Кто вы, Элизабет Колвин?

      Эдмунд намеренно кружил у ресторана, где повстречал мистера Пьюзо. Уже третий день подряд его утро начиналось здесь. На углу двух неприметных улиц. Едва ли этот ресторан был единственным заведением принадлежащим ему, но Эдмунд, с упорством, достойным куда более полезного применения, продолжал сидеть и ждать. Вопреки желаниям Кейна и самой Элизабет он ждал. Только он и сам не знал чего именно ждал: благословления или проклятья? Он потерял покой и равновесие, а из зеркала на него всё чаще смотрел незнакомец, с заострившимся подбородком и тёмными кругами под глазами. Так продолжаться не могло. Но продолжалось.       Его расследование зашло в тупик, а нити, ранее охотно идущие в руки, истончались и рвались. Он и сам не знал за каким чёртом привязался к мистеру Пьюзо и его семье, которая ничем не отличалась от сотен итальянских семей, приехавших в поисках лучшей жизни в Штаты. Учился в школе. Имел отличные отметки. Прошёл путь от разнорабочего до крупного бизнесмена. Дэвису казалось, что мистер Пьюзо тесно связан с тем, что принято называть «организованной преступностью», но доказать что-либо, ему было не под силу. Искать Элизабет следовало явно не в его руках, но в руках Франческо Джулиано. Но интуиция Эдмунда буквально кричала, что они связаны между собой куда теснее. Он приезжал сюда уже четвёртый день подряд. Слушал разговоры выходящих покурить кухонных рабочих. То и дело проскальзывали сочувственные речи в адрес управляющих, но никто не говорил о мистере Пьюзо. Чтобы не привлекать внимания, он купил подержанную машину и простой костюм, в которых ходил каждый третий гражданин, вынужденный работать, чтобы выживать. Сегодня он, с растерянным видом, изображал поломку автомобиля, чтобы безнаказанно провести у ресторана побольше времени. Он сосредоточенно делал вид, что ковыряется в недрах старого Форда, когда приметил у дверей заведения специального прокурора Диану Бозман. Впрочем, она очень скоро вышла обратно. С мгновение поколебавшись он окликнул её: — Мисс Бозман? Подождите! Женщина обернулась и нахмурила брови, словно взвешивая: грозит ли ей опасность или нет. Наконец, она спросила: — Чем могу, мистер… — Дэвис. Эдмунд Дэвис. «Готэм Таймс». — «Готэм Таймс»? Я уже встречалась с работниками вашей газеты. — Элизабет? Брови женщины ещё сильнее сошлись на переносице и в воздухе повисло напряжение. — Я не говорила, как зовут девушку. Дэвис понимал, что выглядит по-идиотски. Пока он изображал из себя шпиона, просиживая задницу в машине, его разум работал, как положено. А сейчас он почувствовал, как он, на самом деле, устал. — Она исчезла, мисс Бозман. Возможно, она попала в беду. Когда она работала в редакции, то упоминала, что её преследовали и ограбили её квартиру. По лицу прокурора пробежала тень. — Не знаю, мистер Дэвис, утешит это вас, или расстроит, но мисс Колвин жива и здорова. Едва ли она нуждается в вашей помощи. Терпение Эдмунда лопнуло и он едва удержался от того, чтобы встряхнуть её за лацканы строгого клетчатого пиджака. Одновременно с этим хотелось глупо рассмеяться. — В руках Франческо Джулиано? Вы серьёзно верите, что рядом с ним кто-то может чувствовать себя защищённым? — Вижу, вы знаете об этом больше, чем хотели показать изначально, мистер Дэвис. Возможно, мы могли бы поговорить с вами. Отвезёте меня в мой офис? Он кивнул и открыл дверь, приглашая её сесть. Мотор завёлся с глухим рёвом, заставляя случайных прохожих обернуться на источник шума. Первым, молчание прервал Дэвис. — Вы расследуете убийство на фабрике? Поэтому вы здесь? — Да. Родители девочки убиты горем и понятия не