⊹──⊱✠⊰──⊹
Одним из вечеров, ужиная с Сяо Чжанем, Ибо с тихим стуком отставляет стакан и смотрит на сидящего напротив альфу долгим взглядом. Сяо Чжань хмурится, и его рука замирает с поднесенными палочками у рта. — Что-то не так? — спрашивает он. — У меня что-то на лице? Ибо пожимает плечами, кусая губы. Особого аппетита у него нет, он больше портит еду, чем насыщается. Это не первый их совместный ужин с возвращения Сяо Чжаня — несколько приятных вечеров, полных разговоров и воспоминаний, они уже проводили вместе, но вот именно сегодня ему не хочется омрачать его еще одной неприятной новостью. У них и так слишком мало времени, чтобы вдоволь наслаждаться обществом друг друга, и оно все утекает и утекает, лишая их возможности побыть вдвоем. Никто из них не жалуется, оба знают, что отношения в тайне сохранять тяжело, но что Ибо, что Сяо Чжань стараются, учитывая собственные графики. Только вот все равно сообщать о том, что совместные выходные в очередной раз накрываются, по-прежнему непросто. Слабо выдохнув и улыбнувшись, Ибо наконец собирается с духом и сообщает, стараясь, чтобы голос звучал нормально: — Мне придется уехать, опять Харбин, — и опережая вопрос Сяо Чжаня, он договаривает: — И я не знаю на сколько. Сяо Чжань прожевывает, откладывает палочки в сторону, прямо на смешную кроличью подставку — Ибо не вспомнит, откуда они у него, — и взгляд его по-прежнему полон удивительно теплого света. Нет никакого разочарования – только теплый, мягкий свет, проникающий сквозь Ван Ибо рассеянными лучами закатного солнца. Ибо чувствует, что внутри все замирает. С каждым его вдохом и выдохом погружается в мерную тишину кухня, будто поддавшись очарованию этого самого света, и когда Сяо Чжань берет его за руку, сжимая ладонь, а сам подается вперед и пальцем утирает уголок его рта, Ван Ибо позволяет себе посмотреть на него снова. Все действия альфы полны нежности. Восхитительной нежности, от которой приятными волнами распространяется по телу счастье, отдаваясь в каждой клеточке его тела дивным всполохом. — И ты поэтому сам не свой? — Сяо Чжань улыбается. Ибо любуется им, любуется настолько сильно, что хватает сил только кивнуть. Когда Сяо Чжань убирает руку от его лица и облизывает палец, поясняя коротким «Соус», Ибо кусает губы, а Сяо Чжань говорит: — Все в порядке. Мы же знали, что будет нелегко не только из-за того, что мы держим все в секрете, но и из-за работы. Не думай об этом. — И тебе этого достаточно? — на одном дыхании выпаливает Ибо. Сяо Чжань непонимающе смотрит, и Ибо не дает себе передумать, продолжая: — Наши отношения теперь не похожи на те, что были у нас раньше. Мы не можем сходить на свидание, пообедать в ресторане, рассказать всем. Только близким друзьям, и то, мне страшно, что кто-то из них проговорится, и правда всплывет наружу. — Ибо, детка… — Не перебивай, — Ибо чуть повышает голос. — Знаю, что теперь у нас нет выбора, и не имеет значения, что я хочу встречаться с тобой и гулять на улице, выкатить слащавый пост в вэйбо о том, что мы теперь вместе и поженимся, представить родителям. Все, что у нас есть — это редкие встречи в твоей или моей квартире, с доступными развлечениями в виде еды, болтовни, фильмов, секса. Это так выглядит… как стыдная связь, как будто мы с тобой тайные любовники. Тебя это устраивает? — Как любовник ты меня устраиваешь полностью, — Сяо Чжань игриво прищуривается и приподнимает бровь. — Даже более чем. Моя бы воля, вообще бы из кровати тебя не выпускал. Ибо усмехается и толкает несильно его в плечо. Сяо Чжань притворно громко ахает, потирая ушибленное место, а потом веселость сходит и он с обезоруживающей теплотой говорит: — Всё в порядке, как мне может что-то не нравиться? Плевать, как это смотрится со стороны. Отказываться от этого не собираюсь. Мне ничего не нужно, пока ты рядом и я могу обнимать тебя, слушать, как прошло время, пока мы не были вместе, обсуждать любую из тем, о которой захочется поговорить. — Не думаешь, что