Кто вы, Элизабет Колвин?

      Особняк Витторио напоминал кабаре. В гостиной было дымно и очень шумно. Члены семьи, управляющие заведений: казалось, что все они не виделись добрую сотню лет и теперь приветствовали друг друга, узнавали последние новости и просто разговаривали, впрочем, не забывая, с какой целью их собрали. Гул смолк сразу, без команды и покашливаний, стоило Витторио шагнуть за порог комнаты. По обе стороны от него так же, как и всегда стояли Нино, всё ещё бледный, но с неизменной улыбкой на губах и всегда серьёзный консильери, то и дело украдкой бросающий взгляд на него, словно тот мог упасть в любую минуту. Из присутствующих в комнате, эти взгляды правильно трактовал только Джорджио, волей случая, посвящённый в тайны босса. Остальные подмечали только непривычную бледность Нино. Витторио остановился посреди зала, громко скрипнув подошвой туфель о лак паркета. — Спасибо всем, кто откликнулся. Насколько я могу судить…это все, кому я позвонил. Я это ценю. У нас появилась возможность, одна на миллион, убрать с дороги Франческо Джулиано и заставить его заплатить за всё, содеянное им. Хочу сказать сразу: с его гибелью, нам придётся усердно поработать, чтобы утвердить на его место того, кто может и должен занять место главы семьи. Не стоит думать, что всё закончится с его смертью. Для нас всё только начнётся. — Босс. Насколько вы уверены в информации человека в тылу у Джулиано? Витторио кивнул, признавая закономерность вопроса. — Так же, как я уверен в себе, Джованни. Ни больше, ни меньше. Этот человек положил на алтарь завтрашнего дня, полгода своей жизни, и сделал этот день возможным в принципе. И я надеюсь, что завтра мы все будем работать слаженно, как единый механизм, чтобы остановить его. — Кого вы хотите видеть на месте Франческо, босс? Удержать его быдло в узде сможет не каждый. — На месте Франческо я хочу видеть его труп. Всё остальное — вопрос второстепенный. Среди его людей есть те, кто хотят и смогут возглавить семью. Сейчас наша задача заключается в том, чтобы у этих людей появился шанс. — Какой у нас план? Вперёд вышла Лючи. — Мы организуем Франческо «тёплый приём». К назначенному часу он прибудет к ресторану «Салуми». Ваша задача будет взять на себя его людей. Нино и Джорджио должны будут увести Элизабет, девушку, которая нам помогла, из Ада, который там разверзнется. — А Джулиано? — А Джулиано я беру на себя. — Лючи, всё это звучит как-то…слишком просто. На Франческо совершали покушение не один раз, он очень осторожен. В прошлое покушение на него его люди расстреляли киллера семьи Грассо… — А кто сказал, что это будет просто? Ты прекрасно знаешь, как устроено наше ремесло. Прекрасно знаешь, что любой план, написанный на бумаге может пойти прахом из-за любой мелочи, Карло. У нас не будет другой возможности. Или ты хочешь подождать, пока это povero bastardo* возглавит нас? Он уже пытался избавиться от нас, обезглавить нашу семью, посеять рознь. Мы должны его убить, пока всё не зашло слишком далеко. Повисла тягостная тишина, нарушаемая только треском огня в камине. Нино едва заметно сжал ладонь Лючи, выражая свою молчаливую поддержку. Наконец, тишину нарушил Эннио Манчини, один из капореджиме, переглянувшись с остальными. — Босс. Я, и мои солдаты — сделаем всё в лучшем виде. Мы подготовим оружие и машины. Витторио кивнул. — Когда всё закончится, мы должны будем скрыться от посторонних глаз. Сюда ехать очень далеко, поэтому Лючи позаботился об этом. Это место подготовлено для нас и там есть все необходимое. — Где это? Лючи расстелила карту на столе. Нужный дом был отмечен красным кружком. — Вот. Снаружи здание выглядит не лучшим образом, но внутри всё более чем комфортно устроено. Даже есть небольшая операционная, на непредвиденный случай. Завтра на