Кто вы, Элизабет Колвин?

      Стоило Элизабет открыть глаза, как она их снова закрыла. Затем она открыла их снова: видение не исчезло. Рядом с ней спал Витторио, а его горячая ладонь крепко прижимала её хрупкое тело к нему. От ощущения тепла и защищённости душу девушки неожиданно затопила щемящая нежность к вечно хмурому итальянцу, ради которого она пересекла черту, нарисованную ей самой много лет тому назад. Во сне суровый Витторио не выглядел таким строгим: его лицо было расслабленным и выглядело гораздо моложе. Она и раньше видела его лицо так близко, но сегодня, при свете дня, она словно увидела его впервые. Небольшая вертикальная морщинка между бровей тонкий шрам на левой брови, немного неровная переносица: последствия перелома. Тёмные тени под глазами и ресницы, бросающие тень на худые щёки, с резко очерченными скулами. Хорош, как ни посмотри. Тело Витторио было подтянутым и являло собой картину батальных сцен. Белый круглый шрам на плече: пулевое ранение; длинная белая полоса, перечёркивающая предплечье, со следами медицинской иглы: должно быть ножевое ранение. Наверняка на груди и спине было не меньше увлекательных свидетельств того, что этот красивый мужчина был суровым боссом мафии, слово, которое Элизабет разучилась произносить после того, как Витторио объяснил ей, что сами они предпочитают называться семьёй, но обзор девушки был ограничен. Когда она решила рассмотреть его лицо ещё раз, то столкнулась с парой внимательных тёмно-карих глаз. На миг она испугалась. — Buongiorno, tesora mio. Давно не спишь? Губы Витторио тронула лёгкая улыбка, делая его лицо мягче. — Достаточно давно, чтобы успеть рассмотреть твои шрамы. Она несмело протянула ладонь и провела по слегка колючей щеке. — У меня их много. Но, пожалуй, я расскажу тебе о них позже. Его голос звучал хрипло, воскрешая в памяти вчерашний липкий ужас, порождённый её снами и горячий, сбивчивый шёпот на неизвестном ей языке, прогоняющий все страхи. Она толком не знала его. Правильнее было бы сказать, что они стали заложниками непредвиденных обстоятельств, что столкнули два мира, смешали их в причудливом коктейле, который пьянил и одурманивал разум, заставляя следовать за таинственным мистером Пьюзо в непролазную тьму. Ему всегда удавалось сохранять спокойное лицо, только глаза, насыщенного коньячного цвета, казалось, жили и выдавали в нём эмоции, внушающие и благоговейный ужас, и разжигая пожар в груди. Когда он целовал её, мир рушился под ногами, а когда они были близки, казалось, что их тела были созданы друг для друга, идеально дополняя каждого из них. — Витто? Её голос прозвучал испуганно и неуверенно, словно она боялась, что сейчас кошмар вернётся, Витторио достанет из-под подушки пистолет и поставит в истории Элизабет Колвин большую точку, нарисованную алыми чернилами. В глазах итальянца мелькнула искорка веселья. Он притянул её к себе и погладил её плечи, покрывая их быстрыми поцелуями, срывая с её губ судорожный вздох. Теперь она явственно чувствовала каждый шрам, каждую мышцу под его обжигающе-горячей кожей. Свет и тьма. Добро и зло. Его смуглые пальцы на её белой коже; его сосредоточенные, даже сейчас, тёмно-карие глаза, внимательно следящие за её ярко-голубыми. Его чёрные, как смоль волосы, растрёпанные её небрежной рукой в порыве страсти и её, выкрашенные в платину, разметавшиеся по подушке. Прикосновения Витторио разжигали пожар, погасить который был в силах только он сам. Каждое его движение было уверенным, но лишённым грубости. В отличие от Джулиано, он стремился не только получить удовольствие, но и доставить его сам. Её дыхание сбилось, смешалось с его дыханием и уже сложно было различить, чей стон прозвучал громче: его? Её? Мир перед глазами потерял чёткость, сократившись до пары ставших почти чёрными глаз. С губ Элизабет сорвалось хриплое: — Витторио… — Ora sono qui, Элизабет.       