Африканский тандем

      В Африку прилетело WhatsApp-сообщение. Летело поспешно через полстраны, через всю Европу, проскочило Саудовскую Аравию, стремительно по всей Африке пронеслось. Пиликнул Гроздевский телефон, шевельнулся вибрацией радостно. Без текста, только картинка.       Несколько дней выбирались из отеля на регулярный пляж поблизости. Немного поднадоели прекрасные бассейны. Захотелось живого океана, и не только записным непоседам — Галину Андреевну океан звал, просил погрузиться в волны. Пришла. Погрузилась. Теперь отдыхала.       Открыла сообщение. Посмотрела. Вспыхнули радостным восторгом синие глаза. Тут же порадовалась Галина Андреевна, что София умчалась куда-то с местной ребятнёй — не сидится хулиганке на месте. Кажется, побежала учиться по пальмам лазать, а то не умеет — нет в их климате пальм. Только в жилых домах, в декоративных кадушках — не полазать, вот обида.       Не записан номер в телефоне Галины Андреевны. Досадное упущение. Исправит позже. Нетерпеливо раздвинула пальцами изображение. Рассматривала жадно. Да как же у него это получается?       Эскизы колец. Кольцо для Софии — строгий длинный холодный круг. Изогнутая, изящная линия синих и белых камней. Да! На маленькой руке, на тонком пальце ни у кого не возникнет сомнений, от кого это кольцо. Чья эта несносная девчонка.       Её кольцо тоже весьма говорящее: ощущение юркого, вертлявого движения даже на эскизе, на статичной картинке. Словно двигается металл, переливается, не стоит на месте. Вспыхивает изумруд зеленью кошачьего глаза.       Да, совершенно никаких сомнений: ювелир Александр не просто гений. Есть у Гроздевой подозрение, что без магии такое даже не придумать.       — Доброе утро, Галина, — напугала из-за плеча Лиса понятным теперь мягким немецким.       Напугала и сама за плечом генерала застыла. Не отличается строгая арийка любопытством, никогда не отличалась. Вовсе не планировала заглядывать из-за плеча в генеральский телефон, да как не заметить картинку на большом ярком дисплее. Смутилась, кивнула в увиденное:       — Правильное решение, — впрочем тут же свою нетактичность пояснила, — Как-то само получилось, из-за плеча хороший обзор. Правда, я думала, София уже давно подсуетилась.       Теряться для генерала реакция тоже не свойственная. А тут — совсем не генерал перед Лисой, взволнованная любящая женщина — передернула немного нервно острыми плечами, улыбнулась в ответ, не сразу нашлась, что сказать. Ответа, впрочем, Лисе и не требовалось. Заняла лежак рядом, под одним большим зонтом, на соседний положила полотенце для Мареик.       — Спит, — прокомментировала отсутствие супруги для застывшей Гроздевой, сверкнуло отражение неба в нежном взгляде, — Кажется, магия сил отнимает куда больше работы.       — А вдруг откажет?       Лиса даже сначала думала, что ей показалось. Обернулась — кроме Гроздевой, никого, в синих глазах ровно тот же вопрос, который секунду назад задала их обладательница. Уж кому бы сомневаться, но точно не ей. Промелькнула было на строгом лица усмешка, но тут же сменилась добрым сопереживанием — вовсе не деланым. Серьёзная, прохладная, казалось бы, в чувствах арийка вспомнила себя. Себя, Мареик и Рождественский Берлин.       — Я тоже боялась, — ответила невпопад. Разговор у них, конечно, типично утренний — чего ждать от людей, ещё не выпивших кофе?       — А… — хотела было Галина ещё что-то спросить, может быть, опять невпопад, но неожиданно даже для себя, вопрос обогнала просьба, — Расскажи.       Причин не рассказывать вовсе нет. Раннее утро, пустой почти пляж. На столике у лежаков — и когда успели? — уже появились две чашки кофе. Обе чёрного. Удивительное обслуживание: не только не спрашивают — запоминают, кто что предпочитает.       