чëрное солнышко

      Вставать было тяжело, но некое смущение всё равно подняло Вову быстрее друга. Он, словно ошпаренный, соскочил с кровати, когда чужая рука случайно коснулась его оголённых плеч. Семенюк — человек достаточно тактильный, но сейчас он боялся любых прикосновений. До сих пор было ощущение, что над ним просто издеваются, платят за все те грехи, которые он носил с собой, внутри. За все его чувства. Эта мысль казалась и глупой, и самой серьёзной в полупустой голове.       — У тебя голова не болит? — тихо спрашивает Вова, потому что у него совсем нет. Привилегия молодых — это более менее свежая голова после пьянки.       — Немного ноет, — отвечает Лёша и морщится, сгоняя остатки сна.       Солнце садится и становится алым, но парни этого не видят. Окна, выходящие на восток — это то, что так желал Лёша, но ненавидел Вова. Один хотел просыпаться с ярким солнцем за окном, а второй, сидя за компьютерным столом, ощущать жар рыжего гиганта на своей щеке.       — У тебя сиги есть? — Вова натягивает вчерашний худак, надеясь, что ему не станет жарко сразу же, как мягкая ткань коснётся кожи. Просто накидывать на голые плечи было нечего, а щеголять с голыми плечами перед Лёшей ой как не хотелось.       — Есть, — на выдохе произносит Губанов, открывая прикроватную тумбочку, где заветные сигареты пылились уже несколько недель.       Закуривая, Вова обратил свой взор на тротуар. Это уже какая-то привычка. Он бы его ещё живым заделал! Что его так тянет к этому бетону? Однако, у Хеса квартира была в более молодом районе и тротуары здесь были идеальными, хуй прикопаешься: с красивыми бордюрами, уложенные плиточкой и подметённые с утра пораньше. В общем, Вова пизданулся головой, раз сравнивает тротуары. Благо хоть Губанов решает его отвлечь, пока кипятится чайник.       — Не жалеешь, что выпил вчера? Ты, всё-таки, завязал, — неуверенно спрашивает парень. Голубые глаза пробегаются по темнеющему небу, немного поблёскивая. Если бы Вова постарался, то нашёл бы в них что-то неописуемо-прекрасное, восхитился бы и замер, но он мельком смотрит в его сторону и тут же отворачивается, даже не вглядываясь в достаточно притягательный профиль лица.       — А че жалеть, ты же оплачивал, да и я хуйни никакой не творил, так что всё заебись, — Семенюк старался не выдавать себя: он жутко жалел. Пошёл на поводу, просто поддался на провокации и даже глазом не моргнул, как влил в себя первую рюмку. Он просто потерял равновесие в борьбе с зависимостью, а это очень сильно подкосило внутреннюю политику Вовы. — Кстати, вчера с сестрой говорил, прикинь че, — парень даже встрепенулся, убирая локти с перегородки. — Узнал, что курит, но не сиги. Дала мне свою парилку попробовать, так и не понял в чём прикол, но она сказала, что воняет меньше. По-моему, хуйня какая-то.       — Наругал?       — Зачем? Я вон, тоже не святоша, — Вова кивает головой на сигарету в своей руке, а затем отворачивается, снова задумываясь о чём-то своём. Хес отвечает как-то односложно, будто не слушает его и летает в облаках.       Семенюка пугает, что они не могут найти тему для разговора. У него пустая голова, да и если находится какая-то мысль, то хочется откусить себе язык, ведь ощущение, что он навязывается, растёт в геометрической прогрессии. Это сильно мучает, и, если честно, всё чаще кажется. что Вова уже многое упустил из-за этого страха. Захотелось сжаться в клубок. Ему вдруг стало так некомфортно находиться с Лёшей, он так испугался в миг, что захотелось заплакать.       — Я, наверное, навязываюсь сильно, — Вова тушит бычок в пепельнице, оставляя там окурок, и опускает руки, пряча их в карманах.       — Закройся уже, — Лёша недовольно смотрит на парня, но агрессии в глазах не находится. — когда эта дурь выйдет из твоей головы? Когда ты перестанешь себя винить во всех смертных грехах и выдумывать себе несуществующие вещи?       