***
Просто сдаться никогда не было вариантом для Накахары. Никогда. Поэтому, как бы плохо ему ни было, как бы морально раздавленным он себя ни чувствовал, юноша мысленно ударил себя по яйцам, намотал воспаленный разум на кулак и вышел из машины на прямых ногах и даже с благодарной улыбкой на губах. Коё сказала, что лучше не оставлять машину человека Фукудзавы на парковке прямо у их многоэтажного дома, поэтому они припарковались на соседней улице и пошли оттуда пешком. Чуя понуро глянул на абсолютно спокойных прохожих, передвигающихся по улице. Сейчас он должен был быть в школе. На каком-нибудь нудном уроке или в столовой, уплетающим бенто. Коё должна быть на работе. Дазай должен отпускать плоские (но иногда удачные) шутки под боком и выискивать в Чуе реакцию — все совсем не должно быть вот так. — Черт. — выдохнула Озаки, когда они перешли дорогу и поравнялись с низким зданием. Внутри был ларек с дешевым мороженым, возле которого ошивались все соседские дети, продуктовый магазин и аптека. — Совсем забыла, что Акико просила купить ей лекарство. — Купи сейчас. — немного нахмурился Чуя, не понимая, в чем проблема: они ведь стоят у аптеки. — Ага, сейчас куплю. — Коё неуверенно посмотрела на брата, и Накахара понял, в чем проблема: девушка боится задерживаться где-либо, когда он в таком состоянии. «Ну ты и тряпка», — охарактеризовал себя Чуя и выпрямился. — Купи. Я тут подожду. — твердо произнес юноша и отошел с дороги к стене здания. Коё прикусила нижнюю губу. — Я мигом. — заверила сестра и почти побежала ко входу в здание. «Можешь не волноваться», — язвительно подумал Чуя. — «Хуже мне уже не станет». Юноша приблизился к стене и оперся на неё. Голова ощущалась свинцовой от переживаний и тугого клубка навязчивых мыслей. Сердце уже не билось, как разъяренный зверь о клетку: за все время, которое Чуя провел в гуще событий, он все-таки научился успокаиваться и становиться хладнокровным, когда это требовалось. И пусть дыхание все равно перехватывало, словно когти вонзались в гортань, а нервная система была на грани того, чтобы просто не выдержать — Чуя убеждал себя в том, что взял все под контроль. Когда он прикрыл глаза и головой коснулся прохладной стены здания, думая, что с удовольствием бы сейчас покурил, не будь в соседнем здании его сестра, мобильник вдруг резко дал о себе знать. Юноша быстро выпрямился, запуская руку в карман. Где-то в глуби сознания проклюнулось напоминание, что все его вещи остались в школе, но оно улетучилось тогда же, когда Чуя ответил на звонок. Подавленное сердце зашевелилось в груди, когда он увидел, что звонит Сигма. — Алло? — быстро ответил Накахара. «Неужели он все же поможет?». — Чуя-кун? — голос у Сигмы был напряженный, и Чуя понял это сразу. Ладони вспотели. — Где ты сейчас? — Недалеко от дома. — коротко отозвался юноша, недоумевая, зачем Сигме его местонахождение. — Ты говорил, что Мори увез своих детей? — уточнил собеседник. Чуя не успел подтвердить: тот мгновенно продолжил. — Слушай внимательно. Акутагавы направляются вместе с ним в аэропорт… — Да, я это уже знаю. — перебил его Чуя. Не было смысла тратить время на повторение информации, поэтому юноша постарался поторопить Сигму. — Тогда ты знаешь, что Дазая с ними нет. — спокойно ответил Сигма. — И Фукудзава до сих пор не знает, где он. — Они работают над этим. — выдавил Накахара, сам ощутив неуверенность в голосе. Сигма мрачно усмехнулся. Чуя попытался прислушаться к звукам на заднем плане, но собеседник будто сидел в пустом помещении. — Чуя-кун. — он стал говорить тише, и Чуя прижал мобильник ближе к уху. — Я не уверен, что они в ближайшее время обнаружат Дазая. Дело в том, что у Фукудзавы какой-то разлад с Агатой Кристи. Между ними был конфликт, подробности я еще выясняю, но он как-то связан с первым экспериментом Мори… — Сигма. — на этот раз грубее оборвал его Накахара. — Мне похуй на дела Фукудзавы и Кристи, честно тебе скажу. — Я понимаю. — Сигма, судя по интонации, нахмурился. — Но ты не дослушал. Я знаю, где сейчас Дазай. — Что? — выдавил Чуя, чувствуя, как горят глазные яблоки. — Где… Где он? — Мори поехал с Акутагавами в аэропорт, а его отправил на свою старую базу, в район Эбисутё. — проговорил Сигма. — У меня есть… знакомые, с которыми я договорился на его вызволение. «Зачем Мори увозить Дазая непонятно куда?», — нахмурился Чуя, и его мысль мгновенно перекрыла следующая. — «Что это за знакомые? Где гарантия, что они правда помогут?». — Спасибо, Сигма. — вслух сказал Чуя. Решимость поднималась по его венам, разворачиваясь огнем под кожей. Казалось, даже его волосы наэлектризовались за время телефонного разговора. — Ты — спаситель. — Делаю все, что в моих силах. — в более привычной для него манере усмехнулся Сигма. — Надеюсь, за мою помощь ты как-нибудь заглянешь в «Небесное казино», Чуя-кун. — Обязательно. — Чуя невольно улыбнулся. — Спасибо. Держи меня в курсе. — Естественно. — хмыкнул на прощание Сигма. Чуя понадеялся, что собеседник отключился первым, а не он дрожащим большим пальцем нажал на отбой. Вскоре телефон уже снова оказался в кармане, а челюсти Накахары были крепко сжаты. Если Сигма прав, то его люди действительно помогут Дазаю: этот модник с собственным казино еще ни разу не подводил Чую, что в последнее время казалось удивительным. Даже, если друг где-то просчитался, у Фукудзавы и Агаты Кристи есть хакеры, которые также ищут третьего воспитанника Мори. Чуе не о чем беспокоиться: профессионалы выполнят свою работу и спасут Дазая, ему нужно лишь дождаться, пока все образуется. Да, надо просто прийти с Коё домой и попытаться успокоиться, чтобы не перенервничать. Твою мать, как же Чуе это надоело. Все всё за него делают. Он всегда всего лишь пешка, которую крутят по полю, а он прибивается то к королю, то к королеве в надежде остаться в живых и не потерять вторую пешку. Накахара сжал кулаки и резко, порывисто выдохнул. Ему не хотелось волновать сестру и нарушать её доверие снова, учитывая, что сегодня она наконец признала, что больше между ними секретов не будет. Но Коё поймет. Точно поймет. Разве она не поступила бы так же? Все же они с Чуей одной крови. Чуя похлопал себя по внутреннему карману, проверяя наличие охотничьего ножа. Обогнул невысокое здание, чтобы не пройти мимо входа. В глазах юноши появился язычок синего пламени, когда он развернулся в сторону портового района Эбисутё.***