рассвете встретимся на месте. Сейчас нам необходимо уладить кое-какие дела. Витто, я оставляю вас. Оставшиеся детали вы обсудите без меня. Лючи приоткрыла комнату и бросила взор на кровать, встречаясь с внимательным взглядом карих глаз. — Не спишь, Стелла? — Нет. Стелла не спит. Ты пришёл, чтобы сделать мне больно? Где Витто? Лючи вздохнула и присела на край кровати. — Витторио пока что занят, милая. Дай мне руку. В глазах Стеллы мелькнул страх. — Зачем? Мой муж…он тоже так делал, а потом я…видела и слышала странные вещи. Я боюсь. — Не бойся, Стелла. Это лекарство, которое поможет тебе отдохнуть. Только и всего. Тебе предстоит путешествие. Долгое и далёкое. Губы девушки расчертила усталая улыбка. — Ты убьёшь меня? Лючи подняла голову и ласково улыбнулась Стелле. — Нет. Я не собираюсь причинять тебе вред. Как я могу причинить боль сестрёнке человека, которого люблю, как родного брата? — Витторио хороший. И Бенни хороший. Он приносит мне еду и смешит меня. — Бенни? Стелла счастливо кивнула. — Он сказал, что я могу называть его так. Внимательные серые глаза посмотрели в карие. — Послушай, если я отправлю с тобой одну очень милую девушку и Бенни, ты будешь послушно пить лекарства, которые я тебе оставлю? Там, куда ты отправишься есть море и за тобой присмотрят. А когда всё успокоится, Витто заберёт тебя. Стелла моргнула, соглашаясь. Лючи погладила девушку по волосам. — А теперь, будь умницей, дай мне свою руку. Жгут заставил вены набухнуть под тонкой кожей. Стелла, прикрыла глаза, ожидая привычной боли укола, но вместо этого только ощутила, как в голове разливается приятная тяжесть. Лючи осторожно уложила девушку на простыни и позвала служанок, велев им переодеть её в дорогу. Бенито и молодая медсестра ждали чуть поодаль. — Берегите Стеллу, следите, чтобы она спала и хорошо питалась. Когда вы прибудете в Италию, вас встретят. Витто уже оплатил её лечение. Бенито неожиданно понурил голову и пробормотал: — Лю…кхм, господин консильери. Я…а можно мне иногда навещать её? Лючи улыбнулась. — Можно. Думаю, что она будет рада. Оказывается, что от таких дуболомов, как ты, бывает толк. Молодая медсестра попробовала мягко упрекнуть Лючи. — Ну зачем вы так резко? У Бенито доброе сердце. Лючи кивнула. — И глупая голова, мисс. Если бы она у него думала лучше, он не стоял бы передо мной. А работал бы вместе с вами, помогая людям с душевными увечьями вернуться к норме. Мягкое покашливание Нино напомнило ей о времени, которое стремительно утекало. Лючи кивнула им и негромко произнесла: — Мне пора. Buona fortuna. — Лючиано? — Да, Бенито? Парень протянул ей руку, которую она пожала. — Stammi bene. — Ты тоже.       Дэвис потерял счёт времени. В помещении, где его заперли не было окон, поэтому он не знал день сейчас или ночь. Иногда до его ушей доносились чьи-то шаги и обрывки разговоров. К сожалению, как бы он ни силился, разобрать ничего не смог. На месте, куда странный человек сделал укол виднелся небольшой синяк. Он очнулся и обнаружил, что его перенесли на кровать, а на столе его ждёт каша и графин с водой. В углу обнаружился тазик и два ведра: одно с крышкой, а другое с водой. Эдмунд ощутил, как щёки заливает краска стыда. Видели бы это его покойные родители. Интересно, что бы они сказали, узнай о том, что их сын оказался в руках преступников по собственной глупости? Он неприязненно покосился на кашу, в которую кто-то заботливо положил горстку сухофруктов. Прислушался к своим ощущениям и отправил ложку в рот. Через несколько минут, Эдмунд Дэвис, привыкший к еде из дорогих ресторанов жадно доедал остатки каши, показавшейся ему райским деликатесом. Он лежал и таращился в серый потолок, размышляя, что ждёт его дальше. То, что он знал о тех, кого звали мафией это то, что свидетелей прямых, или косвенных