Я считаю шаги до двери в твою жизнь

      На следующий день в ожидании назначенного брифинга Ибо успевает повторить свою речь несколько раз, выпить кофе и просмотреть список дел на текущую неделю, не решаясь заняться ни одним из них. Кто знает, можно ли ему будет? Стрелка часов медленно ползет к нужной цифре, испытывая его терпение, и когда до пресс-конференции остается каких-то полчаса, Ибо наконец с некоторым облегчением выдыхает.       Осталось недолго. Как же Ван Ибо не любит ждать.       За последний год это оказываются его самые выматывающие выходные. После того, как папа встречается с главой семьи Ло и получает от него поддержку, общим решением было провести экстренный сбор Совета директоров их корпорации. Поздним воскресным вечером возможность лично присутствовать есть не у каждого, некоторые подключаются дистанционно, и им все же удается таким образом собрать в конференц-зале двадцать шесть человек, в руках которых и находится управление компанией.       Семья Ван в этот раз в полном составе. Впервые за два года Ван Янь занимает собственное кресло во главе стола, прислонив рядом костыли. Папа находится по правую руку от него. И Ибо горд сидеть рядом с ними.       Отец начинает первым. Его голос уверенный, спокойный, ровный. Словно и не было ни длительного перерыва в работе, ни последних суток, прошедших в напряжении. Он рассказывает правду: о себе, о своей болезни, о принятом трудном решении, что старший сын должен обучиться бизнесу и занять пост вместо него. Об его успехах он тоже говорит — немного, но достаточно, чтобы быть услышанным людьми, которых знает много лет. Никто из них не перебивает, думая, что ошибались, посчитав, будто бы Ван Ян просто уступил место сыну, посвятив себя отдыху, разработке нового бизнеса и воспитанию младшего сына.       Ибо задерживает дыхание, когда отец подходит к главному.       — И сегодня мы должны принять важное решение, — все таким же ровным, твердым и спокойным тоном говорит Ван Янь, смотря вперед. Ибо закрывает глаза, слушая. — Но, прежде чем начать, вы должны узнать, ради чего мы и собрали вас здесь. Ван Ибо, наследник и нынешний президент корпорации Ван Инк, является гаммой. В статусе омеги, — и пока на мгновение воцаряется пораженная тишина, он добавляет: — И это наша повестка на сегодня. Мы должны решить, мешает ли это и дальше занимать ему должность и место в компании, руководить проектом в Харбине?       Речь отца заканчивается в абсолютной тишине. Кусая губы и рассматривая темную и полированную до блеска поверхность стола, Ибо не сразу решается поднять взгляд и посмотреть на кого-либо из присутствующих.       Гул голосов выводит его из легкого оцепенения. Вопросы сыплются, как вода из дырявой бутылки — сначала негромко, всего один или два, на которые отец отвечает по порядку, а потом — много, наперебой, одновременно. Присутствующие обсуждают обрушенную на них новость, и Ибо, отвечая разным людям, скоро перестает улавливать смысл в общем шуме, предоставляя родителям полный карт-бланш. Конечно же, большее внимание сосредоточено на тех, с кем отцу не удалось переговорить до собрания.       Встретиться удалось им только с пятью альфами — это лишь малая часть Совета, их поддержка важна, но ее недостаточно. Так что папа пытается спокойно и доступно объяснить всё остальным, но, судя по достаточно громким и недовольным выкрикам, получается у него плохо.       Постепенно Ибо чувствует, как начинает болеть голова от происходящего.       Некоторое время спустя всплывает самый главный вопрос, мучающий всех присутствующих на собрании.       — Это все похоже на хорошо спланированный обман, — Ибо щурится, поднимает наконец глаза и рассматривает в окне монитора лица директоров. Слишком недовольных нет, недоверчивых и сомневающихся больше, и Ибо считает, что это хороший знак.       — Как долго вы собирались водить нас за нос? — он слышит вопрос и сжимает кулаки на коленях, прикусывая нижнюю губу.       Как ни странно, отвечает даже не папа. И не отец. Ибо видит как неспешно поднимается директор Ло. Он стучит по столу костяшками пальцев до тех пор, пока не становится тихо. И только удостоверившись, что общее внимание сосредоточено на нем, говорит:       — Это шокирующие новости, и я понимаю вашу нерешительность. Но хочу сказать свое мнение. Эта семья в свое время нарушила многие правила и привнесла в металлургическую отрасль инновации, добившись многого. Да, мы не первая компания в списках, когда говорят о годовой прибыли, — он обводит конференц-зал своим тяжелым и серьезным взглядом, делая небольшую паузу. Ее хватает, чтобы с ним согласились легкими кивками или коротким четким «Да». — Но первая, когда говорят о качестве, надёжности и экологичности. Нас знают и уважают во всем мире.       Снова звучит гул одобрения.       Все, о чем говорит директор Ло, является абсолютной правдой. Это известно и остальным, но о столь важных и неоспоримых фактах всегда забывают, когда речь идет о честности и сокрытии правды. Видимо, директор Ло решил напомнить своим коллегам о том, что их объединяет.       — Хочу заметить, — Ибо слабо выдыхает, слыша эти слова, — что этот результат достигнут нами совместно. И под руководством этой семьи и никакой другой, — задумавшись на несколько секунд, он тяжело вздыхает. — Когда я узнал, что наследник Ван — гамма, первой мыслью было именно это — беспокойство, что меня ввели в заблуждение и ловко манипулировали. Что президент Ван на самом деле намеренно обманывал всех нас, подсовывая наследника не того пола.       Ибо видит реакцию, следующую тут же: снова поднимает недовольный гул, звучат вопросы, едкие замечания, от которых он старается оградиться. Нельзя показать слабость, иначе все старания не только последних дней, но и лет, окажутся бессмысленны.       Потянувшись к стакану с водой, чтобы промочить горло, Ибо думает, что у них ничего не выйдет. Всего на минуту, страшную и какую-то обреченную, ему кажется, что сейчас их никто не поддержит, что даже те семьи, чей голос им удалось заполучить вчера, скажут: «Нет» и потребуют прекратить этот фарс.       Он берет себя в руки и гонит эти темные мысли прочь. Время для них давно прошло.       — И я провел небольшое расследование, — Ибо снова присоединяется к обсуждению, смотря на директора Ло. — И факты таковы: Ван Ибо действительно заканчивал обучение, работал и принимал должность в статусе альфы. И только сейчас, встретив свою пару, он изменил его. Для меня это — показатель честности, — взгляд директора Ло обращен прямо на него. — Никто не пытался обмануть нас. Просто такова природа. Да, гамма — малознакомый мне, как и многим из вас, пол.       Но я не поверю в то, что у Ван Ибо, работавшего с нами бок о бок столько времени, после принятия статуса омеги вдруг перестанет получаться то, что он раньше делал хорошо. Это ничего не меняет. Альфа он или омега — он на своем месте. Технически — у него третий вторичный пол, гамма. А значит, не попадает под традиционные мерки. Ситуация непростая, мы находимся на перепутье: поддержать Ван Ибо и столкнуться с непониманием, возможным падением курса акций, или же отвергнуть. Снять с поста директора харбинского филиала и подождать, пока акционеры его лишат поста президента.       Снова воцаряется тишина. Директор Ло дает время на размышление и обдумывание собственных слов. Ибо крутит в руках карандаш, ожидая хоть какой-то реакции. Когда ее не следует, директор Ло снова берет слово.       — Я за первый вариант, — говорит он. — Подобное решение принесет нам пользу. Я верю в это. Мы заявим о себе, как первая компания в мире с таким президентом. Гаммой. Может, в Китае еще этого боятся, но Европа и Америка поддержат подобный выбор. Мир не стоит на месте, наша компания все и всегда делала первой. Почему бы не задать здесь тон? Кроме того, закон не запрещает гаммам занимать руководящие посты. В их крови все также есть альфа-феромон. И я не вижу здесь для себя никаких поводов, чтобы отказывать семье Ван или менять руководительский состав. Я хочу отдать свой голос Ван Ибо и сохранности его полномочий. Надеюсь на вашу поддержку также.       Директор Ло делает небольшой поклон, заканчивая свою речь. Дальше он огибает овальный стол и подходит к Ибо, протягивая руку. Тот встает и пожимает ее, действуя на каком-то автопилоте: в его голове до сих пор крутится услышанное, и улыбка силится появиться на лице.       Спустя почти час дебатов они проводят голосование: шестнадцать голосов из двадцати шести оказываются «За», впечатленные речью директора Ло и уверенной позицией семьи Ван.       Папа ободряюще ему улыбается, и Ибо понимает: они выиграли маленькую битву. Он остается руководить металлургическим заводом в Харбине, но его права на должность президента будут решать акционеры.       Ибо не помнит, что отвечал в благодарность. Наверное, что-то хорошее и правильное, раз после отец одобряюще сжимает его руки и говорит, что тот все сделал правильно.       После ему удается поспать всего несколько часов, за которые его помощники созывают пресс-конференцию, и начало уже скоро. Каких-то полчаса, а потом вся его жизнь окончательно и бесповоротно изменится.       Он не пишет никаких подсказок. Ван Ибо прокручивает в голове собственную речь, зная каждое слово четко и последовательно. Уверенность, что там, в большом зале под вспышками фотокамер, он их не забудет, непоколебима.       Это его день. Его час. Его возможность перестать скрываться и заявить о себе. Все пройдет как задумано.       Ибо понимает, что всё случившееся — его влюблённость, болезнь отца, его новая профессия, его выбор — вело его к этому моменту.       Ему почти двадцать четыре, и все эти годы он стеснялся и прятал собственную личность. Того, кем он, Ван Ибо, является на самом деле. Теперь это не нужно — у него есть те, кто поддержит и примет. Ибо нашел таких людей рядом и среди тех, с кем работает. Настало время проверить, сколько таких же просто на улицах. В мире.       Ибо никогда не был звездой, о нем не писали в таблоидах. Но это может измениться. Всё может поменяться, стоит ему осуществить задуманное. И от того, что и как он скажет, как преподнесет, зависит будущее его компании, семьи. Будущее самого Ван Ибо. Это ноша наследника, альфы. Правда, Ибо считает, что любого ответственного человека, и на самом деле вторичный пол не важен.       — Волнуешься? — слышит он возле себя. Сяо Чжань ставит перед ним стакан из Старбакса, улыбается, кивает, указывая на него, добавляя: — Хотел успеть. Мне жаль, что я не могу быть там с тобой рядом.       Ибо кивает, вспоминая принятое решение скрывать их отношения как можно дольше. И тут же глушит в себе проснувшееся неприятное чувство, тянется к стаканчику и делает глоток, зажмуриваясь.       Сяо Чжань обнимает его со спины. Его тепло ощущается сквозь пиджак, сильное тело дает чувство защищенности, и Ибо улавливает в себе острое желание, почти необходимость, почувствовать родной аромат. Только вот делать этого нельзя категорически.       «Позже, — успокаивает он себя, — сделаю это позже».       Близость Сяо Чжаня дает дополнительную уверенность и успокаивает. Как бы сегодня все ни сложилось, этого у него никто не отберет. В кольце этих рук его примут любым — хоть директором, хоть безработным. Просто Ван Ибо, гамма двадцати четырех лет.       Ибо чувствует, что готов. Даже если ко дну сегодня пойдет его карьера. Он также готов погрузиться на это дно, оттолкнуться и плыть вверх, туда, где можно вдохнуть полной грудью, начав все заново. С чистого листа. У него есть всё для этого.       — Сердце мое, — Сяо Чжань сжимает его пальцы и потом берет лицо в ладони. Гладит щеки, улыбается ободряюще и ласково, чуть щурясь. — Пора.       Вместо ответа Ибо легонько прижимается к нему губами. Дарит поцелуй будто бы в последний раз, хотя знает, что это не так. Сяо Чжань делает короткий вдох, чуть приоткрывает рот, и Ибо не дает себе времени подумать, проникая языком внутрь. Медленно и тягуче целуя, без страсти, просто дыша одним с Сяо Чжанем воздухом, словно желая напитаться им до самых краев.       Когда он разрывает поцелуй, губы у него немного покалывает. Ибо кончиком языка проходится по ним, а потом уверенно говорит:       — Пойдем и сделаем это.       Кофе забыт на столе, запонки на рубашке поправлены, волосы зачесаны, пиджак одернут, когда Ибо подходит к нужной двери и уверенно ее распахивает. Гул голосов тут же стихает, и, пока он направляется к своему месту на возвышении, слышны только его шаги, отдающиеся глухим звуком каблуков.       Журналистов много. Очень и очень много, начиная с официальных государственных каналов и заканчивая маленькими газетами — было решено, что так лучше. Если уж и делать громкие заявления, то только так. Чтобы больше никто не смог переврать или опровергнуть. Пока ситуация в руках самого Ибо, а не конкурентов-манипуляторов.       — Спасибо, что собрались, — начинает Ибо. Все внимание находящихся в зале людей тут же приковывается к нему. Он расправляет плечи, делает глубокий вдох и продолжает: — Корпорация Ван Инк должна сделать заявление. Как и семья Ван.       Окидывая сидящих перед собой людей беглым взглядом, Ибо последний раз прокручивает в голове самое важное и продолжает, твердо и уверенно, несмотря на поднявшуюся вдруг нервозность:       — Но прежде чем начать рассказ, хочу попросить вас быть благоразумными и задавать свои вопросы только исключительно по делу. Прошу, не стоит касаться членов моей семьи и окружения, — Ибо смотрит прямо перед собой. Сосредотачивает внимание на одной черной точке в отдалении и уделяет ей его максимально. Дыхание выравнивается, пусть пульс все еще остается бешеным и неровным. Но это неважно сейчас. — Впоследствии мы планируем несколько интервью, чтобы окончательно дать пояснения всем тем поступкам, которые сподвигли семью Ван скрывать действительно важную информацию. Надеюсь на ваше понимание.       После этого Ибо дает себе маленькую передышку. Пока он молчит, молчат и журналисты, желающие получить сенсацию из первых уст. Они следят за каждым его движением, за каждым его вздохом, будто бы даже это может пролить свет на его заявление. Постоянные звуки затворов камер не мешают Ибо.       — Двадцать четыре года назад в семье Ван родился сын. Да, я начну издалека, — Ибо пожимает плечами на первые смешки. — Как многие думали, наследник, альфа. Только обследование показало, что его половая принадлежность это — не альфа. Врачи, конечно, не ошиблись, когда определяли пол, но в утробе родителя нельзя сказать со стопроцентной точностью. Анализы развеяли окончательное сомнение в том, что родившийся мальчик не является альфой в полном понимании. Он — гамма, имеющий признаки обоих полов.       Вспышки, щелчки, мягкие звуки касаний к десяткам клавиатур. Ибо знает, что каждое его слово уходит в прямые эфиры, попадает на новостные порталы прямо сейчас. Чувствует, как начинает кружиться голова, как холодеют кончики пальцев, поэтому он просто сжимает в кулаки ладони.       — Так вот, — Ибо делает паузу, осматривая взрывающуюся белым и слепящим темноту зала. — Я сын и наследник четы Ван. Мое имя Ван Ибо. И я — гамма.       Он вскидывает голову, пока пережидает первые секунды шума. И призывы его помощников к порядку: «Задавайте один вопрос за раз». На лицо его наползает жесткая усмешка, он ответит на каждый вопрос. Он сделал главное — теперь он готов.              

⊹──⊱✠⊰──⊹

      

      Ибо открывает глаза и немного хмурится, разглядывая серый незнакомый потолок. Зевает, потягивается и только потом вспоминает: это гостевая комната Сынена, он в его доме. Расслабленно двинув плечами, он спускается еще ниже в кровати, закутываясь в мягкие подушки и одеяло, не желая вылезать из постели. Часы, висящие на противоположной стене, показывают семь утра. У него еще есть время немного поспать, так что надо этим пользоваться, пока есть возможность.       Но сон не идет. Вместо него приходят события прошедшего дня. После двухчасовой пресс-конференции, на которой Ибо кажется, что он рассказал почти всю свою жизнь, его выводят через запасной выход и усаживают в машину. Домой ему нельзя — возле его квартиры и дома родителей сейчас дежурят журналисты, желающие получить еще больше сенсационных подробностей. Это, к тому же, может быть опасно, потому что реакция общества на столь громкое заявление может быть непредсказуема. Ибо понятия не имеет, когда сможет туда вернуться.       После недолгих обсуждений его семья постановила, что все то время, пока будет длиться совет акционеров и приниматься решение о его полномочиях, Ибо проведет в доме семьи Гуань. Без телефона, интернета и телевизора.       Ибо не сразу согласился с этим. Это же его касается в первую очередь, почему он должен оставаться за бортом? Но судя по тому, какую шумиху подняло его заявление во всех СМИ, ему действительно не стоит сейчас появляться на людях. И читать, что сейчас о нем пишут, тоже не стоит. И лучшим местом для того, чтобы «залечь на дно», оказывается дом Чо Сынёна.       Тот, к слову, берет внеплановые выходные, и они с Ибо и Минхо проводят остаток дня вместе. И если Ибо захочет позвонить родителям или же Сяо Чжаню, то сделать это можно будет только через Сынёна — связь с внешним миром теперь через его телефон.       Ибо не против. Ему нравится проводить время с двухлетним сыном Сынёна Минхо, который к своему возрасту еще не умеет хорошо говорить, но просто обожает строить с новым другом города и машины из конструктора.       Ибо отвлекается от мрачных мыслей, от тревожного ожидания, полностью увлеченный помощью маленькому альфе.       Сынён, коротающий время с ними, периодически сообщает настроения из сетей. Иногда на его телефон приходят звонки от пап, помощника и Сяо Чжаня.       Судя по всему, ситуация разгорается лесным пожаром. Ибо даже рад, что не знает настоящий масштаб и не участвует в обсуждениях. В топе поиска вэйбо и байду только один заголовок: «Наследник Ван Инк — гамма». Кадры его признания облетают выпуски новостей за какие-то крохи времени, общество штормит и достаточно сильно, что позвонивший несколько минут назад Сяо Чжань настоятельно просит его не покидать дом.       — Ничего не делай, никуда не выходи, — он просит быть очень осторожным. — Все очень серьезно.       Ибо понимает почему: всего за один день собирается общественное движение «За чистоту и праведность. Альфа над омегой». По рассказу Сяо Чжаня их лозунги ужасны, они считают гамм ошибкой природы, которые не должны иметь никаких прав из-за «собственной неполноценности, бракованности». В их постах звучат постоянные призывы «указать им место», «напомнить им, что они дефектны».       Заверив, что ему ничего не грозит и он в полной безопасности за надежными стенами дома семьи Гуань, Ибо прощается с Сяо Чжанем и недолго сидит в тишине, борясь с желанием и узнать больше, и просто забыть, что сейчас именно его имя обсуждает практически каждый в Китае. Лучше заняться куда более полезным и интересным делом: посмотреть с Сынёном и Минхо фильм, который те выбрали, поесть сладкого попкорна или же поиграть в приставку, когда Минхо уснет. Если не учитывать сложившиеся обстоятельства, это даже похоже на отпуск.       