это скучно или быстро надоест? — Ибо, даже если бы ты мне часами зачитывал прогноз погоды, я бы не скучал. Но пока до этого не дошло и истории, как Джексон проигрывал ваши пьяные пари, меня устраивают, — Ибо шикает на него, Сяо Чжань смеется, но тут же становится серьезным, стоит их взглядам встретиться. — Я готов хранить наши отношения в тайне ото всех столько, сколько потребуется. — Но нам придется прятаться, пока ты все еще помолвлен и после, — это не должно звучать упрекающе. Сяо Чжань морщится, и Ибо думает, что разговор начинает идти куда-то не туда. Он поспешно добавляет: — Прости, не будем об этом. — Исин согласен побыть нашей ширмой сколько нужно, — Сяо Чжань поджимает губы. — В конце концов, ему тоже выгодна эта комедия, и наши роли не изменятся, пока не найдется решение. Подумав немного, Ибо понимает: Сяо Чжань прав. Но это не значит, что внутри него противно не сжимается от глупой ревности сердце — сущность внутри него так просто не обмануть. И хочется верить, что у них получится играть свои роли. — Я все еще не самый лучший зять для твоих родителей, — соглашается он. — Знаю, как твой отец ненавидит нашу корпорацию и семью. И статус гаммы не добавит мне баллов в его глазах, — Ибо вздыхает. — Не имею понятия, как мы все это распутаем. И как это все отразится на тебе. Некоторое время молчание между ними сохраняется. Аппетит пропадает окончательно, и кусок в горло больше не лезет, так что Ибо убирает тарелку и открывает кран. Шум воды служит единственным источником звука в комнате, поэтому Ибо из-за него не слышит, как Сяо Чжань подходит к нему сзади и обнимает, проводя руками по плечам. — В последнее время думаю об этом тоже, — слышно, как он запинается, подбирая слова. — В моей семье строго относятся ко всему, и бизнес стоит выше любви и привязанности. С самого детства я не получал ничего, кроме сухого кивка и короткого «молодец» за все свои успехи в учебе, каких-либо начинаниях или когда стал работать. Неважно, что именно, — сдал диплом на отлично, заключил выгодный контракт, занял первое место на соревнованиях или обошел конкурента. И у меня было достаточно времени, чтобы смириться и привыкнуть, так что я знаю, как отец, скорее всего, отреагирует. Ибо не перебивает. Сяо Чжань редко рассказывает о себе и своих отношениях с семьей, так что Ибо лишь разворачивается в его руках и смотрит внимательно. Правда, немного беспокойно, потому что тон, с которым Сяо Чжань продолжает дальше, не сулит ничего хорошего. — Он откажется от меня, — и когда Ибо хочет сказать и открывает для этого рот, то Сяо Чжань улыбается, но улыбка не касается его глаз — они по-прежнему серьезны. Он кладет палец ему на губы, препятствуя, и поясняет: — Угрозы, ультиматумы, шантаж — методы воспитания, которыми он гордится. Поэтому нам нужно опередить его на один шаг, и у меня уже есть план, — Сяо Чжань вздыхает. — Я давно независим от него, не пользуюсь семейным счетом. Мой трастовый фонд, спасибо дедушкам, достаточно приличный, чтобы послужить хорошим началом для нового проекта. И в конце концов, я директор крупного, приносящего прибыль, концерна, так что деньги у меня есть, свои и честно заработанные. Догадываясь, к чему он клонит, Ибо только хрипло спрашивает: — Ты уверен? — Да, — твердо и уверенно. — Хочу вложить все это в твой проект. Ибо пытается с трудом переварить все в голове. Когда он находит слова, голос все еще звучит хрипло и неверяще: — Но почему именно в мой? Рынок большой, есть более привлекательные варианты для инвестиций. — Потому что верю в него и в тебя, — альфа берет его руки в свои, сжимая. — И хочу быть рядом, хочу быть частью того, что ты делаешь, хочу помогать. Ты ищешь сейчас инвесторов, поэтому я подумал, если отец осуществит все угрозы, и я стану абсолютно свободным, то твое предприятие — единственное, чем бы я хотел заниматься. На своих предприятиях мне даже модернизацию со скрипом дают проводить — концерн все еще находится под влиянием отца. Именно