***
Оставшись наедине с собой, Вова наконец понял нужность общества, а в особенности друзей. Обычно он, ещё будучи подростком, не особо задумывался на тему друзей и взаимодействий с ними. Они просто были, и Вове было хорошо: есть поддержка, есть компания, есть отдушина. Хотя, цели помочь друг другу никогда ни у кого не было. Их компания, за исключением Валеры, иногда Макса, и Лёши, не интересовалась проблемами Вовы. У всех были свои проблемы, каждый решал их сам, а такие знакомые были лишь развлечением. Сейчас же, когда Вова вырос, он начал осознавать, что пословица «старый друг лучше новых двух», проверенная веками, теперь коснулась и его. Сколько бы знакомств за эти года он не заводил, всегда возвращался к своим трём. И сейчас хочется вернуться, прямо сейчас позвонить Валере, чтобы он подтянул и Макса с Лёшей, чтобы они посидели как в старые добрые, словно за последними партами на перемене в школе. Но что он слышит в ответ? Валера только хотел ему позвонить, чтобы тот подтянулся к ним сам и составил компанию. Только есть одна загвоздка, от которой Вова морщится: собираться будет не их верная четвёрка, а ещё и пару близких (хотя для Вовы не очень) людей с их старой компании, в которой Вова проводил подростковые вечера. Он вроде и не против, мол, это не очень помешает, но с другой стороны идти куда-то резко перехотелось. — Я сегодня не пью, — информирует Вова, как только появляется на пороге квартиры Хеса. Тот вскидывает брови изумлённо, даже как-то насмешливо, и принимает этот факт, подавляя в себе желание поуговаривать. Трезвого Семенюка, когда тот находился в компании, мало кто видел, а судя по воспоминаниям Лёши, он становится каким-то не таким, как всегда. Окружение подвыпивших людей действует на него странно: он отворачивается от всех, даже иногда прячется, не понимая всех пьяных шуток. Сознание людей изменяется, и Вова видит в них не прежних знакомых, а совершенно чужих людей. Неужели и с ним так же происходит? — он меняется до неузнаваемости? Примерный состав сегодняшней компании он не знал, потому с опаской заходил в квартиру. Если Валеру и Макса увидеть было ожидаемо, то Дашу, Дениса и Серёжу — не очень. Он оценивающе оглядел знакомых, кивнул, и тут же поимел желание спрятаться. Видимо, увидеть людей ему было достаточно для того, чтобы потерять желание вообще с кем-то общаться. Шум и гам потихоньку сводил Вову с ума. Привыкший за это время к тихой музыке в наушниках и редким разговорам с сестрой, парень начал ощущать дискомфорт. Он чувствовал запах спирта, и его воротило от него. Валера это заметил и убрал свою рюмку подальше от носа друга. Ещё не хватало трезвому ощутить тошноту. Если на пьяную голову тошнота почти не ощущалась, так, мутило немного, то трезвому организму было намного хуже. «Допился» — думает Валера. А ещё Вову воротило от Даши. Она то и дело бросала свой взгляд на Губанова, заинтересованно обводила его полупьяно, а Лёша вёлся. Улыбался в ответ на милые глазки, и опасаясь чего-то, тут же отворачивался, незаметно для Вовы поглядывая на него. Вова примерно понимал что происходит: пока Даша заинтересованно глядит на друга, Лёша думает о том, что она нравится Семенюку и с опаской глядит на него краем глаза. В общем, странный треугольник, и у каждого догадки свои. Они как подростки: не могут нормально выяснить отношения, опасаются чего-то и играются, раззадоривая друг друга и выводя на эмоции. Как же Даше, глупенькой, однако внимательной, не понять пару лет назад эту одностороннюю химию между двумя друзьями? О Кудановой можно долго и много говорить, ни разу не повторяясь. Она, уйдя после