кофейная цедра

«И как я только мог подумать, что он русский?», — удивился сам себе Чуя, пока агрессивно шагал по направлению к больнице. — «Харя у него совершенно не русская». Следом юноша рассудил, что у Достоевского она тоже не русская, да и не знает он, что такое по-настоящему русское лицо, поэтому поморщился и решил больше об этом не думать. Даже несмотря на то, что Чуя еще не придумал убедительное оправдание для Коё, почему он не в школе в такое время, Накахара был удивительно спокоен. Скажет сестре, что сегодня санитарный день — не станет же она проверять, в конце концов. Предвкушение встречи с Озаки одновременно радовало Чую, его настораживал лишь один вопрос: как вскользь выведать портрет Камуи, чтобы Коё ничего не заподозрила при этом? Впрочем, и на это у Чуи, когда он завидел больницу среди верхушек покачивающихся от слабого ветра деревьев, ответ имелся. «Скажу, что спрашивал полицейский. Да, высокий такой, встретил его на улице», — на ходу придумал Чуя, оборачиваясь, чтобы его на переходе не сбила машина. — «А про покалеченное лицо отмажусь школьной дракой. Сестра точно не удивится». Нос почти перестал болеть, и Накахара еще раз поблагодарил судьбу за то, что этот украинский выблядок не сломал кость. Губа, правда, ощутимо саднила, особенно при разговоре, но Чуя был слишком увлечен мыслями, чтобы каждый раз замечать это. Перейдя дорогу, юноша задумался, что бы было, не приди вчера Дазай к нему и не поговори они обо всем происходящем. «Как же отвратительно признавать, что присутствие этого дебила успокаивает», — промелькнула короткая мысль. Чуя поморщился. Дело вовсе не в том, что это именно Дазай. Просто Накахаре легче, когда вокруг другие люди. Любые люди. Желательно не отбитые украинцы и не злобные врачи с глазами цвета вина. У Чуи даже имелся план на тот случай, если за ним действительно придут сообщники Достоевского. Нужно носить с собой оружие — не зря у Накахары от отца остался охотничий нож в кожаном чехле. Чуя даст отпор, а в крайнем случае убежит: на горьком опыте с Гоголем он научился, что любой подозрительный славянин может набить тебе морду, так что во второй раз не будет пытаться выведать какую-либо информацию. «Пусть Дазай этим занимается», — подумал Чуя. — «У него это явно лучше получается». Правда, от мысли, что Осаму тоже могут набить морду, стало непривычно холодно, но Накахара списал это на дуновение ветра. О еще одном приемыше Мори Чуя задумался лишь раз за весь свой путь: когда ступил на порог больницы. Он заметил, что с того самого момента, когда Дазай упомянул об этом, Накахара смутно надеялся, что Мори на самом деле не будет никого удочерять. Мысль об известии, которая настолько выбила друга из колеи, была неразделимо связана с вопросом, одолевавшим Чую уже не первый день — и касался этот вопрос отношений Мори и Дазая. В которые Ёсано сказала ему не лезть, и в которые он сам пообещал себе не лезть. К черту. Коридор больницы сразу показался Чуе пустым. Когда за стойкой регистрации обнаружился лишь стул и кружка с сухим чайным пакетиком внутри, Накахара насторожился. Он даже вернулся к объявлению, висящему напротив входной двери, чтобы убедиться, что в это время уже можно было посещать пациентов. Через несколько минут юноша уже спокойно направлялся к палате Коё, отметив, что, раз вокруг никого, шансы встретить Мори значительно понизились. Врач был последним человеком, которого Накахара хотел видеть — вовсе не потому, что он боялся отца Дазая. Потому, что, если Чуя начнет говорить с ним, он может не сдержаться и проехать костяшками ладони по чьему-то лицу. — Накахара-кун? — услышал Чуя за своей спиной и даже не напрягся, потому что сразу узнал голос. Он обернулся, дежурно улыбнувшись Мотоджиро. — Привет, Мотоджиро-кун. — поздоровался Накахара. Медбрат не отразил его улыбку: он выглядел растерянно, словно несколько минут назад проснулся, хотя неопрятности во внешнем виде заметно не было. Чуя напрягся. — Ты… рано. — замялся Мотоджиро. Чуя насторожился еще больше — с чего бы обычно веселому медбрату так на него реагировать? — В школе санитарный день. — с готовностью соврал Накахара. — Решил прийти пораньше. — Мори-сенсея нет. — выстрелил Мотоджиро, и Чуя замер. Он, безусловно, знал, что Мотоджиро знаком с Мори и вполне вероятно является чем-то вроде его ученика, как Коё и Ёсано, но почему медбрат решил, что Чуя здесь ради врача? И какого хрена он не на работе? — Ясно. — безразлично отозвался Чуя. Он подумал про Дазая, хотя сам не понял, причем здесь Дазай, и едва не разозлился. — Я к