Они лежали рядом, приводя дыхание в порядок. Элизабет прижималась щекой к его груди, слушая удары его сердца, а их пальцы были сплетены. — Элизабет? — Да, Витто? — Что мне с тобой делать? Её словно ледяной водой окатили. Мгновение спокойствия рухнуло и она дёрнулась, но Витторио удержал её за плечо. Из глаз потекли слёзы. — Витто…не надо… Он приподнял её лицо за подбородок и растерянно посмотрел в испуганные глаза. — Dio, come si fa a capire queste donne? Ты боишься меня? — Я… Её ладонь легла на его щёку. — Не хочу мучиться, Витторио. Сделай это быстро. Витторио неожиданно рассмеялся. — Che stupida! Ради этого, конечно, стоило строить такой замороченный план по твоему спасению. Боже милостивый, Элизабет…я извёлся в ожидании, боялся, что ты пострадала и не вернёшься… признался тебе в любви, а ты решила, что я хочу тебя убить. Его ладонь растрепала её волосы, отчего она стала похожа на взъерошенного воробья. — Но…как я ещё могу понять твою фразу… — А так и понимай. Я, действительно, не знаю, что с тобой делать, Элизабет Колвин. Несносная мисс репортёр, свалившаяся на мою голову. Ты поставила мой мир с ног на голову, а Нино назвал меня мудаком. На носу собрание семей, а я гадаю, что мне делать с тобой. — Витто, а разве нельзя просто принять меня в семью? Повисла долгая пауза. С лица Витторио исчезла улыбка и он нахмурился. — Исключено. Женщинам не место в семье. Ты хоть понимаешь, что такое, быть солдатом, подручным, младшим боссом? Элизабет. Посмеялись и хватит. Я пока ещё не выжил из ума, чтобы принимать в семью женщин. Элизабет ощутила жгучую обиду, словно Витторио только что отчитал её, как малое неразумное дитя. — Витто, но ведь…в твоей семье есть женщина… Витторио прекратил застёгивать пуговицы на рубашке и обернулся к ней. — Да. И этого исключения вполне достаточно. — Витторио… — Я принесу тебе одежду, подожди здесь. Дверь негромко хлопнула, но прозвучало это так, словно раздался выстрел. Она потерянно таращилась на дверь, гадая, что же его так разозлило. Лючи тоже была девушкой, всего на несколько лет старше самой Элизабет. Тогда почему… Её раздумья прервал стук в дверь. — Элизабет? Могу я войти? Она закуталась в одеяло и громко произнесла: — Проходи, Лючи. — Buongiorno, Элизабет. Как спалось? Как самочувствие? К щекам прилила краска. — Мне снились кошмары. Девушка кивнула. В наглухо застёгнутой рубашке и в пиджаке она и впрямь походила на парня. Только вот черты лица всё равно оставались слишком мягкими. — Знаю, мне пришлось сделать тебе укол вчера вечером. Но это пройдёт, милая. Ты пережила многое за эти полгода, неудивительно, что ты плохо спишь. А ещё, тебе нужно поесть. Это всегда отлично поднимает настроение. Элизабет кивнула, но взгляд её остался грустным. — Что-то не так? — Витторио отказался принять меня в семью. Серые глаза Лючи встретились с её, а на губах появилась лёгкая улыбка. — И правильно сделал. Элизабет недоумённо хлопала глазами. — Но…я думала….но тебя ведь… Лючи покачала головой. — Витторио не принимал меня в семью. Меня принял дон Романо. При Витто я стала консильери, это правда. Он хотел убрать меня с линии огня, заставить заниматься переговорами, но я упорно продолжила рваться вслед за Нино. — Значит это возможно? Переубедить его? — Возможно в этом мире абсолютно всё, Элизабет. Только задай себе вопрос: а зачем это нужно лично тебе? — А тебе? Лючи задумалась и покачала головой. — Оденься. Элизабет только сейчас заметила, что Лючи принесла одежду. Сама же девушка открыла окно, запуская прохладный воздух в комнату и закурила. — Лючи? Ты не ответила. — Мне нечего терять. Всё, что у меня осталось — это Нино. Поэтому, я та, кем ты меня знаешь. Частью семьи Пьюзо ты станешь, если захочешь этого. Но только совсем не так, как представляешь себе. — Что это за место? Губы Лючи тронула грустная улыбка. — Это мой дом. Тот самый, где всё началось. Место, где я переродилась в другого человека со схожим именем. Не жалей о том, что Витто отказал тебе. Среди нас нет по-настоящему счастливых людей. Тебе нет нужды погружаться в эту грязь. Элизабет подбежала к итальянке и схватила её за лацканы пиджака, в который раз удивляясь её росту. — Я уже в этой грязи по уши, Лючи! — Ты лишь коснулась поверхности, Элизабет. У тебя ещё есть надежда. Она набрала побольше воздуха, чтобы дать гневную отповедь, но в дверь постучали. — Мисс Колвин? Лючи? У вас всё хорошо? — Мы будем через минуту, Нино. Элизабет отпустила пиджак Лючи и вздохнула. — И что