Да уж, Дазай был слишком самонадеян. Обычно он не отличается чересчур завышенной самооценкой и здраво оценивает свои силы — поэтому юноша решил, что заточение никак не скажется на его состоянии, во всяком случае, первое время. У него уже был опыт нескончаемых часов, проведенных в мягкой, со всех сторон напоминающей белый кожаный диван, палате, да еще и без собеседника или отсутствия тумана в сознании. Что ему камера, больше похожая на обычную закрытую кладовку? Осаму ошибся. Сначала он отсчитывал минуты, чтобы хотя бы примерно знать, сколько времени прошло с того момента, как Шибусава швырнул его сюда и пошел на заслуженный обеденный перерыв, но вскоре Дазай запутался в подсчетах и сбился. Сначала сосущий голод внутри него был невыносимым: живот даже издавал протяжные звуки, слыша которые, Брэм почему-то смеялся. Вскоре голод притупился, либо потому, что желудок принялся пожирать самого себя, либо организм юноши привык, что еду в ближайшее время точно не получит. Дазай не знал, прошли ли часы или уже сутки, когда он начал раскачиваться из стороны в сторону. Немного клонило в сон, но напряженные нервы не давали даже долго моргать в присутствии Брэма — тем более, после его откровений. Сам же Стокер вел себя абсолютно расслабленно, по-видимому, привыкнув к этой каморке: он сначала покачал головой и подвигал губами в такт какой-то мелодии, потом понаблюдал за ковыряющим кожу у своих ногтей Дазаем. — Можно вопрос? — выдал Брэм, когда юноша заставил себя опустить руки и разрешил самому себе немного прикрыть глаза. — Валяй. — лениво отозвался Дазай. Собеседник подвигал челюстью, будто у него во рту была жвачка. — Почему ты весь в бинтах? Дазай глубоко вдохнул и медленно, не торопясь, выдохнул. Обычно большинство людей или догадывались сами, или оказывались слишком тактичными, чтобы спрашивать. Зато часто интересовались дети. Юноша решил воспринять сокамерника как одного из них: какое-то сходство со скучающим ребенком у него все же было. — Они скрывают шрамы. — ответил Осаму. Он прекрасно осознавал, что носит бинты не только поэтому, но о таких личных подробностях незнакомцу знать не стоит. — Так все те слухи — правда? — Стокер, кажется, удивился. Усталые глаза округлились, а синяя кожа под ними натянулась. — Какие слухи? — уточнил Дазай. Как бы это подозрительно ни было — то, что про него ходят слухи в том обществе, в котором его никогда не было — этот факт все же тешил самолюбие Осаму. — О том, что ты постоянно пытаешься покончить с собой. Или повредить свое тело настолько, насколько оно выдержит. — ответил Брэм. Он либо не преследовал цели быть тактичным, либо попросту забыл, что это такое. — «Суицидальный красавчик», помнишь? — Согласен, я красавчик. — съязвил Дазай. Подтянув к себе ноги, он согнулся и остановил подбородок на одном из колен. — Да, внешность у тебя весьма недурная. — вдруг быстро согласился Брэм. — К тому же, ты умный. И бинты эти добавляют загадки. — К чему ты клонишь? — перебил его Дазай, немного хмурясь. — Наверняка отбоя от девушек нет. — Стокер ухмыльнулся, и во рту блеснул один из клыков. — Или тебя такое не интересует? — В данный момент интересует выбраться из этой дыры. — пробормотал Дазай. Такая тема разговора ему совсем не нравилась: в основном потому, что мысли об объекте симпатии возвращали в усталый разум тревогу. Тревогу и звенящие вопросы — в порядке ли он? — Как в Японии относятся к однополым отношениям? — после короткой (Осаму даже понадеялся, что Брэм заткнется) паузы спросил мужчина. — Почему ты спрашиваешь? — уточнил Дазай, снова нахмурившись. В каком порядке у этой неудавшейся подопытной крысы вообще мысли идут в голове? — Потому, что мне интересно. — невинно пожал плечами Брэм. — В Соединенном королевстве однополые браки легализованы. — Я рад за Соединенное королевство. — буркнул Осаму. Нет, серьезно, почему надо об этом говорить?! — Так тебе нравятся девушки? — Да. — Дазай вздохнул. — А юноши? — Слушай, какая разница? — чуть ли не рявкнул Дазай. Быть одному в камере, наверное, было гораздо хуже, но в данный момент ему ничего не хотелось так сильно, как остаться в одиночестве. Или чтобы Стокер снова приклеился к своему потолку. — Значит, тоже да. — подытожил Брэм, задумчиво почесав сломанными ногтями подбородок. Дазай закатил глаза и ничего не ответил, надеясь, что тема будет закрыта. — То есть, и те слухи правда. — Еще одно слово о слухах, каких бы то ни было, и я выбью тебе клыки. — огрызнулся Осаму. — Ничего ты не выбьешь. — отмахнулся Брэм. Юноша не знал, что он имеет в виду: у Дазая духа не хватит или силы? — А, между прочим, слухи про тебя и Лиса мне нравятся даже больше, чем про твои попытки самоубийства. Дазай устремил острый колючий взгляд на Брэма. Он уже понял, что под Лисом мужчина подразумевал Чую, и даже не удивился, что, опять же, их двоих знает сборище каких-то нелегалов. Брэм поймал взгляд Дазая и, истолковав его неправильно, ухмыльнулся. Уголки его сухих губ потрескались. — Что, рассказать? — Нет. — Дазай ядовито улыбнулся. — Мне неинтересно. Брэм явно не ожидал такого, и Дазай испытал мрачное удовлетворение от его поджатых в разочаровании губ и проблеска сжатой челюсти. — Грубо. — тихо буркнул Стокер. Он еще несколько минут возвращал взгляд на Дазая, словно ожидая от него начала диалога, но тот молчал. Вскоре Брэм оставил все попытки заговорить с сокамерником и прикрыл глаза. Спустя какое-то время мужчина и вовсе скатился по стене набок и, подложив тощие ладони под голову, как заснувший в машине мальчишка, задремал. Длинные густые волосы упали на выгнутую дугой грудь и умиротворенное лицо. Спал сокамерник долго. Сначала он не издавал звуков: Дазай, погрузившись в уже ставшие привычными тревожные размышления о собственном будущем, даже забыл о его присутствии. Казалось, истощенное тело даже не поднималось в такт дыханию. Но потом, когда Осаму самого стало клонить в сон, Брэм вдруг начал дергаться во сне. Напоминало это простой тремор или движения спящей и видящей кошмары собаки — но спустя минут пятнадцать или около того Стокер начал рычать. Его слюнявый рот с воспаленными деснами и кривыми, явно не данными от природы, клыками раскрывался в такт гортанным звукам: Дазай мгновенно сбросил с себя сонливость и отполз подальше от мужчины. Когда Брэм вдруг издал булькающий звук и его тело выгнулось дугой, а вены сменили синий цвет на чернильно-черный, Дазай и вовсе выругался вслух. «Сравнение с собачонкой и львом уже не кажется таким беспечным», — невольно признал юноша. Тем не менее, долго судороги — их сложно было назвать такими, но это самое подходящее слово — не продолжились. Простонав от боли во сне, Брэм обессиленно упал на живот и уснул. На его трупно-сером лбу скопились капельки пота, к которым прилипли пряди, в редком свете лампочки больше напоминавшие темно-синий, чем черный. Дазай нервно сглотнул: еще с минуту он смотрел на жуткого сокамерника, опасаясь даже моргнуть лишний раз, но в итоге позволил себе выдохнуть и расслабиться. Расслабиться настолько, насколько это вообще выполнимо, когда ты непонятно, насколько, заперт в тусклой каморке с медленно гниющим мутантом. Который еще и доебывается до твоих сексуальных предпочтений. Пиздец. Спать Осаму, после такого в особенности, уж точно не собирался, но, видимо, он все-таки уснул: юноша резко оторвал свинцовую голову от острых коленок, когда услышал какой-то шум. Сначала ему показалось, что это вновь проявляются мутации Брэма, но тот спал спокойно и почти по-человечески, даже сопя и пуская на пол слюни. Дазай быстро поморгал и погладил языком сухое от жажды нёбо. Нет, шум точно был снаружи камеры. Сердце забилось быстрее в предвкушении каких-то событий: неужели его наконец-то выпустят отсюда? Конечно, если за ним приехал уже сбагривший Акутагав Мори, это нихуя не хорошо, но Дазай был готов уже даже с ним пойти, чем сидеть тут. Юноша напряг слух и неосознанно нахмурился. Это что, был звук… удара? — Ого. — Брэм незаметно открыл глаза и, услышав звуки за дверью камеры, сел. Стерев слюну с лица, мужчина принялся заправлять шевелюру за уши, чтобы она не мешала обзору: кинув на него быстрый взгляд, Дазай заметил, что уши у сокамерника тоже странные. Вытянутые, как у эльфа, а кожа вся в шрамах от ожогов, будто сваренная. — Что-то происходит? — Без понятия. — мрачно отозвался Дазай. Он напрягся, отведя