***
Чуя даже не заметил, как учебный день закончился — что более чем удивительно, учитывая, что он отсидел даже географию. Как только последний звонок прозвенел, Дазай за соседней партой вскочил и вылетел из класса, даже не попрощавшись с приятелями. Накахара, поспешно собирая сумку, вспомнил, что в пять ему надо быть на мосту. Юноша нахмурился. «Что Дазай задумал?», — подумал Чуя, но без особого рвения: ему самому нужно было поторопиться, чтобы успеть зайти в продуктовый за обещанными гостинцами для Коё и доехать до больницы. — Куда Дазай-кун так торопится? — удивленно спросил Ацуши, когда они с Чуей встретились в коридоре, смешавшись с толпой покидающих кабинет. Чуя не остановился и направился в сторону выхода из школы. Ацуши пошел с ним. — Без понятия. — отозвался Накахара. — Вы разве не вместе домой ходите? — спросил Накаджима. Чуя поморщился: они что, сиамские близнецы, чтобы везде вместе таскаться? — Нет, с чего бы? — видимо, Ацуши уловил его раздражение и замолчал, чуть вздохнув. Чуя даже себя виноватым почувствовал — в конце концов, они правда ходили вместе домой. Просто не всегда. — А где Акутагава? — Он остался на дополнительные. — ответил Ацуши, сразу забыв про грубый тон собеседника. — Я подожду его на улице. — Ясно. — буркнул Чуя. Они вышли в школьный двор, и юноша уже приготовился распрощаться с одноклассником и достать телефон, чтобы разобраться, как быстрее всего доехать до больницы. И желательно, чтобы по пути был магазин. С кремовыми булочками. И свежими фруктами. Черт, сколько времени… — Чуя-кун. — остановил его Ацуши. Чуя послушно встал, но по его напряженному лицу было видно, что юноше не до остановок. Ацуши спокойно улыбнулся. — Я не знаю, должен ли я был знать про твою сестру, но я узнал, и мне хотелось бы, чтобы ты помнил — я всегда помогу тебе, если что! Чуя немного выдохнул. Он вновь почувствовал себя виновато: Ацуши наверняка обиделся из-за того, что Чуя не рассказал ему про Коё. Накаджима стал его первым другом в Йокогаме, и паренек бескорыстно помогал новенькому все это время. Наверное, он считает их близкими друзьями. — Да… Спасибо, Ацуши-кун. — растерянно поблагодарил его Чуя. Ацуши кивнул и развернулся — видимо, он собирался остановиться у фургона с холодными напитками в ожидании Акутагавы. Чувство вины закололо у Чуи на языке с новой силой. — Ацуши! — окликнул он Накаджиму. Тот удивленно обернулся и приподнял светлые брови. Чуя откашлялся. — Я собирался тебе сегодня сказать, если что. Просто все так стремительно случилось… Но это хорошо, что ты узнал. — Правда? — Накаджима радостно улыбнулся и неловко поправил лямку сумки на плече. — Хорошо, Чуя-кун! Передавай Коё-сан скорейшего выздоровления. — Обязательно. — кивнул Чуя уже на ходу, убегая к автобусной остановке и доставая телефон. Отсюда же точно идет автобус, верно? Черт бы побрал эту географию Йокогамы! Прибыв в больницу с обещанным сестре пакетом еды, Чуя моментально встретился взглядом с Ёкомидзо. Женщина попивала чай из пластикового стаканчика и, завидев вошедшего, прихлебнула с особой агрессивностью. Накахара посмотрел по сторонам в поисках Мотоджиро, но в этот раз спасителя рядом не оказалось. Вздохнув, юноша подошел к стойке регистрации. — Добрый день, Ёкоми… - Чуя уже натянул вежливую улыбку, но женщина вдруг махнула рукой и поморщилась. — Твое имя я уже помню. — объяснила она. Презрение, скрытое лишь прозрачными стеклами очков, все же не внушало Накахаре доверия. — Можешь проходить. — И даже документы не спросите? — Не выводи, Накахара. — резко оборвала его Ёкомидзо. Отставив стакан с чаем, она вцепилась в ручку. Чуя отшатнулся от стойки и виновато улыбнулся. Как бы не разозлить старую горгулью, а то ведь, если не сможет не пропустить, задержать точно решит. — Понял. Спасибо большое! — Ёкомидзо цокнула языком и неодобрительно покачала головой, но Чуя уже развернулся и