Чуя не думал, что будет завидовать тем навыкам, которые презирал и считал неуместными. Чуя думал, что больше точно ни разу не соврет своей сестре. Чуя много думал — и сколько раз думал, столько оказывался не прав.
Он вошел в квартиру вслед за Ёсано с опущенным взглядом и незаметно покрасневшими кончиками ушей под волосами. Услышав известие Фукудзавы на улице, Накахара почти увидел, как падает в обморок, но Ёсано вовремя обхватила его плечи обеими, удивительно сильными для девушки, которой недавно прострелили живот, руками и приказала собраться. И Чуя собрался, но вовсе не из-за сурового тона Ёсано, а из-за ясно проступившего в её фиалковых глазах страха. Ёсано сильно испугалась, а, значит, хотя бы Чуя должен сделать вид, что у него внутренности не похолодели от ужаса. Он должен быть сильным.
Пусть Ёсано и видела его не скрытую реакцию, он сможет быть сильным для сестры. И для Дазая. Для Дазая, которому Мори всю жизнь отравил. Они с Ёсано, пока в мрачной тишине шагали обратно к квартире Сигмы, решили не говорить ничего Коё и Дазаю. «Фукудзава сказал действовать, как раньше», — объяснила предложившая утаить правду девушка. — «Нечего их сейчас тревожить без повода». «Согласен», — незамедлительно согласился соврать Чуя. — «Если это будет проблемой, Фукудзава-сан сообщит». Хило оправдав себя, они замолчали — оба погрузились в свои, явно невеселые мысли. Чуя размышлял об их утраченной возможности пожить нормально, но и вдруг, чуть не остановившись посреди аллеи, задумался: не об этом ли Дазай говорил, когда утверждал, что его опекун вернется? Накахара счел это простым пессимизмом и паранойей, но что, если Осаму
знал? «Возможно, и знал», — рассудил Чуя усталым мозгом. — «Но не наверняка. Наверняка никто не мог знать…». Верно, не мог. Но отчего-то случиться необходимо было именно ужаснейшей версии событий.
— Все в порядке? — спросила Коё, едва они переступили порог квартиры. Чуя сразу начал разуваться, чуть ли не наступая на собственные кроссовки, а Ёсано закрыла дверь и остановилась на коврике у двери: она явно не спешила проходить в квартиру.
— Да. — девушка кивнула, поймав взгляд Озаки. Та скрестила руки на груди, а между бровями пролегла тонкая беспокойная складка. Коё посмотрела на брата, но тот уже высматривал тощую фигуру в щели ванной.
— Дазай в своей комнате. — поймала его взгляд сестра. Сердце Чуи неприятно дрогнуло на слове «своей». Видимо, Дазай скрыл то, что они спали в одной. — Отдыхает.
— Как он? — тихо спросил Чуя, наконец повернувшись и посмотрев на сестру. Та вымученно улыбалась уголками губ.
— Думаю, лучше. — осторожно ответила Коё и скосила взгляд на Ёсано. Психотерапевт уверенно кивнула и устало потерла переносицу.
— Он придет в норму. — добавила Ёсано. — Дай ему отдохнуть. И поспать было бы неплохо.
Чуя кивнул, соглашаясь с наставлениями врача, и вдруг его кольнула жгучая вина, заставившая даже забыть про угрызения совести из-за утайки правды: Коё и Ёсано явно устали. Приехали сюда по первому звонку нуждающегося, помогли, пережили стресс, а потом Ёсано еще и скосил тот чертов звонок. Накахара нервно сглотнул, почувствовав, что и сам не против упасть на кровать и проспать сто часов, хотя время было еще даже не вечернее.
— Спасибо вам большое. Обеим. — еще раз поблагодарил девушек Чуя и, чтобы выразить крайнюю степень признательности, слегка поклонился. Пусть Ёсано и сочтет это старомодным, но мама всегда учила их быть вежливыми, особенно с близкими. Большую часть жизни Накахара, конечно, клал на это огромный болт: постоянно сквернословил, огрызался и даже бил других людей, но только за дело. Или парочку раз из-за того, что не знал, как еще выразить привязанность. Всего пару.
— Мы всегда здесь для вас обоих, Чуя-кун. — уверенно ответила Ёсано. Услышав «мы», Коё посмотрела на свою девушку с растроганным выражением лица и, возможно, блеснувшими в скудном свете слезами в глазах.
— Вы, наверное, устали. — наконец спохватился Чуя. — Можете поехать домой. Или я могу что-то приготовить…
— Отдохни сам, малой. — остановила его Коё и улыбнулась — от прозвища Чуя и сам чуть не расплылся в глупой улыбке. Сестра подобрала оставленную на тумбочке сумку и быстро обулась. Ёсано все это время терпеливо ожидала, но её взгляд был прикован к Чуе. Когда Накахара тоже посмотрел на девушку, она медленно покачала головой. Юноша утвердительно кивнул.
— Дай Дазай-куну поспать и помни, что я тебе говорила. — предупредила его Ёсано, когда входная дверь уже была открыта, и девушки почти покинули квартиру. Накахара еще раз кивнул, прокрутив в голове слова психотерапевта.
— Я позвоню тебе вечером, Чуя-кун. — добавила Коё со спокойной, ободряющей улыбкой. Улыбкой, которая могла бы заставить Накахару отбросить все мрачные мысли, если бы не залегшие в глазах Ёсано тени. — Все будет хорошо.