имеют, что могло послужить причиной столь суровой расправы. — И вы им, разумеется, не поверили. — Фабрика принадлежит Франческо Джулиано. Кроме тела девушки, на месте преступления были обнаружены тела людей, работающих на него. Сам Джулиано заявил, что не интересуется чем занимаются его люди после работы. Сначала я думала, что дело кроется в ресторане, которым владеют родители погибшей, но, как оказалось, они просто управляющие. Владелец — совершенно другой человек. И возможно именно в нём кроется ключ конфликта. Эдмунд задумался. — Джулиано владеет несколькими ресторанами. Может причина в этом? Бозман хмыкнула. — А помимо ресторанов, ещё пятью антикварными лавками, несколькими благотворительными организациями, двумя гостиницами и бог знает, чем ещё. Боюсь, что всё не так прозрачно, мистер Дэвис. То, что случилось на фабрике, и то, что мы обнаружили там даёт чёткое представление о том, что столкнулись интересы нескольких семей. Девочка же, стала камешком, попавшим в жернова. — И что вы обнаружили? Бозман улыбнулась. — Это всего лишь домыслы, которые ничем не подкреплены, мистер Дэвис. Поэтому, я позволю себе не отвечать на ваш вопрос. Машина остановилась неподалёку от здания прокуратуры. — Но вы ведь приехали в ресторан. Значит, считаете, что его владелец и перестрелка связаны? — Владелец ресторана оказался чист, как новое стекло. У меня нет ничего, за что можно было бы ухватиться. Только предположения. Но если они окажутся верны, то… скоро этот город станет ещё более неспокойным местом. — Благодарю вас за информацию, мисс Бозман. — Смею надеяться, что вы не используете то, что я сказала для получения громкой сенсации? Дэвис лучезарно улыбнулся. — Моя газета никогда не славилась любовью к домыслам. Я веду это расследование с совершенно иной целью. — Тогда я скажу вам то же, что сказала вашей коллеге: не пересеките ту черту, за которой дороги назад не будет, мистер Дэвис. Я знаю многих хороших людей, которые не вернулись с этого пути. Рада была знакомству. Если что-то понадобится, обращайтесь. Она протянула ему руку, которую он тут же пожал. Специальный прокурор скрылась в здании, а Дэвис потёр подбородок, упорядочивая только что полученную информацию. Мистер Пьюзо был ранен. На его голове была хорошо заметная на тёмных волосах повязка, скрытая под шляпой. Возможно его предположения вовсе не были беспочвенными, и он изначально двигался в правильном направлении, выискивая связь между загадочным господином в чёрном пальто и тонкой Элизабет в объятиях Франческо Джулиано? Или он, действительно, сошёл с ума, пав жертвой собственных причинно-следственных связей? Поразмыслив немного он вернулся к ресторану, припарковав машину напротив. Тело ломило от усталости, а глаза жгло, словно в них насыпали песка. Эдмунд вернулся к ресторану, приготовившись провести очередной день впустую.       Когда он завёл мотор и направился прочь, в сторону редакции, на улице окончательно стемнело. Джордж наверняка оценит его новую одежду своим изящным укоряющим покачиванием головой, красноречивее любых слов говорящим о том, что Эдмунд Дэвис — клинический идиот, за которого на том свете краснеют покойные родители. Желудок немилосердно урчал, напоминая своему владельцу о том, что он не ел со вчерашнего дня. Он свернул к небольшой кофейне, здраво рассудив, что в любом привычном ему ресторане, его хоть и признают, но неправильно поймут. А пересудов о чудачествах наследника империи Дэвисов ему сейчас хотелось меньше всего. Эдмунд вышел из машины и направился в кофейню. В нескольких заветных шагах от двери, голову прошило резкой болью, а свет перед глазами померк.

