***
Сюэ Ян: То, с каким упорством и горячностью отродье пело хвалу своей поганой родне, навело на скверную мысль. «Или, — сказал себе Сюэ Ян, — он и правда такой дурак, или решил, во что бы то ни стало, уболтать меня… держит-таки меня за дурака! Надеется, блядячья ж падаль, что я куплюсь и отвезу его на собственном горбу к шерифу Вэю! Только и мечтает, что добраться до своих проклятых «родичей»! Ищет способ и повод… А что, если он опять решит сбежать? — это-то и вонзилось раскалённым гвоздём разом и в башку, и промеж рёбер… — Ну уж нет!» Отродью не стоило давать воли, но и находиться… ложиться спать рядом, видя, что ему определённо сделалось лучше — чему Сюэ Ян, как не цыкал на себя, а был несказанно рад — и, помня, как ловко эта тварь обошлась однажды с кувшином для умывания, тоже было бы не слишком умно… Взвесив и то и другое, юноша решился запирать хитрую бестию. Осмотрел комнату, где помещалась настоящая постель, проверил, что в единственное окошко взрослому парню не пролезть, заглянул на всякий случай лишний раз в шкаф и под кровать и, уходя, оставил на ночь этому парню кружку воды вместо обычной фляги — ей так сильно по темени не огреешь! — захлопнул дверь и подпёр её снаружи обломком доски… Откуда же было знать, чем всё в итоге обернётся?..***
Сяо Синчэнь: Ещё через день правая рука как будто стала немного подвижней, но в остальном дела шли всё хуже и хуже… Рёбра по-прежнему при всяком неосторожном движении скребла боль, а жар хоть и ощутимо спал и уже не доводил до беспамятства, так до конца и не прошёл, а временами сменялся ознобом, иногда таким сильным, что чудилось, перестают слушаться пальцы на руках и ногах. В такие моменты оставалось только, свернувшись клубком, кутаться в оставленный Сюэ Яном сюртук… С одеждой вообще получалась скверная история: из пещеры Вэней прихватить какое-нибудь мужское платье не дошли руки, а сыскать после — не было даже намёка на возможность… К тому же, в глазах Сюэ Яна Сяо Синчэнь до недавнего времени всё ещё оставался… думал, что всё ещё остаётся… девушкой, а значит попросить для себя рубашку и штаны значило бы вызвать лишние вопросы и подозрения. Ну а теперь… теперь… Многие ли пленники получают подобные подарки от своих тюремщиков? Тем более что мальчишка прямо объявил, что ему и нужен будет «кто-то, кто одет как девка и вполне может за девку сойти»! Можно было бы, конечно, просто скинуть с себя платье… теперь, когда больше не было нужды таить свою истинную природу… И то, что уцелело от нижних юбок… И остаться… В чулках и рубашке до колен?.. «Надо было, всё-таки, ввязываясь в эту историю, не поскупиться и на панталоны… пусть бы даже и с разрезом — уж нашёл бы время зашить!.. — успел отругать себя юноша, прежде чем опомнился, — Но ведь в этом был тогда свой умысел: если найдутся желающие заглянуть под юбки, дать им возможность увидеть «изуродованную» кожу над чулками… И ведь желающий сыскался! И ведь помогло!.. Вот только теперь… А что, разве теперь хоть кто-то на этой станции может увидеть что-нибудь для себя новое, сними я хоть и саму рубашку? Нет! А выносить духоту будет легче…» Но эту мысль Сяо Синчэнь отмёл: во-первых, когда бросало в холод, дрожь колотила и во всей одежде, а во-вторых… Разгуливать перед кем бы то ни было нагишом?.. В девичей рубашке?.. Нелепо. Смешно. Глупо. И… тут уж и правда начнёшь задумываться, а тому ли ремеслу учился?.. С Сюэ Яном всё тоже складывалось дурно, мальчишка был холоден и напоказ надменен. Сначала он не желал говорить, потом — слушать, а в конце концов, пользуясь тем, что здоровье Сяо Синчэня по-прежнему оставляло желать лучшего, просто запер юношу в комнате и все попытки вновь завести разговор, как-нибудь объясниться, сказать хотя бы слово встречал неизменно бранью и угрозами… Потуга найти в нём союзника обратила во врагов…***
