Соблазнитель

• 27.09. Понедельник • – Чего ты хочешь? – Феликс растерян. Происходящее больше напоминает галлюцинацию или мираж, потому что Чан перед ним не может быть реальным. Ли неосознанно делает шаг назад, а Бан, в свою очередь, наступает, изящно и уверенно. Поверить сложно, что ранее из них двоих к стене был прижат именно он. Руки, лениво поглаживающие плечи и шею, ощущаются странно и чуждо, Феликс слишком смятён, чтобы понять, приятно ему всё это или нет. – Только скажи, Феликс, и я сделаю для тебя всё, что пожелаешь. Чан опускает затуманенный взгляд на обсохшие от волнения губы Феликса, кусая собственные пухлые, и даже сквозь накативший жар напополам с растерянностью Ли успевает подумать о том, что такое вызывающее поведение больше подходит, к примеру, Джисону или тому же Чанбину. Кому угодно, но только не Бан Кристофер Чану – человеку, очаровавшему его своей скромностью и невинностью (или, возможно, Феликс его плохо знает?..) Именно по этой причине что-то в этой абсурдной ситуации точно не так. Феликс всё смотрит в эти красивые глаза, в которых ни капли от былого смущения, пытаясь разгадать, в чём же подвох. Он даже зажмуривается, отказываясь верить в происходящее, а Чана такое лишь забавляет – мелодичный смешок приходится прямо в шею, и Ли немного вздрагивает от неожиданности. А когда он открывает глаза снова, какая-то его часть надеется, что всё это просто реалистичный сон, но образ Чана не размывается ни на секунду: Бан всё так же игриво улыбается, на нём всё тот же строгий костюм, а волосы всё так же идеально прямые. Это начинает потихоньку выводить из себя. – Что ты делаешь? – Собираюсь сделать тебе приятно, – между тем, пальцы старшего с лёгким нажимом давят на серединку феликсовых губ, затем плавно спускаются вниз по подбородку, безмятежно очерчивая ярко выраженное адамово яблоко. То дёргается от нервного сглатывания, вызывая у Бана очередную усмешку. – Ты же хочешь меня. У Феликса диссонанс – с одной стороны, да, ему действительно хочется впечатать Чана в стену и просто вытрахать из него всю дерзость и напускную уверенность, но с другой – что-то в этой странной и неестественной ситуации его останавливает, заставляя задуматься, настоящий ли Чан перед ним. – Так дрожишь, – звонкий хохот эхом разносится по тесному помещению, задевая что-то чувствительное внутри Ли, и он совершенно не сопротивляется, когда его с силой толкают на сложенные в углу коробки. – Куда подевалась вся твоя решительность, маленький напуганный котёнок? – Феликс открывает рот в немом возмущении, но Чан обрубает весь поток слов одним коротким влажным поцелуем: – Расслабься, тебе понравится, обещаю. Шёпот в самые губы окончательно лишает возможности мыслить рационально, голова становится лёгкой, и Ли не остаётся ничего, кроме как откинуться назад. В полной мере степень возбуждения осознаётся только сейчас. Феликс внутренне пылает, ощущая, как чужие горячие ладони мнут его бёдра. Чан медленно опускается на колени перед ним, не прерывая при этом зрительного контакта. Это щекочет и без того раскалённые нервы не на шутку. Как бы ему не хотелось взять инициативу в свои руки, между ним и Баном будто выстроился невидимый барьер, не оставляя возможности элементарно прикоснуться. Никогда ещё Ли не позволял кому-либо брать контроль над собой. Он предпринимает попытку зарыться пятернёй в мягкие волосы старшего, но пальцы каким-то магическим образом проходят сквозь, в то время как прикосновения самого Чана ощущаются так ярко и остро, что конечности сводит неприятной судорогой. Феликс злится на самого себя за беспомощность и неспособность сделать что-либо, злится на Чана за то, что он такой сексуальный (где он успел всему этому научиться?). Но весь негатив лопается, как большой мыльный пузырь, когда старший принимается осыпать жаркими поцелуями низ живота, параллельно с этим ловко справляясь с пряжкой ремня. Такой дерзкий и уверенный Чан определённо заводит, и Феликсу думается, что он может позорно кончить от одних только касаний. Реальность доносится лишь жалкими обрывками, и Ли упускает момент, когда его член высвобождают из тесноты джинсов. Он чувствует облегчение напополам с неприсущим ему диким смущением, потому что между его достоинством и красивым чановым носом ничтожный сантиметр. Тело за доли секунд окатывает нестерпимым желанием под таким пристальным взглядом, который Феликс судорожно пытается прочитать – выходит