Я считаю шаги до двери в твою жизнь

      Ибо, устало привалившись к стеклу, осматривает проносящийся мимо городской пейзаж. Небоскребы чередуются с маленькими зданиями, сплошь увешанными рекламными вывесками, мелькая перед глазами пестрой вспышкой. На светофоре они останавливаются напротив торгового центра, и Ибо рассматривает немаленькую толпу, собравшуюся там, не особо понимая, что вызывает столь пристальное её внимание.              Ответ находится быстро: огромные черные экраны на углу здания загораются, словно по волшебству, и в кадре появляется очень красивый мужчина. Он танцует — резкие, четкие движения рук, плавные движения ног и бедер. А когда он приближается к рамке экрана, то улыбается и здоровается с толпой, помахав ей ладонью и тут же следом протягивая над ней бутылку с энергетиком.              Огромным гигантом возвышаясь над всеми, он замахивается, и толпа охает: энергетик, будто снаряд, летит вперед, прямо в людей, и Ибо немного вжимает голову в плечи, словно его может задеть — это выглядит настолько реалистично, что мурашки по телу. Но, несмотря на легкий страх, ему очень нравится это маленькое импровизированное шоу: кажется, что банка действительно летит прямо в тебя и обязательно зацепит, а человек, наблюдающий за этим, вот-вот выберется из-за ограждения и пройдется по улице.              Впечатляет.              Люди удовлетворенно гудят и снимают, а Ибо мимо воли расплывается в улыбке. Каждый раз, когда он видит рекламу, где мелькает именно этот человек, то испытывает ни с чем не сравнимую гордость: Чо Сынён заслуживает, чтобы сиять ярче солнца, занимаясь любимым делом.              Его история до сих пор самому Ибо кажется современной адаптацией зарубежной сказки «Золушка». Ибо даже неоднократно советовал другу продать ее в Голливуд для экранизации, за что получал заслуженные тычки в те места, куда Сынён мог дотянуться.              Все началось давно, еще пять лет назад, когда они вместе снимали танцевальную студию, чтобы готовиться к своим выступлениям. Наполовину пустое новое здание, где не было большого наплыва людей, недорогая аренда, близко к учебе. В перечень плюсов Сынён бы, конечно же, еще вписал потрясающе красивого, но нелюдимого, альфу-администратора. Флиртовать и привлекать его внимание стало постепенно для омеги привычкой. У него неугомонный характер, и мало кто мог справляться с его напором. Даррен Чэнь, оказывается, мог. Он улыбался очаровательной улыбкой, слушая рассказы Сынёна, и, что удивительно, никогда не забывал детали прошлых. Только вот никогда не соглашался на свидания.              Каждое занятие Сынён подходил к стойке и принимался за свою роль, а Даррен — за свою: один предлагал, второй — отказывал раз за разом. В отчаянии Сынёну приходилось снижать свои требования — не свидание, просто кофе, можно даже не в кофейне, а тут, внизу, в кафетерии. Но результат был неизменным: Даррен Чэнь говорил категоричное «нет» любому предложению. И когда через пару месяцев он все-таки согласился просто принять принесенный Сынёном напиток из Старбакс, тот сразу посчитал это достижением, замучив Ибо своей радостью по этому поводу.              Ибо даже не пытался увидеть что-то серьезное за этим торнадо флирта от Сынёна, со стороны ему казалось, что другу просто скучно, вот он и развлекается. И только когда в спортклуб пришел альфа с повязкой, а Ибо научился по-другому оценивать знаки внимания, задумался, что для шутки все очень затянулось. Он внимательнее присмотрелся и, наконец, заметил то, чего не видел раньше: Чо Сынён оказался безнадежно влюблен. Ни красивое лицо, ни тренированное тело танцора, ни яркие образы, которые он менял очень часто, пытаясь угадать, какой цвет волос сразит Даррена, — ничего из этого не помогало завоевать его внимание.              Даррен оставался все таким же вежливым, отстраненным, но неизменно внимательным к Сынёну. Они переписывались в вэйбо, где омега в основном получал только стикеры-реакции на свои сообщения. У него хватало такта не делать бесполезных вещей: не писать туда часто и без причины. Поводов у него действительно было очень мало. Разве что хвалить собаку Даррена. Сынён приходил в восторг от пса и был не прочь обсудить каждый выкладываемый хозяином ролик с ним. Тогда-то альфа и сбрасывал немного маску холодности и писал ему предложения, содержащие больше трех слов.              А потом Сынён рискнул и предложил сходить на концерт в клуб, где должны были играть его друзья, но ожидаемо получил отказ. Тут же расстроился и несколько минут не мог прийти в себя от удивления, когда спустя несколько часов от Даррена пришло сообщение:              «Во сколько и где тебя забрать перед концертом?»              Уже ночью они отправились бродить по городу до утра, а после этого Даррен впервые сам написал ему. Предложениями больше трех слов и, конечно, не о собаке. Их встречи стали частыми: сначала за кофе, следом небольшие прогулки после работы, постепенно перерастающие в свидания. К моменту, когда Даррен впервые остался ночевать у Сынёна, Ибо уже был в Лондоне, и не мог наблюдать за личной жизнью друга и слушать его хвалебные речи в сторону одного конкретного альфы. Но Сынён был бы не Сынёном, если бы не использовал для этого средства связи и личное присутствие, когда удалось приехать перед Рождеством. Соревнуясь за внимание с Ван Ином, он делился своим счастьем и одним очень тяготящим его сомнением.              Конечно же, Даррен потрясающий. Омега считал, что имеет право так думать, он проверил. Ибо, закатив глаза, предпочел с другом не спорить. А Сынён, между тем, стенал, что они вместе уже почти полгода, но он так сильно боится представить его своим родителям, что каждый раз оттягивает момент, как может. Дело все в том, что семья Чо владеет несколькими фабриками тканей, имеет эксклюзивные контракты с модными домами. Их семья богата и намерена разбогатеть еще больше, если правильно пристроить в хорошие руки сына-омегу. И такую партию они для Сынёна уже нашли.              