кофейная цедра

Пожалуй, им все же нужно было зашторить окно в комнате — это была первая мысль Чуи, когда он открыл глаза и сморщился от яркого солнечного света, ворвавшегося в спальню Коё. Было бы комично, если бы юноша не сразу вспомнил, где находится, но ему хватило одного взгляда на простынь и поджатое под тело одеяло, чтобы опознать кровать сестры. Протерев заспанные глаза, Чуя сел и убрал с лица превратившиеся за ночь в рыжее гнездо волосы. Когда он обернулся и обнаружил, что лежит в кровати наедине со свернутым одеялом и двумя примятыми подушками, в сознании Накахары резко всплыли все произошедшие вчерашним днем события — лицо мгновенно покраснело. Чуя посмотрел в сторону прикрытой двери. Его охватила легкая паника: где Дазай? Его воспоминания точно не врут? Что это за шум на кухне? «Успокойся», — сам себе приказал Чуя, почувствовав стук сердца в покрасневших ушах. Да, они с Дазаем вчера поцеловались на балконе. Да, Чуя впечатал его в перегородку балкона и едва не запрыгнул на своего друга — но ведь они были пьяные, верно? Чуя еще ни разу ни с кем не напивался, но все же осознавал, что не стал бы целоваться с кем попало, даже в неадекватном состоянии. Хотя, кому он врет? Чуя был пьян, но полностью контролировал себя и отдавал себе отчет во всех действиях. Накахара выдохнул, в груди неприятно сдавило. Нет, если он продолжит сидеть в кровати и мысленно крутиться вокруг одного события, добром это не кончится. Юноша посмотрел на часы и, поняв, что уже половина одиннадцатого, в спешке откинул одеяло и соскочил с кровати. Едва выйдя в коридор и завидя Дазая у плиты, Чуя с трудом подавил ошарашенный возглас. Он догадывался, что выглядит не самым лучшим образом, поэтому бесшумно прошел в ванную, закрыв дверь на щеколду. Отражение чуть не испугало Накахару: из зеркала на него смотрел потерянный парень с растрепанными космами и вновь потревоженной ссадиной на губе. «Соберись», — пробормотал Чуя себе под нос и убрал хотя бы испуганный вид. Ничего особенного ведь не случилось. Юноша быстро стянул с сушки просторную футболку и джинсы и, одевшись, наспех почистил зубы и собрал вычесанные волосы в привычный хвост. Потом Чуя еще раз проверил, не воняет ли у него изо рта, но не понял, зачем, и едва не разозлился. На кухню Накахара зашел уже полностью собранный и внешне, и внутренне. Воспользовавшись тем, что Дазай не расслышал его шагов, Чуя оперся на стену и скрестил руки на груди. Осаму едва не пританцовывал у плиты — судя по агрессивному шипению сковородки, он что-то жарил, но за его телом невозможно было рассмотреть, что. Этот придурок умудрился еще и фартук Коё достать и нацепить на себя. Когда спустя целую минуту Дазай его не заметил, Чуя громко кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие. Дазай от неожиданности чуть подпрыгнул на месте и резво обернулся. — Доброе утро, Чуя-кун! — в обычной веселой манере воскликнул он. Чуе показалось, что в карих глазах пробежала какая-то острая мысль, но его сбила одежда Осаму: непонятно, откуда взявшаяся футболка с американской рок группой и школьные брюки. «Рубашку слюнями испачкал что ли?», — усмехнулся Чуя, но, осознав, что звучит двусмысленно, пресек мысль. — Ты где эту футболку достал? — приподняв одну бровь и избежав случайно упавшего на чужие губы взгляда, спросил Чуя. Дазай оперся одной рукой на столешницу — во второй была лопатка — и улыбнулся. — В шкафу твоей сестры. — беспечно отозвался Осаму. — Ты рылся в шкафу моей сестры?! — возмутился Чуя. Дазай всплеснул руками. — А что мне было делать? — Накахара знал, что он прав, но все равно нахмурился. — Не в школьной же рубашке ходить третий день! — Ты все равно не голый. — пробормотал Чуя, имея в виду бинты. На лице Дазая уже расплылась хитрая ухмылка, но Накахара мгновенно перевел тему. — Ладно, взял так взял. — Спасибо за разрешение, о, любезнейший Чуя-кун. — Что ты делаешь? — проигнорировав подколку, спросил Чуя. Ему было неловко стоять на одной кухне с Дазаем, и юноша не знал, какое из его желаний было сильнее: заставить себя перестать чувствовать неловкость или не дать Дазаю узнать об этом. — Готовлю. — Я вижу, придурок. — огрызнулся Чуя и не понял, почему огрызнулся. — Что ты готовишь? — Яичницу по-французски. — с готовностью отозвался Осаму и отвернулся к плите. Накахаре показалось, что Дазай вздохнул, и юноше стало стыдно. Несмотря на включенный гостем кондиционер, на шее Чуи скопился пот. — То есть яичница с… — Чуя подошел ближе, заглядывая в сковороду, где пузырились яйца. — Сосисками, помидорами, кукурузой и… хлебом? — Это все, что я у тебя нашел. — спокойно ответил Дазай. — Я не виноват, что у тебя в холодильнике мышь повесилась. — Ну, хотя бы не ты. — отозвался Чуя, и Дазай хрипло рассмеялся. Чуя отошел к балкону и вскользь посмотрел на то место, где они вчера стояли. Пачка сигарет и зажигалка была пристроена на полу у балконной двери, хотя Чуя не помнил, чтобы кто-то из них её туда клал. — Между прочим, я впервые выспался тут. — заметил Дазай, вырвав Чую из мыслей. — Не понимаю, чего ты жался на кровать. — Во-первых, я не жался. — отозвался Чуя, слегка поморщившись. — Во-вторых, ты вообще не должен тут ночевать. — Как невежливо! — возмутился Дазай. — Я и мусор с утра выкинул, и прибрался, и завтрак приготовил… — Какой хозяйственный. — не выдержал и прыснул Чуя. Дазай обиженно хмыкнул, но Накахара сразу понял, что обида притворная. «И все же, он ведет себя странно», — заметил Чуя. Чтобы просто так не стоять в напряжении, он принялся накрывать на стол. — Мог бы и спасибо сказать. — добавил Дазай. Увидя, что Чуя достал тарелки, он без спросу вырвал их из чужих ладоней, чтобы положить туда свое съестное творение. Пальцы Осаму коснулись ладони Чуи, и Чуя с неким разочарованием заметил, что ладони у Дазая вновь ледяные. В следующее мгновение юноша разозлился на себя: он что, на каждое прикосновение Дазая будет так реагировать? Лучше сразу дать самому себе в нос, сильнее, чем Гоголь. — Спасибо за то, что впервые что-то сделал по дому, в котором живешь уже неприлично долго. — съязвил Чуя. Дазай закатил глаза. — Возьму, уйду и не вернусь! — словно оскорбленный ребенок, заявил Дазай. — Правда? Скажи, когда конкретно, я вино куплю, чтобы отпраздновать. — Тебе не продадут. — ухмыльнулся Дазай. — Ты же на двенадцать лет выглядишь. — Еще один звук, и попробуешь яичницу ебалом. — Но рот и так на ебале, Чуя-кун. — Ты правда хочешь выбесить меня с самого утра? — уточнил Чуя, застыв у отодвинутого стула. Дазай покачал головой и первый уселся за стол, хватаясь за палочки. — Я так и подумал. Обменявшись привычным «Приятного аппетита», юноши принялись за еду. Чуя не