Которым Ибо и пользуется, играя почти до самого рассвета и только потом возвращаясь в выделенную ему комнату, чтобы немного поспать.       Так что сейчас, когда он все еще имеет надежду немного вздремнуть, он поворачивается на бок, зарывается лицом в подушку, пахнущую незнакомым ароматом кондиционера для белья, потирается щекой, делая слабый вдох, и тут же открывает глаза, услышав знакомые нотки запаха.       Удивление внутри быстро сменяется легкой радостью. Оказывается, он в комнате не один. В большом кресле возле окна сидит его альфа. На нем выглаженный костюм, который Ибо выбирал ему недавно, голова его опущена на одно плечо, а рука с телефоном расслабленно лежит на бедре.       Сяо Чжань спит.       Укутанный в кокон из своего теплого и мягкого одеяла, Ибо без капли сожаления покидает кровать. Чтобы не разбудить, старается двигаться бесшумно. И у него получается. Подойдя к креслу, он опускается на пол и сидит несколько минут, рассматривая из-под опущенных ресниц спящего альфу. Будить его нет никакого желания, но в конце концов Ибо с сожалением кладет руки Сяо Чжаню на бедра, чуть сжимая и поглаживая.       Сяо Чжань открывает глаза, на его лице появляется мягкая улыбка, от которой у Ибо щемит сердце. Рука Сяо Чжаня оказывается у Ибо на щеке, и тот льнет к ней и, чуть прикрыв глаза, наслаждается исходящим от ладони теплом.       — Почему ты на полу? — спрашивает Сяо Чжань. — Ты замерзнешь, вставай.       Голос альфы немного хриплый. Во взгляде, которым он одаривает Ван Ибо столько нежности, что та невольно проникает и в самого Ибо, распирая грудь. Ибо улыбается, и Сяо Чжань гладит его по щеке подушечкой пальца.       Ибо спрашивает его:       — Что ты здесь делаешь?       Промаргиваясь, Сяо Чжань подается немного вперед. Почти вплотную к Ибо.       — Просто пришел посмотреть на тебя, — звучит объяснение. — Узнать, как ты.       Ибо выгибает брови.       — Ты четыре часа назад спрашивал меня об этом по телефону, — он зевает. — За это время ничего не изменилось.       Сяо Чжань делает еще одну попытку объясниться.       — Впереди очень длинный и важный день и я действительно очень хотел увидеть тебя, — примирительно говорит он, и Ибо опять улыбается. Но, спохватившись, возмущается.       — Мог бы еще поспать, — вздыхая, он хмурится. — Ты вообще ложился сегодня? И не смотри на меня так, — опережает он альфу, поясняя: — Мне-то уж точно сегодня никуда не нужно, так что у меня есть полное право рубиться до трех побед с Сыненом до утра.       Оглянув Сяо Чжаня внимательным взглядом и отметив его уставший вид, Ибо разочарованно вздыхает, поняв, что ни забраться Сяо Чжаню на руки или же утащить того в постель, чтобы немного полежать в уютной тишине, он не может — помнется и безбожно испортится костюм и прическа. Несмотря на все синяки под глазами, Сяо Чжань выглядит изумительно и элегантно, собранным и уверенным. У него впереди трудный и насыщенный день, и не стоит добавлять ему проблем в виде испорченного внешнего вида. Так что Ибо делает единственное пока доступное — притягивает к себе и целует. В конечном итоге, для него это привычное начало дня.       Поцелуй выходит смазанным и каким-то робким. Но придает силы, насыщая новой порцией эндорфинов. Он не длится долго, всего пара ударов сердца, но, тем не менее, после у Ибо утихает тревога. Его голос хриплый от переполняющих чувств, когда он спрашивает:       — Ты вообще собирался будить меня? — он гладит Сяо Чжаня по плечам.       Виновато качнув головой, Сяо Чжань признается:       — Я просто хотел убедиться, что ты в порядке, — он снова коротко целует Ибо, и тот внутренне стонет, совсем не желая расставаться даже на минуту. Омега внутри требует альфы, его близости и поддержки, и очень сложно сопротивляться этим внезапно проснувшимся инстинктам. Сяо Чжань прекращает целовать его, и в его глазах, как и в голосе, звучит сожаление: — Мне уже пора. Кажется, я все бездарно проспал.       Отвечать Ибо не хочется, так что он просто кивает, слушая родной голос.       — Если что-то пойдет не так, обещай не делать глупостей, и просто дождись меня, хорошо? — голос альфы полон беспокойства.       — Все глупости делать только с тобой Чжань-Чжань, — Ибо легко сдвигает плечами и улыбается. — Понял тебя.       Сяо Чжань поднимается. Ибо встает вместе с ним, пойманный в ловушку чужого взгляда. Родные объятья полны тепла, Сяо Чжань долго не отпускает Ибо, а потом прижимается губами ко лбу, все же отстранившись. Этот жест настолько нежный и трогательный, у Ибо перехватывает дыхание, он неосознанно водит по предплечьям Сяо Чжаня, не желая никуда его отпускать, и подставляет губы.       — Я приеду, как только смогу, — им все же удается расцепиться. — Попроси Сынена не убирать далеко телефон — я буду присылать новости ему.       Кивнув, Ибо заваливается на кровать, слыша, как за альфой тихо прикрывается дверь. Он зажмуривается, глубоко дышит, прогоняя прочь чувство тоски. Нужно взять себя в руки.        Он все еще думает, что уснуть больше не получится, но не оценивает степень своей усталости после прошедшей тяжелой недели и проведенной за приставкой ночи. Он засыпает спустя мгновение, сразу, стоит голове коснуться подушки.       Когда он просыпается в следующий раз, на часах десять минут одиннадцатого. Собрание назначено ровно на десять, а значит, заседание уже началось. В здании компании, в большом зале, сейчас собрано около двух сотен людей — именно они владеют акциями компании Ван Инк. И прямо сейчас эти люди решают, кому стоять во главе корпорации.       Снова внутри появляется сковывающее ледяное чувство, и Ибо нужно чем-то его заесть, чтобы оно не разрослось до огромных масштабов и не захватило власть над его разумом.       Быстро накинув толстовку, Ибо спускается вниз и направляется на поиски Сынена. Друг находится быстро — на кухне, лениво пожевывающий что-то и выглядящий куда лучше, несмотря на то, что проснулся намного раньше Ибо. Он уже успел покормить Минхо, и теперь тот проводит время с няней наверху, судя по всему. Улыбнувшись, Ибо входит в светлое и просторное помещение, усаживается за стол и демонстративно втягивает носом воздух, пихая Сынена в бок.       Тот улыбается, пихается в ответ, и они, словно дети, возятся за столом, грозясь перевернуть его. Их общий смех разгоняет нависшие над ними тучи неизвестности, давая им возможность нормально позавтракать и обсудить планы на день.       