Don't you dare

— Альфе нравится мой запах? И что, черт возьми, Субин должен был ему сказать? Загнанный в клетку. Разумеется, как бета, он попросту не смог бы ощутить запах. Его возбуждение, затуманившее сознание, сработало против него. Конечно, можно было уйти в отказ и сказать, что он «просто имитировал», но это глупо. Все это глупо. Через пару часов Енджун потечет в буквальном смысле и захочет член, а Субин не сможет ему отказать. У бет нет ни запаха, ни нюха, ни узла. Нет ни единого шанса, что он сможет скрыть сабгендер. — Нравится, — кивнул Субин, крепко обнимая Енджуна за талию, чтобы тот не сбежал, если захочет. Хоть это и было маловероятно, учитывая его состояние. — И когда ты собирался сказать мне, Субин? Тон Енджуна оставался пугающе ровным. Действительно пугающим. — Енджун, я… — Субин сжал губы, пытаясь успокоиться, но безуспешно. — Прости, что я молчал так долго. Мне так жаль. — Не надо, знаешь, к черту. Я уже сказал ранее: мы обсудим это потом. Сейчас ты проведешь со мной течку, потому что моя течка сейчас – твоя блядская заслуга, альфа, — Енджун стукнул Субина в плечо, раздраженно ерзая и кривя губы. — Я чувствовал, черт возьми. Чувствовал, но молчал, как и ты. А ты, гад, слушал все, что я говорил об альфах, но молчал. Влюблял меня в себя, обнимал, целовал, спал со мной в одной кровати и продолжал лгать! А я теперь не могу даже уйти, потому что у меня уже начинает теплеть в заднице, а еще через полчаса станет влажно. И я уже сейчас хочу, чтобы ты меня трахнул, а я тебя прямо сейчас так ненавижу. Ненавижу эту течку, свою природу. Ненавижу то, что я рад, что ты чертов альфа! И что я даже детей от тебя хочу прямо сейчас, — Енджун закрыл лицо руками, давая волю слезам, которые не давали облегчения. Ему становилось жарко и мучительно хотелось прикосновений и ласки. Ему хотелось реветь и от радости, и от обиды. Он был правда рад, что этот придурок оказался альфой, что он сможет его пометить, почувствовать его запах, что они заведут толпу дурацких детишек и будут самой идиотской в мире образцовой семьей, не в пример его собственной. Но ему было так обидно, что единственный человек, кому он доверился на все сто процентов, обманул его. Все обманывают. Как вообще можно верить людям теперь? И зачем? Он был так зол, что хотел отлупить Субина, но глупое жалкое омежье тело было способно только на то, чтобы тереться об альфу, требуя ласки. Его разрывали противоречия, а сознание не было достаточно ясным, чтобы не то что принимать решения, но хотя бы вести себя адекватно. — Енджун, прости меня. Я хотел сказать тебе сразу, но Бомгю был против. А потом я просто боялся тебя потерять. Знал, что дальше будет хуже, но все равно молчал. Я надеялся, что смогу переубедить тебя и тогда, даже когда все вскроется, ты не будешь ненавидеть всех альф так сильно. Или хотя бы меня… — И Бомгю знал? Я его прирежу! — Енджун… если хочешь, я уйду прямо сейчас. — Что?! — Енджун на секунду даже впился в шею Субина, но быстро ее отпустил. — Только через мой труп ты сейчас уйдешь. Ты проведешь со мной лучшую в мире течку, в процессе которой я постоянно буду на тебя ворчать и обижаться, а потом мы будем решать этот вопрос. Енджун уверенно вытер слезы с лица тыльной стороной ладони, вздыхая. — Задница начинает ныть, — хныкнул он. — Тупая течка. И тупой ты. — Я знаю, милый, — прошептал Субин, бережно укладывая Енджуна на диван рядом с собой и скользя рукой по его телу, поглаживая грудь, но обходя слишком чувствительные соски. — Все еще хочешь какао с шампанским? — Нет. Хочу, чтобы ты поцеловал меня, говнюк. Енджун смешно ругался, особенно выгибаясь под прикосновениями Субина, но ему было не смешно. Потому что он знал, что такую реакцию обеспечивает развивающийся гормональный взрыв внутри омеги, на самом же деле он глубоко ранен. И виноват в этом Субин. — Ты – лучшее, что со мной случалось, — тихо проговорил Субин, принимаясь покрывать короткими поцелуями лицо Енджуна, его шею и ключицы, расстегнув пару пуговиц на рубашке. — Продолжай, и я подумаю о том, чтобы оставить тебя в живых, — выдохнул Енджун, прикрывая глаза и помогая расстегнуть свою рубашку до конца, но вместо того, чтобы позволить Субину продолжить целовать его живот, он заставляет его поднять голову и целует в губы сам. Долго, чувственно и медленно, заводясь от этой ласки и близости тела Субина. — Помнишь, когда ты спросил у меня, как я пахну? В