвенел звонок, и одноклассники лениво потянулись в кабинет английского. Ни Акутагава, ни Дазай на уроке так и не объявились. На вопрос мистера Фицджеральда Накаджима громко ответил, что оба в медпункте. Английский тоже был одним из предметов, на которых можно было расслабиться. Чуя, понимающий, насколько знание языков важно, всегда уделял достаточно времени международному языку, поэтому его уровень к последнему классу стал более, чем хорошим. Мистер Фицджеральд — приехавший из Америки преподаватель — не раз хвалил его. Задержав взгляд на краю страницы, Накахара погрузился в вяло текущие мысли. Сегодня вторник, а по вторникам Коё приходит раньше обычного… А какой у него последний урок? Настойчивый взгляд Ацуши Чуя заметил задолго до того, как посмотрел на него в ответ. Зная в точности, что одноклассник спросит, Накахара хотел выколоть ему оба глаза остро заточенным карандашом. Хотя, пожалуй, не так жестоко — можно просто отвернуть светловолосую голову, чтобы на Чую не пялились, как на животное в зоопарке. — Чего? — прошипел Чуя. Накаджима мгновенно оживился, будто только ответного взгляда и ждал. — Чуя-кун, ты вчера так ничего и не рассказал. — немного обиженно зашептал Ацуши. Чуя закатил глаза: он и не должен ему ничего говорить. — Почему вы с Дазай-куном не ладите? — Потому что он придурок. — спокойно отозвался Чуя. — И вы с Акутагавой могли бы и у него спросить. — О, я спрашивал! — в глазах Накаджимы виднелась настоящая печаль. — Дазай-кун сказал, что не знает. «Ага, как же, не знает он». Накахара хмыкнул. — Этот ваш Дазай — ебанутый. — понизив голос, чтобы точно никто за пределами их парт не услышал, ответил юноша. — А Акутагава-кун говорит, что его брат очень добрый. — Тц. Может, и добрый, но от этого не менее ебанутый. — И, вообще-то, с Дазаем я подружился раньше него. Брови Чуи дрогнули, хотя всем своим видом он показывал, что ему все равно на трогательную историю знакомства Ацуши с его друзьями. Это, на самом-то деле, неудивительно — с придурком найти язык проще, чем с сычом, особенно для терпеливого Накаджимы. Он бы и слова в упрек не сказал, если бы Дазай повесился при нем, а, снимая с петли, еще и извинился бы. — Ты сказал, вы встретились в больнице. — после паузы, во время которой Чуя понадеялся, что Ацуши замолчит и в кои-то веки обратит внимание на мистера Фицджеральда, продолжил одноклассник. — Это… та больница, где работает твоя сестра? Чуя резко выпрямился. Он никогда не стыдился профессии Коё, поэтому не стал ничего утаивать, когда об этом в один из первых дней их знакомства спросил Ацуши. Если он запомнил, что сестра Чуи работает в психушке, получается, он в курсе, что Дазай далеко не с аппендицитом валялся. Накахара перевел взгляд на Накаджиму — его бледное лицо не выражало ничего, кроме любопытства. — Ты в курсе, где лежал Дазай? — Ну да. — просто ответил Ацуши, даже удивившись такому вопросу. — Акутагава-кун мне сказал. И… ну… об этом нетрудно догадаться. Накаджима стыдливо отвел взгляд, словно рассказал чужой секрет. Чуя нахмурился. Раз Акутагава рассказал об этом Ацуши, то он явно доверяет пареньку. Довольно необычно для того, чье лицо буквально кричит «Проблемы с доверием». Окончательно забыв про английский, Накахара вновь посмотрел на Ацуши. — Если только вы двое в курсе, почему Дазай не переживает, что я могу кому-то рассказать? — юноша специально выделил слово «могу», чтобы Ацуши не подумал, что Чуя собирался так и сделать. — Ну, не только мы двое… - Ацуши призадумался. — Гин-чан, понятное дело, тоже знает. И Кёка-чан — она догадалась сама. И, кажется, кто-то видел Акутагаву-куна неподалеку, и… — Но учителя считают, что он был в обычной больнице. — прервал его Чуя, ставя перед своей догадкой. — Как и большинство учеников, я прав? — Вообще-то, самому Дазай-куну все равно. Акутагава сказал, что их отец попросил никому не говорить. — Боялся репутацию сынка подпортить? — усмехнулся Чуя. — Не знаю. — пожал плечами Ацуши, не распознав риторический