***
Ацуши не знал, что ему делать. Бежать за Чуей? Нет — не только из-за опасения, что Накахара все же сорвется, но еще и из-за тонкого чувства обиды за самого себя. Тонкого, потому что всякий раз, когда Накаджима принимался думать, что его друг поступил несправедливо, ведь Ацуши ничего не сделал, паренек утыкался в парящий восклицательный знак. Он ничего не сделал, и в этом и была его ошибка. Тяжело вздохнув и почувствовав затянувшийся в груди узел, Ацуши побрел по коридору. Ему нужно было быть на истории, но юноша понимал, что не в состоянии извиняться перед учителем и занимать свое место, зная, что парта рядом с ним будет пустовать, как и две парты у окна. Накаджима медленно передвигался по коридору, размышляя, что ему делать. Он не был тем, кто спасает людей — он даже не был тем, кого обычно спасают. Ацуши всегда был тем самым жизнерадостным пареньком, который просто счастлив тому, что имеет. Который не привык бороться за что-либо. Который был бессилен и принимал свое бессилие как черту характера. Ему пришлось приостановить свою неспешную прогулку по коридору, но не по своей воле, а потому, что Ацуши уткнулся в широкое окно с белым подоконником. Его левый угол был весь испещрен надписями разных учеников, склонных к нарушению правил и/или вандализму. «Такаши козел», «М+О=дружба навсегда», «Хочу сдохнуть» — все эти слова Накаджима знал наизусть, потому что они с Акутагавой постоянно ошивались в этой части коридора. Самое дальнее крыло школы, длинный безлюдный коридор, ведущий к закрытой лестнице на крышу — почти никто не забредал сюда, поэтому юноши часто искали тут уединения, зная также, что большинство учеников недолюбливали закрытую лестницу, считая её жуткой (Ацуши даже слышал истории о том, что её закрыли, потому что какая-то третьегодка спрыгнула с школьной крыши и упала животом прямо на пику высокого забора, и теперь её призрак, подобно туалетной Ханако-сан, поджидает одиноких учеников у своего пристанища). Ацуши невесело усмехнулся, проведя большим пальцем по шершавым надписям. — Ты злишься? — спросил тогда Акутагава. Ацуши вспомнил, потому что сам в тот день сидел на подоконнике и болтал ногами, а Акутагава стоял рядом, боком касаясь чужих коленей, и оглаживал пальцами «наскальные» надписи на подоконнике. — На что? — удивился Накаджима, что сразу стало ясно по его выражению лица. Акутагава отвел взгляд, словно боялся поднять его на своего парня. — Ну, что я… — он пожал плечами. Ацуши молчал, выжидая ответа, даже ногами болтать перестал. — Раньше травил тебя. Ацуши задумался. Рюноскэ не преувеличил: когда они еще не дружили, ни у кого из одноклассников ни на минуту не возникало сомнений, что Акутагава ненавидит белобрысого новенького. Накаджима, на самом деле, не винил его — новенький был тощим сиротой, ни разу не ходившим в обычную школу для обычных детей, постоянно навязывающимся ради хотя бы какого-то общения, неосознанно подлизывающимся к учителям из-за отношений с воспитателями в приюте, да еще и с чудаковатой прической. Идеальный мальчик для битья — не на руку сыграло еще и внезапное желание Дазая подружиться с ущербным новеньким. Да, Ацуши точно понимал Акутагаву. Обижался ли он на это сейчас? Нет, ведь те времена прошли. Ненавидел ли Накаджима своего задиру тогда? Однозначно да, как бы это не травило его душу. — Я не злюсь на тебя. — наконец ответил Ацуши после долгой паузы. — Тогда было неприятно, да. Но сейчас же ты меня не ненавидишь… Я надеюсь… — Ацуши. — Акутагава перебил его и очень внезапно поднял взгляд вороньих, почти полностью черных глаз. Накаджима напрягся, когда ладонь парня легла на его колено и сжала ногу. — Я не могу простить себя за то, что… делал тогда. Это было неоправданно жестоко, и ты такого не заслужил. Был бы твоим обидчиком кто-то другой, я бы выбил из него всю душу, но… это был я, и… — Да ладно тебе, Акутагава-кун. — улыбнулся и попытался перевести все в шутку Ацуши, хотя его сердце забилось быстрее, а в животе неожиданно потеплело: юноше одновременно стало приятно, что Рюноскэ раскаивается в своих поступках, и больно, что его парня гложет это, ведь Накаджима почти забыл о той поре. — Наверное, я бы на твоем месте тоже шпынял себя, типа, ты вообще видел мои волосы… — Эй. — грубо оборвал его Акутагава. Его взгляд потемнел, и Ацуши невольно напрягся: он что, сказал что-то не то? — Я покрасил концы своей челки в тот же цвет, что и твои волосы. Потому что они прекрасны. — Ты… — Накаджима не смог договорить. Слезы подкатили к его горлу, а глупая улыбка расплылась на лице. Он еще давно заметил, что Рюноскэ подкрасил свои отросшие волосы, но еще ни разу не сравнивал цвет. «Он ведь и правда такой же, как у меня…», — с тронутым во всех смыслах сердцем подумал Ацуши. — Акутагава-кун, это… — Я не просто не ненавижу тебя, Ацуши. — тише, чем раньше, но все равно с темной решительностью