ожидал, что проснется голодным, но, как только взгляд упал на не такую уж и ужасную яичницу, желудок сжался в немой просьбе. Впрочем, вкуса Дазаевской мешанины Накахара так и не уловил: те несколько минут, пока они молча жевали, юноша исподлобья смотрел на Дазая. Тот выглядел как всегда — только волосы были растрепанней, чем обычно, а бинты казались посеревшими. Никаких следов вчерашней выпивки и, что Чую волновало больше, никаких признаков того, помнит ли он вчерашнее. Наконец, Накахара не выдержал. — Дазай. — лениво обратился он к Дазаю, хотя сердце снова забилось быстрее. Пальцы, державшие палочки для еды, напряглись. — Да, Чуя-кун? — отозвался Осаму, но взгляд не поднял, ожидая вопроса. Чую это устраивало: если бы Дазай посмотрел ему в глаза, было бы хуже. — Насчет вчерашнего… — начал Чуя, смотря одновременно на и сквозь Дазая. Концы ушей покраснели, и юноша невольно задумался, краснел ли так вчера. Вдруг, Дазай поднял на собеседника удивленный взгляд. — А что было вчера? — удивленно осведомился Дазай, отправив в рот кусок слегка подгоревшей сосиски. Чуя чуть не подавился, хотя рот его был пуст. Он что, забыл? Или прикалывается? Как только Накахара поднял взгляд и заглянул в абсолютно спокойные, светло-карие глаза Дазая, он все понял. Пальцы дрогнули на палочках. Конечно, Дазай все помнит — нет же у него частичной амнезии, в конце концов. «Видимо, он был пьянее, чем ты», — рассудил Чуя. Он незаметно выпрямился на стуле. Дазай жалеет о вчерашнем, поэтому им обоим лучше об этом забыть. Намек ясен. — Коё сказала, что я не могу с ней увидеться, помнишь? — выстрелил Чуя, посмотрев Дазаю прямо в глаза. Грудь сдавило, но Накахара уверил себя, что с ним все в порядке. Он скорее подавится, чем даст Дазаю понять, что ему обидно. — Конечно, помню, Чуя-кун. — Дазай усмехнулся и снисходительно посмотрел на Чую, словно не понимая, почему он задает такие глупые вопросы. — Мы не настолько пьяны были. Тварь. Чуя закатил глаза, изобразив раздражение остротой собеседника, хотя сам был готов вскочить и закричать. «Ты же всё помнишь, идиот». Юноша сглотнул и заставил себя продолжить трапезу. Его это, в конце концов, не так уж и заботит. Если Дазай не хочет вспоминать о том, что они неоднократно целовались, то и Чуя забудет — ничего это не значит. Абсолютно ничего. — Нужно придумать план. — прожевав, выдавил Чуя. — Коё действительно лучше оставаться у Ёсано. — Дазай чуть нахмурился, размышляя. Чуя заставил себя вернуться к мыслям о более важных вещах. Гораздо более важных. — Так что резких движений совершать не нужно, вдруг нас прижмет Сакагучи… — Я не смогу вернуться в школу. — перебил его Накахара. Мысли о том, что он может из-за всех этих криминальных разборок остаться без образования, перекрыли жгучие мысли о пьяных поцелуях. — Почему? — искренне удивился Дазай. «Этот придурок ничего искренне не делает», — прервал себя Накахара, и стук его сердца отдался ритмичным разочарованием. — Ты издеваешься? — нахмурился Чуя. — Достоевский и Гоголь мне и дня там просидеть не дадут. — Тебя никто не тронет. — резко сказал Дазай, но быстро спохватился. Чуе показалось, что он увидел на чужом лице борьбу, но, возможно, он просто придумывал Дазаю эмоции, которых тот вовсе не испытывал. — Ты не можешь это гарантировать. — заметил Чуя, доедая яичницу. Готовит отморозок все же неплохо. — Не могу. — согласился Дазай, улыбаясь краями губ. — Но в школе никто ничего тебе не сделает. Особенно, если ты не будешь оставаться один. — Ты предлагаешь мне с няньками постоянно таскаться? — Чуя начал злиться, и ему стало горько от этого. — А что ты предлагаешь? — выгнул бровь Дазай, и Чуя почти вскочил, чтобы ударить его стаканом по этой самой брови — а все потому, что Осаму был прав. Накахара мог только выжидать и опасаться всех и всего сразу, и это бессилие разрывало юношу изнутри. Не получив ответа, Дазай ободряюще улыбнулся. — Не волнуйся, Чуя-кун. — от этой фразы Накахаре стало в разы тяжелее. — В конце концов, ты можешь позвонить Ёсано-сан, и она… — Нет. — Чуя мотнул головой. — Не хочу, чтобы она решала мои проблемы. — Вообще-то, это её проблемы. — Дазай насмешливо фыркнул. — В которые ты случайно оказался втянут. — Если бы я с самого начала не стал рыть… — То «Крысы» похитили бы тебя раньше, так еще и без знаний. — заметил Дазай, и Чуя вновь со злостью понял, что он прав. Когда Накахара задумался о том, как ему объяснить свое отсутствие в школе в совокупности с тем, что с его опекуншей связаться тоже пока что нельзя, а Дазай, с не менее задумчивым выражением лица, принялся гонять последний кусок поджаристого хлеба по тарелке, случилось то, что никто из них не ожидал — звонок в дверь. В дверь квартиры Коё позвонили, и Чуя резко вскочил со стула, а Дазай выпрямился и ошарашенным взглядом посмотрел в коридор. — Блять. — вырвалось у Накахары. Спина похолодела, а ладони вспотели: юноша сразу подумал, что пришли прихвостни Достоевского или он сам. Чуя медленно перевел взгляд на Дазая, и несколько секунд они в молчаливом испуге смотрели друг другу в глаза. Если бы не страх того, что сейчас в квартиру вломятся русские наемники, Накахара бы посмеялся над тем, как непривычно выглядит шокированный Осаму. — Подожди, может, это соседи. — прошептал Дазай. Как только Чуя подумал, что в этом есть смысл, и осторожно пошел к шкафчику, где лежали ножи, раздался второй звонок. На этот раз Дазай тоже встал. — Просто сделаем вид, что никого нет дома. — добавил Чуя шепотом, но все равно взял самый большой кухонный нож. Увидя это, Дазай усмехнулся, несмотря на явное напряжение. — Ты собрался их нашинковать? — Заткнись, идиот, иначе нашинкую я тебя. — оборвал его Накахара. — А я-то что сделал?! — удивился Дазай. Они разговаривали шепотом, поэтому возмущение Дазая прозвучало очень комично. — Я обеими руками за салат а-ля руссо. — Соседи вряд ли будут звонить в третий раз. — более-менее успокоившись (конечно же не благодаря тупым шуткам Дазая), произнёс Чуя. Естественно, через мгновение прозвучал третий сигнал, а следом осторожный стук в дверь. Накахара нахмурился. — Это русская мафия так вежливо стучит? — озвучил его мысли Дазай. Чуя подавил усмешку. — Может, это та старушка, которая по соседству живет. — предположил Чуя, хотя очень сомневался в этом: старушке было лет за девяносто, и одна она никогда не выходила из квартиры. Юноша тихо двинулся к двери, надеясь, что его шаги не слышно снаружи. — Ты нож-то положи. — прошипел ему вслед Дазай. — А то труп бабули будем закапывать. — Ничего мы не будем закапывать! — шикнул на него Чуя, но нож спрятал за спину. За дверью послышалось чье-то бормотание, и юноше показалось, что голоса