Я считаю шаги до двери в твою жизнь

      Ибо нервничает, пока такси везет их по знакомым улочкам к родительскому дому. Он сомневается, правильно ли поступает, решая приехать сейчас к ним с Сяо Чжанем. После обрушившейся на него новости о том, что Сяо Лиан собирается рассказать правду о его омега-статусе, и Ибо, и Сяо Чжань уверены, что действовать нужно сообща, обратившись за помощью к чете Ван. И для этого сначала придется рассказать родителям об их отношениях и только потом неприятные новости.              Поэтому он звонит папе, договаривается о встрече на следующий день и добавляет в конце:              — Мы приедем к трём, — и, отвечая на вопрос папы «кто это — «мы»?», Ибо уточняет: — Я и моя пара.              Вечером Ибо думает, что это — отличная идея, но сейчас, когда до встречи остается меньше часа, сомнения грызут изнутри и оставляют неприятный осадок.              Правильно ли это? Не то что он не хочет рассказывать родителям или же они против — папа уж точно нет. Ибо помнит его маленькую заминку после услышанного ответа, помнит, как он задал вопросы по поводу предпочтений в еде его пары, а потом просто коротко ответил: «Будем вас ждать к обеду» и закончил разговор.              Оказывается, это не так сложно, но беспокойство так и не отпускает Ибо.              «Что может пойти не так? — спрашивает себя Ибо и отвечает незамедлительно: — Буквально всё».              Но, несмотря на это, Ибо очень хочет представить родителям Сяо Чжаня как свою пару. Как партнера, которого он выбрал еще пять лет назад, и уж потом поведать обо всем остальном.              Сяо Чжань чувствует его нервозность. Отвлекая разговорами о незначительных вещах, он обнимает его всю дорогу, и у Ибо получается переключиться, слушая родной голос. Прикрыв глаза, Ибо ободряюще улыбается и посматривает на часы, отмеряющие время до встречи с родителями.              — Может, стоило купить Ину подарок? — Сяо Чжань шепчет свой вопрос Ибо на ухо. Ибо слегка мотает головой, отвечая, что Ван Ина сегодня не будет дома. Ибо кусает губы, ощущая неуверенность. Что, если родители не одобрят Сяо Чжаня, партнера-альфу, что будет тогда с ним? Заметив его состояние, Сяо Чжань зовет его: — Эй, посмотри на меня, сердце мое.              И тот смотрит. Поднимает на Сяо Чжаня свой взгляд, не спеша выходить из машины, уже припаркованной возле родительского особняка. Вместо этого Ибо дает себе несколько минут для передышки, пытаясь улыбкой ответить на чуть обеспокоенный взгляд своего альфы. Но она выходит кривой, Сяо Чжань берет его за руку и легонько сжимает, пытаясь приободрить. Тепло от его прикосновений разносится по телу, успокаивая и согревая.              — Мы можем уехать, — мягко предлагает он.              — Нет, — Ибо отрицательно качает головой. — Нельзя. Мы сделаем это сейчас.              — Ты точно уверен?              — Да, — он медленно дышит. — Просто посиди со мной так немного. Всего минуту.              Кивнув, Сяо Чжань притягивает его к себе и снова обнимает. Но тут же отстраняется, убирая упавшую на глаза челку, задерживая руку у Ибо на затылке. Ласковый, нежный взгляд заставляет того улыбнуться снова, в этот раз уже по-настоящему искренне. Ибо успокаивается в его руках, вдыхает родной запах, а потом пихает Сяо Чжаня в бок, поторапливая и делая вид, что не было никакой заминки.              Тишина и уют встречают их, стоит переступить порог дома. Просторные комнаты, огромные французские окна, теплые полы, на которых можно сидеть и лежать в любое время, мягкие диваны. Светлые оттенки в интерьере, привычный с детства запах — Ибо любит возвращаться в место, где вырос. Всякий раз, когда он оказывается здесь, любая проблема кажется решаемой, словно этот дом обладает каким-то волшебством.              Планируя найти родителей на большой веранде, где сквозь панорамные окна можно любоваться цветущим зеленым садом и где, скорее всего, и накрыт стол, Ибо уверенно проходит по просторным коридорам и комнатам, наблюдая, как Сяо Чжань то и дело вертит головой, осматриваясь. Он делает это с любопытством маленького ребенка, оказавшегося в незнакомом, но интересном месте, и Ибо ловит себя на мысли, что в следующий раз (если он у них будет), он обязательно проведет альфу с экскурсией по всему особняку, показывая любимые места, большой балкон, сад с его укромными местечками и свою детскую спальню.              Интересно, похожи ли дома, в которых они выросли?              — В вашем доме столько уюта, — вдруг тихо произносит Сяо Чжань, будто уловив мысли Ибо. — На наш совсем не похож. Дом, в котором я вырос, больше напоминает музей, можно только смотреть, трогать — запрещено. А здесь же все пропитано любовью.              Сочувствующе улыбнувшись, Ибо крепче сжимает ладонь Сяо Чжаня в своей руке. До конца он вряд ли понимает, о чем говорит альфа. Выросший в атмосфере любви и заботы, к семнадцати он понял, что это ему наскучило и кажется чрезмерным, так что всей душой рвался уехать. И только вернувшись из Англии, он понял, что был не прав.              Гостиную и веранду разделяют высокие стеклянные стрельчатые окна. Сжимая сильнее руку альфы, Ибо подходит к одной из створок, вблизи оказавшейся дверью, и уверенно шагает вперед. Родители сидят за круглым накрытым столом к ним спиной, тихо переговариваясь. Шум привлекает их внимание, папа, обернувшись, встает, расплываясь в улыбке и держа руку на плече отца. Оба они смотрят на вошедшего Ибо, а затем уже на Сяо Чжаня, появившегося следом за ним.              — Ибо? — папа выглядывает им за спину, но никто больше не появляется.              Неловко остановившись перед столом, Ибо, чувствуя рядом присутствие Сяо Чжаня, набирает побольше воздуха.              Отчего же так трудно?              И, собравшись, он как можно более жизнерадостно начинает:              — Родители, это Сяо Чжань. Мы с ним встречаемся, и он — моя пара.              Ибо внутренне стонет: у него в голове это звучало куда лучше, чем получилось вслух. Но это чистая правда, скрывать которую Ибо больше не хочет, он готов к вопросам, объяснениям. Кусая губы, он кидает осторожный взгляд на потерянных отцов и замирает, кажется, даже не дыша.              