в глазах, проговорил Рюноскэ. — Я люблю тебя. Ацуши не выдержал и спрыгнул с подоконника, лишь на секунду испугавшись, что они столкнутся лбами — Акутагава, поддавшись отличным рефлексам, отступил, и Накаджима обвил руками его шею. Из по-кошачьи желтых глаз текли радостные слезы, и Ацуши прижался к Акутагаве, отчего его форменный пиджак наверняка пропитался соленой жидкостью. Рюноскэ осторожно, но крепко обнял его в ответ, и чудаковатый новенький, который больше не новенький, но все еще чудак, почувствовал себя счастливым. «Я тоже тебя люблю, Акутагава-кун!», — сказал ему тогда Ацуши. Вспомнив об этом, Накаджима вздрогнул, будто от холода. На ресницах застыли слезы, но вовсе не счастливые, как тогда. Юноша поднял взгляд на окно, чтобы не расплакаться — и мгновенно нахмурился. Окна дальнего коридора выходили на высокий забор, ограждающий территорию школы, и местность за ним. Пока Ацуши рефлексировал и ковырял надписи на подоконнике, через дыру в заборе, скрытую помятыми прогульщиками кустами, вылезли двое очень знакомых школьников. Долговязая фигура в поношенной зеленой куртке — Тачихара-кун. И длинный, ярко-рыжий хвост над решительным лицом — Чуя. У Накаджимы отвисла челюсть, пока он наблюдал, как юноши, без вещей и верхней одежды, пересекли проезжую часть и скрылись в дворах. «Они что, сбежали, чтобы вызволить Акутагав и Дазая?!», — додумался секундой позже Ацуши. Он отшатнулся от подоконника с быстро бьющемся сердцем и решительной паникой в голове. Ацуши не мог ничего сделать. Ацуши был не тем звеном, от которого что-то зависит. Он не был героем или обладателем каких-то незаменимых навыков. Но Акутагаве нужна была помощь. И Ацуши ему поможет. Поможет, потому что кое-что он все-таки может сделать. — Да? — раздался беспокойный голос в мобильнике спустя минуту набора вызубренного номера и подрагивающих пальцев. — Ацуши-кун? Что-то случилось? — П… Привет. Не отвлекаю? — пролепетал Ацуши в трубку. Он хотел сказать «здравствуйте», но вовремя вспомнил, как Фукудзава не любит, что его сын обращается к нему так официально. — Нет. — сразу ответил мужчина. — Ты в школе? Что-то не так? — Да… Нет. Точнее, да, в школе, со мной все хорошо. — пробормотал Накаджима и глубоко вздохнул. — Я звоню по поводу Акутагав и Дазая. Я… — Ацуши-кун. — мягко прервал его Фукудзава. — Чуя-кун мне уже все рассказал, и я ему сообщил, что я могу сделать, а что, к сожалению, нет. То, что в моих полномочиях, будет выполне… — Я знаю, что тебе претят нарушения закона. — крайне невежливо перебил отца Ацуши. — Поэтому ты не хочешь действовать не по правилам. Но Акутагава-кун, Гин-чан и Дазай-кун, они… Их некому защитить. — Ацуши-кун. — попытался вставить слово Фукудзава, с несколько удивленной интонацией заговорив с сыном. — Я делаю все, что… — Я знаю, что ты можешь сделать больше, и я понимаю, почему не делаешь. — снова перебив старшего и заговорив еще быстрее, будто Фукудзава вот-вот бросит трубку, продолжил Ацуши. Все его порозевшие щеки были в слезах, а голос дрожал. — Я не имею права ничего у вас… у тебя просить, но… Фукудзава будто затаил дыхание и ничего не сказал. — Пожалуйста. — почти шепотом выдохнул Накаджима в трубку. — Папа, пожалуйста. Спаси Акутагаву-куна. Ради меня. «Я правда его люблю, папа».***
— Нет, ты, нахуй, издеваешься? — выплюнул, чуть ли не буквально, Чуя. Тачихара посмотрел на него вороватым — под вороватым подразумевалась смесь вины и недовольства — взглядом. Он переглянулся с хмурыми причинами Чуиного гнева и пожал плечами. — Ну, нет. — наконец отозвался Мичизу. Чуя хрустнул пальцами. — Тогда ты просто отсталый, я понял. — Так, Накахара. — прервал его низкий, даже удивительно низкий для молодого человека голос. Чуя повернулся к его обладателю и едва не усмехнулся. Конечно, сомнений быть не могло: перед ним стоял Суэхиро Тэттё. Отросшие черные космы падали на плечи беспорядочными прядями, а глаза цвета красной коры с холодным презрением смотрели на собеседника. Чуя ни разу не встречался с товарищем Тачихары, но, едва завидев эту стройную фигуру, кутающуюся в черное пальто, сразу понял, что перед ним военный. — Мы, вообще-то, на одной стороне. — Правда? — ядовито хмыкнул Чуя. — Что-то я чувства единения не почувствовал, когда был на мушке у вашего босса. — Еще раз повторяю, мы… — начал Тачихара, но тут его перебили. — Зачем нам вообще этот агрессивный карлик? — раздался скучающий голос, едва не притянувший зевок вслед за собой. Чуя медленно, всеми возможными силами пытаясь сдержать пыл, обернулся к говорящей девушке. Оокура Теруко стояла, облокотившись на кирпичную стену переулка, и рассматривала свои аккуратно подпиленные ногти. Выглядящая намного младше своего возраста, одетая в длинное темно-зеленое платье, с густым хвостом рыже-каштановых волос — обычная девочка. Обычная девочка, которой Чуя был готов свернуть шею. — С тобой