— Увидимся. — попрощался с ними Чуя. Гостьи попрощались в ответ и вышли. Юноша быстро закрыл дверь, прокрутив все замки и выдохнув. Он остался в абсолютной, наседающей тишине — Чуя прислонился лбом к двери и прикрыл глаза, сливаясь с отсутствием звуков. Давно не оставаясь в одиночестве и все время чувствуя рядом с собой другого человека, он успел забыть, каково это: когда ты наедине с тяжелыми мыслями и подрагивающим от тревоги телом.
— Все нормально? — раздался хриплый голос за спиной Чуи, и юноша подпрыгнул, едва не приложившись головой об дверь, ведь он забыл, что
на самом деле не один в квартире. Дазай подошел к нему, как и почти всегда, бесшумно. Накахара нервно сглотнул, оборачиваясь. Осаму сутулился немного больше обычного, но одет был в белый, будто украденный из отеля, халат. Слой бинтов был определенно свежим.
Если бы не усталость, в Чуе, наверное, проснулась бы ярость. Как он может спрашивать, нормально ли все, когда случилось
такое? Но Накахара был слишком вымотан переживаниями и чертовски рад видеть Дазая, стоящего перед ним, чтобы огрызаться.
— Да. — соврал он. Осаму кивнул, проглатывая ложь и зная это. Чуя так и застыл на дверном коврике, не зная, что сказать. — Ты… как?
Дазай мог бы притворно улыбнуться, окончательно выбив из Накахары весь воздух, но, видимо, он сам не хотел или не мог так сделать. Осаму передернул плечами, отчего халат на его плотно скрытом бинтами теле задвигался.
— Хочу есть. — тихо признался Дазай. Это не тот ответ, которого ждал Чуя, но оба понимали, что другого и не будет. Чуя медленно кивнул и наконец отошел от двери, к которой словно приклеился.
— Я тоже бы поел. — снова соврал Накахара. Он не чувствовал голода, хотя и понимал, что желудок пуст. Мысли вернулись к пакету продуктов, который Чуя принес из магазина. Все это словно произошло минимум сутки назад, а не всего пару часов. — Пойдем на кухню.
Дазай словно бы помедлил, но все же пошел за Чуей. Накахара зашел на кухню и размеренными, будничными движениями поставил чайник. Достал чашки, налил туда заваренный вчера вечером чай, достал хлеб и ветчину из холодильника. Он ни разу не обернулся, поэтому даже не знал, где находится Дазай, сел ли он на стул или остался стоять в дверном проеме, словно впервые пришел сюда. Сердце сжалось при первом взгляде на Осаму и так не разжалось: Чуя чувствовал себя бессильным. Что ему говорить? Ёсано сказала, что можно осторожно спросить о случившемся. Она имела в виду сейчас или попозже? Если сейчас, то
как сделать это аккуратно?
— Ты купил мое любимое печенье? — наконец подал голос Дазай. Чуя, уже доставший тарелку для бутербродов и отправивший хлеб в тостер, обернулся. Осаму стоял у кухонного шкафчика с упаковкой шоколадного печенья. Накахара вспомнил свое воодушевление, когда обнаружил это печенье в магазине, и едва ли не тоскливо усмехнулся.
— Да. — он лишь кивнул, наливая кипяток в чашки. — Еще клубнику. И другую еду.
— Я… — пальцы Дазая, держащие упаковку, дрогнули, и синяя бумага хрустнула. Чуя остановил на юноше взгляд, потому что темно-карие глаза тоже задрожали, будто Осаму сдерживал слезы. — Прости меня, Чуя-кун.
— За что ты извиняешься? — тихо спросил Чуя. Он не считал, что Дазай должен извиняться. Ему не нужны были извинения от Дазая, даже, если он чувствовал себя как-либо виноватым. Чуе, на самом деле,
ничего не нужно было от Дазая. Он просто хотел видеть Осаму живым, целым и с той самой, редкой, но искренней улыбкой на лице.
— Я… — начал Дазай, но запнулся, путаясь в словах. Чуино сердце забилось быстрее в ожидании ответа. Тостер звякнул на всю кухню и выплюнул хлеб. Ответа так и не последовало. Дазай, будто этот звонок был для него, крепче схватил пачку печенья и ретировался к столу.
Никогда еще тишина между ними не была такой вязкой. Чуя слышал собственное сердцебиение лучше, чем звуки, которое издавало горло Дазая при глотании чая и его тихие, медленные укусы. Юноша явно проголодался и принялся сосредоточенно расправляться со всей предложенной едой — правда, выглядело это так, будто Осаму заставил себя рассматривать хлеб, чтобы не поднимать потухший взгляд на Чую. Самому Накахаре кусок в горло не лез, он отщипнул немного от тоста и прожевал пару печений. Когда Дазай доел и сделал последний глоток чая, Чуя открыл рот с решительным намерением проговорить что-то важное. Спросить,
честно ли Дазай в порядке. Поинтересоваться, чем ему помочь. Узнать, не виноват ли Чуя в случившемся. Сердце разрывалось от всевозможных слов и вопросов, и синие глаза поднялись на собеседника — Осаму так же резко поднялся со стула.
— Я пойду… посплю. — неуверенно произнес он и виновато посмотрел на Чую, будто спрашивал его разрешения. Все слова завяли во рту Накахары, и он сглотнул привкус ацетона, оповещающий о дурной ассоциации. Ассоциации, что Дазай неизбежно отдалился.