океане. Я думал, мое сердце разорвется от обиды, что ты никогда не почувствуешь мой запах. А я так хотел этого. — А теперь я чувствую его? Он раскрывается с каждой минутой. — Какой же ты дурак, Субин. Я бы простил тебя. — Но если бы ты знал изначально, ты ведь не стал бы и говорить со мной, правда? Субин поднимает Енджуна на руки и несет в спальню, потому что на диване, как ни крути, не так удобно, как в огромной кровати. — Возможно. Возможно, ты прав, но это все равно не повод был мне врать! — Я знаю, прекрасный. Если бы только я мог вернуть время назад… — Ты ничего бы не изменил. — Изменил бы! Я бы не стал тянуть так долго! Признался бы еще до первого поцелуя. Енджун тихо вздыхает и качает головой. Он правда рад, что Субин альфа. Ему лишь жаль, что тот молчал так долго. Вот и все. Хотя прямо сейчас ему становится все больше и больше наплевать на это. Покуда пространство между ног нагревается и увлажняется от поцелуев Субина, Енджун напрочь теряет разум. И когда Субин снова целует его в губы, избавляет от рубашки и тянет вниз пижамные штаны, Енджун только перемежает хныканье с мурлыканьем и опускает взгляд вниз, разглядывая свой мокрый член, прижатый к животу. Господи, он настоящее животное, жаждущее случки. И прямо сейчас его не волнует ничто другое, остатки человечности растворяются. — Мне так жарко. И начинает болеть, — хнычет он, ерзая по кровати и перекатываясь на живот. Енджун невероятно гибкий, он прогибается в пояснице, вскидывая задницу, и Субин слышит, словно со стороны, собственное низкое рычание. — Ммм… альфа прорезывается? А я сразу понял, что это за чертово рычание, — бормочет Енджун, упираясь в кровать коленями и раздвигая их шире, демонстрируя и предлагая себя альфе. Его анус сокращается, сжимается и выталкивает первые капельки густой прозрачной смазки, которая пахнет Енджуном, буквально концентрирует весь его сладко-свежий прохладный аромат, от которого у Субина сносит крышу. Он нежно обводит пальцами ягодицы Енджуна и в следующий миг скользит между ними языком, собирая маленькие капли, слизывая их начисто и не переставая издавать низкое приглушенное рычание. В этом всем мало от них самих, на самом деле. Это животные сущности, природа и гормоны, руководящие происходящим. Субин лижет долго и медленно, добавляя к языку пальцы, погружая их в жаркое влажное нутро и заставляя Енджуна скулить и извиваться, подставляя задницу под ласку, пытаясь насадиться на пальцы и получить их больше и глубже. Соски задевают простынь и дают дополнительную стимуляцию, как и член, головка которого прижимается то к постели, то к животу, то к ладони Субина, который сводит его с ума и приводит к первому оргазму даже без проникновения. Все тело покрывается мурашками, а в голове взрываются фейерверки от счастья. Но в течке этого недостаточно. Растущий болезненный зуд может унять только член альфы внутри. И Енджун не сразу понимает, что это его голос умоляет Субина его трахнуть. Приглушенно, из-за собственных стонов и тяжелого дыхания, слышит треск упаковки презерватива, а затем чувствует крупную головку, приставленную ко входу. И несмотря на то, что весь омега сейчас – оголенный нерв, его совсем не пугает размер. Он нужен ему. Субин нужен ему. Чтобы заполнить пустоту внутри во всех смыслах. Одна головка растягивает его так сильно, что Енджун жалобно скулит и дергается, чувствуя себя бабочкой, насаженной на иголку. Впрочем, в отличие от бабочки, его ждет удовольствие, а не смерть. И он жаждет этой сладкой боли, глубоко дышит и расслабляется, принимая в себя все полностью. Член проникает сантиметр за сантиметром, заставляя Енджуна стонать, впиваясь пальцами в простынь, комкая ее до побелевших костяшек. Субин оказывается глубоко внутри и тогда наступает спокойствие. Больше не болит, не зудит и не тянет. А еще через минуту он чувствует запах грейпфрута и тихо смеется, не выдержав. Он обожает грейпфруты. Цитрусовые. И теплый запах булочной, что прибавляется к первому. Субин пахнет, как хлеб с корками грейпфрута. Слегка подсушенный, но не сухой полностью. Теплый. Идеально. Субин пахнет идеально. И Енджуну нравится, как переплетаются их ароматы, заполняя собой пространство так же, как Субин заполняет его собой. Прямо сейчас нет ни лжи, ни обид. Есть только счастье, заполняющее его без остатка, и любовь. Енджун снова чувствует себя любимым, красивым и нужным. Субин каждым жестом и каждым словом ему