Парень глядит на него в ответ как-то растерянно. У него в голове шкалят датчики. Как же так, он уверен в своей правде, а ему талдычат обратное уже который день. Мир сходит с ума, не иначе.       Пока Вова ловит сигналы «SOS», Лёша думает о том, что если он не выбьет дурь из головы Вовы, то того точно придётся класть в деревянную коробку и заколачивать её гвоздями. Губанов давно понял, что у Вовы почти никого сейчас не осталось. С людьми из старой компании он общается со всеми максимум тремя сообщениями в неделю, а новых знакомых он не заводит. Никто не может ему помочь, кроме и так замотавшегося Хеса. Вова не достоин всего этого, его надо вытаскивать, но он неосознанно ставит слишком сложные условия. Одно из условий — отношения. Односторонние, слишком сложные для обоих, но их никак было не избежать. Что было бы после той пьянки, если бы Лёша не согласился на данную авантюру? Да что угодно. Семенюк максимально непредсказуем и жить с ним сложно, но нужно. Вове нужен человек рядом, но он сам этого не осознаёт. А ещё этого человека нельзя отталкивать или бежать от него, но и этого Семенюк не понимает.       — Пошли, — после продолжительного молчания, не прерываемого ни одним, ни другим, слодовало хотя бы войти в квартиру. — тебе сколько ложек сахара?       — Три, — отвечает Вова и наваливается бедром на кухонную тумбу. Он чувствует себя некомфортно, но терпит, наблюдая, как ложка ловко переносит небольшие горсти сахара в кружки, полные кипятка. — Разбавь мне, — просит тихо парень.       — Я помню. Слушай, с чего у тебя такие мысли появляются? Почему утром ты на меня чуть ли с ногами не залез, а вечером разговаривать боишься?       — Мне кажется, что я заёбываю своим присутствием, типа, — он замолчал, собираясь с мыслями. Разглядывал плитку, которой был выложен пол, разглядывал собственные ноги, хотя видел их миллиард раз. Просто куда-то хотелось деть свой взгляд. — я боюсь, что тебе не до меня. У тебя своих дел хоть жопой жуй.       — Ты долбоёб, — коротко изрекает Хес, качая головой. — Если бы у меня были дела, я бы не повёз вчера тебя бухать, я бы не повёз тебя утром к себе. И вообще, мы, вроде как, после вчерашнего в отношениях должны быть.       Вову будто укололо в сердце иголкой. Одной, блять, такой мерзкой, что функция дыхания отрубилась в его организме нахуй. Отрешённо смотря на парня перед собой, он варил в своём котелке всё сказанное, перемещаясь за небольшой стол, за которым и проходил их давний диалог о вовиных чувствах. Время — это ебаный бумеранг. Как стрелки делают полный оборот по циферблату, так и места, люди и темы для разговора возвращаются, заставляя вспоминать про интересное явление — дежавю.       Чай оказался немного горьковатым, но это не так сильно напрягало Вову, как уверенный взгляд напротив. Лёша явно ждал ответа. Честно говоря, ему самому было интересно, согласны ли с ним, с таким красивым и благородным, состоять в отношениях, или так и будут бегать, оправдываясь своей неуверенностью и «навязчивостью». Нет, Губанов не животное, которое за счёт этих отношений хочет утолить свои инстинкты, как это было утром на уходящем из головы градусе. Он, грубо говоря, жертвует своей ориентацией и статусом холостяка ради стабильного Вовиного состояния.       — Должны, — неуверенно отвечает Вова, не отрывая взгляда от голубых глаз. Если честно, силы воли не хватает. Насладиться не может. Просто был пойман в ловушку, в которой ему очень хорошо и выбираться не хочется.       — Ну и договорились, — Губанов наконец сел, помешивая ложкой сахар. Вова видел бы, как у него шёл пар из ушей, если бы всё было как в мультике: просто и понятно с первых нот заставки Диснея. Но в жизни всё не так красочно. В жизни непредсказуемо, непонятно, мрачно и даже страшно. По мимике тяжело понять, что у людей в голове. А ещё в мультике всегда всё хорошо заканчивается для главных героев — это больше всего привлекает внимание парня.