вообще не разговаривают, поганая ты сука. — прошипел Накахара, решив, что словесно оскорбить девушку, которая была готова прострелить ему живот, воспитание не запретит. — Поганый здесь только твой рот. — мгновенно отреагировала на оскорбление Теруко. Она выпрямилась и агрессивно посмотрела на Чую — тот, в кои-то веки, был кого-то выше. — Если ты думаешь, что можешь говорить мне все, что вздумается… — Да, именно так я и думаю, спасибо, что спросила. — Он меня вымораживает. — демонстративно повернувшись к друзьям, заметила Теруко. — Я говорила, что Накахара будет только мешаться. Нам нужно… — Тебя никто не спрашивал. — громко перебил её Чуя, заметив загоревшийся огонек в светло-карих глазах Теруко. Такой же огонек, который в моменты злости загорался в его глазах. «Так вот, как это выглядит со стороны». — Пошел ты нахуй, Накахара. — отчеканила Оокура, обернувшись к юноше. — То, что у тебя хуй и ты громче разговариваешь, не значит, что ты сможешь заткнуть меня. — Да? — Чуя почувствовал, как все мышцы дрожат от ярости, и внезапно насладился этим ощущением. Лучше так, чем срываться на своего добродушного друга. — Что-то я твоего феминизма не заметил, когда ты чуть не убила Ёсано. — Да потому, что это должен был быть ты. — ядовито выпалила Теруко. Накахару воспитывали старомодно: он не стал бы трогать девушку, тем более ту, которая выглядела на четырнадцать лет, но он был объят стрессом и яростным духом обиды — Чуе потребовалось мгновение, чтобы пересечь почти весь узкий переулок и вцепиться руками в шею Теруко. Наверное, он не рассчитал силы, потому что глаза девушки выпучились, как у жабы, а руки слабо вцепились в запястья Накахары. — Эй, отойди от неё, ублюдок! — гаркнул Тэттё, но Теруко не нуждалась в помощи: она моментально собралась и подтянулась на руках нападающего, ловко выставляя острое колено и со всей силы ударяя Чую в живот. У Накахары весь запал вместе с воздухом вышел из груди — он закашлялся, но девушку не отпустил, лишь впечатав её в стену от потери равновесия. Теруко грязно выругалась и укусила сдерживающую её ладонь. Чуя зашипел от боли — челюсти у Оокуры были сильные, и на его бледной коже выступила кровь — и отпустил жертву. Девушка благоразумно шарахнулась от Чуи, но он с удивлением заметил в её глазах проблеск вины. — Я же сказал отойти! — повторил Тэттё и до того, как Чуя успел отвести ладонь от губ, которыми прикоснулся к укусу, приблизился к противнику и с размаху ударил его по лицу. Накахара не был готов, но предугадал такое развитие событий, поэтому принял удар — левой скулой, на которой точно останется синяк — и тут же схватил ведущую руку Суэхиро. Нос кадета сморщился от злости, а Чуя со всей силы потянул оппонента на себя и лбом двинул ему по носу, а потом отпустил. Тэттё схватился за лицо: между его длинных пальцев хлынула густая кровь. Взгляд стал бешеным, а Теруко шагнула вперед, растеряв всю вину и обретя новый стимул подраться с ненавистным Чуей. — Да вы можете уже успокоиться?! — так резко и громко прокричал Тачихара, что все трое застыли. Чуя, будто проснувшись от пелены гнева, моргнул и посмотрел на кричащего. Тачихара смотрел на них с зашифрованным миксом эмоций в глазах: непонятно было, расплачется он сейчас или изобьет всех троих. — У нас чрезвычайная ситуация, а вы тут ебашите друг друга из-за ничего! В Чуе всколыхнулся оставшийся отросток агрессии, и он почти открыл рот, чтобы возразить, но Мичизу угадал его слова и перебил до того, как юноша что-либо сказал. — Да, Чуя, я знаю, что Теруко-чан сделала. — запальчиво выпалил Тачихара. — Мне жаль, что так получилось, но у нас у всех были промыты мозги, и она думает о своем поступке каждый гребанный день! Чуя сглотнул гнев вместе со слюной. Когда он мельком взглянул на Теруко, то увидел, что девушка поджала губы и отвела взгляд — она явно не хотела, чтобы Тачихара об этом говорил. Тэттё сощуренно посмотрел на Чую, медленно и аккуратно вытирая кровь с лица. — Так вот. — продолжил Мичизу, уже спокойнее, видя, что все потеряли желание набить друг другу лица. — Я все прекрасно понимаю, но мы на одной стороне. Мы все хотим спасти приемных детей Мори и, чтобы сделать это, мы должны объединиться и начать действовать прямо, мать твою, сейчас. — Я согласен. — окончательно успокоился Чуя. Он повернулся к Тачихаре, подчеркнуто разговаривая исключительно с ним. — Но я не доверяю прихвостням Фукучи, уж прости, Тачихара. — Ты думаешь, у нас разные враги? — резко вклинился Тэттё. Из-за удара и покрасневшего носа он немного гундосил, но стали в его голосе это не мешало. — Мы уважали Фукучи-сана. Он был для меня как отец, а потом, в один день, он просто предал нас. Твое право, верить или нет, но никто из нас не знал, что Фукучи — преступник. Он обещал, что всегда будет нас поддерживать, как родных детей, а потом съебался. Чуя не мог объяснить это, но