вопрос. — Акутагава просил меня никому не говорить, ведь если отец узнает… Чуя не стал сообщать, что Ацуши только что рассказал ему — в конце концов, Накахара сам узнал. Даже раньше, чем познакомился с Дазаем и всей этой историей. Юноша подумал, что Акутагава действительно не похож на того, кто стал бы перечить отцу, тем более, не факт, что он ему родной. Ацуши, например, боготворил Фукудзаву-сана, своего опекуна. — Акутагава тоже приемыш? — Накахара едва не прикусил язык. А вдруг обидно прозвучало? Но Ацуши никак не отреагировал: значит, все в порядке. — Их с Гин-чан усыновили четыре года назад. — Чуя успел подумать, не пожалеет ли Накаджима, что рассказывает ему все это, но решил не зацикливаться на этом. — Дазай-куна еще раньше, но он не любит распространяться на эту тему, так что я не знаю, как давно. Картина начала проясняться. Акутагавы и Дазай — неродные, а их неназванный отец видимо решил собрать детский приют. Все трое вполне прилично одеты, никаких признаков бедности не прослеживается, значит, папаша может себе позволить. «Все равно мутная история», — интуитивно подумал Накахара. — Их отец что, мать Тереза? — насмешливо пробормотал Чуя, даже не обращаясь к Ацуши. Тот, естественно, услышал — когда не надо было, его уши словно вырастали до слоновьих. — Он… - Накаджима так резко замолчал, что Чуя уже подумал, что на них яростно посмотрел мистер Фицджеральд. Но нет — учитель что-то объяснял Танизаки-куну, активно жестикулируя. Чуя посмотрел на Ацуши. — Что? — А? — Ацуши посмотрел на Чую так, словно они не протрещали почти весь урок до этого, и Накахара его только что окликнул. — Ты сказал «он». — напомнил Чуя, уже поймав себя на заинтересованности в этой призрачной персоне. — Отец Акутагавы и Дазая. Он что? — Он… врач, насколько я знаю. — ответил Ацуши и, услышав, что учитель сказал классу начинать делать упражнения на словообразование, схватился за карандаш. Шокированный Чуя даже не спросил ничего больше, тоже взяв свой огрызок карандаша. Ацуши впервые на его памяти так резко перевел тему.***
Едва выйдя из кабинета английского и подумав о следующем уроке, Чуя осознал свой грандиозный провал. Из-за того, что он проспал и с утра собирался в спешке, юноша напрочь забыл про то, что по вторникам у него физкультура — спортивная сумка с аккуратно сложенной одеждой благополучно осталась валяться дома, в коридоре. Накахара остановился, лихорадочно раздумывая, что делать. Если он придет в школьной форме, ему не разрешат заниматься. Если честно скажет, что забыл форму — поставят неуд, да еще и придется сидеть и наблюдать за играющими в волейбол одноклассниками весь урок, то еще удовольствие. Решено было не приходить. Физкультура была общая еще с двумя классами, так что тренер мог и не заметить. Или, для надежности, можно было попросить Ацуши передать, что у Чуи разболелся живот — для этого на следующем уроке придется разыграть спектакль о волшебном излечении, но лишь на всякий случай: мало кого из одноклассников волновала посещаемость Накахары или возможность настучать на него учителю. Развернувшись обратно к кабинету, Чуя направился прямиком к оживленно выискивающему его же Накаджиме. На просьбу Чуи одноклассник закивал с такой готовностью, что Накахара даже нахмурился. Обычно Ацуши не поощрял прогулы: у них с Акутагавой была идеальная посещаемость, причем создавалось впечатление, что парни соревнуются между собой в том, кто засветится на большем количестве уроков. Чуя и сам не любил без надобности пропускать занятия, но шанс получить неуд не прельщал его еще больше. Посвятив Ацуши в свой план и получив заверение, что тренер ни за что не заподозрит Накахару в прогуле, юноша направился на поиски места, где можно было засесть на ближайший час. Таким местом оказался мужской туалет на третьем этаже — конечно, не хоромы, зато туда точно никто не зайдет, и можно будет спокойно посидеть на подоконнике с учебником. Какой там дальше урок? История? Вот и прекрасно: повторит