мужские. Он обернулся и с удивлением обнаружил, что Дазай уже стоит рядом с ним. «Он явно упражнялся в бесшумной ходьбе». — Ты слышал это? — резко спросил Осаму, приподняв указательный палец и прислушавшись к абсолютной тишине. — Слышал что? — не понял Чуя, потому что и вправду ничего не услышал. Дазай открыл рот, чтобы объяснить, как вдруг за входной дверью раздался негромкий, но отчетливый кашель. Разум Чуи пересекла единственная мысль, и, пока он не решался верить ей, Дазай подошел вплотную к двери. — Акутагава-кун? — крикнул он, припадая к зрачку. Чуя дернулся вперед, невольно достав нож из-за спины. — Ты идиот? — зашипел он на Осаму. — Что, если это не он, и… — Дазай-сан? — послышался неуверенный голос за дверью. Это был Акутагава. Чуя остановился, облегченно выдыхая. — Дазай-кун, Накахара-кун, это мы! — естественно, раздался голос Ацуши. «Ну конечно же», — догадался Чуя. — «Осторожный стук ему и принадлежал». Пока он размышлял, Дазай распахнул дверь. Чуя подошел ближе к непрошеным гостям, сталкиваясь с Осаму в дверном проеме. Перед ними действительно стояли Ацуши и Акутагава: оба в школьной форме и с рюкзаками за спиной. «Учебный день что, уже закончился?», — удивился Чуя, но вслух ничего не сказал: вопросы у него имелись и поважнее. Акутагава смерил Чую таким недовольным взглядом, будто он был виноват в том, что жил в своей квартире, а Ацуши, явно чувствуя себя неуютно, почесал затылок. — Ты им сказал, где я живу? — возмутился Чуя, посмотрев на Дазая. Когда тот приложил руку к сердцу и отрицательно замотал головой, юноша обернулся к одноклассникам, угрожающе хмурясь. — Откуда вы знаете, где я живу? — Накахара-кун, мы с миром! — выпалил Ацуши, приподнимая руки в знаке капитуляции и отшатываясь. Чуя заметил, что случайно выставил в их сторону кухонный нож, и поспешно опустил его. Дазай рассмеялся, и Накахара мгновенно ударил его локтем в ребро — ох со стороны скумбрии доставил юноше только удовольствие, как и помрачневшее лицо Акутагавы. — Я пролез в школьную базу и достал твой адрес. — признался Акутагава, заметив на себе выжидающий взгляд Ацуши. Накаджима с готовностью закивал, словно без этого Рюноскэ бы никто не поверил. — Яблоко от яблони, мать твою. — выдохнул Чуя, имея в виду Дазая. Тот невинно улыбнулся и показал Акутагаве большой палец, будто Накахара слепой, за что мгновенно получил второй тычок в ребро. Ацуши не удержался и прыснул. — Мы с Чуей-куном вас не ждали. — начал Дазай. — Естественно, блять, не ждали. — перебил его Чуя. — Что вы здесь делаете? — Можно было и повежливее, мы, вообще-то, по делу. — заметил Акутагава, презрительно скривив бледные губы. — Правда? — Чуя скрестил руки на груди. Нож блеснул в свете лампы, и Накаджима с опаской покосился на столовый прибор. — И что за дело такое? — Дазай-кун, это пижама? — вдруг спросил Ацуши, показав на футболку Коё. — Я не уверен, Ацуши-кун. — признался Дазай и ухватился за ткань, рассматривая узор. — Но она какая-то стремная… — Ты охуел? — огрызнулся Чуя. — Коё любит эту футболку, вообще-то… — Это футболка Коё-сан? — Ацуши удивился и принялся метать свой желто-карий взгляд от Дазая к Чуе, отчего у Накахары на языке появился привкус горечи. — Да, я, к сожалению, еще не привез свои вещи… — ответил Дазай. — Какие еще вещи? — чуть нож не уронил от удивления Чуя. — Ты совсем… — Мы пришли по делу. — гаркнул Акутагава, чем напугал только Ацуши. — О Гоголе. Чуя застыл, крепче взявшись за рукоятку ножа. Он сразу задался вопросом, откуда одноклассники вообще в курсе происходящего, но вскоре вспомнил о том, что Акутагава спас Дазая от полета вниз головой, а где Рюноскэ — там и нервно потирающий тонкие пальцы Ацуши. Лицо Дазая подернулось тенью, а уголки губ опустились. Посмотрев поверх голов непрошеных гостей и рассмотрев выходящего из квартиры соседа с большой мохнатой собакой, Чуя без лишних слов вложил нож в ладонь Дазая — тот удивился, но нож взял и разумно отступил вглубь коридора — и схватил за плечи обоих одноклассников, втаскивая их в квартиру. — Что с Гоголем? — спросил Дазай, как только Чуя захлопнул входную дверь. Осаму с напряженным выражением лица смотрел на Акутагаву. Чуя, чтобы не стоять на месте, забрал у Дазая нож и направился на кухню. Все остальные потянулись за ним, словно он запретил им оставаться в коридоре. — У вас очень милый интерьер. — заметил Ацуши, с интересом рассматривающий кухню и те комнаты, которые мог видеть оттуда. — У Коё-сан явно есть вкус. — Ага. — мрачно отозвался Акугатава. Его убийственный взгляд упал на сложенную в раковине посуду и брошенные на столе палочки для еды. — Вижу, вы тут очень мило завтракаете. Чуя нахмурился и уже хотел переспросить, что он имеет в виду, но Ацуши вдруг нервно засмеялся и пихнул Акутагаву локтем в бок. Накахара, недоуменно наблюдая за ними, положил нож на место. Дазай вообще замолчал, уйдя в свои глубокие раздумья. — Конечно они завтракают, Акутагава-кун. — быстро проговорил Накаджима, вызвав еще большие подозрения. — Завтрак — это очень важный прием пищи, и… — Так что там с Гоголем? — перебил его Чуя. У него не было ни сил, ни желания это выслушивать, к тому же, разум уже подкинул идею, почему Акутагава себя так ведет. Дазай медленно кивнул, но его взгляд все еще был затуманен. — Он очень зол. — начал Акутагава, бросив угрюмый взгляд на Чую. — Чуть не приложил меня лицом о раковину в туалете. — Что?! — подпрыгнул на месте Ацуши, пораженный словами друга. — Ты же сказал, Гоголь-кун просто нагрубил тебе! — Ну, это было довольно грубо. — отозвался Акутагава. Дазай прыснул, но, когда Чуя обернулся к нему, взгляд карих глаз был крайне серьезен. — За что? — спросил Чуя. Акутагава приосанился, словно собирался рассказать о своем героическом подвиге. — Как он выразился, за то, что помешал размозжить череп Дазая. — на одном дыхании произнес он, и Дазай рассмеялся. Акутагаву это явно задело, но он постарался этого не показывать. Ацуши, почему-то, застыл с крайне виноватым лицом. — Но у него не вышло разбить мне лицо… — Мы заметили, Акутагава-кун. — оборвал его посерьезневший Дазай. Акутагава нахмурился и отвел взгляд, а Чуя поразился интонации Дазая: его младшего братца чуть не избили из-за него, почему этот придурок ведет себя так, словно Рюноскэ еще и виноват. Дазай, впрочем, не заметил реакции приятелей. — Он что-то еще говорил? — Что-то пробормотал по-русски. — пожал плечами Акутагава. — Я ничего не разобрал. — Естественно. — быстро кивнул Дазай, припечатав этим словом младшего брата. «Да что это с ним?», — пораженно подумал Чуя, но промолчал. — Акутагава-кун, ты не сказал про Достоевского-сенсея. — напомнил Ацуши, когда Акутагава насупленно