поспешил к палате Коё. Только бы у неё не было обеда, тихого часа или еще какого-нибудь события по больничному расписанию… Не увидев никого у палаты, юноша уже почти приготовился стучать, как вдруг услышал оклик за своей спиной. — Накахара-сан. — сначала Чуя не узнал голос и застыл от удивления. — Не ожидал вас здесь встретить. Обернувшись, Накахара увидел Мори. Врач выглядел точно так же, как и вчера: простая рубашка и накинутый сверху медицинский халат, падающие на высокий лоб иссиня-черные пряди и тень ухмылки на узком лице. Разница была лишь в восприятии Чуи. Теперь он знал, что перед ним опекун Дазая и Акутагавы. И теперь Чуя был уверен, что человеком Мори-сенсей был своеобразным. — Почему? Я же говорил, что приду после школы. — Но вы приходили и утром. — заметил Мори. Чуя гордо приподнял подбородок: он не прогуливал школу. Врач не может ему ничего запретить. — У вас с этим какие-то проблемы? — незаметно для себя самого перешел в наступление Чуя. Лицо Мори удивленно выпрямилось, а брови приподнялись, но во взгляде казавшихся винными глаз не было изумления. — Что вы, Накахара-сан. — врач шагнул ближе. — Я наоборот ценю вашу заботу о семье. У меня у самого трое детей, знаете ли… — Наслышан. — ответил Чуя и осадил себя. Почему Мори вызывает у него такую агрессию? В конце концов, он лечит его сестру. — Ах, вы знакомы? — спросил Мори. Накахара нахмурился. Этот докторишка держит его за придурка? — Вы знаете, что я приходил с Дазаем. — Мори выжидающе посмотрел на юношу. — Зачем сейчас спрашиваете тогда? Врач усмехнулся. Он подошел прямо к Чуе, и Накахара уже почти отшатнулся от наступающего мужчины, но Мори просто остановился у закрепленной на стене карточке пациента и поправил её. Чуя подумал, что не стоило вступать в диалог с врачом — надо было просто вежливо улыбнуться и проскользнуть в палату к сестре. Если бы он только мог сдерживать себя… — Потому что я удивился, что мой старший сын подружился с кем-то. — ответил Мори, пожав плечами. — Учитывая его состояние. — И что это за состояние? — спросил Чуя. «Ты его из петли вытащил, нахуя спрашивать?», — возопил внутренний голос, но Накахара его не послушал. Ему просто было интересно услышать ответ отца Дазая. «Почему?». — Вы в курсе, что за состояние, Накахара-кун. — снисходительно ответил Мори, избавившись от уважительного суффикса. Мужчина улыбнулся краями тонких губ. — Дазай психически нестабилен. — Я не заметил в его поведении ничего настораживающего. — соврал Чуя. Мори усмехнулся. Чуя не знал, зачем это делает. Врач наконец отпустил карточку пациента и серьезно посмотрел на Накахару. — Будь аккуратен, Накахара-кун. — Мори поправил медицинский халат и выпрямился. «Ты и так выше меня, докторишка». — Не знаю, что тебе нужно от моего сына, но я бы на твоем месте держал дистанцию. Спокойно улыбнувшись, мужчина изобразил короткий поклон и прошел вперед по коридору, в сторону других палат. Чуя нервно сглотнул, запретив себе оборачиваться. Ну и мутный тип. Что значит «что тебе нужно»? Разве Чуя вообще может что-то получить от Дазая? Он же придурок. Юноша хмыкнул. Да уж, отцовская любовь у Мори странная. Решив обдумать это позже, Накахара постучался к Коё и вошел. Сестра выглядела еще более скучающей, чем утром: запрокинув голову, она проводила пальцами по уже идеально расчесанным рыжим волосам. В свете солнца они отливали алым. Чуя почувствовал, как улыбается еще до того, как Коё села на кровати и заметила брата. — Чуя! — девушка улыбнулась. Накахара закрыл за собой дверь и обошел кровать, чтобы поставить пакет на тумбочку. — Пришел разбавить мою скуку? — Ага. — кивнул Чуя. — Принес тебе апельсинов, холодного чая и булочек… Коё с нетерпением заглянула в пакет. — С клубничным кремом, как и заказывала. — добавил Чуя и протянул упаковку Озаки. Юноша отметил чуть посвежевшее лицо сестры и выдохнул. — Спасибо, братец. — Коё