теперь будет? Теперь, когда всё закончилось. — Закончилось? Позволь мне не согласиться, Элизабет. Всё только началось. Идём, я умираю от голода. Из гостиной доносились приглушенные голоса: Витторио что-то негромко обсуждал с Нино. Элизабет чувствовала себя неловко в новом шерстяном костюме, состоящем из длинной юбки и тёплого свитера. Нино выглядел непривычно без жилета, плаща и извечной федоры на голове. Витторио внимательно изучал газету, нахмурив брови. Лючи хмыкнула: — Что, тоже в восторге от утренней прессы, Витто? — Не могу сказать, что в восторге, но определённо, впечатлён. В одном издании сообщалось о смерти антиквара, в другом — о том, что мафия устроила разборки в бедняцком квартале, третье вообще написало, что прошлой ночью, неизвестные устроили поножовщину. А вот четвёртое расписало трагичную судьбу друга советника Харриса и выразило глубочайшие соболезнования. Там даже очень трогательный некролог в конце: «Ушёл человек, проявляющий искреннюю заботу об обездоленных, жертвующий огромные средства в образование сирот». Элизабет уронила вилку. — Антиквар? Забота об обездоленных? Это всё про Джулиано? Да этот ублюдок… Витторио поднял взгляд от газеты. — Calmatti, Элизабет. Про заботу об обездоленных — слова благотворительного фонда «Тайгер», соучредителем которого являлся наш покойный друг. Нино, передай, пожалуйста, кофейник. — Фонд «Тайгер»? Я слышала о нём. Говорят, что эта организация занимается постройкой школ для малоимущих. Лючи фыркнула. — Знаем мы эти школы…по сути, они строят их для того, чтобы отмывать деньги. На детей им плевать. — Что есть, то есть. — Вы учились в таких школах? Лючи кивнула. — Разумеется. Мы ведь дети из нищих семей. Правительству было на нас плевать. Нино, вон, вообще прогуливал и его едва не выгнали. — Эй, я работал, между прочим. Лючи одарила его таким нежным взглядом, что Элизабет позабыла как дышать. — Я же не сказала, что ты прогуливал просто так, милый. Витторио пожал плечами. — Если быть откровенным, то я тоже прогуливал. Куда важнее было иметь сытое брюхо, чем знать историю страны, которой на тебя плевать. — Я не прогуливала, но только потому что дома мама всё равно заставила бы меня сесть за фортепиано. А вот мой близнец, Тони…ему прощалось многое. Отец объяснял это тем, что у меня должен быть шанс на счастливое замужество, тогда как Тони придётся пахать всю жизнь. А мне куда интереснее было наблюдать за тем, как зашивают раны, чем учить английскую грамматику. Элизабет чувствовала себя до смешного глупо, слушая, как они обсуждают школу. Это было так сюрреалистично, словно она оказалась в зазеркалье. Они и впрямь были из разных миров. Она жила бедно по меркам Нью-Йорка, но вполне сносно, в сравнении с детьми, приехавшими в чужую страну со своими родителями. Слова Лючи о том, что среди них нет счастливых людей приобретали другой смысл. — Нино. Ты сделал то, о чём я тебя просил? — Да. Отправил людей ещё утром. Не переживайте, всё будет сделано в лучшем виде. Никто не заподозрит подлога. — О чём речь? — О теле Лизы Доусон, разумеется, мисс Колвин. Нино произнёс это так буднично, словно они обсуждали погоду на ближайшую неделю. Блямс! Чашка, которую она держала в руках разлетелась на осколки. Лючи досадливо покачала головой. — Che idiota! Нино, ты не мог объяснить суть поконкретнее? Девочка, кажется, боится нас. Туше, Элизабет. Никто не будет тебя убивать, глупая. Иначе стоило дать Карло взорвать тот чёртов ресторан. — Но там же были люди! — Мисс Колвин. Иногда жертвы вполне оправданы и это был бы тот самый случай. — То есть это так просто? Можно умереть просто потому что твой сосед по столику в ресторане перешёл кому-то дорогу? Элизабет вскочила и встряхнула Нино за рубашку. Лючи осторожно перехватила её запястья, заставляя отпустить Нино. — Элизабет. Таков мир. Иногда люди умирают ни за что. Одни попадут не в то место, не в то время, а другие встанут на пути патрульной машины, преследующей очередного преступника. Неважно кто и как, суть всегда одна и та же. Ты пережила многое, тебе нужен покой. Время не излечит твои раны полностью, но горечь и боль притупятся. — А ты, Лючи? Твоя семья погибла…разве это не причиняет