***

      Когда Вова был в классе седьмом, то поклялся себе, что пойдёт по стандартному пути: школа, выпускной, учебное заведение (тут он думал больше про техникум или колледж, ведь был уверен, что в универ поступить бесплатно не сможет), а потом и на работу. Дальше по списку была семья и дети, но в старших классах он начал сомневаться в своём плане на жизнь. Работать не хотелось уже тогда, а с парнями полноценную семью устроить невозможно. Приходилось быстро думать о новом плане, но ничего в голову, кроме очертания петли и табуретки, не приходило. В общем, ничего у него с самого начала не задалось. Сейчас же просто невозможно думать. Вова внимательно следит за Валерой и его девушкой и натурально завидует. Не просто смотрит, а сверлит взглядом. Они перешёптываются, и после этих интимных переговоров Валера улыбается во все зубы, устремляя взгляд карих глаз в потолок. У Вовы вроде точно так же, последнюю неделю они часто сидели у Лёши и дело иногда доходило до поцелуев (Вова иногда был инициатором), но парень всё равно чувствовал неладное. Он чувствовал себя виноватым, но Губанов бил больно его по бедру и возвращал в этот мир, снова распинаясь перед парнем, доказывая, что не нужно делать такое виноватое лицо.       Семенюк хочет пить. Не обычную воду, не сок, не какую-нибудь минералку, а настоящую водку. Влить в себя всю бутылку и со спокойной душой лечь спать, чтобы утром проснуться с мыслями о том, как ему хуёво, а не о том, что жизнь — это сплошной пиздец, который невозможно контролировать. Никогда не слушайте блогеров, которые говорят, что жизнь только в ваших руках. Это далеко не так, вы просто плывёте по течению, безрезультатно махая вёслами в разные стороны. Вова это давно понял и сейчас улыбается, посмеиваясь тихонько.       Почувствовав себя максимально ненужным сейчас, Вова уходит с комнаты, бросив непринуждённо: «ща, до Хеса доебусь и вернусь». И правда Лёша запропастился куда-то. Вроде отошёл в туалет, а нет уже минут пятнадцать. Не горит свет в туалете (это он понял по выключателю), но приоткрыта дверь на кухню. Оттуда доносится тихое шмыганье носом, потому Вова вздыхает, вспоминая, как тот простудился. Ударило же в голову потопать своими ногами в общепит вместо того чтобы заказать еду на дом.       — Чего крадёшься? Я слышу тебя. Потерял? — бурчит под нос парень, отрывая взгляд от переписки.       Если раньше Вова чувствовал внутри себя медленно развязывающийся узелок, из которого вылетали мелкие бабочки размером, наверное, с ноготь, то сейчас время от времени просыпаются настолько огромные насекомые, что становится даже больно. Семенюк с каждым днём всё больше замечает, как его самого начинает скручивать в тот самый узел. Как пелось в старой песне: «потому что нельзя быть на свете красивой такой», но только вот Вова уже по инерции заменяет на «красивым таким» и напевает себе под нос, когда Хес отвлечён и точно не услышит, что там Вова бурчит себе под нос.       В ответ на вопрос Вова кивает и смотрит так невинно, что сердце Губанова чуть ёкает. А может всё-таки там что-то зарождается, в сердце? Он смотрит секунду, две, три, но нет. Вова самый лучший, самый красивый в мире… друг. Он вновь и вновь приходит к этому, и каждый раз резко. Каждый раз, когда у Вовы такое лицо, что будь Хес в него влюблён, то расцеловал бы всё лицо, задерживаясь на губах предельно долго. Но этого не хочется. Хочется дать обычную дружескую поддержку, но не более. Ему не противно целовать Вову прямо в губы. Он делает это не по желанию, а по расписанию, чтобы Семенюк не забывал, что его принимают любым и вообще они пара. Мда, Лёш, ещё никто насильно геем себя не делал, ты у нас индивид.       — Пошли, — Лёша блокирует телефон, оставляя голосовые собеседника непрослушенными, а последние сообщения вообще непрочитанными.       