крайне плохо в его нынешнем состоянии. Не сказать, что он гордится своим внушительным размером, но и жаловаться нет причин – партнёры Феликса всегда оставались удовлетворены после совместной ночи. Он умел доставлять удовольствие, как никто другой, но прямо сейчас по какой-то неведомой причине сомневается в своих умениях, хотя не похоже на то, что Чан уж сильно в них заинтересован. Очевидно, он сам справляется отлично, полностью сосредоточенный на члене в собственных небольших руках, что кажутся только меньше на его фоне. И Феликс задыхается от такой разницы и внезапного осознания – непривычная прохлада чужих ладоней, ведь кожа старшего всегда была тёпленькой, действует отрезвляюще, заставляя шумно выдохнуть. Взгляд Чана слишком ясен для столь щекотливой ситуации, как эта, а Феликсу, наконец, становятся понятны его эмоции – неприкрытое восхищение. По сути это должно льстить, но Ли только сильнее смущается. Он так не нервничал даже в свой самый первый раз. – Ты такой красивый, Феликс, – на самом деле Феликс большой любитель поболтать во время секса, таким образом раскрепощая и помогая расслабиться своим пассиям, но сейчас всей душой желает, чтобы Чан заткнулся, потому что всё, что тот ни делает смущает до красноты. – И такой большой... Боюсь не справиться. – голос старшего сквозит фальшивым волнением, на губах играет до одури соблазнительная улыбка, а Ли думается, что если кто и не справится, то только он сам. Чан в последний раз окидывает его взглядом, полным желания, затем делает то, что совершенно не вяжется с образом привычного милого Чана – прижимается своими алыми губами к напряжённой головке, небрежно размазывая капельку предэякулята. Феликс издаёт хриплый вздох, но не успевает толком прийти в себя, как Бан с профессионализмом заглатывает член на всю длину, смотря сквозь полуопущенные ресницы томно и властно – Ли физически ощущает, как подгибаются его колени. Он зажмуривается больше для того, чтобы не видеть эти бесстыжие глаза, и... просыпается. Феликсу требуется несколько долгих секунд, чтобы понять где он находится и что только что произошло. Сон. Это был всего лишь сон, но какой, чёрт возьми, реалистичный. Ли вытирает краем футболки вспотевшее лицо, только сейчас замечая... влажное пятно на трусах. Ну что за позорище. У него не было поллюций со времён средней школы, а Чан заставил его кончить в штаны, просто-напросто придя к нему во снах. – Блять... – злость накатывает медленно, размеренными волнами, но полностью захватывает весь разум, не позволяя думать о чём-то ещё. Феликсу хватало и того, что старший занимал большую часть его мыслей, но к такому он не был готов вовсе. Ещё никому не удавалось залезть к нему в голову, и злит то, как легко это делает Чан. Феликс на секунду задумывается, как он отреагировал бы, прояви старший инициативу в реальности, но быстро отметает её – внутренний голос подсказывает, что этого никогда не произойдёт. Ли слишком ошарашен и вряд ли способен придумать дельное решение этой проблемы, поэтому самым оптимальным считает освежиться под прохладным душем. До начала первой пары ещё целых полтора часа, но Феликс уже заранее переживает о том, что ему придётся столкнуться с Баном. И как теперь смотреть ему в глаза?.. Всё-таки хорошо, что это был просто сон. На самом деле Феликсу даже не пришлось прилагать усилий, чтобы избегать встреч с Чаном, потому что тот, кажется, решил взять это на себя. Честно говоря, Ли глубоко жалеет, что вообще приехал сегодня в университет, потому что один только взгляд на старшего заставил вспомнить про утренний казус. Но, к сожалению или к счастью, реальность далека от всяких фантазий – Чан пытается оттолкнуть его? По крайней мере, сам Феликс оценивает его поведение именно так: сегодня одежда старшего разительно отличается от той, что он носит каждый день. В чёрной шёлковой рубашке и простых брюках в тон он выглядит по-другому – элегантно и свежо. Волосы... всё ещё красиво уложены. Ли просто любопытно, укладка осталась со вчерашнего дня, или Бан не поленился выпрямлять кудри снова? Как бы тяжело не было, Феликс изо всех сил старался игнорировать Чана – хотя взгляд каждый раз безошибочно выцеплял из толпы студентов одну-единственную миниатюрную фигурку – и у него неплохо выходило до тех пор, пока старший находился на безопасном расстоянии. Ли хотел бы что-то сказать, но потерял малейшую нить мыслей, когда они самым случайным образом оказались