И это тоже часть проблемы.              Сынён выглядел неуверенным и волнующимся, когда делился этим с Ибо. Что ему делать? Родители ждут, что он приведет в дом кого-то из их круга, с состоянием, а он счастлив с обычным администратором, который заканчивает Школу бизнеса в Шанхайском Университете. Живет в небольшой квартире рядом с работой и не слишком шикует, имея среднюю зарплату. Сынён не сомневался, что Даррен в состоянии найти работу после университета по своим способностям — он учится на отлично и имеет хорошие амбиции. Сам Сынён уверен, что тоже будет зарабатывать, работая хореографом после окончания учебы. Свое будущее ему виделось ясным и привлекательным.               Но как убедить родителей, что такой вариант жизни именно тот, который хочет их сын? Что он совсем не желает ехать ни на какие смотрины и вести беседы с занудным выбранным альфой — то, что альфа окажется именно таким, у Сынена была стопроцентная уверенность. Поэтому он уже дважды удачно их избегал, притворяясь и выкручиваясь, но делать подобные трюки бесконечно он просто не мог — ему, в конце концов, перестанут верить.              Ибо эта ситуация казалась до боли знакомой — почти все в их среде так живут. Ничего другого, кроме как напрямую поговорить с родителями, он не посоветовал. Можно скрывать отношения с Дарреном, но родители все равно когда-нибудь заметят. Кроме того, нужно было разобраться с тем женихом, что семье Чо предложили из семьи Гуань. Родители тоже просто так наверняка не сдадутся.              Сынён позвонил в январе и печально объявил, что теперь он в зоне боевых действий. Разговор не прошел хорошо. Родители долго кричали, что он не благодарный, что его лишат наследства, фамилии, что ему не оплатят учебу. Сынёна посадили под домашний арест. Водитель возил его в университет и забирал, не давая ступить ни шагу в сторону. Даррен оставался в его жизни только благодаря видеосвязи и чатам. Родители отказались наотрез с ним знакомиться. И Сынён проклинал свою беспечность, что не успел обсудить это лично и теперь пришлось сообщать альфе новости о настрое его семьи по фейстайму.              Даррен держался хорошо, уверяя, что пока он нужен Сынёну, его отношение не изменится. Он готов ждать и, если нужно, сражаться со всем миром за них.              А Сынён сходил с ума. Объявлял голодовку, вел себя неподобающе, психовал, пытался быть послушным, прилежным, но арест не прекращался, а решение его семьи оставалось неизменным. В конце концов, он решился на свидание с выбранным родителями альфой. Чо Сынён — это всегда Чо Сынён, у него есть план и даже план к плану на все случаи жизни.              Ибо покривился тогда, услышав его, а потом смеялся, представляя в деталях.              — Правда считаешь, что это сработает?              Сынён пожимал плечами и кивал:              — Они сами напросились.              Единственное, что потребовал омега от своей семьи, когда была назначена дата свидания с семьей Гуань, то, что он пойдет один. На втором свидании, если кавалер будет неплох, было решено встретиться семьями.              Родители, обрадовавшись, что дело идет как надо, согласились. Контроль практически убрали («Папа, мне нужна новая одежда, обувь, мейк и я хочу красивые волосы»), и Сынен приступил к подготовке встречи.              В вечер «икс» на парковке возле ресторана Сынён на заднем сидении начал творить магию: он переоделся в рваные черные вещи, обвешался крестами и цепями, вылил два баллончика с тоном разных цветов на волосы, из-за чего они приобрели мутный болотный оттенок, сделал устрашающий смоки и напоследок зажег сигарету в салоне, облив футболку пивом. И, только дождавшись, когда сигарета истлеет, вышел.              То, что он увидел в зеркале туалета на парковке, ему понравилось. То ли гот, то ли панк, воняющий ядерным составом: дыма, алкоголя и пота (да, Сынён специально в этой футболке занимался пару дней и не стирал). В последнюю минуту пришло в голову, что можно было бы татуировки временные наклеить. Жаль, упустил момент.              «Гуань Хун, жди меня, твоя омега спешит на свидание».              С высоко поднятой головой Сынен зашел в лифт и нажал кнопку этажа ресторана.              Администратор вздрогнул при виде его, и только то, что он отмечен как вип-гость, не дало возможности выставить омегу за дверь.              Когда его завели в зарезервированный просторный банкетный зал, Сынён обвел глазами богато украшенную комнату с единственным столом в середине, где его ожидало пять человек. Омега развязно поздоровался, разумеется, по-английски, отправляя за щеку шарик из жвачки, который, конечно, все заметили.              А Сынён наслаждался зрелищем: судя по возрасту, за круглым столом сидели двое дедушек, затем папа и сам отец семейства Гуань. А по левую руку от него, уткнувшись в меню, застыл его потенциальный жених. Лица старших выглядели так, что Сынён пожалел, что у него на лбу нет гоу-про камеры — он бы с удовольствием это записал, а потом бы еще хохотал с Ибо или Дарреном над этим.              Судя по взглядам семьи, они прикидывали: вызывать экзорциста, полицию или родителей этого омеги.              Сынён плюхнулся на стул, надеясь, что кроме визуального эффекта, семья получит еще и обонятельный. Поскольку присутствующие не смогли выдавить из себя ни слова, Сынён снова взял в руки инициативу:              — Очень приятно познакомиться, Чо Сынён, двадцать лет, Лев, Крыса. Учусь на втором курсе хореографического.              В тишине зала меню как-то оглушительно хлопает по столешнице, и Сынён переводит взгляд на Гуань Хуна. На нем золотистые очки, укладка, дизайнерский, прекрасно сидящий костюм. Совершенно растерянный, оглядывающий с головы до ног, цепкий и удивленный взгляд.              Потрясающий, как и всегда.              