кофейная цедра

Да, тригонометрические уравнения, конечно, гораздо приятнее вооруженных погонь и летящих в носы кулаков. Уж лучше учитель с длинным прямым хвостом пригрозит тебе плохим результатом на экзамене, чем отброс общества в военной форме пригрозит тебе твоей смертью. Естественно, со всем этим Чуя был согласен: но нужно быть совсем наивным, чтобы правда считать, что Накахара скучал по школе. Длинный кабинет Куникиды-сенсея нисколько не изменился за время их школьных каникул, как и сам Куникида-сенсей, разве что его волосы отросли на пару сантиметров. Строгий взгляд зеленых глаз, блестящая на сентябрьском солнце металлическая оправа очков и потрепанный блокнот в руках. Единственная вещь Куникиды, которая не была в идеальном состоянии, и то лишь потому, что наверняка была его ровесницей. Чуя вздохнул, но быстро выпрямился, когда Куникида бросил на него остроконечный взгляд. По чему Чуя действительно скучал, так это по взаимному уважению со стороны математика. Куникида знал, что Накахара — способный ученик, хорошо разбирающийся в математике и, в особенности, в черчении, поэтому никогда не давил на него или не пытался добиться идеального ответа, как делал с другими, более недалекими учениками. Все это, к сожалению, было раньше: из-за того, как Чуя пропустил почти месяц учебы суммарно и пришел пересдавать семестровый зачет уже после начала следующего, Куникида растерял всю свою благосклонность — даже то, что зачет Накахара сдал почти на «отлично» без подготовки, не спасло репутацию ученика. Тот факт, что Чуя теперь не отходил от ненавистного Куникидой Дазая, репутацию эту просто утопил. Но Чуя не жаловался. На что жаловаться, когда Дазай сидел слева от него, втыкал в тетрадь с мелкими каракулями и морщил нос при окриках Куникиды, но на каждый случайный взгляд Чуи отвечал искренней, светлой, как сентябрьское солнце, улыбкой. Чуя крепче сжал остро заточенный карандаш, но отвыкший концентрироваться взгляд с доски упал на пустующее место в углу класса. Раньше здесь сидел Гоголь: это было заметно еще и по высеченным ножиком знакам на парте. Там были выведены какие-то слова на кириллице, которые Ранпо вместе с По расшифровали, но, как рассказывал Чуе Ацуши, перевод умники так никому и не сообщили. Накахаре тогда было все равно на Гоголя, он оправдал это тем, что все славяне странные, и забыл про рассказ Ацуши — а сейчас, после всего произошедшего, стало интересно. «Да там же точно мат какой-то», — хмыкнул Чуя. Нечего и думать об этом, учитывая, что Гоголя они вряд ли хоть раз увидят. Администрация школы всерьез занялась поисками пропавшего подростка, даже обратилась в полицию, но пока никаких результатов не было. Как им с Дазаем впопыхах рассказал Ацуши (давясь онигири при этом), один раз в школу приходила миловидная женщина, восточная славянка, и, рыдая, умоляла директора школы найти её «Коленьку». Директор протянул матери Гоголя носовой платок и увел её в кабинет, поэтому никто не слышал их беседы, но от отца Накаджима (Дазай посоветовал пареньку идти в детективы) узнал, что Гоголь-сан сильно поругалась с сыном, поэтому о его пропаже сообщила лишь спустя неделю, потому что думала, что Николай прячется у друзей и выводит её на жалость. С отцом Гоголя было еще сложнее: он постоянно пропадал на работе, а сослуживцы и соседи распространили слухи о его алкоголизме. Почему-то Чуя в этих слухах не сомневался. Достоевский уволился: услышав эту новость, Чуя и Дазай синхронно выдохнули. Дазай потом добавил, что это был самый лучший расклад для них, потому что Фукудзава мог не решиться копать под русскую мафию, и этот черт остался бы работать в их школе. Накахара даже не хотел думать о том, как они бы тогда вообще ходили в школу — к счастью, кабинет русского пустовал, а ученикам пока включали онлайн-курсы. Дазай сказал, что по словам Муситаро-куна курсы вела строгая русская бабуля: Чуе и остальным пришлось поверить на слово, потому что ни Дазай, ни Ранпо не сочли нужным посещать подобные уроки. Ранпо вообще сильно изменился после произошедших событий: он стал дерганнее и еще больше ограничил свой круг общения. Если раньше одаренный юноша мог влиться в какую-то компанию или за обедом посидеть с Ацуши и Акутагавой, то теперь он не разговаривал ни с кем, кроме По. По тоже стал молчаливее, то есть в принципе перестал разговаривать, изредка наклоняясь к плечу закадычного друга и шепча ему что-то на ухо сквозь отросшую челку. Накахара пытался поймать одноклассника и, как минимум, поблагодарить его за помощь, но Ранпо бросил «Поговорим позже», и они больше не пересеклись. Чую удивляло и даже немного задевало такое поведение Эдогавы, но уж точно не ему судить. Если Ацуши с Акутагавой, при помощи Гин, естественно, и пришли к каким-то выводам после визита временного пристанища Чуи и Дазая, то