девятого класса в техникум (где девушки-студентки — это редкость), не сразу нашла себе друзей в группе. Это удалось сделать только на втором курсе, когда пришёл Вова. Бывший одиннадцатиклассник, у которого странное виденье на мир и смешные шутки. Пообщались, и тот затащил её в не самую хорошую компанию. Просто ему захотелось показать её друзьям, и объявить, что это его дочь, и что он иногда ей помогает с математикой, если задачи непонятны. Сейчас же, после всех её неоднозначных знаков в сторону Лёши и ответов на них от него, Вова не хочет даже знать её. Ревность. Казалось бы, пройти всё давно должно было, но парня почему-то не отпускало чувство, что он не добился своего и дело не завершено. После медляка на выпускном он загорелся так, что угольки до сих пор истлеть не могут, хоть они и пропадают из вида иногда, облегчая жизнь. И Даша как будто это чувствует и зачем-то подливает масло в полупотухший огонь. И сейчас она ливанула столько масла, что огонь превратился в пожарище. Пожарище ревности, злобы и желания убить. Вова не идеальный. Он сам это понимает и неосознанно сравнивает Дашу с собой. Ну, во-первых, Даша — девушка. Это сразу даёт ей огромный плюс в глазах Лёши, а Вова остаётся у разбитого корыта. Во-вторых, Куданова обладает обаятельностью и внешней красотой, а Вова, по его собственному мнению, ни тем, ни другим не обладает. И глухая, тупая, ревность, вдруг немного отступает с осознанием того, что Лёше будет лучше, если любить его будет не Семенюк, а Даша. — Кто курить? — мучить себя можно бесконечно, но каких положительных плодов это не даст, потому Вова решил отвлечь себя курением с кем-то в компании. — Пошли, — Лёша поднимается с места под внимательный взгляд Даши, и, зная про это, наблюдает за Семенюком уже открыто. Выходит из комнаты, но забывает пачку на тумбочке у дивана. — Ты забыл сигареты в комнате, — тихо напоминает Вова, но в ответ слышит лишь неоднозначную усмешку. — Мне они не нужны, я бросаю, — так же тихо отвечает Лёша, огибает свою кровать и выходит на балкон, расправляя плечи и потягиваясь. Сидеть, опираясь локтями в колени, немного неудобно, да и тело затекает быстро. Лёша открывает окно нараспашку, приглашая друга закурить именно в него. Вова, не раздумывая, вставляет сигарету между губ, чиркает зажигалкой и устало устремляет взгляд на соседний дом. — Ты основательно бросаешь? — спокойно спрашивает парень, отнимая сигарету от губ. — Пытаюсь, — отвечает Лёша и многозначительно вздыхает, задерживая дыхание, будто решаясь на что-то. — ты всё-таки ревнуешь? — Что? — парень поворачивает голову на друга, с интересом скользит взглядом по аккуратным скулам, думая лишь о том, насколько его взгляд был читаем тогда, когда Даша с миловидным лицом крутилась у Хеса под ногами. — Ну, Дашу? — Кто сказал? — По тебе видно. Вова замолкает, надеясь, что сможет побыстрее докурить и они вернутся в комнату, не продолжая этот дебильный разговор. Да, он ревновал, но никак не саму Дашу, а Лёшу к ней, но ведь не скажешь это напрямую, даже не намекнёшь. Замкнутый круг, с которого можно соскочить, только докурив. — Ну, признайся, — Лёша усмехается, толкает легонько в бок и просит раскрыть тайну, которой, на самом деле, не существует. — Не ревную я её, — взрывается Вова, отскакивая от надоедающего друга. — отъебись. — Отрицание — первый признак, забыл? — Заебал, — фыркает Вова, немного усмехаясь краем губ. — если бы я её ревновал, ты бы первый пизды получил. — Ну а чего у тебя взгляд такой, как будто она прям изменяет тебе на твоих глазах — злой? — Потому что она глупо себя ведёт. Вот эти улыбочки противные, смотрит