***

      Элизабет резко села на кровати. Словно кто-то гаркнул ей в ухо. Ей снилось, что она, по-прежнему в старой пыльной квартире Стеллы, вместе с Витторио и едва не заплакала, когда поняла, что за окном уже совсем темно, а она, по-прежнему, в «Воробьиной комнате». В этот миг почему-то отчаянно хотелось воззвать к Богу, забыть о том, что он, скорее всего, глух к таким, как она: ярким фальшивым танцовщицам с кровью друга на руках. Снизу доносились развесёлые голоса: «Воробьиная комната» всегда оживала после заката. Ей хотелось писать в своём старом блокноте о том, как она устала, просто откопать среди сотен тряпок чёрный пистолет и взвести курок в третий раз в своей жизни…и в последний, предварительно расписав в предсмертной записке, как весело она проводила время, пока Франческо отсутствовал. Что в руках Витторио Пьюзо она чувствовала себя любимым человеком, а в его руках — униженной шлюхой. Элизабет нервно рассмеялась, прогоняя наваждение. Она зашла так далеко не для этого. В пыльных закоулках теневой жизни города всё ещё продолжали работать подпольные бордели. А в стерильно-чистом кабинете с дубовой мебелью и роскошным камином, под пение птиц, избегающих больших городов точным росчерком золотого «Паркера», подписывались разрешения на выезд автомобилей с определёнными номерами, везущих «пустые» бочки, полные товаров совсем иной ценности. Разумеется, Элизабет об этом не знала. Всё, что она могла — надеяться на Бога и предполагать. В памяти непрошено всплыли слова Витторио: «Кровь на наших руках смоет только другая кровь. Франческо заплатит за всё, я обещаю». Просто выдержать это. Выдержать. Выдержать. У неё не было часов, и до утра она просто смотрела в равнодушный клочок неба, доступный ее взору. Яркие холодные звёзды были равнодушны к ней и к её проблемам. Им было плевать, что уже завтра, несколько жалких часов спустя, она должна будет заказать в цветочной лавке цветущий базилик и отправить его Витторио, давая сигнал к началу. Витторио был неправ. Она не чувствовала презрения к нему. Она его любила. Франческо объявился, едва она закончила завтрак. С мстительным удовольствием она отметила, что тот выглядит уставшим и помятым несмотря на новый и явно дорогой костюм. Она прильнула к нему, скрывая своё отвращение, и он громко рассмеялся. Его ладони грубовато сжали её ягодицы, отчего она поморщилась. Едва сошедшие за время его отсутствия синяки грозились налиться с новой силой. — Ха-ха, детка, я тоже по тебе скучал. Идём скорее, пока я не уложил тебя прямо здесь на стол. Сила тоски Франческо была подобна прорвавшейся плотине. Он сжимал её запястья, вколачиваясь в неё и выжимая из её губ сдавленные стоны, не имеющие ничего общего со страстью. Элизабет не хватало воздуха и совести, чтобы представить на его месте кого-то совершенно иного. Во всём более изящного с большими, но аккуратными ладонями. Высокого и крепкого, но не обладающего грацией молодого медведя. Витторио отличался всем: он был строг, но ему не чужды были мягкость и милосердие. В отличии от Франческо, он чётко делил свою жизнь на рабочее и личное. То, что было допустимо при общении с капореджиме, было абсолютно недопустимо в отношении Элизабет. Но Джулиано измерял жизнь иными категориями. Он не терпел слабости. А любые проявления доброты он воспринимал именно так. Элизабет смотрела в его затуманенные страстью глаза и почти чётко видела его будущее: его сотрёт с лица земли человек, которого он считает слабым и недостойным. Позже, вечером, по дороге в «Воробьиную комнату» Франческо, раскуривая очередную сигару заявил, что завтра он пришлёт ей платье. — Платье? Зачем, милый? У меня и так шкаф ломится. — Лиза. Я не спросил тебя, хочешь ли ты чёртово