Соблазнитель

Феликс едва поспевает за Чаном, который, словно ошпаренный, бежит вниз по лестнице. От былой чувствительности не осталось и следа, уступая место уже столь привычному холоду. Бан отчуждён и немного рассеян – полная противоположность тому, каким он был в своей комнате буквально минутой ранее. Ли, до сих пор пребывающий в какой-то прострации, не до конца верит в произошедшее. Это правда был Чан? Что заставило его поступить таким неприсущим ему образом?.. Уже оказавшись внизу, они сталкиваются с мистером Баном, Оливией и долговязым юношей лет пятнадцати, внешне очень похожим на Чана, разве что черты лица чуть грубее (Феликс не думает, что видел его тогда на крыльце). Все втроём что-то бурно обсуждают, но, завидев подошедших, замолкают, как по команде. До Ли вдруг доходит, что их с Баном не было неприлично много времени, и ему становится дико неловко. – Что-то вы долго, мальчики. – с подозрением тянет Оливия, подливая масла в огонь и без того напряжённой ситуации. Девушка сканирует обоих пытливым взором, от которого становится не по себе даже Феликсу. Он с удовольствием стукнул бы сестру за излишнее любопытство, но, к сожалению, всё, что он может прямо сейчас – это краснеть ушами под внимательными взглядами трёх пар глаз. Сколько ещё продолжалась бы эта пытка – неизвестно, если бы мистер Бан не спохватился: – Оливия, Лукас, а не пойти ли нам проверить наш пирог? – мужчина берёт детей под руки и настойчиво уводит в сторону кухни. Мальчишка, ранее названный Лукасом, напоследок окидывает Ли таким пронзительным взглядом, что того прошибает холодный пот. Странный малый. Тем временем, глаза Чана широко распахиваются, а лицо бледнеет, когда он смотрит на Феликса, на чьей щеке и чёрной водолазке слишком хорошо заметны следы от муки. Ли обращает на это внимание только сейчас – старший испачкал его, когда они обнимались в его комнате, а это значит... Чан чертыхается вслух, быстро затаскивая недоумевающего Феликса за ближайший угол, подальше от посторонних глаз и ушей: – Как мне теперь папе в глаза смотреть!.. – Ли совершенно не сопротивляется, когда старший прислоняет его спиной к стене, принимаясь отчаянно оттирать белые следы рукавом своей худи. Даже несмотря на то, что момент сейчас явно не самый подходящий, Феликс не может не наслаждаться им. Как же приятны прикосновения Чана... – Что о нас подумают? "О нас". Почему-то на этих словах в душе Ли разливается тепло, даже невзирая на контекст сказанного. Ощущение тёплой, чуть запотевшей ладони старшего на лице действует успокаивающе, прогоняя прочь все тревоги. Остановить бы время... Видя немую панику в глазах напротив, Феликс, ещё не отошедший от всей нежности, желает сказать и сделать столько вещей, чтобы утешить Чана, но вместо всего он просто удерживает его руку на собственной щеке, мягко, почти невесомо ластясь к приятно мозолистой коже. Бан мгновенно замирает. – Не бойся, всё будет хорошо, – шепчет Ли, доверительно смотря в светло-карие, ещё немного влажные, глаза старшего, и на секунду даже кажется, что взгляд того теплеет на пару градусов. – Что бы ни случилось, я готов взять ответственность. Кончики ушей Чана очаровательно вспыхивают, а глаза распахиваются от удивления, но не успевает Феликс налюбоваться столь милой картиной, как тот возвращает себе привычное холодно-отстранëнное выражение, забирая свою ладонь: – Веди себя прилично, раз уж пришёл, и не смей распускать руки. Тебе ясно? Феликс усмехается и может только умиляться с такой напускной дерзости: – А вот последнего обещать не могу, – делает шаг навстречу, неожиданно меняя их местами с Чаном, потерявшим бдительность. Уверенным движением привлекает его к себе, продолжая: – Как прикажешь устоять перед таким ангелом, как ты? Вконец смущëнный Бан с тяжёлым вздохом отталкивает тихо посмеивающегося Ли и стремительно уходит в сторону кухни. По возвращении в кухню Феликс первым делом прослеживает за тем, чтобы Чан с молчаливым возмущением выпил жаропонижающую таблетку. Очевидно, перед родными старший не желает спорить и пререкаться, выбирая вместо этого игнорировать Ли. Не то чтобы это сильно расстраивало последнего в данный момент – ему не привыкать. Да и к