Ночной менеджер

      Тишина вокруг казалась оглушительной, но встать и пойти обратно на улицу Шери прямо сейчас не мог. Так и сидел на закрытом унитазе, вертя в руках телефон, пока не почувствовал, как на тыльную сторону ладони что-то капнуло. Удивился, что не заметил, как плачет – все мысли сейчас крутились вокруг брата и его семьи. И его, в смысле Шермана, семьи.       Шери провёл рукой по щеке, но вместо того, чтобы вытереть мокрую дорожку, влагу удалось лишь размазать – лицо было покрыто щедрым слоем солнцезащитного крема. Сразу же стало как-то противно и липко, поэтому омега буквально на автомате встал и подошёл к раковине, чтобы умыться. Своего отражения он не видел, просто совершал действия.       От холодной воды и мягкой пенки, смывшей крем, стало получше. В голове немного прояснилось, и краснота начала спадать. Шерман ещё пару раз плеснул себе воды на лицо, чтобы продлить приятное ощущение свежести, и только потом посмотрел на себя в зеркало. Он подержал руки под выкрученной на максимум холодной струёй, после чего приложил остывшие пальцы к векам – не стоило сейчас привлекать к себе внимание окружающих. Омега с тревогой осознал, что если его застанут в таком виде, он не сможет рассказать даже десятой части причин, которые привели к его расстройству.       В Рича и его способность преодолевать трудности, Шерман верил безоговорочно. Однако только сейчас он понял, что имел в виду брат, когда говорил, что чувствует себя виноватым из-за того, что счастлив, а Шерман – нет. Пока Шери прохлаждался в чужом доме, присматривая за чужими детьми, Рич и Арчи переживали трагедию разбившейся мечты. Шерман попытался удержать поднявшееся внутри рыдание от мысли, что у Стефа никогда не будет родного брата. Понятное дело, что миллионы семей по всему миру принимают решение завести только одного ребёнка, но почему-то это ощущается совсем по-другому, когда такого выбора им не предоставляется вовсе. И уж совсем становится грустно, когда они сделали всё возможное, чтобы было по-другому.       Шерман шмыгнул носом в последний раз, нанёс по новой крем на лицо и покинул ванную. Надо было стойко провести оставшийся день, не причиняя никому из гостеприимных хозяев неудобств – со своей проблемой он сейчас был один на один.       Омега вышел обратно к бассейну, уместно надев солнцезащитные очки, которые ещё лучше скрыли возможные остатки недавних слёз, и вернулся в беседку. Однако внутренний настрой его изменился так сильно, что окружающая картинка вместо умиротворения приносила лишь новые и новые волны тревоги.       Он не вписывался. Более того, он смотрел на царящую вокруг идиллию и чувствовал себя самозванцем. Шерман смотрел, как общаются Рушан с Надин, в каждом жесте которых чувствовалась родительско-детская любовь. Как забавно катает на спине Али одного из своих племянников, невольно демонстрируя хорошие отцовские задатки. С каким пиететом к старшему де ля Брие обращается его внук-тинейджер, забыв про свой телефон.       Всё это душило сейчас. Не только какими-то низменными чувствами, типа зависти или обиды, но и тем, что Али Шерману не просто нравился. Этот альфа вызывал у Шери восхищение до дрожащих пальцев, будто встретился с неким кумиром. А кумирам их фанаты обычно желают только самого лучшего. И Шерман вдруг осознал, что это не он.       Али попросту не заслужил наказания в виде терзаемого постоянными страданиями и комплексами, навязчивыми мыслями и тревогой Шермана. Омегу, который едва научился самостоятельно жить свою жизнь, ещё не понимающего, что он может дать, кроме сносной компании за ужином. И уж совершенно точно, Али не заслужил участи быть с омегой, чья семья так сильно отличается от принятых в его окружении стандартов.       Шерман не стыдился своей семьи, но понимал, что для кого-то она может стать обузой. Тёмным пятном в репутации альфы со светлым будущим. А для Али Шерман остро хотел пару, которая подарит ему счастье. И он сам был неподходящим кандидатом.       