таким влюбленным взглядом посмотрела на булочку, что Чуя бы точно усмехнулся и съязвил, может ли он их оставить наедине, если бы он уже не присел на край кровати. Девушка, с поражающей ловкостью справившись одной рукой, уже откусила булочку и закатила глаза от удовольствия. — Еда здесь отстой. — заметила Коё, слизав крем с верхней губы. — Больничная еда всегда отстой. — хмыкнул Чуя. — Как ты себя чувствуешь? — Не поверишь — так же. — отозвалась Озаки. — Ребро будет заживать еще две недели минимум. — А что, ты собиралась выйти на работу раньше? — нахмурился Чуя, скрестив руки на груди. — Еще чего. — Кто же говорит про работу… - вздохнула Коё, хотя они оба знали, что девушка про работу и говорила. Накахаре подумалось, что, раз уж ему не удалось уговорить сестру взять отпуск, она хотя бы в больнице отдохнет. — Мне бы домой. Тут скучно. И медбрат-горшок меня раздражает. — Мотоджиро-кун? — Чуя прыснул. Главное случайно не назвать медбрата горшком при встрече. — Он неплохой парень, на самом деле. — Я и не говорила, что он плохой. — Коё фыркнула. — У него ужасная прическа, и он слишком надоедливый. Каждые полчаса спрашивает, как у меня дела. — Может, он ослеплен твоей красотой и ни минуты не может прожить без твоего общества, сестрица. — рассмеялся Чуя, наблюдая за тонкой складкой между бровей Озаки. — Сдался мне твой Мотоджиро. — закатила она глаза и с упоением откусила булочку. «Наконец-то ей правда лучше», — подумалось Чуе. Коё еще предстоял долгий путь восстановления, но, во всяком случае, она вновь смеялась и уплетала клубнику. — Кстати, к тебе приходил полицейский? — вспомнил Накахара. Сестра на секунду перестала жевать. — Да, пару часов назад. — их взгляды встретились. — Задавал стандартные вопросы. — Стандартные? — Я рассказала ему все, что знаю. — пожала плечами Коё. Чуя заметил настороженность во взгляде карих глаз. — У них есть какие-то зацепки? Может, отпечатки остались? — поинтересовался юноша. — Не знаю. Он сказал, оповестит меня, как только что-то появится. — Коё нахмурилась. — Чуя. Ты помнишь, что мне обещал? — Чего? — удивился Накахара. — Помню, конечно. Я просто спросил. — Если ты мне врешь… — Почему ты думаешь, что я тебе вру?! — возмутился Чуя. — Потому, что я волнуюсь. — выпалила Коё. Чуя вновь почувствовал себя виноватым. Можно ли считать, что он действительно врал Коё? Он ведь собирался выяснить как можно больше о нападении на неё. С другой стороны, он еще ничего не успел сделать, то есть, за ложь пока не считается? «Если Дазай что-то выяснит, то вскоре будет считаться», — с досадой подумал Накахара. — Тебе не из-за чего волноваться. — Чуя ободряюще улыбнулся. — Я ничего не буду делать. Полиция разберется. Это же просто какие-то воры, да? — Да. — с нажимом сказала Озаки. Большой палец чуть дрогнул на шуршащей упаковке от выпечки. — Просто совпадение. — Хорошо. — кивнул Чуя. Они замолчали. Озаки улеглась немного удобнее на кровати, а складка между её бровями исчезла — Чуя надеялся, что сестра оставила мысли о его не лжи. — Хигучи звонила мне. — вдруг перевела тему Коё, усмехаясь. — Сказала, что страшно переживает и собирается зайти после работы. Уж не знаю, переживает ли она за меня или за то, что все мои обязанности временно лягут на её плечи. — Ёсано-сан доверит ей твои обязанности? — не поверил Чуя. — Она же забудет все, что нужно сделать. — Хватит, Хигучи не настолько забывчивая. — насмешливо осадила его Коё. — Но кому-то точно придется брать сверхурочные из-за моего отсутствия. Несмотря на то, что сестра сказала это в шутливой манере, Чуя знал, что девушка переживает за своих коллег. «Хоть бы о себе подумала», — мысленно вздохнул юноша. Он коснулся её ладони в ободряющем жесте. — Не переживай. Ёсано что-то придумает. — Как бы она не придумала взять на себя всю работу. — мрачно хмыкнула Озаки. — Кого же мне это напоминает. — приподнял бровь