поэтому я хочу сделать все, о чем говорю. Если и менять свою жизнь, то заниматься чем-то, что действительно мне интересно. — Такие речи, Чжань-Чжань, — Ибо прикрывает глаза, — даже горячее признаний. Когда ты вот так запросто говоришь, что доверяешь мне всё. Себя и все свои деньги. И я, наверное, должен отказаться, но я могу только согласиться. Потому что тоже этого хочу. Быть твоим бизнес-партнером в том числе. И ему бы сказать альфе сейчас о происходящей ситуации в его компании, рассказать как есть, но Ибо не хочется портить момент, откладывает это на потом. Поэтому он лишь кивает, когда Сяо Чжань бьет его очередным своим аргументом: — Отныне все, что будет принадлежать мне, — твое по праву. — Наше, — поправляя альфу, Ибо задумчиво кивает своим мыслям: — Тем более, это выглядит как шанс. При самом плохом сценарии, если меня отстранят от должности и когда все узнают правду обо мне — точнее, если узнают, — то останешься ты. Он выдыхает, когда альфа вдруг разворачивает его спиной к себе и вжимает в тумбочку. Градус в общении между ними стремительно меняется, прекращая разговор. У Сяо Чжаня сухие и горячие губы. Ибо млеет от того, с какой нежностью и робостью они касаются его кожи, словно в первый раз, нерешительные абсолютно. Немного смехотворно, потому что между ними куда больше вольности и порока, но от подобного у Ибо внутри все сжимается и разжимается, будто бы он весь — один сплошной комок чувственности, и сейчас она прорывается сквозь ничтожную оболочку. — Я очень хочу сказать всему миру, что ты мой, — оттягивая ворот его рубашки, Сяо Чжань прихватывает губами цепочку. По позвоночнику проходится ощутимая волна дрожи, когда языком Сяо Чжань очерчивает ее контур, а затем ведет выше по шее, к месту, где обычно ставят метку. — Чтобы каждый человек на планете знал, что есть Ван Ибо — гамма, самый лучший на свете, и я очень сильно люблю его. И готов заключить с ним брак даже в самой затхлой мэрии мира и в тайне ото всех. Ибо всхлипывает. Смысл слов доходит до него не сразу, постепенно, и уничтожает, разрушая последние барьеры, охраняющее его сердце. Ибо чудится себе вывернутым наизнанку, с распахнутой грудной клеткой, словно это рубаха, и показывающим всем и каждому свое пульсирующее и горящее любовью сердце. Ибо заводит руку за спину, обхватывая Сяо Чжаня за шею, шумно дышит, через раз глотая кислород. Легкие обжигает, воздуха не хватает, но это настолько не важно для него сейчас, что Ибо забывается, продолжая слушать вкрадчивый и полный возбуждения шепот. В конце концов Ибо не выдерживает и разворачивается в чужих руках. Сяо Чжань тут же подхватывает его под ягодицы, сажает на столешницу чуть левее, и оба забывают обо всем на свете. Их губы соприкасаются, поцелуй за поцелуем распаляя их сильнее, настолько сильнее, что Ибо невольно разводит ноги в стороны, привлекая Сяо Чжаня к себе ближе, что чувствует промежностью его возбуждение. — Даже если бы мы могли сказать, — не отрываясь от его губ, Ибо проводит по ним языком. Сяо Чжань тихо стонет его имя, глаза его становятся темными, и непроглядная тьма начинает ворожбу, поднимая из собственных глубин яркие искорки-вспышки, что заполоняют радужку. Ибо исступленно продолжает шептать, теряя остатки самообладания: — Из-за меня это невозможно. — Мы все равно поженимся, — Сяо Чжань непреклонен. — Не сейчас, так потом, когда ты захочешь. Когда ты будешь готов. Вместо ответа Ибо притягивает его к себе, зарывается в волосы пальцами и целует, проникая в рот Сяо Чжаня языком. Тут же стонет, потому что Сяо Чжань всасывает его в свой рот, и поцелуй становится мокрым и горячим, почти пошлым. От него кружит голову похлеще, чем от вина. Ибо пьян, пьян Сяо Чжанем, его прикосновениями, запахом — всем им. Пьян до такого состояния, что не сразу соображает, что его начинают раздевать прямо на кухне. — Чжань-Чжань, — останавливая нетерпеливые руки, — не здесь. Глухой и хриплый, почти сиплый, голос Сяо Чжаня звучит невнятно. Ибо