Коё, вообще-то. — Да, конечно, я понял. — рассеянно затараторил Мотоджиро, несколько раз кивнув, отчего квадратная челка смешно подпрыгнула на лбу. Когда он поднял взгляд, Чуя заметил, что медбрат смотрит на него почти с печалью. — Она уже бодрствует. Увидимся, Накахара-кун. Не дав Чуе возможности нормально попрощаться или задать хотя бы один из актуальной сотни возникших вопросов, Мотоджиро посмотрел на висящие в конце коридора часы и почти побежал в другой коридор — очевидно, медбрат очень старался создать видимость того, что куда-то опаздывает. После его ухода Накахара еще несколько секунд стоял и тупо смотрел ему вслед. В голове мгновенно родилась теория: Мори вовлек несчастного Мотоджиро в свои преступные дела. Чуя прервал себя. Даже, если Мотоджиро в курсе всего происходящего, что он сделает? Накахара просто пришел в больницу, где лечится его сестра. «А по ощущениям выбрался на поверхность в зомби-апокалипсис», — мрачно усмехнулся юноша, стучась в палату. На этот раз Коё не выглядела скучающей, более того, она разговаривала по телефону. На уже не таком бледном лице проступила веселая улыбка, но, едва услышав стук и увидев открывающуюся дверь палаты, девушка в спешке попрощалась и бросила трубку — в буквальном смысле, откинула телефон на кровать. Чуя вопросительно приподнял брови и закрыл дверь. — Привет. — сестра вновь улыбнулась. Едва её взгляд упал на разбитую губу брата, улыбка вздрогнула. — Что с твоим лицом? — Долгая история. — вздохнул Чуя. «А правда еще дольше», — подумал он, обходя кровать и присаживаясь на её край. Он заметил, что раны на лице самой Коё почти прошли, да и в общем она выглядела гораздо здоровее, чем раньше. — Как ты? — Нет, дорогой мой, ты так просто не отвертишься. — перебила его Озаки, покачав головой. — Что с твоим лицом, Чуя? «Меня отпиздил мой одноклассник-украинец, работающий вместе с русскими, которые пытались тебя похитить из-за наркотика ебанутого отца моего суицидального друга». — Подрался. — виновато отозвался Чуя и отвел взгляд, как сделал бы, если правда подрался. — Ничего страшного, правда… — С кем? — требовательно спросила сестра. Если бы не гипс, она бы точно скрестила руки на груди в осуждении. — Только не говори, что с Дазаем. — Что? — удивился Чуя. — Почему только не с ним? — Потому что мне жалко мальчика. — Чего?! — возмутился Накахара. Вот тебе и сестра, называется! — А меня тебе не жалко? — Он же слабее тебя. — отозвалась Коё. Её брови поползли вверх подобно бровям младшего брата. — Так ты подрался с Дазаем? — Нет! — Чуя вздохнул. Ему что, придется придумывать драку с кем-то? К такому продуманному вранью юноша не был готов. — Пустяки. Просто повздорили с одноклассником, и все. Коё, естественно, еще выжидающе посмотрела ему в глаза, но в итоге сдалась. Её ладонь нашла в скомканном больничном пледе мобильник и пододвинула его ближе. Чуя вспомнил про разговор и улыбку сестры. — С кем ты говорила, когда я пришел? — А? — удивленно подняла взгляд Коё, будто напрочь забыла про разговор двухминутной давности. — С Ёсано-сан. А что? — Просто интересуюсь. — ответил Чуя, в голове которого уже зародились новые подозрения. — Она часто тебе звонит? — Ёсано-сан моя начальница, Чуя. — усмехнулась Коё, непонимающе смотря на брата. — Это нормально, что она периодически мне звонит, тем более, когда я валяюсь без дела. — Ты не валяешься без дела. Ты восстанавливаешься. — Я не на работе, так что… — Коё. — предостерег её Накахара. Озаки, знающая, как юноша не любит те её трудоголические порывы, которые вредят ей же самой, спокойно улыбнулась и переложила мобильник на комод. — Расскажи лучше, как твое самочувствие. — Улучшается с каждым днем. — когда Чуя недоверчиво приподнял одну бровь, девушка удивилась. — Чего ты? Я серьезно, вообще-то. На следующей неделе планируют выписать. — И ты будешь продолжать поправку дома. — настоял Чуя, выразительно посмотрев на гипсованную руку сестры. Та закатила глаза, но кивнула. — Челкастый, как ни странно, почти ко мне не заходит. — продолжила Коё, имея в виду Мотоджиро. — Не то, что бы я не счастлива, конечно… — Он странно себя ведет, я тоже заметил. — добавил Чуя. Озаки отмахнулась здоровой рукой. — А у тебя как дела? — девушка подалась вперед, впиваясь взглядом в брата. — Я волнуюсь. — Тебе не из-за чего волноваться, сестрица. — Чуя спокойно улыбнулся, игнорируя голос совести, оповещающий, насколько огромна ложь, которая сейчас слетела с его подбитых губ. — У меня все как обычно, обещаю. — Ты хорошо кушаешь? Уроки получается делать? Дома одному