взгляд от Брэма и сосредоточив его на двери. «Пожалуйста, пусть сюда кто-нибудь зайдет…». Непонятно, кто или что услышало мольбы Дазая, но дверь вдруг с грохотом отворилась. В камеру влился яркий, чересчур яркий свет, и Брэм выругался по-английски себе под нос, закрывая глаза рукой. Дазай тоже сморщился от внезапного контраста, но не позволил себе отвернуться. Перед камерой стоял Шибусава: он отрывисто вдыхал и выдыхал, словно только что пробежал кросс. Осаму, неосознанно задержав воздух в легких, молниеносно просканировал Шибусаву. Его белые волосы больше были не стянуты в хвост, а разбросаны по плечам. Выражение лица у парня было напряженное, словно его голову одолевал миллион мыслей сразу. Опустив взгляд, Дазай увидел, что левый край белого плаща запачкан алым. Кровь. «Вот дерьмо», — эта мысль сплелась с «Что происходит вообще?». — Дазай. — хрипло выдохнул Шибусава. — На выход. Какие бы звуки до этого Дазай ни слышал, уговаривать его не пришлось: при любом дальнейшем развитии событий ему точно было бы лучше снаружи этой чертовой камеры. Юноша быстро поднялся на затекшие ноги и проковылял к выходу из камеры. До того, как Дазай достиг порога и обернулся на своего уже не сокамерника, боковым зрением юноша заметил тело в черной одежде неподалеку от камеры. Кишки скрутило льдистой хваткой. Брэм наконец убрал руку от глаз и со спокойной ухмылкой посмотрел на юношу. — Еще увидимся. — пророкотал Стокер. — Дазай. Эта фраза подтолкнула ком к горлу Осаму, и его чуть не стошнило от смеси затяжного голода и стресса, но юноша смог сдержаться и даже выдавить прощальную улыбку. «Этому костлявому ублюдку меня не запугать». — Вряд ли, Брэм-сан. — напоследок сообщил ему Дазай и выскользнул из камеры. Улыбка Брэма стала шире, а глаза блеснули цветом запекшейся крови — хотя они же карие, может, так просто свет упал? Проверить это Осаму не успел: Шибусава решительно захлопнул дверь камеры. Дазай же быстро отскочил от альбиноса и посмотрел на черное тело. Это был охранник, ранее стоявший в коридоре. Он явно был жив, но оглушен: на пористом лице расплывался желтый синяк. Дазай нахмурился, сглатывая жажду и тревогу. «Зачем Шибусава вырубил охранника, если они и так оба работают на Мори?», — задался вопросом Осаму. Ответ был ясен: Мори не приказывал Шибусаве выпускать Дазая, и охрана здания знала это. Но тогда… — Ты что… — даже не поверил Дазай. — Спас меня? — Нет времени на болтовню. — оборвал его Шибусава и решительно прошагал мимо юноши. Последнему пришлось, как идиоту, почти что бежать за своим… спасителем? — Ответь, Шибусава. — твердо повторил Осаму, обогнув тело охранника. Они вышли в коридор и так же быстро направились в сторону выхода. — Сейчас я не повинуюсь приказам Мори. — уклончиво ответил Шибусава, даже не посмотрев на бывшего пленника. Дазай нахмурился еще больше: он настолько не понимал, что происходит, что это начало его по-настоящему раздражать. — Это нихера не проясняет. — недовольно заметил Осаму. Они виляли по коридорам здания, которое оба знали на «отлично»: еще несколько раз юноша заметил недвижимых охранников на полу или кровавые разводы на стенах, но даже не задержал взгляда на них. — И, кстати, что это за хрен был со мной в камере? Он похож на вамп… — Все вопросы задашь, когда выйдем отсюда. — гаркнул Шибусава, и Дазай заметил, что он нервничает. Красные глаза в напряжении бегали из стороны в сторону, а шаги были не просто широкими, а яростными. Не из уважения к просьбе, а только потому, что понял — ответов он сейчас не получит, Осаму и вправду замолчал. Как минимум, ему было ясно, что Шибусава все же выполняет чьи-то приказы. Он бы не стал идти против того, кто ему платит, причем регулярно — значит, появился кто-то, кто либо запугал парня, либо предложил большую сумму денег. «То, что этот белобрысый не сказал, что спас меня, тоже не добавляет оптимизма», — мрачно подумал Дазай, ускоряя шаг и ровняясь с мчащимся Шибусавой. — «Вполне вероятно, что я из огня бегу прямо в полымя». — Куда мы опаздываем, мать твою?! — прорычал Дазай, когда резко свернул налево за белым плащом и чуть не поскользнулся на лужице крови. — И ты что, замочил всех, кто был в здании? — Вопросы потом. — повторил Шибусава, чем вызвал у Дазая недовольный вздох. Однако, юноша не жаловался: уж лучше бежать по направлению к улице, чем сидеть взаперти без нормального света. «Кто мог сказать Шибусаве вызволить меня?», — впопыхах раздумывал Дазай. — «Неужели Фукудзава?». Это было маловероятно: Фукудзава скорее бы подослал своего человека, чем стал вербовать чужого, уж таким он был. Но кто, если не он? Агата Кристи? Осаму передернуло при мысли о британке. После слов Брэма верить ей уж точно не хотелось — и неважно, что этот мешок с костями мог просто соврать или запутаться в собственном повествовании. В одном он был прав: Кристи всегда будет преследовать исключительно свои интересы. Ей было выгодно объединиться с Фукудзавой, чтобы пойти против «Крыс мертвого дома». Имеет для неё значения какая-то сирота, когда «Крысы» растворились в дыму после прошлой бойни? Навряд ли. Все происходящее начало казаться нереальным, когда они наконец вышли на улицу. Солнце уже пересекло точку зенита, но все равно палило не по-осеннему жарко — Дазаю после нескольких часов, проведенных в темной каморке, пришлось сощуриться. Как только Осаму пересек границу здания базы Мори, он тут же взглядом нашел дорогу, ведущую в обратную сторону от порта. Если он рванет прямо сейчас, Шибусава вряд ли его догонит: Дазай не был слишком спортивным и подтянутым, но удрать от торчка он точно сможет. «Но не в том случае, если у Шибусавы за поясом пистолет», — в последний момент осенило юношу. Скорее всего, его спутник вооружен, а получить пулю в коленку совсем не хотелось. Шибусава тем временем быстро оглянулся по сторонам, явно ища что-то взглядом, и застыл. Грудь резко опустилась на выдохе, а красные глаза расширились, и Дазай по выражению его лица понял: Тацухико совершил ошибку. — Черт… — прошептал Шибусава. Взгляд его забегал, и, к собственному счастью, он быстро придумал, что делать. — Так. Мне нужно вернуться внутрь. Ты — жди здесь. — С чего бы это? — хмыкнул Дазай, приподнимая одну бровь. «Нужно быть совсем идиотом, чтобы оставить меня здесь без присмотра». — У меня припаркована машина, на соседней улице. — протараторил Шибусава и впился взглядом в Дазая. В красной радужке мелькнула чуть ли не мольба. — Пожалуйста, дождись меня, Дазай-кун. Я не наврежу тебе. Клянусь. — Ладно, ладно. — удивленно согласился Дазай. Шибусава благодарно кивнул и, резко повернувшись, аж бело-красный плащ взлетел, побежал обратно внутрь здания. Как только его силуэт скрылся в паутине коридоров, Осаму громко фыркнул. — Идиот. Не задумавшись ни на секунду, Дазай развернулся спиной к зданию и побежал прочь. «Спасен», — сверкнула молния мысли в его сознании. — «Почти спасен». «Слишком просто», — последовал гром осознания. Юноша не собирался останавливаться, пока хотя бы не достигнет людной улицы, и почти добежал до тонкого переулка между двумя промышленными зданиями, как вдруг громкий, протяжный щелчок словно ударил его сзади по коленям. Лицо само собой вытянулось, тело замедлилось. Неужели… Дазай не успел развернуться. Здание взорвалось. Грохот внутреннего взрыва был таким оглушительным, что Осаму чуть не схватился за уши. Ударная