Сюэ Ян: В приоткрытую входную дверь с черного, как уголь неба смотрела, заливая убогую комнату серебристым светом, почти полная луна, когда Сюэ Ян первый раз в ту ночь пошёл проверить… Этот парень был на месте, но… Что-то было не так… Что? «Он любит покорчить из себя доктора, — сказал себе Сюэ Ян, — и всегда следует собственным… своим «докторским» поучениям, а сейчас… Как он говорил? «Ссутулиться или… полулечь» и «спать тоже», а сам…» Человек на постели сжался в комок. Присмотревшись, Сюэ Ян заметил, что сюртук, который теперь обычно служил подушкой, был надет этому парню на одно плечо. На здоровую руку… Всё тело мелко-мелко тряслось… — Эй! Этот парень медленно открыл глаза… — К-к-т-т-т-о?.. — голос его тоже трясся. — А кто здесь, по-твоему? — вместо ответа раздалось лишь тихое поскуливание… — Да что ещё с тобой? — А-… Ян… — Сказал же, не называй… — ладонь Сюэ Яна едва коснулась чужого лба, а собственные зубы уже заплясали… Ледяной! Живой — мёртвые не дрожат! — но холодный точно мёртвый… — Ян-Ян… — скрюченные, трясущиеся и липкие от пота пальцы поймали юношу за руку, — А-Ян… — Что? — Холодно… — голос чудился каким-то странным, а распахнутые, в полумраке бездонные, глаза смотрели сквозь Сюэ Яна. Смотрели и, казалось, не видели… — Я… холод… но… — Холодно… — одними губами повторил Сюэ Ян. Дрожащие пальцы впились в кожу, будто когти хищной птицы и не удалось сдержать вскрик… Когти тотчас разжались. — Холод… — повторил этот парень с усилием, — Я… я… Холо… Затряслись и подогнулись колени и Сюэ Ян сел — почти упал — на постель. Чужая рука тотчас поймала вновь… Теперь этот парень прижал ладонь Сюэ Яна к своей щеке так, словно пытался к ней прирасти, а из его глаз побежали слёзы, крупные, как горох… — Холод… холодно… «Он бредит. Опять. Только теперь потому, что мерзнет… А так бывает?.. Ну зачем я оставил его одного! — вихрем пронеслось в голове Сюэ Яна, но всё это было сейчас неглавное, — Что же делать?..» — Дай-ка, — юноша высвободил руку — ходившие ходуном пальцы не хотели отпускать, ощупал этому парню лицо и ладони — как могильный камень, проверил платье — криво застёгнуто до самого ворота, — давай-ка я… принесу… С коня потник сниму! Укрою тебя… — попытался встать… и снова был пойман. — Я… — Потник принесу!.. Но живой лёд чужой руки сковал запястье намертво. — А… Я… — Холодно! Да знаю я! — Я… Я… Ян… Ян-Ян… — Что? — Хороший… Первый раз за и не вспомнить, сколько лет глаза наполнились слезами… И — страх! Снова этот страх!.. Безбрежный, тошнотворный ужас… Опять… — Подожди! — Сюэ Ян, не помня как, стянул с себя рубашку и нижнюю рубаху. Казалось, тоже вдруг сделалось холодно. Невыносимо холодно, — Подожди! Давай-ка!.. — всей, что была под рукой, одеждой укутал сотрясаемое дрожью тело, — Подожди! Чуть-чуть! Понимаешь?.. Подожди! Я быстро! Вот сейчас! И вернусь!.. Ты понимаешь?.. Но спешно принесённым потником можно было разве что накрыть