***
Путешествие к неизведанному началось ранним утром: за рулём минивэна шустрый экстремальный водитель: — Серёга учил, — с уважением говорит таким, что сразу понятно — дорогого стоит данная рекомендация. Галина Андреевна улыбается, вспоминает Долины слова: — Серёга за рулём — бог. — Многоликий? — хихикает Мареик из салона. — Одноликий вроде, но на дорогах такое творит! В хорошем смысле. Ни разу с ним в пробку не попадали.***
Инструкторы по серфингу, ну будто нарочно, мышечно-фигуристые, просто ужас. Осматривает девиц тоненькая Мареик, щурится недовольно. Одна — темнее, чем чёрный кофе, курносая вся — и нос и попа, талия тонкая, зубы белые, огромный ворох жестких черных кудрей, с вплетёнными бусинами, лентами, перьями. Хорошо, что хотя бы в костюме, не в купальнике. Хотя даже через него мышечный каркас виден отлично, даже пара верхних кубиков на подтянутом животе. На другую смотреть и того приятнее — ну вылитая её светлокожая Лиса, когда не живёт под Африканским солнцем. Поджарая, высокая, тонкокостная. Светлые соломенные волосы, наверное, когда-то были стрижкой пикси, но отросли беспорядочно, солёной водой задубели, падают на лицо небрежно, хозяйка их обеими ладонями загребает назад, будто звезда голливудского фильма. Слегка припылилась загаром кожа — не больше месяца в Африке, тут не нужно быть экспертом. Улыбка только другая — не европейская. Пригляделась Мареик внимательнее — открытая слишком, всё зубы сосчитать можно — Америка или Австралия. Но Америка скорее, более вероятна. И движения такие лёгкие, свободные, прыгающие немного. Нет, эта не опасна. К тому же она, кажется, Северином очень увлечена. А вот местная никак не даёт Мареик покоя. Она какая-то вся слишком приветливая, слишком фигуристая, слишком зубы у неё белые. Слишком близко к Лисе подошла, это она специально? Доску передать можно было и на большем расстоянии. — Габи, — ишь, улыбается опять ослепительно. Она по-другому не умеет что ли? Можно было и вообще не улыбаться. Свою доску Мареик забирает у блондинки, даже на неё не глядя. Сердится ужасно, но начинается инструктаж, и злость приходится отложить. Тренировка сначала на песке. Проходит относительно спокойно. Всё потому, что Габи (или как её там?) вертится между Софией, Галиной и Северином. Помогает встать в правильную стойку, показывает, как подтянуть диафрагму, как перенести вес в верхний плечевой пояс. У мальчишки с этим проблем не возникает, а вот женщины, даже хорошо тренированные, хихикают и все как одна отклячивают попы. Разве что София немного меньше, или просто не заметно, потому что бёдра мальчишеские совсем. Так, хихикая, на воду и перемещаются. С воды пляж выглядит воистину сказочным. Огромные, как будто вековые, пальмы — великаны. С великанскими совершенно листьями, которые дальнюю часть побережья скрывают от солнца, на песке тенью рисуют собственное резное отражение. Ветер с океана дует тёплый, солёный, ароматный — очень подходящий для сёрфинга. Мареик этот ветер чувствует не только кожей, будто внутрь к ней этот ветер проникает. Приятное ощущение. Снова может коснуться, на земле это, вроде бы, не так опасно. Касается ветра тонкими пальцами, не поднимая руки. Он ей отвечает — кому расскажи, не поверят. Отвечает, подумать только, — зовёт, подбадривает, вселяет уверенность. Настолько удивительно это общение, настолько захватывающе невероятно, что о течении времени Мареик забывает. Не замечает и перемен вокруг. Остальные уже погрузились в воду. Инструкторы учат их держать баланс: — Да это моё второе имя! — немного заносчиво кричит София. Ей не терпится уже приступить. Ловить волну: — Чувствуете волну? — спрашивает