кофейная цедра

Проснулся Дазай от собственного чиха. Чих прервал его абсолютно нелогичный и бессмысленный, но довольно захватывающий сон, поэтому первым делом юноша недовольно поморщился и только потом открыл глаза, фокусируя взгляд. Стоило Осаму сделать это — он едва не вскрикнул. Естественно, Дазай помнил, что уснули они с Чуей вдвоем на его диване, смяв всю аккуратную постель Накахары, но вот то, что Осаму лежал с чужими рыжими патлами на лице, а Чуина рука покоилась на его груди и плече, Дазай не припоминал. Юноша осторожно выдохнул, позволив грудной клетке опуститься. Чуя крепко спал: его ресницы едва заметно дрожали, а нижняя губа с резкой ссадиной была оторвана от верхней. Бледный нос, хотя и был немного красноват, почти избавился от опухлости. «Как это вообще произошло?», — искренне удивился Дазай. — «Чуя же демонстративно повернулся ко мне спиной, когда мы засыпали». Осаму не удержался и хмыкнул — этот приглушенный звук не потревожил сон Накахары, что и неудивительно, ведь щебет птиц и шум машин за окном Чуе спать тоже не мешали. Дазай осторожно подвинулся к краю дивана, подтянув себя той рукой, которая не была погребена под весом друга. Что-то подсказывало Осаму, что, если Чуя проснется и увидит их в таком состоянии, сцена будет как минимум неловкая, а как максимум взрывная во всех смыслах этого слова. Собственный пот на лбу и сухость в горле Дазай проигнорировал. Спал Чуя, видимо, крепко, потому что когда его голова упала на диван, он даже не пошевелился. «Умер что ли», — подумал Осаму и усмехнулся у себя в голове, изгибая губы в ухмылке. В следующую секунду он, правда, аккуратно коснулся двумя пальцами вены на шее друга, там, где был пульс. Сердце Накахары билось в спокойном ритме, а вот кожа была непривычно теплая. Решив, что держать пальцы на чужой шее больше, чем секунду, это странно, Дазай отдернул руку и извернулся. Он оказался на полу как можно более бесшумно и встал, все еще наблюдая за Чуей. «Когда спит, хотя бы не ругается», — промелькнуло у юноши в голове. Отойдя от друга, Дазай подошел к балконной двери на кухне и выглянул на улицу. Солнце палило нещадно: люди обмахивались газетами и веерами, а приземистый старик через дорогу поливал свою собаку питьевой водой. Осаму немного поморщился — он не любил жару, особенно, когда было душно и безветренно. Юноша простоял около балкона еще несколько минут, а потом вернулся в гостиную. Мысли Дазая вернулись к вчерашнему вечеру и всему, что они выяснили вместе с Накахарой. Загадочный проект отца, оказывается, заключался в создании наркотика для увеличения выносливости людей. Осаму и сам догадывался, что дело касается какого-то несуществующего препарата, но даже не думал, что Мори может зайти так далеко — и под «далеко» он подразумевал работу с министерством обороны, а вовсе не убийства людей. Мори Огай не был наемным убийцей или кем-то подобным, но Дазай всегда знал, что, если потребуется кого-то устранить или кем-то пожертвовать, его опекун не станет колебаться. Мори убил Одасаку, его братьев и сестру. Дазай всегда знал, что он опасен. Единственное, что его настораживало, это то, что теперь Мори попытается добраться до Чуи. «С этим нужно что-то делать», — решительно подумал юноша. — «Причем срочно». Если насчет некоторых вещей у Дазая не было существенных доказательств, одно он знал точно: Мори ни перед чем не остановится, чтобы заполучить желаемое. Когда со стороны дивана послышалось недовольное бурчание, Дазай уже успел одеться в высохшую после вчерашнего одежду и даже зайти в ванную, чтобы намочить ладонь и кое-как пригладить взъерошенные волосы. Обернувшись и по привычке ухмыльнувшись, юноша проследил, как Чуя открыл глаза, а потом резко вскочил, почти хищным взглядом осматривая комнату. — А, ты здесь. — наконец изрек он, заметив Дазая, выходящего из кухни. Дазай усмехнулся. — А где я еще должен быть? Накахара не ответил. Он подвигал плечами, разминая их, и медленно поднялся. Хмурый взгляд синих глаз вцепился в гостя, будто он был в чем-то виноват. — Который час? — Откуда я знаю. — Дазай невольно отразил хмурость Чуи, но вовремя скрыл это под ухмылкой. — Я же не в курсе, где у тебя часы, Чуя-кун. — На кухне, дебил. — беззлобно хмыкнул Чуя и прошел мимо Дазая на кухню. Осаму усмехнулся: судя по абсолютному спокойствию друга, он действительно не помнит, в каком состоянии они проснулись. «Пусть так и остается», — рассудил Дазай и тоже пошел на кухню. Привычная мысль о том, что Накахару можно этим подколоть, не возникла в его голове — возможно из-за еще не преодоленной сухости в горле. — Мы проспали первый урок. — сообщил Чуя, вновь потягиваясь. Край его футболки приподнялся, оголив бледный живот, и Дазай невольно перевел взгляд на чайник, сам не понимая, почему. — Ты что, собирался в школу, Чуя-кун? — театрально покачав головой в неодобрении, спросил Осаму и включил чайник. Накахара даже не обратил внимание на хозяйничающего на его кухне друга. — После того, как тебя вчера отметелили? Чуе явно не понравилось, что Дазай напомнил об этом, но он даже не нахмурился — лишь фыркнул с мрачной насмешкой. — Я собирался не в школу, а домой к Достоевскому. — Дазай до последнего верил, что Чуя будет критиковать этот план, поэтому вдруг почувствовал смесь гордости и благодарности, опять же непонятно, за что. «Веди себя нормально», — приказал сам себе Осаму. — Ты какой-то удивительно тупой по утрам. — То есть ты признаешь, что в обычное время я умный, Чуя-кун? — поддел его Дазай. Чуя закатил глаза и пошел в сторону ванной. — Приму это за положительный ответ! Ответом Осаму послужил средний палец и хлопнувшая дверь. Дазай хмыкнул, оставшись на кухне наедине с начавшим свистеть чайником. Юноша достал две чашки — те, которые Чуя брал в прошлый раз — и принялся взглядом искать кофе. — Да ладно, неужели ты пьешь по утрам чай? — пробубнил себе под нос Дазай, обнаружив на виду лишь маленький заварник для чая. Юноша принялся открывать все дверцы шкафчиков, которые только были на кухне. Он не всегда пил кофе по утрам, но сейчас чувствовал острую необходимость в чем-то, что заставит его собраться и нормально функционировать. Как бы Дазай ни старался это отрицать, спокойно ему не было. Воспоминания о вчерашнем инциденте с Мори застыли на границе сознания — Осаму намеренно игнорировал их. Может, если он сделает вид, что отец и не собирался никого удочерять, так и случится? Может, если я сделаю вид, что вчера он не оставил синяков на моем запястье и не отчеканил, что конкретно сделает со мной, если я помешаю ему приютить бедную сиротку, это на самом деле сотрется из памяти? — Что ты ищешь? — Дазай вздрогнул и уронил коричневый пакетик без надписи, в который решил