— Конечно. — пальцы крепче сжались на кружке чая. Чуя не выпил даже половину, хотя обычно проглатывал горячие напитки быстрее всех. — Зови, если что-то понадобится.
Казалось, что Дазай даже не дослушал: быстро передвинув взгляд на размытую точку в пространстве, юноша почти убежал с кухни. Чуя остался не только в тишине, но и в одиночестве. Помимо ужасного предчувствия, что ничего между ним и Осаму больше не будет прежним, юноша еще и ощутил накатившие к векам слезы. Он сидел один на холодной, оставленной кухне — Чуя не стал сдерживать слезы, позволив отвратительно соленым каплям скатиться по похолодевшим щекам и собраться в опущенных уголках губ.
***
У Чуи начало складываться впечатление, что он попал в какое-то жалкое подобие временной петли. Чем бы юноша ни пытался себя занять, все мысли крутились вокруг одних и тех же вопросов, как мухи, окучивающие гнилой фрукт. Чуя мыл посуду, и вода, текущая из крана, казалась ему едва мыльной водой с кровавыми разводами. Чуя расчесывал свои волосы, чтобы успокоить расшатанную психику, и перед глазами маячило сходство огненных прядей и алеющих полос. Накахара шумно, очень шумно втянул воздух носом и ударил ладонями по раковине, и собственный рык померещился ему хриплым скрежетом просьбы Дазая.
«Твою мать, успокойся уже», — грубо приказал себе Чуя. На него было жутко взглянуть: волосы словно не расчесывались несколько дней, хотя только что юноша чуть ли не выдрал половину расческой и напряженной рукой, синие глаза горели от обуздавшей разум тревоги, веки потемнели, оттеняя кожу сине-фиолетовым, как радужная оболочка глаз Ёсано. Накахара вышел из ванной — он заставлял себя ступать медленнее, чтобы для самого себя хотя бы создавать облик спокойного человека. Сначала юноша, немного почувствовав себя подло и оправдав в ту же секунду, шагнул к комнате Дазая. Непривычно было видеть темноволосого юношу, лежащего в
своей кровати — Осаму, что было даже странно, оставил дверь почти нараспашку открытой. Он и вправду спал: завернувшись в белый кокон одеяла так, что видны были лишь растрепанные космы и кончик бледного носа, Дазай не двигался в кровати, лишь грудь поднималась в такт дыханию. Да, Чуя в этом удостоверился. Случайно. Перед тем, как нервно прикусил нижнюю губу и ушел в гостиную.
Он хотел посмотреть телевизор, но по всем программам шли те сериалы, новые серии которых они ждали с Дазаем. Стало неприятно и даже как-то грустно смотреть одному, и Чуя выключил телевизор. Вскоре он вспомнил про приставку, но после того, как выяснилось, что одиночных игр на ней нет, Накахара чуть не швырнул джойстик в экран от разочарования и капельки отчаяния. Походив кругами по гостиной, Чуя почувствовал себя безумцем. Свернув к спальне Дазая и проверив его сон, юноша грязно выругался у себя в голове и почувствовал себя одержимым безумцем. В конце концов, Накахара подошел к книжному шкафу (который, к стыду обоих жильцов, был одним из самых редко посещаемых мест в квартире Сигмы) и, спустя несколько минут тщательного изучения содержимого, выудил оттуда один из детективов Ю Несбё в бумажном переплете. Плюхнувшись на диван и подумав, что его концентрации хватит минут на десять в лучшем случае, Чуя принялся читать.
Юноша был не прав: концентрации хватило на четверть книги. Он втянулся настолько, что запомнил все действующие лица и даже проникся сюжетом, но слайд-шоу навязчивых мыслей никуда не делось из периодически побаливающей головы. Раз в несколько — количество постоянно менялось — минут Чуя прикрывал книгу и внимательно вслушивался в воздух квартиры, выискивая звуки сиплого дыхания Дазая и его изредка двигающегося в одеяле тела. Реже, но все равно с заметной периодичностью, Накахара наталкивался на вопросы, ответы на которые желал знать прямо сейчас.
Если бы он тогда не был наедине с Ёсано, узнал бы он о возвращении Мори? Скорее всего, девушка скрыла бы это ото всех. Но разве со стороны Фукудзавы не логичнее позвонить им и сообщить об этом? Пусть это станет не воодушевляющей новостью, но они все должны быть готовы к потенциальной опасности. Накахара отложил книжку, в которой автор начал уделять слишком много времени внутреннему монологу главного героя, и глубоко вдохнул. Его даже одолевал тонкий дым злости из-за того, что Фукудзава не позвонил им и не сообщил о Мори. Понятно, что они с Дазаем — старшеклассники и никак проблему не решат, но разве они не заслуживают знать? Тем более, у Чуи были вопросы. Известно ли, где сейчас Мори? Каков шанс, что он их найдет? Знают ли Акутагавы?
Как долго ему скрывать это от Дазая?
Спустя тринадцать минут тяжелых метаний и размышлений, Чуя загнул страницу — он никогда не позволял себе так поступать с книгами, но под рукой не оказалось ничего, что могло бы послужить закладкой — и оставил детектив на диване. Сначала Накахара, чувствуя себя лгуном, в который раз заглянул в спальню к Дазаю и убедился, что тот не просыпался. Лишь перевернулся на другой бок и смешно подогнул под себя уголок повернутой вертикально подушки: это вызвало у Чуи трогательную и немного тоскливую улыбку. Следом крадущийся юноша прикрыл дверь спальни и подошел к стационарному телефону. Пальцы быстро набрали номер Фукудзавы, а пульс участился еще до того, как Чуя приложил трубку к похолодевшему уху.