Вытянулись длинные ноги в лежаке, потянулся негромкий рассказ, забрал Гроздеву в холодную Берлинскую зиму, так и остался телефон с открытой картинкой лежать около длинной ноги.       — Снега в том году было… Как никогда! Наверное, как у вас в Городе.       Ужасно много снега. Не справлялся скудный запас техники, предназначенный для европейской зимы, не справлялась зимняя одежда горожан, транспорт сдавался перед нечищеными дорогами, опаздывал постоянно или вовсе объявлял капитуляцию.       Разрешения на браки в Берлине тогда ещё не было, только партнёрства. Это, конечно, уже лучше, чем ничего, но идейно совсем не то. Для Мареик хотелось всего самого красивого, самого правильного по смыслу. Не партнёр нужен был Лисе — жена, горячо любимая, единственная на всю жизнь. Рассмотрела варианты, выбрала красивый и свободный Амстердам, всё подготовила.       — Украла колечко, пока Мареик в душе была, — хихикает, совсем как сознавшийся в провинности карапуз. — Она неделю его искала, а я тем временем выбирала помоловочное по размеру. Выбрала, а потом пропажу «случайно» за тумбочкой нашла.       Всё подготовила с арийской своей точностью. И день предложения в уме назначила, и слова на бумажке записала, и цветы — договорилась со знакомой цветочницей на свежие ирисы — это в канун Рождества-то! Не учла одного — пока готовилась, тихушничала, улыбалась загадочно, задерживалась с работы — то в ювелирный, то к цветочнице, — ревнивая её фрау такого себе навыдумывала:       — Да я даже не вспомню всего! Такая шпионская цепь, — роняет Лиса лицо в ладони, смеётся. Конечно, теперь уже можно смеяться, когда позади всё. Галина Андреевна улыбается понимающе и немного сочувственно — два раза уже были свидетелями удивительного совершенно превращения милейшей маленькой женщины в фурию.       Фантазия Мареик, как незамутнённый детский разум, совершенно не знает границ. И так как в её распоряжении была почти целая неделя, назначенный заранее, тот самый выходной день начался скандалом. Ужасно расстроенная за неделю, злая, на собственные свои мысли обиженная фрау проснулась от звонка телефона в гостиной.       — Да, представляешь, городской ещё телефон! Громкий ужасно.       И не только звонок громкий. На всю немаленькую уже тогда квартиру звенел голос не робкого десятка цветочницы:       — Лиса! Все по плану! После обеда жду! — даже в спальне было, наверное, слышно.       Да даже если и не было, Мареик в дверях услышала всё дословно, до малейших оттенков радости, а следом, как назло, от своей Лисы (от которой вот точно никак не ожидала):       — Заеду ближе к четырём, отвезу Мареик к парикмахеру, и к тебе, — не заметила взбудораженная предстоящим арийка фигурку маленькой своей фрау прямо за спиной. Старалась говорить негромко, старалась не подробно. Поняла, что прокололась, когда за спиной услышала всхлип.       Бросила на диван трубку, развернулась, тут же рядом оказалась, подхватила Мареик, говорила что-то, пыталась объяснить. Но куда там, слёзы уже катились ручьём, маленькие удивительно сильные ладони отталкивали, лупили яростно всё, до чего доставали.       — Уйди! Уйди! Не трогай! — заглушали звонкие дрожащие крики все попытки объяснений.       Попробовала было оторвать от пола, попробовала прижать к стене, чтобы в глаза заглянуть, — выкручивается, молотит ногами-руками, никак не даётся горячим ладоням. Бросает обидное:       — Так и знала! Меня к парикмахеру значит, а сама! Уходи! Не хочу тебя видеть больше!       