Глупо было надеяться, что у них вышло бы что-нибудь серьёзное. Это лишь вопрос времени – сейчас Шерман это понял. Оставалось только принять решение: дать себе полностью раствориться в этом умопомрачительном альфе и позволить сердцу разбиться на тысячу осколков; или попытаться собрать остатки рациональности в кучу прямо сейчас и не дать катастрофе произойти. Пусть Али думает, что Шерман – просто омега с чудинкой; что неизвестные обстоятельства помешали им продолжить роман. А Шери поплачет ночами в подушку месяцок, но дни зато будет проводить со своими близкими, которым сейчас так нужна была его поддержка.       Возможно, он никогда не сможет забыть этого потрясающего альфу, и всякого ухажёра будет сравнивать с Али. И неизвестный всегда будет проигрывать. Пусть. Но зато Шери не потеряет себя. Что именно он имел в виду под "собой", он, правда, не совсем понимал, но порассуждать об этом решил потом, как минимум, когда окажется в номере отеля, подальше от Али и всего того, что сейчас так сильно напоминало о собственной ущербности.       Шерман поднялся на ноги и отправился обратно к себе в комнату, немного зашторил окна и двери, чтобы лишние глаза не увидели поспешных сборов. Благо, что вещей он взял с собой немного, и дорожная сумка наполнилась довольно быстро. Шерман открыл приложение омежьего такси и попытался вызвать машину по геолокации. К счастью, навигатор показывал, что автомобиль можно подать прямо к воротам виллы, а это означало, что Шерману предстояло лишь выйти через главные двери и пересечь парковку.       Омега нажал кнопку вызова такси и подошёл к окну комнаты, осторожно глянув сквозь тюль на задний двор. Всё было хорошо – Али и все члены его семьи были там, занимались своими делами. Надо было лишь сесть в машину, а там соврать о какой-нибудь непредвиденной ситуации станет гораздо легче. Из Шариона всё-таки придётся уволиться, но Шерман и до этого уже догадывался, что его интрига с Али кончится именно этим. За последние дни он так часто думал об уходе, что страх от потери работы немного притупился, а сейчас и вовсе казался наименьшим из зол.       Одного только не учёл, понял Шерман, отпрянув от окна, стоило только телефону пискнуть сообщением об ожидающем его авто – "лишние глаза" могли не увидеть его поспешных сборов, но об омежьем такси у ворот сообщить хозяевам дома были обязаны. Шери наблюдал за происходящим на улице словно в замедленной съемке: вот один из помощников подходит к Али с рацией, вот альфа внимательно слушает, что ему по ней сообщают, вот он безошибочно поднимает свой взгляд на окна Шермановской комнаты, совершенно точно видя его самого за тюлем. Отпрянуть-то Шери отпрянул, но через несколько мгновений дверная створка с улицы уже открывалась, впуская альфу внутрь.       Шерман замер, зажав ручки сумки до побелевших костяшек, будто его застали за каким-то преступлением, будто собирались отнять его вещи. Али быстро глянул на собранную сумку, вернув взгляд на омегу.       – Твоё такси у ворот? – спросил он, кивнув на стиснутый Шерманом в руке телефон.       – Мгм, – односложно кивнул Шери, опустив глаза.       – Что-то случилось? – обманчиво ровным голосом поинтересовался Али.       Шерман шумно сглотнул, но выдавить из себя правильные слова было гораздо легче, если не смотреть на альфу:       – Мне просто нужно уехать.       Вот так. Без лишних слов, без вранья. В конце концов, он имеет право ничего не рассказывать.       – Что ж, – прочистил горло Али, – твоя воля, но, давай, я сам тебя отвезу?       – Нет, не...       – Кто знает этих таксистов – случаи всякие бывают.       – Со мной всё будет в порядке.       – Не глупи. Я даю тебе слово, Шерман. Отпусти такси.       – Я не хочу доставлять тебе никаких неудобств.       – Тогда мне будет удобней, если я уверюсь в твоей безопасности. Я отвезу тебя в отель сам. Обещаю.       Это грозило вылиться в конфликт, чего Шерман совершенно точно не желал. Да и обещаниям альфы он верил. Если Али сказал, что отвезёт, значит, отвезёт. Но вряд ли не попросит объяснений – догадывался омега. Телефон тем временем тренькнул, очевидно, сообщением, что его бесплатные минуты ожидания вышли. Чёрт...       Шерман быстро глянул на ожидающего его действий Али и нажал "отбой", поверженно опустив плечи. Альфа всё понял, и скомандовал что-то в рацию на неизвестном языке, после чего снова повисла пауза. Шерман был не тем омегой, который может скрестить руки на груди и нетерпеливо спросить, ну когда же они уедут.       – Объяснений я не заслужил? – нарушил тишину Али.       Как в воду глядел, подумал Шерман, закусив губу. Али был прав – он имел право знать причины, однако Шерман не успел продумать слова, потому что рассчитывал на другой поворот событий.       – Заслужил, – признал Шерман, не отрывая от пола взгляда.       – Тогда пойдём, – пересёк альфа комнату и открыл перед Шери дверь в коридор.       Омега вытащил из бокового кармана сумки заколку для волос, закрутил низкий пучок и последовал по предложенному маршруту, горько отметив, как в их с Али взаимодействие вернулась вежливая дистанция вместо телесного контакта. Альфа открывал перед Шерманом двери и пропускал первым, как настоящий джентльмен, но ощущалось это едва ли не наказанием.       Али привёл их на крышу. Днём она выглядела не так загадочно, как вчера ночью, и, слава богу, возможных посетителей защищал прочный тент от прямых солнечных лучей. Шери не смог обойти взглядом тот самый лежак, заметив, какой красивой тканью он был обтянут – цвет морской волны с золотым орнаментом в виде арабской вязи. Вслед за Али и Шерманом к ним вышел один из работников дома, но альфа быстро что-то сказал ему, и тот, коротко кивнув, закрыл за собой дверь и удалился.       – Нам не помешают, – заверил ничего не спрашивающего Шермана Али.       Шери лишь кивнул коротко, проведя рукой по нагретому на солнце поручню парапета. Напротив встал альфа, зеркально положив руку на металл. Он не пытался приблизиться или обнять, или хотя бы поймать Шермана в уже знакомую "ловушку", поставив по обе стороны от омеги руки, просто ждал.       – Шер, – вздохнул Али, – чем быстрее ты всё мне выскажешь, тем быстрее я отвезу тебя в отель.       – Я... Можно мне немного собраться с мыслями? – осторожно попросил Шерман.       Альфа поджал губы, втянув сквозь зубы воздух, и побарабанил по поручню. Однако терпения это ему не прибавило:       – Это я что-то сделал? Обидел? Поспешил? Или, может, напугал?..       – Нет, нет, нет и нет. В том-то и дело, Али, ты идеальный! – не выдержал Шерман, едва сохраняя внешнее спокойствие, – Ты добрый, умный, интересный, заботливый. Ты потрясающий альфа. Ты заслуживаешь только самого лучшего. И это не я.       – С чего ты это решил?! Тебе кто-то из моих это сказал?       – Нет, ты что, – замотал головой Шерман, – просто я сам это понимаю.       – А ну-ка, – кивнул ему Али, скрестив на груди руки и поиграв желваками на скулах, – просвети и меня.       Шери мотнул головой:       – Причины не так важны...       – Шерман, пожалуйста...       – Ты не понимаешь, – всхлипнул Шерман, отвернувшись к заливу, и не видя перед собой ничего – перед глазами была лишь белая пелена из непролитых слёз.       – Ты не даёшь мне шанса понять! – сорвался Али, и Шерман впервые почувствовал это – чужую панику.       От резкого осознания Шерману моментально стало стыдно за то, что причиняет боль, и ещё больше уверило в том, что он никчёмный партнёр. По щекам всё-таки полились слёзы, которые он уже не пытался остановить. Он всё испортил, впрочем, ничего нового.       Однако вместо того, чтобы выкинуть омегу за ворота в этот же миг, Али вдруг взял Шермана в охапку и впечатал в себя:       – К чёрту это всё, – выругался он, зарываясь носом омеге в шею.       Из Шери вырвалось лишь одно единственное рыдание, прежде чем он моментально растаял в объятиях альфы, схватившись ответно с неменьшей силой – всё его существо желало лишь одного сейчас, чтобы его альфе стало лучше. Хотелось утешить, заверить, что всё будет хорошо, да хоть наизнанку вывернуться, лишь бы это помогло почувствовать от Али хоть каплю положительных чувств. Сейчас же Шермана пронзали лишь накатывающие и накатывающие волны боли.       И постепенно, с каждым мгновением, проведённым в руках альфы, Шерман начал чувствовать изменения в настрое Али. Никакой конкретики, наоборот, всё смешалось и размылось, и определить эмоцию стало невозможно, однако ярко выраженного отчаяния он уже не ощущал. Да и Али немного ослабил хватку, начал укачивать в руках и поглаживать, утешая – Шерман лишь тогда заметил, что рвано хватает ртом воздух.       – Ты опять боишься меня, – с нескрываемым сожалением заметил Али, положив голову на макушку Шерману.       