сразу поверил Суэхиро. В его карих глазах блеснула жгучая, непреодолимая обида — кадет напомнил Накахаре Акутагаву. Теруко не подняла взгляд ни разу, рассматривая свои потрепанные кеды. Тачихара смотрел на товарища с болью в глазах, но не решался перебить Тэттё. — Я не знаю, в курсе ли ты, но нас было четверо. — продолжил Суэхиро, и Чуя заметил, что его зрачки дрожат. Внезапно юноша задумался, что означает странная татуировка под левым глазом Тэттё: три черные слезы. — Наш друг, Дзёно… Фукучи-сан сказал, что он погиб на задании. Он оплакивал Дзёно вместе с нами. А потом выяснилось, что наш товарищ стал жертвой мерзких экспериментов Мори Огая. Этого Накахара не ожидал. Он медленно моргнул, никак не реагируя на слова Тэттё. Тачихара рассказывал о том, что их друг, Дзёно Сайгику, расследовал проект «Виты», а потом погиб — у Чуи еще тогда появилась теория, что смерть Дзёно напрямую связана с его расследованием, но получить подтверждение этому все равно было тяжело. Юноша даже представить не мог, насколько больно кадетам было сначала узнавать о предательстве их наставника, а затем и о том, как погиб их друг. Чуя приказал себе решительно посмотреть в глаза Тэттё. — Может, мы и не станем друзьями. — закончил свою речь тот. — Но у нас общие враги, а это что-то да значит, Накахара. Все замолчали. Тачихара несколько раз кивнул и посмотрел на Чую в ожидании решения, словно тот еще не решил. Чуя перевел взгляд на застывшую Теруко: девушка посмотрела на Накахару, а потом медленно кивнула. Этот кивок явно не означал начало их дружбы — с Оокурой этой дружбы точно не будет — но все кадеты были готовы на перемирие ради общей цели. Чуя тоже кивнул. Цель заключалась в том, чтобы выебать Мори во все щели и спасти его детей, и с этим разногласий не было ни у кого. — Я согласен. — наконец озвучил свои мысли Чуя. — Ваш бывший босс — ублюдок. Но Мори еще больший ублюдок, и я согласен взъебать его вместе. — Мы сейчас пасть ниц должны? — вскинув одну бровь, уточнила Теруко. — И ты меня все еще бесишь, малявка. — Взаимно. — сморщившись, согласилась девушка. — Кстати, пока мы тут вместе разглагольствуем ни о чем, Мори собирается покинуть Японию. Кровь Чуи похолодела, сжав вены изнутри, и он даже не отреагировал на язвительность Оокуры. Он оказался прав: Мори попытается вывезти Дазая и остальных из Йокогамы. «Не просто из Йокогамы, а из страны», — поправил сам себя юноша. Нужно было срочно что-то делать — как только похищенные окажутся за границей Японии, их можно будет считать недоступными. Одного удара в сердечном ритме перестало хватать, и Накахара ощутил приближение тошнотворной паники. — Он точно не поедет на зарегистрированной машине. — заметил Тэттё. Он напрочь забыл и о своей яростной речи, и о разбитом (благо, что не сломанном) носе: лицо юноши приняло задумчивое выражение, и он почесал подбородок большим пальцем с полоской шрама у ногтя. — Я не смог рассмотреть номер машины, на которой он забрал своих отпрысков. — вставил Тачихара. — Но у этого мерзавца полно незаконно приобретенного транспорта… — Выследим тачку — выследим всю четверку. — подытожила Теруко, буквально сорвав мысль с губ Чуи. Накахара несколько раз покивал, мысленно отдав должное слаженной работе кадетов и решив, что это все же хорошо — иметь будущих военных на своей стороне, и почти спросил, чего же они ждут, как вдруг его бедро завибрировало. Тут же поняв, что ему звонят, Накахара выхватил телефон. Кадеты, как по команде, посмотрели на гаджет. Звонил Ацуши — Чуя замешкался, думая, отвечать ли, но потом вспомнил, как несправедливо поступил с другом, и чувство вины заставило его нажать на зеленую кнопку. — Да, Ацуши? — спросил юноша, приложив трубку к уху и глянув на Тачихару, потому что только он точно был знаком с Ацуши. Мичизу нахмурился. — Чуя-кун! — чуть ли не крикнул ему в трубку Накаджима. В интонации не было ни намека на обиду из-за вспышки гнева Накахары, и последний невольно расслабился. — Ты с Тачихарой-куном, да? — Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Чуя. Тачихара вопросительно кивнул ему и жестом показал включить громкую связь, но Чуя не спешил позволять всем присутствующим слышать их с Накаджимой разговор. — Я видел вас в окне. — отозвался Ацуши и быстро продолжил. — В общем, я поговорил с Ранпо-куном. Ой, ничего же, что я ему рассказал? Я имею в виду… — К делу, Ацуши. — прервал его Чуя. Накахара и сам задумался, почему не пошел к Ранпо, и мысленно похвалил Ацуши. — Что сказал Ранпо? — Ты говорил, что Мори, скорее всего, попытается вывезти троицу из Йокогамы. — протараторил Ацуши. — Так вот, ты был прав. У По-куна есть знакомый программист, у которого был доступ к… — Ацуши. — снова одернул друга Накахара. Как бы ему ни были интересны действия Ранпо и По, результат был важнее. — Да, да, прости. — согласился Накаджима. — Короче, у нас есть