— Да, Чуя-кун? — оперативно ответил Фукудзава. Его голос был напряжен, но недовольства Чуя не услышал. — Что-то случилось?
Накахара нервно сглотнул, наверное, даже слишком громко, и мужчина его услышал. Юноша не знал, сообщила ли Ёсано ему о случившемся с Дазаем. Чуя понадеялся, что нет, и он не будет звучать как наглый лжец.
— Все в норме. — Чуе даже было не стыдно. Фукудзава, между прочим, не полностью откровенен с ними. «Как и все, кто участвует в этой истории», — почти вздохнул юноша, но крепче сжал трубку, вернув курсор разума на свои размышления о Мори. — Фукудзава-сан, я слышал, что вы сообщили Ёсано-сан.
— Что? — недоуменно переспросил Фукудзава. Чуя чуть не стукнул себя по голове: и как он собрался объяснять,
откуда он это знает, если они с Ёсано не должны были видеться или созваниваться?
— Мори вернулся. — продолжил гнуть свою линию Чуя. Неважно, будет ли Фукудзава интересоваться причиной его информированности, главное — дальнейший порядок действий. — Вы долго планировали держать нас в неведении?
— Это обвинение, Чуя-кун? — спросил мужчина, и Чуя внезапно подумал, что не хотел бы видеть Фукудзаву Юкичи в гневе. Он приподнял голову, словно собеседник мог оценить степень уверенности на его лице.
— Нет. — не совсем откровенно ответил юноша. — Я просто интересуюсь. Эта новость не слишком радостная, вы же и сами понимаете.
— Я-то понимаю. — Фукудзава устало вздохнул, и Чуя понял, что он не злится. — Я не сообщил вам потому, что беспокоиться не о чем. Пока что.
Это «пока что» выбило весь воздух из Накахары, словно кто-то коленом ударил его в живот, но он сжал кулак второй руки и не подал виду — опять же, для кого он старался? Фукудзава слышал лишь его твердый, даже не напоминающий дрожь, голос.
— Зачем он вернулся? — задал терзающий его вопрос Чуя. — Что будет делать?
— Я в таком же неведении, как и вы все. — отозвался Фукудзава. Накахара не был уверен в том, что это действительно так: все же, Фукудзава и Мори раньше были хорошими друзьями. Должен же мужчина хотя бы
что-то знать о мотивах человека, который когда-то был ему близок. — Но, опять же, ситуация стабильная.
— Но…
— Мои люди ищут Мори. — прервал его опекун Ацуши с легко скользнувшим раздражением в голосе. — У нас пока нет зацепок, потому что он не показывался ни на базе военных, ни в районе проживания…
— То есть, вы не знаете, где он?
— Чуя. — с большей грозностью сказал Фукудзава. На Чую накатила смесь страха и гнева: этот ублюдок же может быть где угодно. —
Пока мы не знаем, где Мори, но…
— Чуя-кун. — звук третьего голоса едва не обеспечил Чуе остановку сердца. Юноша вздрогнул всем, и без того напряженным, телом и быстро обернулся. За его спиной стоял Дазай. Он переоделся в свою черную пижаму, но волосы все еще пребывали в абсолютном беспорядке. «Когда он успел подойти?!», — почти вскрикнул у себя в голове Чуя. Да, шаги Дазая всегда мягки и почти не слышны, но он же не ебаный кот, в конце концов! — Дай трубку, пожалуйста.
Едва эти слова слетели с суховатых губ Осаму, сердце Чуи упало в попытке сделать двойное сальто. Раз уж Дазай подошел и попросил трубку…
Как долго он здесь стоял? Сколько он слышал? «Нет». Неужели… Неужели Осаму узнал о том, что его приемный отец вернулся? «Ты — безмозглый идиот», — повесил на себя ярлык Чуя. Спокойная, безликая улыбка Дазая добила юношу.
— Чуя? — раздался удивленный голос Фукудзавы. — Алло?
Чуя встретился с туманным, неразличимым взглядом Дазая и понял, что у него нет выбора. Кожа похолодела, и юноша сглотнул пересохшую много минут назад слюну. Он протянул трубку Дазаю. «Как можно было так проебаться?!», — все еще орал на него внутренний голос. — «Ты же обещал Ёсано ему не говорить!». Кто знает,
как Дазай отреагирует на возвращение Мори, учитывая уже случившееся из-за его послания… «Или не только из-за него».
— Алло, Фукудзава-сан. — приветливо поздоровался Дазай. Чуе захотелось включить громкую связь, как они всегда делали, но он не смог пошевелить ни одной конечностью. Тем более, в этом не было особой необходимости: стоя почти вплотную к Дазаю, Накахара слышал каждое слово Фукудзавы, пусть и несколько приглушенно.
— Дазай? — снова удивился Фукудзава. — Не знал, что ты тоже слушаешь.
«Ага, я тоже». — мрачно подумал Чуя. Если бы не душащая его вина и уже привычное беспокойство за реакцию Дазая, он бы даже наехал на Осаму. Тот же приподнял уголки губ в излюбленной улыбке — раньше Накахара правда считал её улыбкой. Теперь, зная, какова на самом деле улыбка Дазая, Чуя знал, что это — лишь попытка изобразить эмоцию, которую Осаму не испытывал.