волна воздуха заставила его нагнуться вперед и чудом удержаться на ногах, чтобы не размазать лицо по пыльному асфальту. Все еще прижимая дрожащие пальцы к ушам, Дазай быстро развернулся. Он не помнил, когда последний раз видел такой яркий свет. Яростное, кусающееся пламя распространялось от первого этажа до последнего, окутывая каждое окно. Все стекла на нижних этажах выбило ударной волной и рассеяло блестящими осколками. Тонкие стены последнего, недавно достроенного, этажа хрустнули и принялись рушиться. Жар от пламени долетал даже до отбежавшего уже на приличное расстояние юноши — запах дыма и жженой резины резал носоглотку. Одной из баз Мори Огая пришел конец. Здание горело вместе с Шибусавой, Брэмом Стокером и еще кучей оглушенных охранников внутри. «Не время пялиться», — одернул себя Дазай. Руки сами собой опустились от ушей, которые еще недавно покинул звон. — «Скоро здесь будет полиция. Нужно сматываться». Взрыв здания был даже ему на руку: теперь погони точно не будет. Дазай отвернулся от крошащейся и полыхающей громадины и побежал в сторону проезжей части. Нужно поторопиться, если он хочет скрыться до того, как кто-то из обитателей портового района прознает о взрыве. Осаму рвано вдохнул, чтобы прибавить в скорости, как вдруг заметил силуэт, выплывший из тени полуразрушенного заброшенного дома. «Вот блядство», — скользнуло в его разуме. Высокая стройная фигура со светлой косой и перечеркнутым шрамом лисьим лицом. Не узнать ублюдка в широких полосатых брюках и огромной, уже не подходящей под понятие «оверсайз», белой потертой куртке было невозможно. — Приветики, Дазай-кун. — трескающимся голосом протянул Николай Гоголь. Дазай резко остановился, почти добровольно пуская корни в асфальт. «Твою мать», — устало выругался юноша про себя. — «Он что, не мог сдохнуть в какой-нибудь подворотне или свалить в Украину?». Осаму дождался, пока Гоголь полностью выйдет из теней. Он немного сутулился, как и обычно, но в общем облик одноклассника не изменился: слепой глаз, слезящийся на солнце, и кривая улыбка на узком лице. — Привет, Гоголь-кун. — спокойно поздоровался Дазай, пока в его голове по сотому кругу повторялась мысль: «Мне пизда. Мне пизда. Мне пизда-пизда-пизда». — Давно не видел тебя в школе. — Я уже получил все знания, которые хотел. — пожал плечами Гоголь, шмыгнув носом. Дазай понимающе хмыкнул, а сам прикусил внутреннюю сторону щеки. Если Шибусава мог где-то и оставить пистолет, то Гоголь точно вооружен. И украинец определенно не рад тому, как друзья Дазая разъебали все их предприятие и наверняка лишили стабильного дохода от Фукучи и его сообщников. — Гоголь-кун теперь на домашнем обучении. — последовал мягкий, словно медовый голос. Внутренности Дазая подернулись льдистой пленкой. Ну конечно же. Падший ангел никогда не приходит без демона. Из-за угла соседствующего с темной заброшкой здания выплыл Достоевский-сенсей. «Пожалуй, стоит перестать называть его сенсеем», — мрачно подумал Дазай. Достоевский выглядел гораздо лучше, чем когда они виделись в последний раз. Строгий костюм, накинутый сверху плащ цвета лилового синяка — казалось, даже его кожа перестала быть такой бледной. Впрочем, тонкая ядовитая улыбка явно не предвещала ничего хорошего. Дазай перевел на него спокойный, приперченным притворным удивлением, взгляд. Внезапно все встало на свои места: Достоевский и есть тот некто, кто отдал приказ Шибусаве достать Дазая из клетки. Другой вопрос — зачем ему делать это? — Да уж. — проговорил Дазай. — Не ожидал увидеть вас здесь. Гоголь и Достоевский переглянулись. Украинец что-то пробормотал себе под нос, не факт, что на японском, и облокотился на испещрённую трещинами и дырами стену позади себя, давая возможность Достоевскому изложить всю информацию. Дазай вопросительно приподнял брови, посмотрев на бывшего учителя. Да уж, информация ему бы сейчас точно пригодилась, но, если за неё нужно заплатить парой дыр в теле — Осаму лучше пробежится до набережной. Тем не менее, Достоевский не выглядел как тот, кто настроен враждебно. Вдруг, одна мысль обвилась вокруг разума Дазая, заставив его притворно приподнятые брови дрогнуть. — Ты догадался. — проигнорировав фальшивую вежливость, растянул свои губы в ухмылке Достоевский. Его взгляд искрился любопытством, и Осаму чувствовал это. Дазай был в опасности. Перед ним стояли мафиози, а Акутагавы были неясно, где — но юноша все равно почувствовал эгоистичный прилив удовлетворения тем, что он и вправду догадался. — Что то послание было твоим? — Дазай ухмыльнулся, и Достоевский отразил его ухмылку. Они оба понимали, что речь шла о тех словах, криво написанных на одном из зданий в портовом районе — словах, которые все окрестили принадлежащими Мори. — Да. Не сразу, конечно. Сначала Осаму и впрямь подумал, что приемный отец хочет вгрызться в его психику, даже находясь на огромном расстоянии от него, но потом, после долгих раздумий, Дазай все же понял, что что-то не сходится. Чутье подсказывало, что Мори не стал бы поступать именно так — спустя несколько бессонных ночей Дазай все же почувствовал себя дураком. Естественно, послание принадлежало не его опекуну. Это был знак другого человека. Это был знак, что Достоевский вернется за ним. Или по его душу. — Я надеялся, что ты поймешь. — протянул Достоевский, явно довольный тем, что его загадку разгадали. Дазай медленно вдохнул — ему очень хотелось сообщить, что нахуй ему не всрались эти шарады — и выдохнул с улыбкой. За время, проведенное в доме Мори Огая, он уже научился не высказывать свое недовольство, чтобы тебя не наградили новой порцией причин для еще большего недовольства. Послышался щелчок: стоящий в тени Гоголь молча закурил, исподлобья наблюдая за их беседой и не показывая ярого желания в ней участвовать. Сзади прогрохотал съезжающий вниз этаж ранее организованного здания. Дазай, уже привыкший к звукам, не отреагировал, но сжимающие сигарету пальцы Гоголя дрогнули, и искра упала к его ногам. Взгляд Достоевского флегматично скользнул по горящему сооружению. «Это он заложил туда бомбу?», — задумался Дазай. Юноша сощурился, но не снял улыбки спокойного удовлетворения, будто и вправду случайно встретился со старым другом. — Шибусава-кун погиб? — зачем-то спросил Дазай. На самом деле, его не слишком волновал ответ — Достоевский, судя по его неопределенно поднявшимся плечам, был солидарен. — Он — лишь расходный материал. — он вздохнул. Гоголь же выдохнул удивительно ровное колечко из дыма и немного улыбнулся, явно пребывая в своих мыслях. Треск разрушающегося здания напоминал горящий огонь в камине. Дазай резко почувствовал ударную волну раздражения внутри себя и впился острым взглядом в Достоевского. — Давай не будем друг друга обманывать, Достоевский-сан. — ядовито выдавил Дазай. На самом деле, его тревога начала накаляться: что происходит, пока он тут делает вид, что ведет мирную беседу с двумя преступниками? Где Акутагавы? Спас ли их Фукудзава, или Брэм все же не соврал? — А? — лицо Достоевского вытянулось в удивлении. — О чем ты? — Ты заставил Шибусаву-куна ослушаться приказа Мори и вытащить меня. — отчеканил Дазай. Он смотрел бывшему учителю в глаза с полным холодной стали взглядом, но его губы были приподняты в располагающей улыбке. — А потом взорвал целое здание. Ты не сделал это просто для того, чтобы мило побеседовать со мной в переулке, не так