у Галины Андреевны улыбчивая американка. София только вскарабкалась на скользкую доску, слышит вопрос. Не выдерживает, прыскает в кулак и кувыркается с доски в воду вместе со вторым своим именем. Но ей не обидно — ей весело. «Чувствуете волну?» Какая смешная чудачка. Она бы ещё у Галины Андреевны спросила, умеет ли та дышать. Неожиданно девчонка решает вернуться к берегу поближе. Больше, чем самой покататься, ей хочется посмотреть, как получится у Гали оседлать волну. Полюбоваться своей женщиной на фоне океана. Лучший для Галины Андреевны фон. Океан ластится к Гроздевой, как ручной зверёк. Облизывает гребущие длинные ноги, помогает толкать доску. Опытная американка поражена: как этой женщине с первого раза такое удаётся? Галине Андреевне доска скорее мешает, но, раз уж таковы правила игры… Привычно вырвалась вперёд, подтянулась, подскочила, поймала волну. Немного себе подыграла — сделала волну поудобней. Вода, захлестнувшаяся на доску, становится вязкой, крепко и аккуратно фиксирует ноги в нужном положении. Случайно любимица водной стихии теперь с доски не соскользнёт. Есть! Получилось! Азарт, эйфория! Вскинула взгляд. Что там творится на берегу? Пока маленькая удивлённая фрау «общается» с ветром, не замечает, как задерживается Лиса, негромко её окликает. Задумалась о чём-то Мареик? Или побаивается? Выглядит странно, но вроде в порядке. Галина уже вместе с доской унеслась далеко вперёд. Очень увлечена новым занятием Лиса. Подумав, приходит к выводу, что маленькая фрау решила остаться на берегу. Курносая тренерша с Лисой уже почти доходят до воды. Становится на доску строгая арийка Мареик, рядом с ней по колено в воде скачет Габи, подаёт руки, помогает удержать равновесие. Тянет руку ещё дальше, кладёт… На живот! Прямо под грудью на живот мостит свою чёрную клешню! Нет, ну вы посмотрите на неё! От такой наглости в глазах темнеет! Отогнать! — Мареик! — кричит София от кромки воды. Сидит на доске — зритель в первом ряду — болтает в воде ногами, машет руками, — Скорее сюда! Чего застыла? «Застыла» тем временем — не совсем верно. Куда вернее будет — забыла. Совсем забыла, где она, с кем, зачем, вообще, оказалась на пляже. Девчонка чуткая видит кошачьими глазами куда больше остальных и по времени чуть вперёд. Снова, как тогда с ассистенткой, ревность завладела Мареик. Выворачивает маленькую фрау, изменяет, терзает, отравляет. Отстёгивает доску девчонка, рядом с Мареик ей надо оказаться за пару прыжков, положить руки на плечи, может быть, даже придержать, встряхнуть немного. Но она не успевает: сосредоточенная на картинке в океане фрау, словно в транс впала, — не двигается, не слышит собственного имени, успокаивающих слов. Откуда приходят движения — не знает. Ладошкой чуть поворачивает воздух, будто накручивает на пальцы. Совершенно неосознанно крутит кистью. Это даже не она, душащая ревность действует куда быстрее Мареик. Происходит в этот момент странное: в отдалении на водной глади океана поднимаются видимые для Мареик воздушные ленты, нежных изначально небесных оттенков, на глазах темнеют в серый, закручиваются, витиевато заплетаются, поднимаются выше и выше, образовывают маленькие вихри. Вихри сливаются, растут. Мелькает изумление в кошачьих глазах, оглядывается Северин, кричит: — Галя, к берегу! Галина Андреевна, уже не скрываясь, гонит к берегу осёдланную волну. Изгибает, как по пандусу по ней сбегает. Дёргает за длинную ногу чёртова пристёгнутая доска. Наклониться, отстегнуть — теряются драгоценные секунды. Судя по тревожной этой суете, воздух становится виден уже не только ревнивой фрау. Натурально ураган, только совсем небольшой. Локальный. Не