Трущобы и «Тяньлун».

Лань Чжань хмурится, вновь и вновь натыкаясь на ссадины, царапины и синяки разной степени давности — от тёмно-фиолетовых до грязно-жёлтых и коричневатых. Вэнь Цин недовольно цокает и коротко бросает через плечо, отворачиваясь к своим колбам и тюбикам: — Намочи полотенце и оботри его, а потом достань бинты из аптечки, чтобы мазь не пролилась. ***  — Как всё заживёт, в клинику его направлю, — вытерев со лба пот, женщина довольно хмыкает, одобрительно глядя на свою работу. — Антисанитария в этих трущобах, сам знаешь. Забирай свою маленькую мумию, — последние слова звучат с ноткой ехидства. Ванцзи лишь ухмыляется, прижимая к себе Вэй Ина, предварительно закутанного в плед для отвода глаз — старая подруга никогда не упускает случая подточить свой язык. Но сейчас ему безразлично, сейчас его внимание сосредоточено на омеге, который (как странно) словно инстинктивно льнёт к широкой груди и блаженно жмурится во сне. *** Дойдя до приготовленной комнаты, альфа аккуратно выпутывает из пледа и кладёт Усяня на широкую кровать — тот соскальзывает с рук и тут же сворачивается клубочком на мягком матрасе — присаживается в кресло, примостившееся рядом. Не выдерживая, снова принимается любоваться юношей. Тёплый свет от торшера мягко подсвечивает кожу, ложится на длинные волосы, резко мажет тени под опущенными ресницами, обволакивает едва выделяющийся пресс, плавные очертания, широкие бёдра… Дальше задерживать взгляд Лань Ванцзи не решается, только где-то внутри воет недовольный зверь. Мужчина нервно закусывает губу и откидывается назад. Нет. Нет, сейчас нельзя, ни в коем случае нельзя позволять себе лишнего. Нужно, чтобы А-Ин привык, освоился — только после этого он начнёт правильно ухаживать за своим омегой. Но… может быть, хотя бы намекнуть? Есть же общепринятые жесты… За размышлениями мужчина и не замечает, как вскарабкивается на небо прохладное солнце, просачиваясь сквозь плотные шторы и переползая по полу на кровать. — Ммн-х, — вздрогнув, Лань Чжань пристально смотрит на завозившегося Усяня. Тот приоткрывает осоловевшие глаза и сонно хнычет, а мафиози умирает от накатившего тепла и трепета в груди. Увы, следующий миг из сладковатой истомы бросает обратно в комнату. — Почему я голый?! — душераздирающе вскрикивает парень, поспешно подгребая к себе одеяло и закутываясь с головы до ног. — Обычно в таких ситуациях люди спрашивают «где я?», — ох, как же мило, когда ошарашенная моська резко разворачивается к тебе и распахивает глаза. Ванцзи чуть склоняет голову набок и успокаивающе бросает: — Ты в безопасности. Всё в порядке, — намного мягче добавляет он, заметив, что Вэй Ин до сих пор насторожен и, кажется, даже боится. Примерно полминуты ничего не происходит, а затем кокон медленно начинает разворачиваться. Вот Усянь уже открыт по пояс и с недоумением разглядывает бинты, покрывающие почти все руки и часть туловища. Смотрит в упор и снова спрашивает: — И всё-таки, почему я голый? — Твоя одежда была грязной, пришлось выбросить, — не сумев сдержать брезгливого выражения, говорит Ванцзи. Одежда, в которой он нашёл Вэй Ина, была не просто «грязной» — вся в каких-то пятнах, мазках мокрой земли, разводах чужой крови, насквозь мокрая и потяжелевшая. Одним словом, непригодная. Вэй Усянь, сразу же прекратив дуться, с лёгким интересом рассматривает сидящего перед ним альфу, а потом едва не хихикает. Кажется, его неожиданный «спаситель» весьма чистоплотный, настолько, что одно упоминание о грязной одежде заставляет его красивое лицо кривиться в отвращении. Очень красивое лицо (и, похоже, такое же тело). Омега всматривается внимательнее и вдруг, что-то вспомнив, тихо-тихо выдыхает: — Вы… Лань Ванцзи? — Мгм. Верно, — отвечает