заглянуть. Пакет упал на столешницу, высыпав несколько сахаринок — не кофе. Осаму развернулся к Чуе и спокойно улыбнулся, делая вид, что это не выглядело максимально тупо. Накахара уже надел светло-серую футболку и простые черные джинсы. Он, нахмурившись, перевел взгляд с Дазая на просыпанный сахар. — Кофе. — выпалил Дазай до того, как Чуя открыл рот. — У тебя есть кофе или ты с утра тоже чай с ромашкой пьешь? — Я не пью чай с ромашкой. — Как же так, Чуя-кун? — наигранно удивился Дазай. — Отлично помогает успокоиться. Лицо Чуи перекосило — Дазай знал, что надавил на больное — но зато Чуя забыл о внезапной дрожи в теле Осаму. Оттолкнув друга, Накахара раздраженно цыкнул. Дазай победно ухмыльнулся, будто было над кем побеждать, и уселся на уже давно занятый за собой стул. — Кофе в левом шкафу, криворукий. — буркнул Чуя. — И делай его сам, если хочешь, я не буду тебя обслуживать. — Как грубо, Чуя-кун! — протянул Дазай, но встал и принялся искать заветный кофеин. Чуя на самом деле не пил кофе каждое утро: проигнорировав выпад друга, он налил в свою чашку чай и открыл холодильник, не особенно изобилующий чем-либо съестным. Через несколько минут они уже оба сидели за столом с чашками горячего кофе и чая — и оба игнорировали факт пекущего на улице солнца. Накахара, судя по всему, не любил заморачиваться с завтраком, поэтому просто вывалил на стол все, что нашел в холодильнике: ставшие немного деревянными булочки, шоколадные конфеты в подарочной упаковке, нарезку непонятного мяса и бананы. Глотнув горячий кофе, Дазай постепенно успокоился. Он не может ничего сделать по поводу будущей дочки Мори, так что ломать голову над этим не было смысла, к тому же, были и проблемы понасущнее. — Достоевский-сенсей живет достаточно далеко от школы, у него свой автомобиль. — произнес Дазай, выждав, пока Чуя прожует сладкую булочку с куском мяса сверху (вот извращенец!). — Отлично. — кивнул Накахара. Судя по его взгляду, мысли друга находились вдали от кухни и завтрака. — Ты же знаешь, как добраться туда отсюда? — Естественно. — Дазай довольно улыбнулся. — Что бы ты делал без меня, Чуя-кун. — Пошел бы по навигатору. — Ты не знаешь адрес. Чуя глубоко вдохнул, видимо, удерживая себя от того, чтобы не вылить чай на голову собеседника. Дазая это ничуть не задело — лишь развеселило. — Тогда я бы вообще не пошел туда. — Чуя отставил чашку, отметая колкости и возвращаясь к серьезному выражению лица. — Ты же в курсе, что нас посадить за такое могут? — Не посадят. — помотал головой Дазай. — Максимум штраф и исключение из школы. — Я даже не знаю, что лучше. — угрюмо отозвался Чуя, скривив губы и поморщившись от легкой боли в разбитой. — Чуя. — позвал его Дазай. Он специально дождался, пока друг посмотрит на него, и только тогда продолжил. — Тебе… нам необязательно это делать. «Я могу сделать это сам», — проглотил Осаму. Если он выскажет это, Чуя лишь разозлится, но Дазай уже знал, что вломится к Достоевскому с другом или без него. Юноша не боялся последствий для себя самого, но вот если на взломе с проникновением поймают Накахару, это уже другое дело, и суть даже не в преступлении — стоит Достоевскому или кому-то из его бугаев понять, что Чуя знает гораздо больше, чем ему позволено, его тут же схватят. «При условии, что его не схватят раньше, как рычаг давления на Коё». Чуя долго смотрел на него, и Осаму уже подумал, что друг действительно откажется — никому не хочется становиться преступником в восемнадцать лет, тем более, у Коё могут забрать родительские права, если её братец ввяжется во что-то нелегальное. Спустя мучительно долгую паузу, Накахара со вздохом поднялся и собрал грязную посуду. — Ты собрался туда один? — выстрелил друг так внезапно, что Дазай подавился последним глотком кофе. — Что? — Ты, идиот последний, собрался идти туда один, если я откажусь? — повторил Чуя, угрожающе нахмурившись. Он выдрал пустую чашку из рук Дазая — тот попытался переубедить Накахару, но не успел и слова сказать. — Так вот, герой-спасатель. Даже не надейся. Мы идем вдвоем. Наверняка на лице Дазая отразилось удивление — Чуя довольно хмыкнул прежде, чем принялся загружать посуду в посудомойку. Дазай вдруг понял, что, несмотря на то, что он мог тысячу раз мастерски соврать, у него нет желания так делать. Он улыбнулся и поднялся со стула, все еще улыбаясь, когда задвинул его и потянулся. Обернувшийся Накахара мгновенно нахмурился, словно улыбка Дазая вызывала у него ступор — и, скорее всего, так и было. — Чего ты лыбишься? — А что, нельзя, Чуя-кун? Осаму думал, что Чуя как-то огрызнется, но тот вдруг перестал хмуриться и просто пожал плечами, поправляя волосы в туго заплетенном хвосте. — Пошли. — обронил Накахара и пошел в коридор. — Пока погода еще терпимая. Дазай не мог не согласиться — скоро на улице будет такое пекло, что только в фонтан ложись — и тоже пошел обуваться. В отличие от предыдущего раза, они быстро обулись и вскоре уже были на улице, щурясь от солнца и озираясь по сторонам: Чуя по привычке, а Дазай, вспоминая, куда идти. — Надеюсь, ты серьезно помнишь, куда идти. — проговорил Чуя, когда Осаму наконец свернул направо, уверенно шагая вперед. — Ты что, не доверяешь мне, Чуя-кун?! — вопросил он в наигранной обиде. — Это серьезный вопрос сейчас? — Конечно. А когда у меня были несерьезные вопросы? — Я не собираюсь на это отвечать. — вздохнул Накахара. — Значит, не доверяешь! — Осаму демонстративно отвернулся и шагнул в сторону от друга. Тот пробормотал под нос что-то напоминающее отборный мат и цыкнул. — Не ломай комедию. — Какая комедия, когда тут разворачивается настоящая драма, Чуя-кун! — продолжил Дазай. Какая-то женщина, идущая из продуктового, обернулась на его голос. — Успокойся, черт возьми, внимание привлекаешь. — А что, тебе не нравится внимание? — мгновенно выпалил Дазай. — Я… Перестань цепляться к словам! — разозлился Чуя, метнув на друга предупреждающий взгляд, к которому Дазай, естественно, не прислушался. — Если не нравится, так и скажи. — нарочито громко сказал Дазай. Голова женщины вновь дернулась, но оборачиваться она не стала. — Я не буду говорить, куда мы идем. — Дазай, блять. — прошипел Чуя так резко, что женщина все же обернулась, недовольно качая слегка квадратной головой. — Захлопни пасть уже. — Чуя-кун, ну что за выражения! — воскликнул Дазай, даже всплеснув руками. — Мы же в общественном месте! Накахара резко втянул воздух, поджав губы с такой силой, что ссадина точно должна была заболеть, но он словно и не заметил. — Прекрати. Меня. Бесить. — по слову отчеканил Чуя, лишь еще больше раззадорив спутника. — Я тебя раздражаю? Чуя, я же твой лучший друг! — Ты не мой лучший друг. — А кто твой лучший друг? — У меня нет лучшего… — Чуя замолчал, выдыхая и думая, как продолжить. Дазай не мог дать ему такую возможность. — Ах да, я же твой единственный друг. — хихикнул Осаму. — Я тоже твой единственный друг, идиот. — Неправда. Ацуши-кун — мой друг. — Чего? — непонимание, граничащее с яростью, доставляло Дазаю еще большее удовлетворение. Он даже забыл о том, что они идут вламываться в квартиру учителя. — Тогда он и мой друг тоже. — Нет, это так не работает. — Что за хуйню ты… — Чуя-кун! — Дазай вновь всплеснул руками. — Выражения! Чуя замолчал, и Дазай уже придумал для него новую подколку, но в следующую секунду по его затылку прошлось ребро ладони — удивительно сильной ладони для такого худощавого коротышки. Не ожидавший удара Дазай согнулся, хватаясь за шею и растирая её. — Больно же, Чуя-кун! — Заслужил, идиот.