нормально? — Коё. — Да? — Я в этом году школу заканчиваю. Перестань. — Я просто беспокоюсь, Чуя. — вздохнула девушка. Накахара вновь улыбнулся ей, показывая, что все прекрасно. — Ничего со мной не случится. — Ладно. — наконец позволила закрыть тему Коё. — Как Дазай? — Причем тут Дазай? — нахмурился Чуя. От сестрицы это, естественно, не укрылось. — Он мой знакомый и твой друг. — уголки губ Озаки дрогнули в хитрой улыбке, которая Накахаре совсем не понравилась. Зачем им говорить о Дазае? — Разве вы не дружите? — Общаемся. — ограничился Чуя. — Как скажешь. — Коё не переставала улыбаться. — Так как у него дела? — Прекрасно у него дела. — буркнул Чуя и вдруг понял, насколько странно выглядит его злость со стороны. В конце концов, у него действительно просто спросили, как дела у его друга. Что, твою мать, со мной? — Ты странно реагируешь. — прямо сообщила Озаки. — Что-то случилось? — Нет. — резко выпалил Накахара и заставил себя выдохнуть. — Все нормально. Мы общаемся, но у меня есть и другие друзья. По взгляду карих глаз напротив Чуя понял, что сестра ему не поверила, но решил не отступать и даже выдавил усмешку. Коё передернула одним плечом, соглашаясь. — Как скажешь. — повторила девушка. Накахара не знал, подходящий ли это момент, чтобы заговорить о том, о чем хотел с самого начала, но желание сменить тему стало невыносимым, и юноша даже проигнорировал обеспокоенный стук сердца. — От полиции вестей не было? — спросил он, и так чувствуя, что не было. Коё подтвердила его догадки — она покачала головой с задумчивым видом. — Во всяком случае, никто мне не звонил. — добавила девушка, покрутив мобильник в здоровой ладони. — Наверное, они составляют фоторобот. — произнес Чуя и принялся рассматривать край простыни, чтобы выглядеть как можно более непринужденно. — Кстати… Ты помнишь какие-то детали во внешности того мужлана? Коё ничего не смутило: она подняла взгляд к потолку и немного поджала губы в задумчивости. Накахаре в голову пришли мысли о том, что еще по словам Гоголя сделал Камуи, но юноша силой прогнал их. Это последнее, о чем он был в состоянии думать. — Я уже упоминала усы. — наконец ответила Коё и пожала плечами. — В остальном он выглядел обычно. Я даже не помню цвет волос, наверное, от шока… Чуя её не винил — кто угодно на месте девушки постарался бы искоренить портрет нападавшего из своей головы. Но юноша решился на еще один наводящий вопрос. — То есть, никаких особых черт? — спокойно, даже пренебрежительно добавил он. — Шрамов, к примеру? Взгляд Коё застыл на экране мобильника, который она уже взяла в ладонь и разблокировала. Она тут же посмотрела на брата, и вот тогда Чуя и понял, что облажался. Юноша почти открыл рот в поиске хотя бы какого-то оправдания, но на лице Озаки отразился такой страх, что он не смог издать ни звука. — Чуя. — прошипела она в точности так же, как делала мама, когда кто-то из детей чертовски сильно косячил. — Ты что-то разведывал? — Чего? — нахмурился Накахара, решив попробовать все отрицать. — Да я наугад спросил. — Ты врешь. — перебила его сестра, но Чуя даже нацепил оскорбленное выражение лица, скопировав Дазая. — Чуя, ты даже не представляешь, куда ты полез… — А ты, то есть, представляешь? — юноша разозлился с молниеносной скоростью, все его тело напряглось. — Ты сама сказала, что это было случайное нападение, а сейчас уже знаешь, куда я якобы полез? Коё застыла, осознав, что сама выдала свою же ложь. Чуе было все равно на подтверждение того, что сестра ему лгала — в конце концов, он ничуть не лучше. Девушка гордо приподняла подбородок, не собираясь сдавать позиции. — Откуда ты знаешь про шрамы? — Ты все же запомнила, что у него были шрамы. — Чуя усмехнулся. Он не удивится, если Коё знает и имя Камуи. Не исключено, что они знакомы со времен её работы в министерстве. — Уходи. Накахара вздрогнул. Его злость мгновенно прошла, а гневный взгляд синих глаз сменился на непонимающий: чего? Коё была абсолютно серьезна — девушка обиженно отвернулась, но в глазах блеснула сталь. Юноша нахмурился. Не может же она его вот так вот выгнать. — Да ладно тебе, Озаки… — У меня скоро процедуры. — отрезала Коё, не смотря на брата. — Уходи, пожалуйста, Чуя. Чуя медленно поднялся. И все это из-за того, что он упомянул шрамы? Но ведь он мог реально догадаться. Юноша выжидающе посмотрел на сестру, надеясь, что она усмехнется, назовет его дураком или хотя бы сделает выговор. Но Коё молча уставилась на свой гипс, всем своим видом показывая, что ждет, пока Накахара уйдет. «Как же так», — подумал Чуя, почувствовав давление