замолчал. — Погодите, а сколько человек в курсе происходящего? — вставил Накахара. Он жалел о том, что Акутагава случайно оказался втянут во все это, а тут еще и Ацуши — и Чуя не удивится, если выяснится, что паренек разболтал всей параллели. — Я ничего ему не… — начал оправдываться Рюноскэ. — Акутагава-кун сказал, что это секрет! — перебил его Ацуши, чем вызвал неодобрение в вороньих глазах, но не обернулся, чтобы заметить его. — Я правда ничего почти не знаю! — Если бы ты ничего не знал, тебя бы здесь не было. — подметил Дазай. Ацуши густо покраснел, словно Дазай прилюдно отругал его, а Акутагава вовсе сник. Чуя едва удержался, чтобы не схватить мокрую сковороду и не огреть Дазая по голове. — Ладно, это неважно. — махнул Накахара рукой, хотя осведомленность Накаджимы тоже его не радовала. — Что про Достоевского? — Они с Гоголем поссорились. — продолжил рассказ Акутагава. Он немного выпрямился, разглядев интерес в глазах Дазая. — Кричали друг на друга, а потом Гоголь вылетел из кабинета и хлопнул дверью… — Аж стена затряслась. — вставил Ацуши. — Из-за чего произошла ссора, я не уверен. — не обратил на комментарий друга внимание Акутагава. — Но Достоевский был зол из-за какого-то события, и… — Что? — спросил Дазай, едва его приемный брат замолчал. — По-моему, он упоминал ваши имена. — Акутагава прочистил горло. — Я почти уверен в этом. Вы ничего не делали? Чуя сразу понял, что Достоевский узнал про проникновение в их квартиру, и ладони у него похолодели. «Что, если ему сказал Сакагучи?», — размыслил юноша. — «У них есть доказательства?». Когда он посмотрел на Дазая, чтобы убедиться, что тот тоже понял, о чем речь, то заметил, что Дазай пристально смотрит на него. «Не говори им», — взглядом сказал Дазаю Чуя, надеясь, что тот поймет и доверится Чуе, не став упоминать об их преступлении. Бледный подбородок чуть заметно пошевелился — Осаму понял. — В смысле? — спросил Дазай у Акутагавы. Судя по виду пришедших, они не заметили переглядок. — Что мы могли сделать? — Я не знаю. — пожал плечами Акутагава. — Но выглядит так, будто вы двое — заноза в заднице Достоевского. — Это связано с преступностью, да? — испуганно спросил Ацуши. Он и вправду ничего не понимал, и Чуе стало его жаль: не только потому, что паренек оказался втянут в нелегальное дерьмо, его никак не касающееся, но и потому, что он уже является свидетелем, а все еще не понимает, что происходит. — Да. — Накахара кивнул до того, как Дазай выдал прекрасную ложь для Ацуши, и выдержал удивленный взгляд Осаму. — Поэтому мы ничего и не рассказывали. Ацуши одновременно успокоился и заволновался, нервно переминаясь с ноги на ногу. Акутагава же стал еще угрюмее, и на этот раз Чуе стало жаль его — Рюноскэ пытался перехватить взгляд старшего брата, которому было не до него. «А до кого Дазаю есть дело?», — вдруг задумался Чуя, искоса взглянув на Осаму. — «До меня? До себя?». Юноша не нашел ответа. — Еще что-то? — спросил Дазай, наконец увидев взгляд Акутагавы. — Что происходит? — вместо ответа спросил Рюноскэ, посмотрев прямо в карие глаза. — Я должен знать, если Гоголь еще раз попытается отыграться на мне вместо вас двоих. Брошенное по привычке «я» сильно резануло по Ацуши, и Чуя тут же это заметил, несмотря на попытки Накаджимы скрыть все эмоции и сделать вид, что он вообще Акутагаву не слушает, а все его внимание сосредоточено на голубом небе за балконным стеклом. Чуя признавал правоту Акутагавы, но уже знал, что Дазай ничего ему не расскажет — не только потому, что он бывает жесток к младшему братцу, но и потому, что Накахара тоже бы ни слова не сказал. Осаму недовольно выдохнул, но поддельным недовольство не было. — Не думаю, Акутагава-кун. — припечатал он словами Рюноскэ. Тому не удалось скрыть эмоции: бледные губы дрогнули, а между редкими бровями прорезалась трещина. — А что? — Даже не знаю, что. — в нарастающем гневе выпалил Акутагава. Ацуши напрягся, но не пошевелился. Они с Чуей переглянулись, и Чуя выдавил из себя виноватую улыбку — Ацуши не понял. — Почему ты ночуешь здесь? — Потому, что не хочу ночевать дома. — пожал плечами Дазай. Его голос стал резким, как взмах кинжала, и Чуя задумался, слышал ли хоть раз Дазая таким. — Не понимаю, почему это должно тебя касаться. — Ты серьезно? — прошипел Акутагава в обиде, надежно скрытой под злостью. — Тебе нравится спать тут? — Эй. — окликнул его Чуя. Что этот щенок себе позволяет? — Тут тебе не клоповник, вообще-то. — Я тебя не спрашивал. — ядовито усмехнулся Акутагава. Чуя знал, что не должен поддаваться на провокации обиженного одноклассника, но злоба, как и всегда, пришла раньше здравого смысла. — Чего ты там вякнул? — прорычал Накахара, подаваясь вперед. — Ты в моей квартире и огрызаешься? — Ой, простите, я забыл, как вас легко задеть. — прошипел Акутагава, гордо задирая подбородок. — Если ты думаешь, что я не начищу… — начал Чуя, невольно сжав оба кулака. — Ну так начисть. — выплюнул Рюноскэ, окончательно взбесив Чую. Едва он шагнул в сторону Акутагавы, Дазай схватил его за плечо и остановил. Накахара мгновенно взметнул красноречивый взгляд на Дазая — хули он тут руки распускает! — но тот медленно покачал головой. — Успокойтесь оба. — не приказал, а попросил Дазай, сжимая плечо Чуи. Чуе было все равно на его просьбы, и он резко сбросил ладонь Осаму. Органы вновь сжала обида, но Накахара приказал ей уйти. — Да, давайте спокойнее… — поддакнул Ацуши, явно мечтающий оказаться как можно дальше от собравшейся компании. На его слова никто не обратил внимания. — Нет, ты скажи. — процедил Акутагава. Потеряв весь интерес к Чуе, он впился взглядом в старшего брата. — С ним правда лучше? «Чем со мной», — ясно увидел Чуя в глазах Акутагавы. Вся его злость сгладилась, и Чуя остановился, растеряв все желание срываться на Рюноскэ. Теперь он понял, в чем дело, и даже проникся непонятным состраданием к Акутагаве. Он ревнует Дазая ко мне. Накахаре стало и грустно, и смешно, но на лице отразилось только недовольство. — Какая тебе разница? — Дазай устало вздохнул, посмотрев на младшего брата. Уголки губ Осаму приподнялись в вымученной улыбке, но Чуя знал наверняка, что Дазай притворялся — как самая последняя мразь. — Ты знаешь, почему я не прихожу. — Да, Акутагава-кун, почему тебя волнует? — резко, непривычно громко спросил Ацуши. Когда Акутагава недоуменно на него посмотрел, Накаджима спокойно улыбнулся, но его янтарные глаза горели перемешавшимися эмоциями. — Пусть Дазай-кун живет там, где хочет. Акутагава, словно осознав какую-то свою оплошность, приоткрыл рот, но так ничего и не сказал. Он отвел взгляд в сторону и отшагнул от Дазая, невольно оказываясь ближе к Ацуши. Тот