Чуя, но Коё лишь отмахнулась от брата. — Вы с Ёсано кажетесь дружными. Почему ты раньше про неё не рассказывала? — Да? — сестра нахмурилась, словно сама забыла о своих словах. Она немного съехала вниз и легла на подушку. — Мы просто много работаем вместе. Ничего такого. — Какого? — не понял Чуя. — Дружного. — чуть нахмурившись, отозвалась девушка. Чуе показалось, что она стремится уйти от темы, но он не понял, почему, поэтому тоже нахмурился. — Ёсано-сан мало с кем общается. У неё много работы. — Она дала мне свой номер, кстати. — вскользь упомянул Чуя. Коё тут же выпрямилась. — Серьезно? — она казалась шокированной. — Зачем? — Чтобы я обращался, если что. — ответил Чуя. — Как будто мне десять лет. — Странно. Я упоминала, что ты более, чем самостоятельный. — Вы же не дружите? — тут же вставил Чуя. Коё быстро моргнула, словно сбрасывая какие-то мысли, а после она спокойно улыбнулась. — Это не значит, что я не могу рассказать про моего блистательного младшего брата. Что-то тут явно не так. Чтобы Коё резко перевела тему на лесть? Чуя недоверчиво прищурился. Коё невинно моргнула, посмотрев на него. Накахара уткнулся взглядом в абсолютно спокойные карие глаза. Конечно, сестра ему ничего не скажет. Еще и насчет этого размышлять? В какой момент события в его жизни понадобилось так тщательно обдумывать? — Я так пить хочу. — вдруг сказала Озаки. — Не подашь мне холодный чай? Чуя вздохнул и встал с кровати, чтобы подойти к комоду. Юноша уже достал бутылку и взболтал её, когда дверь в палату вдруг открылась. Чуя ожидал увидеть Мотоджиро (судя по кислому лицу Коё — она тоже), но внутрь зашел Мори. Он даже не посмотрел на Накахару, словно он был мебелью. — Коё-сан. — врач вежливо улыбнулся. — Через час у вас осмотр. — Я думала, сегодня процедур больше не будет. — недоверие на лице сестры насторожило Чую, и он крепче сжал бутылку с чаем. — Лишь один осмотр. — развел руками Мори, словно это не от него зависело. «А от кого тогда?», — подумал Накахара. Чем дольше он был знаком с врачом сестры, тем большее подозрение он вызывал. — А потом ужин. — Я поняла, Мори-сенсей. — громко ответила ему Коё и улыбнулась краями губ. Её холодный взгляд скользнул по двери, и врач, вежливо кивнув, вышел. Чуя попытался поймать его взгляд, но тот словно забыл о существовании Накахары. — Мутный тип. — сказал Чуя, едва дверь за ним закрылась. Коё молчала несколько секунд, а потом расслабленно легла обратно на подушку и выдохнула. — Вопросов к его лечебным практикам у меня нет. — она немного улыбнулась, но спокойствия в этой улыбке Накахара не увидел. Он все еще смотрел на дверь, пока открывал бутылку и протягивал её сестре. — А к чему есть? — спросил Чуя, так и оставшись стоять у кровати Коё. Сестра вздохнула. — Ты в курсе, что он — отец Дазай-куна? — Ага. — кивнул Накахара. «Дело действительно лишь в Дазае?». — Он со мной уже поговорил об этом. — Мори-сенсей? — резко обернулась Коё. В глазах вновь показалось беспокойство. — Что он тебе сказал? — Чтобы я держался подальше от его сына. — неуверенно ответил Чуя, нахмурившись. Да что с ними всеми не так? Если Коё настораживал тот факт, что её лечит отец её же пациента, почему раньше не сказала? А если она об этом не сказала, что ещё она утаивает? И почему она вообще скрывает что-либо от Чуи? — Если от кого-то и надо держаться подальше, так это от него. — хмыкнула Коё, наконец делая небольшой глоток чая. Серьезный взгляд встретился с непонимающим взором Чуи. — Я серьезно. — Я понял. — вздохнул Чуя и плюхнулся на кровать. Он вдруг почувствовал налившуюся в мышцах усталость. Стоит ли ему волноваться из-за того, что Мори ответственен за лечение его сестры, или врач переживает только из-за того, что Чуя общается с Дазаем? Накахара нахмурился. Все, как и сказал Осаму: после того, как его отец узнал, что они дружат, появилось странное напряжение, затрагивающее, что