в гортани. — «Мы же должны быть на одной стороне». — Ладно. — пробормотал он, задавив всю дрожь в голосе. — Я… Увидимся. Молчание проводило юношу из палаты. Закрыв за собой дверь и пройдя по коридору, Чуя остановился. Он не понимал, что происходит: сестра еще никогда не выгоняла его. Да, конечно, за всю жизнь они ссорились бессчетное количество раз, но Коё ни разу не просила его уйти. Тем более, сейчас. Когда ситуация касается вопросов чьих-то жизней, а не мытья посуды по очереди. — Накахара? — сухой голос заставил обомлевшего Чую вздрогнуть. Он обернулся на звук — это была Ёкомидзо, направлявшаяся к стойке с стаканчиком горячего шоколада из автомата. Уголки губ были опущены, женщина с явным недовольством смотрела на юношу. — Здравствуйте. — проговорил Накахара, не зная, что она хочет от него. — Снова без документов? — Ёкомидзо приосанилась. В её глазах полыхнула ярость, и Чуе подумалось, что женщина его действительно ненавидит. — Сколько можно, а? Неужели нельзя выучить пару… — Я уже ухожу. — буркнул Чуя, отворачиваясь. Сил на то, чтобы реагировать на слова Ёкомидзо, не было. — Извините. Женщина так изумилась, что аж рот открыла и остановилась. Накахаре, впрочем, было не до этого. Оставив Ёкомидзо наедине с собственным удивлением и пустым коридором больницы, он быстро вышел из здания. В лицо ударило тепло, особенно приятное после кондиционера в палате Коё. Чуя зашагал в первую попавшуюся сторону так быстро, словно мечтал убежать от самого себя — к чему эти «словно», так оно и было. Если до прихода к сестре юноша разложил все волнующие его мысли по иллюзорным полочкам, то сейчас все снова перепуталось, и Чуя уже не знал, что и думать. В голове трезвонило одно слово — обида. От обиды на синих глазах навернулись ненавистные слезы, а сжатые внутри карманов джинсов кулаки смяли неповинную ткань.

***

Дазай надеялся — очень сильно надеялся — что Акутагава будет в школе на момент сообщения, которое Осаму отправил младшему братцу, едва расставшись с Чуей. Когда Рюноскэ ответил, что уже почти дошел до дома вместе с Гин, Дазай бесстыдно выругался вслух. Ненавистное место вновь замаячило перед его взглядом, и юноша уже было остановился и плюхнулся на лавку. К черту, посидит здесь, к примеру, весь день, почему бы и нет? Все лучше, чем идти домой, еще и в тот день, когда он не выяснил, в какое время у Мори конец рабочего дня. Посидев и нервно поболтав ногой, Дазай все же двинулся в сторону дома. Во-первых, сидеть в сквере на жаре в школьной форме было так себе удовольствием, тем более после того, как эта самая форма побывала под дождем и едва не оказалась порванной на чужом балконе. Во-вторых, на Акутагав ему все равно не было — даже без напоминания Чуи — Гоголь был вполне похож на человека, который сорвет злость на младших, пока его жертв нет в школе. В-третьих, Осаму не менял бинты уже приличное количество времени, что было настолько непривычной и некомфортной вещью, что доставляло физический зуд и легкую боль на психосоматическом уровне. Мрачные мысли в голове Дазая можно было лишь перевести на другой объект, поэтому юноша невольно вспомнил про Гоголя и поморщился. Он догадывался, что украинец пойдет на все, чтобы его похвалил Достоевский — или какие там цели он преследует? — но после разбитого лица Чуи Осаму даже не сомневался в его неадекватности. Дазай знал, что за Накахарой рано или поздно придут, но пока не придумал, что может сделать по этому поводу. «Ничего», — ответил внутренний голос, но юноша сжал край формы, отгораживаясь от этой мысли. Дазай найдет выход. Он не просто попытается, он не даст Мори и его прихвостням допрашивать Чую. Только не снова. Конечно, на определенном уровне сознания Осаму понимал, что у него нет ни одной причины как-либо защищать Накахару. Благодарность за то, что друг несколько раз спас его от самого себя же? Они оба знали, что Дазай не благодарен за это. Желание остановить Мори от его преступных планов? Дазай мог бы изобразить из себя героя, но, если говорить откровенно, ему было все равно. В мести смысла тоже не было — ни Одасаку, ни других жертв Мори не вернешь. Скука? Да, наверняка. Все, что нельзя объяснить в жизни Дазая, можно было оправдать скукой, во всяком случае, юноше хотелось в это верить. Неладное Дазай заметил еще на моменте подхода к дому, но так и не разобрался, что было не так. Коврик у двери сдвинут? Трава необычно примята? У него едет крыша? Помотав головой, юноша зашел в дом. Акутагава и Гин были внутри, как и предполагалось. Когда Дазай разулся и даже поправил челку, смотря