ли? Гоголь хохотнул: дым выскользнул из его носа и широкого рта. Достоевский тоже улыбнулся, словно слова Дазая веселили его. — Тебе что-то надо. — подытожил Дазай и тоже улыбнулся. Сзади его уверенных губ язык подрагивал от нервозности. — Вопрос: что? Достоевский медленно вздохнул. Немного задрав голову, он обнажил бледное горло с гортанью, обтянутой синеватой кожей. Сейчас, когда он не играл роль школьного учителя, Федор выглядел очень молодо. Дазай никогда не задумывался, сколько ему на самом деле лет — и сейчас уж точно было не время для этого. — Я наблюдал за происходящим издалека. — начал Достоевский и немного сдвинулся с места. Дазай неосознанно напрягся и сосредоточил все внимание на собеседнике. — Твои названые брат и сестра сейчас направляются в аэропорт Йокогамы. — Я в курсе. — прервал его Дазай, сощурившись. — И что ты пытаешься этим сказать? — Уверен, ты также в курсе, что Фукудзава Юкичи не оставит детей в беде. — насмешливо добавил Достоевский. Дазай лишь моргнул, показывая, что собеседник прав. — Его люди в скором времени перехватят машину. — Не буду даже задаваться вопросом, откуда тебе об этом известно. — заметил Осаму. — Но никакими сведениями ты меня не удивил. — Думаю, я еще успею это сделать. — не смутился собеседник. — Потому что Мори-сенсея с ними нет. — Что? — тупо переспросил Дазай. «Зачем ты вообще слушаешь его?», — уточнил внутренний голос. — «Ты же сам видел, как Мори садился с ними в машину». Однако в глубине сознания Осаму знал, что Достоевский не врет. Неважно, откуда и как — просто знал. — Акутагава-кун и Акутагава-сан в машине с двумя людьми, среди которых нет вашего отца. — разжевал, как для ученика начальной школы, бывший учитель. — Именно эту машину люди Серебряного волка и перехватят. «То есть, хотя бы о прозвище Фукудзавы Брэм не соврал», — бегло подумал Дазай и сразу отсек эти мысли за ненадобностью. Его мозг лихорадочно работал, такой схожий с аппаратом, полным шестеренок. Если Мори вышел из той машины — значит, он поехал сюда? Скорее всего, так и есть, не зря же он оставил старшего из детей в Йокогаме. Или же опекун поехал разбираться с вообще не фигурирующими в ситуации делами? «Сейчас Достоевский — единственный источник информации», — с отвращением подумал Дазай. — «И нужно выжать из него все, что можно». — Полагаю, ты знаешь, где мой отец тогда. — без намека на вопросительную интонацию произнес Дазай. Ухмылка Достоевского стала шире. — Он на своей старой базе. — пояснил мужчина. — В районе Э… — Да, я знаю, где это. — отрезал Дазай. Конкретно это убежище своего преступного отца он знал лучше всех. Сверкнули угольки воспоминания того дня, когда Мори взял сына с собой на «работу» и запер его за непослушание. Осаму выбрался — только лишь для того, чтобы утереть отцу нос — и шел пешком до самого их дома. — Ты, как и всегда, прав. — заметил Достоевский, и Дазай не смог не уловить мрачной иронии в его интонации. — Мне действительно кое-что от тебя надо. Я хочу, чтобы ты пошел туда. — Я что, по-твоему, рехнулся? — насмешливо фыркнул Дазай. Надо быть чересчур наивным, чтобы думать, что Осаму из соображений благодарности за свое спасение попрется на преступную базу, где восседает его отец, еще и безоружным. Судя по серьезному лицу Достоевского, это была не уловка, а спокойная, уверенная просьба. — Он меня просто убьет. Если начистоту, то Дазай не считал, что отец его убьет — но то, что он мог сделать вместо убийства, было гораздо хуже смерти. — А я думал, ты хочешь умереть, Дазай-кун. — подал голос Гоголь, про которого юноша уже и забыл. Украинец докурил сигарету и воткнул её в выемку между полуразрушенными кирпичами. Ухмылка Достоевского на мгновение дрогнула. — Не сейчас, Гоголь-кун. — мягко осадил сообщника русский. Дазай закатил глаза на реплику Николая, но ничего не ответил. Его разум все еще был объят роем вопросов. «Почему Достоевский просит меня?», — думал юноша. — «Что он получит от моего присутствия там?». — У меня нет причин выполнять твою просьбу. — отозвался Осаму. — Ты знаком с Сигмой-саном, верно? — резко сменил тему Достоевский, но Дазай, конечно же, знал, что не резко. Это был очередной тонко вплетенный в песню куплет. — Владельцем казино, который перешел на вашу сторону, покинув «Крыс мертвого дома». — Да. — кратко ответил Дазай. Он почти не говорил с Сигмой напрямую: в основном с ним общался Чуя, и он, судя по всему, считал Сигму их сообщником. Фукудзава был хорошо знаком с этим загадочным парнем, и они вместе вызволили Чую и Ёсано с военной базы и самого Дазая из той кошмарной лечебницы. Сигма предоставил им жилье на время укрытия — он помогал всем, чем мог, всё это время. Верил ли ему Осаму? Пожалуй, он считал, что Сигме выгодно оставаться на стороне Фукудзавы. — Мне всегда было интересно, догадался ли кто-то. — Достоевский усмехнулся. — Что Сигма никогда не был предателем «Крыс». Дазай сжал челюсти. Получается, Сигма сливал информацию Достоевскому или Гоголю? Но тогда значит, что «Крысы» знали местонахождение и Дазая с Чуей, и Ёсано с Коё все это время. — И к чему мне новость о том, что крыса всегда останется крысой? — приподнял бровь Дазай. Внешне он выражал спокойствие и минимальную заинтересованность в беседе, но внутри юноши все органы трепыхали: он чувствовал, что находится на пороге информации, которая изменит всё. — Накахара Чуя-кун дружен с Сигмой, не так ли? — с довольной ухмылкой продолжил Достоевский. Дазай нервно сглотнул. Вот оно. — И прямо сейчас, благодаря Сигме, Чуя направляется к Мори. Осаму почувствовал удар ледяного кулака прямо в легкие. Неужели это правда? Нет, Чуя не глуп. Он бы никогда не пошел на базу Мори один. Рвения у него много, и боец он неплохой, но Чуя обязан догадываться, что Мори может быть вооружен. Чуя бы никогда не пошел на это откровенное самоубийство, что бы Сигма ему ни наговорил. Нет, нет, нет, Чуя слишком любит жизнь. — Как я узнаю, что ты говоришь правду? — не уронив ни капли спокойствия, спросил Дазай. — Никак. — Достоевский пожал плечами, и Гоголь, от скуки закуривший вторую сигарету, тихо усмехнулся. — Но если я все же не вру, а ты ничего не сделаешь… Собеседник развел руками. В горле у Дазая пересохло. Ему было все равно, врет Достоевский или нет: если существует хоть малейшая вероятность, что Чуя в опасности, Дазай пойдет туда и не подумает о последствиях. «Что этот продажный ублюдок мог ему сказать?», — соображал юноша. — «Ох, твою мать». До Дазая дошло. Фукудзава приказал своим людям спасти Акутагав, значит, он скорее всего в курсе, что Мори с ними нет. Соответственно, все знают, что и Дазая в машине нет. Если Чуя узнал об этом, и Сигма сказал ему, что Дазай якобы находится с Мори на его старой базе… «Дурак. Дурак, дурак, дурак, дурак». — просвистела тревожная трель. — «Этот рыжий идиот идет спасать меня». — Что-то мне подсказывает, что навестить отца будет в твоих приоритетах. — подытожил Достоевский, словно видел дилемму Дазая в его тусклых карих глазах. — Что ты от меня хочешь? — процедил Осаму. Его голос немного, в самой гортани, вздрогнул. Наверняка Достоевский и Гоголь поймут, что он слаб. Слабее, чем мог бы быть. Ему было наплевать. — Чтобы я просто пришел туда или… Улыбка русского чуть померкла. Он бросил выразительный взгляд на Гоголя. Тот наконец-то оторвался от своей стены и, выдыхая дым через рот с зажатой между зубами тонкой