Полетел в тартарары весь спланированный с национальной точностью план. Отпустила яростную мельницу, ринулась к портфелю, в котором прятала деревянный, сделанный на заказ, футляр, догнала снова уже в кухне. Дрожащими пальчиками маленькая фрау сжимала стеклянный стакан с водой, жалась к столешнице — некуда больше отступать было:       — Не подходи!       — Точно бы бросила! Запустила бы прямо в голову, поверь! — с улыбкой убеждает Лиса удивлённую Галину Андреевну. Вот это страсти в милой кудрявой голове. — Там уже не до цветов было, не до парка, где планировалось. Даже не до написанной речи. Вот как есть, в пижаме, опустилась на колени и протянула открытый футляр.       Вся в слезах и растрёпанных чувствах Мареик как стаканом замахнулась, так и осталась стоять в боевой стойке. Несколько долгих минут смотрела на Лису огромными янтарными глазами — ничего не могла понять. Стакан опустила на стол, вытерла нервно раскрасневшиеся солёные щёки, правда, понимания в глазах так и не появилось.       — Что это? — шевельнула дрожащими губами, что-то ещё хотела сказать, но не успела.       — Будь моей женой, маленькая ревнивица.       — И что? — тут уже Галина Андреевна не выдерживает роли изумлённого слушателя. — Согласилась? — уже, кажется, даже забыла, что история эта из прошлого, исход которого ей отлично известен.       — Я не слушала, — снова мягко, бархатно смеётся Лиса в ответ. — Сгребла в охапку и утащила в спальню, — смущается немного, но добавляет. — О кольце мы только к вечеру вспомнили.       Тут смеётся уже и Гроздева. Красивый у Снежной Королевы смех, будто маленькие льдинки журчат, высыпаясь.       — Вот это дела, — вспоминает про кофе на столике, тянется к уже немного остывшей чашке, — Регистрировались в Амстердаме? Без приключений?       — Там, — кивает охотливо совсем не строгая арийка, лохматит ладонями выгоревшую чёлку. — А вы где планируете? Можно у нас, в Африке, тут теперь тоже можно.       — В Стране подписали закон. Вот я и решилась.       — О, — удивляется Лиса, и тут же совсем некорректно шутит, — Слезли с пальмы, наконец, ваши законодатели. Поздравляю!

***

      Наконец-то отпуск стал похож на отпуск в полном смысле слова. Стал таким, о каком мечтала сбивающаяся с ног в Городе Гроздева, таким, каким видела его Лиса. Даже наряды маленькой модной фрау Мареик постепенно подходили к концу. Но оказалось при этом, что чудесной компании в таком режиме… скучно. Даже самой спокойной её части, что уж говорить о невозможных непоседах.       Снова волшебный (он точно волшебный — так тонко чувствовать настроения) администратор, сверкая белыми зубами, рассказал по страшному секрету про удивительное место. Место, и впрямь, оказалось выше всяких похвал. Уже пару дней наслаждались: туристы не знают об этом пляже, а у местных зима по расписанию. Им слишком холодно.       Широкая почти снежно-белая береговая линия пряталась между двумя утёсами. По утрам вода облизывала стволы мощных пальм, к вечеру отступала почти на сотню метров, становилась линия воды натянутой между утёсами струной, обнажая нежный песок. Ни зонтиков, ни втихую поданного кофе — взамен абсолютная тишина, нарушаемая лишь тихими разговорами и звонким смехом, чистейшая вода, незамутнённый человеческим гамом шум волн.       — Кто-то трогает меня за ноги! — визжала Мареик каждый раз, заходя в воду, смеялась эхом пустого пляжа, прыгала в крепкие руки цепкой обезьянкой, позволяла океану обнять только поверх любимых объятий.       Неугомонные сиблинги в волны забегали, как и положено неугомонным, с криками и брызгами. Ныряли, хватали за ноги, подбрасывали друг друга бомбочками. Качались медузами в ласковых волнах. Плавали наперегонки от одного утёса к другому. Первой приплывала, конечно, Галина Андреевна, которая и в соревнованиях-то не участвовала. Ей и участвовать ни к чему, за неё океан все победы одержит.