в зеркало в коридоре, он нахмурился. Гин всегда встречала его у двери или окликивала — в крайнем случае, посылала брата встретить старшего. Неужели девушка не слышит? «Они и так знают, что ты идешь домой», — подумал юноша. — «Ни к чему проверять». Мысли эти юношу не успокоили — он заметил две пары ботинок. Первые принадлежали Мори, отчего Дазай начал аккуратно пятиться к двери. Вторые — смутно знакомые, но не бывавшие в этом доме раньше. Мори пришел с гостями? — Это Дазай-кун? — не заставил себя ждать требовательный голос Мори. При мысли о том, что отец мог прийти уже с новенькой, Осаму стало дурно. — Дазай, это ты? Дазай промолчал. Быстро взять кеды и выбежать из дома? Если отец увидит его из окна, в побеге не будет никакого смысла. Тем более, Дазаю было слишком интересно, что это за гость. «Ботинки мужские», — насмешливо подумал юноша. — «Это не обещанная Элис-чан». Нервно сглотнув и натянув спокойную, непоколебимую улыбку, Осаму решительно вышел из коридора навстречу отцу. Улыбка померкла в следующую секунду. Все были на кухне: Рюноскэ и Гин с похоронными минами ели быстрозаваримую лапшу за столом. У плиты стоял Мори, еще не переодетый в просторную домашнюю одежду, но уже держащий бокал вина в руке. Бутылка стояла на столе. А рядом с ней сидел Достоевский-сенсей. — Привет, Дазай-кун. — первым поздоровался учитель, мирно улыбнувшись. Дазай почувствовал, что его ноги близки к тому, чтобы подвести владельца и уронить его тело на пол, но заставил себя собраться. — Здравствуйте. — поздоровался юноша, разрешив недоумению скользнуть в голосе. Разум же забил тревогу: «Достоевский знает обо всем, чем вы с Чуей занимаетесь, и рассказал своему боссу». — Не ожидал вас здесь увидеть. Достоевский усмехнулся и понимающе кивнул, а Дазай кинул оценивающий взгляд на Акутагав. Гин распустила волосы, полностью скрыв лицо, а Рюноскэ приобрел серый цвет — тем не менее, на взгляд старшего Акутагава ответил ободряющем кивком. — Достоевский-сенсей заехал обсудить твои успехи. — тоном усталого отца произнес Мори. Недовольным он не выглядел, но Дазай сразу заметил бегающий в беспокойстве взгляд опекуна: Достоевский приехал не по его приказу. «А вот это уже занимательно», — подумал Дазай. — Не волнуйся, я говорил о тебе только хорошее. — слащаво улыбнулся Достоевский. Осаму убедился в том, что Мори не знает, зачем здесь его учитель, и почувствовал превосходство над обоими. — Зря ты не упоминал твоего учителя раньше, Дазай-кун. — Мори улыбнулся и пригубил вино. — Как-то к слову не пришлось. — нацепив виноватую усмешку, развел руками Дазай. Он почувствовал приближение неловкого молчания, но Достоевский вдруг грациозно поднялся со стула, бросив взгляд лишь на бутылку вина. — Поговорим на улице, Дазай? — попросил учитель, хотя все присутствующие знали, что у него нет выбора. После кивка своего ученика, Достоевский обернулся к Мори. — Спасибо за радушный прием, Мори-сан. — Всегда рады вам, Достоевский-сан. — вежливо ответил Мори и бросил острый взгляд на Дазая. Настолько острый, что Дазаю захотелось рассмеяться, поэтому юноша развернулся. Достоевский, кивнув обоим Акутагавам, проследовал за ним. Осаму ожидал, что Достоевский наконец скажет, зачем пришел, едва они пересекут порог дома, но тот молчал, с задумчивым видом рассматривая облака в небе. Заговорил учитель лишь тогда, когда они с Дазаем отошли от дома и подошли к простой черной машине. Юноша, естественно, сразу задумался, машина ли это Достоевского. — Ты знаешь, что я работаю с твоим отцом. — с умиротворенным выражением бледного лица произнес Достоевский. — Верно? — Ч… что? — Дазай изобразил на лице такое искреннее удивление, что любой бы подумал, что юноша действительно не понимает, о чем речь, но Достоевский не двинул даже зрачком темно-синих глаз, оттененных фиолетовым. — Не паясничай, Дазай-кун. — учитель улыбнулся. — Я и так знаю, что ты хороший актер. — Нет, я серьезно. — ответил Дазай, тоже невольно улыбнувшись. — Я думал, вы работаете на моего отца. Достоевский рассмеялся. Смех его был короток: вскоре мужчина вновь принял серьезный вид и кивнул на, очевидно его, черный автомобиль. — Прокатимся? — Вы не думаете, что это как-то странно? — проговорил Осаму, заставив себя опустить уголки губ. — Садиться в машину к малознакомому мужчине, еще и после такого заявления… — Не беспокойся. — отозвался Достоевский, прекрасно зная, что Дазай не боится. — Твоя сестра фотографирует номер моей машины прямо сейчас. Об этом Дазай тоже знал: он заметил голову и изящные пальцы Гин еще до того, как