Даррен Чэнь.              В тот самый миг Сынён так судорожно охнул — громко, привлекая к себе внимание всех присутствующих, что весь маскарад стек с него разом. За волосы стало стыдно, за запах тоже.              Он скомкано попросил прощения и вышел из вип-зала, пытаясь вспомнить, где по дороге он видел туалет.              Когда он смыл с себя макияж, краску с волос, а футболку застирал, выжал и шипя надел мокрую, вошел Даррен. Альфа молча стянул с Сынёна несчастную футболку и накинул свой пиджак, ероша мокрые волосы. А потом как-то совсем по-мальчишески улыбнулся, притягивая Сынёна ближе к себе и держа в крепких объятиях.              — Ты мне объяснишь, что вообще сейчас было? — Сынён повернулся к нему с вопросом. — И нам не пора назад?              — Все ушли.              А потом они ехали домой к Даррену, и тот по дороге рассказал удивительную историю.              Сынён уже от родителей знал, что семья Гуань баснословно богата, у них огромная сеть тренажерных залов, спортивное питание, выпуск популярного энергетика, а еще они скупают недвижимость и строят. В том числе и то здание, где у Сынёна с Тэмином студия.              Даррен, точнее Гуань Хун, рос прилежным, но не слишком общительным альфой. И когда пришло время объявлять наследника, отец заартачился. Пошли разговоры, что сын жизни не видел, общаться не умеет, как ему бизнес такой доверить. Отличные оценки и практика в собственной компании отца не убедили.              Поэтому он и придумал, что сын должен с самого низа подняться и познать все тяготы трудовой жизни на своей шкуре. Особенно то, как сложно достаются деньги. И ни в коем случае ему не должна помогать их фамилия.              Папа качал головой и пытался спорить, но отец был непреклонен, единственное, что выторговал второй родитель — квартира сыну, которую тут же быстро купили.              Так Гуань Хун оказался администратором в собственном тренажерном зале, отрезанным от семейных счетов. И с именем Даррена Чэня.              А потом в его жизнь влетел Сынён. И Даррен и сам не понял, как привязался, влюбился и совсем потерял голову.              — Ты знал, что ты не беднее меня, почему заставил врать родителям?              — Я не знал, сколько еще отцу нужен будет этот фарс с погружением в рабочую жизнь. Может, это растянулось бы на годы.              — И ты не знал, что тебя будут знакомить со мной? — он подозрительно выгнул бровь.              — Мне было не интересно с кем, — Даррен пожал плечами. — Я думал, просто посижу часик и уйду. Мне было все равно, что там за омега, свидание с которым в очередной раз срывается. У меня есть ты.              Сынён, поджав губы, расстроенно посмотрел на Даррена:              — Я сегодня сильно облажался?              Даррен в ответ одарил его грустной и теплой улыбкой:              — Ты был очень убедительным. Будь на моем месте какой-то другой альфа, думаю, что твоя помолвка умерла бы, так и не родившись. Отличный образ, правда.              — Помолвку с тобой, получается, я тоже просрал?              — Это поправимо, — Даррен положил ему руку на бедро и чуть сжал. — Твои родители уже за нас. Осталось убедить моих, что то, что они видели — совсем не то, чем кажется.              Когда они приехали домой, Даррен не удержался и просил Сынёна сделать еще раз такой мейк, он не насмотрелся.              Всю оставшуюся часть года Сынён был занят тем, что пытался исправить ошибку, показывая себя как идеального омегу для их сына. Семья Гуань хотела отказаться полностью от кандидатуры, но их наследник стоял на своем так твердо, что они через время сдались и согласились на второе свидание. Хотя омега в прошлый раз выглядел совсем ужасно, и семья Чо по уровню доходов заметно им уступала.              Перед второй встречей Сынёна трясло даже больше. С аккуратно уложенной челкой, в приталенном костюме, едва заметно подведенными глазами он сразил омегу-родителя. С двумя членами семьи Гуань, которые за него, дело пошло лучше, настолько, что в конце года все же назначили дату бракосочетания.              А еще через год Сынён позвонил Ибо и шепотом, сбиваясь то и дело, сообщил, что они ждут ребенка. Отцовство Сынёна только украсило. Он не позволил телу потерять форму, регулярно занимаясь. Завел доуинь, снимая забавные ролики про себя и свое отцовство. Сделал несколько тату.              В конце концов, деятельная натура не выдержала. Сынён, пока сидел дома, придумал новый концепт для рекламы их тренажерных залов.              И Даррен был тем, кто разругался с родней, но сделал то, что они с Сынёном придумали. Потому что теперь реклама их сети — это яркие вызывающие красные полосы на черном, лаконично подчеркивающие логотип, украшает её единственное фото мужской спины. Это красивый и эстетичный кадр: бронзовая кожа, широкие плечи, проработанные мышцы с капельками пота и такие узнаваемые тату.              «Минимализм, простота и красота тела» против «Это мрачно, непонятно и неинформативно, сын!».              Когда баннеры с этой рекламой ушли в сеть и на улицы — на Сынёна обрушилась популярность.              Следующая серия плакатов была уже с его лицом, а в видеороликах он танцевал. Люди отлично приняли новую модель и ребрендинг компании.              Поэтому сейчас день Чо Сынёна расписан по минутам. Он молодой папа, у которого ребенок занимает утро и вечер каждого дня, в остальное время он снимается для бизнеса семьи Гуань, являясь теперь официальным лицом их сети. Кроме этого у него появились и свои рекламные контракты.              А также ему хочется открыть детскую студию танцев, и он подумывает стать спонсором какой-нибудь детской команды по футболу, их старший подрастает и Сынён сам хочет научить его тому, что любит.              Ибо усмехается своим воспоминаниям, достает телефон и пишет в чат Сынёну, спрашивая, когда у него будет «окно», он соскучился.                     