нарочито слышимо откашлялся и скрестил руки на худой груди. Вдруг, Чуя почувствовал на себе взгляд Дазая. Искоса он видел, что в карих глазах блеснули хитрые искры — Осаму получил подтверждение факта, который изложил Чуе еще давно. Только вот Накахаре было не до этого, и он даже не взглянул в сторону Дазая. — Что-то еще случилось в школе? — задал первый пришедший на ум вопрос Чуя, чтобы выкорчевать затянувшуюся тишину. Акутагава и Ацуши подняли взгляды на него, и вдруг оба едва не подпрыгнули на месте, явно что-то вспомнив. — Мне уже страшно… — признался Дазай, заметив эту переглядку. Чуя был с ним солидарен, но вслух этого не высказал, уставившись на Акутагаву и Ацуши. «Черт, ну что еще…». — Куникида-сенсей просил передать, что у вас неаттестация по математике. — с виноватой улыбкой сообщил Накаджима. — У обоих. — Чего? — вырвалось у шокированного Дазая, который, видимо, вообще запамятовал, что учится в школе. — Твою мать. — в унисон с ним выругался Чуя, резко вспоминая, что Куникида и впрямь обещал им серию зачетов. Они с Дазаем умудрились пропустить все из них. Разочарование в самом себе окрасило уши Чуи в красный — он шумно втянул воздух. Теперь придется разбираться еще и с долгами по учебе! — Вот, до чего доводят войны с русскими преступниками. — заметил Акутагава. «Да он издевается что ли?!», — взорвался Накахара. — «Будто у меня был выбор!». — Что ты там пропищал? — прошипел Чуя, цепляясь взглядом за мрачное лицо Рюноскэ. Тот криво ухмыльнулся, словно только этого и ждал. — В твоей карточке не написано, что ты глухой, Накахара. — нагло съязвил Акутагава. — Я сейчас тебе гортань так выверну, что ты… — Только подойди ко мне, я… — Успокойтесь вы оба! — синхронно рявкнули Дазай и Ацуши. — Заебали! При вырвавшемся из собственного рта матерном слове Накаджима начал краснеть, а Дазай захохотал — и, на всякий случай, заработал щедрый пинок от Чуи.

***

Несмотря на то, что Чуя постепенно успокоился и убедил себя в том, что все люди вокруг вовсе не вызывают у него сильнейшее раздражение, когда юноша остался в одиночестве на тротуаре развилки, он выдохнул с облегчением. Накахара, вместе с Дазаем, Акутагавой и Накаджимой могли разойтись еще около дома Коё, но в итоге прошагали вместе до набережной. По дороге Чуя успел выяснить у Ацуши, почему они так рано ушли из школы — как оказалось, Куникида, к шоку всего класса, отпустил их после зачета. Чуя вздохнул, так и не придумав (и, вообще-то, не особо и стараясь), что делать с неаттестацией по математике, но заметивший это Ацуши похлопал одноклассника по плечу и заверил, что Куникида-сенсей — не чудовище, и, если Чуя объяснит всю ситуацию (то есть, пропажу Коё, а не преступления, в которых он замешан) то математик разрешит ему пересдать. — А мне? — расслышав, о чем они говорят, тут же спросил Дазай. Улыбка Ацуши дрогнула. — И тебе, Дазай-кун. — произнес Накаджима, но совсем не уверенно. Чуя прыснул: все и так знали, что Дазай — едва ли не самый ненавистный ученик Куникиды. Накахара не имел ни малейшего понятия, как этот придурок собирается выпутываться из передряги с математикой, но не хотел думать над тем, как спасти еще и его задницу. Да, Чуя был зол на Дазая. Когда они расходились, Ацуши и Акутагава очень сжато попрощались (Чуе показалось, что Ацуши вел себя странно с Акутагавой, но тот ничего не заметил — слишком был занят тем, что нес свое недовольное ебало), и Рюноскэ попросил Дазая вернуться домой, тихо упомянув, что Мори там нет. Чуя думал, что Дазай выдумает еще какую-нибудь отмазку, но Осаму согласился почти моментально. «Это было не обидно», — уверял себя Чуя. — «В конце концов, это его дом. Пусть хотя бы для разнообразия туда наведается». Чуя же всех оповестил, что собирается пойти в психиатрическую лечебницу к Ёсано и попытаться незаметно поговорить с ней, сделав это для того, чтобы хотя бы кто-то знал, где он находится. Дазай, попрощавшись со всеми и уходя за Акутагавой, попытался поймать взгляд Чуи, но тот, заметив его попытки, намеренно отвернулся. Возможно, Чуя все-таки и не был зол на Дазая — скорее, он был обижен на него. По пути в клинику Накахара изо всех сил пытался перевести свои мысли на Коё, на Ёсано, на виски, на математику, да на что угодно, лишь бы в голове не возникали сухие, как наждачка губы Дазая, его отвратительные прикосновения и стрёмный блеск в глазах. Лучше бы он забыл вчерашнее. Да, проснулся бы, Дазай сказал бы, что ничего не было, и они оба продолжили бы жить своими запутанными жизнями — вот только Чуя, в отличие от Осаму, так никогда не смог бы. Свернув, чтобы скоротать путь до клиники, юноша шумно вздохнул. Утром, после пробуждения, он задумался, значили ли те поцелуи что-то для Дазая. И ведь он получил ответ: нет, не значили, Дазай предпочел бы их забыть, о чем ясно дал понять. Тогда в чем твоя чертова проблема, Накахара? Чуя не был уверен, был ли он зол на Дазая, но он со сто процентной вероятностью был зол на самого себя. Юноше казалось, что его эмоции вновь встают на пути решения всех проблем. Его сестра в бегах, а его самого может в любой момент похитить криминальная группировка, а все, о чем он думает, это какой-то парень? Накахара был готов расхохотаться, не заботясь о прохожих, которые примут его за шизофреника. «Как все докатилось до этого?», — поражался Чуя. — «Это же гребаный Дазай. Он же ужасен». Не желая верить в то, что уже давно осознал его разум, юноша помотал головой (привлекая внимания лишь маленькой девочки с игрушечным автобусом). Нет, этого не может быть. Он просто сам себя накручивает из-за дебильной излишней эмоциональности, просто потому, что еще ни разу не напивался и не целовался с кем-то вот так. На самом-то деле, все произошедшее для него тоже ничего не значит — да этому есть минимум сотня причин! Во-первых, Чуя не гей. В Токио его часто обзывали пидором из-за длинных волос, хороших манер и безупречного вкуса в одежде, но Чуя просто подкрашивал кровавым лица всех, кто осмеливался такое сказать, пока подобных комментаторов не осталось. Несколько раз с ним пытались познакомиться парни, но Накахара, с вежливой улыбкой, отвечал, что он не заинтересован. В силу юного возраста, он ни разу не испытывал сильных чувств к кому-либо, поэтому предпочитал не вешать на себя ярлыки, связанные с ориентацией, но Чуя целовался с девочками. Несколько раз. С очень красивыми и добрыми девочками, которые ему нравились. Он бы не сказал, что ему противны женщины, он мог представить себя в отношениях с девушкой, а о парнях в таком ключе ни разу не задумывался — наоборот, это казалось Накахаре странным, непривычным. Во-вторых, Дазай-то точно гетеросексуален. В школе у него была