ни слова об этом не сказали. Акутагава изредка кидал на Чую тяжелые, многозначительные (но понятные только ему) взгляды, а в остальном юноши вели себя, как обычно. Разве что сидели чуть ближе друг к другу. Касались друг друга чуть чаще. Ацуши периодически звонко чмокал Рюноскэ в щеку, а тот с трудом подавлял смущенную улыбку. Никто особо этому не удивлялся, чего нельзя сказать об их с Дазаем поведении. Когда Чуя перестал постоянно огрызаться на Дазая и всерьез бить его за обидные шутки, одноклассники начали недоуменно переглядываться, словно соскучившись по шоу. Один раз, когда Чуя завис с помещенным на одну точку взглядом, Осаму тихо спросил, все ли в порядке, и сидящая с компанией за обедом Кёка приподняла темную бровь и вопросительно посмотрела на Ацуши. Тот сделал вид, что ни разу в жизни не видел риса. Чуя часто так подвисал, и Дазай всегда замечал. Сначала он искоса начинал наблюдать за мимикой Накахары, разгадывая переплетения его мыслей, потом осторожно касался ладони или колена под столом. Обычно Чую будило прикосновение, и иногда он переплетал свои пальцы с прохладными пальцами Дазая — под партой, за спиной, там, где никто не увидит. А потом, когда они оставались наедине в туалете, раздевалке или пустынной части коридора, Дазай обычно приближался и большими вопрошающими озерами глаз молча спрашивал у Чуи, что не так. Накахара мотал головой, но Осаму все равно целовал его в лоб или прижимал к себе, зарываясь пальцами в волосы. «Все будет хорошо», — шептал он. Сначала Чуя тихо говорил, что Дазай не может этого знать, но постепенно начал соглашаться. Когда Фукудзава за два дня до начала нового учебного семестра позвонил им и сообщил, что нужно возвращаться в школу, дабы не вызывать подозрений, Накахара громко выругался у себя в голове. Не потому, что он хотел забить на учебу или продолжить ничего не делать — у Чуи свербило внутри. Страшно. Мори вернулся в Йокогаму, что, если он просто заявится к ним в школу? Чуя боялся за Дазая, и не только из-за вероятности визита Мори. Осаму будет в порядке? Как он вообще себя чувствует в школе? Не будет ли последствий после… случившегося в ванной? Дазай заверил, что все будет в порядке. Неоднократно. Постоянно заверял, вообще-то. Он не вел себя, как раньше, а наоборот: стал открытее, иногда напрямую говорил, что думает, хотя по его выражению лица и было заметно, что юноше не нравится такая откровенность. Чуя постепенно стал смиряться с мыслью, что все вернулось на круги своя. Вскоре после того звонка Фукудзавы они собрали вещи: Чуя возвращался в квартиру Коё, а Дазай переезжал к Фукудзаве вместе с Акутагавами. Нет, даже не так. Чуя возвращался домой. Еще недавно, до знакомства с Дазаем и отправной точки всего произошедшего, Накахаре было неловко называть эту квартиру домом. Она была съемной, значит, чужой, хоть старушка-хозяйка и души не чаяла в Коё и сочувствовала им обоим из-за смерти родителей. К тому же, это было место, которое полностью обустраивала сестра, только лишь для себя, поэтому Чуя чувствовал себя там вторгнувшимся в личное пространство гостем. Однако, несмотря на все это, едва открыв входную дверь квартирки, Накахара чуть ли не вбежал внутрь: он наконец осознал, как привык к уютному запаху на кухне, мягкому ковру перед телевизором, своему квадратному дивану, просторному балкону. При виде балкона на юношу накатили воспоминания об их с Дазаем первом поцелуе: уши под волосами покраснели, и Чуя побыстрее занес вещи внутрь. Все в квартире Коё было по-старому, за исключением того, что теперь у них будет жить Ёсано. Коё несколько раз извинилась перед Чуей и сказала, что это временно — Чуя не принял её извинения. Во-первых, они вдвоем тоже жили какое-то время в квартире Ёсано, поэтому все было честно, а во-вторых, Накахара будет не против, даже, если жизнь Коё с Ёсано будет не временной. Когда юноша так и сказал сестре, она смущенно улыбнулась и потрепала его по рыжим волосам. Будни затянулись рутиной, которой Чуя невероятно обрадовался: снова мирно тянущиеся дни, учеба, нервозность из-за маячащих на горизонте выпускных экзаменов, привычная усталость и прочая школьная повседневность. Ёсано все еще была на больничном из-за ранения, а Коё вернулась на работу, причем первая девушка постоянно причитала, что из-за её «затянувшегося отдыха» у второй чересчур много обязанностей. Коё отшучивалась, а потом один раз твердо сказала, что не потерпит таких слов, потому что не будь Ёсано, её брат бы погиб. Чуя нервно сглотнул, хотя понимал, что его ни в чем не обвиняют. Ёсано посмотрела долгим взглядом на обоих, но в итоге кивнула. Коё закрепила свой — авторский — одновременно строгий и нежный взгляд на девушке и плавно перевела тему. Накахару присутствие Ёсано дома ничуть не тревожило, даже наоборот: девушка часто помогала