об этом говорит, а Енджун верит. Несмотря на ту ложь, он все еще верит Субину. Альфа делает пару толчков на пробу, и когда Енджун не вздрагивает от боли, когда привыкает к этой растянутости, позволяет себе начать толкаться быстрее и глубже, двигаясь резко, но ритмично, делая все для удовольствия омеги, но получая удовольствие тоже. Он сжимает бедра Енджуна, тянет на себя и насаживает, обводит руками тонкую талию и выступающие ребра, а затем замирает, когда Енджун кончает, сокращаясь вокруг, потому что чувствует, что у него самого набухает узел в основании. И есть еще пару секунд, чтобы успеть его вытащить, но Енджун рычит: — Не вздумай. Ты не посмеешь сейчас достать его из меня. — Прости, я просто не хотел сделать тебе больно, — шепчет Субин, толкаясь снова и с каждым движением загоняя растущий узел все глубже. В самом широком месте тот размером с кулак Енджуна, и если бы не течка, едва ли тот был в восторге, но сейчас он счастливо мурлычет, прижимаясь щекой к простыни, ведет бедрами немного в сторону и кончает снова просто от того, как много всего внутри него. Субин осторожно ложится сверху, накрывая собой всего Енджуна, переплетая их пальцы и покрывая поцелуями его волосы, шею и щеку. Целует в губы, когда тот поворачивается лицом, насколько может, и тоже кончает глубоко внутри, когда Енджун сокращается и высоко стонет, дергая задницей. — Господи, он такой большой. Я никогда никому не позволял меня повязать, но ты, Субин, боже… Я позволил тебе больше, чем кому-либо в своей жизни. Я хочу, чтобы ты меня повязал, пометил, чтобы оплодотворил меня. Я хочу от тебя детей, пиздец. Не могу поверить. — Я люблю тебя, — выдыхает Субин. Может быть, это не лучший, не самый подходящий момент, но он просто не может держать это в себе. Он любит Енджуна сейчас так сильно, что сердце болит. И даже секс, его узел внутри омеги, их ароматы в воздухе и общая атмосфера животной страсти совсем не умаляет тех чувств, что Субин испытывает. — Признаваться мне в любви, пока твой узел в моей заднице – очень оригинально, — фыркает Енджун и стонет от этого, потому что мышцы снова сокращаются, а узел не спешит спадать. — Знаю. Просто не мог молчать. Ты говоришь все это, а меня разрывает от любви. Субин не ждет ответного признания сейчас. Он просто хочет, чтобы Енджун знал об этом. Что бы ни произошло дальше, Енджун должен знать, что он его любит. Узел спадает, и первый жар отступает вместе с ним. Енджун не становится самим собой, но огонь в его заднице временно погашен, и он может хотя бы дышать и говорить, не мурлыча, как идиотская огромная кошка. Но он не может перестать жаться к Субину, который обнимает его, укрывая своим теплом и своим запахом. И не может не таять, когда тот ласково покусывает шею, неосознанно имитируя метку. Пусть Субин впервые проводит течку с омегой, как и Енджун впервые проводит ее с альфой, младший делает все идеально. Целует, обнимает крепко-крепко, шепчет нежности на ухо и заботливо протирает тело теплым влажным полотенцем, потому что прямо сейчас Енджун просто не в состоянии двигаться. И как только он начинает снова ощущать растущий жар, несмотря на поздний час, Субин снова оказывается над ним, а затем и внутри него. И секс вот так, лицом к лицу, пока ноги Енджуна лежат на плечах Субина, оказывается ничуть не хуже, несмотря на новый угол проникновения. Они изможденные, мокрые и выжатые, ноги Енджуна дрожат, а в горле пересохло, но он чувствует себя самым счастливым, пока лежит, раскинувшись звездой на кровати и крепко сжимая руку Субина в своей. — Хочу есть, — хрипло сообщает старший, сонно улыбаясь в темноту. — И тебе лучше покормить меня в кровати или отнести на кухню и обратно на ручках, потому что в противном случае я снова захочу трахаться. А так есть шанс, что я наемся и усну. — Если это должно было прозвучать, как угроза, то тебе не удалось. Как насчет жареной курицы с соусом? — прошептал Субин, свободной рукой убирая волосы со лба Енджуна и целуя его в переносицу. У них впереди было еще несколько совершенно счастливых дней, наполненных сексом и лаской, а потом придется встретиться с суровой реальностью. Но Субину не хотелось отравлять свое «сегодня» мыслями о том «завтра», где Енджун может так и не смириться с его ложью. — Оказывается, ты можешь заставить меня кончить даже без прикосновений! — рассмеялся Енджун, приподнимаясь и целуя Субина в губы. — Неси меня есть курочку!