они не оставляли. Выводы напрашивались совершенно неутешительные. Интересно, как его убьют? Пристрелят? Или подстроят так, что он взлетит на воздух, обгоняя ветер, в собственной машине? За этими мыслями он не сразу заметил, что в комнате, ставшей его временной тюрьмой сидит человек. — Вижу, тебе гораздо лучше. — Вашими молитвами. Только одного не пойму: зачем лечить и кормить человека, которого приговорили к смерти? Человек поморщился. — Есть хочешь? Желудок Дэвиса жалобно проскулил, но он упрямо буркнул: — Нет. Просто убейте меня. Человек молча встал и вышел из комнаты. Впрочем очень скоро вернулся с тарелкой супа. — Не стоит строить из себя мученика. Поешь. Эдмунд сел и недоумённо вытаращился на своего собеседника. — Ешь. У меня мало времени. — Так выстрели уже, чёрт побери! Незнакомец усмехнулся. — Так не терпится умереть и встретиться с родителями? Лицо Эдмунда побледнело, а человек продолжил: — Перестань играть в героя, парень. Сядь и поешь. А пока ты будешь есть, я коротко объясню тебе ситуацию в которой ты оказался. Он сел за стол, а незнакомец щёлкнул зажигалкой, расточая в воздухе запах дорогого табака. — Оказался ты, Эдмунд Дэвис, наследник богатой семьи и владелец газеты «Готэм Таймс» в самой глубокой заднице. Откуда у человека твоего положения такая тяга к безрассудству? Мне казалось, что люди, подобные тебе предпочитают кутить в закрытых клубах и попадать в светские хроники, в качестве любовников каких-нибудь именитых актрис и певичек. — А может мне больше нравится искать правду. — Ты знаешь, я очень люблю поговорку о многих знаниях, что приносят великие скорби. Зачем ты следил за рестораном, Эдмунд Дэвис? Какую цель ты преследовал? Учти, от твоего ответа зависит твоя дальнейшая жизнь. — Умру я мучительно и медленно или легко и быстро? Незнакомец щёлкнул курком, приводя пистолет, взявшийся из ниоткуда в боевую готовность. — Если ты и дальше будешь тратить моё время — я выстрелю. Не стоит думать, что я добрый человек. На мне порядочно всего. Но я никогда не приветствовал лишние смерти. Поэтому ответь мне на этот чёртов вопрос и избавь меня, наконец, от своего общества. Голос гангстера звучал устало и надтреснуто, словно сама Вселенная рухнула на его удивительно узкие плечи. — Я всё равно умру. Скажите, на кого вы работаете? — Ты не в том положении, чтобы задавать мне вопросы. Эдмунд не видел лица незнакомца, но чувствовал его взгляд. Наконец, он вздохнул и ответил: — Я искал зацепки. Я очень хочу спасти одну девушку. Она работала со мной, но… — Благородно. И ради этого ты готов был умереть? — А если и так, то что? Ему показалось, что незнакомец улыбнулся. — Вытяни руку. — Зачем? — Это не просьба. Он вытянул руку. В руках незнакомца блеснул несессер со шприцем. По венам растеклось знакомое тепло, несущее приятное отупение. На миг ему показалось, что он рассмотрел лицо незнакомца, показавшееся ему смутно-знакомым. Он его уже видел…но не мог вспомнить где.       За окном стояла глухая и тихая ночь. Спокойствие нарушалось только рёвом мотора автомобиля. Нино, сидящий на пассажирском сидении то и дело ругался. — Pezzo di merda. Мы перебудим весь Нью-Йорк. И где этот stronzo только купил это корыто? Ты же сказала, что он из богатой семьи. Лючи усмехнулась. — Так и есть. Этот, как ты выразился, stronzo — один из богатейших людей Нью-Йорка. Но со своими странностями, как оказалось. Ему принадлежит газета «Готэм Таймс», но сам он предпочитает работать в ней штатным репортёром, назначив совсем другого человека шеф-редактором. Нино обернулся и посмотрел на спящего Дэвиса. — Вот не понимаю я таких людей, Лючи. Будь у меня в этой жизни такой старт, я бы получил образование, женился на тебе и открыл любимое дело. Хрена с два я бы стал лезть в разборки между семьями. Лючи