адрес, где в ближайшее время, скорее всего, будет машина, на которой Мори поедет в аэропорт. — Пришли мне его. — тут же выпалил Чуя. Его руки задрожали от адреналина. Юноша впился взглядом в Тачихару, и тот аж руками всплеснул от непонимания. Тэттё и Теруко переглядывались между собой, даже не зная, с кем говорит Чуя. — Уже печатаю. — ответил Ацуши, судя по тишине своего голоса, и правда отпустив телефон от уха и принявшись печатать адрес в диалоге с Чуей. — Но у вас очень мало времени… Ранпо-кун сказал, с минуты на минуту… Телефон завибрировал короче: пришло сообщение с адресом. Сердце Чуи забилось, как сумасшедшее, и он крепче сжал мобильник. — Хорошо, я понял, Ацуши. — быстро прервал друга Накахара. — Мы сейчас же отправимся туда. Спасибо большое. И… — Чуя-кун? — Прости, что сорвался. — быстро проговорил Чуя. — Спасибо, Ацуши. — Все в порядке, Чуя-кун! — заверил его Накаджима. — Поспешите. Не став тратить время на прощания с Ацуши, Чуя отключил телефон. Судя по взгляду и позе Тачихары, тот был готов наброситься на него. — Ацуши говорил с Ранпо? Что они сказали? — возбужденно выпалил Мичизу. — И отправимся куда? — уцепился за кусок информации Тэттё. Теруко смотрела на всех парней по очереди, непонимающе моргая. — У меня есть адрес, где будет машина Мори. — протараторил Чуя, почувствовав, как задыхается от волнения. — Та, которую нам и надо выследить. Только у нас есть проблема: вполне возможно, что транспорт уже там, и нам нужно очень быстро туда добраться… — Пф. — громко фыркнула Теруко. — Это у тебя есть проблема, рыжик. Погнали. Чуя уже приготовил ответную язвительную реплику, но Оокура не стала выслушивать его слова и быстро проскользнула к выходу из переулка. Тачихара и Тэттё, явно поняв, о чем говорит их подруга, в отличие от Чуи, тоже пошли за ней — Чуе не осталось ничего, кроме как почувствовать себя идиотом, нахмуриться и последовать за кадетами. Правда, ощущение собственной тупости долго не продлилось: стоило им свернуть за угол, как показалась идеально припаркованная старая машина цвета красной глины. — У вас есть машина?! — шокированно спросил Накахара. Он не знал, сколько лет друзьям Тачихары, но был уверен, что все они — несовершеннолетние. Теруко снова фыркнула, явно наслаждаясь собой. — У этих двух болванов — нет. — отозвалась она. — Это моя машина. Подтверждая свои слова, девушка быстро подошла к автомобилю и на ходу достала из кармана платья ключи. Машина бибикнула, словно радуясь хозяйке, и Теруко открыла дверь. «Охренеть», — пронеслось в голове у Накахары. — «Она же выглядит как ученица средней школы, как её только на дорогах не останавливают?!». — Пойдем, Чуя. — с улыбкой согласился Тачихара. — Теруко-чан доставит нас, куда надо, в считанные минуты. Спорить Чуя не стал, потому что машина и вправду оказалась очень кстати. Тэттё молча сел на пассажирское сидение, сразу пристегиваясь и настойчиво напоминая водительнице тоже пристегнуться. Чуя с Мичизу запрыгнули на заднее сидение — Накахара на ходу диктовал адрес, читая сообщение от Ацуши. В машине пахло сигаретами с ментолом и острым соусом: сосредоточиться на таком странном смешении запахов Чуя не успел, потому что едва двери закрылись, Теруко ударила по газам и спустя две секунды оказалась на проезжей части. — Ты нас убьешь! Сбавь скорость! — Мы спешим, если ты не заметил! — Но не на тот свет же! — Да прикройтесь вы, голова уже болит! — Теруко-чан, мать твою, пристегнись!***
— Что-то я не заметил. — низким, предупреждающим, как удав перед выпадом, голосом произнес Мори. Ответом ему сослужила тяжелая тишина. Дазай услышал, как Акутагава сглотнул сухой ком в больном горле. Как Гин задержала дыхание на выдохе. Как в одной из коробок тикнули часы, из которых Мори не вытащил батарейки. — Не заметил, когда вы все оглохли! — рявкнул приемный отец троих испуганных подростков. Рюноскэ вздрогнул, Гин быстро отпустила воздух из легких и едва не закашлялась — спокойно приподнятые уголки губ Дазая чуть не опустились раньше времени. Мори явно терял терпение: это было заметно по его немного дергающимся пальцам и отсуствии вальяжности в походке. Осаму и сам чувствовал, как тяжелеет сердце в напряженной груди. Конечно, можно было догадаться, что Мори попытается забрать своих детей и скрыться из города, но юноша и не подумал, что все может произойти вот так. — Но, отец… — Дазай надел на себя удивление и заторможенную реакцию, словно в его голове не начали складываться планы спасения всех троих. Акутагава не сводил взгляда со старшего брата, и последнего почти напугало то, сколько надежд на него уже возложили. — Как это — переезжаем? А как же школа… — Я уже нашел вам другую школу. — грубо оборвал его Мори. Его веки задрожали, а глаза блеснули электрическим разрядом. Мужчина был на пределе, он вот-вот потеряет терпение — в иных обстоятельствах Дазай бы испугался, но