параграф, который им задавали. Выждав, пока начнется урок и коридоры опустеют, Чуя зашел в уборную и бесшумно закрыл за собой дверь. Туалеты в школе Йокогамы, между прочим, были гораздо чище и уютнее, чем в его прошлой школе — даже было жидкое мыло мятного цвета и целое во всех углах зеркало над раковинами. Не задержав взгляд на собственном отражении, Чуя уселся на подоконник и достал учебник. Подоконник был идеальных размеров для того, чтобы завалиться на него с ногами, солнце пригревало плечи Чуи и освещало белые страницы параграфа по истории — Накахара даже забыл про свой глупый прокол с утра, из-за которого пришлось пропустить урок волейбола. Чем плохо, верно? Сиди себе, читай. Позитивная мысль была прервана резким кашлем в ближайшей кабинке. Погруженный в собственные размышления Чуя даже не сразу понял, откуда раздается звук, поэтому подпрыгнул на подоконнике. Ему потребовалась секунда — особых мозгов тут не надо — чтобы понять, что в одной из закрытых кабинок кто-то есть. Нахмурившись, Накахара уловил запах дыма. Какой-то парень в кабинке преспокойно покуривал во время урока. «Вот тебе и идиллия», — раздраженно подумал Чуя. — Эй, ты. — гаркнул Чуя, посмотрев на дверь той кабинки, откуда предположительно исходил запах. — Обязательно именно тут курить? В конце концов, в школе еще три туалета. И стоянка для велосипедов, за которой старшеклассники соорудили курилку. У курильщика аж четыре варианта, куда съебаться, лишь бы подальше от отдыхающего Чуи. Ответа не последовало — видимо, невольный сосед подумал, что если проигнорирует Накахару, то тот смирится. Ага, еще чего. — Глухой что ли? — озлобленно прорычал Чуя. Настроение было испорчено. — Я с тобой разговариваю. Из кабинки послышался хриплый смешок. Брови Чуи взлетели вверх, а кадык дернулся от раздражения — этот паровоз смеется? Чуя отложил учебник и встал, подходя к кабинке. Запах дыма усилился, значит, Накахара не ошибся. Юношу не столько бесил сам факт курения рядом с ним (после смерти родителей Чуя и сам иногда успокаивал собственный гнев с помощью сигарет, что уж там), а то, что незнакомец нарушил его покой и посмел насмехаться над ним. Прямо как… — Чуя-кун! — дверь едва не снесла Чуе пол лица, но он вовремя отскочил назад. Из кабинки вывалился Дазай и выдохнул облако темно-серого дыма, целясь Накахаре в лицо. Между пальцами была зажата толстоватая сигара. — Не ожидал тебя тут встретить во время урока. Чуя клацнул челюстью. Пульс резко подскочил от злости, а синие глаза импульсивно сощурились. Блять, опять этот придурок обмотанный. Мало того, что дымит тут своей сигарой (какого хрена? Где он вообще взял это старье?), в открытую смеется над Чуей, так еще и знает, что он прогулял физкультуру. Юноша-то думал, что хотя бы день обойдется без общества этой безмозглой мумии. Все вопросы, мучившие его полночи и четверть английского, резко постучались обратно в сознание, но ярость Накахары бестактно их заткнула. — А вот я даже не удивлен, что ты прогуливаешь. — отозвался Чуя и увернулся от серого облака. Разглядев, что это не сигареты, Накахара почувствовал какой-то другой оттенок в табачном дыме. — Самоубийцам не нужно образование? — Вряд ли я получу стоящее образование на уроке физкультуры. — с отвращением отозвался Дазай и сделал короткую затяжку. Чуя заметил, что одноклассник выглядит устало, словно после математики уже что-то успело произойти. Точно, он же был в медпункте с Гин… Хотя это была лишь догадка Чуи — Ацуши обмолвился только об Акутагаве. — Тебе-то ни один урок не поможет. — А ты почему не бегаешь? — отвратительная ухмылка и очередной вонючий выдох. — Месячные? — Козел! — резко развернувшись, Чуя ударил Дазая коленом в живот. Одноклассник не удивился, наверняка же был готов к удару, но вдруг отшатнулся назад и закашлялся, давясь дымом. Накахара насмешливо фыркнул и отвернулся к окну — пусть хоть задохнется, мразь такая. Когда через минуту Дазай не прекратил кашлять, а начал пальцами царапать