⊹──⊱✠⊰──⊹

                    Выйдя из машины, когда она останавливается возле родительского дома, Ибо несколько минут дает себе собраться с мыслями. Пусть он и отвлекся по пути, вспомнив историю друга, но в целом сконцентрироваться сейчас ему сложно. Он вымотан тяжелым перелетом, прошедшим еще и с опозданием, поездкой в Харбин, которую иначе как провалом не назовешь. Ситуация с новым проектом компании там оказывается критической, и только поэтому вместо того, чтобы вернуться в квартиру Сяо Чжаня и проспать в постели альфы до его прихода, зарывшись носом в подушки, Ибо едет к родителям.              Ему нужен совет.              Пройдя в дом и оставив чемодан в холле, он не знает, подняться ли сразу к отцу или пройти в кабинет. Подумав, все же выбирает второе.              Кабинет отца встречает его пустотой, немного прохладой и разбросанными кругом бумагами — у папы не очень получается следить за тем, что и куда он кладет, пока занят работой, в отличие от самого Ибо или же отца, которым это нисколько не свойственно. Точно такую же привычку Ибо наблюдает у Сяо Чжаня и вспоминает о ней сейчас с легкой улыбкой на губах, стараясь не думать о том, что случится, если кандидатура Сяо Чжаня для родителей окажется неприемлемой. Возможно, схожесть привычек сыграет свою роль, и для Ван Ибо эти мысли уже хороший знак.              Он усаживается на диван, вытаскивая из рабочей сумки ноутбук, папку с документами и тянется к телефону, чтобы оповестить родителей о своем приезде. Одно короткое сообщение в общий чат с ними, и пару минут спустя, когда он, откинувшись на спинку дивана и прикрыв глаза, пытается вздремнуть, окутанный знакомым и родным запахом, дверь в кабинет открывается, являя на пороге хозяев дома.              Папа аккуратно и осторожно ввозит инвалидную коляску, оправляя на ходу чуть съехавший плед. Недовольный голос отца разносится по кабинету привычным звуком, отчего Ибо тихо усмехается, по-доброму так и счастливо: отношения родителей не всегда выглядят идеальными, но вот такие вот моменты заботы, когда папа строгим и непреклонным голосом отчитывает сурового отца, ворчащего на мужа от смущения, говорят о многом.              Улыбнувшись, Ибо помогает родителю втолкнуть коляску внутрь кабинета, а затем обнимает обоих по очереди. Отец расплывается в улыбке, задерживая его руку в своей чуть дольше, и Ибо невольно чувствует слабый отголосок боли, понимая, насколько все изменилось. Она проходит быстро — отец выглядит бодро и свежо, несмотря на недавно перенесенную операцию. И пусть поначалу отрадно слышать о том, что хоть опухоль и удалена полностью, принять последствия оказывается тяжелее: что-то пошло не так, и, очнувшись, Ван Ян потерял контроль над левой стороной своего тела.              От прессы и общественности состояние отца удается скрыть благодаря папе, который, кажется, успевает везде — и с отцом побыть, и помогать Ибо в работе, и воспитывать младшего сына. Ибо немного восхищен.              Когда они заканчивают с разговором о состоянии здоровья отца и принимаются за обсуждение дел компании, живот Ибо предательски урчит, заставляя услышавшего папу нахмурится. Ибо лишь отмахивается, улыбаясь ему, и вновь возвращается к обсуждению.              — Рабочие, значит, еще митингуют? — Ибо кивает.              — Им не нравятся условия, хотя они, на мой взгляд, лучше некуда — это тот максимум, что мы можем дать.              Папа хмурится, отбирает у отца документы, пробегается по ним взглядом, и с каждой проходящей секундой его лицо становится все суровее и суровее. У Ибо неприятное чувство внутри.              — Им не нравится, что будет происходить модернизация, — говорит Ибо и пожимает плечами, опережая вопросы Чжан Чэня.              — Их можно понять, — папа откладывает бумаги, — кому понравится компания-новатор, перекупающая и модернизирующая старые металлургические предприятия? С их точки зрения, мы лишаем их работы и дохода, закрывая старые и убыточные цеха и строя рядом новые. Жизнь этих людей изменится, а к переменам никто не бывает готов.              Ван Ибо хмурится.              — Это же не так, — он поджимает губы. — Мы предлагаем очень хорошие условия. Сам же знаешь, что пройдет достаточно времени, прежде чем мы сможем запустить новый завод, а к этому моменту уже весь рабочий персонал сможет обучиться новой технологии производства. Никто не останется без работы.              — На заводе трудятся тысячи человек, — Ван Ян вступает в беседу. — И возрастная категория достаточно обширная. Если молодое поколение еще согласно пройти курс обучения, то как быть с теми, кто уже в возрасте?               — Мы построили с нуля два завода в Европе, папа, — Ибо не понимает, к чему ведет родитель. — Без всякой поддержки, без дополнительных инвестиций. И смотри, какую прибыль сейчас они приносят. Неужели ты думаешь, что мы не справимся с тем, чтобы обучить возрастной персонал?              — А разве они уже согласились?              На этот вопрос у Ван Ибо нет ответа.              — Именно, — делает заключение Ван Ян. — Вот поэтому я считаю, что нужно еще раз пересмотреть наши предложения.              Ибо задумывается.              — Это промышленный район, — Чжан Чэнь хмурится, стоит супругу начать. — Предприятия нового поколения там никто никогда не строил — большинство тех заводов принадлежит нашим конкурентам, но нам удалось пробиться и выкупить один. Рабочим была предложена компенсация за время простоя в связи с начавшейся оптимизацией персонала так же, как и выходное пособие для тех, кто не подходил по возрасту. Но им явно эти условия не по душе.              Пока родители начинают между собой тихо переговариваться, Ибо думает, что отец описывает все верно. Что действительно, рабочие в Харбине не принимают их условия по какой-то неизвестной им причине, считая, что предложения, что ссыплются от нового руководства не имеют под собой почвы и не вызывают доверия.              А ведь поначалу все выглядело иначе. Ибо знает, что только разрешив все бюрократические вопросы с местом постройки нового цеха, переговорная группа сталкивается с куда более серьезной проблемой — митингующими. В ярких жилетах, появившиеся на месте с плакатами-растяжками и воздвигнувшие палатки, явно говорящие всем присутствующим, что подобное затянется надолго.              Конечно же, им выдвигают требования. И все они касаются больше доходной части, чем других насущных проблем, и, встретившись впервые с их переговорной группой, Ибо предлагает им самые выгодные условия, которые способна обеспечить его компания. Шаткое равновесие в процессе обсуждения установить все же удается, но тяжко и кропотливо, выслушивая просьбу каждого и тут же пытаясь дать хоть какой-то ответ.              