— Район Канагава, Яманочичё, 13-4. — отчеканил Дазай. Он выглядел абсолютно спокойно, даже пальцы были расслаблены на трубке, но Чуя видел его бегающие глаза. Со стороны Фукудзавы раздался хруст шариковой ручки. Накахара нахмурился: что это за адрес, вообще? Район Канагава находится рядом с портом, достаточно далеко от того района, где они сейчас.
— Думаешь, он там? — уточнил Фукудзава через секунду после того, как Чуя наконец догадался. Это не случайный адрес: это местонахождение Мори. «Откуда Дазай его знает?», — на лице Накахары отразился шок. — «Он же не выходил отсюда».
— Я не
думаю, Фукудзава-сан. — грубо оборвал его Дазай. Чуя даже испугался такого резкого холода в голосе юноши. — Я знаю.
Наверняка Фукудзаве было не очень приятно, что ему грубит уже второй подросток за пять минут, и Чуя почувствовал раздражение в его выдохе, но мужчина так ничего и не сказал. Выдержав паузу, в которую Накахара понял, что Дазай все-таки видит пристальный взгляд усталых синих глаз, просто искусно игнорирует его, опекун Ацуши откашлялся.
— Не волнуйся, Дазай-кун… — неловко и быстро, будто в попытке проглотить половину фразы, сказал мужчина. — Он тебя не…
— Я не волнуюсь. — снова перебил его Дазай и ядовито улыбнулся. Именно ядовито, словно его главным врагом был Фукудзава. Чуя приподнял ладонь в порыве коснуться второй руки Осаму, но так и опустил свою руку, еще больше нахмурившись.
— Хорошо. — снова кашлянул Фукудзава. Послышались какие-то активные звуки, словно мужчина пытался одновременно удержать в руках телефон и что-то тяжелое. — Спасибо за информацию, Дазай-кун. Я сообщу, если появятся какие-то новости.
«Так же, как сообщили, узнав, что Мори вернулся?», — чуть не съязвил Чуя, но остановил себя. В конце концов, он тоже не сразу сказал об этом Дазаю — из лучших побуждений, но и Фукудзава мог себя так оправдать. Дазай кивнул и положил трубку первым. Чуя напрягся, едва связь прервалась: он не знал, как сейчас отреагирует Осаму на поступок Чуи и как реагировать самому Накахаре на то, что Дазай знает
точное местонахождение Мори.
— Откуда ты… — начал Чуя, но конец фразы уткнулся в спину Осаму. Он вдруг резко сорвался с места, и, даже не посмотрев на стоящего рядом Чую, что было весьма грубо, ушел на кухню. Накахара подавил гордость и легкую злость и пошел за Дазаем. Если он будет давать волю негативным эмоциям, он не сделает лучше ни себе, ни Дазаю. Дазай тем временем, двигаясь быстро и точно, будто еще недавно его руки не дрожали, а мимика не выдерживала флегматичного выражения, налил себе целый стакан воды и повернулся к открытому нараспашку окну. На улице еще было тепло, несмотря на дышащую в спину осень, поэтому юноши постоянно держали хотя бы одно окно в квартире открытым. Чуя медленно подошел сзади, не приближаясь к Дазаю, но и давая ему понять о своем присутствии.
— Все в порядке? — осторожно спросил Чуя. Он сразу задумался, не раздражает ли Дазая этот вопрос, но потом рассудил, что вопрос логичный. Дазай сделал жадный глоток, потом еще один, а затем несколько раз кивнул.
— Да, Чуя-кун. — ответил он. Чуя не видел его лица, но мог представить. Мог, но не хотел.
— Прости, что не сказал тебе о возвращении Мори. — извинился Накахара, не слишком-то чувствуя себя виноватым.
— Ты не хотел, чтобы это тревожило меня. — Дазай мягко усмехнулся. — Да?
— А это тревожит? — аккуратно поинтересовался Накахара и шагнул вперед. — Дазай, он до нас не доберется.
— Я знаю. — Дазай обернулся. На его лице была отвратительная улыбка, по которой захотелось пройтись кулаком. И раньше Чуя бы прошелся. Прошелся и даже не пожалел бы, но сейчас ему не хватало ни сил, ни желания это делать. — Я просто помог Фукудзаве-сану в поисках.
— Я понял, но… — Чуя вдохнул воздух носом, чувствуя, что начинает распаляться от отчаяния. Никогда еще при разговоре с Дазаем у него не было настолько сильного ощущения, что он стучится в закрытую дверь. — Откуда ты знаешь, где он?
— Я был в нескольких его убежищах в портовых районах. — Дазай пожал плечами так, будто это было очевидно. Вообще-то, и правда можно было догадаться, но об этом Чуя не стал думать. — А что?
— Ничего, я… — Накахара впился взглядом в бесцветные карие глаза, пытаясь найти там хоть какую-то
живую реакцию. Одну из тех реакций, которые он видел ежеминутно еще недавно. — Я волнуюсь за тебя, Дазай.