наполовину забинтованное горло, усмешка на лице Чуи дрогнула. Черт, неужели правда так подавился? Юноша подумал, что если Дазай сейчас тут сдохнет, то его и в убийстве могут обвинить. Никакого просвета с этим идиотом. — Эй, Дазай… - Чуя подошел ближе к хрипящему парню и коснулся его напряженной спины. Что вообще делают в таких ситуациях? Стучат по спине? Или наоборот по спине стучать нельзя? Дазай, согнувшийся напополам, вытянул длинную руку и уронил её на плечо Накахары. Чуя вопросительно посмотрел на одноклассника — ебать, чем ему помочь-то? Грудь бинтованного издала протяжный хруст, а потом Дазай вдруг выпрямился и щелкнул Чую по носу. Накахара, порядочно охуев, моргнул. Вновь возвысившись над ним, одноклассник спокойно улыбнулся и сделал затяжку. Суховатые губы сменили форму на спокойную улыбку. Пошутил… Вот же падла, пошутил. — Ты совсем поехавший?! — взревел Чуя. Границы самоконтроля стерлись, словно песчинки, и юноша резко подпрыгнул, хватая Дазая за грудки и прижимая к стене. Тот охнул от резкого удара, но не прекратил улыбаться — в карих глазах блестело такое удовлетворение, что Накахара заскрежетал зубами. — Ты нахуя так делаешь! — не заботясь о том, что может плюнуть Дазаю в лицо и даже воодушевившись от этой мысли, рыкнул Чуя. — Ты так мило переживаешь за меня… — Я тебе сейчас эту папироску знаешь, куда засуну… — Звучит как-то по-гейски, Чуя-кун. — почувствовав в голове настоящий взрыв, Накахара вырвал сигару из пальцев Дазая и уже приготовился протаранить его ребра тем же коленом, как вдруг глаза соперника неестественно расширились. — Чуя! Вот же дубина, думает, что это сработает еще раз. Накахара уже открыл рот, чтобы гневно обозвать одноклассника ругательством, которое он еще не придумал, но тот воспользовался теперь уже обеими свободными руками и зажал Чуе рот. Холодные пальцы пропахли табаком, а шершавые бинты на запястье поцарапали щеку — но Чуя так удивился, что даже не сразу отреагировал. Колено застыло в сантиметре от прижатого к стене тела. Да он сейчас эту руку изнутри выгрызет и плюнет его же кожу ему в глаз… — Слышишь? — прошептал Дазай. Оставшиеся крупицы здравого смысла заставили Чую прислушаться. Стук каблуков — явно учительских, потому что девушкам, даже старшеклассницам, запрещалось носить высокие каблуки в школу. Судя по громкости звука, прямо около входной двери туалета. Глаза Чуи расширились, прямо как глаза Дазая — в туалет вот-вот войдет учительница. Чуя вцепился обеими руками в Дазая, между пальцами правой руки была неудобно зажата все еще немного дымящаяся сигара, а одно колено зависло в порыве сломать парочку костей — Дазай вжался в кафельную стену, одна рука слабо упиралась в плечо Чуи, а вторая зажимала ему рот. Оба не двигали ни одной мышцей и смотрели друг на друга, а в обеих головах проскочило одно единственное слово — и у обоих матерное. Чуя и Дазай резко дернулись, стоило лишь ручке входной двери характерно брякнуть. Накахара отпустил Дазая, бросаясь к своему рюкзаку и учебнику, даже забыв про зажатую в ладони сигару. Черт, сейчас их тут заметят и отведут к директору. Еще и пропахших дымом — ебаный Дазай! Наспех сунув учебник в рюкзак, Чуя развернулся и взмолился, чтобы хоть что-то сегодня произошло удачно, и неназванная преподавательница передумала сюда идти. Открылась дверь, показался силуэт… Дазай схватил Чую за плечо, больно поцарапав шею, и втащил в кабинку. Накахара от неожиданности выронил рюкзак, и он упал рядом с открытым унитазом. Одноклассник захлопнул дверь кабинки и дернул щеколду на себя, запирая их. Кабинка была явно рассчитана лишь на одного человека: оба парня стояли вплотную между унитазом и дверью. Ладонь Дазая застыла на ручке, а лицо — в напряжении. Карие глаза опустились на Чую — Чуя сощурился, прислушавшись. Прихлопнула входная дверь, и каблуки, звучно цокая, направились вглубь уборной. Дазай затаил дыхание — Чуя невольно сделал так же. Его взгляд утыкался в ключицы Дазая, что со стороны должно было