Пока компания снова возвращалась к горячей теме — Максу, который почему-то пропал со всех радаров — к ним присоединилась Даша. Она выглядела как всегда — умопомрачительно, но в этот раз, если опираться на наблюдения Вовы, Губанов не останавливал свой внимательный взгляд на ней более чем на три секунды. Если бы взгляд замер на четыре, то у парня появился бы веский повод ревновать. Хотя, он и так это делает, не зря же взгляда с этих двух не сводит.       — Так можно же хотя бы писать, правда? — Валера грустно смотрит в стол. Ему не хватает Макса как друга, поддержки, компании. Они хорошо сдружились за эти года и его жутко обидел этот поступок Павлова.       Даша смотрит на Лагоду и всем своим видом показывает, что совершенно не понимает этой боли, ведь ни разу не сталкивалась с таким, но говорит совсем другое:       — Да, обидно.       Вова смотрит на неё и морщится. Помнится, на ЕГЭ он писал с сочинении примеры проблемы, которая заключается в том, что первое впечатление обманчиво. Даша — идеальный аргумент, однако экзамен сдан несколько лет назад и уже не вернуться, чтобы вписать недостающий пример в конструкцию сочинения.       Пока парень думает о мелочах, уткнувшись подбородком в любимую подушку, которую он во сне не один раз случайно слюнявил, к нему приковывается женский взгляд. Рина оглядывает его практически с ног до головы, для себя ставя знак вопроса, над которым стоит немного (или много) подумать: «что с Вовой? взгляд такой, что мир ослепит». Парень так смотрит на этих двоих, что складывается странное чувство, будто ревность его жрёт изнутри, словно паразиты. Рина представляет это так ярко, в деталях, что самой становится плохо. Она представляет, как внутри Вовы паразиты (представляются то ли мухи, то ли непонятные, но очень знакомые, мерзкие жучки) впиваются своими трубочками в органы и высасывают всё живое, всё хорошее, что хранится и крутится в голове. Рина считает это мерзостью, потому быстро выбрасывает эту картину из головы, но та словно бумеранг: вновь возвращается и ещё сильнее бьёт. Всё более мрачной становится картина.       — Да я ебал эту хуйню! Я сплю днём, ночью работаю и всё. Я из дома впервые за месяц вышел, ты бы знал как меня этот день сурка доебал, хочу в школу вернуться, там хотя бы вы были и хуйнёй помаяться можно. А помнишь, как мы столовские стаканы с третьего этажа кидали? Нам же тогда пизды дали, — Рину приводят в чувства возмущение Валеры по поводу работы, плавно перетекающее в приятные воспоминания о школе. Девушка глядит на него устало, а потом на Дашу, которая внимательно слушала парня, но взгляд её постоянно съезжал на Губанова. Пару минут таких наблюдений, и это стало раздражать даже её.       — А ты был с нами, когда мы стулья по запасной лестнице кидали? — Вова немного веселеет, вспомнив смешные ситуации со школы. — Нам ещё математичка тогда пиздюлей дала за это.       — Я тогда болел, — припоминает Валера. — Хес был.       — Так мы с ним и кидали, — Вова усмехается и исподтишка глядит на улыбающегося Лёшу.       Это нельзя не заметить. Рина, кажется, хватается за нужную догадку. Вова почти не смотрит на Куданову, а только на Хеса. Парень будто игнорирует её присутствие. Это наблюдение тоже летит в копилку улик. Расследование разворачивается в полной мере.       — Это был первый раз, когда мне дали пизды в школе, — Лёша тянется через весь стол к одноразке Валеры, которую тот выложил со словами «моя парилка — ваша парилка», а вспыхнувший вдруг взгляд Вовы следует за парнем. Внимательно смотрит на профиль лица, смотрит на длинные пальцы, пытающиеся притянуть к себе одноразку, и замечает за собой, как невольно задерживает дыхание. Совсем не дышит, чтобы не упустить ни одного движения лёгких рук и изгиба. — а потом, — он кряхтит по-старчески, утрируя, и возвращается в привычное положение, продолжая. — Пошла череда угроз учётом и отчитываний. Ты меня испортил, Владимир Сергеевич. Мать ахуевала с того, что я такую хуйню творил.       — Спасибо, очень приятно, — Вова хихикает довольно, наконец отмерев.       Он вышел из транса, всё равно не отрывая своего взгляда-липучки. Серые глаза кажутся такими яркими, такими светящимися, что мимолётный взгляд Хеса их сразу же замечает. Улыбается в ответ и отворачивается с желанием ещё раз в них заглянуть. Он в очередной раз осознаёт, насколько в него вляпались. Не просто по уши, а погрузились с головой. Ему это льстило, но было максимально неприятно, что он не может ничего сделать кроме подыгрывания этим чувствам. Хес бьётся между двумя буйками, зная, что Вова дороже всего на свете, но только как друг. Хочется взвалить этот вопрос на чужие плечи и перестать себя мучить.       Вова вспоминает о Гаечке только тогда, когда все собираются уходить. Завтра понедельник, и желательно некоторым выспаться, а Валере ещё работать всю ночь. Вова удивляется, что даже без алкоголя вечер прошел нормально и все им довольны. Даже Лагода — тот ещё любитель пригубить бутылочку пива, но не более. За мыслями об этом парень выходит со всеми в подъезд, делая вид, будто тоже собирается вызвать такси, но перед заказом покурит немного. Лёша сегодня предложил немного выпить после ухода гостей, но палиться перед всеми оба не хотят. Да и не по-человечески как- то выходит, что фильм остаётся смотреть только Вова, а остальные поедут домой. Тогда бы и Даша осталась, ведь дел у неё толком нет, а Вове это ой как не понравилось бы. Он бы взбесился так, что успокоить его смог бы только дротик со снотворным. Но Даша уезжает первая, прихватив одну машину с собой и Лагоду, который едет домой и им по пути, а Рина ждёт другую машину, чтобы уехать к родителям, ведь «давно у них не была, они соскучились уже сильно», как сказала сама девушка перед выходом из квартиры.       Они стоят вдвоём, ждут машину Рины, Вова курит, а девушка дышит через раз. От этих сигарет всегда жутко воняет и болит голова. Семенюк начинает нервничать: сигарета сейчас кончится, а такси вызывать для виду а потом отменять — порча своего рейтинга в приложении, уже и так пару раз отменил, не хочется прославиться у водителей как «гандон с биполяркой, постоянно заказы отменяет».       — Что с тобой сегодня? — девушка вдруг начинает говорить, пока достаёт кейс для наушников из сумки. Вова вздрагивает немного от неожиданности.       — В смысле?       — Или ты всегда так залипаешь на блогера нашего? — она начинает свой допрос, не глядя на Вову, чтобы не смущать его, если вдруг попала точно в цель.       — А что, заметно?       Вова ещё с первого класса знал, что на Рину можно положиться. Она, если её попросить, унесёт все чужие секреты с собой в гроб. Чем бы Вова с ней не делился — всё сохранялось в строжайшем секрете, потому он сейчас ей так доверяет, но внутри волны начинают набирать высоту.       — Если не приглядываться, то нет, а вот если за тобой понаблюдать, то ослепнуть можно, когда ты на него смотришь. Завидуешь популярности или?..       — Популярности, — кивает Вова саркастично, уловив такие же нотки в голосе девушки.       — Понятно с тобой всё, — вздыхает девушка, улыбаясь. — поэтому ты телефон на столе у него оставил, да? Правильно, приложение для такси — это хуйня, машина по силе мысли приедет.       — Да, — усмехается Вова, чувствуя себя будто голым. Его тайну снова вытащили без его спроса. Надо быть всегда начеку, если в твоей душе творится кавардак, Семенюк, когда ты уже это запомнишь и перестанешь в одной и той же квартире спускать тормоза и забываться, наслаждаясь моментом? Второй такой проёб станет для него уроком. По крайней мере Семенюк на это надеется.       — Если не секрет, у вас всё нормально?       Вот он — вопрос, который заставил дым встать поперёк горла. Хочется на него ответить честно, излить душу человеку, которого знаешь практически всю жизнь, может даже проронить слезу на его плечо, но с губ срывается:       — Нормально, — Вова старается скрыть от подруги ту капельку неуверенности и непонимания ситуации. И, кажется, у него получается, ведь Рина кладёт голову на его плечо и улыбается, пряча лицо за волосами.       — Угораздило же вас, поверить не могу.       — Это меня, он здесь не при чём.       — И как давно?       — С одиннадцатого класса, — Вова произносит это впервые и удивляется тому, что уже почти четыре года его сердце каждый раз делает ебоньк, когда у Лёши красиво ложится прядь или он очень красив в какой-то день. За эти четыре года можно обзавестись женой и двумя детьми, но Вова тратит себя и свои силы на одного единственного парня, и сердце никак не хочет его отпускать. Интересно, а можно себе как-нибудь перепрошить мозг? А то у Вовы постоянно глюки какие-то.       — Подумать только, какое у тебя сердце сильное, — искренне удивляется девушка. — слушай, а Хес к этому как относится?       — Я не знаю, правда. Для меня это до сих пор дебри ебаные.       Жаркая июльская ночь вступит в свои права с минуты на минуту, тополиный пух постоянно мешается под ногами, укладываясь в снежные сугробы на обочинах дорог. Так и хочется его подпалить, чтобы искры бежали по дорогам, сжигая мягкие серёжки тополя. Липучки усеяли подошву кроссовок, окрашивая их в кислотно-жёлтый. В Москве лето в самом разгаре, в некоторые дни пахнет грозой, жарко даже в тени, но внутри Вовы ничего эти летние явления не принимает. Вся его природа сконцентрировалась в одной квартире — в квартире Губанова, из которой он изредка уезжает в свою или вместе с хозяином в какой-нибудь клуб, как, например, завтра. А послезавтра на совместное интервью. А в среду ещё куда-то… планы грандиозные, но из-за них Вова путается в себе, путается в Губанове. Сейчас он даёт себе обещание, что поверит в чувства Лёши, возникшие как из ниоткуда. Ведь не чувствующий ничего человек не полезет первым целоваться, да ещё и несколько раз подряд.       Рина прыгает в такси, машет Вове рукой и улыбается лучезарно, будто поддерживая. Вова стоит с грустной улыбкой, чуть щурит глаза, но не уходит в подъезд, пока машина не скрывается за поворотом. По ощущениям он стоял здесь, душной ночью, минут тридцать, но когда возвращается в квартиру, понимает, что был там всего пять минут, если не учитывать лифт туда и обратно. Лёша выходит с кухни и сразу льнёт к чужим губам, да так, что Вова чуть подаётся назад, хватаясь за ручку двери. Ему приятно, ему хорошо, когда эти сухие губы его целуют, но всё равно пусто: рук на себе он не ощущает, зато чувствует напор, с которым Губанов прильнул второй раз, когда Вова разулся и отошёл от двери. Ему не дают сказать ни слова, просто зацеловывают до дыр губы и, наконец, трогают его руки. Ладони вспотели, но Лёша упорно это игнорирует, сжимая её в своей. Губанов чувствует, как Вова тает, будучи зажатым между дверным косяком и чужим телом.       Сегодня, после прихода Даши, в нём проснулось странное чувство. Он глядел на неё и понимал с каждой секундой, что он занят. У него есть пара. И этой парой является тот самый Вова, который в школе вытащил его из состояния потерянности и снял с него статус заучки. Вова дал ему глоток свежего воздуха, но вляпался против своей воли. Губанов почему-то вспомнил, что такими же глазами, как сегодня на кухне, парень смотрел на него, когда они танцевали медляк на школьном выпускном. Сердце вновь ёкнуло, оставив на теле лёгкое онемение.       Сам же Губанов не понимает, зачем это делает. Что им движет? Ему впервые так сильно захотелось целоваться. Захотелось не получать ласку, а давать её. Он снова задаёт себе вопрос: "а может сейчас я влюбился?" и не сразу даёт ответ. Уснул на одной кровати с Вовой и даже не заметил, как спящий рядом парень нежно обнимает чужую руку под титры не интересного фильма. Даже на следующее утро ответ не посещает голову, даже намёка на свой приход не даёт. Теперь запутался Лёша.