посмотрела на своего спутника с нежностью. — Нино. Ты рассуждаешь с позиции человека, у которого не было такого старта. Когда у тебя есть всё, то ты мыслишь иными категориями. Человек, у которого в кармане два цента никогда не поймёт человека, для которого несколько тысяч долларов — не деньги. Нино улыбнулся и рассеяно поскрёб затылок, поморщившись: ранение все ещё доставляло ему неудобства. — Ты права, Лючи. — Нино…. — Да? — Может останешься завтра со мной? Так мне будет спокойно. Джорджио справится. — Я не могу подвести Витторио и Джорджио. Лючи крепче сжала руль, отчего кожа на перчатках неприятно скрипнула. — Нино…ты…я… — Лючи. Наша работа опасная и не располагает к долгой жизни. Вспомни, сколько раз за прошедшие годы мы были в церкви на похоронах? Ты не можешь уберечь меня от всего на свете. К тому же, я прекрасно себя чувствую. — Прекрасно себя чувствуешь? Non pensare che io sia stupida, Antonino. Я прекрасно вижу, как ты кривишься от боли. — Не смей мне указывать, Лючи! Прекрати вести себя так, словно я маленький ребёнок. Он ожидал чего угодно в ответ. Что она накричит на него, назовёт его дураком и окажется бесконечно права. Но когда она повернулась к нему и посмотрела в его глаза, недоверчиво, словно не ожидала такой величайшей подлости от него, то Нино ощутил себя так, словно его макнули в чан с ледяной водой. Боль и разочарование в её серых глазах били в самое сердце, но он не нашёлся с ответом. Остаток дороги прошёл в тишине, нарушаемой только рёвом мотора старого Форда. Они остановились у богатого особняка. Лючи вышла из машины, чтобы встретиться с солдатами, терпеливо следовавшими за ними. Вскоре двое крепких парней забрали безмятежно спящего Эдмунда Дэвиса. Сам Нино вышел из машины и закурил, стараясь перебить собственную горечь во рту табачной, ожидая, когда вернётся Лючи. Она вернулась и так же молча пересела за руль собственного автомобиля, оставляя старый Форд его владельцу. — Как всё прошло? Лючи ответила ровно, без эмоций, не давая ни намёка на то, что она обижена его резкими словами. И от этого стало ещё гаже на душе. — Лучше, чем, ожидалось. Наш золотой мальчик предпочитает приходящую прислугу. Думаю, он сильно удивится, когда утром очнётся в собственной гостиной. — Лючи…я… — Не надо, Нино. Ты прав, я не имею права указывать тебе. Эта обстановка превратила меня в параноика. А место, куда мы едем…впрочем, это ерунда. Давай поскорее уедем. Я устала и хочу спать. Их встретила неприметная улица в итальянском квартале. Встретила неприветливо — тёмными окнами спящих домов. Но даже на фоне общего уныния один дом выделялся особенно. В два этажа высотой, чёрный от гари столько лет спустя. Тёмный, даже на фоне безлунной ночи. Нино видел, как нервно дрогнули её руки, когда она подкуривала сигарету, видел, как она сглотнула, когда возилась с замком, путаясь в ключах. Видел и сделать ничего не мог. Внутри всё изменилось. Рабочие привели в божий вид внутреннее убранство дома. Стены были отмыты и сменили свой цвет: из них больше не смотрели мёртвым укором пулевые отверстия, а мебель была совершенно новой. Не было удушающего запаха крови, пороха и гари. Был запах краски и свежести, но тем не менее их глаза видели одну и ту же картину. К горлу Нино подкатил ком, когда он увидел старое пианино, отреставрированное, но несомненно тоже самое. Из глаз предательски потекли слёзы, когда до его ушей донеслось тихое: — Sono a casa. Нино порывисто обернулся и крепко прижал Лючи к себе, словно боясь, что она исчезнет, растворится. Его стремление было глупым, но он хотел удержать её рядом. Так же, как сделал это десять лет назад. Она обняла его в ответ и положила голову ему на плечо. Её плечи вздрогнули и из глаз, наконец, потекли долго сдерживаемые слёзы. — Шшш. Всё будет