опасный ни для Снежной Королевы, ни для мальчишки. Для Лисы тоже не опасный вовсе. Предназначенный для одного единственного человека. Надвигающийся на него неумолимо. Шоколадная девица долгие секунды не видит опасности вовсе, так увлечена Лисиным равновесием, надо же. Уже присоединяется к активным действиям сиблингов улыбчивая американка. Только теперь не улыбается вовсе. Бежит по берегу, кричит: — Danger! Danger! Gabi! — размахивает длинными руками. Карманный ураган Мареик опасности отнюдь не карманной тем временем уже за спиной, уже почти касается курносой попы. Не успеет американка. Да никто не успеет, потому что не желает разгневанный воздушный маг, чтобы кто-то успел. — Мареик! Мареик! — хором разновысотных голосов звучит издалека, звук совсем тихий, едва пробивается сквозь свист ветра в ушах. Со стороны картина совершенно жуткая. Маленькая хорошенькая фрау, лентой перевязаны ореховые кудри, совсем тоненькая фигурка на огромном почти пустом побережье. Это если не заглядывать фигурке в лицо — вот где страшно. Светятся жестоким янтарём глаза, ветром из-под ленты вырываются пышные кудри, совсем не тонкие губы сжаты в плотную, напряжённо изогнутую линию. София видит ещё и от кожи янтарное свечение. Понимает, что не достучаться им до создательницы урагана. Разворачивается резко на полпути в сторону океана. Но кроме Софии есть ещё один человек. Лиса. Никогда она не перестанет удивляться и восхищаться своей потрясающей фрау. Обернулась на берег, даже сейчас прекрасна. Всегда. С трудом взгляд отрывает, и тут-то замечает опасность. Не пытается ничего себе объяснить, не растрачивается на эмоции — за доли секунды просчитывает варианты. Откуда-то безошибочно знает, на сомнения в реальности происходящего времени у строгой арийки просто нет, чьих маленьких рук это дело. Знает также, что нельзя допустить. Её Мареик не способна причинить вред. И никогда не простит себе, если всё-таки сможет. Счёт идёт на секунды. Прыгает с доски, одним движением длинной руки сгребает озирающуюся в ужасе Габи, прижимает собой ко дну. Солёная вода нещадно заливает дыхательные пути. Нет возможности обернуться на берег, но колотится в голове приказ, нет, скорее просьба, мольба к маленькой своей фрау, к смерчу, созданному ей, к чему и к кому угодно — не поддаваться злости, не делать того, о чём обязательно пожалеет. Не допустить страшного, непоправимого. Серо-голубая воронка над океаном словно врезается в каменную стену: мерцает и рассыпается мелкими лентами. Утихает ветер. Опускаются вздыбившиеся от урагана волны. Этого, впрочем, опасная в ревнивой ярости фрау уже не видит. Едва успевает она углядеть неразбериху в океане, как тисками сжимает виски. Для понимания ей достаточно было заметить взмах хорошо знакомой ей руки, увидеть, как напряженное тело прижимает ко дну спасённую девицу. Как перед её красавцем-смерчем встаёт невидимая преграда. Почему-то вдруг Мареик решает, что её предали. Вокруг люди, руки, звуки — но не те. Те, что нужны сейчас больше остальных, вытягивают из воды чернокожую мерзавку — она оказалась важнее. Чуть пошатывается тонкая фигурка, расслабляются руки, вся Мареик обмякает и опускается на песок. Не падает только благодаря рукам подоспевшего Северина. Последним слышит сквозь шум в ушах строгое генеральское: — Спокойно! Без паники! Проводите Габи к врачу!***