сигаретой, потянулся рукой к внутреннему карману своей огромной куртки. Когда Дазай уже понял, что ищет напарник Достоевского, перед ним оказался черный пистолет рукоятью вперед. — Я хочу, чтобы ты убил Мори. — выговорил Достоевский, очерчивая прямую линию взгляда от глаз Дазая до его бледной правой ладони, берущей пистолет из руки Гоголя. Эти двое могут использовать потом наличие отпечатков Дазая на стволе, но будут бессильны, если Дазай никогда не упустит это оружие из вида. Юноша быстро проверил наличие патронов в магазине. Зрячий глаз Гоголя чуть расширился от удивления, и Осаму усмехнулся — он правда думал, что Дазай ни разу оружие в руке не держал? — Спасибо, конечно. — прокомментировал Дазай собственное вооружение и наконец ответил на взгляд Достоевского. — Но я бы и без твоей просьбы сделал это. Русский усмехнулся. Гоголь докурил сигарету и бросил бычок в сторону от них. Дазай одной рукой расстегнул пуговицы на школьном пиджаке и сунул пистолет во внутренний карман, чтобы не пугать прохожих. — Тогда по рукам, Дазай-кун. — вдруг произнес Достоевский и вытянул свою ладонь с длинными пальцами. Дазай спокойно пожал её. — По рукам, Достоевский-сан. — проговорил он. Кожа бывшего учителя была такой холодной, что можно было усомниться в его здоровье. Оба быстро расторгли рукопожатие, выдавая взаимную неприязнь к прикосновениям. — Надеюсь, не увидимся. — усмехнулся Осаму напоследок, проталкиваясь мимо членов славянской мафии и устремляясь в сторону набережной. Он был недалеко от старой базы Мори, но возможность опоздать даже на несколько минут прокалывала нейроны тонкой иглой. В спину прилетела мягкая ответная усмешка Достоевского. — До встречи, Дазай-кун! — естественно, выкрикнул Гоголь. Дазай не обернулся. Он догадался, что Достоевскому что-то нужно было внутри уже догорающего здания, и с самого начала зарекся вмешиваться в это. Когда Дазай бежал по набережной, немного поддерживая внутренний карман с пистолетом, он расслышал полицейские сирены. Небо посерело, предвещая дождь, и возможность понять, который час, исчезла. Дазай бежал на старую базу Мори, на которую клялся себе больше никогда не возвращаться. Запоздало у него появилась мысль: а зачем Достоевскому вообще смерть его отца? Что такого опекун сделал «Крысам мертвого дома»? Ответ был очевиден — Мори знал их секреты, поэтому Достоевскому нужно было, чтобы они утонули вместе с ним. Что ж, это Дазай может устроить. «Я иду, Чуя-кун», — с совсем не уместной и глупой улыбкой подумал Осаму, прибавляя шаг и увереннее устремляясь к базе отца.***
«База», — Чуя усмехнулся. — «Какое пафосное слово для нескольких сдвинутых друг к другу построек». Подобные мысли преследовали юношу с тех пор, как он все же проник в портовый район, указанный Сигмой. Это было безрассудно. Скорее всего, когда приедут люди Сигмы, он лишь будет мешаться под ногами — если вообще не окажется схвачен до их прибытия. Это было скверно по отношению к оставшейся в аптеке Коё. Чуе не было все равно: мысли по поводу неправильности всего происходящего окутывали его и давили на череп, но все равно тонули в адреналине. Адреналине и решимости хотя бы раз набить морду Мори Огаю. Судя по тому, что данные сооружения подразумевались как старая база ублюдка, место было заброшенное — оно было и заметно по состоянию зданий. Сарай для моторных лодок у самой пристани, в котором валялось несколько дырявых деревянных лодок и отсыревших весел, накренился. Даже лестница к сараю скучала по как минимум половине ступенек. Чуя обогнул длинное здание, похожее на офисное. Едва он завидел незнакомых людей, выходящих из дверей этого здания (а дверей было много, и утыканы они были совсем уж беспорядочно), инстинкт самосохранения подсказал слиться с тенями, отбрасываемыми бетонной стеной. Воздух был свежий: прохладца из-за посеревшего неба и близости к воде забиралась под пиджак с рубашкой и царапала кожу. Накахара мельком глянул на тех людей, что покидали «офисное» здание и устремлялись либо к суднам, либо на широкую парковку: большинство были мужчинами крепкого телосложения и, как это называется, бандитскими харями. Никаких стереотипов, конечно же, потому что Чуя выследил среди них даже высокую женщину с катаной за спиной и щуплого мужчину в клетчатом пиджаке и очках, словно украденных у Куникиды-сенсея. «Это что, офис Мори?», — задумался Чуя. Проверить это не представлялось возможным — в конце концов, не спросит же он у того лысого бугая с сигариллой во рту! Решив не спешить с выводами, юноша продолжил осмотр. За все те почти что семь минут, что он здесь находился, никто не приехал, все лишь отъезжали или отходили к воде и топтались там. Накахара быстро обогнул здание, напоминающее офис, и скользнул в узкий, почти не заметный, переулок. Асфальт там был ужасный: нога юноши нашла около шести пробоин с склизкой грязью внутри. Долго в темени проулка Чуя не задерживался — стоило ему выбраться к двум смежным сараям, напоминающим конюшни, он заметил трехэтажный дом, сплошь изрисованный графитти. Рисунки Накахаре приглянулись, конечно, вот только внимание юноша обратил вовсе не на них. А на скромно припаркованный автомобиль. Он выглядел абсолютно обыденно, на такую машину не укажешь пальцем, проходя по улице, но Чуя её мгновенно узнал. Один из автомобилей Мори — он приезжал на нем в больницу, когда все думали, что Коё похитили. «Он здесь», — горящее сердце ухнуло вниз. Окна находились по обе стороны на каждом этаже, но почти все были либо мутными, словно заляпанными чем-то, либо на них были приклеены старые пожелтевшие газеты. Накахара, стараясь не высовываться из промозглой тени и не отпускать руку от тяжелого внутреннего кармана пиджака, обошел здание. Идти внутрь было бы совсем рискованно, но зачем Чуя тогда вообще пришел? Сначала юноша обнаружил лишь железную дверь, которая не поддалась, но вскоре, когда уже почти разочаровался в себе, он наткнулся на заставленный канистрами дверной проем. Тихо, без лишнего шума, Чуя отодвинул канистры и ступил на порог первого этажа. «Просто», — появилась в его голове тревожная мысль. — «Слишком просто». Пробраться сюда не составило труда, и все это выглядело так, будто кто-то ждал Накахару. Юноша простоял на пороге около минуты: его терзали сомнения. Что, если это ловушка? Что, если приходить сюда все же было ошибкой? Потом сзади послышался какой-то звук. Чуя, с чуть ли не выскочившим через рот сердцем, прыгнул внутрь. «Уж лучше спрятаться в тенях здесь, чем стоять спиной к базе нелегалов», — вполне здраво рассудил он. Похоже, база и вправду была заброшенной. На первом этаже не было ничего, кроме какой-то старой мебели: распахнутые и поваленные на бок шкафы, сейф с выломанным замком, плешивый диван, по спинке которого пробежала жирнохвостая крыса. Сдержав рвотный рефлекс из-за вони, Чуя побрел вперед. Идти тихо было сложно, потому что периодически ноги встречали металлические обломки и стекло — Накахара достал охотничий нож из кармана и крепко сжал его в ладони. Для собственного спокойствия. Не то, чтобы он собрался его использовать. Только для самозащиты. Так и не обнаружив ничего на первом этаже, Чуя уже спокойнее ступил на лестницу и пошел наверх. На лестнице воняло меньше, а стены казались цивильнее, чем снаружи — и даже мата среди графитти стало меньше. Поднимаясь, Накахара думал, кто вообще здесь может