Повзрослей

      По расчётам Юры в Ледовом уже никого не должно было быть. Он хотел забрать из шкафчика свои вещи. В раздевалке никого не было, подросток достал тренировочные штаны и тёплую олимпийку. Юру по-прежнему знобило, потряхивало, остались неприятные и болезненные ощущения в мышцах.       Стянув узкие джинсы, подросток надел удобные спортивные штаны, тоже обтягивающие, но не сковывающие движений. Когда Юра снял кожанку, голые руки и живот обдало холодным воздухом, который казался просто ледяным. Подросток потянулся за олимпийкой, но вздрогнул всем телом, развернувшись на звук открывшейся двери. – Юра?! – в раздевалку вошёл никто иной как Виктор, – Где тебя носит вообще, мы себе места не находили... А это что?! – заметив на шее алые засосы, Никифоров грубо повернул голову парня за подбородок, отводя второй рукой лямку топа в сторону. – Ты же сам хотел, чтобы я повзрослел, – голос прозвучал тихо, твёрдо, но что-то в нём было такое, что резануло ножом по сердцу и заставило убрать руки.       Юра понял, что вот-вот расплачется и хуже всего было то, что Виктор это видел. Схватив олимпийку, подросток вылетел из раздевалки и рванул к выходу. Дождь закончился, но теплее от этого не стало. Юра понятия не имел куда ему идти. В олимпийке было комфортнее, чем в кожанке, но подростку всё равно было холодно. – Ты что, спортсмен что ли? – спросил Андрей, увидев подростка. – Тебя это ебёт? – огрызнулся Юра. – Ну чего ты злой такой, хочешь на байке покататься? – предложил парень.       Плисецкий не знал, о чём думал, когда согласился. Андрей что-то долго ему объяснял, привезя на ровную большую площадку, но подросток запомнил только где газ и тормоз. После встречи с Виктором он не мог собрать мысли в кучу. Юра тронулся с места, проезжая круг на довольно низкой скорости. Вроде ничего сложного нет. На втором кругу он ускорился, это было уже круче. Фонарные столбы слились в полосу, время будто остановилось и мысли будто бы прояснились. Юра ускорился ещё, было страшно, но этот выброс адреналина заставлял отвлекаться от душевной горечи. Подросток упустил момент, когда перестал контролировать скорость.       Он перевёл взгляд на спидометр, отвлёкся и не смог зайти в поворот. Байк вильнуло в сторону, Юра почувствовал сильный удар о землю. Он пролетел по инерции ещё пару метров, пачкая белую олимпийку и сдирая кожу об асфальт. Несколько секунд Юра просто лежал, прислушиваясь к ощущениям. Ему казалось, что он получил травмы, но боль была именно от самого удара. Ногу придавило байком, но она вряд ли была сломана.       Когда Андрей добежал через всю плошадку, Юра уже пытался встать. Байкер помог высвободить ногу, задавал какие-то вопросы, но подросток лишь попросил закурить. Он снял шлем, спутывая сине-зелёные волосы, и взял из протянутой пачки сигарету. Дрожа всем телом от холода и шока, Юра сидел на мокром асфальте и молча курил. Бок саднило, он явно был сильно ободран. Отведя в сторону расстёгнутую олимпийку, Юра увидел разодранный топ. Рука тоже была в одной сплошной ссадине, нога болела.       Плисецкий толком не помнил как долго отнекивался снова садиться на мотоцикл, как Андрей довёз его к дому Никифорова, почему именно к нему и как он оказался на крыше. В памяти из-за шока были провалы. Юра сидел, привалившись спиной к трубе, и смотрел на ночной город. Ему было так плохо, что хотелось выть. Хотелось вернуть всё назад. Хотелось просыпаться в объятиях Отабека и с Потей на подушке, ходить на тренировки, ругаться с Виктором и Кацуки, слушать нотации Якова, есть приготовленную Лилией еду, терпеть до тошноты жизнерадостную Милу и странного, но доброго Георгия.       А потом Юра вспомнил, что все эти люди считают его ребёнком, мнение которого ничего не значит. Его не воспринимают всерьёз и при каждом удобном случае напоминают, что они старше, а значит им лучше знать. Вот дедушка никогда так не делал.       Юра вспомнил детство. Дедушка водил его на тренировки за ручку, встречал со школы, возил на своём любимом стареньком Москвиче, а котором неизменно играло Радио Шансон. Дедушка гордился им. Что бы он сказал, увидев внука таким? Курящим, пьющим, оттраханным, под наркотой. Ночующим по заброшкам, крышам и дешманским гостиницам. Юра понял, что плачет, когда уже перестало хватать воздуха.       Он не знал как и ради чего жить дальше. Подросток поднял осколок разбитой бутылки. Крыша этого дома никогда не закрывалась, поэтому школьники любили устраивать на ней тусовки. Задрав рукав, Юра провёл осколком по запястью, рисуя косую неровную линию. Тонкая кожа резалась легко, даже почти не больно. Кровь в темноте казалась чёрной. Рука дрогнула, роняя осколок. Юра закрыл лицо грязными от пыли ладонями, рыдая в голос.       Белый рукав олимпийки пропитывался кровью, как акварельными разводами. Запястье неприятно пульсировало, но Плисецкому было плевать. Он дрожащими пальцами достал из кармана пачку с последней сигаретой. Такую же мокрую, как и сам Юра. После нескольких судорожных попыток закурить подросток отбросил в сторону сигарету и зажигалку, устало привалившись к трубе. «Жаль, последняя сигарета, было бы символично», – усмехнувшись про себя, подумал Юра.       Подросток сделал глубокий вдох, холодный ночной воздух наполнил лёгкие. На мгновение наконец-то стало спокойно. В эту секунду Юра был готов умереть.