на тебя, как на произведение искусства и вообще она… — Меня ревнуешь? Если бы Вова сейчас шёл, он бы точно споткнулся от неожиданности и упал, а так, стоя на балконе и держась за перила, чувствует, как земля в миг уходит из-под ног, и он летит несколько секунд вниз, ощущая, как по спине бежит морозец. Он мигом краснеет, загораются уши в сигнальном для Лёши знаке, и глаза блестят так сильно, что совсем не видно зрачков в полутьме. На лицо выползает смущённая улыбка, и Вова отворачивается, желая никогда больше не видеть глаза друга. Он не понимает, что в них только что увидел: шок, недопонимание или резко возникшую неприязнь вместе с осознанием ситуации. Радует (но не сильно) только одно — Лёша сам до всего догадался. Если бы он сделал это на пару лет пораньше, Вова был бы также неоднозначно шокирован. Вроде и хорошо, вроде и ужас сущий. — Что за минута молчания? — Хес спрашивает это спокойно, никак не подавая виду, что эта новость его хорошо так подкосила. — Ты обижен на меня? — Вова задаёт встречный вопрос, игнорируя лёшин. Бычок летит в пепельницу. Просыпаясь сегодняшним утром, он даже не догадывался, в какой пиздец попадёт вечером. Вова даже не думал о том, что сам себе признается хоть когда-то, что на Губанова ему до сих пор не плевать и в груди что-то упорно теплится. Для него это было забыто, а если не забыто, то засунуто так глубоко, что не выковырять никогда-никогда, не отрыть и не оживить. Он сам закопал, но, видимо, очень хуёво, не до конца. Больно это осознавать, как и смотреть снизу вверх, ощущать свою беззащитность и какую-то вину, будто Вова не просто ревновал, а совершил против него преступление. Реакцию он никогда не пытался представить, чтобы в случае чего не разочаровываться в себе. Ответ Лёши был достаточно простым и понятным, таким, каким нужно сейчас остановить неловкую паузу, в которой Вова, ещё чуть-чуть, и начнёт задыхаться в самоненависти. Тёплые руки притягивают за плечи и обнимают странно-тепло. Чтобы кто-то обнял Вову? Последний раз он ощущал только дружеские объятья от Валеры, когда справился с дипломом. Но объятья Хеса были особенными, их Вова раньше никогда на себе не ощущал. Что-то новое, неизведанное, несомненно приятное и ещё сильнее вгоняющее в краску. — А чего мне на тебя обижаться, ты же не виноват никак, — пожимает плечами Губанов, и Вова всем телом чувствует это лёгкое движение. — знаешь, был бы кто-то из нас бабой, я бы взаимностью ответил, так что не расстраивайся, — он кривится от своих слов, но Вова этого не видит Не расстраиваться? Думает хоть, что говорит? Вова же себя винить будет, что имеет член вместо пизды, и опять запьёт от горя. Но близость чужого тела сразу отгоняла эти мысли. В голове крутилось только то, что Лёша комфортный, обнимает, будто укрывает одеялом, так ещё и тёплый, хотя руки у него всегда ледяные. Он ощущает себя как под кайфом: ещё немного дрожало тело от испуга, плыло в глазах. Ещё полчаса назад Вова сравнивал себя и Дашу, пытаясь понять, кто в любовном плане будет лучше, а сейчас сравнивает Лёшу и других, окружающих его людей. Он собирает образ Лёши заново, по кирпичикам, и что-то ёкает в сердце, когда он понимает, что ни одна девушка в жизни не нравилась ему так сильно, как ебаный друг, с которым они уже больше шести лет поддерживают общение несмотря ни на что. Жаль, что он не может сейчас посмотреть на лицо Лёши и не удивиться в очередной раз, как в первый, тому, что он дом среди коробок и зажигалка среди спичек. Непривычно красивый, отзывчивый и в какие-то моменты заботливый. Наверное, Вова сейчас очень взвинчен и нужно успокоиться, но Губанов