быть. Слышимость наверняка была хорошая, но никакого присутствия людей юноша не уловил. «Может, Мори просто оставил здесь Дазая?», — понадеялся Чуя. — «А что, если они вообще не здесь, а я трачу время из-за того, что увидел лишь похожую машину?». Второй этаж тоже был пуст. На нем было уже несколько комнат, и их даже можно было охарактеризовать как несколько кабинетов, узкую спальню с испачканным кровью матрацем и кухню. Снова не найдя никого, кроме крыс, Чуя остановился у подъема на последний, третий этаж. Мысль о том, что он тратит время, схлестнулась с мыслью, что там может быть что-то неизбежное. Юноша нервно сглотнул комок сухой слюны, и звук был таким громким, как будто к его губам поднесли микрофон. «Твою мать, Накахара», — одернул себя Чуя. — «Раз начал, то доводи уже дело до конца». Крепко, чуть ли не до лязга, сжав челюсти, юноша твердым шагом пошел наверх. На третьем этаже тоже была только одна комната: длинное помещение с целым рядом окон, каждое из которых было заклеено газетой, отчего свет проникал с тревожной желтизной. В этот раз Чуе не пришлось оглядываться. Стоило ему пересечь последнюю ступеньку и зайти на последний этаж, адреналин ударил по крови, едва не разрывая вены. Рука с ножом приблизилась к бедру, а хватка невольно усилилась. Конечно же, Накахара узнал автомобиль — ошибки и быть не могло. Мори стоял у самого дальнего окна, где половина газетной страницы была оторвана, и смотрел на улицу. У Чуи перехватило дыхание, но вовсе не от страха. — Долго же ты поднимался. — прозвучал добродушный голос, как у детского терапевта. Мори был одет в тонкое черное пальто, а на его шее виднелся длинный шарф темно-красного цвета — неужели ему холодно? До осеннего морозца было еще месяца полтора как минимум. Тело Накахары же горело изнутри, и, опять же, не от страха. — Где Дазай? — сразу спросил Чуя, потому что успел осмотреться и заметить, что юноши тут нет. Его голос не дрожал. Не дрожали и пальцы на отцовском ноже. Мори резко развернулся и отшагнул от окна. — Его здесь нет, Чуя-кун. — абсолютно спокойным голосом ответил мужчина. Его губы были приподняты в притворной улыбке, а темные глаза ничего не отражали. В свете этого заброшенного здания он был так похож на Дазая — даже и не скажешь, что общей крови у них нет. — Это я вижу, гений. — выплюнул Чуя. Он не боялся Мори. Может, ему и следовало, но он не боялся. Все, что Накахара испытывал, это гнев и отчаянное желание получить свои ответы. — Где он? Мори рассмеялся. В его голосе мелькнула хрипотца, но мужчина быстро справился с ней. «Смейся, ублюдок». — быстро подумал Чуя. — «Смейся, пока я не сломаю твой нос, и ты не станешь харкать собственной костью». — С чего ты вообще взял, что он здесь? — Мори явно наслаждался моментом. Он ядовито, разбив всю маску притворного бесстрастия, улыбнулся и приподнял темную бровь. У Чуи похолодело в животе и в голове одновременно. — Неужели ты до сих пор не понял? — Не понял что? — процедил Накахара. Он не был глупым: Чуя начал понимать. Чуя очень не хотел понимать. — Дазая никогда здесь не было. — подтвердил его догадки Мори. Его глаза блеснули золотом, смешанным с вином. — Он с братом и сестрой уже покинули Йокогаму. Чуя словно нож проглотил. «Ну конечно», — с упавшим сердцем подумал он. — «Как я мог быть таким наивным?». — Поздравляю, Чуя-кун. — Мори утратил всю смешливость, но продолжил улыбаться. В Чуе рос гнев. Накахара мог бы его присмирить, заткнуть или проглотить, но ему попросту не хотелось этого делать. Тело начало подрагивать. — Ты оправдал мои ожидания. Как послушный ребенок поверил Сигме, который все это время был заодно со мной. Чуя закрыл дрожащие веки. Он же знал. С самого начала почувствовал, что это ловушка, что все слишком гладко, чтобы быть правдой. С первых минут знакомства подумал, что Сигме ни за что нельзя верить. Почему он не доверился своей интуиции? Почему позволил себе открыться? Идиот. — Естественно, ты приперся за ним. — выплюнул Мори. — И бросил сестру одну. Идеальная марионетка. У Чуи будто череп лопнул. Тело взорвалось, высвобождая необузданную ярость, чистейшую, как вода в водопаде. Он рассмеялся, чувствуя, как будоражит гортань. — Знаешь, знай бы я с самого начала все, что ты сказал, я бы все равно пришел. — проговорил Накахара, смотря Мори прямо в глаза. — Потому что ты, скотина такая, тоже здесь. — Что бы ты ни сделал, это не вернет Дазая. — устало проговорил Мори. Он был похож на человека, уверенного в том, что уже победил — уверенного настолько, что ему было лень слушать истерики проигравшего. Вот только Чуе было все равно, проиграл он или нет. Ничего его не останавливает от того, чтобы просто прикончить выблядка прямо сейчас. — Да мне похуй. — Накахара сплюнул на пол и медленно пошел к Мори. Тот никак не отреагировал, будто и не заметил вовсе. — На самом деле… — Что? — Мори приподнял брови, когда Чуя вдруг оборвал собственную мысль. — Я думаю… Нет, я уверен, что Дазаю и не нужна моя помощь. — Накахара приподнял подбородок. Мори был заметно выше него, но впервые юношу это почти не смущало. — Он намного, намного смышленее тебя. И он выберется сам. — О, поверь, в этот раз нет. — Мори покачал головой. Чуя врал: он не был уверен ни в чем. Он просто верил в своего парня. — Дазай меня больше не обыграет. — Паршивое чувство, да? — поймал его слова Чуя. Он продолжил приближаться. — Когда подросток во всем лучше тебя. — Ты пытаешься вывести меня на эмоции, Чуя-кун? — удивленно приподнял брови Мори. — У тебя плохо получается. — Нет, мне это вовсе не надо. — Накахара качнул головой. — Я знаю, что ты просто не чувствуешь так, как это делают здоровые люди. — А Дазай чувствует? — Мори громко фыркнул. — Да, чувствует. — твердо ответил Чуя. — Он умеет чувствовать, как все другие люди. Мори вдруг наигранно поджал губы и по-птичьи наклонил голову. Отросшие черные волосы наклонились вместе с ней. — Ох, бедный Чуя-кун. — протянул мужчина. — Неужели ты правда думаешь, что Дазай тебя любит? — Мне без разницы. — не совсем искренне отозвался Накахара. — Зато я знаю, что я люблю его. — Ты даже не знаешь, на что подписываешься. — вздохнул Мори, словно отговаривал его покупать мультиварку. — Он не умеет разговаривать. Чувствовать. Ничего. Жаль это признавать, но мой старший сын просто… Ублюдок развел руками, и Чуя так крепко сжал нож, что чуть не сломал все пальцы сразу. — Неполноценный. — закончил Мори. — А ты, блять, не думал, что причина в том, что ты сломал его?! — рявкнул Чуя и так внезапно шагнул вперед, что мужчина едва не отшатнулся. Его настороженный взгляд коснулся оружия в чужой руке — Накахара почувствовал мрачное удовлетворение. — Ни один родитель не может быть идеальным. — тихо начал Мори, даже приподняв руки, словно и вправду считал себя потенциальной жертвой неуравновешенного подростка. — Но я ничего не… — Я знаю, что ты насиловал его. — выстрелил Чуя. Винные глаза расширились. — На протяжении нескольких лет. Мори замолк. Всего на несколько секунд, но Накахара почувствовал собственное превосходство над этим человеком. А еще — пробирающую до яростных слез боль за Дазая. — Он сам тебе сказал? — спросил мужчина, вернув остатки самоконтроля и прикрыв шок. — Нет. — Чуя грустно усмехнулся. — Но, вопреки твоему сраному мнению, я не тупой. Я догадался. Собеседник тоже усмехнулся, приподнимая голову и откидывая одну из передних прядей с