Уже после, помогая с уборкой на кухне, он снова думает, что родители неправы, и его место на собрании. Решается его судьба и судьба его семьи, почему он должен оставаться в стороне? Тем более, что на конференции он справился хорошо. Не путался в словах, рассказывал четко и ясно, пояснял непонятные моменты, стараясь не замечать снисхождения или же отвращения в тоне тех, кто не мог удержать эмоции под контролем.       «Надо же, — говорил кто-то, — гамма и из богатых».       Отчасти Ибо понимает, что родители не хотят усугублять и без того непростое положение. Присутствие Ибо может их напугать, заставить сомневаться или же мыслить иррационально. Уж лучше пусть они получат информацию из вторых рук.       — Особенно те, кто привержен традициям, — заканчивает папа, глядя на него. — Им не нужно видеть тебя, Ибо. Достаточно, чтобы они услышали о тебе от других и приняли решение.       Сейчас, вспоминая их разговор, Ибо все никак не может успокоиться. Проснувшееся вместе с ним тревожное чувство перерастает в нетерпение, отчего Ибо пристает к Сынену, пытаясь надавить тому на жалость.       — Дай посмотреть хотя бы новости, — он делает очень просящее и умоляющее лицо. Сяо Чжань однажды назвал это выражение лица «щеночек», когда Ибо хотел что-то выпросить у него, и теперь, проделывая тот же самый трюк с другом, он надеется, что сработает. С Сяо Чжанем же получилось.       Сынен неумолим. Фыркнув, он шутливо щелкает Ибо по носу, отбирая телефон, который Ибо успел вытащить из его кармана, но посмотреть так и не смог — тот оказывается заблокированным.       — Нет, — спокойно говорит он. — Нельзя.       Ибо тяжело вздыхает и пробует снова.       — Ибо, — серьезным тоном продолжает омега, — ты же знаешь, что дядя Лэлэ никогда не ошибается в таких вещах. Тебе не нужен негатив от узколобых людей. Не сейчас, — он участливо сжимает его плечо. — Мы просто будем ждать итога. Хочешь, можем выпустить пар в спортзале. Или в бассейне. У Минхо как раз через час занятие с тренером, мы можем присоединиться или просто понаблюдать.       Подумав, Ибо все же решает, что Сынен прав. И это отличная идея. Он отставляет чашку с кофе и направляется в спортзал, расположенный на цокольном этаже, пока Сынен отвлекается на разбор почты и рабочие звонки.       Изматывая себя и выкладываясь физически, Ибо разгружает голову от ненужных мыслей. Она приятно пуста, когда некоторое время спустя, закончив с одним из упражнений, он валится на пол и дает себе передышку. Грудь вздымается от частого и поспешного дыхания, Ибо лежит и не находит в себе силы подняться — приятная усталость во всем теле после хорошей тренировки заставляет чувствовать его себя немного легче.       Ему нужно в душ и переодеться: он весь пропах потом, а майку хоть выжимай. Ибо приподнимается, когда в спортзал не входит, а практически влетает запыхавшийся Сынен, держа в руках телефон. Он падает рядом, кладет гаджет на пол, и Ибо видит на экране имя Сяо Чжаня.       Внутри все замирает. Ибо садится, утирает пот ладонью и кивает Сынену, приложившему в этот самый момент палец к губам. Значок громкой связи бросается в глаза, но пока никто ничего не говорит, держа их в напряжении.       Судя по звукам, альфа находится на собрании. Молчание все еще сохраняется, но Ибо знает, что Сяо Чжань не стал бы звонить им без серьезных на то причин. Так что это значит только одно: что-то случилось.       Становится вдруг слышно, как кто-то тихо переговаривается, что-то шуршит, а потом снова воцаряется тишина. Длится она, правда, недолго: вдруг кто-то покашливает, а затем начинает говорить.       — Мы выслушали многих желающих, — Ибо ничего не может сказать, он не узнает обладателя этого ровного и громкого голоса. Только может осознать, что этот кто-то явно не слишком молод. Голос между тем продолжает: — Теперь и моя очередь. Мы попали в сложную ситуацию: наследник этой корпорации — гамма, о которых большинство из нас только слышало.       Кто-то перебивает его, и в образовавшемся гуле голосов Ибо отчетливо слышит громкое: «Омега!».       Ибо прикрывает глаза, сжимая пальцы на коленях и цепляя ими штаны. Дышит ровно, слушая дальше.       — И я хотел бы обсудить, почему нам не сказали об этом раньше, но не буду, — игнорируя выкрики, продолжает незнакомый альфа. — Мы ведь здесь все партнеры, да? Партнеры, — тут же отвечает сам себе. — Семья Ван права: быть гаммой — страшно. Ни один из вас, сейчас сидящих здесь, не относится к ним как к равным — кто-то жалеет, кто-то проявляет неуважение, кто-то боится, считая, будто это какая-то стыдная болезнь, — звучит горький смешок. — Если хочешь вести бизнес, в нашем мире о таком нужно молчать. И они молчали, не раскрывая статус наследника до тех пор, пока он не возглавил корпорацию.       Дальше следует небольшая пауза. Гул голосов на фоне почти не слышен, Ибо бросает короткий взгляд на Сынена, а потом вновь переводит взгляд на лежащий между ними телефон и ждет, кусая губы.       — Под его руководством Ван Инк уже два года, — снова начинает альфа. — Прибыль значительно возросла. Мы же ради этого здесь и сидим, правда? Ради денег, которые мы все с вами вложили, чтобы после получать доход. И их за два года стало только больше — корпорация Ван Инк отлично справляется со своими обязанностями в этом плане. Конечно, были времена, когда денег отчаянно не хватало, но и этот период успешно пройден десяток лет назад. С тех пор все изменилось: у нас прочное положение в обществе, акции корпорации только растут, активы — тоже. Я, как самый первый и до сегодняшнего дня самый крупный инвестор, об этом знаю лучше всех.       Сынен вскидывает на него взгляд, аккуратно трогает, привлекая внимание, и Ибо одними губами произносит: «Ли Бёнхон». Сынен понимающе кивает и больше не тревожит.       Ибо сглатывает от волнения, понимая, насколько важным является каждое произнесенное слово этого человека. Он выдыхает, успокаиваясь, настраиваясь только на лучшее.       «Все получится», — крутится в голове, и Ибо запрещает себе думать о другом исходе.       — И я не понимаю, почему мы вдруг должны все менять, если до вчерашней новости о его статусе нас все устраивало? — спрашивает Ли Бёнхон. — Что сейчас поменялось?       Опять поднимается гул, набирающий обороты с каждой проходящей дальше секундой. Слышны все те же выкрики: «Он — омега, пусть знает свое место!», и от злобы в чужих голосах Ибо сильнее сжимает кулаки.       Ли Бёнхон медлит.       — Этот мир никогда не был справедлив, — отвечает кричащим он, продолжая свою мысль и перебивая пытающихся высказаться. — Он жесток и безжалостен. Я никогда не считал, что омегам нужно запрещать что-то, лишать их возможности выразить собственное «я». Если омеги хотят заниматься бизнесом — они должны это делать и делают, только вот всегда подстраиваясь под кого-то, прикрываясь чем-то или кем-то, занимаясь отраслями, в которых общество милостиво позволяет им быть руководителями. Это лицемерно и мелко, на мой взгляд. Но это омеги, и речь сейчас не о них. Вы все знаете, какой я человек. Но мы не будем отвлекаться на меня: здесь и сейчас мы не за этим, обсудить права омег мы можем и в другое время, так что давайте лучше вернемся к правам гамм, но не в статусе альфы, а в статусе омеги, — он делает короткую паузу. — Я никогда не стесняюсь своего мнения, и оно сейчас полностью на стороне Ван Ибо. Я поддерживаю его право на занимаемую должность, на все притязания управлять своим наследием.       На заднем плане слышен ропот и перешептывания. Ибо задерживает дыхание, и звуки вокруг стихают, оставляя только голос Ли Бёнхона.       — Гамма — обладатель одинаковых прав как альфы, так и омеги. И пока в нашем обществе существует такое неравенство, мы с вами вынуждены собираться для таких голосований. Полная глупость, не так ли? Ван Ибо как человек доказал нам свой ум, свою деловую хватку, свой потенциал. За его спиной стоят люди, создавшие эту корпорацию с нуля и вложившие в нее же больше всего инвестиций. Так какие у вас причины не поддерживать его? Что изменилось после того, как он сделал это смелое признание? Он что, стал хуже управлять, после того как нашел себе пару? На его беду парой стал альфа. А если бы вдруг случилось наоборот, и парой оказался омега? Легче бы было нам принять решение?       Ему никто не отвечает на эти вопросы. Да и вряд ли нужны ответы, правда очевидна и не нуждается в озвучивании. И, судя по всему, Ли Бёнхон считает так же.       — Я богатый и старый человек, — Ибо невольно улыбается — уж он-то помнит, как выглядит Ли Бёнхон, и определение «старый» здесь явно шутка. — Мой бизнес давно отлажен, не только в Китае, но и по всему миру. И я не боюсь высказывать свое мнение, зная прекрасно: выживу, выплыву, заставлю половину мира думать, как я, если вдруг мне это будет нужно. Поэтому абсолютно серьезно заявляю сейчас, если кандидатура гаммы Ван Ибо не будет поддержана, я продам все свои акции. Не хочу быть частью компании, где не принимается мысль о том, что гамма может занять руководящую должность. Вы же все понимаете, что произойдет в таком случае? Да, случится обвал на бирже и со временем корпорация может полностью разориться.       Распахнув глаза, Ибо неверяще смотрит на Сынена. Тот в точно таком же ужасе округляет глаза, качает головой и разводит руки в стороны, показывая тем самым, что тоже не имеет понятия, что сейчас там творится.       Родители об этом варианте не говорили. И даже не думали, скорее всего. В их общих разговорах никогда не звучало, что Ван Инк может перестать существовать.       «Как же так? — проносятся мысли в голове. — Как же все, к чему мы стремились и все, ради чего мне пришлось перешагнуть через себя?».       Прикрыв глаза и пытаясь успокоиться, Ибо очень сильно сейчас хочет обнять родителей или хоть как-то поддержать — к такому заявлению «старого друга» они тоже явно не были готовы.       Голоса акционеров сливаются в шум на заднем фоне, слушать который у Ибо нет никакого желания. Радует лишь одно: акционеры тоже не ожидали подобного заявления.       Ли Бёнхон прерывает все споры и перекрикивания еще одним:       — Я согласен вложить деньги в любой новый проект семьи Ван. Тот, который возглавит их сын и никто больше. Поэтому имейте это в виду, когда будете голосовать. И не думайте, что если вы поведете себя, как самые настоящие трусы, поддавшись стереотипам, это пройдет вам даром. Последствия будут и очень сильно ударят по вашему карману.       — Господин Ли, к чему такие радикальные решения? Почему мы не можем спокойно отстранить Ван Ибо, а потом, как только волнение в обществе уляжется, пересмотреть свое решение?       По голосу Ибо узнает альфу из семьи Чэн.       «Что ж, — думает он, — эти всегда ищут местечко помягче».       Семья Чэн, не так богата и могущественна, как семья Ли. Если тот и правда не сильно почувствует отток прибыли со своих счетов, если их корпорация разорится, то этого нельзя сказать о семье Чэн, как и о многих других акционерах.       — О, — тон Ли Бёнхона меняется: в нем появляется сталь, и исчезает вся мягкость. — Какое «отличное» предложение, господин Чэн. Вашей совести так будет спокойнее? — спрашивает он. — Уберем директора Ван и поставим, скажем, вас? И никто не будет против — альфа во главе правления. А после, когда все действительно, — он выделяет интонацией именно это слово, — уляжется, зачем все менять, если все и так отлично работает, верно? Нет, — твердо заявляет Ли Бёнхон. — Я настаиваю, что гамма имеет равные с любым другим альфой права. И способен справиться со многими задачами намного лучше, чем многие сидящие здесь альфы. И знаете почему я так уверен, господин Чэн? Потому что я, Ли Бёнхон, тоже гамма.       Вот теперь его слова похожи на сдетонировавшую бомбу. Повисает тишина, которую никто не стремится разрушить. Ибо смотрит на отсчитываемое разговором время, видит, как бегут секунды, почти добираясь до минуты, но никто так и не произносит ни слова.       — Да, мне повезло куда больше Ван Ибо, и моим партнером и парой стал омега, — Ибо вздрагивает, слыша голос Ли Бёнхона: почему-то он думал, что тот закончил свою речь. — Только поэтому я живу в альфа-статусе всю свою жизнь. И так, как хочу, занимаясь интересным мне бизнесом и поддерживая любые стремления своих детей. Потому что могу, и никто не указывает мне. Так получилось, что в молодости мне часто приходилось прятать себя настоящего. Скрываться, бояться осуждения. Того, что станет известен мой пол. Я не переставал мечтать о том времени, когда кто-то бесстрашный встанет и скажет о нас, о людях, имеющих третий вторичный пол. Что у нас тоже есть право быть видимыми и уважаемыми. Что когда-нибудь в свидетельствах о заключении брака и в личных анкетах можно будет указать не только пол «омега» или же «альфа», но и «гамма». Мечтал и о том, что все наши заболевания сможет лечить отдельный врач. Но шли годы, а борца за наши права, права гамм, так и не появлялось.       