Теперь Шери совершенно точно понимал, как альфа мог чувствовать его настрой. Вот только причину определил неверно.       – Я боюсь не тебя, – подал голос Шери, – я боюсь разочаровать тебя. Ты по-прежнему многого обо мне не знаешь, но это и не важно. Я просто знаю, что ты достоин лучшего.       И снова резкий скачок в эмоциях, успел заметить Шерман, прежде чем Али оторвал его от себя и взял лицо в свои ладони, чтобы он не смел отвести или спрятать взгляд.       – Но я выбрал тебя! – едва слышно сказал Али и посмотрел на Шери глазами, полными паники.       – Хорошо, хорошо, – тут же сдался Шерман, снова видя перед собой сплошное размытое пятно из-за глаз, полных слёз.       Это было так невыносимо. Одно лишь эхо страданий Али выкручивало нервы, сковывало лёгкие, вызывало тошноту. Он сделает всё, лишь бы это прекратилось.       – Начну с того, что у тебя сложилось обо мне неверное впечатление, – срывающимся голосом пустился в рассказ Шерман: – Не по твоей вине, а именно из-за того, что я о многом умолчал. Просто понимаешь, я не знаю, на каком по счёту свидании стоит рассказывать, что мой отец с позором разорил всю мою семью, страдая лудоманией, а на каком – про папу-социопата, воспитывавшего меня исключительно унижениями и игнором. Меня в пансионе учили многому, но какое вино подходит под перечисление моих диагнозов, которые мне поставил психотерапевт, я не знаю. Ещё не знаю, уместно ли после признания, что, по сути, девственник, сообщать, что технически... у меня есть ребёнок? – вслух задумался над корректностью формулировки он, – и что на всех уровнях, кроме биологического, он, всё-таки, не мой?..       Али попереваривал с минутку всё услышанное и покивал головой сочувственно:       – Да, вопросы не из простых. И как хорошо, что ты пришёл с ними ко мне, потому что я точно знаю – обо всём перечисленном лучше всего рассказывать вот прямо сейчас, – без тени шутки сказал он.       Шерман и сам понимал, что его понесло, но раз уж сказал "а", то оставшиеся в алфавите буквы перечислить обязан. Было страшно. Встретиться с непониманием, осуждением или презрением. Но Али по-прежнему держал его в своих руках, а с моря дул приятный бриз, и в душе поднялась недобитая пресловутой рациональностью надежда на принятие.       – Я плохо помню своё детство, – начал Шерман, – отчасти, потому что психика имеет свойство вытеснять травмирующие воспоминания, отчасти, потому что стоящих запоминания моментов в принципе было не так уж и много. Когда я был маленьким, мы жили с размахом: папа вечно допекал отца своими запросами в доказательстве окружающим, какая у нас была богатая, аристократичная семья. И, несмотря на то, что любви я от папы не чувствовал совершенно, он не мог позволить мне расти дикарём, ведь это ударило бы по его репутации, а он этого допустить не мог. И с одной стороны, – выставил перед собой одну ладонь омега, – я умею не чавкать, например. А с другой стороны... – он собрал ладонь в кулачок и прижал к себе, – я не умею чавкать. Не умею принимать комплименты, не верю им попросту. Мне тяжело просить о помощи, чувствовать свои желания, отказывать людям.       – Ты это имел в виду, когда сказал, что у вас с папой много общего? – спросил Али, внимательно прищурившись. Шерман лишь кивнул. Тогда Али поинтересовался: – А что отец?       – Отец вроде бы любил, – признал Шерман, улыбнувшись одним уголком губ, но тут же растерял улыбку, – правда, человеком он был мягким, я бы даже сказал, слабохарактерным, полностью подчинённым папе, поэтому нежность ко мне он проявлял исподтишка. Никогда не защищал, если папа ругал меня за дело или просто срывался. Если папа рос во вседозволенности, и поэтому позволял себе такое, то отца, насколько я знаю, наоборот растили в ежовых рукавицах и сосватали ему папу без права отказаться. Ну, знаешь, у аристократов такое принято. И к этому я ещё вернусь. Как бы то ни было, в моих глазах он так и не нашёл авторитета, лишь сожаление. Но это сейчас, а тогда, в детстве, я даже немного презирал его за полное подчинение папе, ощущал это как предательство. Впрочем, так было до момента, пока отец не нашёл своих истинных богов – азартные игры. Сначала, как это всегда бывает, ему несказанно везло – израненное эго заживало под одобрительными взглядами его надменных дружков, которые раньше лишь посмеивались над ним, а теперь отдавали ему свои фишки. Но очень скоро сказочке пришёл конец, и удача отвернулась от отца навсегда. Он проиграл сначала то, что успел отобрать у друзей, и в надежде, что ещё не всё потеряно, залез в оставшиеся от продажи дедового бизнеса деньги. Денег было много, и проигрывал он их долго, однако всё же сумел.       