не сейчас. Сейчас ему именно это и нужно было. — У нас с Акутагавой-куном выпускные экзамены. — продолжил Осаму чуть ли не заплетающимся языком. «Мори знает, что я притворяюсь», — с неожиданным и неуместным удовольствием подумал юноша. — «И как же его это вымораживает». — Это правда обяза… — Да, это, твою мать, обязательно! — вот и оно. Мори потерял контроль, который подпитывал его змеиную натуру. Глаза загорелись цветом артериальной крови, а губы задрожали в противной ухмылке. Акутагава и Гин невольно отшатнулись: они боялись такого Мори. К счастью для их положения и к сожалению маленького мальчика с забинтованным глазом, Дазай был хорошо знаком с таким Мори. Мужчина рассмеялся. Он прошел вперед, мотая головой, и провел пятерней по растрепанным черным волосам. Дазай застыл, словно приклеившись к полу — он наблюдал за Мори, за движениями его грудной клетки, пробегу глаз и движению тонких бледных пальцев. Опекун резко развернулся, необъяснимым образом вцепляясь взглядом сразу в троих подростков перед собой. — Я подарил вам жизни. — выплюнул он, и Дазай понял, что сейчас будет речь примерного отца. Судя по чуть расслабившимся Акутагавам, они тоже прочувствовали следующие слова. — Если бы не я, вы бы все сгнили в трущобах. И чем вы мне отплатили? Вопрос был явно риторическим, поэтому вся троица промолчала. Дазай медленно перевел взгляд на входную дверь. Если он попытается остановить Мори, Акутагава и Гин успеют сбежать: им всего лишь нужно пойти такими путями, которые будут незнакомы потенциально нанятым Мори людям. «Акутагава может через Ацуши связаться с Фукудзавой», — с надеждой на лучший исход подумал Дазай. — «Они спасутся, а я… Я что-нибудь придумаю». Собственная безопасность пока что волновала Осаму во вторую очередь. — Вы просто продолжаете рушить мою жизнь. — пробормотал Мори себе под нос, как одержимый старик, и принялся так быстро мотать головой, что пелена волос полностью закрыла его узкое бледное лицо. Дазай почти не слушал тираду отца, продумывая планы побега и запасные варианты. — Из-за вас пропала Элис-чан… Осаму боковым зрением заметил, как Гин нахмурилась. Акутагава тоже увидел гнев в глазах сестры и попытался обратить её внимание на себя, чтобы жестами попросить не вмешиваться. Дазай приковал собственный взгляд к Мори, чтобы он встретился с ним и не посмотрел на младших детей. На лице опекуна на секунду промелькнуло поистине страдальческое выражение — Осаму даже знать не хотел, что такого особенного было в Элис — а потом он сжал челюсти с решительным холодом в сузившихся зрачках. — У вас уже четыре минуты. — тихим, словно потускневшим, голосом заметил мужчина. Все тело Дазая напряглось: он еще не придумал, как потянуть время, а Мори уже… — Мы никуда с тобой не поедем. — произнесла Гин. Её голос никогда не знал колебаний, потому что девушка всегда говорила точно и по делу, но сейчас из горла Акутагавы словно вылетела свинцовая пуля. Мори быстро моргнул, как при нервном тике. — Это не вопрос, Гин-чан. — с притворной, но не буднично притворной, а слишком театральной, жутковатой, улыбкой отозвался мужчина. Акутагава явно был готов прыгнуть перед сестрой и замахать руками, чтобы она перестала спорить. Дазай прекрасно понимал его позицию и сам бы желал того же, но все нутро вдруг прониклось гордостью за сестренку. — А я и не отвечаю. — заносчиво отозвалась Гин, приподняв подбородок. Жесткий хвост черных волос качнулся за её прямой спиной. — Никто из нас никуда не поедет. Мори громко, почти истерично усмехнулся. Он шагнул вперед, потом еще раз, принявшись медленно приближаться к Гин. Акутагава весь напрягся — Дазай сосредоточил на младших спокойный, безучастный взгляд. Его разум был занят продумыванием плана действий и просчета вероятностей. И немного мыслями о том, что ему просто хочется обратно к Чуе — совсем немного, потому что это слабость, которая прямо сейчас точно не к месту. — Интересно, с чего бы это? — приподняв одну бровь и снисходительно посмотрев на дочь, спросил Мори. — Вы — мои несовершеннолетние дети. Я могу отвезти вас, куда захочу и когда захочу. — Ты — преступник. — громко, даже выдернув Дазая из простирающихся планов, парировала Гин. — Что, оглушишь нас и свяжешь, чтобы засунуть в багажник? Мы можем связаться с полицией. Со службой опеки. — Заткнись. — оборвал её Мори, хотя на его лице не было удивления, даже притворного. — Ты не властен над нами, Мори-сан. — продолжила Гин так, будто не слышала слов приемного отца. Дазай немного опустил взгляд и заметил, как заостренные ногти девушки впиваются в кожу её ладоней — Гин боялась. Скорее всего, каждый шаг мужчины по направлению к ней вызывал у сердца девушки желание перевернуться в груди, но Гин продолжала бесстрастно вызывать в Мори гнев. Она тянула время. Осаму резко осознал, что Гин на протяжении всего разговора тянула время для него, зная, что