рядом в общей столовой. И только сейчас накрывает воспоминаниями о том, на какой ноте они вчера разошлись. Неудивительно, что теперь Чан избегает его с удвоенной силой, ведь Феликс наговорил ему кучу смущающих вещей. Снова. Чёрт возьми, да он буквально признался ему в своих чувствах в лицо, хотя обещал самому себе не делать этого. За эти несколько секунд, что они неловко мешкаются в очереди за обедом, Ли успевает подметить, что Бан выглядит уставшим и невыспавшимся. Велика вероятность, что из-за вчерашнего инцидента – по большей степени даже из-за феликсова признания – за что Ли чувствует вину. Он бы предпочёл знать, что старший хорошо спит. На кончике языка вертится "прекрасно выглядишь", но вместо этого он выдавливает хриплое "привет" – не менее неуместное. Чан, явно не ожидавший, что Феликс заговорит с ним, тем более прилюдно, легко вздрагивает, озираясь по сторонам. – Расслабься, Чанбина здесь нет. – не может сдержать смешка Ли при виде столь перепуганного старшего, в то время как внутренности горят желанием стиснуть его в объятиях. Бан незаметно выдыхает: – Вообще-то я не за себя переживаю. Звучит неожиданно, но от этого не менее приятно. Чан сказал это без задней мысли, о чём свидетельствует его непринуждённость, но будет ли слишком большой наглостью со стороны Феликса радоваться, что старший в каком-то смысле за него... переживает? Многое хочется сказать, но Ли боится ляпнуть лишнего, поэтому не находит ничего лучше, чем ловко (нет) перевести тему: – Как себя чувствует Ханна? Нога не беспокоила после вчерашнего? – Ей лучше. Спасибо, что спросил. Феликс может поклясться, что румянец, слегка окрасивший чужие щёки, ему точно не мерещится. Становится ясно, что Чан хотел бы избежать любых тем, которые так или иначе касаются вчерашнего дня. Он неловко поправляет очки на носу, пытаясь смотреть куда угодно, лишь бы не на Ли. В нетерпеливом постукивании пальцев по подносу прослеживается желание уйти отсюда как можно скорее, и поэтому, когда очередь доходит до Феликса, он решает уступить старшему. Тот такой жест молчаливо принимает – наверняка больше для того, чтобы не задерживать остальных. Когда он проходит вперёд, Ли почти физически обдаёт странным холодком. Сперва непонятно, в чём дело, и только спустя несколько секунд доходит – Чан сменил не только стиль в одежде, но и парфюм. Феликсу это не нравится совершенно точно... По рассеянному взгляду Бана видно, что он особо не задумывается над тем, что из еды себе набрать. Ли наблюдает за резковатыми движениями слегка подрагивающих рук, а потом глаза поднимаются выше к широким плечам, непозволительно долго задерживаются на открытой шее, по итогу цепляясь за расстёгнутые верхние пуговицы блядской рубашки. Чана хочется либо застегнуть обратно (и желательно под самое горло), либо сорвать с него бесполезный кусок ткани ко всем чертям – но уже вдали от посторонних – и расцеловать эту восхитительно красивую грудь. Феликс много чего хотел бы сделать с Чаном, например, усадить на собственные колени и подолгу целовать так, как хочется ему самому – глубоко, чувственно и со вкусом, не встречая сопротивления, а только ответное желание и отзывчивость в послушно размыкающихся сочных губах и трепетно цепляющихся за него худощавых пальцах. И с осознанием того, что всё это могло быть реальным, если бы старший ему позволил (или если бы сам Ли был чуть настойчивее?), вызывает лишь сожаление и жгучее упущение. Феликс не знает почему, но вчера он впервые подумал о чувствах Чана, и это пугает. Как перед Баном он ещё ни перед кем не робел. Голова сейчас слишком перегружена мыслями, и Ли не знает, что с ними делать и как ему быть, но обещает себе (уже в который раз!) разобраться со всем. Не сейчас. Кто-то сзади его торопит, и только теперь обнаруживается, что старшего и след простыл. Аппетит пропадает напрочь, Феликс наелся вдоволь собственными размышлениями. Оставив пустой поднос на одном из столиков, он направляется к выходу из столовой, но на пороге врезается во что-то очень мягкое. – Смотри, куда прёшь, говнюк, – Ли не видит ничего, кроме большой груди под полупрозрачным гипюром, маячащей перед самым носом. Он зависает на добрых пять секунд, пока Чанбин не толкает его в плечо с нервным воплем: – Ты какого хуя пялишься на мои сиськи?! – А ты какого хуя их вывалил?! – не теряется Феликс, с рекордной скоростью покидая помещение, оставив матерящегося Чанбина далеко позади.