Лань Чжань и уже внутренне готовится — как отреагирует, что скажет? Что дальше делать? Шокированное лицо напротив спокойствия ничуть не добавляет. Но вот разглаживается лоб, в серебристых глазах плещется только мягкое удивление и воцарившееся спокойствие: — Вот это да… Никогда бы не подумал, что вот так выйдет… — Младшие тоже здесь, — будто решив вновь выбить из колеи, добавляет альфа. Усянь охает и вновь изумлённо таращится на него: — Сколько я должен заплатить за эту… услугу? — чуть запнувшись, будто выискивая подходящее слово, выдавливает он. — Я смогу расплатиться хотя бы за жизни младших? — Я не настолько привязан к деньгам, — хмурясь, обрывает его Ванцзи. — Это было моей личной прихотью, не стоит за это расплачиваться. Вэй Ин замолкает, а степень недоумения всё растёт. Что за странный глава триады? Как это — не стоит расплачиваться? И почему, стоит только его прекрасному голосу стать чуть резким, мужчина будто останавливает себя и продолжает уже намного мягче? Словно… боится спугнуть, как какого-нибудь крольчонка. «Да что вообще происходит? Чего он на меня всё смотрит…» А Лань Чжань, будто не замечая целого спектра эмоций на лице — от напряжения до испуга — аккуратно, бережно подхватывает чужую ладонь и легко-легко касается губами пульсирующей точки на запястье. Даже не поцелуй — почти незаметное прикосновение. Вздох со стороны Вэй Усяня, кажется, означает немного запоздалое понимание. «Видимо, он понял, » — с довольством усмехается он, натыкаясь на дрожащие венчики ресниц и медленно краснеющие щёки. «Да что же это т-такое?» — никто настолько не ошеломлял его, да ещё и несколько раз подряд — Вэй Ин даже руку не вырывает, только смотрит на мужчину и пытается не трястись, как лист на ветру. Похоже, всё, что он когда-то нарыл про прикладной этикет и прочее, в скором времени ему пригодится. Потому что то, что глава мафии (!) сделал сейчас — это же не что иное, как признак заинтересованности, даже, пожалуй, серьёзных намерений!  — Не думайте, что я так просто кинусь к вам в объятия, — вдруг очнувшись, высвобождает омега руку и старается, честно старается смотреть сердито, но всё ещё пунцовые щёчки явно утверждают обратное. Ванцзи тихонько хмыкает и бормочет, вставая с кресла: — Одежда на пуфике, ванная слева. Умойся как следует, бинты пока не снимай. — Только отвернитесь, — уже полностью пришедший в себя омега подползает к краю кровати и быстро хватает свою сменную одежду. — Как скажешь, — мурлыча, отвечает Лань Чжань, послушно отворачиваясь и показательно равнодушно рассматривая пейзаж за окном.  — А вы не будете подглядывать, м? — внезапно осмелев, лукаво улыбается Вэй Ин. — А то я всё-таки вполне приличный молодой человек, мало ли… — Бесстыдник! — не подобрав более подходящих слов, выпаливает Лань Ванцзи. В ответ — хлопок закрывшийся двери и звонкий смех. Мужчина, задержав дыхание, прислушивается, а потом… нежная, по-настоящему нежная улыбка впервые за долгое время появляется на лице. А-Ин… красиво смеётся. «Да что со мной происходит?» — чуть ли не в ужасе задыхался Усянь, опираясь рукой на холодную стену. Ощущения… странные. Как будто ему дозволяется поступать так — поддразнивать, наиграно дуться, смеяться… и ещё в нижней части живота так приятно скручивает и потягивает — как перед течкой. Но… «До течки ещё целая неделя! Полтора месяца не прошло!» Вэй Ин дёргается, впечатавшись спиной в дверцу душевой. Рассудок мечется из одного угла в другой, пока внутренний омега радостно верещит и хлопает в ладоши. Подставив голову под тёплые потоки, юноша параллельно следит, чтобы вода не попала на бинты. И думает. Думает, когда прощупывает сальные пряди, нещадно поливая на них каким-то шампунем; пока