тому же, Чана можно понять, а Феликс не в том положении, чтобы что-то от него требовать. Он нервно теребит рукава своей кофты, не зная, куда деть дрожащие от волнения руки, пока обитатели дома снуют туда-сюда по уютному помещению. Феликс понимает – он единственный, кто совершенно не вписывается в общую картину происходящего, и, наверное, действительно стоило уйти, пока ещё не стало поздно. Но и в то же время в глубине души Ли осознаёт – он ни за что не смог бы оставить Чана в таком состоянии, даже несмотря на то, что дом полон людьми, которые смогут о нём позаботиться. Неожиданно мистер Бан приглашает Феликса и остальных детей к столу, практически застав врасплох, но Ли быстро берёт себя в руки и вежливо кланяется, усаживаясь на предложенное место. Он украдкой поглядывает на Чана, параллельно с энтузиазмом отвечая на ненавязчивые вопросы главы семьи. Старший сын вместе с мамой расставляют приборы для всех, явно оттягивая момент присоединения к столу, в чëм Феликс убеждается, когда Чан абсолютно бесцельно переставляет предметы с места на место на столешнице. И, видимо, это замечает не один Ли – миссис Бан мягко треплет сына по волосам на затылке: – Милый, ты садись, а я тут сама докончу. Чан с лёгкой улыбкой пытается отвертеться, но мать настойчиво забирает у него из рук тарелку, и ему ничего не остаётся, кроме как медленно поплестись к своему месту, которое, словно по злой иронии, оказывается рядом с незваным гостем. В тот самый момент, когда Чан приближается, у мистера Бана так кстати звонит телефон, и он выходит в холл, коротко извинившись, а девочки в то время вместе с Лукасом увлечëнно просматривают тик-токи. В голову Феликса закрадывается очередная безумная мысль. Старший поражëнно застывает, успев только выдвинуть стул – чужая наглая ладонь скользит вверх по бедру, скрываясь под худи на пояснице. Ли с абсолютно невозмутимым лицом принимается с нежностью сминать бархатистую кожу, внутренне упиваясь от этого ощущения. Бан дёргается в попытке уйти от бесстыдных касаний, но Ли перемещает руку на мягкий бок, удерживая старшего возле себя. – Ты что делаешь, ненормальный?! – шипит Чан, боясь, что кто-то может их увидеть в таком компрометирующем положении, однако, на них всё ещё никто не обращает внимания. – Проверяю температуру, – спокойным ровным тоном отвечает Феликс, когда на самом деле готов замурлыкать от того, насколько приятна кожа Чана на ощупь. Он мимолётно подмечает, что жар заметно спал, и смотрит снизу-вверх, боясь упустить малейшую эмоцию на лице старшего. – Тебе лучше? – Да в порядке я, пусти уже! Феликс просто хотел немного поразвлечься и вернуть себе такое необходимое внимание старшего. Вернул – в виде этих сложных осуждающих взглядов, от которых бешено бурлит кровь в жилах, и в то же время нутро дрожит от всеобъемлющей нежности. В холле слышатся приближающиеся тяжёлые шаги мистера Бана, и Феликс буквально вынужден оторвать собственную руку от любимых изгибов усилием воли, напоследок порхнув самыми кончиками пальцев вдоль кромки шортов. От Ли не ускользает и то, с каким нескрываемым облегчением выдыхает Бан, падая на стул рядом. Атмосфера за столом складывается на удивление чудесным образом. Если поначалу Феликс и чувствовал себя неловко, то сейчас волнение утихомирилось, потому что родители Чана оказались людьми не только приятной наружности, но ещё и невероятно лёгкими на подъëм и интересными в общении. Однако, всё равно остаётся одно но – Чан, а вернее его состояние. Мысли Ли снова и снова возвращаются к старшему, о чëм бы ни шла речь за столом, и он отчаянно старается не потерять нить разговора, чтобы не показаться грубым и невоспитанным. За всё время Бан ни разу не притрагивается к еде, и Феликс в этом тоже винит себя. Наверняка старший поел бы, не будь здесь его. Тем не менее, он не упускает возможности похвалить то, что старший приготовил своими прекрасными умелыми руками: – Еда просто восхитительна! – и замечает, как кончики ушей старшего приобретают розовый оттенок. Феликсу хотелось бы осыпать Чана комплиментами до тех пор, пока тот не научится их принимать. Но с другой стороны, он получает ни с чем не сравнимое удовольствие от его реакции. Ли