старший брат придумает, как им спастись. — Вы сейчас же соберете свои вещи и сядете в машину. — отчеканил Мори тем тоном, от которого ожидал увидеть дрожь в теле и страх в глазах. Дазай стоял с непроницаемым выражением лица. Акутагава смотрел исключительно на сестру, игнорируя стоящего рядом мужчину. Гин смотрела на Мори с сталью в ледяных глазах. — Скорее ты пойдешь нахуй, папаша. — так резко сказала Гин, что Дазай не проконтролировал собственные взлетевшие от удивления брови. Эффект это возымело больший, чем юноша думал: Мори задрожал от злости и так сжал челюсть, что задние зубы проскрежетали друг по другу. — Да как ты смеешь так со мной разговаривать?! — прошипел Мори. Дазай только тогда заметил, что мужчина стоит буквально в шаге от Гин. «Он же не тронет её, да?», — понадеялся Осаму и мгновенно пресек пустые надежды. — Ты, паршивая шлюха… — Не смей называть мою сестру шлюхой. — гаркнул Акутагава так внезапно, что Дазай полностью отключился от продумывания побега и сосредоточился на происходящем. Мори повернулся к младшему и скривился, осмотрев его с ног до головы. — И что ты мне конкретно сделаешь, сосунок чахоточный? — язвительно усмехнулся Мори. Дазай ожидал от Акутагавы гнева или маловероятного смятения, но Рюноскэ удивил его: он просто усмехнулся в ответ. Усмехнулся в ответ на усмешку, а в следующее мгновение замахнулся и ударил приемного отца по лицу. Бледные костяшки с проступающими тонкими венами прошлись по змеиному лицу, забирая с собой усмешку. Дазай, признаться честно, чуть не уронил челюсть почти что буквально. Мори был намного сильнее и опытнее в драках, чем Акутагава, но не ожидал каких-либо действий от «чахоточного сосунка», поэтому его тело по инерции развернулось. Ладонь ухватилась за ушибленную скулу. На мгновение мужчина застыл в таком положении: нагнувшись и пальцами обхватив поврежденное лицо, почти полностью скрытое упавшими смольными прядями. Гин изумленно посмотрела на брата — тот отступил назад и указал сестре за спину, показывая, что им всем стоит отступить от отца. И Рюноскэ оказался прав: когда Мори наконец выпрямился, в его глазах сверкала свежайшая агрессия, а губы дрожали в улыбке, которая холодила позвоночник Дазая даже сейчас. Когда Мори гортанно хмыкнул и шагнул вперед, Осаму уже понял, что все вышло из-под контроля. Его план побега был убит еще в процессе рождения, как задушенный ногами младенец, а надежды на будущее с просветами сожжены. Юноша напрягся и почти открыл рот с намерением взять удар на себя, исправить ситуацию, не дать в обиду… — Нужно было прикончить тебя еще в тех трущобах. — выплюнув сквозь зубы вместе со слюной слова, Мори не дал Акутагаве их обдумать и порывисто схватил парнишку за голову. Рюноскэ ойкнул и попытался обхватить чужое запястье, но, как бы Мори ни был не прав, Акутагава действительно был гораздо слабее рослого натренированного мужчины — даже Дазай успел сделать лишь полшага вперед, когда их опекун зажал в руке волосы Акутагавы и рванул его вниз, встретив испуганное лицо своим коленом. Из горла Рюноскэ раздался хрип, и он дернулся всем телом. Короткие ногти полоснули по запястью мужчины, причинив Мори лишь едва ощутимый дискомфорт. — Отпусти его! — вырвалось у Дазая, хотя он не хотел ничего говорить. Мори гортанно рассмеялся и даже будто бы послушался: он поднял голову Акутагавы и резко отпустил — юноша споткнулся, но стойко остался на ногах. Его нос покраснел, но крови не было, лишь смешанный с унижением гнев в глазах. Губы отца вновь изогнулись в улыбке — скула покраснела, и Дазаю до одури захотелось забыть про все свои планы и просто отразить на второй скуле ублюдка такой же красный след. Одно дело, когда Мори морально измывается над самим Дазаем, другое — когда он бьет Рюноскэ, просто защитившего сестру. Осаму — с таким трудом, с каким еще не приходилось раньше — натянул притворную улыбку дипломата и попытался разрулить происходящее, но вдруг увидел в глазах Мори Огая неподдельный страх. Всего на секунду, но такую запоминающуюся. Всего одно мгновение, в которое Гин достала из пришитого ей же на каждый элемент своей одежды кармашка перочинный нож. Недавно заточенный и до блеска начищенный — лезвие бесшумно разогнулось и с легким нажатием коснулось бледного горла Мори. Его кадык застыл в процессе вдоха, а васильковые глаза расширились до размера монеток. Всего на секунду, но Дазай тоже испугался. Испугался той Гин, которая сделала отточенный шаг вперед и вжала мужчину в угол стены, почти прирезав его. Одно порывистое движение, еще один решительный шаг — и девушка бы стала убийцей. Откормленный эгоист в душе Дазая проорал: «Прикончи ублюдка, Гин-чан!». Сам Осаму почувствовал, что кислород больше не для него. — Еще раз хоть подойдешь к моему брату, я вырежу тебе глотку и раздавлю её ботинком. — прошипела Гин не своим, наверняка украденным у