репутация бабника, да и сам Чуя видел порой, как Дазай засматривался на проходящих девушек. Нет, Дазаю точно не нравятся парни, он просто был пьян (как и Чуя), и, видимо, у них у обоих гормоны сыграли немного не так, как надо. Были бы обстоятельства другими, Дазай бы точно не поцеловал Чую и, если бы Чуя его поцеловал, не ответил бы взаимностью. «Да какая разница», — прервал мысли Накахара. — «Неважно, как бы он ответил, я-то бы не стал его целовать!». Чуя предпочел забыть, с какой настойчивостью он этим занимался меньше суток назад. Завидев знакомое здание психиатрической клиники, Накахара зашагал быстрее и начал продумывать, как будет искать Ёсано, чтобы идиотские мысли в голову не лезли. В клинике было прохладно и, как и в прошлый раз, когда Чуя сюда приходил, пустынно. Юноша невольно вспомнил тот самый день, когда понес Коё забытое ею бенто. «Знал ли я, что меньше, чем через месяц, я буду скрываться от министерства обороны без возможности встретиться с родной сестрой?», — с невеселой усмешкой подумал Чуя. Ему также вспомнилось, как еще недавно он считал, что его жизнь пошла под откос, как только он встретил в медкабинете Дазая и спас его от попытки повеситься. Накахара вдруг понял, что с тех пор его жизнь действительно затрещала по швам — но с Коё, Мори, Достоевским или кем-либо еще это связано не было. Прочистив горло заранее и прогнав не важные в данный момент мысли, Чуя решительно направился к стойке администрации. «Хорошо, хоть тут Ёкомидзо не работает», — подумал Накахара и чуть не скривился при воспоминании о лицемерной тетке. Сразу после этой мысли Чуя почти улыбнулся: за стойкой, надев большие белые наушники и покачиваясь в такт музыке, сидела Хигучи. Её светлые волосы, как и в предыдущую их встречу, были собраны в аккуратный пучок, но пряди у лица отпущены. — Хигучи-сан. — обратился к ней Чуя. Девушка ничего не услышала, поэтому Чуе пришлось перегнуться через стойку и пальцем стукнуть по её наушнику — тогда Хигучи подскочила на стуле, тут же снимая наушники и едва ли не бросая их на стол. — Извините! — крикнула она, поднимая взгляд карих глаз. При виде Чуи Хигучи сначала успокоилась, а потом побледнела от удивления. — Накахара-кун, это ты? «Гениальный вопрос», — подумал Чуя, но решил не язвить. Вежливо улыбнувшись, он кивнул. — Добрый день, Хигучи-сан. — Добрый, какими судьбами? — девушка улыбнулась, хотя они с Чуей виделись всего один раз и точно не были друзьями. «Наверное, ей здесь одиноко», — вдруг подумал Накахара. — «Особенно, когда нет Коё». — Я пришел к Ёсано-сан. — сразу сказал Чуя. Хигучи заметно напряглась, усаживаясь удобнее в кресле на колесиках. — Ёсано-сенсей… Нет на работе. — пробормотала Хигучи с явной заминкой. — Она на больничном. Простуда. — Хигучи-сан, я… — Чуя хотел объяснить ей, что в курсе, почему Ёсано не вышла сегодня, но девушка резко дернулась вперед, локтями опираясь на стол и приподнимаясь. — Я слышала про твою сестру. — затараторила Хигучи, смотря Чуе прямо в глаза. — Это ужасно, что её снова похитили. — Ага… — Накахара замер. Он, если говорить откровенно, ничего не понял. Хигучи знает про то, что Коё на самом деле у Ёсано? Если нет, то ему придется уйти, так ничего и не добившись — вкус досады почти прочувствовался на языке, когда взгляд Хигучи вдруг метнулся к камере наблюдения. — Не смотри туда. — резко прошипела Хигучи, когда Чуя едва тоже не посмотрел в сторону камеры. Чуя послушно кивнул, заставив себя сосредоточиться только на собеседнице. — Вы в курсе, да? — на всякий случай переспросил Накахара. Хигучи медленно кивнула. Её пальцы быстро начали искать среди папок и конвертов маленький листок голубой бумаги и ручку. — Я могу передать сообщение. — Хигучи немного улыбнулась, и Чуе показалось, что в её глазах блеснул заговорщицкий огонек. Чуя замялся: вообще-то, он мог позвонить Ёсано, но вслух эту мысль не высказал. «Если Хигучи опасается камеры наблюдения», — рассудил юноша. — «То звонить тоже будет небезопасно». — Передай, чтобы она была аккуратна и не делала ничего глупого ради меня. — тихо проговорил Чуя, невольно представив лицо сестры. Подумать только, они поругались в свою последнюю встречу. «Не последнюю, а крайнюю». — Скажи, что я… «Я не думаю, что я в безопасности. Я точно не в безопасности. Я не выношу оставаться дома одному, хотя мне восемнадцать лет. Я, кажется, сомневаюсь в своей ориентации. Я не сомневаюсь в своей ориентации. Я запутался. Я боюсь. Я…». — Что? — переспросила Хигучи, быстро накалякав сообщение на бумажке своим абсолютно неразберимым почерком. Чуя сглотнул заболевший ком в горле. — Я скучаю по ней. — закончил он, заставив приподнять уголки губ в улыбке. Судя по тому, как Хигучи отложила ручку и сочувственно посмотрела на него, ему лучше не улыбаться. — Накахара-кун, ты в порядке? — спросила Хигучи, и Чуя не понял, зачем: неужели ей правда нужна ложь? — Я справляюсь. — увильнул Накахара, догадавшись, как странно сейчас будет звучать, если он задорно ответит, что все заебись. Хигучи понимающе кивнула и незаметно спрятала листок с посланием в рукав. — Кстати, я все хотела сказать… — вдруг проговорила Хигучи, и Чуя заранее напрягся, недоумевая, что она может ему сказать. — Прости меня. — За что? — не понял Чуя и нахмурился. — За прошлый раз, за что же еще! — Хигучи рассмеялась, но Накахара понял, что девушка действительно чувствует себя виноватой. — Из-за меня ты слонялся по клинике, и тебе пришлось спасать пациента… — А, вы про Дазая? — Чуя не выдержал и усмехнулся. — Ничего страшного, мы вроде как подружились. «И вроде как поцеловались на балконе, и теперь я вроде как не могу разобраться в своих чувствах». У Хигучи брови чуть в челке не скрылись, и вовсе не от мысли Чуи. — Подружились? С Дазай-куном? — пораженно переспросила она. — Я тоже в шоке. — признался Чуя. — Он учится в моем классе. — Ого, вот это совпадение… — проговорила Хигучи, явно не в состоянии отойти от удивления. Она усмехнулась каким-то своим мыслям и откинулась на спинку кресла. — Можно вопрос? — Да, конечно. — ответил Чуя, хотя ненавидел, когда его спрашивали, можно ли задать вопрос. А если бы он сказал нет? Хигучи бы съела свое любопытство? — Кто первый проявил инициативу? — спросила девушка, и, к стыду Чуи, он вспомнил, как Дазай к нему наклонился и коснулся своими губами чужих. — В дружбе. — Дазай. — ответил Чуя, нахмурившись. И зачем Хигучи такое спрашивать? Для девушки это, очевидно, имело какое-то значение, и она довольно улыбнулась. — Это очень необычно. — пояснила Хигучи, прочитав непонимание Чуи. — Дазай-кун обычно не привязывается к людям. — Он ко мне и не привязывался. — резко возразил Накахара, едва не