странно, не только Дазая и Мори непосредственно. Почему опекуна так волнуют друзья его почти совершеннолетнего сына? Почему тогда его не настораживают друзья Акутагавы и Гин? И ведь Коё что-то знает про Мори — но как Чуя у неё спросит, если не знает, что спрашивать? При мыслях о Дазае у Чуи появилось ощущение, будто он о чем-то забыл. Юноша даже посмотрел на время, хотя прекрасно знал, который час — нет, не опаздывает. Заметив настороженный взгляд сестры, юноша натянул на себя улыбку. Коё тоже задумалась над своим: когда сестра размышляла о чем-то, её всегда выдавали тонкие пальцы, теребящие огненные пряди. Накахара вспомнил внезапно. — Коё. — окликнул он сестру. Девушка подняла вопросительный взгляд на резко выпрямившегося Чую. — Твои булавки. Которые ты всегда носишь, они при тебе? — Одна. — Коё подбородком указала на полку в комоде, где, видимо, лежали все её вещи. — Вторую потеряла в том переулке. Возможно, она в полиции как доказательство. А почему ты спрашиваешь? «Если бы я знал», — с легким раздражением подумал Чуя. — Просто. — он как можно более непринужденно пожал плечами. — Не привык видеть тебя без них. Интересно, зачем Дазай попросил его поинтересоваться? Неужели нашел потерянную булавку? И что это вообще за догадка, которую ему понадобилось проверить? Беспокойство кольнуло изнутри совершенно неожиданно, когда Накахара еще недавно успокоился из-за того, что сестрица идет на поправку. «Чертов Мори», — пришла в голову мысль, на удивление, заменив чертового Дазая. — Чуя. — отставив бутылку, Озаки коснулась ладонью его плеча. — Скоро я поправлюсь и вернусь домой. Все станет, как прежде. Не волнуйся. — Я не волнуюсь. — улыбнулся Чуя и взял сестру за руку. Если до этого он и не врал ей, то сейчас с его губ точно сорвалась грязная ложь.***
Достоевский-сенсей двигался в сторону столовой со своей максимальной медлительностью — будто знал, что Дазай застыл за распахнутой дверью соседнего кабинета в ожидании, пока учитель скроется из поля зрения. Мимо него пробежала Харуно-сенсей, останавливаясь рядом с коллегой. «Да, давайте, поговорите еще…», — подумал Осаму, но, к счастью, оказался не прав. Учителя поздоровались, но Харуно-сенсей убежала в ближайший кабинет, размахивая учебником. Когда Достоевский-сенсей скрылся в дверях столовой, Дазай выждал еще несколько секунд для достоверности и, петляя между толпой спешащих с физкультуры второгодок, зашел в кабинет. Он был пуст — оба окна распахнуты, чтобы проветрить душное помещение. Осаму мягко закрыл за собой дверь и прошел к столу. Можно было не торопиться, как в случае с кражей сигары у Хироцу-сенсея, Достоевский всегда уделял достаточно времени обеду. Тщательно пережевывал пищу, чтобы не подавиться, наверное. Была вероятность, что русский что-то забудет и заявится в класс, но план на этот случай Дазай тоже продумал. Письменный стол, как назло, был идеально убран: все бумаги в аккуратных стопках, каждая ручка к ручке, вымытая кружка из-под чая стоит на раковине перевернутая. И ни следа золотой булавки. Словно Достоевский-сенсей заметил, как его ученик смотрел на неё, и специально спрятал. Возможно, даже в свой портфель — а рядом со столом его не было. Дазай чертыхнулся. Он никак не мог объяснить то, что увидел украшение Коё на столе учителя. Юноша даже не был на сто процентов уверен, что булавка именно её — мало ли, может действительно школьница или учительница носит точно такую же. Да и если булавка принадлежит сестре Чуи, то это значит, что Достоевский-сенсей замешан в нападении на Коё? Объясняет странную дикцию — русский акцент — второго парня. Но зачем приезжему учителю русского вместе с неизвестным мужчиной нападать или даже пытаться похитить работающую в психиатрической клинике медсестру? Может, Коё все-таки ошиблась, и человек с акцентом не был сообщником напавшего, а наоборот спас её. Но почему тогда