ему с уроками, особенно с биологией и математикой (выяснилось, правда, что в гуманитарных предметах Ёсано не сильна), а еще, вопреки упрекам Коё и самого Чуи, готовила просто изумительные блюда. После школы Чуя иногда заходил вместе с Ацуши, Акутагавами и Дазаем в дом к Фукудзаве, и они все вместе готовились к экзаменам, а Гин насмехалась над «лохами» и уходила в гостевую комнату играть в видеоигры на небольшом телевизоре. Акутагава как-то раз упомянул, что Гин обожает видеоигры, особенно шутеры, но Мори не разрешает ей играть у них дома, ссылаясь на абсолютно сексистскую хрень — услышав об этом, Чуя вслух назвал опекуна Акутагав подонком, и все незамедлительно согласились, а Дазай довольно улыбнулся и быстро глянул на Чую. Тема Мори почти не всплывала в их разговорах: Накахара не хотел (или боялся) спрашивать, а Дазай, видимо, не видел причин разговаривать о своем приемном отце. И Чую все устраивало — вся эта жизнь его устраивала. Посиделки с девушками за ужином, занятия математикой с Ёсано, долгие прогулки по набережной с Дазаем, приятный нервяк из-за каких-то простых подростковых вещей, к примеру, экзаменов и того, что учитель может… — Накахара. — Чуя вздрогнул, будто бы даже не узнав свою фамилию. Когда он поднял голову и потряс ею, избавляясь от нахлынувших мыслей, то сначала поймал сочувственный взгляд Дазая за соседней партой (последний раз, когда Чуя смотрел на Осаму, тот подкалывал угрюмого Акутагаву и красного Ацуши по поводу того, почему они не сообщили отцу Ацуши о своих отношениях, а сейчас он рвал тетрадный листок на мелкие кусочки и на каждом неумело рисовал рожицу), а потом наткнулся на грозного Куникиду-сенсея, смотрящего прямо на отвлекшегося ученика, который хлопал синими глазами и не понимал, зачем его окликнули. — Да, Куникида-сенсей? — неловко откашлявшись, спросил Чуя. Все в классе молчали, уткнув взгляды в парты. Ацуши нервно сглотнул, так громко, что даже Накахара со своего места услышал. Куникида шумно вздохнул, едва не закатив глаза — наверное, подумал, что закатывать глаза будет не слишком педагогично. — Я так и понял, что ты не слушаешь. — укоризненно заметил математик. Чуя не нашел, что возразить. — К доске, Накахара. «Вот блядство», — подумал Чуя, пока отпускал зажатую в пальцах ручку и поднимался с места. Решить уравнение на доске для него не проблема, знать бы, что они вообще в данный момент решают. Юноша кивнул, будто мог отказаться, и медленно побрел к доске. Кто-то в левом углу класса хихикнул, и Чуя почувствовал себя идиотом. Вдруг, его ноги что-то коснулось: опустив взгляд на парту Дазая, Накахара увидел наспех выведенные на листе иероглифы: «Диктует». Дазай посмотрел на юношу ободряющим взглядом и показал большой палец под партой. Чуя улыбнулся краями губ и отвернулся, ускорив шаг, чтобы Куникида ничего не заподозрил. — Быстрее, пожалуйста. — поторопил его учитель, когда Чуя уже взял мел и встал у доски. — А то мы выбьемся из плана урока. — Извините. — неискренне пробормотал Чуя. Сам он подумал, что Куникиде стоит уже расслабиться и перестать постоянно бежать за бесполезными планами. Математик присел на край учительского стола и сосредоточил взгляд цепких глаз на уравнении. — Итак, диктую. — Чуя крепче взял мел, отчего его пальцы стали белыми. — Игрек равен… — Извините, Куникида-сенсей. — прервал учителя женский голос. Ученики сразу приободрились, увидев на пороге Харуно-сенсей, их классную руководительницу, потому что её приход означал отдых от математики минимум на две минуты. Куникида при виде коллеги чуть не хрустнул зубами: они точно выбьются из плана урока. Чуя не обратил внимания ни на учеников, ни на учителя — его внимание привлекла беспокойная складка на лбу Харуно. Молодая учительница скромно застыла на пороге класса. — Да, Харуно-сенсей? — спокойно, скрыв раздражение в низком голосе, спросил Куникида. — Я могу вам помочь? — Мне срочно надо, чтобы Акутагава Рюноскэ и Дазай Осаму прошли со мной. — проговорила Харуно и нашла взглядом упомянутых. Акутагава и Дазай мгновенно переглянулись. Чуя почувствовал, что сейчас уронит мел, и он разлетится на красящиеся обломки. Внутри все похолодело, будто он выпил бутылку воды из холодильника залпом. Акутагава нахмурился, его кадык нервно дернулся — на лице Дазая не отразилось ни одной эмоции, но зрачки в глазах дрогнули, находя обеспокоенный взгляд синих глаз у доски. Ацуши выпрямился и чуть не подпрыгнул на стуле, словно его в задницу кольнули. — Это обязательно? — уже не пытаясь скрыть недовольство, спросил Куникида. Длинные пальцы напряглись на корешке учебника. — У нас новая тема, а юноши много пропустили в прошлом семестре, особенно Дазай-кун. — Боюсь, им придется взять задание потом. — развела руками Харуно. — Это срочно. Вдруг, учительница переступила с ноги на ногу, и за