никогда ещё не видел, чтобы кто-то был настолько очарователен в своём смущении. – Кристофер обожает готовить с ранних лет, – Джессика Бан, так зовут маму Чана, добавляет к сказанному, тут же обращаясь к сыну: – Кстати, милый, а ты почему не ешь? Чан объясняет, что после приёма таблетки ему нельзя кушать какое-то время, тем самым рассеивая опасения, раннее возникшие в голове Феликса. – Феликс, а чем занимаешься ты? – миссис Бан безмятежно переключается на гостя, между тем накладывая в его тарелку побольше мяса. У Феликса в груди разливается приятное тепло, потому что в родительском доме он появляется редко, и прямо сейчас вся эта атмосфера заставляет его чувствовать себя, будто он вернулся к своей семье. После озвученного вопроса Ли замечает, что все взоры обращены на него, и это немного смущает. Ему, конечно, не привыкать к такому вниманию к своей персоне, но сейчас совсем другой случай. – Да, Феликс, пожалуйста, расскажи о себе. – теперь к смущению добавляется и капля давления – Джек Бан внушает уважение, и идея предстать перед этим мужчиной в дурном свете звучит так себе. Феликсу становится жутко стыдно, ведь на данный момент у него нет хобби, как таковых. Все свои детские и юношеские увлечения он разом бросил, как только вступил в так называемую "взрослую жизнь". Феликс даже всерьёз задумывается о том, как на самом деле бесполезно растрачивал всё своё свободное время – пьяные тусовки, погоня за минутным удовольствием, беспорядочный секс, частые пропуски в университете – хвастаться абсолютно нечем. Это и был весь его образ жизни, по крайней мере, до того момента, пока он не влюбился в Чана, и ко всему вышеперечисленному попросту пропал всякий интерес. Не сказать, что сейчас Феликс живёт идеальную жизнь, но, как минимум, он избавился от большинства пагубных привычек и стал чаще посещать занятия. Чан, наверное, даже не подозревает о том, как положительно стал на него влиять, ничего при этом, по сути, не делая. Лгать не хочется точно так же, как и ударить в грязь лицом перед родителями человека, который для него важен. Когда молчание за столом изрядно затягивается, Ли выдаёт первое, что приходит на ум: – На самом деле ничего интересного. Занимался тхэквондо, когда был помладше. Лукас странно хмыкает, а Ханна восхищëнно выдыхает, и прежде чем остальные успевают выдать реакцию, встревает Оливия: – Что-то ты скромничаешь, братец. На тебя не похоже, – девушка обращается к родителям своей лучшей подруги: – Вообще-то, у Ликса чёрный пояс по тхэквондо. Он даже принимал участие в национальных турнирах! – А говоришь, что ничего интересного, – по-доброму усмехается мистер Бан, и его тут же поддерживает жена. – Ты достоин восхищения, парень! Феликс неловко трëт шею, тихо благодаря за похвалу, а Оливия, в свою очередь, деловито продолжает родительским тоном: – И это ещё далеко не всё. Ли сразу понимает, что на уме у сестры, и от этой мысли кровь приливает к вискам: – Оливия, нет!.. – В средней школе Феликс посещал кружок вязания. Мелкая паршивка... Феликс отчаянно закрывает мгновенно покрасневшее лицо ладонями. – Мама до сих пор хранит первые носочки Ликса, хоть они и жутко кривые. Сейчас он, конечно, на профессиональном уровне. – за столом поднимается дружный хохот и умилительные возгласы, пока Феликс ищет себе пятый угол от стыда (ладно, это всё же лучше, чем если бы младшая стала разоблачать его отрицательные стороны), однако все звуки кругом разом стихают, когда справа раздаётся мягкий сдержанный смешок. Ли для достоверности смотрит на Чана, но так и замирает – лица старшего не видно, так как тот отворачивается, но его плечи мелко подрагивают. Он смеётся? Смеётся из-за Феликса?.. – А ещё Ликс хорош в выпечке, – кажется, Оливия даже не думает угомониться, видимо, решив раскрыть "тёмное прошлое" Феликса до конца. – У него получаются самые вкусные брауни! Я как-нибудь принесу вам попробовать. Наглость мелкой просто зашкаливает, но Феликс не жалуется, зная, от кого у неё эта черта. Миссис Бан радостно заявляет, что будет с нетерпением ждать приготовленных им угощений, а Ли спешит объясниться: – Оливия преувеличивает. Я совсем не дружу с готовкой, и брауни, можно сказать, единственное, что