удерживает его за запястья, поглаживая круговыми движениями едва заметные венки на них, и Сяо Чжаню приходится повторить. — Привыкай, — он заставляет Ибо запрокинуть голову и припадает губами к маленькой родинке на шее, обводя ее контур языком. Затем прикусывает, всасывая кожу и оставляя на ней след. Оторвавшись от нее, Сяо Чжань опускается чуть ниже. — Мы опробуем каждую поверхность в наших домах. А потом купим свой, общий, и сделаем там то же самое. Ван Ибо не успевает ответить — их волнующую и жаркую тишину разрывает трель дверного звонка. Она звучит настойчиво, почти укоризненно, по нарастающей. Раздражает неимоверно. Гостей он не ждет. Нахмурившись, Ибо пытается выпутаться из властной хватки Сяо Чжаня, но тот будто бы не слышит, продолжая свои действия. Руками он успевает расстегнуть пряжку ремня, забраться внутрь и очертить пальцами контур возбужденного члена через белье. Ибо всхлипывает, упирается руками в плечи Сяо Чжаня, слыша вместо его настойчивого и горячего шепота нарастающий звук дверного звонка, и все же с трудом, но отстраняет от себя альфу. — Я убью этого человека, — рычит Сяо Чжань, облизывая вспухшие губы. Ибо заторможено кивает. — Я быстро отошью его, — он направляется к выходу, оправляя одежду. — И мы продолжим. Только когда он отрывает дверь и видит на пороге пьяно улыбающегося Джексона, то понимает, что продолжат они не скоро. Кажется, что-то случилось.⊹──⊱✠⊰──⊹
— Он сказал, что между нами все кончено, — развалившись на диване, Джексон прикладывается к горлышку бутылки и делает очередной глоток. Алкоголь он принес с собой, правильно считая, что у Ибо он его не найдет, но. Одно огромное «но» заставляет Ван Ибо бессильно сжимать кулаки и кусать щеку, стараясь выглядеть дружелюбно и не злиться. Хотя последнее получается с трудом, потому что Джексон явно не понимает, что помешал им своим приходом. Кажется, альфа вообще ничего не понимает, продолжая раз за разом причитать. Ибо садится рядом с ним, осторожно спрашивая: — Кто? — но не получает ответа. Сяо Чжань, стоящий в дверях, раздраженно фыркает, его аромат заполоняет гостиную, и Ибо чувствует его недовольство кожей. Кинув на него укоризненный взгляд, он снова спрашивает у Джексона: — Кто отшил тебя? И очень, очень надеется получить совершенно другой ответ, а не тот, который вертится у него в голове. — Чжан Исин. Ибо чертыхается. Сяо Чжань цокает языком, и Ибо прекрасно его понимает — слова Джексона не объясняют всей ситуации. Но по крайней мере дают малый просвет. — Ты рассказал ему о своем идиотском плане? Джексон рассеянно окидывает Ибо взглядом, поплывшим и расфокусированным, говорящем о том, что в нем слишком много алкоголя. Ибо вздыхает, тянется к нему, чтобы забрать бутылку, но получает слабый шлепок по рукам. — Он сам узнал, — альфа отсаживается чуть дальше, пряча от него алкоголь. — Я даже не понимаю, как он догадался. И да, родной, — заплетающимся языком проговаривает мужчина, — еще раз так сделаешь, я расскажу ему, — кивок в сторону Сяо Чжаня, — что ты творил в Лондоне. Все-все расскажу. — Слабо верится, — парирует Ибо. — Ты и двух слов связать не можешь. — А ты проверь. Заговорщицкий шепот и кивок самому себе заставляют Ибо фыркнуть. Он предпринимает еще одну безуспешную попытку, но оказывается остановлен Сяо Чжанем. Тот, обхватив его поперек живота, тянет на себя, и в его взгляде, Ибо видит первые искорки гнева, никак не связанные с тем, что им помешали. Он слабо выдыхает. Касается с осторожностью сцепленных у него на талии рук, гладит пальцами чужие ладони, окутывая Сяо Чжаня своим запахом в надежде, что тот успокоится и не станет вести себя необдуманно. — Он пьян, — шепчет на ухо альфе Ибо, украдкой наблюдая, как Джексон гипнотизирует взглядом телефон и что-то бормочет себе под нос. — Ничего страшного. — Ему следует уйти, — недовольство сквозит в голосе Сяо Чжаня, и Ибо согласен с ним лишь отчасти. — Никто ему не рад здесь. — Я все еще его друг, ему плохо, — аргументирует