платье. Я сказал, что пришлю его тебе. Ты будешь сопровождать меня и я хочу, чтобы все восхищались тем, как моя королева смотрится рядом со мной. У Элизабет пересохло во рту. — Оооо, Фрэнк, милый. И в честь чего такое событие? Позволишь своей маленькой Лизе любопытство? Сердце вдруг учащённо забилось, когда Франческо на миг замолчал, словно взвешивал в уме сказанное ей. Наконец, он рассмеялся снова. — У меня день рождения. Мы поедем в ресторан. Краска прилила к её щекам. Убить его в день рождения. Очень символично. День, подаривший миру Франческо Джулиано станет его последним днём. — Ты хочешь подарок? — Ну что ты, Лиза. У меня есть ты. О каких подарках я ещё могу мечтать? Я познакомлю тебя со своей семьёй. Поедим вкусной еды и выпьем вина. А потом, я разверну свой главный подарок. Его взгляд красноречиво сказал о том, как именно он будет этот подарок разворачивать. — Ооо, Фрэнки. Мне теперь совсем не хочется в «Воробьиную комнату». Ложь. Ей хотелось оказаться от него так далеко, как это было возможно. — Не скучай. У меня правда, много дел, Лиза. Но если всё пройдёт хорошо, то совсем скоро ты станешь королевой этого города. Рядом со мной, разумеется. — Куда мы поедем? — В «Салуми». Тебе так понравится. Роскошное место. Сердце пропустило удар. Именно там она обедала по дороге к особняку Витторио. Неужели он что-то подозревал? Но Франческо продолжил болтать о том, как восхитительно они проведут вечер и она расслабилась. Никогда ещё Элизабет так не ждала наступления темноты. В голове лихорадочно крутился калейдоскоп из мыслей. Завтра. Завтра. Завтра исчезнет ненавистный Франческо Джулиано. Завтра исчезнет вместе с ним ненавистная, набившая оскомину, Лиза Доусон. Завтра. Как в полусне она кралась к телефону-автомату и набирала заученный, до тошноты, номер, некогда написанный на глянцевой чёрной визитке и вслушивалась в гудки. — Да? — Нино! Нино, это Элизабет. Рада тебя слышать. Позови Витторио. — Мисс Колвин? Взаимно… Послышался треск и в трубке раздался совсем другой голос. — Элизабет. — Витто. Завтра. Завтра он празднует день рождения. В «Салуми», Витто. Ты меня слышишь? Она едва не кричала, позабыв об осторожности. Ей хотелось танцевать, смеяться и плакать одновременно. Но праздновать что-то преждевременно — накликать на себя беду. Важные дела, как и личное счастье очень любили тишину. — Прекрасная новость. Просто восхитительная. Я прикажу своим людям приготовиться. Продержись совсем немного, Элизабет. — Витто? — Да? — Если завтра всё закончится, что мы будем делать? — Если всё получится, то мы просто будем жить. Не делай глупостей. Будь осторожна.       Дверь в кабинет распахнулась так резко, что рука Лючи дрогнула, оставляя жирную кляксу, жадно впитывающуюся в бумагу. Один из солдат семьи, радостный и сверкающий, как новый цент стоял перед ней. — Лючи, мы с ребятами поймали шпиона Джулиано. Джорджио велел передать. Лючи с громким щелчком надела колпачок на перьевую ручку, подаренную ей доном Романо на восемнадцатилетие и встала. Несмотря на то, что парень был шире неё в плечах и выше почти на голову, он сжался. — Скажи мне, Бенито, ты рос в глухом лесу, полном диких зверей? Парень немного побледнел. — Нет, господин Орсини. — Тогда почему ты входишь в мой кабинет так, словно я тебя, как минимум, звал? — Но Джорджио сказал… — Джорджио сказал, что ты можешь вот так запросто, открыть мой кабинет с ноги и испортить документы, без которых Витторио потеряет время? Война с Джулиано — это ещё не всё, чем мы занимаемся. Быть консильери в семье — значит решать множество разных вопросов. В том числе финансовых и юридических. На будущее, предупрежу тебя, что я хорошо метаю ножи и отлично стреляю. Если захочется ещё раз