не вызвал полицию? И не значит ли это, что усач попытался бы устранить человека с акцентом? Слишком многое в этой версии не сходилось. Дазай вздохнул. Сначала нужно найти булавку и убедиться, что она действительно принадлежит потерпевшей. «Послушай себя», — усмехнулся у себя в голове юноша. — «Звучишь как детектив». Дазай внимательно осмотрел всю поверхность стола и открыл каждый шкафчик, который смог. Он даже посветил фонариком на телефоне под столом и проверил подоконник. Булавки не было нигде. Неужели Достоевский-сенсей забрал её с собой или спрятал? Но, если он действительно замешан и заметил, что Дазай увидел булавку, то это лишь усиливает подозрения Осаму, и учитель должен был об этом подумать. С другой стороны, почему его должны волновать подозрения школьника — даже, если учесть, что Достоевский понял, что Дазай узнал булавку. «То есть, теперь он точно считается соучастником?». Осаму резко отшатнулся от стола и подошел к первой парте, сделав вид, что пальцем стирает пятно от чьей-то ручки. Он услышал шаги за дверью за мгновение до того, как она распахнулась. Юноша уже собирался поднять голову, улыбнуться и поприветствовать Достоевского-сенсея, но это оказался не он. В кабинет ввалился Гоголь, держа в руках плошку, накрытую тарелкой — видимо, он заваривал рамен. Из кармана брюк торчала бутылка вишневого сока. — Дазай-кун? — удивился Гоголь. — Ты что здесь делаешь? — У меня появился вопрос по поводу индивидуального задания. — ответил Дазай. — А ты не знаешь, где Достоевский-сенсей? — У него обед на этой перемене. — ответ Гоголя удовлетворил, потому что он пожал плечами и подошел к парте. Юноша поставил плошку с раменом и достал из карманов бутылку и завернутые в салфетку палочки. — И, вообще-то, после обеда у нас с ним занятие. — Я буквально на минуту. — извиняющимся тоном произнес Дазай. Гоголь совершенно не вписывался в его планы. Теперь он не только не сможет найти булавку, но и придется действительно разговаривать с Достоевским. А если он замешан и спрятал булавку, то непременно догадается, что Дазай за ней и пришел. Блядский украинец. — Надеюсь. — бросив нелюдимый взгляд на одноклассника, сказал Гоголь и пошел к книжному шкафу за столом учителя. Когда он проходил мимо Дазая, Осаму показалось, что в зрячем глазу блеснула ярость, но украинец спокойно улыбнулся. Остановившись у шкафа с книгами, он обернулся. Дазай думал, что Гоголь хотел что-то найти, но его мало волновали книги. — А что у тебя за вопрос? — поинтересовался одноклассник. — Может, я смогу помочь? — У меня по оформлению. — Дазай улыбнулся, и Гоголь скопировал его улыбку. — Но спасибо, Гоголь-кун. — Обращайся. — пожал плечами одноклассник и действительно принялся двигать книги, пытаясь найти определенную. Дазай обернулся на дверь, сделав вид, что ожидает Достоевского-сенсея. На самом деле, он был бы не против, если бы учитель подавился тофу — задавать несуществующий вопрос совсем не хотелось. — Мне кажется, мы совсем мало общаемся. — вдруг заметил Гоголь, покачав головой в неодобрении. Его коса за спиной шевельнулась. — Это грустно. — Ну, ты мало с кем общаешься, кроме Достоевского-сенсея. — поддержал беседу Дазай. Он сделал вид, что снова увлекся пятном от чернил, но продолжил краем взгляда следить за украинцем. Тот нашел нужную книгу и решительно выудил её из ряда. — Учитель — единственный, с кем у меня нет языкового барьера. — отозвался Гоголь. Открыв книгу, казалось, на первом попавшемся развороте, он отошел к раскрытому окну и присел на подоконник. — К тому же, он не старый, знаешь ли. — Что ты имеешь в виду? — спросил Дазай, хотя ему было все равно. Гоголь перестал на него смотреть, начав рассматривать прохожих за окном. В небе застыли тучи: наверное, скоро должна была начаться гроза. — Он ненамного старше нас. — даже сзади было видно, что Гоголь улыбнулся. — Не как половина учителей