наматывает полотенце на голову и надевает чистую одежду. И лишь выйдя из ванной и не обнаружив альфу, позволяет себе протопать вглубь комнаты и усесться на пол у кресла — на большее не решается, не настолько наглый. Вэй Усянь, если по-честному, ощущал себя омегой лишь наполовину — сказались тут и жизненные условия, и отец, никогда омег не жаловавший, и собственные установки в голове. О вторичном поле напоминало только более мелкое-худосочное телосложение да стабильные течки раз в полтора месяца, как и положено. Да, он был омегой и признавал это, но ни в какую не желал уподобляться тем немногим, кого он видел из «слабого пола» — трепещущим и нарочно ластящимся к своим альфам; умеющим разговаривать разве что о сомнительных брендах и распускающих грязные слухи о вчерашних друзьях. Были, конечно, и ведущие интеллектуальные беседы, но из-за работы не удавалось переброситься с ними и парой слов. Вэй Ин вздыхает, ощупывая уже пропитавшееся влагой полотенце. «Голову бы просушить надо… Я вроде там фен видел». *** День вышел… очень странным. Конечно, то, что Вэй Ин наконец смог обнять своих братишек и сестрёнку, было хорошо, определённо хорошо. Но вот то, что было дальше, не вписывалось ни в какие рамки. Во-первых, юноша не привык, чтобы о нём проявляли заботу. А тут на тебе — сначала пришла очень строгая девушка, попросила называть себя Вэнь Цин и принялась менять бинты, при этом неодобрительно косясь на парня и бурча про «неосторожность»! Во-вторых, Вэй Ин не просил собственную комнату! Но Лань Ванцзи так строго и, смешно сказать, умоляюще глядел на него, что невозможно было отказаться. А в-третьих, этот альфа вёл себя немного странно. Смотрел своими невозможно внимательными (и по-хищному красивыми) глазами, невзначай оказывался рядом, обдавая тёплым запахом, самыми кончиками пальцев дотрагивался до плеча всякий раз, когда Усянь нервничал — словом, вёл себя не то чтобы неприлично, но уделял слишком много внимания. И, наконец, в-четвёртых… Особняк Лань был потрясающе огромен! Именно такой вердикт вынесли Цзян Чэн и Сюэ Ян, когда Вэй Ин нашёл их.  — А вы на верхний этаж и в подвал без меня не заходили? — как бы между прочим поинтересовался он у друзей. — Не, а что? — Чэнмэй с ухмылкой проводил глазами охранников. Ваньинь, видимо, догадавшись, многозначительно протянул: — Нуууу, будто никогда телек у соседа не смотрел? Тревожная музыка, паутина, все дела. — Да где в этом, извините, храме паутину увидишь?! — скептически настроенный юноша широким жестом обвёл светлые стены, синие бархатные шторы и такой же расцветки мозаику столетней давности на потолке. — Это ж не поместье семьи триады, это храм даосских монахов как минимум! — Всё равно пошли искать! Сплошные комнаты — несколько гостиных, кабинетов, спален… Громче всех по поводу размаха возмущается Сюэ Ян, Вэй Усянь только задумчиво хмыкает, а Цзян Чэн и вовсе скорбно качает головой. Вот одна лестница, вторая… Коридор, поворот направо и совершенно непримечательная лесенка, ведущая к простенькой двери. — Зайдём? — вдруг робея, спрашивает Вэй Ин. — А сам как думаешь? Или тоже, как Чэн-Чэн, бабаек начал бояться? — Кого ты Чэн-Ченом назвал! И вообще, не боюсь я этих… всякой жути, в общем! — Поверю, когда Зуцзин курить перестанет! — Ах ты! Усянь, перестав прислушиваться к извечным спорщикам, приоткрывает дверь — та поддаётся с лёгким поскрипыванием. Уже приготовившись к виду какой-нибудь запылённой кладовочки, Вэй Ин задерживает дыхание от открывшейся обстановки, затем тихонько свистя: — Ну и ну… — Чума-а-а-а, — Сюэ Ян, склонив голову, высовывается из-за юноши. — Это ж целое хранилище всяких архиважных штуковин! И, отпихнув Усяня в сторону, первым входит на обширный чердак.