***

В наспех придуманном плане не было ничего сложного, поэтому у Дазая даже не возникло сомнений насчет успеха их предприятия — чего нельзя сказать о нервничающем и постоянно озирающемся Чуе. Отыскав пожарную лестницу, юноши забрались наверх. Замок двери, отделяющей подъезд от аварийных ступеней был простым, так что Осаму достал приготовленные отмычки и вставил их в замок: по его прогнозам, дверь должна была отвориться в считанные минуты. — Чуя. — шикнул в сторону друга Дазай, заметив, как тот вглядывается в пустоту, считая каждую пролетающую пылинку за своего врага. — Успокойся. — Я абсолютно спокоен. — Ты выглядишь нервным. — Может, это потому, что мы совершаем преступление?! — Вообще-то прямо сейчас преступление совершаю я. — замок издал капитулирующий щелчок, и Дазай не без довольного выражения лица поднялся, открывая дверь. — А ты — просто мой соучастник. — Легче не стало. — хмыкнул Накахара и юркнул в темноту чужого подъезда. Дазай, обернувшись напоследок, вошел следом и мягко закрыл за собой дверь. Здание, в котором жил Достоевский, было новостройкой — вполне вероятно, что учитель переехал сюда совсем недавно, но раньше Дазай не интересовался его жизнью, поэтому утверждать не мог. На этаже находилось пять квартир: все с милыми дверными ковриками и аккуратно приклеенными номерами на дверях. У одной двери даже стоял спортивный велосипед с привязанным к рулю шлемом. — Это Достоевский катается? — фыркнул Чуя, завидев велосипед. — Ага, похищает медсестер на велике. — пошутил Дазай. Чуя ударил его по плечу, но не слишком сильно. Дазай же принялся искать номер нужной квартиры. Достоевский жил в семьдесят первой: у нужной квартиры не было дверного коврика, зато над звонком было приклеено изображение волка из советского мультфильма, который учитель показывал им на одном из уроков. — Замок той двери хилый, я согласен. — Чуя встал напротив квартиры учителя и скрестил руки на груди. На его бледной шее блестел пот от жары и, скорее всего, нервозности. — Но как ты планируешь вскрыть саму квартиру? — В этом и дело, Чуя-кун. — Дазай улыбнулся. — Я не планирую. — Чего? — нахмурился друг. Осаму, приподняв подбородок в горделивом жесте, прошествовал к окну слева от мусоропровода, который находился вдали от всех квартир. Окно было открыто нараспашку, поэтому Дазай с легкостью подпрыгнул и сел на подоконник, хватаясь за стену и выглядывая наружу. — Тут невысоко, не умрешь. — отпустил шутку Чуя. Дазай закатил глаза. — Очень смешно. — он подозвал друга ладонью, и Накахара послушно подошел к нему, опираясь на подоконник и тоже выглядывая из окна. — Видишь третий балкон с начала? — спросил Дазай, для надежности указав пальцем. — Нет, блять, я слепой. — Спросить стоило. — Осаму увернулся от удара по голове и продолжил. — От балкона до балкона расстояние всего несколько сантиметров. Можно перешагнуть даже, мне во всяком случае… — Еблан. — вставил Чуя, поморщившись от комментария своего роста. — Главное — аккуратно пройти по балке отсюда до первого балкона. — Ты идиот? — искренне удивился Чуя. — Эта штуковина нас не выдержит. Тебя во всяком случае. — Чуя-кун, ты что, назвал меня толстым?! — Ты очевидно весишь больше меня. — пожал плечами Накахара. — И пробираться по этой тонкой хуйне равносильно самоубийству независимо от веса. Дазай извернулся и перебросил ноги через подоконник. Теперь от того, чтобы камнем упасть вниз, его останавливало лишь одно движение поясницей. Моргнув и отбросив эти мысли, Осаму начал двигаться к заветной балке. — Дазай, ты серьезно? — Чуя резко вытянул руку, не дав другу продвинуться дальше. — Мы упадем. Тут же высоко, можно и череп расколоть. — Мы не упадем, Чуя-кун. — заверил его Дазай, хотя сам начал сомневаться. Каким бы уверенным он ни казался, в свое окно юноша всегда залезал по безопасному дереву, да и худшее, что он мог получить от падения со второго этажа, это сломанная рука или нога. — Дазай, это плохая идея. — с нажимом повторил Чуя. Хотя он и выглядел угрюмо, синие глаза бегали в беспокойстве, а пот заблестел еще и на лбу. Дазай спокойно улыбнулся другу. — У тебя есть другие идеи, о которых я не слышал? Накахара промолчал. Его брови сдвинулись еще ближе друг к другу, а кадык дернулся в нерешительности. Дазаю подумалось, что Чуя не боится того, что они разобьются, но волнуется за перспективу оказаться сломанными перед подъездом Достоевского. «Перспективка и впрямь так себе», — мысленно согласился Дазай. — Я тебя от асфальта отскребать не буду. — заявил Чуя, но руку убрал. Дазай крепко схватился за стену и поставил ногу на балку. Она действительно была тонкой — кед юноши едва поместился, пришлось приподнять стопу — и явно не могла похвастаться излишней крепостью, но Осаму подался всем телом вперед и встал на балку, обеими руками ухватившись за выемки в стене здания. Ему пришлось прижаться щекой к горячему бетону. Чуя обеими руками оперся на подоконник и высунулся из окна. Легкий ветер трепал пряди его длинных волос, а лоб прорезала взволнованная морщинка. Осаму показалось, что в тот момент глаза Накахары горели ярче, чем обычно. — Дазай, твою мать. — прошипел друг. — Только попробуй оступиться. — А то что, Чуя-кун? — сдавленно спросил Дазай, продвигаясь к первому балкону. Он сделал всего несколько шагов, но ему уже показалось, что это не так уж и сложно. — Я тебя убью. — с абсолютно серьезным выражением лица отозвался Накахара. Если бы Дазай не застыл на тонкой балке на высоте минимум десятка этажей, он бы от души посмеялся. У Осаму даже появилось легкое ощущение, что Чуя откажется лезть за Дазаем и попросит его отворить дверь изнутри или придумать что-то, но едва первая нога Дазая ступила на первый балкон, Накахара тоже встал на балку. Побелевшие пальцы с силой вжались в бетонную стену, а изо рта юноши вырвался короткий выдох. — Маленькими шагами, Чуя-кун. — посоветовал Дазай. Он