тебе боль? Витторио, до сих пор молча наблюдавший за сценой, развернувшейся перед ним громко произнёс: — Элизабет! Лючи разжала руки. На её лице не было и тени улыбки. — Моя семья погибла. Вместе с ними погибла и я, став другим человеком, с другими ценностями. И если завтра мне прикажут стрелять в того, кто вчера пил со мной виски и смеялся, а сегодня предал семью — я не буду сомневаться. Ты либо поймёшь, как это устроено, либо начнёшь жизнь заново подальше от Нью-Йорка. Витто, с твоего позволения, я пойду поработаю. Витторио кивнул. Элизабет обессиленно рухнула в кресло и тяжело вздохнула. — Элизабет. Она подняла голову и встретилась взглядом с Витторио. — Сейчас тебе сложно принять всё, что происходит. Я понимаю это. Мне необходимо уехать ненадолго, чтобы уладить кое-какие дела и встретиться с одним человеком. Прошу тебя, не делай глупостей. Далеко не все воспримут твою любовь к правде так, как положено. Даже в моей семье найдутся люди, которые неспособны будут принять женщину, что позволяет себе подобное неуважение к моему консильери и младшему боссу. Нино, до сих пор молча наблюдающий за происходящим, осторожно положил руку на её плечо. — Мисс Колвин. Знайте, я был против того, чтобы вы связывались с Джулиано. Я считал вас слишком мягкой для этой работы. О, Мадонна, да кого я обманываю! Во всём чёртовом Нью-Йорке не было человека, что подходил бы хуже вас. Но…вы проявили удивительную верность своим убеждениям и справились вопреки всему. Ради босса вы пошли на многое и многое пережили. Не позволяйте сиюминутным порывам обрушить вашу жизнь еще глубже в непролазную задницу. Мы не враги, но пока ещё не друзья. Сможете ли вы принять наши правила и понять нас — зависит только от вас. Босс уедет и его не будет, как минимум, неделю. Настоятельно рекомендую вам держаться ближе ко мне и не делать глупостей. Он кивнул и вышел из гостиной. Витторио устало прикрыл глаза ладонью. Тик…тик…тик. Часы на стене отбивали раздражающий ритм. Тишина была почти осязаемой, казалось, что её можно было зачерпнуть ладонями, нанизать на нитку, как бусины. Она не выдержала первой. — Витто… — Да, Элизабет? — Я чувствую себя такой дурой. Его губы скривились в намёке на улыбку. — Не переживай. Думаю, что на твоём месте любому было бы трудно. Смерть Джулиано, в какой-то мере, решила твои проблемы. Но для того, чтобы решить мои проблемы требуется много больше, чем его смерть. У меня есть шесть чёртовых дней, за которые мне предстоит решить множество проблем. — Но ведь другие справились…мне стыдно перед Лючи. Витторио покачал головой. — Ей тяжело находиться здесь. Ты этого не замечаешь, но я вижу, как она напряжена. А теперь ей предстоит расстаться с Нино на неделю. За десять лет, это их самая долгая разлука. А ещё, она ни за что тебе в этом не признается, но она сохранила способность сочувствовать людям и хочет защитить тебя, уберечь от собственной участи. — Она поедет с тобой? — Да. Ты даже представить не можешь, насколько неоценима помощь консильери. Документы, легальная сторона бизнеса, переговоры с властями и многое другое. Когда я с ней познакомился она была совсем другой. Открытой и честной. Её руки дрожали, когда на пороге дома появились два человека, у одного из которых был наглухо свёрнут нос, но когда дошло до дела, она не колебалась. Это же качество в ней заметил и мой предшественник, научивший меня многому в этой жизни. Она подошла к его креслу и потянула его руки на себя. — Значит ли это, что у меня есть надежда? Надежда стать твоим партнёром не только в постели, Витто, но и в делах. Ты забрал мою жизнь, лишил меня права вернуться к свету. И я требую платы за то, через что я прошла. Он сжал её тонкие запястья и горько улыбнулся. — Ragazzina stupida. Ты просишь о невыполнимом. Нино был прав с самого начала. Я не должен был ломать тебя, просить о невозможном. Она склонилась к нему, касаясь своим носом его. — Я заставлю тебя передумать, Витто. Он неожиданно рассмеялся. — С тобой трудно спорить. Но всё же, я останусь при своём мнении, Элизабет. Я сдержу своё слово и уничтожу притоны, которые держал Джулиано, но о большем не проси. А сейчас, прости, мне нужно кое-что закончить.