Эндшпиль

— Малфой? — Гермиона резко осипла. — Ты шутишь? Он пялился в стену, будто не слышал ее, погруженный в свои мысли. Она тихо вздохнула, присела на краешек кровати и заглянула в его лицо. — Малфой, ты серьезно? — Да. Гермиона вцепилась в его плечи и рывком развернула лицом к себе. — Расскажи. Малфой безразлично посмотрел ей в глаза. — В моем доме хранится один артефакт. Темный. — Я уж поняла. Это не Маховик времени? — Нет. Хуже. Намного хуже. Маховик работает безвозмездно. Этот потребует плату. Гермиона напряглась. — Какая цена? — Жизнь чистокровного волшебника. Она отпустила плечи Малфоя и покачала головой. — Такой роскоши я себе позволить не могу. Я хочу спасти жизни, а не отнять. — Даже если это кто-то вроде меня? — Малфой, тебе жить надоело? — А ты не видела мои бумаги? — он криво, с явным трудом усмехнулся. — Грейнджер, я все равно умру, хочешь ты этого или нет. Так что пользуйся шансом заполучить артефакт и жизнь для оплаты, пока можешь. — Ты о чем? — Сама все понимаешь. Ты, кстати, стакан разбила. Я бы прибрался, да у меня палочки нет. Гермиона достала из кармана палочку и собрала осколки. — Малфой, я подумаю над этим. Дай мне один вечер. И постарайся не умереть к тому времени. — Если у меня есть хоть призрачный шанс использовать этот артефакт, я так и быть не стану сегодня умирать. Можешь оставить зелье здесь. — Милли меня прибьет, — Гермиона покачала головой. — У меня есть еще дела. Я зайду через час. Она выскользнула из палаты и прислонилась спиной к стене, чувствуя, что задыхается. Нужно было обдумать слова Малфоя. Тщательно обдумать. — Мисс Грейнджер? Она даже не заметила, как рядом появился Сметвик. — С вами все в порядке? — Да. Думаю, да, — она подняла взгляд и кивнула. — Я закончила с оформлением бумаг. — Если вам тяжело, я могу передать этого пациента Милли. — Нет-нет, все в порядке. Мы поговорили. — Поговорили? — лицо Сметвика удивленно вытянулось. — И о чем же? — Ему… — Гермиона запнулась. Нельзя было говорить, что Малфой твердо настроен умереть. Иначе ему увеличат дозировку зелий, и об использовании артефакта можно было забыть. Если бы она решила согласиться, конечно же. Если же — Гермиона не исключала этой возможности — она откажется от такого щедрого предложения, о состоянии Малфоя стоило сообщить незамедлительно. — Ему жаль пострадавших и погибших, — выдавила Гермиона. — Похоже, он чувствует часть своей вины в произошедшем. — Удивительно! — Сметвик всплеснул руками. — Мисс Грейнджер, я понимаю, что выполнить мою следующую просьбу будет сложно. — Вы хотите, чтобы я продолжала работу с Малфоем? Он кивнул. — Я понимаю, что для вас это тяжело, но ни я, ни Милли не смогли и слова из него вытянуть. — Хорошо, — Гермиона кивнула. — Это довольно самоотверженно с вашей стороны, — удивлённо произнёс Сметвик. Она напряглась. Как бы он не заподозрил неладное. — Он раскаивается, — произнесла Гермиона. — Я, конечно, помню, что Малфой лжец и приспособленец, но не в этой ситуации. Он ведь не сам обратился за помощью? Сметвик покачал головой. — В клинику мистера Малфоя определила его мать. По её словам, он хотел, чтобы это поскорее закончилось. И на осмотре сказал тоже самое. Вот только имел в виду не болезнь, а свою жизнь. Если у вас получится сделать так, чтобы он снова поверил в необходимость жить, миссис Малфой вас озолотит. — Мне хватает и того, что он искренне раскаивается, — Гермиона улыбнулась и пошла в каморку. Через полчаса туда явилась и Милли. — Целитель Сметвик мне всё рассказал. Как тебе это удалось? — Сама не знаю. Я от неожиданности даже стакан уронила, когда он заговорил. — Да и Мерлин с ним, со стаканом, — отмахнулась Милли. — Новый возьмёшь. Она достала из шкафчика пару пузырьков с зельями и вышла, оставив Гермиону наедине с тяжелыми мыслями. До конца дня она даже не пыталась поговорить с Малфоем, боясь, что он начнёт уговаривать и склонять к нужному решению. Но он и сам не горел желанием беседовать. Зато его теперь не приходилось по два-три раза просить выпить зелье, а в обед он съел больше половины порции. — Всю порцию и не надо было есть, — успокаивала Милли Гермиону, когда та изобразила отчаяние в каморке. — Завтрак он съел на четверть, а обед, гляди-ка, наполовину. Да и не надо ему переедать после голодовки, еще дурно станет, что с ним делать? Пусть отъедается постепенно. Гермиона кивнула, соглашаясь с Милли. — Надеюсь, ему не нужно моё присутствие, чтобы есть. Не хотелось бы ночевать в клинике. Милли неопределенно пожала плечами. — Посмотрим. Ужин ему принесу я, так что могу отправить тебе сову. Если Малфой плохо поужинает, завтрак придётся поручить