её спиной появился темный силуэт. Чуе потребовалась секунда, чтобы узнать в нем Гин. Девушка стояла вполоборота, поэтому её лицо разглядеть было сложно, но Накахаре не было это необходимо, чтобы построить теорию: дело в Мори. А в чем еще, когда Харуно забирает троих его приемных детей? — Не будем отнимать время от урока, Куникида-сенсей. — произнес Дазай и спокойно встал. Проходя мимо математика, он ядовито улыбнулся, и Куникида наверняка подумал, что Дазай только рад слинять с урока. Когда Осаму поравнялся с Чуей, тот увидел ясный отпечаток страха в карих глазах. Мел чуть не выскользнул из пальцев, белых и холодных, как снег. Ацуши попытался привстать и коснуться руки Акутагавы, но его ладонь ухватилась за воздух — Рюноскэ так побледнел, что создалось впечатление, будто он вот-вот упадет в обморок. Весь класс провожал глазами братьев, выходящих из класса и заговаривающих с Гин. Харуно поклонилась перед Куникидой. — Извините. Спасибо. Мы пойдем, Куникида-сенсей. — скромно проговорила учительница и увела троицу от кабинета. Сердце Чуи лихорадочно забилось, стоило Дазаю пропасть из поля зрения. Что, если их выведут из школы, а там будет ждать Мори? Что, если их заберет служба опеки? Что, если он в последний раз видит Дазая? Паранойя была готова задушить юношу. — Куникида-сенсей, можно я пойду с ними? — быстро проговорил он. Голос дрогнул и будто стал выше от тревоги. Куникида изумленно приподнял русые брови и злобно взглянул на Чую, явно думая, что он тоже хочет прогулять занятие. — Естественно, нет, Накахара-кун. — стальным тоном произнес математик. Ацуши тем временем вцепился в парту и поджал губы так, что они побледнели и слились с тетрадным листом. Где-то в углу класса зевнул Ранпо. — Пожалуйста. — Чуя припечатал учителя взглядом, словно по нему Куникида смог бы прочитать всю историю произошедшего и мгновенно войти в положение. — Мне надо сказать кое-что Дазаю… Это очень важно… — Нет, Накахара. — гаркнул Куникида так резко, что многие в классе вздрогнули. Ацуши вообще, судя по его зеленеющему лицу, чуть не подавился слюной. Чуя нахмурился: неужели Куникида настолько слепой, что не видит — дело срочное? Ярость сначала обуздала тело Накахары, приготовив поток ругательств в адрес учителя, но потом быстро утихла, заставив лишь крепче сжать мел и едва не сломать его напополам. Даже, если он закатит истерику, Куникида его не отпустит, а ведь может еще и после урока повести к директору — такие задержки Чуе не нужны. Тем более, проблемы с математиком Накахаре тоже не особенно были нужны. Юноша заставил себя пристыженно опустить взгляд, мысленно все же обматерив Куникиду. — Извините, Куникида-сенсей. — дождавшись удовлетворенного кивка Куникиды, Чуя отвернулся к доске и поудобнее перехватил мел. — Диктуете? — Так вот. — громко сказал Куникида, заставив всех учеников со вздохом взять ручки. — Игрек равен… Накахара решил уравнение без единой ошибки, чем немного — совсем чуть-чуть — смягчил настроение математика, но, едва отступив от доски, забыл всю тему начисто. Кроме страха, смешанного с тревогой и приправленного паранойей, в его голове ничего не осталось. «Почему весь мир должен был закончиться?».

***

Протяни он руку — точно бы почувствовал перекинутую от одного Акутагавы к другой нить напряжения. Даже не нить, а металлическую леску. Дазай впервые чувствовал, что не разделяет их напряжения: юноша почти не нервничал. Во рту пересохло, а вдоль позвоночника пробежал холодок, но Осаму не был испуган. В конце концов, чего бояться? Он и так знал, из-за кого их вызвали в кабинет директора. И все трое знали, кого увидят сидящим там, едва зайдут. — Все будет хорошо. — тихо, чтобы почти бегущая впереди них Харуно-сенсей не услышала, пробормотал Дазай и двумя руками похлопал младших по спинам. Гин фыркнула в маску и отвела взгляд дрожащих глаз, а Акутагава выпрямился, как немецкая овчарка по команде, и поджал и без того искусанные бледные губы. — Это же он, да? — трескающимся голосом спросила Гин. Девушка очень редко показывала свой испуг, предпочитая скрывать не только свое лицо, но и его выражение — сейчас же она посмотрела прямо в глаза Дазаю, и старший брат понял, что сестра в отчаянии. Боится. Не хочет делать ни шагу вперед. «Поверь мне, Гин-чан», — глазами ответил ей Дазай. — «Я тоже не хочу». — Конечно, он. — мрачно буркнул Акутагава. На его лице была написана ярость и жестокость, но Дазай видел дрожащие пальцы Рюноскэ, которые он пытался спрятать в карманах форменного пиджака. Осаму вздохнул. Когда Харуно подошла к кабинету директора, юноше пришлось отпустить спины младших, и они вновь переглянулись, но уже втроем. Дазай вспомнил наполненные паникой глаза Чуи, цвет лица которого стал цветом мела в его пальцах. «Не натвори ничего глупого, Чуя-кун», — непонятно, зачем, подумал