Была ли паника? Удалось ли вернуть спокойствие? Проводили ли к врачу курносую сёрфингистку? Когда Мареик приходит в себя в темноте закрытых глаз, ответа ни на один вопрос у неё нет. Есть белая подушка под головой, прохладное белое одеяло, окружающее мягким облаком, взволнованно дрожащие руки супруги. Голоса вокруг: — Обошлось, и ладно, — кажется, это хмыкает София с присущей ей простотой. — Ты тоже хороша. — София! — строго одёргивает генерал. Девчонка в ответ фыркает. — Она права, — знакомый до полутонов голос наполнен горечью. Горячие ладони касаются лба, отводят кудрявую прядь. — Я должна была заметить раньше. Ревность — единственное, с чем Мареик справиться не может. Я слишком доской увлеклась. — Не переживай, — удивительно тепло звучит голос Снежной Королевы. — Ей нужно поспать и набраться сил. Когда что-то подобное делаешь в первый раз, чувствуешь себя опустошённой. Позволь, я немного ей помогу, — горячие любимые ладони на лбу ненадолго сменяются незнакомой настолько близко прохладой. Прохлада приносит облегчение. — Идём, — проступает во вновь холодном голосе сталь, послушно шуршат шаги сиблингов, легко щелкает дверь, и в номере становится тихо. Мареик чувствует себя уставшей, ударенной тысячами африканских солнц, совершенно вымотанной, но Галина была права — помогла прохладная ладонь, сделала не такой опустошённой. Мягким движением покачивается рядом матрас, тепло обнимают крепкие руки, нос путается в кудрях, дышит в макушку. Былой ярости в Мареик нет, будто никогда и не было. Сейчас бы она сама с трудом поверила, что она вообще возможна с ней. Доска, боже! Доска, не курносая африканка Лису от маленькой фрау так отвлекла. Строгой её арийке всего лишь было интересно попробовать новое дело. — Я всё испортила, да? — шепчет, не открывая глаз. Открывать стыдно. Страшно после того, что вытворила, встречаться с небом в глазах. Страшно увидеть в нём тучи. — Ты просто хотела покататься, а я… — первым приоткрытый взгляд встречает солнце, пронизывающее небольшую спальню, — Но эта курносая Габи так на тебя смотрела! И трогала! И… — Не трогала, Мареик, а обучала, — Лиса сама заглядывает в мерцающий испугом янтарь, ловит маленькую фрау, заглядывает в лицо, — Но, чтобы тебе было спокойней, в следующий раз, если мы решим покататься на сёрфе, я попрошу в инструкторы того симпатичного парня, Джейка. С ним, я надеюсь, ты не будешь изображать волшебника из страны Оз? Не сердится. Всё понимает. Ласкает маленькую фрау её персональное чистое, высокое небо. Утихомиривает, успокаивает все бури, все переживания. Кроме самого главного — личного своего присутствия, кроме горячих рук, сухих нежных губ, Лиса рассказывает успокаивающее: никто не сердится, ничего Мареик не испортила. И Галина на Мареик не злится. София, хихикая, рассказала Лисе на ухо про Дадиани: — До сих пор, представляешь? Ритка вышла замуж за моего Туза, уже родила девчонку. Хорошенькую — страсть! И всё равно взгляд леденеет. Дадиани близко ко мне на всякий случай не подходит. Говорит, что не хочет всю оставшуюся жизнь ледяной скульптурой во дворе Управления провести. И сама София не сердится тоже. И Северин. И сёрфингисты — они, вообще, не поняли ничего. Они обычные люди, им трудно смерч с Мареик связать. Решили, что видели опасное природное чудо. Жалели, что никто не успел снять. Маленький червячок типично женской вредности появляется на поверхности, когда Мареик, разбросав кудри по обнажённой, пахнущей солнцем, Лисиной коже, устраивается в ровную впадинку чуть ниже ключицы. Совершенно уже не сердится, но вопрос изнутри кусает, а значит оставить его незаданным никакой возможности нет. — Лиса, — зовёт тихонечко, чертит пальчиком по животу спирали. Впрочем, вопрос задать Мареик не успевает. Не нужно нежной арийке магии, чтобы понимать невысказанное в обыкновенном девичьем лукавстве. — Я спасала не её, а тебя, — сквозь улыбку шепчет Лиса в волосы, целует мягкие кудри уже засыпающей фрау.