— Все хорошо, Чуя-кун. — Осаму снова улыбнулся той улыбкой, от которой Чуя едва не расплакался. Словно не заметив боли на лице собеседника, юноша спокойно отставил пустой стакан воды и хрустнул шеей. — Если честно, я не выспался. К тому же, уже вечереет…
Накахара даже не знал, сколько времени. Да, за окном стемнело, наверное, время близко к ночи. Его сердце колотилось, разрывая ткани и дробя ребра, а слюна во рту окислилась от обиды. Обиды, вины, отчаяния, гнева. Чую точно когда-нибудь разорвет от этих эмоций — так он и погибнет из-за того, что чувствовал слишком много, пока Дазай будет страдать от того, что слишком искусно делает вид, будто ничего не чувствует в принципе.
— Дазай. — сипло прошипел Чуя. Да, вряд ли это соответствует наставлениям Ёсано, но его переставало это волновать с каждой гребанной секундой. — Твою мать, поговори со мной. Я же знаю, что нихрена не в порядке…
— Не задерживайся допоздна. — громко произнес Дазай, словно не слышал Чую. Чуин хребет будто пронзили огромной спицей, задев при этом сердце и разорвав его, как детскую подушку. — Выглядишь устало.
И Дазай вышел — просто вышел из кухни, словно проводя черту. Чуя облокотился на столешницу, чувствуя, как по щекам снова катятся кипяточные слезы, состоящие из всей смеси эмоций, которые терзали его изнутри. Осаму вышел из кухни и направился в спальню — приоткрыв рот, он языком слизал жирную каплю крови, вытекшую из новой ранки на губе, обеспеченной всей смесью эмоций, которую он пытался утопить, как котенка в унитазе.
***
Нет, он вовсе не пытался довести себя, отнюдь — Чуя правда пытался уснуть. Уснуть глубоким сном, таким, каким Дазай проспал большую часть дня. Юноша прибрался на кухне, сходил в душ (простоял так долго под потоком кипяточной воды, что кожа стала краснее крови под ней), усталым и ничего не воспринимающим мозгом попытался почитать Несбё, и все же решил попробовать уснуть. Выключив свет и укрывшись мягким одеялом, Чуя почти с усталой улыбкой подумал, что, быть может, у него и получится. Как только рука инстинктивно вытянулась в поисках еще одного человека рядом, в груди резануло, и Накахара не смог сделать вдох.
Тревога снова начала давить на виски. Чуя двигался в кровати, изворачиваясь, как уж. Ему становилось то слишком жарко, то невыносимо холодно — раздражение внутри юноши росло, ярость кипела. Мозг, будто отказываясь покидать свой пост, прокручивал неприятные и уже ставшие привычными для обсасывания мысли. Накахара злился сам на себя, жмурился до боли в глазных яблоках. Считал до пяти сотен и обратно. Путался в числах, снова злился на себя — а потом едва сдерживал слезы отчаяния и снова злился на то, что ведет себя как плакса. Самое худшее из всей ситуации было то, что после нескольких тяжких часов
попыток юноша уже был уверен: стоит ему все же провалиться в слабый сон, сознание выкинет отвратительный кошмар. И Чуя не хотел знать, что приготовил его воспаленный мозг на этот раз — тем более,
больше ему никто справиться с кошмарами не поможет.
Это неправильно. Это все очень, очень неправильно. Чуя думал об этом, пока выбирался из безнадежно скрученного в некое подобие косички одеяла и шагал в сторону кухни. Взгляд скользнул по двери комнаты Дазая, и во рту затянуло от обиды: дверь была закрыта. Не позволив себе долго задерживаться между комнатами, Накахара пошел на кухню. Он не был голоден — его даже не мучила жажда, как обычно бывало после каждого пробуждения ночью. Юноша просто думал, что все это
неправильно. У них с Дазаем все было хорошо: Чуя был уверен во взаимности их чувств. Дазай не мог ему врать. А сейчас Осаму отдалился — отдалился так, что Чуя без понятия, как подбираться к нему ближе. Накахара выдохнул и подошел к открытому нараспашку окну, вдыхая ночной воздух и опираясь на подоконник. Ему захотелось курить, и юноша даже пожалел, что не добыл хотя бы пачку сигарет перед тем, как их заперли тут.
Пусть Дазай и врал — какая разница? Чуе не нужно было от него ничего. Если он прямо скажет, что хочет остаться друзьями или вообще прекратить общение после того, как ситуация нормализуется, Накахара ничего не скажет.
Вранье, наглое вранье, от одной этой мысли внутренности рвет. Чуя спокойно отнесется к тому, что Дазай уйдет.
Да нихуя подобного: Чуя этого просто не перенесет. Он просто хочет помочь Осаму. Это все, чего Чуя желает — и как раз то, что он не может сделать. «Пусть он катится на все четыре стороны», — с неожиданным запалом подумал юноша. — «Главное, чтобы был счастлив». Да, Чуя никогда не был эгоистичным, он сможет забить на свое счастье ради чужого. В конце концов, они — лишь подростки. Эти чувства пройдут. Чуя переживет.
Нет, нет, нет, они оба этого не переживут, и оба это понимают.
— Нам нужно поговорить. — в тот момент Чуя принял всю ту ложь, которую только что скормил самому себе. Он развернулся так внезапно, что чуть не стукнулся головой об оконную раму. Дазай, естественно, открыл дверь и прошел все расстояние до застывшего тела Чуи без единого звука, впервые до жути напомнив свою приемную сестру. Накахара нервно сглотнул: лицо Дазая мало что выражало, но никакого притворства на нем не было, лишь перемешанная с оттенком страха в глазах печаль. Как Ёсано и говорила, Дазай готов.