Ван Янь разглядывает их внимательным и пристальным взглядом. Между бровей залегла суровая складка, из-за которой в детстве Ибо всегда думал, будто отец злится на него. Только вот грозный вид он напускал для вида, и Ибо со временем научился это понимать.              После положенных взаимных приветствий Ван Янь делает неопределенный жест рукой, и они занимают места за столом. Ибо смотрит на расстояние между ними и ему кажется, словно Сяо Чжань сидит теперь не в метре от него, а на другом конце галактики.              Неловкость висит над ними большой черной тучей. Трогать опасно, Ибо не знает, что сейчас может произойти, только ждет хоть какой-нибудь реакции. Папа отмирает первым. Прокашлявшись и все также не убирая натянутую улыбку с лица, спрашивает:              — И как давно вы вместе?              — Второй раз — уже почти год, — расслабиться не получается, он так и сидит с прямой спиной на удобном и, как раньше казалось, любимом стуле. Всё на этой веранде нравится ему, но только вот сейчас почему-то он нисколько не ощущает себя комфортно.              Молчание затягивается. Папа еще раз обводит всех взглядом, показушно задержав внимание на столе, и преувеличенно заботливо обращается к Ибо:              — Не поможешь мне, Ибо? Совсем забыл про мясо в духовке.              Машинально кивнув, Ибо рассеянно смотрит на Сяо Чжаня. Получив от альфы легкий и уверенный кивок, — он что, совсем не волнуется? — Ибо все же поднимается и следует за родителем.              Пока они молча направляются в кухню, внутри поднимается волнение за Сяо Чжаня, оставленного в цепких и строгих руках отца. За себя Ибо спокоен: еще вчера написал себе текст, готов ко всему, о чем его будут спрашивать. Даже заучил некоторые фразы, чтобы не сбиться, если вдруг от волнения у него перепутаются мысли.              На кухне папа останавливается возле стойки, а Ибо краем глаза замечает, что духовка, как он и думал, выключена. Особого интереса Чжан Чэнь к ней не испытывает, начав чуть задумчиво:              — Ибо, я тут хотел спросить…              — Да, — выпаливает тут же Ибо, перебивая, — он знает, что я — гамма. Он ничего не имеет против. И да, я в статусе омеги, — набрав побольше воздуха, Ибо продолжает: — Его семья ничего не знает, с ними он больше не общается. И я не хочу выбрать кого-то другого, пап: я люблю его.              И только сказав последнее — твердо и громко — он останавливается.              — О, — папа хитро улыбается, — даже так.              Видя слегка потерянный взгляд сына, он поясняет:              — Вообще-то я хотел спросить, какое мясо предпочитает твой альфа — утку или говядину — но раз ты тут разоткровенничался, то я нисколько не против.              — Эй! — возмущенно смеется Ибо. Поймав мягкий и ласковый взгляд папы, он успокаивается, добавляя: — Говядину. И перца побольше.              — Ладно-ладно, — папа поднимает руки вверх, словно сдаваясь. — Я рад, что ты понял, о чем я хочу узнать, и сказал мне это. Признаться, я сильно переживал, что ему ни о чем неизвестно. И насколько далеко вы зашли в своих отношениях, я тоже не знал.              Ибо молчит, чуть поджав губы. Папа спрашивает его и о здоровье, и от подобного вопроса он чувствует себя неловко. Одно дело, когда он обсуждает это с доктором Линь, но с папой… С другой стороны — тому есть из-за чего волноваться.              — Все в порядке, — успокаивает родителя Ибо. — Все под контролем. Мы поддерживаем альфа-феромон в активной позиции.              — Ибо, ты знаешь, что я хочу спросить.       — Пап, — он отводит взгляд в сторону, смущаясь отчего-то слишком сильно. Щеки немного обдает жаром, когда он проговаривает: — Эструс регулируется таблетками.              — Заставлять работать оба статуса — не очень полезно, — родитель качает головой.              — У меня нет выбора, — печальная улыбка трогает губы. — Я все еще наследник семьи Ван, и ко мне должны прислушиваться.              — Надеюсь, мы сможем снять с тебя это бремя, — тихо добавляет папа, вздохнув. — В самое скорое время. Отец уже отлично управляется с ходунками и даже пробует двигаться на костылях. Получается, конечно, не очень уверенно, но прогресс есть.              Ибо счастлив слышать эти слова. В последнее время он не так часто созванивался с родными, полностью погрузившись в свалившуюся на него работу, и сейчас узнавать о том, что отец идет на поправку полным ходом, для Ибо радостно.              — Ты говоришь, эструс регулируется таблетками, — задумывается на секунду папа, и его тон звучит с сомнением. Он осторожно интересуется: — Все ли проходит хорошо? Или так же, как и в Лондоне?              — Нет, — качает головой Ибо. — Не так страшно, слава богу. Я не принимаю ничего во время течек, пап. Не скажу, что протекает без боли, но это терпимо. И… — Ибо мнется, — я всегда с ним, с Сяо Чжанем.              Его не перебивают, только слушают внимательно, и Ибо испытывает безграничную благодарность к папе за это.              — Я никогда не думал, что перестану ненавидеть собственное тело в такие моменты, — продолжает Ибо, все еще смущаясь. — Но разница чувствуется хорошо. Когда меня выворачивало и крыло в Лондоне, я ненавидел те минуты, в которые действие обезболивающих препаратов еще не начиналось. А здесь, в самую первую течку, я понял, что значит, когда альфа рядом. И процесс перестал казаться наказанием, а я даже стал понимать, за что омегам нравится этот период.              Папа обнимает его за плечи, проводит ладонями по спине, чуть похлопывая.              — Хорошо, — его голос все еще тихий, ласковый и нежный. — Так и должно быть. Если омега со своим альфой, это так и ощущается — потрясающе. Партнер дает тебе все нужное, все, чего так желает наше тело. Поэтому тебе было так тяжело раньше, особенно после долгого равновесия, когда только-только проснулась сущность. Альфа рядом был тебе необходим, желания были сильными, но помочь с ними никто не мог. И я рад, что ты не вернулся к тому, что было. Но скажи мне, как он относится к тому, что ты гамма?              — Его не волнует мой пол, па. По-моему, ему даже нравится. В отличие от многих, он не считает это уродством, а наоборот, говорит, что это — чудо природы.              — Мне он начинает нравиться все больше, — папа широко улыбается. — Я тоже так считаю и всегда считал: ты — мое чудо, Ибо.              С этими словами он касается пальцем его носа, делая своеобразный «буп», который так любит делать и Ван Ин. Ибо притворно возмущается, тихо бормоча что-то похожее на: «Это не круто, па, перестань».              — Мы можем вернуться? — спрашивает он позже. Папа смотрит на него с любопытством, и Ибо признается: — Волнуюсь за Сяо Чжаня.                     — О, не переживай, — раздается веселый смех, — если он не сможет пройти уровень сложности «Ван Янь», значит, мы в нем сильно ошиблись, и этот альфа должен навсегда покинуть этот дом.              — Папа!              — Но ты прав, нам нужно все обсудить и с отцом тоже.              — И с Сяо Чжанем, — в ответ на удивленный взгляд папы Ибо только плечами пожимает. — Я не скрываю от него ничего.              Папа достает из холодильника гарниры, из духовки — мясо, устраивает закуски с блюдами на подносах, и они направляются на выход.              Когда они возвращаются, Ибо от неожиданности останавливается в дверном проеме. Картина перед его глазами пасторальная: солнце ярко освещает веранду и сидящих там людей, склонившихся над телефоном, Сяо Чжань при этом еще что-то говорит — Ибо с такого расстояния не слышит, — жестикулирует, а отец лишь посмеивается, слушая его. Ибо очень надеется, что среди показанного нет их общих фотографий, ведь большинство из них видеть никто не должен. Они предназначены только для них двоих, и как же стыдно будет, если хоть один снимок увидит отец.              Пока Ибо обдумывает, что нужно сделать одну общую папку с фотографиями, которую уж точно не будет стыдно показать родителям, папа останавливается рядом и кидает точно такой же задумчивый взгляд на происходящее.              — А ты переживал, — замечает он. — По-моему, им и без нас неплохо.              — Директор Сяо имеет очень смелые идеи, Лэлэ, — говорит отец, когда они с Ибо подходят ближе. — Тебе обязательно нужно их послушать. Они как раз в том направлении, которым ты недавно заинтересовался: товары собственного производства.              Папа кивает. Сяо Чжань пересаживается на свое место, бросая на Ибо обеспокоенный взгляд. Кивнув едва заметно, Ибо заверяет того, что все в порядке, а после, прежде чем сесть за стол, берет свой стул и подвигает его вплотную к Сяо Чжаню, усаживаясь рядом и чувствуя сразу, как альфа накрывает его ладонь своей и переплетает пальцы.              Становится заметно спокойнее.              — Что ж, — папа переводит на них свой взгляд, — вы встречаетесь уже около года, — Ибо согласно мычит, но родитель его игнорирует, смотря только на Сяо Чжаня. — Ты знаешь, что Ибо гамма, и сейчас он в статусе омеги, верно?              — Все так, — соглашается Сяо Чжань. — Мы не просто встречаемся, для меня это куда больше: я люблю вашего сына и вижу свою жизнь только с ним.              — Твоя помолвка, — вмешивается Ван Янь, качая головой. — Ты разорвал ее два месяца назад, а до этого спокойно встречался с двумя людьми, изменяя собственному жениху с нашим сыном. И сейчас ты говоришь о любви на всю жизнь?              Ибо вспыхивает: ему не нравится, куда пытается завести разговор отец. Он уже открывает рот, чтобы возразить, но Сяо Чжань опережает его, сжимая его руку и тем самым показывая, что этот разговор — его битва. И только его задача, убедить чету Ван в искренности своих намерений.              — Помолвка была вынужденной мерой, и с Исином мы не состояли ни в каких отношениях, кроме дружеских. Чжан Исин — мой лучший друг и только. В тот момент я считал, что Ибо для меня потерян навсегда, а семьи давили на нас обоих, требуя невозможного — выгодный брак. И мы с Исином оба посчитали, что лучше всех обмануть, чтобы нас оставили в покое, — пока Сяо Чжань говорит, отец щурится и его взгляд становится все суровее. Он будто не замечает ничего, объясняя дальше: — После того, как Ибо вернулся и мы с ним все выяснили, то все вместе решили не вызывать ни у кого подозрений и продолжать разыгрывать комедию. Со временем мы бы просто разорвали помолвку, но пришлось сделать это раньше, так как у Исина теперь есть свои серьезные отношения.              Некоторое время над ними зависает тишина. Ибо тянется к стакану с водой, ощущая сухость во рту. Выдохнуть получается только, когда отец, оставшись довольным ответом, кивает и переводит взгляд на папу.              — Я должен кое-что рассказать, — начинает папа. — Это немного запутано, но остается фактом: я и папа директора Сяо — родные братья. Кровного родства между нами нет, но этот факт никогда нас не волновал. Мы всегда считали иначе.              — Мы знаем, па.              Чжань Чэнь удивленно поднимает брови. Он еще не успевает задать вопрос, как Ибо поясняет:              — Сяо Лиан выболтал эту часть в одном из разговоров. Правда, про некровное родство он ничего не сказал, и нам пришлось пережить много неприятных моментов, пока выясняли правду.              — Мне очень жаль, Ибо.              — Все в порядке.              — Мы говорим вам не из-за того, что против, — голос папы звучит сейчас тихо. — Мы просто хотели подчеркнуть, что Сяо Чжань нам и так не чужой, мы давно следим за его успехами и гордимся тем, чего он достиг. И пусть с братом мы много лет не виделись, я все еще люблю его и не могу пропустить новости о его сыне.              Сяо Чжань переводит взгляд на стол, избегая смотреть на кого-либо. Ибо осторожно и нежно поглаживает его по запястью подушечками пальцев, пока он погружается в воспоминания и начинает рассказывать.              — Мне никогда не говорили, что у нас большая семья. Что у меня есть еще кто-то, кроме родителей и дедушек, все время подчеркивая то, что я единственный внук. И никто из них никогда не говорил, что у папы есть брат.              — Они бы и не стали, — на лице Чжан Чэня видна тихая грусть. Он отпивает немного вина из бокала, покачивая ножкой в легкой задумчивости. — Меня вычеркнули из завещания, семейного реестра и, наверняка, из разговоров, сразу после того, как я прислал им фото, где очень хорошо видно, что я стал официальным мужем Янь-Яня. И мой младший брат просто согласился со всем, что обязали его делать мои родители. Одного бунтаря им было достаточно, Чжан Шань оказался послушнее меня. Хоть ты и не знал, но эта семья рада, что теперь ты здесь и можешь общаться с нами, директор Сяо.              — Просто Чжань-Чжань, — поправляет его Сяо Чжань, и на щеках его выступает слабый румянец. — Не стоит так официально.              — Хорошо, — улыбается Чжан Чэнь, и Ибо чувствует, как нервозность начинает уходить окончательно.              Они тихо переговариваются, изредка притрагиваясь к еде. Оказывается, это не настолько трудно, как казалось на первый взгляд, и реакция родителей не может не радовать Ибо. Расплывшись в улыбке, он наливает себе и Сяо Чжаню вина, как слышит еще один вопрос от папы.       — Ибо, — зовет он, и тот переводит на него взгляд. — Ты точно в порядке? Даже зная, что твой альфа уже отмечен?              Явно не понимая сути вопроса, Ибо сводит брови и хмурится. Отец переспрашивает, его голос звучит чуть строже, вызвав неоднозначную реакцию у Сяо Чжаня, тот давится воздухом, кашляет и смотрит на Ван Яня растерянно, не зная, что ответить ему на этот вопрос.              — Что, прости? — отмирает Ибо, проследив направления взгляда родителей.              Наконец, он понимает, куда они смотрят — прямо на место метки, которую сегодня Сяо Чжань ничем не замазал. Обычно в такие моменты спасала прическа, но с недавних пор волосы альфы намного короче, и след метки хорошо виден. Ибо некоторое мгновение всматривается в нее, но все никак не может взять в толк, о чем его спрашивают родители: почему он должен быть не в порядке?              — Не совсем понимаю, о чем вы, — в конце концов честно отвечает он.              — Метка, — тут же поясняет папа. — Ты встречаешься с альфой, который уже помечен. И сделал это либо бывший жених, либо кто-то из его прошлых партнеров. Ты принимаешь это?              И тут до него доходит. Ибо даже представить себе не мог, чтобы его альфа, его Сяо Чжань, когда-то мог захотеть получить от другого омеги метку. Поэтому все опасения родителей и все их вопросы кажутся ему непонятными и глупыми в какой-то мере.              Улыбнувшись, он отвечает:              — Конечно, принимаю, — и потом с гордостью, даже не пытаясь ее скрыть, признается: — Это моя метка.              От удивления лица родителей вытягиваются. Обычно в парах так не происходит, это альфы помечают партнера или же обмен метками происходит одновременно. Но никак не в одностороннем порядке со стороны омеги.              — Я выпросил ее, — вклинивается Сяо Чжань с обезоруживающей простотой и откровенностью. — И до сих пор считаю это одним из лучших своих решений. Кажется, я просто в какой-то момент понял, что хочу быть только «его», Ибо. Не добиваться того, чтобы сказать всем и каждому: «Он — мой», а сделать так, чтобы полностью ощутить самому «Я — твой и ничей больше». Укус и запах Ибо дают мне это, делая счастливым.              — «Он — мой» тоже получилось, — улыбаясь, Ибо тихо обращается к Сяо Чжаню. Трется кончиком носа об его щеку, прикрыв глаза всего на секунду, добавляя шепотом. — Я и так твой полностью, без остатка.              — Что насчет твоей метки? — Ван Янь добавляет вопрос.              Ибо переводит взгляд на родителей.              — Пока я не могу получить свою метку, пускай очень хочу этого. Когда-нибудь я дождусь, обязательно. Но сейчас у нас слишком много проблем и шаткое положение, чтобы давать еще один повод для пересудов. О моем партнере никому пока знать не нужно.              Отец, вздохнув, соглашается. Действительно, сейчас не лучшее время для этого.              Когда оно будет получше, учитывая историю их семей? Принимая во внимание общество, в котором Ибо не может быть парой для альфы, не потеряв всё?              «Когда-нибудь в будущем», — успокаивает себя Ибо, не давая мыслям об этом захватить разум.              Чжань Чэнь резюмирует, откидываясь на спинку стула:              — Чжань-Чжань, мы очень любим тебя и всегда хотели, чтобы ты встретил достойного человека, и вы с ним создали гармоничную и крепкую пару. Чего мы не ожидали, так это того, что этим самым человеком окажется наш сын. Но мне страшно представить реакцию твоей семьи, когда они узнают, с кем ты связал свою жизнь. Мы не против ваших отношений, но понимаете ли вы, в какой опасной ситуации оказались?              Когда Сяо Чжань после этих слов опускает голову, Ибо видит, как сильно по нему бьет эта неприятная правда. Она бьет и по нему, стоит глухому голосу Сяо Чжаня озвучить следующее:              — Моя семья уже отказалась от меня.              — Нет, — тихо и неверяще говорит папа. Ибо бросает на него полный печали взгляд, сжимая руку Сяо Чжаня в своей. — Быть того не может. Почему? Они же не серьезно…              — У отца не бывает полумер. Стоило ему узнать о моем участии в срыве харбинских митингов, он тут же пытался проучить меня, указывая, какое место мне отведено. Пытался лишить денег и должности. Я предпочел уйти, не желая больше слушать постоянные упреки и обвинения. Позже отец только укрепился во мнении, что поступает правильно. Мы сошлись только на одном — для всех я пока наследник Сяо. Для СМИ, дедушек и общества, которым он так дорожит, лелея свою репутацию, все должно выглядеть как обычно.              В глазах Ван Яня появляется сожаление. Наклонившись через стол, он тихонечко похлопывает Сяо Чжаня по руке.              — Нам жаль, — говорит он. — История идет по кругу. У Лиана был очень плохой пример перед глазами, и он повторяет те же ошибки.              — Спустя годы я понимаю, каким единственно правильным было мое решение уйти, — добавляет Чжан Чэнь. — Благодаря ему, я смог построить такую жизнь, которую хотел — с любимым альфой, моими детьми и интересной работой. И думается мне, что благодаря этому встретились и вы. Хотя, — он запинается и вздыхает, сокрушаясь, — кому интересно мнение этого старика, а?              