И я совсем не ожидал, что этим человеком окажется сын моих друзей, которого я с пеленок знаю. Которому так же, как и мне, пришлось прятать свой пол, пришлось пережить смену статуса. Да, я слышал, что многие уже узнали, что в девятнадцать он был омегой, а затем менял статус на альфу. Если вы считаете нормой, что кому-то приходится идти на насилие над своим организмом за право удержать свой бизнес, я — нет.       Он стал именно тем самым смелым голосом, которого я так долго ждал. Я не смог сделать этого сам в свое время, но я готов подставить и подставлю ему свое плечо, чтобы он смог устоять перед нападками общества и его устаревших норм.              Слова Ли Бёнхона отдаются глухим эхом в голове Ван Ибо. Сынен держит его за руку, сжимая в поддержке, и все внутри у Ибо горит от невыраженной благодарности. Он знал, что Ли Бёнхон на их стороне, но и подумать не мог о том, что своей речью он сможет вытащить наружу все то, что у него, Ван Ибо, в душе.       Дышать получается с трудом, через раз почти. Эмоции разворошены ураганом, имя которому Ли Бёнхон, горя в его сердце яркой искрой.              — По сухой статистике, которую вы нигде не найдете и которую пока не публикуют ни в одной из газет, гамм на планете — пять процентов населения. Огромное количество. Наверняка у каждого из вас есть знакомые, друзья или же родственники — гаммы. Я просто уверен, что моя и история Ван Ибо не последние, и мы еще услышим много таких. Потому что время молчания прошло, — Ли Бёнхон кашляет, прервавшись всего на секунду. — Так что снова повторю: я, Ли Бёнхон, гамма в статусе альфы, поддерживаю Ван Ибо на посту президента этой корпорации. Моя компания будет оказывать ему всяческое содействие в Ван Инк или же в любой другой компании, которую он возглавит.       — Вы гарантируете нам никаких изменений или же сложностей с иностранными инвесторами?       Ли Бёнхон смеется. Тихо, но Ибо все равно слышит.       — Возможно, для Китая это впервые, но вот Америка или Европа относятся к этому проще и принимают третий пол, не считая это чем-то зазорным.       Для западных инвесторов Ван Инк теперь мы представляем большую ценность, так как можем стать первой компанией, где руководителем является гамма. Они считают китайское общество не слишком прогрессивным, так покажем им, что мы готовы идти в ногу со временем и поддержать их нормы. Я надеюсь, что сейчас вы все хорошенько обдумаете, посчитаете в уме прибыль, которую мы также можем получить, и примете решение. Верное решение. Напоследок хочу сказать, что у меня запланировано несколько интервью, потому что больше ждать я не намерен — и так слишком долго тянул с этим. Ван Ибо показал мне, что нужно бороться за то, что любишь, делая это честно, не думая об опасности все потерять. Правда стоит этого, и нужно донести это до людей.       Ли Бёнхон замолкает. В этот раз уже действительно заканчивает свой монолог, и в трубке раздается шум, состоящий из голосов, выкрикивающих что-то наперебой. Но он быстро исчезает — Сяо Чжань, видимо, посчитал, что с Ибо достаточно, и завершил звонок.       — С ума сойти, — бормочет Сынен, разглядывая немного ошалевшими глазами Ибо. Тот кивает, у него у самого нет слов, чтобы как-то описать услышанное и свои чувства. — Это невероятно, он просто встал и сказал, что тоже гамма, — в голосе Сынена слышно восхищение. — Один из самых богатых людей в Китае сказал об этом так просто и открыто. Он реально крут!       Ибо может с ним только согласиться.       У него самого много мыслей, крутящихся в одном направлении: там, где была надежда замести эту историю под ковер, будто незначительный мусор, и убрать Ибо из правления молча, теперь пусто. Он прекрасно это осознает. Только вот страшно все равно от факта, насколько рискованно и смело они играют на этом поле. После столь яркого и эмоционального монолога Ибо точно уверен, что родители были в курсе. Уж папа-то точно. Все или ничего — Ли Бёнхон не дает другого выбора акционерам.       Представив, как родителям было сложно решиться на подобный шаг, Ибо сглатывает. Запускает руку в волосы, стараясь не думать, что даже после этого они могут все потерять: решение может оказаться не в их пользу, и тогда камин-аут господина Ли окажется бессмысленным. Есть большой риск, что акционеры проголосуют против, и тогда Ли Бёнхон столкнется не только с финансовыми неприятностями, но и с трудностями в его окружении. А уж родителям Ибо и вовсе в таком случае придется продать свои доли в компании. Но даже несмотря на такой исход, Ибо не будет молчать: он собирается говорить — честно и открыто — о гаммах и заставит говорить все СМИ.       Ибо усмехается: если Сяо Лиан и хотел какого-то эффекта, то явно не такого.       Сынен все еще говорит о речи Бёнхона, вставляет свои замечания, и они с Ибо спорят не замечая времени, правильно ли поступил господин Ли.       Когда проходит не один час, Ибо по-прежнему не может найти себе места, пусть и понимая, что после столь длительной речи должны высказаться и другие акционеры, и Совет директоров, поддержавший его. Он только надеется, что речь гаммы Ли их не оттолкнула, а придала уверенности.       — Эй, — тихо зовет его Сынен, — ты как?       Ибо поднимает большой палец вверх, как бы одновременно отвечая на его вопрос и показывая свое состояние. Говорить не хочется, Ибо себе не очень-то сейчас доверяет, опасаясь, что голос может выдать его истинное состояние. Ни к чему Сынену знать, что у него в душе буря, которая никак не утихнет.       Они в гостиной. Сынен поднимается с дивана, где провел последние полчаса, снова отвечая на рабочие сообщения, и куда-то уходит, а Ибо лежит на ковре, мягком и ворсистом, бездумно смотрит в потолок и гладит собаку Даррена. Он хорошо ее помнит еще с роликов, присылаемых Сыненом в его период страданий по несговорчивому альфе-администратору. Она постарела, стала менее активной, предпочитая проводить время в доме, подставляясь под заботливые руки, готовые чесать ее за ушами или же по животу.       