какой-то другой девушки, голосом. Пока Дазай застыл и покрылся ледяным потом, Акутагава побледнел так, будто его убили минутой ранее. — Я ненавижу тебя всей душой, Мори Огай. Мне все равно, из каких помоев ты нас достал, ты сломал нам всем жизнь. Если ад существует, я хочу, чтобы ты горел там, пока не начнешь молить о пощаде всех убитых тобою дете… Тот страх, который Дазай испытал, когда к горлу отца приставили нож, был ничем по сравнению с тем страхом, который прошиб его тело от мозга до ступней в ту секунду, когда Мори ударил свою дочь. Лицо мужчины исказило до демонической неузнаваемости — широкое и острое одновременно колено пришлось Гин в живот. Девушка ахнула от боли и согнулась почти вдвое, но руку не опустила. Она даже попыталась сильнее прижать лезвие к гортани Мори, но тот воспользовался её замешательством и резко обхватил плечо Акутагавы: Дазай видел достаточно драк, чтобы понять — в следующий момент сустав девушки болезненно хрустнет, и рука безвольно повиснет… — Нет! — рявкнула Гин, на этот раз с отчаянием. Её каблук прямолинейно пришелся прямо в середину ступни Мори. Тот был сильным, но не железным: мужчина скривился и взвыл, рука Гин выскользнула из его хватки. Девушка попыталась повернуться и снова использовать перочинный нож, но Мори это предугадал. До того, как Дазай понял, что он сделает, их отец наотмашь ударил Гин по лицу ребром ведущей ладони. Девушка не выдержала ударной силы и полетела на пол, её тело с грохотом упало, ладонь прижалась к губе и носу, из которых синхронно хлынула кровь, а нож со звоном отлетел от владелицы. Мори, будто обезумев, взмахнул волосами и со всей силы ударил пытающуюся подняться Гин по спине. Девушка совсем не ожидала такой подлости и даже не смогла сдержать вскрик боли — этот крик и пробудил перепуганных до состояния транса юношей. — Ах ты членосос! — в переплетении отчаяния и истинного гнева прокричал Акутагава. Его зрачки расплылись в радужке, и юноша бросился вперед с явным намерением выдавить глаза приемного отца из воспаленных глазниц. Дазай, вернув в каждую клетку своего тела холодный контроль над ситуацией, резко выставил руку. Рюноскэ не ожидал наткнуться на препятствие и чуть не упал, когда коснулся руки Дазая. Младший брат шокировано посмотрел на Осаму, но тот даже не взглянул на него, сосредоточив все внимание на сбивчиво вдыхающем Мори над окровавленной девушкой на полу. — Хватит, Мори-сан. — спокойно, без единой эмоции попросил Дазай. Мори отреагировал не сразу, но все же скосил взгляд в сторону говорящего. Гин тем временем подтянулась в сторону и смогла сесть. Дазай не смог посмотреть на неё: девушка подрагивала и быстро утирала с лица соленую кровь. — Не нужно драк. Мы сейчас соберемся и поедем. — Что?! — рявкнул Рюноскэ, подпрыгнув и извернувшись на месте. Вороньи глаза принялись шарить по лицу старшего брата в поисках лукавости. — Никуда мы не едем с этой мразью! — Не понимаю, кого из вас слушать, дорогие сыновья. — дрожащим от остатков ярости и нетерпения голосом проговорил Мори. Дазай немного выдохнул, когда он опустил руки и позволил Гин отползти еще дальше. Девушка незаметно убрала нож под длинную юбку. На её маске появились крупные красные пятна. — Я сейчас просто убью тебя, ты… — начал Акутагава, снова поворачиваясь к опекуну. Дазай дал себе полный отчет в своих действиях, а потом приблизился к брату и отвесил ему далеко не хилую оплеуху. Вообще не ожидавший подобного Рюноскэ взвизгнул и схватился за лицо. Щека загорелась ярко-красным. — Мы поедем. — Дазай посмотрел Мори в глаза и улыбнулся. — Сейчас собираемся. Мори медленно и глубоко вдохнул, а после кивнул, и до Дазая дошло ощущение его успокоения. Юноша продолжил держать улыбку, подумав, что спокойствие отца стоит слез обиды в глазах брата и скользнувшей струйкой крови между тонких пальцев. Опекун тем временем быстро поправил рубашку, примятую и съехавшую, и шагнул к Осаму — он явно намеревался что-то сказать, но вдруг мужчину прервал знакомый всем присутствующим звук. Звонил мобильник Мори. — Алло? — с довольной улыбкой победителя произнес врач в трубку. Его лицо потеряло все следы того, что на него несколько мгновений назад нападали собственные дети. Дазай напрягся всем телом, вслушиваясь в разговор. Боковым зрением юноша видел, как Рюноскэ с болью посмотрел на него, а потом качнул головой и присел рядом с Гин, которая с ненавистью смотрела на Мори и пыталась остановить спешащую убраться из носа кровь. — Что значит «машина задерживается»?! — взревел Мори так громко, что Акутагавы синхронно вздрогнули, а пятнистая соседская кошка перестала вылизываться. Глаза отца были готовы выскочить из орбит, а Дазаю еще никогда так не хотелось расхохотаться. Юноша всегда подвергал сомнениям свои чувства и догадки, пытался найти им объяснение или подкрепить фактами, но сейчас он был точно уверен. Это Чуя.