Шерман сделал паузу перед тем, как перейти к самой печальной части своего рассказа:       – Потом ставками стали родовые поместья, веками бывшие в собственности Эдвардсов земли, облигации королевского двора, акции, драгоценности, семейный автопарк... Даже папину коллекцию искусства не побоялся заложить и просадить всё до последней миниатюры. Скандалище был такой, что отец даже на время перестал играть. На пару месяцев его, кажется, хватило. А затем он придумал гениальную схему – не проигрывать свои деньги, а проиграть взятые в долг у банка деньги, заложив наш непосредственный дом. Рич, конечно, чудом спас его от ухода к банку, – заметил Шерман, подняв брови. – Однако камнем преткновения, или последней каплей, если хочешь, стал мой именной фонд, который папа учредил, чтобы платить за моё обучение в пансионе. К тому моменту, как до него добрался отец, там оставалось всего несколько десятков тысяч фунтов – ровно столько, чтобы мне хватило на последний курс.       Шери тяжело вздохнул и зажмурился, борясь с ощущением нехватки воздуха из-за нахлынувших воспоминаний. Он отступил на шаг, теряя с Али контакт, но ему просто физически сейчас надо было согнуться, уперев руки в колени, и подышать, чтобы мысли прояснились. Шерман чувствовал, что Али очень напряжён, но тот терпеливо ждал, когда омега сам справится с подступающей паникой.       Шерман распрямился и понял, что если сейчас продолжит, то сохранить спокойствие в голосе уже не получится, но принял решение дорассказать свою историю.       – Тут надо сказать про Рича, – кивнул Шери и запретил себе обращать внимание на дрожащий голос. – Он был тем, кто по-настоящему любил меня. Да, он был таким же маленьким ребёнком, что это за разница – пара лет? Но он готов был стоять за меня горой. Думаю, что папа практически не поднимал на меня руку, потому что боялся расправы именно от Рича. С ним папа взаимодействовал по большей части угрозами или манипуляциями. И всё же, чем старше мы становились, тем больше понимали – у нас есть только мы, на родителей рассчитывать не стоит. Даже больше, от них стоит ждать только какой-нибудь подлости, а вот друг перед другом мы могли быть честны. И, может, мы не говорили это вслух, но особую связь чувствовали всегда. Лишь однажды Рич меня по-настоящему испугал, – улыбнулся Шерман в противовес мокрым от слёз глазам, чувствуя, как насторожился на этих словах Али, значит, внимательней услышит следующую часть рассказа. – Это были одни из рождественских каникул, родители уехали на три дня пускать пыль в глаза каким-то своим знакомым, а Рич приехал из своей академии для альф с лучшим другом. По крайней мере, мне он представил Арчи именно так. Мне было четырнадцать или пятнадцать, Арчи показался мне симпатичным, а друзья-омеги как раз недавно дали почитать статью в глянцевом журнале по соблазнению альф. Было интересно проверить советы на работоспособность, не более, но стоило мне только начать накручивать прядь волос на палец, как мой любимый старший брат тут же чернел, скалился и последними словами выгонял меня в свою комнату. Эксперименты быстро пришлось свернуть, и вместо этого включить наблюдательность на максимум.       Шерман посмотрел на притаившегося Али, в глазах которого уже плескалась догадка, но было видно, что мысль эту альфа пока что пытался гнать прочь.       – Я виделся с Арчи ещё несколько раз, на других каникулах. И с каждым разом, с каждой подмеченной деталью мне становилось понятней, что в сердце у Рича был уже не только я. Мне было тревожно за него, но в то же время и радостно, что хотя бы у одного из нас оказалась способность влюбиться. В себя я на тот момент не верил совсем. Непонятно было, взаимно это у них или нет, – пожал плечами Шерман, – за рамки дружбы никто из них никогда не выходил. Разрешил эту интригу, как ни странно, папа. Для него отцовское самоуправство стало катастрофой, исправлять последствия которой он решил посредством своего старшего ребёнка, ещё даже не выпустившегося из вуза – он нашёл Ричу суженого, и про скорую свадьбу сообщил ему в ультимативной форме. Рич сначала растерялся, вроде бы согласился, но потом дал заднюю, стоя на своём. И тут папа выкатил козырь в рукаве – пустой банковский счёт и неоплаченный курс пансиона. Последнего перед моим выпуском. Не прогадал, – горько ухмыльнулся Шерман, – Рич согласился на всё, не думая, а я... – к горлу подступил ком, – я не сумел его отговорить...       Шери ничего не смог с собой поделать и пустил пару слёз, помня все свои тогдашние чувства, как будто это было вчера. Он обнял себя одной рукой, утешая, пытаясь вернуться в реальность, однако лучше всего это сделал нарушивший тишину Али:       – И что, Рич вышел замуж? По договорённости?       – Нет, – шмыгнул носом Шерман, и на воспоминаниях о злополучной свадьбе нашёл в себе порыв улыбнуться, – он сбежал из-под венца вместе с Арчи, а заодно со мной и даже суженого с собой прихватил. У того тоже та ещё Санта-Барбара в жизни происходила. Тот день был последним, когда я видел своих биологических родителей.       – Слава богу, – не удержался от комментария себе под нос Али.       – Меня приютили у себя родители Арчи до конца того лета. А альфы почти сразу нашли крохотную квартирку на окраине Лондона, чтобы не мозолить глаза Макси и Кларку, которым требовалось время, чтобы свыкнуться с выбором их сына. В конце лета мне объявили, что с осени я уезжаю доучиваться в пансион. Возник вопрос: каким чудом? Неужели родители одумались? Но нет, оказалось, что Арчи заплатил за мою учёбу частью своего трастового фонда. И тогда мне окончательно стало понятно, кто моя настоящая семья.       Наступала самая деликатная часть рассказа, понял Шерман, но тем не менее попытался быть максимально откровенным и прямолинейным:       – Я упоминал про своего лучшего друга...       – Ветеринар, – кивнул Али.       – Да, – подтвердил Шерман, – у него есть старший брат – очень крутой андролог, у которого я выцыганил консультацию, стоило только выпуститься. Он долго отговаривал меня, но когда понял, что я не откажусь от своей затеи, и в случае отказа просто пойду к менее принципиальному врачу, согласился провести процедуру суперовуляции: проколол курс специальных гормонов, которые способствовали выработке большого количества ооцитов. После чего он извлёк их, заморозил и помог мне юридически оформить их все полностью в собственность брата и Арчи. Это был мой подарок им. Мой вклад в нашу семью. И, – набрал в лёгкие побольше воздуха Шерман, – спустя несколько лет они решились завести ребёнка, воспользовавшись услугами сурогата. Так и появился на свет Стефан. Стефан – их сын. Я же... Воспринимаю его исключительно как племянника, чувствую его как племянника и люблю его как племянника. У него замечательные родители и дедушки, и он растёт в любви. И-и, – поднял Шерман глаза к небу, чтобы снова не заплакать, но всё было тщетно, – и больше родных братьев у него уже никогда не будет. Обидно, но не страшно, – сам себя уговаривал он, – я верю в Рича и Арчи. Они обязательно найдут путь к своему счастью. И я никогда не буду стыдиться моей истории, но прекрасно понимаю, что такая биография накладывает отпечаток на то, как я веду себя и какие решения принимаю. И меньше всего я хочу доставлять тебе дискомфорт, потому что ты этого не заслу...       – Замолчи, – перебил его Али, подняв ладонь.       Без эмоций в голосе. Просто хотел осмыслить всё услышанное, понял Шерман. Впрочем, спешить ему уже было некуда, такси-то он уже отпустил, да и новое можно вызвать, в случае чего. Пауза затягивалась, заставляя Шери нервничать всё больше и больше, поэтому он решился подать голос:       – Ты разочарован?       Али шумно вздохнул и перевёл тяжёлый взгляд с горизонта на Шермана:       – Если только в том, что оказался недостаточно надёжным, чтобы узнать хотя бы часть про родителей.       – Нет, это не так! Я же говорю, дело во мне!.. – захныкал Шери, закрывшись ладонями.       Видит бог, он не хотел такого исхода.