прервать меня, когда я работаю. Парень понурил голову. Лючи собрала документы в папку и убрала их в сейф, педантично закрыв его на четыре оборота. — Говори кратко, без лишних эпитетов. Где этот шпион, в состоянии ли он говорить и где вы его взяли? — Мы поймали этого stronzo…ох… Острый локоть Лючи бил безотказно, вышибая слёзы даже из самых крепких парней. — Мы с Джорджио взяли его у ресторана Гасконе. Рабочие сказали, что он ошивался неподалёку всю неделю. Она кивнула, поощряя его манеру излагать. — Сейчас он в подвале. В себя ещё не пришёл. Видимо Джорджи его крепко приложил. Она обернулась, встречаясь с ним взглядом. — Как долго он без сознания? — Что? — Я спрашиваю, как долго он не приходит в себя? — А…ну, может быть около часа. Мы хотели его допросить, но он не в состоянии говорить…кажется. — Тогда я, определённо, должен на него взглянуть. Пленника расположили без особого комфорта: он сидел на освещённом тусклой лампой пятачке, а руки были связаны за спиной. Джорджио сидел неподалёку и курил, небрежно стряхивая пепел на пол. — Джорджио? Тебя научить оглушать людей не нанося им увечий? Джорджио выпустил тонкую струйку дыма к потолку и растерянно потёр затылок. — Лючи, я сам не знаю, как так получилось. Я хотел просто обездвижить его. Кто знал, что он такой хлюпик? Лючи сняла пиджак и закатала рукава своей чёрной рубашки, обнажая застарелые шрамы, из которых складывалась не самая приятная надпись. Она осмотрела место удара и покачала головой, нахмурилась и нащупала пульс на шее пленника, сосредоточенно глядя на свои часы. — Ого. А что у вас с руками? — Привет из моего прошлого. Прошлого, о котором я не люблю говорить с кем попало. Джорджио? — Да? — Сходи к Нино и возьми мою аптечку. Он знает, где она. Приведём парня в чувства. — Мне…позвать его? — Нет. Пусть отдыхает. — А с этим что? Жить-то хоть будет? — Будет. Принеси мне аптечку. Бенито растерянно потёр голову. — А на кой чёрт вам аптечка? — Бенни, если ты замолчишь, то выгодно выделишься на фоне того непролазного дерьма, которое творится вокруг. — Это какого? — Это такого, что в подавляющем большинстве, мне приходится иметь дело с идиотами. Когда идиот молчит, он может сойти за умного. — Зачем вы так, сразу? Я, между прочим, закончил школу. Губы Лючи странно дёрнулись, но лицо осталось таким же сосредоточенным. Она расстегнула воротник рубашки пленника, чтобы ему дышалось свободнее, запрокинула его безвольную голову и приподняла веко, пытаясь оценить реакцию на свет. И удивлённо хмыкнула. — А вы, что, доктор? — Нет. Я не закончил обучение. На то были личные причины. Но в детстве, мне часто доводилось ассистировать. Правда здесь мы имеем дело с небольшой шишкой на голове и смертельно уставшим шпионом. — Это в смысле? — Это в смысле того, что он спит. Вскоре вернулся Джорджио с потёртым кожаным чемоданчиком. — Лючи, ты вроде не бедствуешь, а нормальный сундук для лекарств никак не закажешь. — Есть вещи, Джорджио, которые не купишь в магазине. Например, воспоминания. Её пальцы ловко перебирали бутыльки и склянки, пока она, наконец, не извлекла небольшой флакончик с чем-то, похожим на соль. — Этот чемодан…он… — Да, он принадлежал моему отцу. Она открыла флакон и поднесла к носу пленника. С несколько секунд ничего не происходило, а потом он оглушительно закашлял. — Ого. И что это за дрянь? — Нюхательная соль. Очень часто применяется при обмороках. Но её резкий запах вполне способен поднять на ноги даже крепко спящих. Твоего пленника утрясло в багажнике. От недостатка кислорода он проспал дольше чем нужно. Пленник пытался сфокусировать взгляд на человеке, сидящем перед ним. — Эй? Ты меня слышишь? Он кивнул и тут же поморщился. — Сколько пальцев я тебе