подошел как можно ближе к краю первого балкона. Мысль о том, что, если внутри первой квартиры кто-то есть, и этот кто-то решит выйти на балкон, пришла в его голову очень запоздало — а ведь в таком случае весь их план бы накрылся. — Я не тупой, сам знаю. — прошипел Чуя, но его голос дрогнул. Мужественно поджав разбитую губу, Накахара двинулся по направлению к Дазаю. Тот отметил, что, хоть Чуя и выглядел более обеспокоенным, он перемещался быстрее и изящнее длинного неуклюжего Дазая. — Да ты прямо скалолаз. — незлобно усмехнулся Дазай, когда Чуя приблизился к заветному балкону первой квартиры. Друг и сам выдохнул с облегчением — его нога потянулась к выемке между стеной и ограждением балкона, чтобы протиснуться на чужую территорию. Губы Чуи дрогнули в победной улыбке, когда его вторая нога вдруг чиркнула по балке. Ступить на балкон юноша еще не успел, поэтому его спина подалась назад — одна из ладоней до боли в пальцах вцепилась в стену, пытаясь задержаться. Синие глаза расширились, заняв почти все лицо: руки Чуи не выдержали и отпустили стену, роняя владельца в свободное падение. Рука Дазая вытянулась до того, как он сообразил, что происходит. Чуя, казалось бы, даже не тянулся к другу, но в следующее мгновение их руки уже оказались крепко сцеплены. Накахара с чистым страхом во взгляде и упершейся в стену ногой застыл над воздушной бездной, а Дазай навалился торсом на перегородку, крепко держа друга за руку. Мышцы на его запястье напряглись, а спину будто ледяной водой окатили. — Не отпускай. — выдавил Чуя, сжав руку Осаму еще сильнее, словно хотел прирастить свои пальцы к ней. — Не буду. — кивнул Дазай, уже соображая, как помочь Чуе добраться до выемки, а не впечатать его во внешнюю сторону перегородки балкона. Приподнявшись на мыски, Осаму сгреб плечо друга и дернул его в сторону. Втащив Накахару на балкон, он невольно отшатнулся и привалился спиной к перегородке. Чуя наклонился, упираясь ладонями в собственные колени и неровно дыша. Дазаю на секунду показалось, что друга сейчас вырвет, но потом Чуя решительно выпрямился и утер пот со лба. — Спасибо. — на выдохе произнес он, внезапно посмотрев Дазаю прямо в глаза. «Этот дурак правда думал, что я отпущу?», — с неожиданной обидой подумал Дазай. — Один-один, Чуя-кун. — Дазай спокойно ухмыльнулся. Накахара закатил глаза, но тоже не сдержал облегченную улыбку. Вскоре оба уже стояли на балконе, переводя дух и осматриваясь. — Полезли дальше. — наконец сказал Чуя, шагая к краю. — У нас времени не бесконечное количество. — Наимудрейшая мысль. — кивнул Дазай. Лезть от балкона к балкону было гораздо проще: нужно было всего лишь протянуть ногу и перепрыгнуть в следующую квартиру, при этом, желательно, еще и не порвав ткань об край. Чуя был одет в легкую летнюю одежду, а вот Осаму безнадежно потел в школьной форме, но вернуться в испорченных вещах тоже не хотелось. Когда они оказались на балконе квартиры Достоевского, Чуя решительно посмотрел на дверь — содержимое квартиры было скрыто плотными белыми шторами — а Дазай недовольно стряхнул с брюк белую штукатурку. Накахара проигнорировал его попытки в чистоту и шагнул ближе к квартире. — Во-первых, как мы откроем дверь? — спросил друг, попытавшись заглянуть в щель между занавесками. — Не у всех балконная дверь открывается только изнутри. — хмыкнул Осаму. Он был уверен, потому что у Ацуши дома была точно такая же дверь, но не сказал об этом, чтобы Чуя счел его умнее, чем он казался. — Только у вас с Коё-сан. — Вот и не правда. — пробубнил Чуя, но больше ничего не сказал: Дазай подцепил балконную дверь снизу и открыл её. Победно усмехнувшись, юноша шагнул вперед и ступил на пол квартиры своего учителя. Белые шторы с негромким звуком раздвинулись в сторону, а раскрывший их Дазай сначала внимательно посмотрел на пол, чтобы убедиться, что его кеды не оставляют следов на паркете, а после осмотрел комнату, в какой они оказались вместе с осторожно последовавшим за ним Чуей. Это была, судя по интерьеру, гостиная: широкий плазменный телевизор, темно-серые шкафы с отражающей поверхностью, кожаный черный диван с одинокой белой подушкой и длинный журнальный столик, на котором стояла черная ваза с красными маргаритками. — Миленько. — заметил Дазай, пока Чуя прикрывал дверь балкона и задергивал шторы. Осаму обернулся к другу, когда тот закончил. — Кстати, что во-вторых? Чуя вздохнул и кинул на Дазая недружелюбный взгляд, а после молча прошел мимо него, следуя в коридор и осматриваясь. — Во-вторых, как мы проверим, действительно ли квартира пуста. — наконец отозвался Накахара. — Но сейчас уже без разницы. — Если бы кто-то здесь был, мы бы уже валялись оглушенные. — пожал плечами Дазай. Он тоже вышел в коридор и без проблем свернул налево, вскоре оказываясь на кухне. В интерьере кухни тоже преобладали черные и белые цвета, но холодильник весь был покрыт яркими магнитами — на половине из них были слова на кириллице, а на некоторых Дазай узнал русский флаг. — И как ты рассчитывал отбиваться? — поинтересовался Чуя из коридора. — Вазой с маргаритками и харизмой, естественно. Дазай расслышал вздох и звук открывающейся двери. Видимо, Чуя решил пройтись по другим комнатам. Попытавшись прочитать хоть что-нибудь на магнитах и столкнувшись лишь с «Россия», «С Новым годом!» и «Христос Воскресе», Осаму открыл холодильник. Продуктов там почти не было, зато молоко имелось в нескольких экземплярах, словно Достоевский только его и пил вместо каждого приема пищи. — Дазай! — крикнул Чуя. — Ты что, жрать пошел? — Не жрать, а искать зацепки, Чуя-кун! — Иди сюда! — уже более раздраженно добавил Чуя, поэтому Дазай закрыл холодильник и направился к другой комнате. Накахара уже был там — открытая им комната оказалась кабинетом Достоевского. Около окна с тонкими, раздвинутыми занавесками стоял широкий черный стол с ноутбуком последней модели. «И это на учительскую зарплату?», — отметил Осаму у себя в голове. Чуя стоял около высокого шкафа с книгами и изучал корешки, хотя, судя по недоумению в глазах, не узнавал и половины названий или авторов. Дазай присмотрелся к ним издалека, но признал лишь Библию. «Не знал, что сенсей религиозен», — удивился Осаму, опять же у себя в голове. В кабинете было до одури душно, и Дазай подошел к окну, чтобы приоткрыть его. — Не открывай, вдруг забудем закрыть. — мгновенно предупредил Чуя. — Я здесь задохнусь. — возразил Дазай, распахивая окно. Прохладный, но далеко не холодный воздух ворвался в кабинет, давая непрошенным гостям возможность вздохнуть не духотой и пылью. — Кстати, что конкретно мы ищем? — Ты меня сюда привел! — возмутился Чуя. — Да, потому что я думал, что мы найдем зацепки. — согласился Дазай, внимательно