он, целуя Сяо Чжаня в уголок губ. — Он скоро уснет. — Вы отвратительны, — Джексон заставляет их обратить на себя внимание. — Приторные и отвратительные. Ибо хмыкает. — Имеешь что-то против? — приподняв брови и выпутавшись из чужих объятий, он садится напротив друга в кресло. Джексон кривит лицо и опять прикладывается к горлышку. Запах алкоголя усиливается, вызывая легкую тошноту. Ибо вдыхает и выдыхает ртом, наблюдая, как после этого он опять переводит взгляд на телефон и дует щеки. — Так ты расскажешь, что случилось? Откуда он узнал, если ты не признавался? — Может, твой… этот… — кивнув на Сяо Чжаня, Джексон рассеянно водит бутылкой вокруг себя и тихо икает. Выглядит при этом презабавно, и Ибо бы посмеялся, будь ситуация немного иной. Справившись, наконец, с икотой, альфа продолжает: — Может, ему твой сказал. — Джексон, — вздыхает Ибо, взглядом говоря Сяо Чжаню не вмешиваться. — Никто не знает об этом, кроме меня и Вэньханя. Ты же знаешь. — О чем вообще речь? Сяо Чжань ставит перед ними три стакана, и Ибо запоздало отмечает, что не заметил его короткого похода на кухню. Когда альфа отбирает бутылку у отчего-то несопротивляющегося Джексона, разливая по ним остатки алкоголя, то понимает, что это, скорее из-за того, чтобы последнему досталось меньше. Затем он садится рядом с Ибо и ждет ответа от Джексона. Тот крутит стакан в руках, горестно — даже слишком — вздыхает и начинает рассказывать о том, как обещал влюбить в себя шутки ради омегу. Но стоило им столкнуться на благотворительном мероприятии, как не смог выкинуть его из своих мыслей. — Он такой потрясающий, — в завершении горько добавляет Джексон, а потом с вызовом смотрит на Сяо Чжаня: — Уж ты-то точно знаешь, фальшивый жених. — Да-да, я понял, — парирует в ответ Сяо Чжань. — Так что дальше? Альфа напротив пожимает плечами. — Мы встречались, но больше переписывались, разговаривали, он рассказал мне про ваш недо-брак, — и тут же поспешно извиняется, глядя на Ибо: — Прости, но это не моя тайна, оттого и не мог рассказать. Вот здесь Ибо сжимает губы и ставит стакан на стол. Возмущение слишком очевидно, он сдерживается, успокаиваясь, ощущая, как Сяо Чжань прислоняется к нему плечом. — Выгнать бы тебя сейчас, — усмехается он, — но я слишком добр. Джексон кривит лицо, а потом заканчивает: — Он попросил приехать и сказал, что обо всем знает. Что мы должны расстаться, потому что все изменилось. И объяснить ничего не позволил, — Джексон цепляется за висящую картину на стене взглядом. Изображенный на ней рыжий кот выглядит весьма симпатично. Когда друг собирается с мыслями, продолжая, его голос звучит надрывно: — Он даже не дал попрощаться с котами! Они такие милые! Небеса не дадут мне соврать, но они очаровательны. Я готов усыновить их. А он не дает, — снова вздох и перемещение. — Он вообще выставил меня за дверь, не дав сказать слово! А мне не все равно, я… я… — Не говори ерунды, — подключается к его монологу Сяо Чжань. — Это не похоже на Исина. Ты преувеличиваешь. — Он четко послал меня нахер, — Джексон начинает злиться. — А я…я. — Ты, — кивает Ибо, слушая. Из сказанного он понимает только половину, и то благодаря тому, что уже видел нечто подобное в прошлом. — Что ты? Джексон замирает прямо посреди гостиной. Взгляд его становится по-детски обиженным и растерянным, губы поджимаются, и голос звучит глухо. Обида слишком очевидна, она делает альфу совершенно не похожим на себя, и когда звучит его ответ, Ибо едва не пропускает его — настолько он тих и неразборчив. — Я люблю его. Кажется. А потом он возвращается на диван, обнимает подушку и утыкается в нее носом. Пару секунд спустя Ибо слышит его тихое сопение.⊹──⊱✠⊰──⊹