вцепившись в стойку. Ему вдруг стало нехорошо от осознания еще одной мысли. Хигучи заметила реакцию — видимо, она все же была наблюдательней, чем казалась. — Я просто так спросила. — быстро проговорила девушка. — Это ваше дело. Я так… — Я понял. — Чуя улыбнулся, и на этот раз Хигучи почти поверила. — Все в порядке, Хигучи-сан. Оба замолчали, и Накахара почти ощутил прикосновение чужой неловкости. Хигучи зашарила взглядом по столу в поиске чего-то, чем можно занять руки и мозг. Чуя решил, что ему больше незачем оставаться в клинике, и проигнорировал укол вины из-за того, что сконфузил невиновную Хигучи. — Ладно, я пойду, мне еще уроки надо делать. — проговорил Чуя, отпустив стойку. «Ага, математику, например», — добавил его разум голосом Куникиды-сенсея. — Да, конечно. — кивнула Хигучи. — Приходи еще, Накахара-кун. — Чуя. — поправил её Чуя. — Что? — не поняла Хигучи, хотя должна была помнить его имя. — Все зовут меня просто Чуя. — добавил он, задумавшись, стоило ли вообще это говорить. Когда Хигучи улыбнулась, юноша понял, что стоило. — Хорошо. Увидимся, Чуя-кун. — До свидания, Хигучи-сан. — попрощался с ней Чуя и без всяких сожалений, даже, пожалуй, чересчур быстро, вышел из больницы. Вырвавшись обратно в раскаленный воздух, Чуя облегченно выдохнул, хотя коже и было приятней в прохладце кондиционеров. Ему казалось, что послание, переданное Коё, и беседа с Хигучи ободрят его, но внутри юноши поселилась скверная тревога, а настроение стало еще хуже. Специально свернув на дальнюю дорогу, по которой никогда не ходил, Чуя нашел в кармане пачку сигарет и зажигалку. Он стянул пачку с балкона, пока Дазай препирался со своим младшим братцем на кухне, а Ацуши, сконфузившись непонятно, из-за чего, попросился в туалет. Чуя думал, что не будет курить, а возьмет сигареты на всякий случай, но уже тогда знал, что нагло соврал самому себе и своей совести. «Смотри, не возьми это в привычку», — прозвучал в его голове назидательный голос отца, и Чуя впервые разозлился от воспоминания о родителях. Юноша быстро зажег сигарету и с большим удовольствием, чем следовало, затянулся. Чуя надеялся, что ему удастся сосредоточить все мысли на курении и, скажем, на прекрасном летнем пейзаже, но уже через две затяжки Чуя подумал о Дазае. «Как я его ненавижу», — искренне подумал Накахара. — «Можно уже свалить из моей башки?». Чуя вновь вспомнил все причины, по которым ему никак не может нравиться Дазай, но каждый раз, когда аргументы заканчивались, что-то не давало отпустить эти размышления. Накахара устало выдохнул дым. Поможет ли, если он будет честен сам с собой? С другой стороны, разве он не честен сейчас? Чуя никогда не был склонен обманывать сам себя. Да, он иногда отрицает, что не любит одиночество, но ведь в глубине души признает все свои страхи. Если Чуя не признаёт чувства к Дазаю, значит, их нет. В конце концов, он парень. Да дело даже не в том, что он парень — Чуя бы не удивился и не разочаровался, если оказался геем — дело в том, что это Дазай. Дазай его раздражает. Да, он умный и во многом помогает, но Чуя не прожил бы с ним и дня в одном доме. «Вы ночуете вместе уже который день и постоянно вместе шатаетесь», — напомнил голос разума. Блядский голос разума, ты вообще на чьей стороне? Допустим, с Дазаем спокойно. Но Чуе, с таким же успехом, было бы спокойно общаться с Ацуши — дело в простом присутствии второго человека, а не в том, что этот человек — внешне привлекательный и не раз помогавший Чуе Дазай Осаму. Накахара подумал, что он, во всяком случае, признает, что Дазай красивый, но это бы признал и его злейший враг. Осаму объективно уродом не назовешь. И нет ничего подозрительного в том, что Чуя называет парня красивым, он же не слепой. Достоевский, к примеру, внешне тоже красив… «Фу, блять». — в разуме отозвались трахающиеся Достоевский и Гоголь, и Чуя быстро затянулся, чтобы избавиться от мерзких мыслей. К тому же, если бы Чуе нравился Дазай, он бы его физически привлекал, чего не произошло. Стояка у Чуи на него не было — значит, мимо. «Ты сам понимаешь, как жалко это звучит?», — подумал Чуя следом и вздохнул. В конце концов, все это не имеет никакого значения. Даже, если бы у Накахары и были какие-то чувства — чего, с вероятностью в девяносто девять процентов, нет — к Дазаю, они все равно никогда не были бы взаимными. «Просто забей», — посоветовал сам себе Чуя и понял, что это первая разумная мысль за весь период его душевных метаний. Юноша даже подумал, что пришел к заключению, и успокоился, как вдруг услышал что-то за своей спиной. Накахара резко обернулся. Позади никого не было, но Чуя готов был поклясться на могиле родителей, что слышал шаги. Посмотрев по сторонам, юноша понял, что находится рядом со стройкой, где вообще не было прохожих. Сглотнув подскочившее к кадыку сердце, Накахара потушил сигарету и метнул бычок в урну. Он еще около двух минут постоял посреди тротуара, но услышал лишь отдаленный шум машин и щебетание птиц. «Неужели показалось?», — удивился Чуя, но мысли этой не доверился — интуиция твердила, что он все же что-то слышал. Юноша развернулся, напрягшись всем телом. Если его правда кто-то преследует, то этот кто-то именно сейчас решит, что Чуя унял свои подозрения и подставил спину… Боковым зрением Накахара увидел выскочивший из переулка силуэт за секунду до того, как услышал стук каблука об асфальт. Чуя бросился вперед, даже не став разбираться, кто это — он лишь успел заметить ботинок военного образца и фигуру внушительных размеров. «Мужчина», — соображал ведомый адреналином разум. — «Боец, точно выше тебя. Возможно даже выше Дазая». Не тратя времени на то, чтобы выругаться мысленно, Чуя побежал еще быстрее. Он надеялся, что погони не будет, но преследователь резво побежал за своей жертвой, причем плохим бегуном он явно не был. «Это прихвостень Достоевского?», — попытался подумать Чуя, пока его сердце начало стучать быстрее, чем ноги стучали по асфальту. «Какая разница», — оборвал все мысли юноша. — «Намерения у него явно не фонтан». Заметив узкую асфальтированную дорожку, которая показалась Чуе смутно знакомой, Накахара без раздумий свернул на неё и побежал еще быстрее. Рефлексам преследователя хотелось позавидовать: он с легкостью менял направление, и при этом Чуя не слышал его дыхания и почти не слышал шагов. «Это что за спецназовец?!», — возопил мозг Накахары. Он начал шарить взглядом вокруг зданий, лихорадочно соображая, что делать — в таком темпе у него скоро заколет бок или закончится дыхалка. Увидев первый попавшийся переулок, Чуя свернул туда, запоздало вспомнив, что с Гоголем уже совершил такую ошибку. Впрочем, в этот раз Накахара встретился не