— Если ты хочешь… — осторожно проговорил Чуя. Дазай сдвинул брови и вдруг посмотрел на Чую с неприкрытой злостью. Можно было подумать, что Осаму в ярости, но Чуя знал этого юношу, которого не знал никто. Дазай зол на самого себя.
— Нет, Чуя-кун. — мягко проговорил Осаму. — Если
ты захочешь слушать. Я вел себя как мудак.
— Ты вел себя так, как мог. — тихо отозвался Чуя. — Не оправдывайся.
Дазай печально усмехнулся, и в этой усмешке значилась фраза: «Значит, все-таки как мудак». Чуя выпрямился, отпустив подоконник, и осторожно шагнул ближе к Дазаю. Даже полшага не сделал, но сердце уже трепыхнулось.
— Я слушаю.
Осаму выдохнул, словно боясь продолжать, и Чуя подавил желание коснуться его. Наконец, Дазай приподнял голову и внимательно посмотрел на собеседника. Карие глаза казались непривычно темными, а нижняя губа двигалась быстрее обычного, выдавая нервозность юноши.
— Прости меня, Чуя-кун. — Дазай продолжил быстрее, чем Чуя вставил свое «Тебе не за что извиняться». — Нет, мне правда надо извиниться. Прости меня, Чуя-кун. Ты не должен был увидеть… то, что увидел. Я не хотел тебя ранить.
Чуя почувствовал пронизанный разочарованием и солью ком в горле. Дазай нахмурился, видимо, уловив не то выражение лица Накахары, которое ожидал. Чуя впервые за долгое время вновь подумал, что Осаму
совсем не понимает людей.
— Дазай. — дрогнувшим голосом, но с мягкой интонацией произнес Накахара. — Я не… не обижен из-за того, что я видел. Я испугался за тебя.
Осаму не удивился: он уже знал об этом, но у Чуи все равно появилось ощущение, что юноша не сам додумался до этого. Словно кто-то поставил его в известность эмоций другого человека.
— Все вышло из-под контроля. — продолжил Дазай. Его веки дрогнули. — Я…
Он запнулся. Приподнял голову, натягивая кожу на гортани, и глубоко вдохнул, формулируя правильные слова. Чуя задумался, как часто Дазай вообще разговаривал откровенно с кем-то, помимо своего психотерапевта. «Спорю на сотню йен, что он не был полностью искренен и с Ёсано», — мрачно подумал Накахара. Ему вновь захотелось коснуться Дазая, взять его за руку или прижаться носом к плечу, но юноша с трудом остановил свои порывы.
— Не хочу, чтобы ты думал, что я сделал это специально. — наконец выдохнул Осаму. — Или что такое часто происходит. Просто… потеря контроля. Тебе не нужно будет переживать это снова или что-то такое.
Чуя почти разозлился — неужели Дазай серьезно думает, что чувства Чуи имеют значение?! Конечно, он не был в восторге от того, что увидел в ванной, но дело же
совсем не в этом. Накахара открыл рот в запале, но вдруг губы сами собой схлопнулись. Осознание словно ударило сзади по коленям, роняя юношу вперед и превращая лицо в мясной пирог. Дазай не пытается загладить свою вину перед ним — возможно, Дазай вообще не чувствует себя виноватым — он боится. Боится, что Чуя сочтет его невменяемым и отстранится. Накахара с трудом протолкнул в горло воздух.
Осаму боялся, что Чуя его бросит, пока Чуя изводил себя, что его бросил Осаму.
— Дазай. — уже совсем дрожащим голосом и с маячащими на границе глаз слезами выдавил Чуя. Дазай задержал взгляд на рыжей пряди у чужого виска, словно боясь посмотреть в глаза. — Ты… ты хотел покончить с собой? Я не понимаю…
Да, Ёсано ему объясняла причину действий Дазая, да и у самого Чуи имелись теории на этот счет, но Накахара лучше спросит напрямую у Дазая, чем будет проглатывать чужие слова и свои, не всегда верные, мысли. Дазай сжал челюсти, отчего на его лице заходили желваки. Плечи, скрытые бинтами и тонкой тканью пижамы, напряглись.
— Нет. — тихо, но твердо ответил Осаму. Чуя позволил себе немного выдохнуть. — Нет, не хотел. Это… была попытка справиться с мыслями. Такого больше не повторится. Я обещаю.
Дазай, к сожалению, поднял взгляд именно в тот момент, когда Чуя перестал пытаться сдержать слезы. В конце концов, они не означали его слабость — эти прохладные капли отчаяния, скатывающиеся по мягкой коже. Брови Дазая дрогнули в непонимании. Слова Осаму, призванные облегчить состояние Накахары, слишком тесно переплетались с воспоминаниями, терзающими грудную клетку Чуи. Дазай с петлей на шее. Дазай на самом краю моста. Свежие, сочащиеся кровью, как персики собственным соком, порезы. Многолетняя паутина старых шрамов — рваных порезов, кругляшков ожогов, стежков быстрых швов. Грудь потяжелела от слез и мыслей. Вдруг, Дазай все понял.
— Ты… ты не веришь мне? — столько обиды в его голосе Чуя еще не слышал. Ему стало стыдно, захотелось соврать — Чуя не стал. Больше он не будет лгать. Если это правда, значит, он её выскажет, неважно, как сильно она ранит обоих.
— Прости… — сипло выдавил Чуя. Разочарование на лице Дазая, внезапно проступившее так ясно, точно разорвало что-то в его груди. — Но нет.