словно читает мысли и выбивает последний воздух из груди. Не хочет он, чтобы парень возвращался с облаков на землю. Или просто на пьяную голову резко переобулся. Если сделать шаг от чувств и ощущений Вовы, то можно сказать, что Хес не понимает не только Вову, но и себя. Будучи вечно одиноким и не нуждающимся во второй половинке человеком, сейчас он растерялся. Несмотря на то, что никогда не был гомофобом, даже скорее кем-то средним между натуралом и геем (но больше тут, конечно, натуральности), он отреагировал на эту ситуацию так, как показалось более разумным. Тихо, спокойно, поддержал, но сказал мягкое нет, однако, эта минута, проведенная на прохладном балконе, когда руки Вовы крепко обнимают рёбра и прижимают их к своей груди, решила многое. Воспоминая недавнее сильное волнение за «зависимость» Вовы, вспоминая школьные годы и другие случаи, он понимал, что из всех его друзей Вова — самый близкий. Ему просто становится интересно, что же будет дальше, через день, неделю, месяц? Ему просто было жаль Вову. Наконец-то детский интерес и помидор помогли Вове во взрослой жизни. Губы опаляют жаром, и щёки снова зажигаются как по сигналу. Голова не просто теряет всё, что в ней было за секунду до этого. Она отключается вовсе, оставляя в рабочем состоянии только ноги, чтобы не рухнуть на пол, губы, и крепко обнимающие чужое тело руки. Это был первый раз, когда Вова отошёл под предлогом покурить и ему было интересно вовсе не курение сигареты. Ему интересней жаться, как сумасшедшему, к чужому телу и получать усмешки и податливые губы, которые иногда сами тянулись вперёд, встречая вовины, а не наоборот. Возвращался Вова с неохотой, а Хес с ощущением полноты в груди. Будто внутри него так много эмоций, так много всего, что дышать становится невыносимо трудно. Вроде не курил, а задыхается. Вова всегда оказывал странное влияние на людей. Даша по-прежнему улыбалась в сторону Лёши, обращалась к нему чуть чаще, чем полчаса назад, но Хес будто её не видел. И Вове в разы спокойнее. И чего она добивается, если они только что с Лёшей целовались так, как ей и не снилось. Парень улыбается хитро, почти как лиса, и отводит взгляд, расслабляясь в накиданых на него подушках.***
Открывать глаза было как-то страшно. Не родное место не сулило ему бодрость с утра, потому Вова проснулся с больным телом. Диван никак не предназначен для ночëвки. Вчера он уснул совершенно случайно, пока листал ленту. Видимо, настолько его утомил вчерашний день, настолько яркие и сильные эмоций испытал за короткое время, что Семенюк даже не помнит, как провалился в сон. Такое было всего пару раз в жизни: первый, когда Вове пришлось бодрствовать на протяжении трёх дней из-за нервозности на почве экзаменов, а второй, из-за больницы, в которой ему было страшно засыпать, будучи маленьким, а дома его вырубило почти на сутки. Или с утра просто не может ничего вспомнить и сообразить. Руки, будто налитые свинцом, упираются в подушку, отрывая голову от подушки. Если посмотреть на его помятое лицо, то можно предположить, что вчера парень неплохо повеселился, хотя единственное вчерашнее взаимодействие с алкоголем, это привкус после поцелуя. Об этом Вова думает в первую же секунду, когда видит себя в зеркале высокого шкафа. Живот тут же скручивает от воспоминаний, и на лицо выползает странная улыбка. Полубезумная, сумасшедшая. Давно он не чувствовал себя так окрылённо, как сейчас. Секунда, две, и его одолевают сомнения. Страшные. Он делает в сторону ванной пару шагов, подмечая, что Хес ещё не проснулся. — Ебать, — с его губ срывается хриплое ругательство, когда он видит на