в школе. — Харуно-сенсей тоже молодая. — напомнил Осаму. Он перестал следить за тем, что говорит. Случайно посмотрев на пол, Дазай заметил золотую булавку прямо около шкафа. Гоголь случайно уронил её, когда брал книгу? Или намеренно подкинул Дазаю? Об этом можно было подумать и позже. Убедившись, что одноклассник на него не смотрит, Дазай сделал бесшумный шаг в сторону шкафа и поднял булавку. Именно та, что сегодня утром показалась ему знакомой. Времени вспоминать, как выглядит булавка в традиционной прическе Коё-сан не было, так что юноша быстро сунул булавку в карман. Едва пальцы Дазая отпустили ткань брюк, Гоголь резко обернулся и встал. Раскрытая книга осталась на подоконнике — ветер перелистнул страницу. — Гоголь-кун? — удивленно спросил Дазай, скопировав невинную интонацию Ацуши. Гоголь прищурился. — А у тебя точно быстрый вопрос? — его акцент словно сделался более отчетливым. — Да, я же сказал. — Дазай скрестил руки на груди. — На минутку. Одноклассник подошел вплотную к нему. Осаму почти увидел, как Гоголь выхватывает булавку из чужого кармана, но не позволил себе отступить. Николай придурковатый и довольно странный, но он ничего ему не сделает. «Только если он не замешан в нападении на Коё вместе со своим обожаемым учителем», — закралась тревожная мысль, которую Дазай мастерски проигнорировал. — Ты мог бы задать его завтра. — тише сказал Гоголь. — Нет, не мог бы. — ответил Дазай. Он не боится какого-то полуслепого шута. — Я читал, что в японской мифологии лис тоже ассоциируют с хитростью. — вдруг сообщил Гоголь. — Чего? — Дазай все понял, но Гоголю нельзя было этого заметить. — Ты не глухой. — Гоголь улыбнулся. — И водишь дружбу с лисами. — С какими лисами… - изобразил искреннее недоумение Осаму. Гоголь сделал резкий выпад вперед, потянувшись к карману Дазая, но тот был готов к этому и отступил в сторону шкафа. — Отдай. — прошипел Гоголь. Промахнувшись, он чуть не улетел в парту с давно заварившимся раменом. — Я видел, что ты взял. — О чем ты говоришь, Гоголь-кун? — Дазай приподнял брови. — Прекрати, Дазай-кун. — Гоголь усмехнулся. — И отдай. Это не твое, и ты знаешь об этом. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — юноша снисходительно улыбнулся. — Может, ты посмотришь слово в переводчике? Гоголь был готов рассмеяться, но вдруг резко сорвался с места и едва не прыгнул на Дазая — тот отшатнулся и тут же понял, что просчитался. Осаму стоял вплотную к подоконнику, без единого пути к отступлению. А Гоголь уже был зол. — Почему вы все думаете, что я тупой? — процедил украинец, усмехнувшись. Осаму сделал шаг вправо. Если он резко дернется мимо открытого окна, ему удастся оказаться у ученических парт. Тогда вероятность, что Гоголь его просто вытолкнет на улицу, очевидно меньше. — Я не думаю, что ты тупой, Гоголь-кун. — Дазай спокойно улыбнулся и поднял руки в жесте «сдаюсь». — Если бы ты объяснил, в чем дело… Резко дернуться вправо не удалось. Гоголь обогнул край учительского стола и левой рукой вцепился в рубашку Дазая. Каблук туфли украинца ударил по ступне Осаму, и юноша невольно подался назад. Тощее колено Гоголя уперлось в бедро Дазая, а рука напряглась, чтобы не уронить одноклассника в окно. «Поздравляю», — похвалил Дазай сам себя. — «Ты снова свисаешь из окна». — Гоголь-кун. — проговорил Дазай. — У меня тяга к самоубийству, а не к убийству тобой… — Это второй этаж, не драматизируй. — оборвал его Гоголь. Правая рука беспардонно вывернула карман Дазая. — Гоголь-кун. — снова позвал его висящий. Сопротивляться в таком положении смысла не было, тем более, сосредоточенное лицо украинца вызывало сдавленный в горле смех. — Не мог бы ты… подвинуть колено… — Чего? — Гоголь на секунду застыл, хотя уже потянулся ко второму карману. — Колено… убери. Оно уже немного… не на бедре. — выдавил Дазай. Мышцы на левой руке Гоголя напряглись, и Осаму едва не