показываю? Парень прищурился и прохрипел: — Т-три? Лючи покачала головой. — Ты перестарался. У него сотрясение. — Говорить-то он сможет? — Сможет, но не удивляйся, если его стошнит тебе на туфли. Лючи подняла лицо парня за подбородок, отчего его глаза заслезились. — Отпустите меня, чёрт возьми. Я простой работяга… и ничего не сделал. — Отпустить тебя? Шпион из тебя, если быть откровенным, дерьмовый. Никогда я не видел ни у одного работяги часов, стоимостью в целое состояние. Уж я в таких вещах разбираюсь. Если не хочешь, чтобы я тебе прострелил ноги, то отвечай на мои вопросы. Моргни, если понял. Парень послушно моргнул, отчего по его бледной щеке скатилась слеза. — Ты понимаешь кто мы? Парень открыл мутные от боли и чувства тошноты глаза и прохрипел: — Люди Франческо Джулиано? — Твою же мать, Джорджио. Кого ты приволок? — Я был уверен, что он причастен к заварухе из которой вы с Нино и боссом еле выкарабкались. — Почему ты решил, что мы — люди Джулиано? Тишина. Звучная пощёчина, от которой неприятно загудела ладонь. Парень закашлялся и по его губам потекла кровь: видимо он поранился о зубы, а потом его вывернуло наизнанку. Лючи махнула рукой, приказывая Джорджио и Бенито выйти. — Но… — Я справлюсь. Принесите воды. Она устало закурила, ожидая, пока закончатся рвотные позывы. Подоспевший Джорджио принёс воду. Лючи дала пленнику напиться. Парень пил жадно, давясь, а вода стекала по его подбородку за воротник слишком дорогой, для простого костюма, сорочки. Наконец, он отдышался и произнёс: — Я — репортёр. Меня зовут Эдмунд Дэвис. — И что же репортёру понадобилось у скромного ресторана? — Если я скажу, вы всё равно меня убьёте… — Это не тебе решать. Ты не в том положении, чтобы торговаться со мной. — Я…искал кое-кого… — И кого же? Тишина. Пленник молчал, а Лючи теряла терпение. — Послушай, парень. Я не священник, а здесь не исповедь. Я ведь могу и выстрелить. — Стреляй. Я не обязан исповедоваться, кого я искал там. Я не работаю на Джулиано и никогда не писал статей о мафии. — Мафии? Знаешь что, мистер репортёр? Лучше тебе, действительно, не писать о мафии. Рискуешь преждевременно и весьма мучительно умереть. — Просто…просто потому что вы можете, а полиция закроет на всё глаза? — Просто потому что тебя, наверняка, оскорбляет, когда вместо репортёра, тебя называют писакой. Она вышла из комнаты и приказала Джорджио подготовить комнату, пригодную для содержания раненого. — Ты что, собралась оставить его в живых? Лючи закурила и потёрла виски. — Думаю, что он копал под нас, но едва ли потому что работает на Франческо. Этот парень…хоть и одет бедно, но явно не их тех, кто нуждается в деньгах. Таким, как он, обычно есть что терять. — Ты бы видел корыто, на котором он ездит. — Ты обратил внимание на его часы? Джорджио пожал плечами. — Часы, как часы, на цепочке. — А то, что эти часы сделаны на заказ и их корпус из белого золота, тебя не смутило? — И что ты хочешь этим сказать? — Я хочу сказать, что вы притащили куда более интересную личность. Приготовьте комнату с койкой и приставьте к двери человека. Я попробую узнать о нём побольше. Но сначала мне придётся повозиться. Бенито? — Да? — Пойдём со мной. Парень дёрнулся, когда ощутил, прикосновение металла к запястью. Лючи негромко произнесла: — Если ты не хочешь порезаться, то советую не дергаться. Пленник растёр запястья, разгоняя по затёкшим рукам кровь, а затем неожиданно резко вскочил. Бенито достал пистолет, но был остановлен Лючи. — Даже не думай, идиот! Дэвис не прошёл и половины пути, теряя равновесие. Последнее, что он запомнил, лёжа на полу и глядя невидящим взором на единственный, но двоящийся, источник света — лёгкая боль на сгибе локтя и разливающееся по венам тепло.