Ибо расслаблен и благодарен этой семье за окруживший его комфорт и уют, и сам в эту же секунду понимает, что ему хочется точно такого же. Мысль приходит и плотно цепляется за разум, оседает внутри желанием иметь свой собственный дом со спортзалом, большой гостиной, удобным кабинетом, несколькими спальнями для внезапных гостей, бассейном, обязательно крытым, потому что он любит плавать и зимой. Неплохо бы еще разбить небольшой сад, потому что он привык к саду папы в родительском доме, вид к которому открывается в окнах его детской комнаты. И зону для барбекю, чтобы можно было собраться с друзьями в выходные или праздники, пожарить мясо, как они любят, или же овощи для сидящего на диете Вэньханя. О собаке Ибо тоже думает, но не так, чтобы сильно, все еще сомневаясь. В чем он точно уверен, так это в том, что Сяо Чжань непременно должен быть рядом. Всегда. А потом когда-нибудь и дети.       Для осуществления этой мечты нужно только одно — положительное решение акционеров. Ведь если его не будет, то вероятнее всего им придется переехать. Но Ибо не хочет, дом с садом и барбекю ему нужен тут, в месте, где он вырос и где живут люди, которых он любит и которые будут к нему приезжать.       В последний раз погладив свернувшегося рядом пса, Ибо поднимается и идет искать Сынена. Тот находится быстро, выходящий из спальни Минхо и держащий в руках пульт видеоняни. Кивнув в сторону лестницы, они тихо спускаются вниз и оказываются на кухне, где вдвоем сооружают небольшой обед. Есть Ибо, несмотря на время, не хочет. Стоит подумать о происходящем в стенах компании, как кусок в горло не лезет, а аппетит и вовсе пропадает.       Поэтому он только слушает Сынена, рассказывающего ему очередную историю, приключившуюся с ним, Дарреном и Минхо, потягивая медленными глотками кофе. Глаз с потухшего экрана телефона он так и не сводит, грозясь прожечь в нем дыру.       Почему же так долго? Почему они не позвонят или же не напишут? Это же не так сложно. Хоть кто-нибудь — неважно, родители или Сяо Чжань.       Он покусывает губы от волнения — дурацкая на самом деле привычка с детства, — когда Сынен спрашивает:       — Не жалеешь?       — Нет, — и это чистая правда. — Ни капли.       Он не жалеет, ни о чем. Ему настолько надоело хранить секреты, врать и переживать, что кто-нибудь узнает. Он настолько сильно устал вариться в этом котле, что, узнав, что его тайна раскрыта, испытывает такое облегчение, что немного стыдно. Оно длится всего один короткий миг, но этого вполне достаточно. Единственное, что ему непонятно еще в этой ситуации, где и как Ибо себя выдал, ведь был предельно осторожным.       Его не расстраивает факт, что все в курсе. Не вызывает желания отмотать все назад. Ему только жаль, что из-за этой лжи пришлось расстаться на четыре года с любимым человеком.              — Нет, — снова говорит он уверенным тоном. — Я жалею сейчас только о том, что меня нет там. Что я вынужден ждать. Это такой отстой, что я больше никогда не соглашусь.       Сынен фыркает и усмехается, продолжая обедать. Ибо показывает ему язык, а тот в отместку подталкивает к нему тарелку с лапшой.       — Ешь, — настаивает он непреклонно. — Сяо Чжань тебя больше к нам не отпустит, если узнает, что я тебя совсем не кормил.       Ибо улыбается. Они сидят в тишине, думая каждый о своем. А потом Сынен вдруг резко встает, даже не убрав за собой тарелку, ссылаясь на срочный звонок, который нужно было сделать еще пару часов назад. Ибо пожимает плечами, когда омега оставляет его одного.       Он рассеянно и бездумно ковыряется в тарелке, сортируя плавающие овощи и кусочки мяса с лапшой, когда слышит шаги за спиной. Эта походка ему хорошо известна. Ибо резко поворачивается и встречается взглядом с Сяо Чжанем.       Тот выглядит уставшим, утренний лоск исчез, в уголках глаз собраны морщинки. В первые секунды, пока Сяо Чжань еще не так близко, Ибо ловит себя на мысли, что он готов смотреть на это всегда, до конца своих дней, — то, как Сяо Чжань идет к нему, становясь с каждым шагом все ближе. Стоит им оказаться рядом, Ибо зарывается носом в место возле уха, сплетает руки в замок у него на талии, прижимаясь всем телом. Сяо Чжань гладит его по спине.       Какое-то время они молчат, просто наслаждаясь близостью друг друга. Окутанный теплом, Ибо наконец ощущает себя в порядке, прикрывает глаза и издает тихий довольный звук, когда пальцы Сяо Чжаня касаются загривка. А потом альфа чуть отстраняется.       — И не спросишь, как все прошло? — почему-то шепотом говорит он.       Нервно поведя плечами, Ибо признается:       — Страшно, — и едва улыбается, стараясь казаться бодрее. — Особенно от того, что ты приехал, а не позвонил.       Сяо Чжань касается его волос, убирает упавшие пряди со лба. В его прикосновениях только нежность.       — Большинство голосов «За», — он счастливо улыбается. — Мы выиграли с перевесом в три процента, сердце мое. Мы победили.       Это такие простые слова, но такие важные. Услышав их, Ибо усмехается, чувствуя, как просыпается желание смеяться, делиться со всеми заполняющим его ощущением легкости. Но вместо этого Ибо просто снова притягивает к себе Сяо Чжаня и обнимает так крепко, насколько позволяют силы.       Они больше ничего не говорят и не делают, оставаясь стоять так посреди кухни. Ибо дает бушующим эмоциям выплеснуться, освободить его тело и разум, делая его наконец свободным.       Он знает, что будет непросто, ведь часть акционеров все же выступила против. Мнение обывателей о гаммах разделились, но это было ожидаемо. И он приложит все усилия, чтобы склонить его на свою сторону.       Но сейчас — это их победа. Знак того, что он не один. Что он получил право на свою собственную жизнь. И это потрясающе — быть свободным и больше не прятаться.       Хочется крикнуть во весь голос, повести себя по-детски; молчать, тихо наслаждаясь этим ощущением. Аромат Сяо Чжаня мягко окутывает его, даруя поддержку, как и всегда. Проведя носом по его метке, он оставляет короткий поцелуй и все же улыбается, издав едва слышный довольный звук, когда Сяо Чжань удобнее перехватывает его.       Вот оно, оказывается, какое — счастье.       — Еще минуточку, — говорит он, — еще немного, а потом я обязательно тебя обо всем расспрошу, сердце мое. И буду спрашивать до тех пор, пока ты мне подробно не расскажешь, как все прошло. Но только давай так постоим еще немного.       — Хорошо, — шепчет в ответ Сяо Чжань, прижимая Ибо.       Они выиграли бой, но их война только начинается. И теперь Ибо не страшно быть ее центром, потому что рядом есть люди, которые ему верят и которые любят его. Вместе с ними он чувствует себя целым. Тем, кто не отступит; тем, кто показал, что у этого мира могут быть новые правила.