Сяо Чжань затаскивает его в спальню и вжимает в стену, не давая опомниться. Ибо немного шипит, чувствуя легкую боль от соприкосновения со стеной. — Сяо Чжань! — возмущенно и шепотом. — Ты чего? — Ты обещал, что мы продолжим. Его руки — настойчивые, нетерпеливые и жадные — вытаскивают рубашку из-под ремня, расстегивают пряжку и припускают штаны. Сяо Чжань вжимается в него бедрами, тут же потираясь, отчего с губ Ибо срывается невольный стон, который он тут же глушит, кусая губы. Джексон все еще в гостиной, всего несколько метров дальше по коридору за прикрытой дверью, и может услышать. Нельзя заниматься сексом, пока он находится в его квартире. Ибо знает насколько громкий, насколько отпускает себя в руках Сяо Чжаня, отдаваясь удовольствию, и ему не хочется с утра встречаться неловкими и стыдливыми взглядами с другом. Так что сегодня явно не до этого. Только вот Сяо Чжань считает иначе. Переведя дыхание и пытаясь остановить альфу, Ибо глотает ртом воздух, ощущая, как затихшее на время возбуждение просыпается с новой, куда большей силой, пытаясь подчинить его своей воле. На него это нисколько не похоже. То ли чужое присутствие так действует — и не только на него одного, — то ли изголодавшееся по ласкам и перестраивающееся под омежий фон тело всему виной, но сопротивляться и взывать к здравому смыслу становится все труднее. Особенно когда Сяо Чжань начинает его целовать. Это какая-то личная магия его поцелуев. Ибо от них становится безвольным, совершено мягким и податливым, будто пластилин, готовый на все, что Сяо Чжань попросит его выполнить. От них Ван Ибо настолько хорошо, легко, что в голове не остается ни одной связной мысли — все они растворяются в мареве охватившего Ибо желания, вытаскивая наружу низменную и первобытную потребность. И сейчас она, кажется, только разгорается сильнее. — Нет, — слабо протестуя, Ибо проводит по рукам Сяо Чжаня, сминая рубашку на предплечьях. Сяо Чжань прерывает поцелуй, смотрит чуть насмешливо и ждет. Ибо сглатывает, попадая в плен его глаз и слабо выдыхает, чувствуя, как Сяо Чжань сжимает пальцами головку его члена. Совершенно бесстыдно. — Разве ты сам не хочешь? — интересуется альфа, касаясь губами мочки его уха. Втянув ее в рот и пососав, Сяо Чжань зарывается носом в отросшие темные пряди волос и вдыхает, шумно и ощутимо, что Ибо резонирует вместе с ним. Взмокшая спина, прилипшая к ней рубашка, наверняка поплывший взгляд и влажные, припухшие от поцелуев губы — он знает, как выглядит. Горячо и сексуально, наверняка очень горячо, ведь у альфы напротив совершенно безумный взгляд, полный страсти и необузданного желания. Оно похоже на вспышку сверхновой где-то в холодном космосе. Или же на черную дыру, что затягивает в свою бездну лихорадочного возбуждения. Ибо стонет, приникая к губам Сяо Чжаня и прикрывая глаза, стонет почти неслышно. Ван Ибо только может, что беспомощно прошептать, когда Сяо Чжань опрокидывает его на постель и продолжает раздевать. — Хочу, — и в этом слове столько искренности и нетерпения, что Ибо немного стыдно. Он отворачивается, пытаясь не думать, что будет завтра и как отреагирует на происходящее Джексон, потому что все, что сейчас важно ему, — Сяо Чжань. Сяо Чжань. Всегда и навечно. Дико и необузданно, немного непривычно ощущать себя так. Заниматься этим, зная, что его могут услышать — что услышат, если Ибо не сможет удержаться от стонов, криков, когда Сяо Чжань начнет доводить его до исступления своим членом, пальцами, самим собой. Кажется, это возбуждает его сильнее. Яркая и слепящая вспышка пронзает все тело. Будто по оголенным проводам проходится ток, раз за разом, когда они оказываются без одежды, кожа к коже. Влажная и соленая на вкус от пота, чуть горьковатая, она восхитительно ощущается под пальцами и губами, стоит Ван Ибо коснуться ее самому. Сяо Чжань подбадривает его, гладит, сминает бока и ведет ладонями по животу и груди. Задевает соски, пощипывает, обводит губами и лижет, обхватывая языком. Ибо выгибается ему навстречу, невыносимо приятно чувствовать эти маленькие, короткие импульсы наслаждения. Громкий стон раздается в тишине комнаты, и Сяо Чжань кладет ладонь ему на рот и зажимает. Ибо машинально приоткрывает его, выпуская язык, и аккуратно лижет подставленные пальцы. Щурится и почти