Папа заразительно смеется, и атмосфера немного улучшается. После он снова наполняет бокалы, когда Ибо, не выдержав, переспрашивает:              — Вы совсем не против наших отношений?              Отец протягивает к папе руку, сжимая ее, и только потом звучит тихий и уверенный голос папы.              — Ты не знаешь, но мы с отцом несколько лет назад дали обещание, — Ибо отрицательно качает головой, и папа продолжает: — Когда Вэньхань позвонил в первый раз и сообщил, что ты в больнице, что твоя течка проходит как-то не так, как должна, я прилетел, как только смог. Был рядом с тобой, и в то время у меня прибавилось седых волос. Это были тяжелые дни для всех нас. Это повторялось снова и снова, мы не знали, как нам быть, а врачи только разводили руками: это гамма, нельзя сказать, что идет не так и как долго это продлится. В тот момент я очень хорошо понял, что не стану больше тебе указывать.              Ибо прикрывает глаза. Суровая правда того времени снова накрывает его, возвращая воспоминания и ту боль, которую он думал, что больше никогда не будет испытывать. Ее отголоски сковывают сердце, он отгоняет их, потому что не держит зла на родителей — не может, прекрасно понимая, что у них не было другого выхода.              — Мы насильно заставили тебя менять вторичный пол, — тем временем продолжает свой рассказ папа. — Твое тело не было готово к такому, не прощало подобных изменений и боролось по-своему. Мы совершили ошибку, Ибо, — голос его дрожит, а на лице отца появляются тени. — Мы сожалеем обо всем, через что тебе пришлось пройти. Никогда не говорили тебе об этом, но такова правда. Знал бы ты, какое облегчение наступило через два года, стоило тебе сказать, что равновесие наконец достигнуто. Что ты чувствуешь себя нормально. В тот день мы с твоим отцом обещали друг другу, что больше никогда не будем влиять на твой выбор. Примем все, что ты посчитаешь нужным сделать. Одна ошибка заставила нас переосмыслить многое, и мы точно тебе обещаем, что таких ошибок больше не будет.              — Но это не так, — заверяет их Ибо, он никогда не считал, что они должны испытывать вину или сожаление о том, что было в те годы. — Я должен был, у нас не было другого выбора, пап.              — Выбор есть всегда, как и решение, — отец тяжело выдыхает. — Мы могли бы довериться наблюдательному совету, заручиться поддержкой. Могли бы начать новый бизнес, если бы у нас отобрали этот.              — Пап, притормози, — просит Ибо. — Это глупо. Мы не можем жалеть о том, чего уже нельзя исправить. И, объективно, я в статусе альфы — самый лучший выбор, который мы могли сделать тогда, попытавшись сохранить «Ван Инк». Мне нравится, чем я занимаюсь. Прекращайте себя винить.              У него самого уже дрожит голос. Сяо Чжань, словно чувствуя, сильнее сжимает его руку, и от его прикосновений по телу расходятся приятные волны. Ибо кидает на него короткий благодарный взгляд и кивает.              А папа добавляет:              — Так что да, мы рады принять в свою семью Чжань-Чжаня, если это и правда твое желание. Если ты уверен в ваших чувствах. Мы можем только порадоваться и сказать: «Добро пожаловать».              Не удержавшись, Ибо поднимается и порывисто по очереди обнимает родителей. Сяо Чжань встает следом, делая глубокий поклон, и только когда отец, неуклюже передвигаясь, подходит к нему и заключает в объятья, Ибо понимает, что все осталось позади. Что больше не о чем волноваться. Его выбор приняли, и его альфа теперь является частью семьи Ван. Он чувствует такой подъем, что почти забывает об еще одной части разговора, которую тоже следует обсудить немедленно. Но это чуть позже, сначала им нужно просто и по-семейному поесть.              Когда помощник по дому входит с горячими блюдами, Ибо обращается к папе с последним, чем хочет поделиться.              — Па, а что ты думаешь о запахе? О той теории, где сказано, будто феромоны пары в состоянии сильной влюбленности ощущаются по-другому?              — Думаю, эту теорию нужно подправить. Уже много лет нас с твоим отцом связывает не влюбленность, а привязанность, дружба и любовь, не похожая на пылкие юные чувства. Это скорее огромное море, в котором нет дна. В которое ты погружаешься с головой и окружен этим чувством полностью. И даже сейчас, спустя столько лет, я ощущаю от Янь-Яня теплый и терпкий запах.              Ибо распахивает глаза: для него отец всегда пах чем-то свежим, лесным. Значит, не ему одному так повезло.              — Это просто твой человек. Я рад, что это твоя половина и мы не помешали вам найти друг друга снова. Уверен, вы будете счастливы.              Потом они обедают, продолжая знакомиться и узнавать друг о друге новое. Например, они с Ибо рассказывают об основании Сяо Чжанем собственной компании, являющейся крупным акционером завода в Харбине. Кроме того, он активно присматривает себе поле для других инвестиций.              Ван Янь же, в свою очередь, замечает, что видел новую компанию в списке инвесторов и собирался её проверить, но дело так до этого и не дошло. Еще он заставляет повторить при муже ту самую идею, о которой ему говорил Сяо Чжань, пока Ибо и Чжан Чэнь были на кухне. Перепрофилирование одного старого завода на выпуск запчастей для железнодорожного транспорта заставило отцов увлечься на добрых пятнадцать минут, пока они прикидывали те или иные способы и варианты.              И именно в этот момент Ибо понимает, что другого шанса у него не будет. Что именно сейчас можно — и нужно — переходить ко второй части их визита — к проблеме с Сяо Лианом. И он озвучивает ее, когда подают десерт.              Надо отдать родителям должное — они сразу понимают, что в этот раз тема куда серьезнее и затянется надолго в обсуждении, так что предлагают пройти всем в кабинет, прося подать туда чай. Чжан Чэнь включает два ноутбука, устраивается возле чайного столика на полу, куда усаживается и Ибо с Сяо Чжанем, а Ван Янь удобно располагается рядом на диване.              — Нам нужен хороший план, — он озвучивает витающую в воздухе мысль.              — И не один, — отвлеченно просматривая бумаги, добавляет папа. — Так откуда Лиан в курсе?              