испугался, что на самом деле полетит со второго этажа. Слишком низко, чтобы умереть, но достаточно, чтобы сломать ногу или получить сотрясение. К нему-то Чуя вряд ли будет каждый день в больницу ходить. — Потерпишь. — бросил Гоголь, резко дергая и выворачивая второй карман. Лицо украинца вытянулось, а губы дернулись, словно на него накатил приступ смеха. — Что тут происходит? — раздался резкий голос у двери. Казалось бы — наконец-то пришел Достоевский-сенсей, но тот, видимо, действительно подавился тофу. Голос своего младшего братца Дазай узнает даже в подвешенном состоянии. — Ты что тут делаешь? — возмутился Гоголь, обернувшись. Дазай резко подался вперед, цепляясь за левое плечо украинца. Он не знал, сработает это или нет, но попробовать стоило. Как только одноклассник повернулся обратно к нему, Осаму резко ударил его лбом в нос. Голова неприятно заныла, но цель была достигнута: Гоголь подавил вскрик и упал на учительский стол. Стакан с ручками и карандашами упал с большим грохотом, чем он. Дазай отшатнулся от окна, потирая ушибленную голову. — Ты, глист поганый… - прошипел Акутагава. Его бледное лицо перекосило от гнева, и Рюноскэ уже дернулся вперед, чтобы спровадить Гоголя в излюбленное им окно, но Дазай пересек кабинет и схватил брата за плечо. Он не знал, что Акутагава забыл в кабинете Достоевского, но выяснять прямо здесь не хотелось никому. — Не надо. — Рюноскэ схватил руку старшего брата и попытался сбросить её со своего плеча, но Осаму вцепился в выпирающую кость. «И почему он всегда недооценивает мои хватки?», — хмыкнул в своей голове юноша. — Он тебя чуть из окна не выкинул! — разъяренно отозвался Акутагава. Гоголь наконец встал с учительского стола и размашистым движением стер кровь из-под носа. Когда украинец посмотрел на Дазая и Акутагаву, он уже широко улыбался. — Акутагава-кун. Какая встреча. — Я сейчас сделаю из тебя котлету по-киевски… — Отлично! — перебил брата Дазай. — Все обменялись любезностями! Я, пожалуй, задам вопрос Достоевскому-сенсею завтра! В зрячем глазу Гоголя ярость смешалась с подлым удовлетворением и еле сдерживаемым приступом смеха. Акутагава был готов сначала ударить Дазая за то, что мешает, а потом исполнить гастрономическую угрозу относительно Гоголя, но Осаму обхватил оба его плеча и выпихнул из кабинета. Не оборачиваясь и мысленно умоляя Достоевского задержаться в столовой еще на несколько секунд, Дазай потащил брата к лестнице. — Что за…? — выдохнул Акутагава, когда они скрылись из коридора. — Что Гоголь от тебя хотел? — Долгая история. — отмахнулся Дазай. Черные глаза Рюноскэ дрогнули от злости и обиды. — Стой, Акутагава-кун. Как ты там оказался? — Я искал тебя. — И как ты меня нашел в кабинете русского? — Ранпо сказал, что ты там. — Дазай отпустил плечи младшего и выдохнул, усмехаясь. Ранпо видел его? Почему Дазай не встретился с ним тогда? — Ты объяснишь мне, что происходит? — Я узнал кое-что, что не должен был. — Дазай ничего не смог поделать с победной улыбкой, растянувшейся на его губах. — По поводу? — Акутагава перестал злиться, но все еще ничего не понимал. — Дазай, что происходит? — Я все тебе объясню. — младший недоверчиво скрестил руки на груди. — Обещаю. Сейчас мне нужно спешить. — Куда это? — угрюмо спросил Рюноскэ. — К Чуе. — Дазай уже развернулся в сторону выхода. Сердце его забилось быстрее, чем, когда он свисал с высоты второго этажа. — Причем тут Накахара?! — в отчаянии крикнул Акутагава. — Все объясню! — еще раз бросил Дазай, хотя не был уверен насчет этого. — Сторонись Гоголь-куна пока что! Спасибо за спасение, братец! — Дазай-сан! — снова позвал его Акутагава, но Дазай уже спешил к выходу из школы. В его голове появилось примерно на сто вопросов больше, но некоторые прояснились. Вырвавшись в объятый духотой школьный двор, юноша с ухмылкой на лице подцепил спрятанную в бинтах левой руки золотую булавку.