урчит в довольстве, наблюдая из-под влажных ресниц, как Сяо Чжань с трудом сглатывает и теряется на мгновение. Как меняется его лицо, охваченное страстью, темнеют глаза, превращаясь в бездну той самой черной дыры, и от понимания собственной власти над этим человеком у Ибо срывает все тормоза. Ладонь чуть дрожит, когда Ибо продолжает исследовать пальцы языком. Сяо Чжань тихо стонет сам, вызывав у Ибо невольный, едва слышный смешок. Когда до альфы доходит случившееся, он приподнимается, перемещая вес на одну руку, нависает сверху и от приказного тона в его голосе Ибо хочется застонать самому — настолько это восхитительно слышать. — Будь тише. Сяо Чжань возвращается к прерванному занятию, вновь уделяя внимание соскам. Убирает руку, перемещая ее на грудь и поглаживая ареолы. И когда Ибо снова не сдерживается, хрипло замечает: — Ты же не хочешь, чтобы нас услышали. Если честно, Ибо уже плевать. Между ягодиц влажно, и Сяо Чжань не делает ситуацию проще: он заставляет Ибо перевернуться на бок, развести ноги, просовывая свою между ними. Ибо охает, выполняет тихое «приподнимись» и сгибает ногу, чтобы Сяо Чжаню было удобнее. Он сминает ягодицы Ибо и разводит их в стороны с едва ощутимым шлепком. Это не больно, необычно скорее, чувствительное тело Ибо реагирует как нужно — подается навстречу чужим рукам, а членом Ибо невольно потирается о живот, пачкая кожу предсеменем. Продолжая гладить внутреннюю сторону его бедер, Сяо Чжань шумно дышит и покусывает Ибо за шею. От ощущения чужих зубов по коже идет мелкая дрожь, сгущающаяся внизу живота тяжестью, готовой разлиться вокруг наслаждением и очередной порцией возбуждения. Ибо, нетерпеливый и почти потерявший связь с реальностью, выгибается, тянет Сяо Чжаня ближе, вжимая его в себя, подставляется, чувствуя меж ягодиц его горячий член. Сяо Чжань трется носом о кромку роста волос, дарит поцелуи-укусы, размазывая смазку по промежности. Это так чертовски смущающе — пальцы Сяо Чжаня в естественной смазке Ибо, сам он — в его запахе, в их общем возбуждении, желающий только, чтобы Сяо Чжань поскорее оказался внутри, трахнул его, довел до исступления, связал узлом или нет, но помог избавиться от томящего желания. Ибо запрокидывает голову назад, подставляя губы, и снова стонет, когда Сяо Чжань отрывается на мгновение. — Подожди, — он тянется к тумбочке, где теперь всегда лежит упаковка презервативов. Но Ибо не дает ему двинуться дальше, чем на один вдох, притягивая обратно, и альфе приходится повторить снова, почти рыча от недовольства: — Погоди, я только… — Нет, — Ибо зарывается носом в подушку. Его желание никак не скрыть, он давно думал об этом, и сейчас вообще-то не самое удачное время, но кажется, что он больше не выдержит, если не предложит и не озвучит то, что никак не дает ему покоя. — Давай так. Заминка всего на секунду, но она длится так мучительно долго, что Ибо успевает пожалеть о сказанном. Возможно, он слишком спешит и требует от Сяо Чжаня невозможного, потому что сначала нужно это хорошо обдумать, а уж потом довериться. И он уже было хочет забрать свои слова обратно, как Сяо Чжань, рвано выдохнув и вжавшись в него с новой силой, лишь хрипит: — Ты уверен? — Я чист. У меня за все время был только один альфа — ты. Пелена возбуждения перед глазами нестерпима, она ведет его за грань, оставляя только инстинкты, и неизвестно, как ему удается остаться в сознании и не поменять их местами, оседлывая альфу самостоятельно. — Хорошо, — Сяо Чжань подставляет пальцы к его входу. Ибо рвано выдыхает, кусая губы, стоит пальцам проникнуть внутрь. — Но должен признаться, я впервые это сделаю без защиты. Я так хочу узнать какой ты, как это будет ощущаться. Ты, наверное, что-то со мной сделал, но с тех пор как мы встретились, я хотел и хочу только тебя. Признание прошибает Ибо насквозь. Сердце бешено стучит в висках, грозясь вырваться наружу, а смазки, кажется, становится больше. Сяо Чжань добавляет еще один палец, чуть поворачивает