Дазай, словно кто-то мог его услышать, и сжал челюсти. — Проходите. — быстро сказала их классная руководительница и пристыженно опустила взгляд. Харуно-сенсей была доброй, мягкосердечной учительницей — Дазай считал её уроки не всегда интересными, но ему нравился её подход к обучению, и юноша пытался не доставлять ей проблем. Даже сейчас было видно, что молодая преподавательница понимает происходящее не хуже приведенной якобы к директору троицы. — Спасибо, Харуно-сенсей. — улыбнулся Дазай девушке и первым зашел в кабинет, зная, что никому из Акутагав не стоит открывать дверь раньше него. Младшие сначала замялись, а потом прошли за Дазаем внутрь. Когда все они вошли в кабинет, удивления не испытал никто: разве что застывшая на пороге Харуно от слишком радостной улыбки Дазая. Что было на самом деле необычно, так это то, что самого директора в кабинете не было, но Осаму это тоже не слишком-то удивило: наверняка сидящий в кресле для посетителей мужчина просто едко улыбнулся педагогу и попросил его удалиться с собственного рабочего места после того, как вырвет троих учеников с мирных уроков. Да, конечно, сидящему в строгом черном костюме с галстуком винного цвета на шее и раздвинутой от уха до уха тонкогубой улыбкой мужчине это бы не составило труда. — Здравствуйте, дети. — Мори Огай развернулся на кресле и улыбнулся искренней, отеческой улыбкой. Дазай застыл в метре от него: Акутагавы скрылись за его плечами, и Осаму впервые пожалел, что его плечи не слишком широкие. Юноша спокойно взглянул на отца — он почти не изменился. Блестящие волосы цвета смолы и две тонкие прядки, обрамляющие лицо. Глубокие глаза, цветом чем-то напоминающие его галстук. Изящные бледные пальцы, которыми только на фортепиано играть, сложенные в замок. И длинная, сочащаяся ядовитым дыханием улыбка. Единственным, что не вписывалось, были чуть впалые скулы и едва заметные тени под глазами. Побег из Японии и возвращение обратно все же отразились на хирурге, хотя малознакомый человек такого бы и не подметил. «Какое счастье, что я крайне хорошо знаю Мори». — Здравствуй, отец. — поздоровался Дазай с ответной улыбкой. Черные зрачки сосредоточились на его лице, но юноша не почувствовал напряжения. Его сердце даже не дрогнуло. Осаму попросту ничего не почувствовал, смотря на этого человека. — Как твоя поездка? Дазай физически не мог видеть спиной, но он точно знал, что Акутагавы незаметно переглянулись. «Мы что, правда будем делать вид, что ничего не произошло?», — наверняка вопрошали они. Раньше и для самого Осаму это казалось абсурдом, но не теперь. Теперь он знал, что притворяться и создавать искусные иллюзии — единственный способ выжить с таким человеком, как Мори-сенсей. — Неплохо. — усмехнувшись, ответил Мори. Он скользнул ленивым взглядом по всем троим, словно оценивая их внешний вид. Вернувшись глазами к Дазаю, мужчина улыбнулся, как сытый кот. — Но я соскучился по вам. Как у тебя дела, Дазай-кун? На секунду. Ровно на секунду зрение Дазая отключилось, словно глазные яблоки повернулись внутрь, и юноша увидел вжавшего его в мягкий пол мужчину в белом халате и с обезумевшим взглядом. Почувствовал липкие прикосновения под своей формой и гнилое дыхание на своей шее. А потом секунда прошла, и губы Осаму поднялись в признательной улыбке. — Хорошо. — отозвался он. Мори не задержался на нем взглядом и посмотрел за спину старшего сына. — Акутагава-кун? Гин-чан? Акутагавы помедлили. Рюноскэ гортанно прочистил горло. Дазай мог учуять его страх, словно был голодным псом. Мори тоже почувствовал заминку младшего сына и наклонил голову, цепляясь за бледное лицо взглядом пикирующего коршуна. — Все хорошо, отец. — быстро спохватилась Гин и ответила за обоих. Мори проигнорировал слова приемной дочери: он уже сосредоточил все внимание на Акутагаве. Дазаю захотелось посмотреть на Рюноскэ, но он не позволил себе этого сделать и перевел взгляд на точку в пространстве за спиной опекуна. Сердечная мышца похолодела от легкого, покалывающего страха за Акутагав. — Акутагава-кун? — повторил Мори. В голосе блеснуло лезвие скальпеля. — Как твои дела? — Нор… Нормально, Мори-сан. — наконец выдавил Акутагава. Его голос хрипел сильнее обычного, но в нем почти не было дрожи, и Дазай подумал, что гордится братом. Правда, времени сказать об этом, конечно же, не было. Мори еще с секунду сощуренно смотрел на Рюноскэ, но в итоге отвел взгляд. До того, как троица успела выдохнуть после внезапной психологической проверки, мужчина быстро поднялся на ноги. Посетительское кресло хрустнуло, а дыхание Гин под маской чуть дернулось от резких движений со стороны Мори. Тот довольно улыбнулся. — Мне жаль, что пришлось вот так забрать вас с занятий, — быстро проговорил Мори, будто хотя бы одно слово было правдивым. — Но вам нужно поехать со мной. Семейные