маленьких узеньких полочках столько средств для лица и волос, что складывается впечатление, будто здесь живёт не парень, а очень озабоченная своей красотой девушка. Лёша, конечно, умеет запариться даже из-за мелкого прыщика, но чтобы настолько?.. Вова удивлённо рассматривает баночки и бутылочки, понимая, что в прошлый раз подобных косметических штук было раза в три меньше. Страшно представить, что каждой штучкой Лёша пользуется, когда как Вове даже зубы лень с утра почистить. Ну не может же быть такого! Помнится, вчера Хес говорил про то, что ответил бы взаимностью, если бы кто-то из них был девушкой, видимо, Лёша согласился взять на себя эту тяжёлую ношу, раз имеет столько гелей, различных средств и шампуней. Голое плечо в щели дверей Вова замечает краем глаза, но быстро одёргивает себя. Идёт обратно на диван и ложится, укрываясь подушками. Почему никого, кроме него и хозяина квартиры здесь нет? Потому что ночевать было негде, а Вову решили не поднимать, потому что бедный и так не пил, зачем ещё хуже делать, зачем будить? Единственное, что было интересно, что творила Даша после того, как он уснул. Надо бы написать Валере. Он, когда пьяный, запоминает лучше, чем некоторые актеры для того, чтобы сыграть большую сцену. Удивительная и очень важная способность. Пока думал об этом, уснул. Вове нельзя ничего доверять ранним утром, он обязательно уснёт и все забудет, включая даже собственные планы. — Ты когда спишь, твоё сопение за метр услышать можно, — сонный Губанов садится в ногах, наваливается на спинку дивана и будто продолжает спать. На деле же голова изредка пробивается болью, и единственное, что спасало — это тишина и плотно закрытые веки. Немного подташнивает (видимо, переборщил вчера). Семенюк открывает глаза, хлопая ресницами. Его быстро приводит в чувство рука на его голени. Она невесомо водит вперёд-назад и останавливается наконец, пальцами массажируя горячую кожу сквозь ткань. На Вову это действует как резкий удар током, который во всю свою силу ударил в сердце, да так, что всё похолодело. — Материал прикольный, — мычит, продолжая наглаживать чужую ногу. Когда голова Лёши немного проходит, в квартире поднимается активность: Вова потихоньку просыпается заново, пихает в рот всё, что не приколочено, пару раз выходит покурить. Он ждёт хоть слово от Лёши, хоть один звук, но ничего не дожидается. Сам боится, даже в его сторону не смотрит, и в конце концов просто старается про всё это забыть. И про «прикольный материал» тоже. Видимо, утром он ещё был под хмельком, а сейчас окончательно отрезвел. Вове неожиданно захотелось почувствовать себя пьяным и беззаботным. — О чём думаешь? — Губанов неожиданно решил заговорить. По нему нельзя сказать, что ему правда интересно. Вова оглядывает его с головы до ног и наконец понимает всю абсурдность ситуации. — Ни о чем, — отмахивается Вова, чтобы теперь перед трезвым Губановым не краснеть, как малолетка. Он берёт себя в руки, запихивая в рот очередной кусок колбасы. Вкус еды на языке немного отвлекает, парень старается полностью занять себя ею, но Губанов не даёт. — Знаешь, если тебя мучает вчерашнее, то мы можем поговорить, — растягивая слова, предлагает он. Честно, Вова хочет, но никак не готов. Для него это настолько интимное чувство, что о нём не должен был знать даже виновник торжества, однако, сейчас он сам предлагает это обсудить после вчерашнего поцелуя. Как же в жизни Вовы всё дебильно-сложно. Хочется свернуться в комок, накрыть голову одеялом и больше никогда ни о чём не вспоминать, и лучше не чувствовать. — Поговорить о том, что я пидор? — И запидори́л вчера