осматривая кабинет. — Но кроме зависимости сенсея от черного цвета я не вижу ничего. — Его любимый цвет — фиолетовый. — спокойно возразил Чуя, рассматривая бумаги и конверты на столе. — Я видел постельное белье. — Ты уже заглянул в его спальню?! — наигранно удивился Дазай, хотя сам уже проводил пальцами по книгам. — Какой ты извращенец, Чуя-кун! — Идиот. — цыкнул Чуя. — Это все еще твоя идея. — Ты мог отказаться. — парировал Дазай. Чуя ничего не ответил, отчасти потому, что они оба знали, что Накахара уже не отказался. Спустя несколько минут внимательных поисков, Накахара выругался. Дазай вопросительно посмотрел на друга, тоже обнаружив лишь различную литературу на минимум четырех языках и открытках с шаблонными пейзажами, воткнутыми между книг. — Тут ничего нет, кроме чеков из непонятных мест и контрольных работ по русскому. — Чуя вздохнул, и вдруг его взгляд привлекла полка в столе. Юноша резво открыл её и принялся аккуратно высматривать содержимое, стараясь ничего не трогать даже кончиком пальца. — Выглядишь так, будто не раз обыскивал что-то, Чуя-кун. — с ухмылкой прокомментировал Дазай. — Ты тут гладишь страницы, словно закладки ищешь. — тут же отозвался Накахара, даже не взглянув на друга. — И что это за шутки такие?! — возмутился Дазай, демонстративно отворачиваясь, чтобы показать, что Чуя оклеветал его. — Это не шутки. — устало ответил Чуя. Вдруг, он нахмурился. Спина юноши напряглась, выдавая взволнованность: Дазай мгновенно понял, что Чуя что-то нашел. — Что там? — Паспорт. Не японский. — как только Чуя достал темно-коричневую книжечку с золотыми буквами на незнакомом ему языке, Дазай поднялся. Он язык узнал. — Русский. — сообщил он, и Накахара нахмурился еще больше. «Паспорт Достоевского?», — подумали они оба, но поняли, что ошиблись, стоило Чуе раскрыть документ и увидеть фотографию. На ней был серьезный человек в сером рабочем костюме: у него было треугольное лицо, не слишком ровно, но коротко остриженные волосы и суровый, даже жестокий взгляд серо-голубых глаз. На его правой щеке виднелись три шрама, словно его лицо поцарапала дикая кошка. Хотя Дазай успел проанализировать взгляд незнакомца и прикинуть, видел ли он его хотя бы мельком (и прийти к отрицательному ответу), он сразу понял единственную вещь, на которую обратил внимание Чуя. Густые, приподнятые усы на лице мужчины. Камуи. — Какова вероятность, что это не он? — спросил Чуя, а в его синих глазах полыхнул огонь. — Скорее всего, это он. — тихо отозвался Дазай. Юноши как по команде перевели взгляды на имя. — Александр Пушкин. — Значит, Камуи и вправду псевдоним, а этот ублюдок тоже русский. — сделал вывод Чуя. — Тогда неудивительно, что он работает вместе с Достоевским. — Нет. — резко прервал его Дазай. Одна деталь его насторожила, и он взял паспорт Камуи из рук Чуи. — Что значит «нет»? — мгновенно взвился друг. Дазай приподнял документ, внимательно пролистывая его и вглядываясь в страницы, которые освещал яркий солнечный свет. — Это подделка. — наконец вынес вердикт он, отдавая паспорт Чуе. Тот мгновенно начал рассматривать его, словно смог бы проверить слова Осаму на верность. — Как ты это понял? — естественно, Чуя не поверил сразу. — У меня есть поддельные документы, Чуя-кун. — усмехнулся Дазай. — Я могу определить их, если увижу работу японца. Чуя замолчал, а его глаза забегали по выдуманному тексту. Вернувшись на страницу с фотографией, он впился взглядом в изображение, чтобы запомнить каждую деталь во внешности Камуи, даже, если его на самом деле не зовут Александр Пушкин. На секунду Дазай даже подумал, что Накахара сейчас плюнет на фотографию, но друг все же закрыл паспорт и вернул его на место, аккуратно подвинув, чтобы не вызывать подозрений. — То есть, Достоевский держит у себя поддельный паспорт Камуи? — наконец спросил Чуя. — Он его и достал, но еще не передал? — Может, и так. — согласился Дазай. — Звучит логично, хотя наверняка мы не узнаем. — Во всяком случае, это подтверждение того, что Достоевский со своими крысами — нелегалы. — заметил Чуя, закрыв полку в столе. — А ты сомневался, пока Гоголь тебя избивал и признавался в похищении сестры? — насмешливо фыркнул Дазай. — Да, знаешь, законы вспоминал. — съязвил в ответ Накахара. Его взгляд привлекла стопка каких-то папок на подоконнике, и Чуя принялся высматривать среди них что-то кроме материалов по законной работе Достоевского. Не найдя даже ничего отдаленно подозрительного среди книг (и даже удивившись этому, ведь обычно в книжных шкафах и содержалось что-то тайное), Дазай вышел из комнаты. — У этого ублюдка вообще есть какие-то интересы, помимо его криминальной деятельности и русского языка? — недовольно спросил Чуя. Дазай усмехнулся, уже открывая дверь спальни и заходя внутрь. — Он крайне мало рассказывает о себе. — крикнул Осаму, осматриваясь. — Хотя теперь я даже не удивлен. Чуя фыркнул в ответ, и Дазай невольно повторил его фырканье, наконец заметив, что постельное белье у Достоевского действительно фиолетовое. Спальня, как и все остальные комнаты, светлостью тонов не хвастала, а интерьер был минималистическим. Взгляд Дазая сразу упал на две вещи: виолончель на подставке в противоположном углу и стереотипно японская ширма, отгораживающая добрую половину и так не слишком большой комнаты. «Он её из магазина сувениров украл?», — подумал Дазай. Впрочем, когда он заглянул за явно дешевую ширму, он не обнаружил там ничего, кроме стула, заваленного вещами. Юноша заметил, что одежда была покрыта засохшей грязью, а некоторые вещи даже были вывернуты наизнанку — словно кто-то, а, судя по количеству, несколько человек, разделись в спешке и просто кинули одежду. Дазай присмотрелся к грязи, но следов крови не нашел и даже слегка расстроился. Накахара громко хлопнул окном в кабинете и вышел оттуда. Дазай подумал, что друг последует за ним, но услышал скрип двери: ни одна из ранее исследуемых им дверью не скрипели, поэтому юноша отошел от ширмы и выглянул в коридор. Как выяснилось, Чуя пошел в ванную. «Что он там, в зубных щетках копаться будет?», — насмешливо подумал Осаму, но промолчал. Он подошел к виолончели и внимательно изучил музыкальный инструмент. Хотя Дазай и не слишком разбирался, виолончель выглядела дорогой и качественно выполненной, а следов пыли на ней не было — Достоевский либо регулярно играл, либо регулярно протирал инструмент. Подоконник был пустым, а в шкафу Дазай обнаружил лишь висящую на вешалках одежду (Осаму и не подозревал, что у учителя столько вещей — по его мнению, Достоевский ходил в одном и том же), поэтому он развернулся и окинул спальню последним взглядом, уже собираясь выйти, как вдруг заметил фотографию в черной рамке на столике у кровати. Помимо