тебе. Гермиона кивнула. Когда часы пробили пять, она решила напоследок дать Малфою зелье, а заодно и некоторые напутствия. — Малфой, — Гермиона вошла в палату и притворила за собой дверь. — Мне пора домой. Сейчас я в последний раз дам тебе зелье. Ужин принесёт Милли. Пожалуйста, постарайся съесть хотя бы половину. Нам нужно, чтобы они думали, будто ты идёшь на поправку. — Хорошо, — безразлично произнес он и осушил протянутый стакан. — Только пообещай, что подумаешь над моим предложением. — Клянусь, Малфой, я не усну, пока не приму решение. Он кивнул. — А ты должен поспать. — Нет! Ей показалось, или во взгляде Малфоя мелькнул страх? — У тебя крайняя степень истощения и… — Только не сон, пожалуйста! Я не хочу снова видеть, как Крэбб сгорает заживо, как дементор выпивает душу моего отца! Я не хочу снова чувствовать, как задыхаюсь! Гермиона не знала, что сказать на это. — Ладно, делай, как считаешь нужным. Но половину порции за ужином ты должен съесть. Малфой кивнул, и она вышла из палаты. Вернувшись домой, Гермиона уселась за обеденный стол и уставилась на руки. Малфой готов был подарить свою жизнь, отдать во имя спасения множества людей, и Гермиона не представляла, что делать с таким подарком. Кроме того, она никак не могла отделаться от мысли о том, что Малфой свёл ценность своей жизни до нуля и считал, будто сама Гермиона ценит её так же низко. Утром он был нечеловечески уверен, что уж его-то жизнью Гермиона запросто согласится пожертвовать. Если это не было похоже на раскаяние, то на что же тогда? В окно постучала сова, вырвав Гермиону из ступора. «Съел две трети порции. Всё хорошо», — прочитала она и отложила записку. Что ж, если Сметвик и Милли будут думать, что Малфой пошел на поправку, его будет легче вывести из клиники. Например, выпросить для него поездку домой. Всего одну ночевку. Этого должно было хватить, чтобы забрать артефакт. Гермиона уставилась в стену, с ужасом понимая: она уже подсознательно согласилась использовать артефакт, она хотела обменять жизнь Малфоя на жизнь остальных. Возможно, будь на месте Малфоя любой другой, Гермиона бы сотню раз подумала, прежде чем согласиться. Нет, Гермиона искала причины отказаться, но в голове то и дело звучал голос Малфоя, оскорблявшего её саму, Гарри, Рона, Хагрида, профессора Люпина. Малфоя, который спрашивал, почему бы наследнику Слизерина не убить Гермиону. Малфоя, радующегося казни Клювокрыла. И в тоже время она слышала голоса Фреда и Джорджа, их шутки и подбадривания. Голос Лаванды, которая грустит из-за своего кролика и переживает за судьбу профессора Трелони. Голос Колина Криви, с первого дня и до самого конца шедшего за Гарри. Все эти люди, павшие жертвами Волдеморта и его Пожирателей, тоже ошибались, несомненно, но они совершали больше хороших поступков, чем плохих, говорили больше добрых слов, нежели злых. Гермиона прекрасно понимала, что мыслит примитивными категориями, но ничего не могла с этим поделать. Она была согласна обменять Малфоя на них всех. С этой мыслью Гермиона приготовила ужин и съела его, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Стены давили, квартира казалась тюремной камерой. Хотелось выйти, вдохнуть свежий воздух, увидеть лица людей. Гермиона накинула мантию и вышла в Косой Переулок. Ожидаемого облегчения это не принесло. Сначала на глаза попался всё ещё пустующий магазин Олливандера, потом осиротевшие «Волшебные Вредилки». Настроение бесповоротно испортилось. Гермиона купила у Фортескью мороженое, но оно показалось совершенно безвкусным и радости не принесло. Окончательно раздавленная, Гермиона поднялась в свою квартиру, сбросила одежду и забралась под одеяло. Она никак не могла смириться с тем, что вот так просто может решить судьбу человека. Отвратительного, грубого, мерзкого, но всё же человека. «Я всё равно умру», — произнес в голове голос Малфоя. Озаренная внезапной догадкой, Гермиона уставилась в потолок. Действительно ли по неосторожности Малфой превысил дозировку зелья? Или же он пытался свести счеты с жизнью, а Милли просто написала про случайность, чтобы не портить статистику. Тогда и впрямь стоило воспользоваться его предложением. Если он на самом деле собирался потратить свою жизнь, то стоило хотя бы пустить её на благое дело. — Слишком много дополнительных условий, — пробормотала Гермиона в сгущающуюся темноту. — Если Малфой действительно хочет умереть, я соглашусь на использование артефакта. Если же нет… Такой вариант её полностью устраивал. Наверное, она в некоторой мере переложила ответственность за своё решение на Малфоя. С другой же стороны, ей предстояло спасать кучу жизней