Наверное, делать этого не стоило сразу, и Ибо только сейчас понимает, что в тот момент его уверенно водили за нос, промучив достаточное количество времени и якобы уйдя для принятия решения.       На тот момент он и правда считает, что проблема решена.              Оказывается, что это не так: пару дней спустя, когда ему сообщают, что все его предложения были не приняты и митингующих стало в разы больше, Ибо задумывается о том, что все идет вопреки здравому смыслу и похоже на чей-то сценарий. Возможно, дело не только в беспокойстве рабочих за свое благосостояние после покупки завода компанией семьи Ван.              Проект постройки нового цеха «замораживается», подрядчики отказываются от сотрудничества. Простой длится неделями, Ибо никак не может найти нужного решения, потому что переговорная группа бесконечно меняет свой список требований. Последняя встреча в Харбине с митингующими проходит с тем же успехом.              Те, к слову, времени даром не теряют, добавляя и ставя во главу списка самое главное требование — отставку нового директора.              — То есть, — подводит итог папа, — им мало того, что ты предлагаешь им высокую для их региона оплату труда, бесплатное обучение, полный социальный пакет и прочие бонусы?              — Да, — Ибо горько усмехается. — Они считают, что мне нельзя доверять. В силу своего возраста я кажусь им совсем не пригодным для управления.              Ван Ян переглядывается с мужем, а тот кивает ему, и Ибо, наблюдая за их молчаливым диалогом, внезапно ловит себя на мысли, что это, наверное, и есть самые что ни на есть успешные отношения. Идеальные. То, что останется неизменной константой несмотря ни на что.              «Интересно, — мелькает в голове, — а можно ли назвать наши с Сяо Чжанем отношения такими же? Могут ли они стать такими же и продлятся двадцать или же тридцать лет, не потеряв былой искры?»              Ибо хочет верить, что такое возможно.              Из собственных мыслей его вытаскивает тихий и спокойный голос папы. Тот, закрыв крышку ноутбука и сложив ровной стопкой бумаги поверх металлического каркаса, внимательным взглядом рассматривает сидящего напротив сына и, когда ловит его немного расфокусированный и непонимающий взгляд, повторяет:              — Мы проходили уже подобное раньше, — отец с ним соглашается. — Очень похоже на то, что это управляемый процесс, который контролируют неизвестные нам лица. Скорее всего — прямые конкуренты.              — Думаешь, это действительно может быть их целью? Моя отставка? — верить в это Ибо не хочется, но все факты и аргументы, которые ему приводят родители и которые он сам лично видит, говорят сами за себя. — Но это же ничего не изменит, — когда оба родителя выразительно выгибают брови, Ибо тушуется и, прокашлявшись, поясняет: — Если я уйду с поста руководителя, проект все равно будет запущен. Нет смысла прикрывать его. Какой толк кому-то от моего отстранения?              На лице папы появляется странное выражение. Он хлопает себя по бедру и замечает:              — Вот и главный подвох, — во взгляде напротив появляется мягкость. — Ибо, скорее всего, у того, кто стоит за всем этим, есть свои методы и он уверен, что сможет надавить на нового директора. Возможно, он считает, что сможет остановить модернизацию, а это сильно ударит по нашей компании. И по доверию инвесторов. Также мы не можем отбросить и личную месть.              — На самом деле, — отец согласно кивает, — есть много вариантов, что может произойти, если мы уступим. Но мне ни один из них не нравится.              — Тогда полиция? Мы можем попросить их вмешаться, — делает еще одну попытку Ибо. — Митингующие все еще на нашей земле и действуют незаконно.              — Исключено. Этим ты только привлечешь внимание прессы и общественности. Тогда скандал наберет еще большие обороты, чем уже есть. Представь себе как смогут подать это журналисты, видя как полиция разгоняет несанкционированный митинг. Наша компания никогда не отмоется потом.              — Смена руководства — нелогичное требование, — папа поднимается и начинает в задумчивости ходить по кабинету. — Все это будет озвучено на совете директоров, где большинство акционеров выступают за модернизацию. К счастью, все хотят получить не убыточное захудалое предприятие, каким оно является сейчас, а инновационный проект, делающий товар, который не стыдно продавать по всему миру. Любой новый руководитель заинтересован будет не отклоняться от плана.        Есть, конечно, небольшие риски. Не забываем, что люди — продажны. Даже очень богатые, только у них ценник другой. Но мне этот вариант кажется маловероятным. В любом случае, нельзя терять контроль над Харбинским проектом. Тем более, — в его голосе слышна сталь и уверенность, — ты и твои люди работали над ним еще в лондонском офисе. Твое первое крупное предприятие, и его нужно довести до конца.              — Так мы и доведем, — пожимает он плечами. — Я все еще буду акционером.              — Да, это даст тебе возможность решать ключевые моменты и получать прибыль, но не руководить. А ведь ты хочешь быть частью того, что получится в итоге?              У Ибо есть силы только кивнуть. Он согласен со всем, что тут было сказано, но привитое с детства чувство ответственности не оставляет ему выбора.              — Проект все равно важнее, — добавляет он тихо. — Как бы то ни было, но работы там должны продолжаться. Нельзя останавливаться. Мы и так уже сильно затягиваем, ломая все графики.              — Всё это так не вовремя, — отец кривит в досаде лицо и постукивает по подлокотнику. — Потому что моя кандидатура оказалась бы первой на рассмотрении преемника. И я бы согласился, но сейчас это невозможно.              — У меня есть еще пара мыслей, — папа подходит к Ибо и осторожно касается его плеча. Присутствие родителя, его родной запах и легкое поглаживание по шее и волосам успокаивает, погружая Ибо в спокойствие. На взгляд мужа папа лишь поясняет: — если это все же просочится в прессу, мы должны показать, что сделали все, что в наших силах.              И с этими словами Ибо поднимается, пересаживаясь к отцу ближе. Папа подходит тут же, и они достают распечатки и вновь начинают долгое обсуждение.              Когда он переступает порог квартиры Сяо Чжаня, падая в его объятья и вдыхая тут же родной аромат, часы показывают глубокую ночь. Проснувшись утром, он лишь разочарованно стонет, разглядывая розовый стикер на холодильнике — Сяо Чжань уехал в очередную командировку, а Ибо так надеялся провести половину освобожденного дня в обществе любимого человека.                            