меня, — хмурится Хес. Ему крайне важно знать о каждом дыхании Вовы, которое хоть как-то касается Губанова. Тем более в такой ситуации. В школьные годы Лёша чувствовал некую привязанность к парню, потому как Вова чаще всего отвлекал его от сложных дел и предлагал самые безумные идеи, лишь бы голова не дымилась. Вова большинство своего свободного времени донимал Лёшу, и это правда помогало. Наверное поэтому парень не погряз в учёбе и собственных липких и неприятных мыслях. Ночью, когда квартира опустела, а в зале все чаще начало слышаться тихое сопение, Губанов первым делом не лёг спать, хотя очень хотел. Он походил вдоль и поперёк комнаты, так часто поглядывая на Вову, что, казалось, совсем не отворачивал от него головы. Щеку пёк лёгкий поцелуй Даши, которую он мягко отстранил, говоря про то, что не стоит таких благодарностей. Просто представил, что было бы, если бы это увидел Семенюк, и, чего-то испугавшись, быстро отскочил, смущённо улыбаясь и хихикая. Нет, пока Даша ему не нужна. Губанов поклялся себе, что Вова об этом действии девушки никогда не узнает. Лучше поберечь его крайне ревнивое сердце. Губанову интересно, что может такого получиться с Вовой. Но девушку он оставил на запасной скамье. Звучит крайне омерзительно и низко, но факт остаётся фактом. — Мне не хочется это обсуждать, мне неприятно, — Вова отворачивается с полным ртом и отпивает немного кофе. — я вообще не хотел, чтобы это как-то вскрывалось, я не хотел в эту хуйню втягивать тебя, и тем более не заставляю тебя отвечать мне. — Знаешь, — Хес садится напротив, складывает руки на груди и с таким умным и серьёзным видом предстаёт перед растерявшимся парнем, что тому хочется провалиться под землю, потому что Лёша настойчив и от разговора, сколько бы Вова не приводил причин не начинать его, не отвертеться. — я тебя понимаю, всю твою ревность, чувства, и тем более причины. Почему ты думаешь, что я категорически против чего-либо? — Ты угараешь? — Вова готов взорваться прямо сейчас. Это упрямство и неумение слушать чужие просьбы портило Губанова, и Вова в полной мере почувствовал это качество, снова убедившись, что иногда парень невыносим. — Я совершенно серьёзно. Почему? — Потому что все эти пидорастические приколы тебе точно не интересны. — Ну я бы попробовал однополый секс. От последней фразы захотелось засмеяться в голос. Всё это выглядело так, будто Хес делает всё, чтобы не расстраивать друга. Даже такую хуйню пороть готов. — Мне не нравится твой позитивный настрой. Ты пытаешься меня высмеять? — Блять, дурак, — Хес сам не выдерживает, мотает головой, понимая, что до Вовы в очередной раз не доходит элементарное. — слышишь меня? Алло? Я не против твоих чувств, проснись, — он пару раз щелкает пальцами перед носом друга, устало плюхается на придвинутый поближе стул и выдыхает, надеясь, что эта короткая Вовина загрузка пройдёт успешно. — Дошло? — Дошло, — кивает Вова. Он вроде понял, а вроде и нет. Мозг как будто не проснулся до сих пор, и он способен только на то, чтобы запихивать еду в себя. Слова Хеса переваривались очень долго, но, наконец, поняв их смысл, Вова расслабленно выдохнул, радуясь то ли включившемуся мозгу, то ли словам Губанова. Следующие пару дней они не видятся. Проводивши Вову до порога и в очередной раз повторив, что он не против их будущего, Лёша помахал вслед в надежде, что до парня дошёл истинный смысл слов. Дойти то дошёл, но любая мысль о Лёше снова выбивает весь воздух из груди, а воспоминания с балкона заставляют жмуриться. Ему было хорошо, даже легко от части, но сейчас Вова хочет набросить петлю на шею и сделать шаг с табурета вниз.