фотографии там лежала лишь какая-то бумажная русская книжка и пустой стакан, поэтому Дазай даже не сразу зафиксировал комод в своей памяти. «И как я сразу не заметил фотографию?», — удивился самому себе Осаму. Ни рамка, ни место под ней не были в пыли — Дазай снова задумался, был ли Достоевский таким чистоплюем или просто каждый вечер играл на виолончели, а потом пялился на фотографию, которая и так стояла около его кровати. Едва Осаму кинул взгляд на изображение, он мгновенно узнал почти каждого человека на ней и едва не расхохотался. На фото были запечатлены четверо мужчин, троих из которых Дазай уже видел: самого Достоевского, Гоголя и Камуи. Задний план был затемнен, но прослеживалась зеленоватая плитка на стене, значит, фотографировались они либо в медицинском кабинете, либо в туалете или ванной, что было маловероятно. Достоевский был одет в белый, удивительно парадный костюм с серым галстуком. Его волосы были немного короче, чем Дазай привык видеть: скорее всего, фотография была сделана максимум пару лет назад, когда Осаму только начал у него учиться. Как ни странно, сенсей счастливо улыбался — что, учитывая его тонкие губы и круги под глазами, выглядело довольно зловеще. Естественно, справа от Достоевского стоял Гоголь. Он был моложе, но в остальном выглядел так же: болтающаяся за сутулой спиной косичка, мешковатая одежда и жутковатый шрам. Осаму заметил, что бледные ладони Достоевского сцеплены в замке, а одна из рук Гоголя пропадает за спиной учителя. «Не на заднице ли она его?», — пошутил у себя в голове Дазай. Слева от Достоевского выпятил широкую грудь Камуи. Он тоже не слишком отличался от фотографии на поддельном паспорте, хотя и одет был не в костюм, а в рабочую одежду темно-синего цвета. Камуи улыбался сквозь такие же, как и на другом фото, усы, но Дазай отметил, что шрама на его щеке нет. Он успел побывать в схватке с тигром за один-два года? Последнего человека на фото Осаму не узнал и нахмурился. Это был молодой парень, максимум несколькими годами старше Гоголя и самого Дазая. Одет он был в дорогой костюм, тоже парадный, как и у Достоевского, словно эти двое сбежали с какой-то вечеринки, подхватив по дороге остальных друзей. У незнакомца были длинные, распределенные по обоим плечам волосы пепельного цвета. Камуи обнимал его за плечи одной рукой, а на губах парня застыла радостная улыбка, но он не вписывался в остальную компанию. В стально-серых глазах сияла настороженность, легко считанная Дазаем. Достав из кармана брюк телефон, юноша сфотографировал изображение на случай, если он не увидел или не запомнил некоторые детали. Дазай уже собирался поставить рамку на место и похвастаться перед Чуей находкой, но по привычке перевернул рамку и остановился. В рамку была воткнута бумажка, сложенная посередине — когда Осаму вытащил её, он понял, что это еще одна фотография, судя по бумаге, сделанная тогда же. Юноша отчего-то подумал, что на этой фотографии он точно узнает меньшее количество людей. Как бы ему хотелось ошибиться. На этот раз он узнал всех. По центру стоял Достоевский, в той же одежде и с той же улыбкой, но справа стоял Мори, а слева… Слева стоял Одасаку. Дазай сглотнул колючий ком в горле. Ему показалось, что его пальцы мгновенно вспотели, но юноша раздраженно отогнал эту мысль — это просто фотография, в конце концов. Дазай кинул быстрый взгляд на Мори. Уголки его губ приподнимались в привычной ухмылке, а на плечах висел медицинский халат. «Точно медкабинет», — рассудил Осаму, и по его позвоночнику пробежал холодок. Одасаку стоял рядом с Достоевским в своей изношенной куртке, с такой знакомой легкой щетиной и улыбался. Улыбался, казалось бы, искренне — но в синих глазах застыла печаль. Дазай сжал губы. Какой же он идиот. Как можно было сразу не додуматься? Научный проект, над которым Мори работал около двух лет назад? Работа, внезапно предложенная Оде благодаря Мори в тот же период времени? Убитые беспризорники, а впоследствии все, кто заботились о них? Загадочная смерть сирот, а потом и Одасаку? Насколько надо быть тупым, чтобы сразу не заметить связь?! Мори использовал в качестве подопытных сначала младших Оды, а потом, когда эксперимент провалился и дети погибли, он убил Одасаку, чтобы тот не проговорился. И, естественно, Мори обставил это все как несчастный случай. — Эй, Дазай. — голос Чуи раздался так внезапно, что Дазай едва не уронил фотографию. Расслышав шаги Накахары, он быстро сложил второе фото, воткнул его на обратно в заднюю часть рамки и поставил фотографию на место. Через секунду Чуя зашел в спальню. — Это что? — первым спросил Осаму, увидев в пальцах друга голубоватый пузырек с белой крышечкой. — Я у тебя иду спрашивать. — ответил Чуя, протянув пузырек Дазаю. — На этикетке ничего, кроме названия препарата, дозировки и аптеки. — И ты подумал, что я разбираюсь во всех таблетках? — ухмыльнулся Осаму. Чуя мгновенно нахмурился, неловко отведя взгляд. — Ну, вдруг узнаешь… — Это успокоительные. — с ходу ответил Дазай. Он действительно узнал таблетки: как-никак, его опекун был врачом. — Не слишком сильные. Мне такие не прописывали. — По крайней мере, колеса вы с маньяком пьете разные. — насмешливо фыркнул Чуя. Был бы Дазай чувствительнее, он мог бы и обидеться на такую шутку, но юноша лишь усмехнулся. — Ты что-то нашел? — Виолончель, стремную ширму. — со вздохом отозвался Дазай, кивнув в сторону примечательных предметов. — И еще одну фотографию Камуи. Ему даже не надо было указывать на неё — Чуя, как по наитию, посмотрел на комод. При виде знакомых людей на фото он нервно сглотнул, невольно сжав пузырек с успокоительным в пальцах. — Полагаю, это главное доказательство, что они все связаны. — произнес Накахара, словно до этого сомневался. Его брови дрогнули, образуя уже ставшую привычной складку. — Кто четвертый? — Без понятия. — пожал плечами Дазай, еще раз взглянув на длинноволосого парня. — Наверное, еще один сообщник Достоевского. — Выглядит как пижон. — А мне кажется, что его не слишком прельщает компания остальных. — По Гоголю так тоже можно сказать. — возразил Чуя. — Гоголя прельщает компания сенсея, как минимум. — И не только прельщает. — заметил Накахара, и друзья, словно синхронно, прыснули. Дазай невольно вспомнил вторую фотографию: то, как Одасаку улыбался на ней — словно он уже давно знал, что проект Мори убьет его, но все равно делал вид, что рад новой работе. «Дурак», — подумал он про погибшего друга с внезапной яростью. — «Если бы он только сказал…». — Что-то еще важное? — после небольшой паузы поинтересовался Чуя. — Нет. — мотнул головой Дазай. — Больше ничего. Когда Накахара задумчиво кивнул и пошел обратно к ванной, Дазай на мгновение