лица. Накахара и правда догадался: еще до случившегося в квартире Сигмы — после этого юноша лишь убедился в этом. Избегание прикосновений, попытка скрыть себя и свое тело, желание и боязнь физического контакта одновременно, своеобразное единение с Элис, которую Мори слишком не хотел отпускать. Когда до Чуи наконец дошло, он испугался. Испугался от одной мысли, что Дазаю — и, возможно, еще нескольким подопечным Мори — пришлось пережить. Мори Огай не был просто врачом с сумасшедшими амбициями, преступником и убийцей. Он был ебаным педофилом. Вышеупомянутый вернул самообладание и улыбнулся краем губ. Его шок был вызван только осведомленностью Накахары — отнекиваться мужчина и не пытался. — Что ж, — Мори пожал плечами. Чуя почувствовал жжение в глазах, будто у него сосуды полопались. — Я не делал ничего, чего Дазай-кун бы не хотел. Чуя лопнул полностью. — Ах ты больной уебок. — прошипел он, неосознанно продолжив наступать на Мори. Тому все же пришлось отшатнуться: нож в руке юноши игрушечным не был. — Он был ребенком, которому нужен был отец, а не… — Чуя-кун. — твердо оборвал его Мори. — Я бы на твоем месте опустил этот нож. Ты же не хочешь попасть в колонию, верно? Юноша невольно перевел взгляд на собственную ладонь. Он даже не заметил, как поднял руку с оружием и направил лезвие прямо в живот собеседника. Мори, видимо, подумав, что Чуя все же придет в себя и отдаст нож, протянул раскрытую ладонь. Накахара улыбнулся так же ядовито, как и мужчина несколько минут назад. — И вправду. — тихо произнес он. — Держи. Резко опустив нож, Чуя полоснул по протянутой ладони. Мори вскричал от внезапной боли: белая кожа с хрустом разошлась, хлынула кровь. Гнев добавил столько силы в движение, что еще немного, и Накахара бы отрезал мужчине половину ладони. «Лучше бы разрезал», — почти не контролируя себя, подумал Чуя. Мори схватил себя за запястье, продолжая орать. Кровь заливала кожу и капала на пол с раны и ножа юноши. — Мелкий сукин сын! — гаркнул Мори и поднял вторую руку, чтобы ударить в ответ, но Чуя уже был готов. Упершись одной ногой в пол, он резко взмахнул второй и каблуком ботинка ударил мужчину в челюсть. Тот схватился за подбородок и согнулся, едва не врезавшись в стену. Мори менял положения быстро, но Чуя не давал ему ни секунды собраться. Как только противник сплюнул кровь и попытался выпрямиться, юноша вложил в удар всю силу и резко толкнул мужчину к стене. Мори охнул, врезавшись спиной в бетон: Чуя привстал на мыски, успев в который раз за всю жизнь проклясть небольшой рост, и упер окровавленный нож в гортань с едва заметной щетиной. — Что же ты, Мори. — прошипел Чуя, заметив смешанный с негодованием страх в глазах напротив. — Я не делаю ничего, что тебе бы не понравилось. Накахара усилил хватку. По шее Мори потекла тонкая струйка крови — мужчина вдруг дернулся и со всей силы наступил юноше на ногу. Каблук уперся в ступню. От боли у Чуи вдох застрял в груди: он понял, что сейчас Мори просто сломает ему пальцы на ноге. Рыкнув, юноша отскочил от противника. Ступня пульсировала противной болью, но Чуя даже не заметил этого. Мори широко улыбнулся — все его белоснежные зубы были в крови. — Ты мне не ровня. — пророкотал Мори. — И умрешь раньше, чем сможешь попытаться стать. Резко подавшись вперед, Мори сгреб длинные волосы Чуи и притянул его к себе. Окровавленный кулак через боль сжался и ударил юношу в живот: благодаря глубокому порезу не так сильно, но органы у Накахары все равно встряхнуло знатно. До того, как у него потемнело бы в глазах, Чуя выставил руку вперед — лезвие ножа встретилось с плотью Мори и проткнуло её. Вопреки всем книгам и фильмам, вовсе не похоже на то, как нож режет масло, а наоборот, трудно и с противным хлюпаньем. Мори шумно втянул воздух через кровавый рот и невольно расслабил хватку. Чуя оттолкнулся ногой от стены и высвободился, хотя кожу головы и обожгло саднящей болью. Мужчина прижал уже раненую руку к ране, из которой тоже текла кровь, но не так стремительно: рана была не слишком глубокой. К сожалению. — Я тебя убью. — прогремел голос Мори. Его глаза налились кровью, а лоб вспотел. Чуя усмехнулся, хотя его сердце уже билось в откровенном страхе. — Попробуй, старый пердун. Не давая противнику возможности продумать свои действия, Накахара снова кинулся в атаку и попытался еще раз полоснуть скользким от крови ножом, но на этот раз первее был Мори. Он присел и сжал здоровый кулак, теперь уже со всей силы ударяя Чую по лицу. Кожу щеки, по ощущениям, будто разорвали на части. Накахара чуть язык не откусил от боли, а тело по инерции полетело в сторону. Едва не упав, но все же удержавшись в вертикальном положении, Чуя взревел и почти вслепую из-за боли от удара кинулся на Мори — ошибка. Мужчина выставил колено и снова ударил Накахару в живот, специально в ту же самую точку. К горлу юноши подкатила кровавая рвота, и он не смог остаться на ногах. При падении на грязный пол заброшенного здания Чуя выронил нож: оружие со звоном откатилось. «Твою мать», — пронеслось в голове у Накахары. Впервые у него появилась здравая мысль, что Мори, вообще-то, действительно сильнее. Да, может, он и сильнее. Может, Чуя и слабак. Но Чуя, сколько себя помнил, дрался, пока его не задушит или противник, или гнев. И изменять себе — последнее, что он сделает в своей жизни. Проигнорировав боль в скуле и животе настолько, насколько это было возможно, юноша дернулся в сторону ножа и крепко обхватил рукоять. Когда он, с открывшимся вторым дыханием, резво поднялся на ноги, то услышал отвратительный щелчок. Чуя поднял взгляд на Мори и увидел, как окровавленный псих улыбается. Улыбается, как победитель, потому что в здоровой руке его был зажат пистолет. «Наивный придурок», — окрестил себя Накахара. — «Ты правда думал, что он придет безоружным?». — Я же сказал, что убью. — тихо, но все же слышно произнес Мори, сплюнув кровь. — В твоем случае это нетрудно. — Может, ты и убьешь меня. — дрожащим — и вовсе не от страха или слабости — голосом отозвался Чуя. — Но ты не победишь Дазая. — Твоего обожаемого Дазая сожрут. — с раскатистым смехом ответил Мори. Сердце Чуи вдруг дернулось, на секунду пробудив мозг от гнева. «Неужели он серьезно?». — Что… — начал Чуя. Ответ не подразумевался. Мори выстрелил. Раз, два, три — все пули пришлись в живот. Нож звякнул, прокатившись по грязному полу. Чуя упал лицом вниз: его волосы разметались, скрывая обзор. Он даже боли не почувствовал — лишь долгое, тянущееся через все тело и разрывающее его отчаяние. Мори опустил пистолет и гортанно усмехнулся, увидев, что юноша не двигается. Кровь вытекала из его ладони и живота, капая на пол, но мужчина знал — это всего лишь мелкие порезы. «Рыжая блоха», — с отвращением подумал он, смотря на Накахару. — «Какие сейчас самоуверенные подростки». Дазай слышал звон. Слышал выстрел. Или сначала выстрел, а потом звон? Он не стал разбираться. Взлетев по давно знакомым ступенькам, он вбежал на третий этаж — тело застыло само по себе. На полу, потеряв нож отца, лежал, лицом вниз, Чуя. Рыжий цвет его прекрасных волос смешался с кроваво-красным. В нескольких метрах стоял покрытый кровью Мори. Мори с пистолетом в руке. — Нет… — прошептал Осаму. Он не верил в это. Он не мог верить в это. Как?! Как он мог принять то, что его отец убил Чую? Карие глаза, всегда такие сухие, наполнились самыми солеными слезами.