хорошо, Лючи. Я обещаю тебе. Я никогда тебя не брошу, слышишь? — Я это знаю. Я чувствую тоже самое. Просто…постой так со мной. Я не хотела приезжать сюда завтра. Не хотела, чтобы другие узнали. Дом, в котором всё началось…дом, в котором не будет места счастливым воспоминаниям, несмотря на новую мебель и стены. Дом, в котором я всё ещё слышу их крики, годы спустя. Нино поднял её голову за подбородок, заставляя её посмотреть ему в глаза. — Но мы можем создать новые воспоминания. — Нино… Он склонился ближе, так, что можно было рассмотреть её серые глаза, в которых, казалось, плескалось предгрозовое небо. — И одно из них я создам прямо сейчас. Он закрыл глаза и поцеловал её. Впервые у него не нашлось слов для неё, но в каждом своём мягком прикосновении он старался стереть печаль, въевшуюся в её кожу, собрать всю соль и горечь с её губ, принимая её так же, как она приняла его. Мир вокруг словно рушился и он видел дом, таким, как он был раньше. До того события. Словно они сами начали всё с чистого листа и между ними не было десяти лет бесконечного страха потерять тот хрупкий баланс, за который была уплачена непомерно высокая цена. Завтрашний день таил в себе опасность разлуки длиной в вечность. И невысказанным, между ними повисло сожаление о том, что они так долго держались на расстоянии, несмотря на очевидное влечение. Нино мягко скользил пальцами по её тонкой коже, запоминая каждый сантиметр, каждую родинку или шрам. Он целовал её снова и снова. Смотрел ей в глаза, запоминая свои ощущения навечно. Их жизнь никогда не была спокойной, но теперь доску, на которой они худо-бедно балансировали, кто-то щедро полил маслом, вынуждая их приспособиться. С каждым её громким вздохом, отзывающимся резонансом в его сердце, он всё больше понимал, что без церкви и свадебных клятв она и так его жена. Для того, чтобы назвать её так ему не нужно было ничьё благословление. И глядя в её родное лицо Нино Риччи, как никогда раньше хотел пережить ублюдка Джулиано на много лет. Позже, глядя на то, как беспокойно Лючи хмурится во сне и хрипло зовёт его, в отчаянии цепляясь за его руку, он, грешник и убийца, впервые за долгое время, искренне попросил у Бога сил и защиты.       Ночь была беспокойной у всех. Витторио не мог сомкнуть глаз, перебирая в уме кажущийся неидеальным даже на бумаге план. Да, Нино и Лючи подготовили плацдарм для отступления. Да, его люди будут ждать в нужный час у ресторана. Да, Элизабет должна сыграть последнюю и самую главную роль и сопровождать Франческо в последний путь. Да, Стелла будет в безопасности в Италии. Да. Да. Да…но его не покидало ощущение безысходности и тревоги. Каждый пункт его идеального плана грозился рухнуть, как карточный домик. Он, кажется, прикрыл глаза ненадолго, а когда открыл, то с удивлением обнаружил, что уже занимается тусклый осенний рассвет. Камин прогорел и в комнате было ощутимо холодно, а пол был усыпан сигаретным пеплом. Он поднялся, давая крови разойтись по венам. Умылся и привёл себя в порядок, надев чистый отглаженный костюм. Едва он собрался покинуть комнату, как его прошило осознание того, где именно он ошибся. Элизабет не сможет дозвониться ему, если он сейчас уедет. Телефон, словно дожидаясь этой мысли, зазвонил, заставляя его вздрогнуть. — Да? — Босс? Ребята потихоньку собираются в укрытии. Мы пьём кофе и ждём вашего сигнала. Витторио едва не расплакался от облегчения. Нино определённо, обладал даром предвидения. — Нино. Элизабет… Элизабет не сможет со мной связаться. Я просчитался. На том конце провода повисла долгая пауза. Когда Нино заговорил, то обратился к нему, как к другу: — Тогда оставайся там и координируй наши действия. Мы справимся, Витто. У тебя будут ещё указания? — Vi ordino di tornare vivi. Нино рассмеялся. — E se non lo faccio, morirò? Витто улыбнулся, понимая глупость своего приказа. — Buona fortuna, fratello. — Buona fortuna, Vittorio.       