задумался, зачем соврал Чуе. Представив взгляд друга, если бы Осаму рассказал, юноша понял, что поступил, может и неправильно, но верно для самого себя. «Не то, что бы это важная информация», — подумал Дазай прежде, чем раздраженно оборвал себя: и какого хрена он оправдывается? — А ты? — спросил Осаму, пожалуй, слишком поспешно шагая из спальни Достоевского. — Провел ревизию зубных щеток? Он ожидал, что Чуя огрызнется, но тот лишь хмыкнул и зашел в ванную, чтобы положить пузырек на место. — Провел. — ответил Чуя, когда вышел и прикрыл дверь так, как она была прикрыта до их прихода. — Все остальное без претензий. Никаких признаков, что Достоевский живет с кем-то. — В отличие от Коё-сан. — не удержался и вставил Дазай. — Коё живет не одна. Она живет со мной. — раздраженно возразил Чуя. — Ты понял, что я имел в виду… — Нет, не понял. — Накахара вопросительно приподнял бровь и хрустнул пальцами правой руки. — Объясни. — Уже неважно, Чуя-кун. — без всякого сожаления сдался Дазай и улыбнулся. Он осмотрел коридор: все двери были в том же положении, что и изначально, поэтому юноша вернулся на кухню. — Если я спрошу у Коё, были ли на лице усача шрамы, это будет подозрительно? — сменил тему Накахара, следуя за другом. Он обвел взглядом кухню, задержавшись лишь на квадратном магнитике с изображением улыбающейся крысы. — Да. — с ходу ответил Дазай. — Коё-сан сразу поймет, что ты что-то вынюхивал. — Но надо же убедиться, что… — договорить Чуя не успел. По всей кухне раздалась оглушающая трель телефона, причем так внезапно, что непрошеные гости подпрыгнули. Синие глаза Чуи выпучились, а плечи приподнялись в напряженном жесте, но Дазай остановил его боевую стойку движением руки. — Это мой телефон. — пояснил Осаму, но на его лице тоже застыла настороженность. Кто мог ему звонить? Он не мог припомнить ни одного знакомого, который не предпочел бы сначала написать сообщение. Чуя выдохнул и отошел назад, чтобы опереться на столешницу. Когда Дазай достал мобильник, его темные брови дрогнули в попытке приподняться в удивлении: звонил Акутагава. Причем очень настойчиво. — Да, Акутагава-кун? — спросил юноша. — Дазай. — с придыханием выдавил Акутагава, явно обрадованный, что старший брат ответил. — Ты где? Чуя нахмурился и прошептал: «Что он говорит?». Дазай не знал, как объяснить на пальцах, что его младший братец спрашивает, где Дазай, а он вломился в квартиру своего учителя и по совместительству наемника, с которым Акутагава находится в одном здании. — Не дома. — ограничился Дазай. Ответ Акутагаву не устроил: он раздраженно рыкнул в трубку, но Осаму сразу продолжил. — Что случилось? Ты в норме? — Да. — вздохнул Рюноскэ после короткой паузы. Лицо Чуи все еще искрилось знаками вопроса, поэтому Дазай приподнял ладонь, показывая другу, что сейчас все объяснит. — Ты говорил, что Гоголь заболел? Дазай застыл — пальцы вытянутой ладони чуть дрогнули. От Чуи это не укрылось, и на его нахмурившемся лбу выступил пот. Осаму крепче сжал мобильник. — Да. — Так вот, он в школе. — мрачно сообщил Акутагава. — И ведет себя максимально странно. — Что значит «максимально странно»? — переспросил Дазай. Чуя изогнул губы в одном слове: «Гоголь?». Дазай кивнул, и Накахара сжал челюсть. — Он с утра в школе, но не думаю, что видел его на уроках. — поспешно затараторил Рюноскэ. На заднем плане послышались разговоры и крики, видимо, началась перемена. — Мечется по всей школе, как безумный. — Он к тебе подходил? — перебил младшего Дазай. «Если Гоголь решил добраться сначала до них…». — Нет. — ответил Акутагава, даже не заметивший, что его перебили. — Он вообще никого не замечает. Харуно-сенсей пыталась спросить, как он себя чувствует, но Гоголь сморозил какую-то херню и убежал. — Он нашел Достоевского? — спросил Дазай, без труда догадавшись, из-за кого Гоголь носится по школе. Чуя стоял рядом с совсем страдальческим выражением лица: видимо, в его голове родилась уже минимум тысяча версий того, что сказал Акутагава. — Что? — теперь Рюноскэ казался ошарашенным. — Нет. — Найдет и успокоится. — подытожил Дазай. — Ты, главное, не попадайся ему на глаза. И Гин с Ацуши скажи… — Дазай. — резко прервал его Акутагава. — Достоевского-сенсея нет в школе. Дазай едва телефон не уронил. Его дыхание сбилось на секунду, и юноша приоткрыл рот, стараясь захватить как можно больше воздуха. Завидев такую реакцию друга, Чуя испугался и сам — он оторвался от столешницы, напряженно смотря на Осаму. Акутагава замолчал. Дазай нервно сглотнул. Если Достоевский сейчас не в школе, то он в любой момент может вернуться домой. Домой, где сейчас находятся два старшеклассника, влезших абсолютно не в свое дело. — Я перезвоню. — оборвал брата Дазай. Не выслушав ни звука от него, Осаму отключил телефон и сунул в карман. — Что происходит? — выкрикнул Чуя. Он даже не знал, что случилось, но на бледном вспотевшем лице уже было написано отчаяние. — Уходим. — бросил Дазай, отступая в сторону гостиной. Какова вероятность, что Достоевский прямо сейчас щелкнет входным замком? Крайне маленькая. Но не равная нулю. — Что за хуйня? — прошипел Накахара, но без вопросов пошел за ним. Дазай распахнул балконную дверь, едва ли не выталкивая друга вперед. Тот, как ни странно, даже не возмутился. — Достоевского нет в школе. — сказал Дазай, осторожно закрыв балкон. — Вот же блядство. — выругался Чуя. Он быстро осмотрелся и, не растрачивая время, уже полез к соседнему балкону. — Зато там Гоголь. — Дазай не удержался от нервного смешка. В этот раз он уже мало заботился о том, испачкает ли он или порвет школьную форму: если они встретят Достоевского прямо у двери его дома, ничем хорошим это тоже не закончится. — Погоди, что он там делает, если Достоевский хуй пойми где? — Чуя даже остановился. — Очевидно, Гоголь не в курсе. — Осаму пихнул друга вперед. — Лезь давай. — Успокойся ты. — Накахара остановился, хотя уже почти перекинул ногу через дальнюю перегородку балкона. — Если Гоголь не в курсе, где этот ублюдок, то вряд ли он направляется домой. — Откуда ты знаешь? — спросил Дазай, тоже останавливаясь. Он и сам знал, что Чуя прав, но осознание, что он не контролирует сразу две ситуации — Достоевский непонятно, где и Гоголь в одном помещении с Акутагавами — душило его. — Ниоткуда. — пожал плечами Чуя. Его взгляд вновь горел, то ли от адреналина, то ли от миллиона мыслительных процессов внутри рыжеволосой головы. — Но если ты будешь бежать, то упадешь с этой сраной балки, и хуево будет всем. Дазай медленно выдохнул. «Он прав», — подсказал внутренний голос. — «Ты слишком остро реагируешь». Через силу Осаму спокойно улыбнулся, возвращая контроль над собой и собираясь вежливо попросить Накахару все же двигаться дальше, а