❈══════❖═══════❈

                    Когда свадебный организатор агентства «Белый кролик» покидает их, напоследок уточняя свои скучные вопросы, Сяо Чжань с облегчением выдыхает и ослабляет узел галстука. В висках стучит — оказывается, подобные встречи выматывают похлеще изнурительных переговоров.              Исин хмыкает, отпивая из кружки кофе. Его телефон снова вибрирует от входящих сообщений, но тот даже не смотрит, лишь хмуря брови. Сяо Чжань недоумевает: за последний час встречи сообщения приходят Исину чуть ли не каждые десять минут, и это определенно не рабочие моменты, раз омега не прерывается, чтобы ответить.              У Сяо Чжань появляется догадка, кто это может быть.              Отпив из стакана, он окидывает фальшивого жениха взглядом, отмечая немного нездоровый вид. Если раньше подобное состояние омеги можно было списать на огромное количество работы, то сейчас что-то подсказывает Сяо Чжаню, что дело явно не в любимом детище Чжан Исина.              На самом деле это даже не его проблема. Он может спокойно игнорировать ее и продолжать устраивать — условно, конечно, — свою личную жизнь, но Исин не заслуживает к себе подобного отношения, и единственное, что останавливает Сяо Чжаня — Исин сам не расскажет. А альфа вроде как не в курсе того, что произошло в его жизни. И уважать тайны друг друга они умеют.              Усмехнувшись собственным мыслям и отогнав от себя легкое раздражение — он еще немного зол на Джексона Вана, что помешал им с Ибо, пусть они и все равно провели вечер приятно, но.              Джексон Ван, судя по всему, остается не только его проблемой.              Исин, раздраженно запихнув телефон в карман, подзывает к себе официанта и заказывает еще одну чашку кофе. Сяо Чжань бросает короткий взгляд на часы: у него есть около получаса на то, чтобы посидеть с другом.              — Выглядишь счастливым, — дождавшись, пока перед ним поставят заказ, замечает Исин и делает глоток.              Сяо Чжань крутит в руках свой стакан с водой, немного расплескивая ее по столу.              — Не могу ответить тебе тем же, — осторожность в голосе не помешает. — Что-то случилось?              Исин только пожимает плечами. Знакомо так, почти безразлично, и в этом жесте можно спокойно уловить его не озвученное «Работа».              «Ага, — хочется возразить Сяо Чжаню, — работа».              — Если бы это была она, ты бы давно ответил, — в этот момент телефон Исина снова громко вибрирует, и тот вымученно прикрывает глаза, с шумом выдыхая. Сяо Чжань растягивает губы в улыбке и продолжает:              — Помнится, когда мы виделись в последний раз, то оба собирались построить счастливое будущее. Но ты не похож на того, кто пытается воплотить задуманное. Что-то случилось?              Исин молчит, поджав губы.              Сяо Чжань не торопит его, наблюдая из-под прикрытых век за ним.              — Да как-то не сложилось, — для него непривычно вот так уходить от прямого ответа. Когда Сяо Чжань смотрит на него пристальным и выразительным взглядом, ему приходится сознаться: — Просто очередная ошибка.              Сяо Чжань хмурится. Ступая по этому хрупкому льду, он не очень-то уверен, что получит ответ на свой следующий вопрос, но сам Исин, устало проведя рукой по глазам, продолжает, и в его голосе все отчетливее слышно напускное безразличие.              — Видимо, от альф в моем случае придется ждать только одного, — слабая ухмылка появляется на его губах.              Сяо Чжань осторожно уточняет:              — Обманул или не оправдал ожиданий?              Недолго между ними стоит тишина. Снова мимо проходит официант, и Исин прослеживает за ним взглядом, постукивая пальцами по столу. Резкий и глухой звук отдается меж ними — видно, что омега нервничает.              — Все вместе.              Сяо Чжаню немного стыдно. За собственное счастье, за то, что в отличие от Исина, может похвастаться отличным партнером. И еще за то, что считает Джексона точно такой же жертвой обстоятельств, как и друга.              Чувство это проходит быстро, не задерживаясь, потому что Исин начинает говорить. Делится с ним сокровенной тайной, и, слушая ее, Сяо Чжань старается не лезть, не давить, давая Исину полную возможность выговориться.              И он говорит:              — Просто один из тех, кто считает, что может получить желаемое только из-за того, что у него есть узел, — каждое слово дается Исину с трудом: видно, что тот словно выталкивает слова через рот, озвучивая и обнажая правду. — Еще один из тех, кто хочет легкого пути в мир шоу-бизнеса.              Сяо Чжань цокает.              — Скверно звучит.              — И ощущается, — на него вскидывают взгляд, и в один короткий миг Сяо Чжань видит, насколько Исину больно. Он пытается улыбнуться ободряюще, но, наверное, у него не получается, раз Исин лишь хмурится. — Жаль, что я сразу не понял этого.              Его рассказ совершенно отличается от рассказа Джексона. Всем. И Сяо Чжань делает еще одну попытку узнать больше подробностей.              — Может, это недоразумение? — спрашивает он.              — Перестань, — резко обрывают в ответ. Голос у Исина словно сталь, режет остро и с болью. — Он даже не скрывал. Сознался. Я просто…              Исин вздыхает, кусая губы. Его телефон снова отзывается тихой вибрацией, и Сяо Чжань, наконец, понимает, кто может быть таким упертым.              — Стоило привыкнуть, — продолжает меж тем омега, — что люди от меня редко хотят чего-то, кроме того, что может им дать мое положение или моя семья.              