***

      Плавник тот самый, страшный, София увидела издалека. Хорошо иметь кошачье зрение. И куда направляется плавник, видела. Здоровый какой! Это ж какого размера чудовище под плавником?       Хотела прыгнуть, как учила Равенна. Чтоб сразу оказаться рядом — не смогла. Слишком новое, неотработанное умение, слишком испорчен Испорченный мир. Не хватает Софии сил слишком часто так ходить. Рванула тогда к Мареик, когда маленький воздушный маг падал с неба, а сейчас совсем не получалось. Только время тратила зря.       Помчалась. Молча, ничего не объясняя, — некогда. На двух ногах слишком медленно — увязали в прогретом сухом песке ноги по щиколотку, выворачивались. Так не только помочь не успеешь — ещё и покалечишься напрасно. Трансформировалась. Чёрной молнией летит по дикому пляжу. Не касаются песка мощные чёрные лапы.       Песок! По нему бежать ужасно неудобно. Плавнику в океане очевидно удобней. Он приближается настолько стремительно, что его уже увидела с берега Лиса. Сидела расслабленно, наблюдала за женой в океане. Любовалась, и вот. Вскочила, помчалась к воде. Кричала отчаянно:       — Mareike! Haifisch! Ans Ufer![1] — вытягивалась выше в рост, поднимала длинные руки, размахивала. С противоположной от пантеры стороны бежала навстречу океану, плавнику. Но куда там, с человеческими, даже длинными, даже тренированными, ногами.       Не успевают. Ни Лиса, ни пантера не успевают.       Мареик и Лиса проснулись традиционно раньше северных своих друзей. То есть, понятно, первой проснулась София. Уже сбегала пробежаться, уже приняла душ, уже нырнула в сонные длинные руки, уже обласкала сонную свою Королеву. Но будить не стала. Полюбовалась, поулыбалась, тронула тонкими пальцами острую скулу, хищный нос, ямочку на подбородке.       Галина Андреевна сонно улыбнулась, обвила своё нежное длинными руками, прижала покрепче. София ещё какое-то время целовала куда придётся пленившие её руки и сама снова задремала. Расслабленная нега. Отпуск. Некуда спешить. Галине Андреевне надо отоспаться.       А привычные к ранним вставаниям арийские африканки успели проснуться, порадоваться прекрасному утру, друг другу. Мареик удивительно быстро выбрала подходящий наряд, восхитила им строгую арийку. Успели даже позавтракать и убежать на дикий пляж.       Попросили портье передать весточку друзьям. Портье передал. Троица, выспавшись, не спеша догоняла Лису с Мареик. Оживлённо болтали, смеялся счастливый Северин, хмыкала девчонка, улыбалась Галина Андреевна.       Уже прошли насквозь пальмовую рощу, уже виден был пляж, маленькая цветная точка на берегу — Лиса на пледе. Начали было размахивать руками, но слишком большое расстояние. Да и не смотрит Лиса на берег. Её кто-то в океане сильнее привлекает. Перевели взгляд на океан. Ни Северин, ни Галина Андреевна Мареик не увидели в волнах — слишком далеко всё же.       Тут-то и рванула молча девчонка. Галина Андреевна и Северин, ничего пока не понимая, помчались за ней. Но куда там! Магия в Испорченном мире работает плохо, без неё пантеру не догнать.       Лёгкое настроение сразу легко упорхнуло, уступив место тревоге. Что могла заметить София, чтобы вот так посреди бела дня, не скрываясь, трансформироваться? Спасибо, вокруг никого, но тем не менее.       На бегу увидели, как вскочила, заметалась Лиса, бросилась к воде. Наконец, и Северин разглядел, что так напугало обеих. Ахнул, распахнул широко перепуганные зелёные глаза:       — Акула, Галя! — постарался бежать быстрей. Всё, что можно, из тренированных мышц выжимает. Длинные руки, ноги работают быстро-быстро, отлаженные движения.       