Утром курьер привёз обещанный наряд для её последнего торжества в обществе Франческо Джулиано. Платье вызвало у Элизабет праведный ужас. Оно было несуразным, громоздким, с лифом расшитым чёрным бисером. Подол был украшен бахромой, делая свою обладательницу похожей на девочку, притворяющуюся принцессой, завернувшись в бабушкину штору. На правой ноге красовался несимметричный вырез, словно портной был пьян и отрезал ткани больше, чем полагалось. Зато на плече зачем-то был пришит длинный шлейф из газовой ткани. Если у смертных грехов было физическое обличье, то оно крылось в этом платье, записка к которому гласила размашистым почерком Джулиано, что именно он стал автором и вдохновителем этого сомнительного шедевра. К платью прилагалась нелепая конструкция с перьями, больше напоминающая метёлку для пыли, служащая завершением несуразного ансамбля. Открыв последнюю коробку с надписью «Tiffany & Co», она обнаружила удивительно симпатичные серьги — подвески, а так же цепочку из светлого металла с кулоном в виде не то цветка, не то звезды, с крупным бриллиантом посередине. Элизабет тяжело вздохнула, стараясь привести в порядок шалящие нервы. Если всё пройдёт успешно, то сегодня он исчезнет из её жизни. Ответит за все свои грехи, за смерть Леонарда, торговлю людьми и другие тёмные дела, глубину которых она не собиралась постигать. Она нанесла яркий макияж и пыталась увидеть в отражении собственных глаз ту решимость, которую проявила, сказав, что сможет пережить смерть ещё одного человека, принятую на свои руки. Да, курок взводить будет не она. Не ей будет предоставлена честь прицелиться и нажать на спусковой крючок без колебаний и страха. Но кровь и отнятая жизнь Франческо будет целиком и полностью на ней. Элизабет грустно усмехнулась, перебирая свои вещи в шкафу. Взгляд зацепился за маленький блокнотик, в котором она поначалу старалась вести заметки, записывая свои наблюдения. Без всякого сожаления она бросила его в очаг, глядя, как пламя жадно поглощает и морщит бумагу, испещрённую чернилами. Горела её прошлая жизнь. Жизнь простого репортёра, к которой ей уже не суждено было вернуться. На месте глупой Лизы Доусон, обречённой умереть этим вечером не было места старой, чуть наивной девочке Элизабет Колвин, ищущей вселенской справедливости и правды. Нет. Прошлая Элизабет Колвин не знала каково это — чувствовать себя вещью. Не знала она и того, как сильно сможет полюбить молчаливого итальянца, на котором когда-то училась оттачивать навыки обольщения. Игра вышла из-под контроля. А правда перестала нести свободу, сковывая её по рукам и ногам. Теперь она понимала отчего у статуи Фемиды всегда завязаны глаза. Именно это гарантировало отсутствие личных симпатий у правосудия, с точки зрения которого, она, Элизабет, была ничуть не лучше Франческо. Она была преступницей. И собиралась зайти в этот мир ещё глубже, погрузившись во Тьму окончательно. Только теперь у неё будет личный демон, которому она уже отдала душу, не заключая никаких контрактов. Девочки-танцовщицы завистливо щёлкали языками ей вслед, вдыхая ядовито-сладкий аромат парфюма, оставляемый ей в коридорах «Воробьиной комнаты». В её крошечной сумочке, держащейся на тонкой плетёной цепочке тяжестью, сопоставимой по весу со смертным грехом, лежало оружие, хранившее в себе холод оружейной стали и смерти, но всё ещё помнящее тепло рук Витторио. Она шла с гордостью достойной королевы, играя последнюю роль в спектакле, где цена за вход равнялась жизни. Она надменно улыбнулась, позволяя Джулиано усыпать её запястье поцелуями и села в автомобиль, что должен был отвезти её в неизвестность, вслед за догорающим ярко-алым закатом.