Он не добавляет, но Сяо Чжань почти слышит его тихое, полное непонимания и отчаяния, не озвученное «Хотят меня самого».              И альфа понимает. Потому что сам до встречи с Ибо считал, что так не бывает. Что всем вокруг от него нужны именно статус, влияние, положение в обществе. В конце концов, деньги. Людям с их положением очень тяжело найти искренность.              Оказывается, что он ошибался; есть человек, для которого Сяо Чжань — самая любимая мозаика, которую этот самый человек собирает. Состоящая из билетов в кино, совместного поедания мороженого, поездок на машине, любимых песен, книг, улыбающихся селфи. Наполняющаяся тихими вздохами, стоит губам соприкоснуться друг с другом — сладкий и медленный поцелуй кружит голову и ослепляет, когда одновременно с ним следуют и объятья, и теплые касания, а улыбка ощущается терпкой горечью утреннего кофе.               И сейчас, имея это все, ощущая это приятной волной безграничного счастья, Сяо Чжань не знает, что можно сказать Исину в качестве поддержки. Просто слов недостаточно. Обычное «Я понимаю» тоже не к месту — потому что уже было так, с Исином это происходит не в первый раз, и каждый раз сердце омеги получает новый шрам.              Вздохнув и протянув к Исину руку, сжимая его ладонь, Сяо Чжань просто смотрит. Молчит, прожигая взглядом лицо напротив, и Исин, прикрыв на секунду глаза, лишь мягко улыбается, освобождая руку.              — Мне…              — Самое удивительное, что я почти поверил, — задумчиво проводя пальцем по стакану Сяо Чжаня, Исин склоняет голову на бок. — Он сразу запомнил всех моих котов, каждого по имени, представляешь? — кивок. — Только вот Лобо держался от него подальше, словно бы чувствовал что-то.              В его словах чудится слабая надежда. Будто бы Исин и сам до конца не может осознать и принять случившееся.              Сяо Чжань видит в этом знак.              — Может, стоит все же дать один шанс? — пожимает он плечами. — Поговорить, разъяснить?              — Чжань-Чжань, — упрямо и твердо, — он не отрицал своей выгоды. Мне противно даже вспоминать об этом. Почему он просто не мог спросить меня с самого начала? Почему людям обязательно нужно обманывать, Чжань-Чжань, искать какие-то выходы и входы, чтобы лучше себя показать? Почему?              У Сяо Чжаня нет на это ответа. Если честно, он вообще уже сомневается, что в данный момент они обсуждают Джексона. Потому что история не складывается совсем.              — И еще, — Исин делает глубокий вдох, прерывавшись на миг. — Ходят слухи, что он себе позволяет очень недостойное поведение, — добавляет тут же, поймав непонимающий взгляд альфы: — Распускает руки в сторону омег. А ты знаешь, как я ненавижу, когда альфы строят из себя мужланов, считая омег слабыми и ни на что не способными.              — Разве слухам можно верить?              — А разве они, Чжань-Чжань, возникают на пустом месте?              Его последние слова звучат слишком грубо. Резко. Становится понятно, что лучше прекратить разговор, никак больше не затрагивая эту тему.              Сяо Чжань выдыхает, а потом отвлекается на собственный телефон — приходит сообщение от секретаря, и альфа тут же погружается в его чтение. Исин уходит первым, на прощание бросив короткое «Увидимся». Его телефон все так же продолжает настойчиво вибрировать входящими уведомлениями.              

      

⊹──⊱✠⊰──⊹

                    Ван Ибо валится с ног. С трудом закрыв за собой дверь, он проходит в гостиную, стягивая одежду прямо на ходу. Пиджак остается лежать у порога, Ибо перешагивает через него, не заботясь ни о чем, кроме собственного комфорта.              — Привет, — Сяо Чжань отрывает взгляд от ноутбука и расплывается в улыбке. — Думал, что ты не приедешь.              Ибо ничего не говорит. Лишь только фыркает, фокусируя взгляд на кружке кофе в руках Сяо Чжаня, а затем, решив, что немного нужно приободриться, направляется к кухонной стойке.              — Детка? — Сяо Чжань следует за ним, и беспокойство в его голосе пока еще слабое. — Все в порядке?              Правду говорить не хочется. Бизнес — последнее, что волнует в данный момент. Мыслей и так куча, мрачных и тяжелых. Ситуация в Харбине лишь набирает обороты, последние два дня он только и делал, что пытался решить ее снова и снова, но.              Ничего не выходит. Вторая сторона не идет на уступки, а это значит, что Ибо предстоит принять сложное решение.              В последние недели, после выдвинутого требования об отставке, Ибо практически ночует на работе, устает настолько, что забывает поесть. И, если бы не сообщения от Сяо Чжаня, приходящие, пока Ибо находился в командировке, в которых альфа интересуется его состоянием, он бы так и вовсе забывал о простых потребностях организма.              — В относительном, — заверяет он. — Просто устал.              Щелчок кофеварки отвлекает Ибо от всего остального, кроме механических действий: достать кружку, налить напиток и сделать первый глоток. Он выполняет это все механически, в полной тишине, и когда Сяо Чжань подходит к нему, вставая сзади почти вплотную, вздрагивает от неожиданности.              Альфа все так же молча кладет руки ему на плечи. Массирует легкими движениями, пуская томные волны по всему телу Ибо. Поразительно, как Сяо Чжань чувствует его. Словно они разделенный надвое один цельный механизм; будто Сяо Чжань каким-то чудом проник Ван Ибо в голову, и сейчас считывает все его желания.              Ибо нравится.              — Пойдем, уложим тебя спать, — предлагает Сяо Чжань, разворачивая его к себе.              — Нет, — Ибо отрицательно качает головой. — Давай побудем так еще немного.              — Хорошо, — соглашаются с ним. — Сколько захочешь.              — Пока не подзаряжусь, — шутит Ибо. В ответ на вопросительный взгляд он щурит глаза: — Ты — моя батарейка.              — Твоя?              — Персональная.              А потом Сяо Чжань, издав тихий смешок, целует его. В нос, лоб, скулы, пока не касается губ. Неторопливо, совсем робко, и поцелуй этот сейчас не похож ни на один из прежних поцелуев, что были между ними.              — Знаешь, — между поцелуями говорит Ибо, — не могу остановиться.              Сяо Чжань улыбается прямо ему в губы, поглаживая затылок, и по телу проносятся приятные волны. Кажется, что можно остаться так навечно, и, если бы у Ибо сейчас спросили, хочет ли он чего-то, кроме этого, у него не найдется ответа.              Потому что все необходимое ему сосредоточено в Сяо Чжане.              Его мягкие губы, нежные и податливые; целовать их — приятно и восхитительно. Ибо чудится, что он никогда не насытится. Что ему нужно больше — прикосновений, одного дыхания на двоих, объятий.              — Не останавливайся, — Сяо Чжань на мгновение отстраняется. Нежность его рук — слишком для Ибо, от нее тугой ком внизу живота становится тяжелее. Сяо Чжань смотрит на Ибо пару вздохов, а потом уверенно шепчет: — Никогда.              Каждый из их поцелуев разный и одновременно похожий, будто под кальку. Ибо подается вперед, втягивает Сяо Чжаня в еще один.              — Хочу мороженого, — говорит он, когда они снова прерываются. У него болят губы и кружится голова от легкой эйфории. Думать о чем-то, что не касается их двоих — Сяо Чжаня — не хочется совершенно, и он позволяет себе это. — Только с апельсиновым сиропом.              Сяо Чжань прижимается щекой к его щеке, и его голос, полный нежности и чуть хриплый от желания, разносится в этой уютной тишине:              — Может ужин?              — В другой раз. Давай просто фильм.              Когда спустя несколько минут они устраиваются в гостиной на диване, Сяо Чжань тянется к пульту от телевизора, включая его. На первом попавшемся канале идет какой-то зарубежный фильм, и в чужой речи Ибо улавливает знакомые слова. Чуть приоткрыв глаза, он всматривается в мелькающую на экране картинку, понимая, что не ошибся, и фильм действительно известен ему. Ибо касается лица Сяо Чжаня, разворачивает к себе, и в полусумраке комнаты глаза Сяо Чжаня полны восхитительной чувственности.              — Не смотри его, — хрипло и с трудом произносит Ибо, облизывая губы. Сяо Чжань непонимающе хмурится, подставляет ложку с мороженым к его рту, и Ибо касается кончиком языка холодной сладости.              — Почему? Тебе он не нравится?              Ибо открывает рот, позволяя Сяо Чжаню отправить ложку внутрь. Томно прикрывает глаза, издав тихий стон, и только потом говорит:              — Он заканчивается плохо.              Сяо Чжань не сводит взгляда с его губ. Ибо чувствует, что они немного прохладные и невольно снова облизывает их, покрывая слюной. Вкус мороженого во рту притупляется, почти исчезая, и он приоткрывает рот снова, намекая.              Но вместо того, чтобы снова покормить его, Сяо Чжань молчит и продолжает смотреть на него, а потом, когда Ибо уже готов снова потянуться к ложке, спрашивает его о чем-то, глубоко вздохнув.              — Никакого «долго и счастливо»? — наконец доходит до него.              Ибо слабо кивает, когда Сяо Чжань, все же черпнув из стаканчика еще одну порцию лакомства, нажимает ложкой на нижнюю губу. Втянув в рот, он посасывает ее всего ничего, прикрывая глаза от удовольствия.              Мороженое в руках Сяо Чжаня тает, как тает у него же на губах, растворяясь сладостью и легкой свежестью. Ибо тонет во всем этом, отдаваясь поцелую полностью, тонет и тонет, что почти отключается, когда Сяо Чжань, отставив стаканчик с мороженым, укладывает на диван и обнимает.              Сяо Чжань гладит его неторопливо, целует в шею. Шепча какие-то глупости на ухо, и от его шепота идет нежная и теплая волна по всему телу, отчего оно становится безвольным, мягким и податливым — Сяо Чжань ждал его, понимает Ибо, и мир перестает существовать окончательно.              Не существующий и не видимый никому индикатор батарейки Ван Ибо начинает мигать постепенно заполняющимися делениями.              Близость Сяо Чжаня позволяет Ибо ощутить себя ведомым, нужным, и необходимость в этом всем настолько сильна в нем сейчас, что, всхлипнув, Ибо чувствует, как руки альфы, горячие и нежные, водят по бокам и приносят облегчение.              Они целуются неспешно, не разжигая общую страсть, а лишь подпитывая ее собственным дыханием и чувствами. Переплетают пальцы, сжимая руки, Сяо Чжань лежит на нем сверху, и тяжесть его тела настолько правильна, настолько волнующая, и Ибо лежал бы так вечность или больше, не обремененный ничем.              — Сердце мое, — шепот Сяо Чжаня похож на сладость. Ибо расплывается в улыбке, тянется снова с поцелуями, разморенный чужим теплом и знакомым запахом. — Пойдем, положу тебя в кровать.              Ибо трется носом о его грудь, втягивая воздух. Он не может насытиться, аромат Сяо Чжаня в нем бурлит и пульсирует, перекатываясь волнами-вспышками, и это похоже на сон, действительно сон, необыкновенный и удивительный.              — Здесь хорошо. Давай не пойдем? — зевая, просит Ибо. Усталость наконец берет свое, речь его становится невнятной, едва слышной, и, зарываясь снова Сяо Чжаню в шею, Ибо просит: — Только переключи фильм.              Последнее, что сохраняется в его памяти, имеет привкус чужих губ и тихое «Спи, сердце мое».