Сяо Чжань пожимает плечами:              — Папа не знает, он только сказал, что у отца есть такая информация. Возможно, мы позже выясним это. Но я не удивлюсь, если всплывет снова что-то незаконное.              — Неважно. Сейчас мы должны разгадать план его действий.              — Я думаю, что могу с этим помочь, — грустно усмехается Сяо Чжань. — Я хорошо его знаю: наверняка он закажет для начала статьи, в которых будут вбросы про некого омегу, обманывающего всех. Это запустит слухи и разговоры в наших кругах. Потом во время какой-нибудь игры в гольф или прогулки на яхте, или на деловом ужине, он обязательно вставит свое слово по этому поводу, посадит зерно среди жаждущих сплетен, назвав как бы по секрету фамилию. И, в конце концов, это дойдет до ваших акционеров. А из них кто-то обязательно озвучит недоверие к Ибо и сомнение в том, что он альфа. На память тут же придут статьи, думаю, начнут припоминать и еще какие-нибудь факты, которые были в прошлом. И вот тогда придется туго. Потому что зерно прорастет, акционеры и совет, наряду с общественностью, обвинят Ибо во лжи, и никто из них не свяжет эти события с отцом. Он обожает всё делать чужими руками, получая удовольствие от результата.              — Но я ведь могу сдать анализ на альфа-феромон, — Ибо кажется, что прогнозы Сяо Чжаня из области фантастики. Они не сходятся именно в этом факте, и Ибо уверенно цепляется за него. — Выпустить запах, доказать таким образом альфа-принадлежность. Это не сложно.              — Это работает не так, — папа поворачивается к нему и качает головой. — Да, — он согласно кивает, — анализ быстро установит наличие альфа-феромона в твоей крови, но что, если они попросят развернутый анализ, в котором уже нельзя будет скрыть наличие и омега-феромона. Свой статус ты так не спрячешь, особенно при твоих регулярных течках, и цифры покажут все, что мы так пытаемся скрыть. Что же касается запаха, — папа усмехается, — им ты вообще ничего не решишь. Его услышат несколько человек, а говорить и требовать доказательств будут все. И я не преуменьшаю.              — Думаешь?              — Знаю, — он пожимает плечами, а потом объясняет: — К сожалению, много лет назад мы с отцом были свидетелями подобного случая. Когда точно также начали появляться вбросы и слухи, будто бы наследник-омега притворяется альфой. Скандал был просто ужаснейший. Акционеры выразили недоверие наследнику Со, семье которого принадлежала огромная нефтяная компания. Помнишь, дорогой? — папа обращается к отцу, и тот согласно кивает. Лицо его хмурое и совершенно невеселое. — У компании скважины были по всему Ближнему Востоку. А их нефтеперерабатывающие комбинаты — лакомый кусок для многих бизнесменов в этой отрасли — располагались на территории Китая.              Мы знали наследника Со, он учился с нами. Всегда держался в стороне, вовремя все сдавал, а после удивлял успехами в управлении своей компанией.              Он до последнего не соглашался с обвинениями. Пока прямо на заседание акционеры не привели лаборанта с материалами для проверки крови. Тогда было некуда уже спрятаться и ему пришлось признать себя омегой. Отдать компанию наблюдательному совету. В его семье отец и дед погибли. А кроме него оставались еще папа и младший брат-омега.               Не прошло и трех лет, как его компания раздробилась, переименовалась, и доля семьи Со в ней размылась окончательно. Сам наследник Со, с блестящими способностями и умом — пропал.              Сейчас уже никто не вспомнит, насколько могущественны они были. И как легко все потеряли.              Но если вам интересно, что с ним случилось: не так давно мы с ним виделись на юбилее нашего выпуска из университета. Он рассказал, что после скандала купил небольшой цех по переработке опилок в наполнитель для кошачьего лотка. Что? Не смейтесь. Он был рад, что бизнес такого уровня никто не контролировал, омега во главе, значит омега. Кроме того, он общался только с лесопилками, как поставщиками сырья, и имел небольшой отдел сбыта. Он очень боялся, что его будут узнавать и откажут в сотрудничестве. Свел общение к минимуму. Тогда его имя и фото крутили во всех новостях.              Со временем цех превратился в завод. Потом их стало несколько. Наследник Со на одной из лесопилок познакомился с своим будущим мужем. Так что сейчас у него семья, работа, его товар есть во всех супермаркетах страны. Да, не тот продукт, которым можно хвастаться, но это стабильный и процветающий бизнес.              Это удача, что он не опустил руки и не побрезговал заниматься чем-то таким простым.              Чужой пример очень хорошо показывает, что в их ситуации они рискуют получить точно такое же громкое дело. Только в их случае унижению подвергнется не только сам Ибо, но еще и родители — общество, наученное произошедшим, в этот раз будет действовать жестче. Страшно представить, на что оно способно и как сильно это ударит по семье.              Чжан Чэнь, подумав немного, наконец предлагает:              — Мы должны пойти на опережение и ударить первыми: выйти и сказать всем, что ты не омега, а гамма. Мы никого не обманывали. В законах ничего нет про гамм, никаких ограничений, когда дело касается бизнеса. И руководить и возглавлять не запрещено. А что не запрещено — разрешено.              После его слов на лице отца проступает сомнение. Ибо понимает его опасения, сам он удивлен не меньше, прекрасно осознавая, что это очень хороший ход. Но также и опасный.       — Но, па, начнется полный хаос, и все произошедшие до этого скандалы покажутся цветочками.              Папа только машет рукой, полностью погрузившись в мысли. Он возвращается к просмотру документов на ноутбуке и, явно что-то вычитав, отправляет на печать. Когда он все также молча раздает распечатки, Ибо опускает взгляд и видит, что это списки имен. Краем глаза уловив, как отец смотрит на папу с обожанием в глазах, а Сяо Чжань наблюдает за этим с легким удивлением, Ибо наклоняется к нему и доверительно шепчет:              — Отцу всегда нравился такой папа, — когда непонимание отражается на лице альфы, Ибо лишь лукаво щурится. — Забыл упомянуть, что он немного гений. Большинство наших идей и разработок — его заслуга. Роль отца в этом всем — заставить хорошенько работать и приносить прибыль, так что он всего лишь воплощает их в жизнь. Не сомневаюсь, если бы омегам было разрешено вставать во главе корпораций, отец был бы счастлив отдать свое кресло папе, а сам остался подле него заместителем.              — Я должен был привыкнуть, что с появлением тебя и твоих близких в моей жизни нормальные омеги перестали попадаться на моем пути, — точно также тихо отвечает ему Сяо Чжань.              — Наоборот, мы все нормальные, — поправляет его Ибо. — Нормально — хотеть признания, славы, власти, если ты можешь с этим справляться, — его взгляд серьезен, когда звучат следующие слова: — Не нормально — заставлять выбирать себе партнера на странных вечеринках, принятых называться «смотринами», и считать, что этот самый партнер должен быть декоративным дополнением к своему мужу.              Сяо Чжань обнимает его.              — Мне повезло, — честно произносит он. — В который раз, знаешь, сердце мое? Потому что всякий раз, когда я вспоминаю, что меня могло бы ждать на подобных вечеринках и каким было бы мое будущее с таким вот «декоративным мужем», зевать от скуки хочется.              Ибо с ним согласен.              — Это списки, — поясняет Чжан Чэнь, привлекая их внимание. — Совет директоров, и наши акционеры. И мы должны проработать их всех, чтобы понять, на чью сторону встанут эти люди, если Ибо объявит о себе.              — Мой отдел, а также дирекция комбината в Харбине на моей стороне, — начинает перечислять Ибо. — Я точно помню, что они все были против моей отставки, даже несмотря на огромные финансовые потери. Они все пытались найти варианты до последнего. Хотели помочь.              — Хорошо, — Ван Янь начинает инструктаж, — отмечаем все «за» и «против» и кто остается под вопросом.              Они просматривают имена и фамилии, перебирая с самого начала. Обсуждают все возможные реакции, вспоминают, насколько близко тот или иной человек находится к компании и какова его роль в ней. Несколько фамилий приходится выделить цветными маркерами — никто из них понятия не имеет, кто эти люди, а значит, с ними будет нужен отдельный разговор.              — Совет директоров — важные люди, и именно на их мнение опираются акционеры, когда голосуют. В принципе, мы с ними вместе уже многие годы. Нужно заручиться поддержкой самого влиятельного, и тогда голосование окажется в нашу пользу. У нас уже есть несколько кандидатур, к которым большинство может прислушаться.              — Семьи Ло и Чэн?              Папа кивает. Отец уверенным тоном говорит:              — Думаю, нужно поговорить с семьей Чэн.              — Почему? — интересуется папа, откладывая бумаги в сторону.              — Они всегда с нами согласны. К тому же, именно на них мы опираемся, когда пробиваем в совете инновационные вопросы. Но вот семья Ло… с ними стоит ожидать проблем. До сих пор помню, как наше предложение сделать фасад завода в Чехии арт-объектом они приняли, будто сигнал к атаке. Чудом, но бюджет фасада удалось отстоять, пусть все мы переругались достаточно сильно. А когда завод запустили, и пресса показала его, тут же привлекая этим самым внимание к необычному подходу, мы получили рекламу, которую не купишь за такие деньги.              — Все так, — папа кивает, улыбаясь воспоминаниям. — Но Ло умеют признавать свои ошибки. Они открыто говорят об этом, так что в новые проекты мы вступаем без обид. Правда, каждый раз они все равно отстаивают свою точку зрения, нисколько не прогибаясь. Это очень хороший выбор, — поясняет родитель притихшим Ибо и Сяо Чжаню. — К тому же, в семье Ло три сына, и все они омеги. Один из них окончил балетную школу и сейчас строит карьеру, далекую от семейного бизнеса. Они расчетливы, но с принципами, очень ценят людей именно за заслуги и — что самое главное — уважают омег и их желания. Думаю, в этом вопросе они будут держать нашу сторону, не обращая внимания на прошлые разногласия.              — Тогда как семья Чэн, которая вроде бы как на нашей стороне, делает это из-за удобства и выгоды, — продолжает папа. –Никто не знает, как именно они отнесутся к директору-гамме в компании. Это потенциально громкий скандал, волнения, неудобства, которых им совершенно не хочется. Так что не удивлюсь, если они предпочтут выкинуть этот раздражающий фактор, прикрываясь словами о благополучии компании, конечно же.              Отец соглашается с ним.              — Когда собираешься с ними поговорить? — интересуется он у папы.              — Прямо сейчас, — тот поднимается и тут же набирает на телефоне чей-то номер. Судя по приветствию, это директор Ло, которого родитель тут же берет в оборот, назначая встречу через пять часов.              — Так быстро, — Ибо кусает губы.              — У нас нет времени, если Сяо Лиан владеет такой информацией, счет идет не на дни, а на часы. Максимум, что у нас есть — эти выходные, за которые мы должны проработать и просчитать все риски, и придумать хороший план, если что-то все же пойдет не так. В понедельник уже будет поздно. В понедельник необходимо созвать пресс-конференцию. И молиться, чтобы Лиан не сделал ничего раньше, — папа ободряюще похлопывает его по плечу, а потом вновь погружается в список имен.              Под конец он разделяется примерно поровну.              — Ладно, — папа прищуривается. — Что нам нужно? — задает вопрос он, тут же отвечая: — Нужно сохранить за Ибо его должность; сохранить за гаммой Ибо право быть наследником, — получив согласные кивки, он продолжает: — С этим нам помогут все выделенные в наших списках люди. Сегодня мы займемся тем, чтобы успеть поговорить если не со всеми, то хотя бы с половиной, чтобы заручиться их поддержкой. Но, — он прерывается ненадолго, тяжело выдыхая, — есть и третий пункт, самый сложный: нужно научить людей не бояться гамм.              В кабинете становится тихо.                     — Это невозможно, — голос Сяо Чжаня уверенный, пусть и едва слышный. — Люди мало знают о них, многие не сталкивались с ними прежде. Будет страх и негатив. Потому что люди всегда себя так ведут, когда в их привычном мире появляется что-то или кто-то непонятный или же неправильный.              — Вот поэтому нам здесь тоже требуется что-то особенное, чей-то громкий голос. Кто-то, на чье мнение обратят внимание, с кем будут считаться и к кому прислушаются. Мнение общественности надо если не изменить, то хорошенько пошатнуть. И такой человек у меня есть. Не уверен, станет ли он на нашу сторону открыто, но точно не бросит нас в трудное время и окажет поддержку.              — Мы знаем его? — слова Чжан Чэня очень интригуют и вызывают в Ибо интерес. Он подбирается, уделяя все внимание родителю, и ждет ответа. — Почему ты думаешь, что он поддержит?              — Он находится в десятке самых богатых людей Азии, очень влиятелен, — начинает издалека папа, и Ибо в этот момент хочется его стукнуть — чтобы не тянул и не мучил неизвестностью. — Вы его определенно знаете, ведь он является одним из самых крупных и самых старых наших инвесторов. Ли Бёнхон, отец восходящей звезды Ли Тэмина. Очень хороший друг и бизнес-партнер.               — И почему ты в нем так уверен?              — Хотя бы потому, что я писал за него все конспекты по экономической статистике, — отвечает вместо мужа Ван Янь. — А Лэлэ писал ему курсовые работы по корпоративным финансам, — отец добродушно смеется, а потом добавляет: — Мы дружим еще с университета и хорошо знаем друг друга.              — И еще Бёнхон — гамма, — добавляет папа. У Ибо округляются глаза, он тянется к чашке чая, делая глоток, слушая дальше. — И когда ты только родился, я замучил его вопросами, как с тобой быть. В то время не к кому было особо обратиться, это позже появился доктор Линь, и нам всем стало проще. Особенно, Ли Бёнхону, которому я перестал звонить при каждом твоем чихе, — в его взгляде появляются веселые искорки, а на губах появляется улыбка. — Так что он точно не останется в стороне.              Стоит договориться с ним о встрече.              Держа в руках телефон, Чжан Чэнь на минуту переводит задумчивый взгляд на Сяо Чжаня:              — Хотя было одно время, когда я думал, что вы с Бёнхоном станете родственниками.              — Я? — слегка ошарашенно переспрашивает Сяо Чжань. — Почему?              — Мы любим иногда рыбачить втроем. И где-то года четыре-пять назад он признался мне, зная, что ты мне названый племянник, что следит за твоей карьерой тоже. И внешне ты ему нравился. Тогда мы обсуждали перспективы твоего брака с Тэмином, и мне казалось, что вы были бы отличной парой.              Ибо, услышав это, опасно прищуривается, пытаясь утихомирить вдруг возмущенную подобным исходом омегу. Он сжимает губы в тонкую линию, отворачивается, замечая, как сам Сяо Чжань давится чаем, отставляя чашку в сторону, когда папа продолжает:              — Но встреча должна была состояться на приеме на корабле, куда они, из-за каких-то накладок организатора, опоздали. Я хорошо запомнил тот вечер, потому, что меня должен был сопровождать на этот прием сын, но в машину впорхнул белокурый омега, который представился Ван Ибо. Незабываемые впечатления, — он кидает немного ироничный взгляд в сторону сына. — Как впоследствии оказалось, в тот день шанс был Тэмином утрачен полностью, потому что после этого вечера младший альфа Сяо старательно избегал любых контактов с ними. Как позже выяснилось, причиной была та роковая омега.              Теперь уже закашливается Ибо, но уже от смеха.              — Ладно. Что будем делать в случае неудачи? Если компания примет решение, что Ибо не имеет прав занимать ни должность, ни управлять корпорацией, — отец возвращает их к обсуждению, решив затронуть все варианты развития событий.              Его муж усаживается к нему на диван, откидывает голову и задумчиво отвечает:              — Управление перейдет к наблюдательному совету. Думаю, тут шумиха нам на руку. За несколько месяцев никто не успеет растащить компанию, этого времени хватит закончить твою физиотерапию. Мы постараемся вернуть тебя к управлению. Врач обещает, что через три месяца можно ходить уже с тростью. Хромота никогда не пройдет, но передвигаться будешь свободно, — Лэлэ объясняет это больше для Сяо Чжаня, который не был в курсе подробностей выздоровления альфы Ван. — Ибо они разрешат быть начальником какого-то отдела — это максимум для омег в нашем бизнесе.              Ибо прислоняется спиной к Сяо Чжаню, от долгого сидения в кабинете затекают мышцы:              — Сынён звал быть директором его детской танцевальной школы. Ему нужен и преподаватель и менеджер, который там будет всем заправлять, я могу это совместить.              — Сынён найдет кого-то другого, а ты будешь делать то, что должен, — Сяо Чжань не доволен упадническим настроением Ибо.              — Я понял, боремся до конца. — Ибо устраивается в кольце рук и сам не замечает, как голоса уплывают, и его клонит в сон.              Когда его осторожно будят, они в кабинете одни, Сяо Чжань нежно поправляет ему волосы:              — Сердце мое, покажи мне свою комнату.              Ибо бросает на него такой неоднозначный и темный взгляд, что альфа сглатывает и тихо говорит:              — Мы сейчас поедем домой, если так будешь смотреть. В твоей комнате я сегодня намерен вести себя очень целомудренно. Отцы сказали, что мы можем оставаться до утра, завтра выходной и мы можем продолжить обсуждения.              — Чжань-Чжань, ты же помнишь, что я умею тихо?              — Ибо, не испытывай меня: я еле держусь.              Ибо смеется, перестает его дразнить, встает на ноги, берет Сяо Чжаня за руку и сообщает:              — Раз у нас очень чинное и правильное знакомство сегодня, пойдем, я покажу тебе мой дом. Очень хочу тебе показать, что здесь и как устроено, а потом мы и правда можем пойти в мою комнату, лечь на мою детскую кровать. Она длинная, но узкая, тебе придется лежать очень близко ко мне, под одним одеялом, прижимаясь всем телом. Я попозже спрошу тебя еще раз про «целомудрие».              Сяо Чжань, улыбаясь, качает головой, но в душе понимает, что в словах Ибо очень много правды. Разберется он с этим позже.