запястье, разминая, и от этого приятными и горячими волнами к нему подступает наслаждение. Близость между ними всегда имеет некий смысл. Значимая настолько, что невозможно дышать, она каждый раз будто бы впервые — чуть болезненная в самом начале, когда Сяо Чжань только погружается в его тело, входя всегда наполовину; сладкая от медленного принятия и размеренных толчков, дающих возможность привыкнуть к нужному размеру, растягивающая мышцы как нужно; совершенно неконтролируемая, когда им обоим не хватает выдержки, и они срываются на хаотичный, в какой-то мере даже бешеный, ритм. Когда существует только чужое тело, навалившееся сверху, горячее и возбужденное. Когда важна каждая фрикция, глубокая, до самого основания и узла, приносящая первые признаки пьянящего наслаждения и срывающая с губ громкие, словно крик, стоны. — Тише, детка, — с каждым новым толчком шепчет Сяо Чжань, прикусывая загривок. Он входит медленно, не спеша, для удобства держа одну ногу Ибо приподнятой, раскрывая его. Самому Ибо кажется, что так еще между ними не было — сильно, насквозь, приятно до одури, хочется кричать и выгибаться, подставляясь под нужным, удобным углом. — Будь тише, иначе он проснется. Ибо и правда старается. Скулит в подушку, кусая чужую ладонь, вновь закрывающую ему рот. Подается навстречу сильным и резким толчкам, сдерживаясь изо всех сил, но вновь и вновь слыша, как Сяо Чжань говорит: — А если это был наш дом, недалеко были бы спальни детей? — и каждое слово сопровождается поцелуем-укусом. Наверное, на его теле не останется участка, где бы его ни касались губы Сяо Чжаня. — Как ты собираешься сдерживаться, когда у нас будут дети, Ибо? Сдерживать воображение в этот момент не получается. Ибо жмурится, не в силах двигаться: Сяо Чжань держит его крепко, уверенно, проникает сам мощными толчками, кажется, разрывая Ибо на части от ощущений. Ибо только и может, что рвано и хрипло дышать, закусив губы и не издавая ни звука, запрокидывая голову на чужое плечо, чувствуя, как сознание становится слабее и слабее, заставляя его почти отключиться. Ему удается остановить движения их тел, давая себе возможность передохнуть. Ибо расслабляется, а потом сжимается, насколько это возможно, вокруг члена Сяо Чжаня стенками ануса. Легкая боль пронзает нижнюю часть, когда Сяо Чжань пытается двигаться. Он шипит, оглаживает бедра Ибо и старается расслабить его, но как можно, как можно расслабиться и остаться на грани, когда звучит такое? Ван Ибо не выдерживает. Ван Ибо распадается на атомы, собираясь и вновь распыляясь пылью в руках Сяо Чжаня, слыша в ушах это заветное «наши дети». Всхлипнув, надрывно и просяще, он опускает руку, обхватывает член и тут же замирает, натыкаясь пальцами на ладонь Сяо Чжаня, уверенно сжимающего головку в кулак. — Пожалуйста, — с трудом хрипит Ибо, находясь вокруг слепящих его вспышек-искр. — Прошу тебя. Сяо Чжань уверенно проводит по всему стволу, чуть сжимая узел и останавливаясь у самого основания, а потом резко, поддерживая амплитуду собственных толчков, двигает рукой в такт, и после этого для Ван Ибо ничего не существует. Только хриплое дыхание в ухо, рваное и сиплое, поцелуи вперемежку с укусами, ладонь, накрывающая рот и лишающая его большей части кислорода. Это — и ничего больше. Когда минуту спустя такого чувственного и слегка хаотичного ритма, Ибо кончает с немым криком, его будто выбрасывает и вбрасывает из другого пространства, без кожи, только оголенные нервы-сосуды, похожие на провода. Ван Ибо в последний раз вжимается лицом в чужую ладонь, ощущая, как по животу и члену размазывают собственную сперму, а потом наслаждение оседает внутри с последним толчком Сяо Чжаня, кончающего следом за ним прямо внутрь. Мир вокруг кружится и никак не ощущается, проходит минута, вторая, а они оба шумно дышат, растворяясь в оргазменной неге окончательно. Ибо лишь помнит, как Сяо Чжань скатывается с него, и прохладный воздух приносит едва заметное облегчение, а потом отключается.