обстоятельства. — Но… — начала возражать Гин, и Мори остановил её быстро поднятой ладонью. — Нет, Гин-чан. — мужчина разочарованно покачал головой. — Не обсуждается. Дазай сделал усилие, чтобы не нахмуриться. Естественно, ни о каких семейных обстоятельствах речь и не шла, но дело не в этом: пока что Осаму не знает, зачем Мори хочет увезти их из школы. Юноша ожидал, что их опекун вернется и будет вести себя, как обычно, плавно и вкрадчиво терроризируя всех троих и возвращая себе место в преступной иерархии, но такого Осаму не предвидел. А что Дазай больше всего ненавидел после чувства, что он становится обузой, это незнание чего-то. Осаму попытался сглотнуть сухой ком в горле, но лишь усугубил положение, чуть не сдавив себе дыхание. Когда взгляд Мори перешел к старшему сыну, тот виновато улыбнулся. — Мы понимаем, отец. — негромко, с расстановкой начал Дазай. Их с Мори взгляды перекрестились, и в юноше забил адреналин. — Но близятся экзамены, и у нас у всех сейчас важные уроки. Можно мы придем домой сразу после занятий? Делать этого Дазай не собирался, нет, конечно же. Если Мори позволит еще на несколько часов остаться в школе, они что-то придумают. Позвонят Фукудзаве или Коё, свяжутся с Агатой, на худой конец, то есть, точно найдут выход из положения. «Я смогу поговорить с Чуей», — лихорадочно подумал Дазай. Ладони вспотели, и пот мгновенно похолодел. — Дазай-кун. — Мори улыбнулся, как родитель, чей ребенок попросил купить слишком дорогую игрушку. — Я уже сказал твоей сестре «нет». Ты не на особом счету. От этих слов все внутренности Дазая передернуло, но юноша сдержался и не показал этого. Он сымитировал опечаленный взгляд и смиренный кивок, хотя сам уже принялся вертеть мозгами. Куда Мори их повезет? Он приехал один? Он будет за рулем или кто-то из загадочных водителей? Есть ли смысл попытаться привлечь кого-то из администрации школы? Нет, они не помогут. Они не смогут ничего сделать: Мори — их законный опекун. А вызывать службу опеки никто не станет, тем более, у Мори наверняка имеется какая-нибудь байка. Выбора не было. Придется ехать с ним и не перечить. — Хорошо, отец. — обреченным голосом подытожил свои мысли Дазай. Мори удовлетворенно кивнул и сделал шаг к двери: в эту же секунду Акутагава подался вперед и вцепился мертвой хваткой в плечо Дазая. Кожа под бинтами натянулась, затрагивая недавно нанесенные и еще только лишь подернутые корочкой порезы, но Осаму почти не заметил боли. Огромные, полные страха глаза Рюноскэ закрыли ему всю боль. Младший брат даже ничего не сказал, молча вцепившись взглядом в старшего. — Что?! — прошипела Гин, повернувшись к Дазаю. Она хотела что-то еще сказать, но заметила движение в глазах Мори и быстро отвернулась, даже прикусив язык под маской. Если бы запах страха имел какой-то определенный цвет, например, зеленый, то весь кабинет был бы цвета изумрудов. — Поторопимся, пожалуйста. — стальным тоном бросил детям Мори и решительнее вышел из кабинета. Харуно, все это время стоявшая неподалеку от дверного проема, вздрогнула всем телом и опустила глаза в пол, когда опекун её учеников прошел мимо неё. Они с Мори виделись на родительском собрании, даже разговаривали об успеваемости Дазая и Акутагавы, но врач не посмотрел на учительницу. — Все будет хорошо. — шепнул Дазай Акутагавам. Никто из них, включая самого говорящего, в эти слова не поверил. — Куда он нас везет? — хрипло, будто на грани приступа плеврита, проговорил Акутагава. «Если бы я знал, братишка». — Разберемся по ходу. — уверенно, игнорируя запинающееся в собственном биении сердце, ответил Осаму. — Не ссыте. Грубее, чем следовало, и жалея об этом, Дазай сбросил ладонь Рюноскэ со своего плеча и первым вышел из кабинета. Акутагавы быстро последовали за ним — все трое нахмурились и сжали челюсти. Харуно, отступившая от двери кабинета, вдруг подалась вперед. На секунду Дазаю показалось, что классная руководительница схватит его за руку, и он невольно остановился. Зеленые глаза учительницы блеснули под квадратными очками. — Дазай-кун. — она бросила быстрый взгляд в сторону Мори. Все четверо знали, что у них мало времени. — Уезжаете? — Семейные обстоятельства. — тихо отозвался Дазай. Харуно-сенсей поняла больше, чем внешнюю оболочку происходящего: это было видно по тихой решимости на её лице. — Держи. — девушка осторожно коснулась запястья Осаму и вложила в раскрытую ладонь какую-то бумажку. — Номер службы спасения. Позвоните по ней, если будет необходимость. Это было абсолютно бесполезно: от преступника не спасут никакие службы, и Дазай это понимал, но поступок Харуно вдруг показался ему таким по-настоящему добрым, что Осаму с трудом сдержал искреннюю улыбку. Глянув на листок и действительно обнаружив на нем аккуратно выведенные карандашом цифры, Дазай спрятал его в