Но не успевает. Даже София не успевает. Рвёт жилы, выдирает из мышц максимальную скорость, бежит молча — все силы бросила на бег, не может ни реветь, ни кричать. Но не успевает.       Она уже видит: вот, ещё не понимает Мареик, машет Лисе рукой из воды. Улыбается. Не слышит.       — Haifisch! Ans Ufer, Mareike![2]       Уже запрыгнула в воду пантера, два прыжка, скрылась с головой, оттолкнулась от дна, вынырнула, поплыла. Мощные гребки, оставляет после себя дорожку, как маленький катер, но не успевает. Слишком близко акула.       Вот Мареик увидела пантеру, поняла, что что-то неладно, обернулась, расширились от ужаса глаза. Замерла, оцепенела, потеряла ещё несколько драгоценных секунд. Не сообразила, как может себе помочь, даже не подумала про магические свои способности, да и растратилась, пока веселилась с кайтом, — не так просто в Испорченном мире восстановить магическую наполненность. Развернулась, поплыла к берегу. Маленькая фрау отлично плавает, но несопоставимы тонкие женские руки с огромным акульим хвостом, что под водой ворочает воду тоннами. Слишком медленно. Всё слишком медленно. Никто из них не успеет.       Пуума взялась ниоткуда сразу в воде между акулой и Мареик. Взрычала пумой, поплыла навстречу. Поняла, что зверь в воде бесполезен, — слишком мягкие будут удары. Но и человеком ничего не сделать. Будет у акулы комплексный обед. Ну, что ж, хотя бы отвлечёт на себя, выиграет для малявки время.       Увидела София в воде львицу — даже ей на помощь не успеет девчонка. Львица трансформировалась, девчонка — тоже и рявкнула, захлебываясь:       — Пуума! Держи! — что-то от пояса отцепила.       На пределе возможностей заработала ногами — быстро-быстро. Подняла тело над водой, освободила руки. В одной руке — нож. Тот самый, Долин, который уже убивал. Изо всех сил в Пууму швырнула, ушла под воду. Не видела, докинула? Нет?       Меткая сестрёнка. Смотри, попала. Прямо Пууме в вытянутую руку лёг нож. Армейский красавец в ножнах. Здоровый, сильный, с характером уже — злой.       Пуума с ножом против акулы — это же совсем другое дело! Повоюет! Весело стало Тарье. Адреналин, собственная злость — никто не смеет нападать на Мареик! Злость уже убивавшего ножа. Соединились, стремительно помчались навстречу. У акулы нет шансов.       Краем фиолетового глаза отметила сестрёнку — подплыла, подхватила Мареик, потащила к берегу. На полдороге передала подоспевшей Лисе, развернулась, поплыла на помощь.       Вода гасит скорость, замедляет движения. Акула на своей территории. Огромная. Белая. Самая опасная в этой акватории. В пасти поместится небольшой кораблик. Начхать! Пуума взревела яростно. Никто не смеет нападать на её Мареик! Управляя гневом, включила привычное безумие, направила всю свою боль на одну-единственную цель: уничтожить акулу. Никто! Никто не смеет нападать на Мареик!       Подныривала, била ножом в брюхо под пастью. Уворачивалась, ускользала от страшных зубов. Опасная игра! Выныривала, уворачивалась снова. Била кулаком в тупой акулий нос, ножом протыкала прочную шкуру сверху. Скорость ударов такая, что смуглых рук почти не видно. Только смазанный ореол вокруг акульей пасти.       Ревёт акула, почти кричит на своём акульем на каждый удар. Со стороны слышно, наверное, лишь скрежет смертельных челюстей, Многоликие же слышат вой раненного зверя. Пуума больше не издаёт ни звука, вся сосредоточена на меткости, хитрости, на силе ударов.       