выглядеть жалко, но Накахара решил пока об этом не думать. Вслушиваясь в шаги учительницы (что она вообще забыла посреди урока в мужском туалете?), Чуя посмотрел на товарища по несчастью. Бинты, чуть шероховатые, но свежие, плотно прилегали к бледной шее. Губы едва заметно потрескались в уголках, на подбородке виднелся неприкрытый шрам, словно одноклассник чем-то обжегся в детстве, а в темноте кабинки каряя радужка слилась с зрачком — глаза Дазая казались черными дырами, взирающими сверху. Накахаре стало жарко от нервов из-за нагрянувшей учительницы, недостатка кислорода в кабинке и… все же отвратительного запаха табака. Каблуки медленно, будто издеваясь, прошагали от первой кабинки до последней — той, где застряли Чуя и Дазай. Накахара был уверен, что слышит стук собственного сердца. Кольнула досада: надо же было так попасться. Наверняка узнать не получилось бы, но Чуя был уверен, что стучит по кафелю сейчас именно Ямагава-сенсей, чей кабинет располагался прямо у двери мужского туалета — а, значит, она услышала их крики и вышла проверить, кто же дебоширит посреди занятия. Накахаре подумалось, что крики учительница услышала все же его, но если бы не ебаный Дазай, он бы и слова не сказал за всю прогулянную физкультуру. И почему Чуя постоянно оказывается в полной зад… неразберихе. Почему Чуя оказывается в полной неразберихе, когда Дазай околачивается рядом? Юноша вздрогнул, почувствовав, как его ладони коснулось что-то холодное. Дазай что, решил взять его за руку? Нет. Подонок просто провел по пальцам Чуи и выдернул из ослабшей хватки сигару. И почему у него руки такие холодные? Мокрые что ли? Не имея возможности говорить, Накахара лишь нахмурился — Дазай поднес еще не потухшую сигару к губам и сделал длинную затяжку. Чую обуздала такая ярость, что он едва не наплевал на стоящую у кабинки Ямагаву-сенсея и не мокнул ублюдка головой в унитаз. Ему вообще похуй, что ли? Судя по немного удивленному лицу Дазая, вся злость Чуи изобразилась в синих глазах. Накахара прекрасно знал, что контроль эмоций — точно не один из его талантов, и что любой более-менее соображающий человек (ну и исключение — Дазай) мог понять, что Чуя чувствует, лишь взглянув на него, но его все равно это вымораживало. Одноклассник отвел сигару от губ и выдохнул дым вниз, а следом опустил руку до уровня губ Чуи. «Хочешь?». «Убить тебя прямо здесь хочу», — интерпретировать этот Чуин взгляд по-другому было невозможно. Включился кран. Ямагава-сенсей вымыла руки (зачем, если она ничего здесь не трогала, кроме дверной ручки?), звякнула браслетами и обозначила свой уход чуть хлопнувшей входной дверью. Чуя облегченно выдохнул — Дазай выпустил остатки дыма в это же мгновение. Почувствовав растекшееся по костям понимание, что их так и не поймали, Накахара оперся на стену сзади. Дазай преспокойно затянулся своей папироской хреновой. — Пронесло, да? — тихо, практически шепотом, сказал Дазай. Чуя не ответил. Сердце билось о ребра, словно рыба о сети. И чего он так разнервничался? Даже если бы Ямагава-сенсей все же обнаружила их присутствие (что невозможно, не стала бы она вскрывать кабинки в туалете для мальчиков), придумать историю про то, что кому-то из них стало плохо — простейшая задача даже для не приходящего в восторг от вранья Чуи. Ничего страшного — даже близко — не произошло. Но почему, твою мать, нужно было застрять в кабинке именно с Дазаем? Вырвавшись из кокона мыслей, Чуя резко вырвал сигару из пальцев неудавшегося самоубийцы (тот, наконец-то, не ожидал) и метнул её в унитаз. Одноклассник открыл рот от удивления и беспомощно развел руками, наблюдая за ушедшей на дно сигарой. Накахара едва не расхохотался от выражения его лица. — Воняет собачьим говном. — сообщил Чуя, толкнув дверь кабинки и выйдя. Рюкзак уже был у него в руках: не идиот же он, чтобы оставить его у толчка валяться. — Где ты её взял вообще? — У Хироцу-сенсея в кабинете. — беспечно отозвался Дазай. Накахара чуть в стену не врезался. - Где?!