Достоевский предложил ему прокатиться. — Хорошо, Достоевский-сенсей. — наконец согласился Осаму. — Только недолго, мне еще уроки делать. Смех Достоевского потонул в звуке открывающегося автомобиля. Дазай, нарочито не посмотрев на окно с привлекающей его внимание Гин, сел на пассажирское сиденье и тут же пристегнулся. Достоевский тихо опустился рядом. — Безопасность превыше всего. — добавил Дазай, когда взгляд учителя упал на вцепившиеся в ремень безопасности ладони пассажира. Ничего не ответив, Достоевский тоже пристегнулся и поехал вперед. Осаму решил не спрашивать, куда они едут, надеясь лишь на то, что Гин не просто так сфотографировала номер машины, и Достоевский не завезет его в лес, чтобы убить, расчленить или все вместе в любой очередности. — Я не прямой подчиненный Мори-сана. — произнес Достоевский после мучительных двух минут в молчании. — Технически, у меня нет начальников. — А как же директор нашей школы? Достоевский недовольно поджал губы, проигнорировав эту реплику. Дазай понимающе кивнул. — На базе министерства обороны, той, что находится в пригороде Йокогамы. — продолжил Достоевский, и теперь уже Дазай по-настоящему удивился: учитель собрался выложить ему все, как есть? «И как после этого не думать, что меня убьют и расчленят?». — Действует организация под названием «Крысы мертвого дома». «Ну и названьице», — подумал Осаму, но благоразумно промолчал. — Она не является зарегистрированной, соответственно, незаконна. — губы Достоевского тронула улыбка. — Но ты уже знаешь, что незаконна она не поэтому. — Наслышан. — злобнее, чем хотел, отозвался Дазай. — Не буду вдаваться в подробности иерархии, но я там являюсь достаточно высокопоставленным лицом. — явно не без самодовольства заметил Достоевский. — Её частью также является твой одноклассник Гоголь-кун и Камуи-сан, про существование которого ты уже знаешь. — Тот мужик, который напал на Коё-сан? — уточнил Осаму, хотя в уточнении не нуждался. Достоевский усмехнулся. — Камуи-сан человек не самый приятный, но он не остался бы доволен такой характеристикой. — по проскользнувшим в мимике эмоциям учителя Дазай понял, что с Камуи у Достоевского свои счеты. — Он попытался похитить Озаки Коё, по моему приказу. Я же действовал по приказу твоего отца, Дазай-кун. — Вы же сказали, что работаете с ним, а не на него. — усмехнулся Дазай. — «Крысы мертвого дома» работает по найму, но прежде всего верна министерству обороны и главному на базе. — объяснил Достоевский. — А это не Мори-сан. — Я уж догадался. — хмыкнул юноша. Когда Достоевский замолчал, Осаму внимательно посмотрел на учителя, раздумывая, собирается ли он продолжать рассказ, или придется задавать наводящие вопросы. — Я расскажу тебе еще кое-что. — наконец заявил Достоевский. Его черные волосы качнулись, словно мужчина подвигал ушами. — Но если я узнаю, что эта информация оказалась у кого-либо, кроме тебя… — Да, я понял. — быстро согласился Дазай. — Никому не расскажу. Могила. — В особенности Накахаре. — с нажимом повторил Достоевский. — Я не расскажу никому. — повторил Дазай. Он уже знал, что к вечеру Чуя будет знать о каждом слове, слетевшем с уст Достоевского. — Надеюсь на твое благоразумие. — ухмыльнулся Достоевский. — Как ты уже знаешь, Мори Огай работает в министерстве обороны над проектом «Вита». Раньше он назывался по-другому, но это не особенно важно. Суть проекта заключается в разработке наркотика, значительно увеличивающего возможности человеческого организма. Дазай задумчиво отвел взгляд, словно уже не знал почти обо всем, что ему только что сказали. — Не буду вдаваться в подробности их работы. — отмахнулся от части информации Достоевский. Дазай перевел взгляд на местность за лобовым стеклом: судя по пейзажу, они ехали примерно в районе школы. — Как ты уже, хотя я и без понятия, откуда, знаешь, с Мори работала его старая знакомая Ёсано Акико и её… не совсем уверен, можно ли её назвать ассистенткой… скорее, подчиненная Озаки Коё. Дазай кивнул, хотя вряд ли Достоевский наблюдал за его реакцией. Юноша заметил, что бледные пальцы учителя дрогнули на черной коже руля. — В итоге все, по классике жанра, закончилось экспериментами на людях, против которых выступали Ёсано-сан и Коё-сан. — Достоевский кинул быстрый взгляд на собеседника, и Дазай отчего-то понял, что сейчас услышит подтверждение своих мыслей. — Ты был знаком с Одой Сакуноске при его жизни, я прав? — Да. — спокойно ответил Дазай, никак не выдав своего волнения. — Мы дружили. — Я видел Оду-куна несколько раз. — поведал Достоевский. — Он подписал с