карман. — Спасибо, Харуно-сенсей. — кратко поблагодарил её Осаму. Медлить было нельзя, поэтому он скользнул взглядом по решительной Харуно и двинулся вперед. Рюноскэ не отставал от старшего брата ни на шаг, но Гин вдруг задержалась около учительницы. — Харуно-сенсей. — звенящим от беспокойства голосом проговорила девушка. — Пожалуйста… передайте Тачихаре Мичизу, чтобы он не приходил к дереву. Ни в коем случае. Это очень важно. Харуно нахмурилась, но сразу кивнула. Брови Дазая тоже дрогнули: он не понял, о чем речь, и ему это не понравилось. Взгляд на Акутагаву ничего не прояснил, потому что тот тоже недоуменно пялился то на сестру, то на Дазая. — Обязательно, Гин-чан. — согласилась Харуно. Она явно хотела сказать что-то еще, но Дазай коснулся пальцами локтя Гин, уводя её за собой. Им нужно быстро догнать Мори, иначе у него появится лишнее внимание к Харуно — вовлекать во все это их милую учительницу Дазаю точно не хотелось. Акутагавы покорно поравнялись с Осаму, быстро доходя до отца. Тот решительно двинулся по коридору, словно спешил куда-то, но на лице мужчина изобразил полную расслабленность — такой контраст было легко прочитать, и по этому факту Дазай сразу понял, что нервы у Мори на пределе. — Хотите заехать куда-нибудь поесть? — беспечно спросил Мори, будто хотя бы кому-то, кроме него, полез бы кусок в горло. — Я бы не отказался от американского фастфуда. — Да, отличная идея. — быстро согласился Дазай. Ему было абсолютно все равно на какую-либо еду. Взгляд Осаму был прикован к кабинету Куникиды-сенсея, неподалеку от которого они свернули к лестнице. Чуя наверняка сидит там, как на иголках, пытаясь еще и вникнуть в происходящее у доски. Сердце Дазая сжалось от невозможности прямо сейчас связаться с Накахарой. «Я обязательно найду способ», — поклялся юноша сам себе и опустил взгляд, чтобы Мори не заметил, куда он смотрит и чью голову пытается найти. Мори заметил. И прекрасно понял, о которой рыжеволосой голове идет речь.

***

Вопреки ожиданиям и даже — совсем немного — надеждам Дазая, никакой водитель не ждал их: за руль сел Мори. Юноша сразу заметил, что ехали они не на обычной машине отца — Осаму и раньше не сомневался, что у Мори минимум несколько машин и столько же купленных номеров. Эта была простая черная машина не новой, но и не винтажной модели, которую ты никогда не заметишь стоящей на парковке или в пробке. Идеальная машина, чтобы забрать своих детей пораньше из школы, правда? Сначала они ехали молча, объятые напряжением и дурным привкусом паники, но долго это не продлилось: Мори перестал периодически поглядывать на трех вжавшихся в сидения подростков на заднем сидении и включил радио. Из динамика полилась совершенно безвкусная попса, которую Мори слушал в периоды скверного настроения. Он говорил, такая музыка его смешит. В тот момент ничего никого не смешило — только мужчина за рулем изредка загадочно улыбался, кивая некоторым битам и отводя взгляд на тротуар, где в дневное время почти не было пешеходов. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:31 Угрюмый Рю: Куда мы едем? Несмотря на ситуацию, Дазай с трудом сдержал кроткую улыбку. Они еще давно создали чат, который использовался для обсуждения, что приготовить на ужин, что купить в магазине, кто где находится и почему не пришел в школу — что самое главное, троица также использовала его для переговоров тогда, когда Мори мог их услышать. Дазаю не нужно было поворачивать голову, чтобы увидеть бледное (как у настоящего трупа, потому что Рюноскэ и так не отличался румянцем) лицо брата и чуть дрожащий телефон в тонких пальцах. Гин смотрела в окно, хотя её мобильник тоже завибрировал под ляжкой. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:32 Вы: Ставлю на то, что домой 12:32 Угрюмый Рю: Зачем? Что он с нами сделает? Дазай чувствовал отчаяние Акутагавы, но ничем не мог ему помочь, и оттого даже чувствовал раздражение: почему Рюноскэ считает, что Осаму может что-то сделать? Он сам боится до усрачки, что их везут на скотобойню. Почему нужно взвалить именно на его плечи все решения и еще и моральную поддержку? «Потому что ты — старший брат», — напомнил себе Дазай. — «Разве Коё бы нагрубила Чуе, скажи он, что ему страшно? Нет». Юноша подавил вздох, сделав вид, что всматривается в пейзаж за окном, который видел сотню раз по пути из школы. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:35 Вы: Точно домой. Я не знаю. Разберемся по ситуации 12:36 Вы: Не бойтесь, все будет хорошо) 12:37 Угрюмый Рю: Нихрена не будет, и ты это знаешь 12:37 Вы: Эй, я тут помочь пытаюсь! 12:38 Угрюмый Рю: Я понял. Прости, Дазай-сан. Осаму чуть не усмехнулся. Акутагаве необязательно было продолжать так называть его, тем более, что «старший брат» не заслуживал подобного уважения, но слышать это прозвище каждый раз было приятно, как бы Дазай ни скрывал это. Взгляд скользнул по Акутагаве, который немного поджал губы, явно раздумывая над чем-то. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:41 Гин-чан: Не думаю, что он нас убьет. Сообщение сочилось холодной уверенностью, но Дазай бросил быстрый взгляд на невозмутимую Гин и увидел, как её глаза бегают, а ноги сильнее привычного прижимаются друг к другу. Гин крайне редко позволяла кому-либо увидеть, что она боится, и это действительно настораживало. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:43 Вы: Мы справимся. Ацуши-кун наверняка догадался о том, что нас неспроста вызвали, и сообщил отцу При упоминании Ацуши кадык Акутагавы заметно дернулся, но Дазай сделал вид, что не заметил. Мори забарабанил пальцами по рулю, почти шепотом подпевая радиоволне. Глупая попса уже сменилась песнями из восьмидесятых — это Дазаю нравилось больше, но настроения слушать музыку не было. Мелодия проходила через его разум, и её, словно колючая проволока, разрывали мысли о том, как им троим быть дальше. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:44 Гин-чан: Согласна. Если что, сбежим через окна. Он один, нас трое. 12:44 Вы: Нравится ход твоих мыслей, Гин-чан😉 12:45 Угрюмый Рю: О каком дереве ты говорила? 12:45 Гин-чан: Что? 12:45 Угрюмый Рю: Ты сказала Харуно-сенсей о каком-то дереве. Мне ты не говорила. Даже от сухих букв, отправленных Акутагавой, веяло обидой на сестру. Дазай встревать не стал: он тоже понял, что Гин скрыла что-то от Рюноскэ, причем связанное с Тачихарой, которого братец недолюбливал, но не собирался добиваться от девушки оправдания. Она не обязана ничего рассказывать ни одному из них и явно знает об этом. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:46 Гин-чан: Я не сказала, потому что это личное. 12:46 Гин-чан: И говорить не буду. Пальцы Рюноскэ дрогнули на мобильнике, он быстро повернулся к сестре — та невозмутимо отключила гаджет и положила его под ляжку, как обычно делала, чтобы другие пассажиры не видели экрана. Даже не встретив взгляд Акутагавы, Гин повернулась к окну. Дазай тоже посмотрел на места, которые они проезжали, и со смесью ужаса и решимости понял, что они почти приехали к дому. Их дому, в котором они ни разу не были с тех пор, как Мори уехал из Йокогамы. Во рту пересохло. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:48 Вы: Я был прав, мы у дома 12:48 Вы: Не бойтесь. Держитесь молодцами Настроение Мори явно улучшилось: он свернул на подъездную дорожку чуть ли не с улыбкой на губах. Дазай недоверчиво глянул на вход в дом. Последний раз, когда он отсюда выходил, его везли в психиатрическую лечебницу при военном учреждении — ассоциации неоднозначные после такого опыта. Сообщение: «Семейка Аддамс» 12:51 Угрюмый Рю: Я не попрощался с Ацуши. 12:51 Вы: Тебе не придется с ним прощаться, Акутагава-кун. Обещаю — Приехали. — заглушив двигатель и мгновенно повернувшись к своим приемным детям, сообщил Мори. Дазай боялся, что отец догадался об их переписке и переглядках, но повернувшегося мужчину встретила робкая улыбка Акутагавы, отточенная радость в глазах Дазая и открытая поза Гин. «Молодцы», — мысленно похвалил младших Осаму. Мори чуть кивнул и быстро вышел из машины. Дазай последний раз переглянулся с Акутагавой, подтверждая правдивость своего последнего сообщения, и тоже вышел. Мори, как и всегда, особо не задерживаясь, подошел к входной двери и принялся хрустеть ключами. Подростки остановились на крыльце, недоуменно смотря в спину опекуна. «Он что, правда дернул нас из школы, чтобы привезти домой?», — с каплей изумления и ведром недоверия думал Дазай. — «Неужели снова будет подпитывать иллюзию идеальной семьи?». Но, как только дверь открылась, Осаму понял, что был не прав. — Заходите. — позвал их Мори, когда вошел в квартиру и остановился в коридоре, потому что увидел, что дети не последовали за ним. Дазай почувствовал рваный вдох Акутагавы и собственный обледенелый пульс. Коридор был весь заставлен коробками, вся мебель была сдвинута к двери кухни, все картины сняты и даже светильники сложены в упаковки, в которых покупались. Мори приподнял темные брови, заметив, что дети все еще не двигаются. Его глаза опасно блеснули из сумерек коридора. — Отец, а… — Дазай позволил себе приоткрыть немного истинного удивления. — Зачем все… это? — Ты поражаешь меня своей недогадливостью, Дазай-кун. — мягко осадил его Мори. — Мы переезжаем из Йокогамы. Органы внутри будто полопались. Что? Рюноскэ едва не вгрызся в внутреннюю сторону щеки. Длинные ногти Гин вонзились в бледную кожу собственных ладоней. — Скоро прибудет машина. — добавил Мори. Он улыбнулся уже не притворной, а той самой улыбкой, которой разбивают зеркала. Мужчина посмотрел Дазаю прямо в сузившиеся зрачки. — У вас есть десять минут на сборы.