Да, наверное, акула уже не рада, что решила закусить Мареик. Пууму её настроение абсолютно не беспокоит — бешенное безумство плещется в фиолетовых глазах. Выплёскивается в покрасневшую вокруг акулы воду, вкладывается в мощные удары, направляет нож.       Подоспела сестрёнка — снова пантерой. Вдвоём уже просто весёлая игра. Кружат, сбивают с толку, вонзают когти, зубы, сталь, обрушивают удары. Вот пантера умудрилась, втянув когти, взобраться на Пуумьи плечи. Оттолкнулась, Пууму, конечно, чуть притопила, но оно стоило того.       Вспрыгнула, почти взлетела. Извиваясь в воздухе, направила все четыре лапы на рыбу-убийцу. Выстрелила когтями — сверху у Софии удар отработан на славу. Всеми когтями в акулью шкуру вонзилась и с оттяжкой передними, мощными ударами задних дерёт в клочья прочную кожу, пронзает зубами. Взрывается диким рёвом.       Что это? Вода под ногами словно становится плотнее — на неё можно если не встать, то довольно прочно опереться. Отличное подспорье! Движения Многоликих отточенней, твёрже, сильнее. А акула, наоборот, замедлилась, как в желе. Гроздевская работа! Смогла генерал даже в Испорченном мире океан подчинить, попросить, призвать на помощь.       Сколько бились — не знали обе. Сделали. Акула развернулась, ходила бы — сказали б, что прихрамывая уплыла.       Не стали догонять, добивать — эта уж точно не вернётся. Пуума смеялась, изгоняя призванное в помощь себе безумие. Смеясь, легла на спину в кровавую воду. Смотрела в небо. Чувствовала, что сестрёнка перекинулась, легла на воду рядом. Слышала — тоже смеётся.       Отдышались.       — Неплохая охота, сестрёнка? Ай, да красавец нож у тебя! Только ножны я, кажется, просрала.       — Хрен с ними. Нож держи крепче. Ты поняла, что случилось? Ты — успела! Ты Мареик спасла.       Успела? Недоверчиво посмотрела на сестрёнку. Успела? Девчонка улыбается открыто, скалит клыки дружелюбно:       — Я не успела. Не успевала. А ты — смогла.       С трудом сквозь пелену произошедшего зашевелилось понимание в безумной голове. Потрогала воду пальцами, убедилась. Она ведь в лагере была, развлекалась со своей сумасшедшей ведьмой. Очень уж по вкусу им обеим пришлась новая игра с лентами. Ах, хороша беззащитная ведьма. Когда полностью в Пууминой власти.       Сегодня играли подольше. У Пуумы в лагере теперь легионерский порядок. Пока ведьма спала, к Тарье забегали с докладом. Обстановка наутро, расстановка сил на сегодня, планы действий. Вот и расслабилась Безумная — особенно долго Тамару сегодня в плену держала. Истязала наслаждением, наслаждалась сама.       Они как раз отдыхали. Пуума, кажется, закурила. Точно, курила. Одной рукой, второй — освободила ведьму от ласкового плена. Ленту с глаз огненная чертовка стянула сама. Разбаловалась, расшалилась. Пуума уже успела докурить, натянуть на узкий зад драные свои джинсы, когда ведьма исхитрилась, закинула ленту Пууме на шею и бантиком завязала. Успела ещё расправить края, когда вдруг стрельнуло в безумной голове: никто не смеет нападать на Мареик!       И из бунгало пропала под аккомпанемент разъярённых ведьминых визгов — даже на тропе Многоликих слышались их отголоски.       Глянула ещё раз недоверчиво вокруг — вода. Уже не красная, розовая лишь слегка — быстро растворяет океан следы жестокости. Также быстро растворил бы Мареик, если бы… Успела. Вот только тут и пришло понимание, о чём толкует сестрёнка.       Как успела, сама не поняла. Не поняла, и куда нужно было успевать. Одну мысль только помнит, будто молнией сверкнуло в безоблачном африканском небе: никто не смеет нападать на Мареик! Сделала шаг, ещё один, смяла пространство и время, ускорилась максимально, не понимая, куда бежит, и… Вот, беспокойная, солёная вода смывает кровь с рук Пуумы, маленькая фрау на берегу жмётся к заботливому доктору, сестрёнка рядом, смотрит зелёными глазами уже без презрения, без усмешки.       