Мори контракт. А потом, как ты, наверное, уже догадался, некорректная версия наркотика была испробована на нем и детях, его родственниках. — Ода подписал контракт? — не удержался и выпалил Осаму. Да, он знал, что Мори устроил Одасаку на работу, но Дазай также прекрасно помнил, что спрашивал у друга про контракты. «Я еще ничего не подписывал», — вспомнился Дазаю задорный голос Одасаку. В горле встал ком. — Да. Контракт, благодаря которому Мори смог обратиться в вышестоящие органы, и дело замяли, назвав несчастным случаем. — кивнул Достоевский. — Я не знаю, зачем Оде понадобилось это. Я думал, ради денег, но… на что он бы их потратил, если все дети мертвы? Дазай отвел взгляд. Ему было плевать как на деньги, так и на детей — его волновала лишь одна вещь: Одасаку ему соврал. После сотни лекций о праведной жизни, о том, как важно быть хорошим человеком, о том, что стремиться к смерти не нужно, ведь всегда найдется, ради чего жить — Одасаку ему соврал и согласился на самоубийство. Юноша откинулся на сиденье, даже случайно отпустив ремень безопасности. — Я догадывался, что Мори-сан тебе ничего не рассказал. — вдруг произнес Достоевский. — Да и я на его месте поступил бы так же. — Мори хотел похитить Коё-сан. — резко произнес Дазай, чтобы соскочить с темы Одасаку. — Разве формулы не уничтожены? Он уже не боялся выдать какую-то информацию: Достоевский и так знал, что собеседник осведомлен об определенной части происходящего, но мог лишь строить теории, откуда. В этом было преимущество Дазая — и это радовало юношу на протяжении всего разговора, пусть и смутно. — Думаю, если бы это было так, мне бы не платили. — усмехнулся Достоевский, круто поворачивая руль и всматриваясь вдаль. — Я лишь знаю, что именно Коё-сан выкрала формулы. — Серьезно? — Да. — учитель кивнул. — Ёсано-сан хотела выйти из дела, но… она боялась Мори. — Да ладно. — Дазай усмехнулся. — Ёсано-сенсей — мой психотерапевт. Я точно знаю, что она бы не стала бояться моего отца. — Насколько я осведомлен, твой отец имеет определенное влияние на Ёсано-сан. — повторил Достоевский. Он внимательно посмотрел на Дазая, словно пытаясь мысленно вложить в юношу смысл своих слов. — Психологическое в том числе. Осаму на секунду почувствовал холод во всем теле. Ёсано и Мори знакомы почти всю жизнь девушки, то есть, с тех пор, когда она была ребенком. Юноша с трудом проглотил ком, превратившийся в шар с шипами. Идея настолько ужаснула его, что Дазай попытался подавить её, задвинуть в самый отдаленный край сознания. Он знал, что, как только он останется наедине с собой, чертова идея вернется. — Я понял. — выдавил Дазай, чтобы Достоевский не подумал, что собеседник слишком долго переваривает информацию. — Ёсано не знала, что делать, поэтому Коё-сан решилась на безрассудный поступок и выкрала формулу. Все её версии. — Достоевский усмехнулся. — «Крысы мертвого дома» тогда уже были наняты Мори для защиты всего предприятия, поэтому я до сих пор не понимаю, как мы могли упустить из виду одну медсестру. — Зато какую. — усмехнулся Дазай, ничуть не удивленный. — Тоже верно. — кивнул Достоевский. — Думаю, Коё-сан сделала это не ради спасения людей, а ради Ёсано-сан. — Ясен хуй. — пробормотал Дазай. — Что? — А? Нет, ничего. — отмахнулся от него Дазай. — Подождите. Сейчас вы тоже хотите похитить Коё-сан? — Мори все еще нужна формула, хранящаяся у неё. — без колебаний ответил Достоевский. — Но на сегодняшний день «Крысы мертвого дома» её похищать не будет. «На сегодняшний день», — мрачно усмехнулся у себя в голове Дазай. — «Сегодняшний день закончится». Он и не думал верить Достоевскому — тот был одним из самых скользких типов, которых Осаму знал в принципе. К тому же, его организация буквально называлась «Крысы какого-то дома». — У тебя есть еще вопросы. — усмехнулся Достоевский, видимо, пронаблюдав за выражением лица Дазая. — Много? — Всего три. — невинно улыбнулся Осаму. — Во-первых, кто этот парень? — Какой парень? — не понял Достоевский. — Длинные волосы. Тощий. Не Гоголь-кун. — Сигма-кун? — лицо Достоевского омрачилось. Всего секунда перед тем, как учитель скрыл это под улыбкой, но Дазай сразу заметил. — Еще один член организации. Зачем ты спрашиваешь? — Вы не знаете, откуда я знаю то, что я знаю, и я бы предпочел, чтобы это так и оставалось. — туманно ответил Дазай. Достоевский ухмыльнулся, но наперекор ничего не сказал. — Так вот, во-вторых, каковы условия? — Условия чего? — удивился Достоевский. — Сделки, Достоевский-сенсей. — серьезно, но с улыбкой ответил Осаму. — Вы мне все это рассказали