и безумно хотелось разделить с кем-то эту ношу. Ни Гарри, ни Рон для этого не годились. Уставшие и раздавленные горем, они не выдержали бы еще одно потрясение, а вот Малфой для этого вполне годился. Тем более, сам предложил помощь. Эта мысль крутилась в голове, убаюкивала и успокаивала. Так Гермиона и уснула. Наутро она чувствовала себя не намного лучше, чем предыдущим вечером. Она не представляла себе, как скажет Малфою в лицо, что готова пожертвовать его жизнью. Даже если он этому обрадуется. Когда она вошла в палату Малфой, стоял и смотрел в стену, выставив вперед дрожащую руку, сжатую в кулак, будто держал палочку. — Малфой, — позвала Гермиона. — Вы не представляете, что он обещал сделать, — прошептал Малфой, едва шевеля губами. — Малфой, очнись, — она осторожно коснулась его плеча, вспоминая список симптомов, которые читала днем ранее. Наверняка, Малфой переживал сейчас эпизод из прошлого, и не совсем понятно было, что с ним делать: оставить в покое или же растормошить, разрушить галлюцинацию. — Малфой! — Гермиона с силой дернула его за плечо, развернула к себе и встряхнула. — Малфой, очнись! Он вздрогнул и вцепился в руку Гермионы. — Это ты? Ты жива? — Да, Малфой. Микстуру? Нужно выпить зелье. Эти галлюцинации меня пугают. Малфой вздрогнул и осел на кровать. — Думаешь, я не боюсь? Думаешь, меня они не пугают? Я ненавижу эти припадки, когда мне приходится снова и снова видеть, как Поттер появляется на стадионе с телом Диггори, как Дамблдор падает с Астрономической башни, как Волдеморт убивает ту преподавательницу — я даже не помню её имени! — как Беллатрикс пытает тебя, как дементор высасывает душу из отца. Гермиона протянула Малфою стакан с зельем. Он немного поколебался, но всё же выпил и уставился на неё. — Это не поможет. Я думаю, это не закончится, пока я не умру. Гермиона поморщилась. — Моя жизнь не стоит того, чтобы так за неё переживать. — Кстати, о твоей жизни. Я подумала о том, что ты вчера предложил. Малфой снова вцепился в ее руку. — Я согласна. Это решение тяжело мне далось. Я не вершительница судеб, Малфой. Наверное, я не имею права так распоряжаться твоей жизнью. — Пообещай, что это будет достойным искуплением. — Да-да, — Гермиона кивнула. — Это более чем достойное искупление. Ты спасешь множество жизней. — Вот только сначала мне нужно попасть домой, чтобы мы смогли использовать артефакт. Гермиона поджала губы. — Да, это сложный вопрос. Я попробую аккуратно расспросить целителя Сметвика, только так, чтобы он ничего не понял. Но тут я ничего не могу обещать. — Я буду ждать, — Малфой вздохнул. — Это не тот вопрос, в котором от тебя что-то зависит. Гермиона кивнула, забрала бутыль с зельем и вышла в коридор, где столкнулась со Сметвиком. — Как наш пациент? — Просто прекрасно. Говорит, ночью была одна галлюцинация. Но только что, после приёма зелья, спросил, как поживает его мать и когда он сможет её увидеть. — Это прогресс. Он не реагировал ни на кого, ничем не интересовался. — Скажите, целитель Сметвик, мы ведь можем пригласить сюда миссис Малфой? — Я бы не хотел давать ложную надежду раньше времени. Гермиона кивнула и понурилась. — Но, с другой же стороны, его интерес — признак прогресса, и мы не можем упустить шанс закрепить успех. — Сметвик замолк, будто бы обдумывая, как ему поступить. — Я приглашу миссис Малфой на завтра, если сегодня до конца дня не увижу ухудшения. Гермиона закивала и поспешила в каморку, искренне надеясь, что Малфой слышал разговор, и ей не придется пересказывать. Когда через час Гермиона вошла к Малфою, он сидел на кровати и пялился на дверь. — Нет-нет, только не говори, что ты меня ждал! — Я слышал твой разговор со Сметвиком. Ты не сказала, что я хочу домой. — Я надеюсь, что об этом спросит твоя матушка. Это будет довольно убедительно, особенно если ты обмолвишься в разговоре с ней, что скучаешь по дому. И вообще, тебе нужно изображать выздоровление, насколько это возможно. — Слушай, Грейнджер, если бы я мог по щелчку заглушить эти галлюцинации, думаешь я бы не сделал этого? — Так, — Гермиона уселась рядом с ним на кровать. — Раз уж ты идёшь на контакт, говорю начистоту: нет спектакля — нет дома. Нет дома — нет артефакта. Нет артефакта — нет искупления. Так тебе понятнее? — Ты мне зелье давать собираешься? — Тебе неспокойно? — Гермиона усмехнулась. — В горле пересохло, — признался Малфой. Она потянулась к тумбочке, взяла стоявшую на ней бутылку воды и протянула. — Зельем ты жажду не утолишь. Пока Малфой пил воду, Гермиона налила в стакан лекарство. — Пей. Тебе ещё сегодня весь день прогресс в лечении изображать. Малфой кивнул и осушил стакан.