не стоять и пялиться на него на чьем-то балконе. — Ой, дяди. — услышав тонкий голосок, юноши застыли на месте. Дазай медленно обернулся. Дверь балкона была приоткрыта, а из неё выглядывала маленькая девочка, максимум лет шести. Её черные глаза удивленно, изучающе смотрели на незнакомцев в её квартире. — Твою мать. — прошипел Чуя. — Не матерись при детях. — оборвал его Дазай. Девочка надула губки, непонятливо посмотрев на него. Юноша сделал аккуратный шаг вперед и присел, улыбаясь. — Привет. Тебя как зовут? — Киёко. — отозвалась девочка, но с места не сдвинулась, явно не доверяя незнакомому парню в бинтах у себя на балконе. «Вот и правильно». — Приятно познакомиться, Киёко-чан. — улыбнулся Осаму. Чуя за его спиной не двигался, видимо, надеясь, что девочка забудет, что он там стоит. — Что вы тут делаете? — настороженно спросила Киёко. — Мы маляры. — нашелся Дазай. — Просто ошиблись балконом и сейчас уйдем. Ничего же страшного, да? — У тебя… — Киёко нахмурилась, и вдруг её глаза расширились в ужасе. — У тебя школьная форма, как у брата! Вы не маляры! Чуя за его спиной дернулся, но Дазай был быстрее. Едва губы Киёко сложились в крике «Мама», а сама она развернулась, чтобы убежать внутрь, Осаму схватил её за теплое запястье. Киёко застыла, резко бледнея. — Давай ты не будешь бежать к мамочке, хорошо? — проговорил Дазай тихо, но твердо. Надо было убедить девочку молчать, во что бы то ни стало. Кто знает: вдруг малышка любит поболтать и с дружелюбным русским соседом и решит рассказать историю о рыжем коротышке и темноволосом парне в бинтах? — Она ведь тогда расстроится. А мы ведь можем и вернуться. И тогда я не буду таким добрым, как сейчас… По пухлым щекам Киёко потекли слезы. «Осталось лишь немного надавить», — подумал Осаму с привкусом победы на языке. — «Чуть-чуть, и она замолчит». Продолжить Дазаю не дал резкий удар по плечу: не ожидавший этого юноша отдернул руку и отшатнулся — Киёко тоже едва не упала, спиной стукнувшись о балконную дверь и громко всхлипнув. — Ты совсем поехавший?! — прошипел ему в ухо Чуя с такой злостью, что Дазай отшатнулся еще дальше. Накахара отмахнулся от друга и подошел к девочке. Его глаза перестали полыхать огнем и окрасились в теплый голубой. — Не обращай на него внимания, он просто дурак. — произнес Чуя, еще раз цыкнув на Осаму. — Прости нас, ладно? Держи. Юноша протянул Киёко клубничную жвачку. Дазай даже не успел подумать, откуда у него жвачка, как Киёко резким движением вытерла слезы и насупилась. — Мама не разрешает мне брать сладости у незнакомцев. — Можешь не брать. — Чуя согласился и положил жвачку на пол у ног девочки. — Я оставлю её здесь, как подарок, ладно? Сбитая с толку Киёко перевела взгляд с жвачки на Чую, а следом на Дазая — и отступила назад, вновь схватившись за балконную дверь. — Оставляю. — Чуя добродушно улыбнулся, и Дазай вдруг с завистью подумал, что он так добродушно никогда не сможет улыбаться. — И мы с этим дурачком уходим. Схватив Дазая за плечо, Накахара пихнул его в сторону следующего балкона. Осаму на прощание махнул Киёко, сделав как можно более невинный вид, но бледность еще не сошла с лица девочки, и юноша предпочел молча ретироваться. Чуя пролез следом, не останавливаясь на следующем балконе. Дазай не обернулся, но знал, что пока они лезли по балке и забирались в окно, Киёко с клубничной жвачкой в руке следила за ними. Спустившись, Чуя на секунду остановился, но теперь уже и Дазай знал, что медлить нельзя: коснувшись локтя друга, он увлек его в ближайший переулок и побежал. Через несколько минут неровного бега по переулкам и остановок из-за сбитого дыхания, юноши оказались в небольшом сквере. Если бы Достоевский встретил их здесь, он ни за что не провел бы аналогию со своим домом. Вот тогда Дазай и остановился, чтобы перевести дух — и получил смачный подзатыльник. — Чуя-кун! — взвизгнул Дазай, хватаясь за пораженный участок. — За что?! — Какого хуя ты полез угрожать маленькой девочке?! — взвился Чуя, порываясь еще раз ударить друга, но так и не подняв руку. — Мы же реально вломились на её балкон! — А что, надо было ждать, пока она докричится до мамы, и та вызовет полицию?! — возмутился в ответ Дазай. — Я делал все, чтобы спасти и твою задницу тоже! — Так это не делается. — гаркнул Чуя, даже не слушая аргументы друга. Его взгляд снова загорелся, но теперь уже не только злостью. — Ты ей мог детскую травму обеспечить на всю жизнь. — Я… — Дазай резко замолчал. Тошнотворное осознание, что Чуя снова прав, едва не сбило его с ног. Юноша выдохнул и опустил голову, поджав нижнюю губу. Он даже не знал, почему начал угрожать пятилетке — по наитию? Потому что не видел других вариантов? Потому, что так поступить было легче. — Успокойся. — Накахара вдруг хлопнул его по плечу, словно показывая, что больше не злится. Чуя и сам устал: рыжие пряди прилипли к вспотевшему лбу, а колени дрожали от резкого бега. — Достоевский не поймет, что мы там были. К тому же, мы узнали, как выглядит Камуи и не расхуярились об асфальт, так что это уже победа. Дазай усмехнулся. Его пульс все еще не вернулся в привычный ритм после пробежки, и юноше это не нравилось, поэтому он медленно побрел в другую сторону. Чуя пошел рядом с ним. — Ты прав, Чуя-кун. — тихо произнес Осаму, имея в виду Киёко. — Извини. — Забей. — отозвался Чуя, хотя затылок Дазая вовсе не показывал пофигистическое отношение друга. — Просто не ори на детей. — Ладно. — вновь усмехнувшись, ответил Дазай. При упоминании детей его мысли резко вернулись к звонку Акутагавы, и юноша нахмурился. — Надеюсь, Гоголь не решит сорваться на Акутагаве, когда не найдет своего любимого сенсея. — На Акутагаве сорвешься. — хмыкнул Чуя. Дазай укоризненно посмотрел на разбитую губу друга, но ничего не сказал. Накахара вдруг тоже нахмурился — наверняка прокручивал в голове выясненную информацию. — Я пойду к сестре. — сообщил Чуя, когда они подошли к разветвлению дороги в конце сквера. — Тебе бы сходить проведать Акутагав. — Сам понял. — хмыкнул Дазай. И так было ясно, что с Чуей к Коё он не пойдет: видеться с Мори он не хотел ни за что, тем более сейчас. К тому же, проверить, что натворил Гоголь и почему Достоевский не явился в школу, было также необходимо. — Если встретишь Мори, веди себя как ничего не знающий дурак. — Мне это дается не так просто, как тебе. — съязвил Чуя, ухмыльнувшись. Осаму закатил глаза. — Просто смотри, чтобы тебе опять не набили ебальник, ладно? — А ты смотри, чтобы тебя не вышвырнули из окна. Дазай рассмеялся, и Накахара тоже улыбнулся, хотя никто из них не шутил. Договорившись пересечься вечером, друзья последний раз бросили изучающие взгляды друг на друга и зашагали по разным ответвлениям дороги.