с тупиком: он оказался во дворе, а преследователь отстал. Чуя уже собирался бежать дальше, чтобы выбежать из сети дворов и оказаться ближе к оживленной дороге, как вдруг с ужасом остановился. Подошвы шваркнули по асфальту, а изо рта вырвался обессиленный выдох — Чуя узнал двор. Это был его двор. Если свернуть у мусорки через несколько метров по диагонали, то можно попасть прямиком к двери подъезда, где живут они с Коё. Никогда еще Чуе не хотелось дать самому себе пощечину. Он привел спецназовца прямо к своему дому. Преследователь не заставил себя ждать. Он вылетел из противоположного переулка, и Чуя понял две вещи. Первая: бегущий за ним мужчина уже бывал в этом дворе или его окрестностях, потому что срезал путь к детской площадке, возле которой застыл ошарашенный Чуя. Вторая: его преследовал Камуи. Чуя все же выругался вслух, чем, к собственному удивлению, припугнул Камуи. Тот застыл прямо напротив него — у Накахары было мгновение, чтобы отметить его торчащие в разные стороны волосы с проседью, усы, как на тех самых фотографиях, темно-зеленую одежду и безобразные шрамы на лице. Запомнив образ Камуи и насладившись его легкой отдышкой, Чуя рванул в противоположную сторону. Помимо устрашающей внешности Камуи и собственной ненависти к этому мужчине Чуя учел еще одну вещь. Пневматический пистолет в кобуре мужчины, за которым он потянулся, как только Накахара сорвался с места. Юноша понял, что он пневматический лишь благодаря спортивному клубу по стрельбе, куда они с отцом пришли первый и последний раз — Чуе огнестрельное оружие не понравилось. «Не понравилось?», — нервно рассмеялся он у себя в голове. — «Получи пулю в печень!». Но так просто Чуя сдаваться не собирался. Он был уверен, что нужен Камуи живым, значит, стрелять на поражение тот не будет. «Есть шанс», — загорелся разум Чуи, и он прибавил скорости. Целью юноши было заброшенное здание в соседнем дворе. Бежать до него было недолго, но критически опасно, когда в тебя целится наемник. Чуя специально побежал зигзагом, вспомнив тупую статью в Интернете насчет того, что делать, если в тебя стреляют — юноша прочитал её от скуки, он и не представлял, что она ему на самом деле понадобится. Чуя увидел здание и мгновенно просчитал, что если он заберется на самый верхний этаж (желательно с молниеносной скоростью), то сможет перебраться в соседнее здание и затеряться среди жилых квартир или спрятаться у кого-нибудь. Прозвучал первый выстрел — Чуя уже пробежал больше половины пути. Он побежал быстрее, хотя живот уже резало от неправильного дыхания. Камуи в него не попал: Накахара услышал хриплый голос наемника, когда он выругался и побежал вперед. «Может, на бегу целиться не будет?», — появилась у Чуи надежда. Стоит запомнить, что надежда всегда оказывается ложной. Когда Накахара почти свернул в сторону заброшки, Камуи выстрелил во второй раз и попал Чуе в бедро. Юноша не удержался и вскрикнул — наверное, его голос был слышен даже в книжном магазине через дорогу. Боль была мгновенной и до невыносимости жгучей, на глазах сразу выступили слезы, но сдаваться Чуя и не подумал. Он схватился за бедро, чувствуя, как рана пульсирует. Смотреть на неё не было времени, но юноше показалось, что на ладони осталась горячая кровь. — Остановись ты уже! — в очевидной ярости заорал Камуи, когда Чуя, в основном благодаря адреналину, резко свернул, едва не поскользнувшись и не проехавшись раненым бедром по земле. — Отсоси мой хуй! — собрав весь воздух, рявкнул Чуя. Ему не стоило этого делать: из-за крика дыхание сбилось, и Накахара почувствовал, что вот-вот рухнет на землю. «Не смей падать ему в ноги», — приказал сам себе Чуя. Он уже оставил идею бежать на верх заброшки — ни дыхалки, ни сил не хватит — и решил хотя бы обогнуть полуразрушенное здание, чтобы добежать до людей. Когда боль в бедре стала еще сильнее и Чуя почувствовал, что ноги не выдерживают, он подумал, что, на худой конец, может воткнуть в ступню Камуи ключ от квартиры… Не успел Накахара мысленно наорать на самого себя, чтобы не смел падать, его плечо уцепила чья-то сильная рука и резко втянула в стену. Точнее, Чуя был уверен, что это стена, и уже почти смирился с впечатанным в потрескавшийся бетон лицом, но оказалось, что рука затащила его в дыру в стене — внутрь заброшенного здания. «А если это сообщник Камуи?», — с ужасом подумал Чуя и схватил руку, попытавшись отцепить её от себя. Накахара, к собственному позору, не успел ничего разглядеть до того, как руки (добавилась вторая) толкнули его в дыру в полу. Чуя упал на доски и, судя по ощущениям, расцарапал себе все лицо, но упал вниз. Голова закружилась, а бедро отдало такой болью, что Накахаре пришлось до крови прикусить нижнюю губу, чтобы не завыть. Что за хуйня происходит? Как только Чую перестали тащить и он перестал падать, юноша быстро заморгал. Некто — еще неясно, спаситель или еще один палач — втащил его в заброшенное здание и толкнул вниз. Судя по ужасному запаху и темноте, это был подвал заброшки. Чуя быстро отодвинулся к стене, когда перед ним возникла высокая фигура. — Не подходи. — прошипел он и, стукнувшись спиной о покрытую плесенью стену, схватился за бедро. Чуя позволил себе бросить взгляд на рану и успокоился: это была всего лишь царапина. Кровоточила она прилично, но швы не понадобятся. — Сильно он тебя? — раздался незнакомый мужской, скорее всего юношеский, голос. Чуя нахмурился, вернув взгляд на фигуру. Некто заметил выражение лица Накахары и мягко усмехнулся. Судя по тому, откуда раздавался смех, незнакомец был высоким, но точно ниже Дазая. — Ты кто? — пророкотал Чуя, и не думая отвечать на вопрос. — Не бойся, я тебя не трону. — проговорил незнакомец. Накахара, естественно, не поверил. — Тогда выйди из тени уже. — процедил Чуя. Рана начала нарывать, и на глазах появились нежеланные слезы. Незнакомец вздохнул, но послушался Чую. Он вышел на свет, разливавшийся из дыры, в которую Чуя и провалился. Перед Накахарой был худой, как жердь, парень, всего на пару лет старше него, в многослойной одежде и с длинными волосами цвета смешанного со снегом пепла. Чуя уже видел его раньше на фотографии, а также слышал его имя от Дазая. — Сигма. — огласил Чуя, едва тот открыл рот, чтобы представиться. Если бы не рана на бедре и пораженный погоней мозг, Чуя бы расхохотался от выражения чистого шока на лице Сигмы — естественно, он не ожидал, что Накахара знает его имя, точнее, прозвище. — Ну и что тебе от меня надо? — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — вопросы раздались одновременно, и юноши уставились друг на друга. Ни один из них не желал отвечать первым. Рубиновая капля крови капнула на пол подвала.