Дазай медленно кивнул, проворачивая информацию. Сначала Чуе показалось, что он сейчас отшатнется, отойдет, разозлится —
что ты наделал?! Ты окончательно отпугнул его от себя! — но Осаму словно окаменел. Несколько секунд, в которые Чуя пытался восстановить сбившееся дыхание и перестать плакать, Дазай молча простоял с упертым в пол взглядом, а потом вдруг посмотрел Накахаре прямо в мокрые глаза.
— Чуя-кун. — тихо проговорил Дазай. Следом он, не отведя взгляда от собеседника, плавно опустился на колени. Накахару будто током изнутри шибануло: что он творит?! — Я хочу, чтобы ты меня услышал. Я клянусь, что ничего подобного не произойдет.
— Дазай, прекра…
— Я никогда так не поступлю с тобой. — с сталью в голосе и дрожью в глазах продолжил Дазай. — Не наврежу себе ради тебя. Я знаю, что должен не делать этого ради самого себя, но это все, что я могу… пока что.
На улице подул ветер, тревожа распущенные и чуть влажные волосы Чуи. Дазай стоял перед ним на коленях с поднятыми, застывшими у чужих ног, ладонями. Все лицо Накахары блестело от слез, а глаза Дазая посветлели, вернувшись к привычному оттенку карамели. В груди Чуи потеплело, когда губы Осаму дрогнули в неловкой улыбке. Дазай был искусным лжецом и талантливейшим притворцем, но сейчас Чуя был уверен, что он говорит правду.
— Ты не оставишь меня
так? — прохрипел Чуя.
— Я не оставлю тебя. — прошептал Дазай. Его голос слился с августовским ветром, гоняющим еще не желтые листья за окном.
— Поднимись уже. — выдохнул Чуя и нетерпеливо обхватил плечи Осаму, рывком поднимая юношу на ноги. Едва Дазай вытянулся во весь свой — слишком большой — рост, Накахара обнял его обеими руками, так, как хотел сделать весь день. Мокрый нос Чуи уткнулся в постепенно расслабляющееся плечо Дазая, а руки последнего обвили тело Чуи, сжимая его едва ли не в попытке раздавить ребра и позвоночник.
— Ты простишь меня? — пробормотал Дазай в мягкие волосы Накахары. Если бы Чуя не знал его, он бы подумал, что Осаму плачет. Юноша вдруг задумался, плачет ли Дазай в принципе.
— Мне не за что тебя прощать, придурок. — мягко усмехнулся Чуя. «Мой придурок». — Я просто испугался, что потерял тебя.
Дазай ничего не ответил, лишь выпустив из груди глубокий выдох и крепче обняв Накахару. Тот почувствовал запах медицинских бинтов, геля для душа с миндалем и дешевого стирального порошка — все это смешалось с непередаваемым, родным ароматом Дазая Осаму. Прижавшись грудью к телу Дазая, Чуя почувствовал и свое, и чужое сердце и не смог различить, какой ритм которому принадлежит.
— Дазай. — тихо позвал его Накахара. Он не был уверен, что хочет знать ответ, но понимал: если не спросит сейчас, то не спросит никогда. — Можно спрошу?
— Конечно. — спокойно, как расслабившийся кот, произнес Осаму.
— То, что случилось… — сердце (или сердца) забилось (или забились) быстрее. — Причина в моих прикосновениях… тогда?
Дазай молчал. Чуя понадеялся, что ему не придется уточнять. Осаму так застыл, что к Накахаре уже подобрался страх, но тут руки Дазая крепче сомкнулись вокруг напрягшегося тела.
— Нет. — выдохнул юноша. — Проблема вовсе не в них.
Чуя кивнул, хотя Дазай не мог видеть его кивка, и почувствовал окончательное облегчение за ребрами. Постепенно на улице стало светать, и юноши решили поспать хотя бы несколько часов — как Накахара очень скоро понял, Дазай не спал все это время, а, как и он сам, не мог избавиться от терзающих мыслей. Осаму лег в кровать Чуи на свое привычное место и улыбнулся: повернув подушку очень по-дебильному, как всегда, Дазай накрылся одеялом. Накахара осторожно лег рядом, не торопясь лишний раз касаться юноши, но Дазай вдруг первый перекинул руку через его тело и прижал Чую к себе. Улыбка последнего затерялась в растрепавшихся рыжих вихрах. Теперь он точно знал, что заснет, и заснет без кошмаров.
Когда дыхание обоих почти выровнялось, а на улице начали щебетать самые ранние птицы, Накахара вдруг чуть приподнял подбородок, всматриваясь в дрожащие ресницы Дазая.
— Осаму. — шепотом позвал он. Дазай открыл глаза, уже немного размытым взглядом смотря на Чую. — Ты правда не переживаешь из-за того, что Мори вернулся?
Брови Дазая на секунду вздрогнули — он явно не ожидал вопроса — но потом бледное лицо разгладилось. Пальцы правой руки Осаму огладили раслабленную спину Чуи.
— Нет. — шелестящей тишью голоса ответил Дазай. — Я его не боюсь.
Чуя кивнул и опустил голову. Губы Осаму легко прикоснулись к его лбу, и Чуя закрыл глаза уже с улыбкой. Засыпал он тоже с улыбкой, зная: Дазай — талантливейший лжец и искуснейший актер, но ему он не соврет.