не потому, что в России учат помогать людям. Вам что-то надо от меня взамен. Достоевский рассмеялся. Его смех был высоким, гораздо выше, чем его голос, а мимика почти не изменилась — лишь пальцы вновь дернулись на руле. Улыбка не пропала с губ Дазая, но его немного раздражало, что учитель хохочет над ним. — У тебя большой потенциал, Дазай-кун. — наконец произнес мужчина, глянув на Дазая. — Если ты захочешь, ты далеко пойдешь. — Если захочу. — пресек его Осаму. Достоевский опустил уголки губ, заставляя себя посерьезнеть. — Я действительно хотел предложить тебе сделку. — он откашлялся. — Твое молчание обо всем, что я сказал, при всех и согласие не препятствовать работе «Крыс мертвого дома» или министерства. Дазай отметил, что условия не отнимают у него возможности помешать своему опекуну, но благоразумно промолчал об этом. — В обмен на всё, что ты хочешь от меня лично и «Крыс». — добавил Достоевский. Брови Дазая взметнулись вверх. — Всё? Прямо вообще всё? — В разумных пределах, очевидно. — с легким раздражением отозвался Достоевский. — К тому же, я уже догадываюсь, о чем ты попросишь. Дазай усмехнулся, и вышло как-то мрачно. Он действительно знал, о чем он попросит. Проследив за пейзажем, юноша заметил, что Достоевский привез его обратно к дому, просто с другой стороны. «Вот же верно подгадал конец разговора, чертила». — Взамен мне нужна безопасность Накахары Чуи. — произнес Дазай. Губы Достоевского дрогнули. — Полная безопасность. То есть, ему не навредят ни психологически, ни физически. Никто из ваших клоунов. Сравнение с клоунами Достоевскому вряд ли понравилось, но он никак это не выдал. Обработав информацию, мужчина ухмыльнулся. — Как насчет твоей безопасности? — спросил он. — Меня вы не тронете. — хмыкнул Дазай, не будучи в этом уверенным так, как хотел казаться. — Так по рукам? — По рукам, Дазай-кун. — Достоевский припарковал машину, и Дазай подумал, что учитель пожмет ему руку, но тот скрепил их уговор одним лишь взглядом. Осаму был только рад не касаться холодной и белой руки собеседника. — Ну, спасибо за поездочку, домашнее задание пришлю в течение недели. — улыбнулся Дазай и открыл разблокированную Достоевским дверь. Его лицо было довольным, но внутри юноша чувствовал скрежет сразу нескольких валунов. — Дазай-кун. — остановил его Достоевский. Осаму обернулся. — Третий вопрос. Ты не задал третий вопрос. — Ах, точно. — вспомнил Дазай. — Я хотел спросить, спите ли вы со своим учеником. — Гоголь-кун был моим другом до того, как он стал моим учеником. — спокойно ответил Достоевский, ничуть не удивленный вопросу. — С чего вы взяли, что я про Гоголь-куна? — изобразил удивление Дазай, картонно выпучив глаза. Достоевский вздохнул, но уголки его губ тронула улыбка. — Это всё, Дазай-кун? «Ого, теперь это подтвержденный факт!», — подумал Дазай, переча невеселому настроению. — «Можно будет поспорить с Чуей, кто из них актив». — Всё, Достоевский-сенсей. — Дазай наконец вышел из машины. — До встречи, Дазай-кун. — попрощался с ним Достоевский, видимо, намеренно прозвучав как можно более зловеще. Дазай закрыл дверь его автомобиля и остановился на тротуаре. До его дома было минуты две ходьбы, но Осаму не горел желанием идти домой, поэтому дождался, пока учитель уедет из поля зрения. Тот факт, что Достоевский заключил сделку с Дазаем лишь для того, чтобы юноша не лез в их преступные дела, одновременно воодушевлял и смешил Дазая — неужели русский наемник действительно видит угрозу в восемнадцатилетнем пацане, недавно вышедшим из психиатрической клиники? «Скорее всего, он соврал», — напомнил Осаму себе о мысли, которая пришла к нему еще во время рассказа Достоевского. Он не настолько глуп, чтобы верить учителю на слово и не пытаться проверить все, о чем он поведал. К счастью, Дазай как раз знал, как это сделать. Брови удивленно приподнялись, когда юноша откопал в кармане телефон. На экране, заметно убавившем в яркости от низкого заряда аккумулятора, высвечивались два пропущенных от Рюноскэ и короткое сообщение от Гин. Сестра писала, чтобы Дазай вернулся домой после разговора с Достоевским, потому что им с Акутагавой надо что-то ему сказать. Предложение заинтриговало Дазая, и он зашагал к дому, но вдруг заметил три пропущенных звонка от Слизняка. «Чуя не стал бы так трезвонить, если бы ничего не произошло», — с перетекающим в страх волнением подумал Дазай. Когда он разблокировал телефон и зашел в сообщения, юноша невольно остановился посреди тротуара. От Чуи тоже пришло краткое смс, всего два слова. «Коё нет». Коё-сан мертва?