Впрочем, когда до берега доплыли бок о бок, как боевые товарищи, усмешка на изломанные губы всё же вернулась:       — У тебя же есть фенечка, чтобы одежда…       — Фенечка есть, одежды не было, — оглядела себя Пуума — джинсы на месте, над ними — обнажённая смуглая кожа, солёная от океана.       — А в лагере сейчас такая мода? — хихикнула, пальцем ткнула в печально повисший, намокший бант на шее — вот его-то Тарья, осматривая себя, и не заметила.       Хрюкнул Северин, однако деликатно отвернулся, стянул свою франтовскую льняную рубашку, в Пууму, не глядя, ткнул.       — Видимо, у меня судьба такая — донашивать твою одёжку, братец, — ухмыльнулась тоже, приняла рубашку, надела. Стянула мокрую тряпку, бывшую когда-то бантом, пояснила. — Ведьма развлекалась, — и малявке, тревожно. — Ты как, ma cherie?       Мареик вместо ответа сильнее к Лисе прижалась. Маленькая, мокрая, вся дрожит. Перепугалась. Трогательная такая! У Пуумы внутри всё перевернулось, снова взревело: никто не смеет нападать на Мареик!       За супругу ответила Лиса:       — Цела, Тарья. Благодаря вам. Напугана только, воды наглоталась, но в остальном совершенно в порядке, — сглотнула огромный, с ту самую с позором удравшую акулу, ком, протянула спасительнице раскрытую для рукопожатия ладонь. — Спасибо.

***

      Нож вернула сестрёнке на полдороге в отель. Пробила злая железяка задний карман. Сделала в джинсах ещё одну дырку. Достала, взвесила в руке, протянула Софии рукоятью:       — Хороший нож.       Девчонка просияла. Схватила нож, прижала, как старого друга, и вдруг рассказала. Ей, Пууме, сама рассказывала без вопросов, как ей этот нож достался. Тарья историю эту знала, но знала так же, что значит этот рассказ. Кинула искоса фиолетовый взгляд на женщину, идущую с Софией рядом, — ничего.       Не просыпается более безумие рядом со Снежной Королевой. Даже сейчас, когда встревоженная битвой в океане Галина Андреевна без конца убеждается, что с её девочкой всё в порядке. Трогает плечи, волосы, руки, переплетает пальцы.       Негодование настигло Лису уже в отеле. Уложила притихшую Мареик, опутала руками. Утешала, перебирала кудри, целовала маленькое ушко. Дождалась, пока заснула маленькая фрау. Выдохнула облегчённо, позволила себе расслабиться. Тут-то и накатило. Захлестнуло настолько, что испугалась — одним настроением, мыслями разбудит.       Высвободилась, укутала Мареик одеялом поплотнее, подоткнула края. Вышла из номера, спустилась к бассейну. Угадала — вся компания там.       — Ни дня я больше здесь не останусь!       — К чертям такой отпуск!       — Всю жизнь я работаю с хищниками и никогда!       — Как только проснётся Мареик, мы возвращаемся в лагерь!       Галине Андреевне с огромным трудом удалось её успокоить. Уговорить хотя бы дождаться мистера Ричардса. Взволнованная немногим меньше, говорила негромко:       — Мы тоже, пожалуй, уедем. Для воспоминаний уже достаточно, я считаю.       — Акула не наша. Мы её не звали, — почему-то посчитала необходимым уточнить девчонка, и спряталась в Галину Андреевну. На всякий случай — уж слишком разошлась Лиса. Вдруг не поверит?       Северин плавал. Пуума лежала в шезлонге молча. Слушала диалог, время от времени кидала взгляд на генерала. Нет, ничего. Излечилась?       — Мне кажется, будет неплохо всем переместиться в лагерь. Ведь лагерь же был в ваших планах, если я правильно помню, отдыхающий мой генерал?