ноги… Сделав это, юноша сел на пол возле постели. Сердце бешено колотилось, со лба катился пот… Страшно. Страшно… Невыносимо страшно… Опять ощупал этому парню лицо и не стал противиться, когда тот поймал и прижал к себе его руку… Показалось, цепкие пальцы-когти стали теплее. Или — только показалось?.. Страх не отпускал… — Ты… — этот парень, услышав, вздрогнул и уставился на Сюэ Яна… сквозь Сюэ Яна по-прежнему полными слёз глазами. До боли в глотке захотелось тоже зареветь, — ты же не умрёшь?.. Вот сейчас?.. Не умрёшь же вот так?.. В ответ — только тихие стоны… Ночь тянулась… тянулась долго, омерзительно медленно… — Ты не умирай… Слышишь?.. Слышишь, не умирай!.. Если ты… — Сюэ Ян сумел не дать воли сырости, но теперь выходило только шептать, — если умрёшь… я… я… я найду… найду твою цзянскую суку и… и убью!.. Не веришь?.. Вот убью! Убью! Слышишь? Печёнку ей пропорю!.. Это ведь… из-за неё… Да!.. Если бы ты… если бы ты с ней не сбежал… Уговоры не помогали. Согревшиеся было чужие руки вскоре снова сделались ледяными, а вслед за ними и лицо и шея… «Был бы виски… да хотя б какое-нибудь…» — билось в голове, но никакого пойла с собой не было, а мысль: «Надо было сразу вскипятить воды!..» — пришла слишком поздно — несчастный, чудилось, делал свои последние, всё перемежавшиеся невнятными стонами, вдохи… И в комнате ни печки, ни камина… — Ты же не умрёшь?.. — поскуливание рядом перешло в сипение — пожиравший сердце Сюэ Яна страх обратился яростью, — НУ ПОЧЕМУ?! Что я не так-то?!.. Этот парень дёрнулся. Замер. Окостеневшие пальцы стиснули ладонь Сюэ Яна до крика и всё тянули, всё прижимали к почти мёртвому лицу, к ледяным губам, шептавшим: — Ян… Ян-Ян… — и точно пытавшимся испить из чужой ладони хоть каплю живого тепла… Мозг пронзила молния… — Давай-ка! — Сюэ Ян вскочил — чёртову ногу скрутила боль — вырвал руку из полуживых тисков и рванул за ворот платья — отлетевшие пуговицы застучали о доски как фасоль из порванного мешка, — Давай-ка! Я тебя согрею!.. …на себе юноша оставил только торопливо закатанные до колен штаны, на нём — рубашку… хотел стащить и её, но понял, что под ней ничего больше нет… Драные нижние юбки расстелил на постели, заставил ошалевшего этого парня лечь на левый бок — чтоб не на раненую руку! — лёг рядом, грудью к груди и накрыл обоих платьем, потником, сюртуком… — всем тряпьём, что сумел найти… — Давай-ка… Когда кончики пальцев коснулись чужой груди, холодной и покрытой волдырями гусиной кожи, сердце чуть не разорвалось: «А если… уже поздно?.. Если уже ничего?..» Не давая жуткой мысли укорениться в изгрызенном страхом разуме, Сюэ Ян быстро и, наверное, не слишком осторожно, раз исторг из чужого горла болезненный всхлип, привлёк этого парня к себе… Ледяное тело на мгновение замерло… А потом… прижалось! Вжалось в грудь, живот, бёдра… обняло трясущейся рукой, переплелось ногами с его ногами… Сюэ Яну чудилось, будто его всего обвил… стиснул своими щупальцами огромный… восьминог?.. Как она правильно, эта подводная дрянь?.. — Ты же не умрёшь?.. Не умрёшь?.. Едва уловимое чужое дыхание на собственной шее словно бы сделалось глубже и чаще… — Это же «да»? Правильно? Может же так быть?.. — Вот и не умирай!.. — юноша, как сумел, поправил «одеяла» и со всей силы стиснул задрожавшими руками этого парня… В висках застучало кузнечным молотом… — Не умирай… Слышишь? Не надо…