у меня более-менее получается. А насчёт вязания, Господи, это было так давно, что я уже и не помню, как туда записался. – он слегка бьёт себя по лбу по привычке, чтобы как-то скрыть неловкость, однако, лишь сильнее её демонстрирует. Он вновь смотрит на Чана, который упорно прячет взор и с трудом борется с улыбкой, норовящей заиграть на алых губах. Феликс не верит своим глазам. Чан впервые улыбается и испытывает положительные эмоции из-за него, и это действительно то, во что сложно поверить. Феликс так и продолжил бы бездумно глядеть на него, если бы мистер Бан не вернул его в реальность: – Не нужно стесняться. Если ты действительно любишь это занятие, оно имеет смысл. Не слушай мнения окружающих, и не бросай это. Ли почему-то кидает на Чана ещё один короткий взгляд, про себя отмечая, что, возможно, Джек Бан и прав. Темы для обсуждений сменяются одна за другой, и весёлая беззаботная болтовня продолжается ещё какое-то время. К счастью, теперь разговоры не акцентированы на одном Феликсе, и от того ему намного проще поддерживать их. Когда речь заходит об Австралии, то оживляются все (за исключением Чана, который предпочёл слушать остальных), потому что это место, где обе семьи прожили не один год и с которым связано много тёплых воспоминаний. Феликс тоже неожиданно для самого себя, делится, казалось бы, незначительными историями из своего детства, пока все слушают его с неподдельным интересом. Что касается Чана, Феликс не может сказать, о чём он думает, так как тот выглядит задумчивым, подперев ладонью щеку, и ковыряет вилкой так и не тронутый ужин. Но одно радует точно – Чан спокоен и больше не выглядит раздражительным и бледным, как ранее. – Теперь мы просто обязаны познакомиться с вашими родителями! – дружеский настрой миссис Бан воодушевляет. – Оливию мы знаем уже много лет, она для нас, как часть семьи, но удивительно, что мы до сих пор не знали тебя. – от проницательного взгляда мистера Бана к Феликсу вновь возвращается волнение, которое ощущается покалыванием на самых кончиках пальцев. Он задумывается: что, если бы они с Чаном узнали друг друга раньше? Как бы всё сложилось, если бы они познакомились ещё в Австралии? Неожиданно звучит вопрос, который Ли боялся услышать даже в мыслях, действуя, словно отрезвляющая пощёчина: – Собственно, а как вы, ребята, познакомились? Всё хорошее рано или поздно заканчивается. Феликс смотрит на себя со стороны, понимая, как подло поступает, а потом нерешительно – на Чана, который напряжëнно сжимает кулаки на собственных коленях до побеления. Боже, и хватило же наглости и смелости прийти к нему домой после всего, что произошло. Конечно, Ли даже представить не мог, что зайдёт сегодня так далеко – он всего-навсего хотел увидеться со старшим, но сейчас, когда он получил себе расположение его родителей и узнал, какие они чудесные и замечательные люди, жгучее чувство вины и сожаления разрывает его изнутри. Они заслуживают знать правду, пусть она и будет стоить ему многого. Феликс готов взять отвественность за содеянное и понести наказание в любом виде. Он собирается с мыслями, решаясь наконец рассказать обо всём без утайки: – Хочу сказать, мне очень жаль, потому что... – Потому что мы не познакомились намного раньше? – Феликс опешивает, сперва даже не соображая, что это прозвучало из чановых уст, но когда чужая тёплая ладонь чуть сжимает его плечо, он поражëнно смотрит на старшего – хоть на лице того и застыла расслабленная улыбка, в глазах ясно читается предостережение. – Мне тоже, – эти слова шокируют окончательно. – Мы познакомились не так давно. Звучит нелепо, но это произошло на форуме по сбору мусора. – Это тот самый, на который вы поехали с Чанбином и Хëнджином? – интересуется миссис Бан с полным энтузиазмом, тем самым устраняя повисшее в воздухе напряжение. – Да. Я никогда не рассказывал, но тогда я сильно увлëкся, что даже не заметил того, как забрёл далеко в лес. Феликс был тем, кто нашёл меня... Далее Чан рассказывает, как они нашли малышку Нану, как, умудрившись заблудиться, долго искали выход из леса, конечно, опуская некоторые детали, и под конец своей истории вновь обращает своё внимание к Ли, будто ища поддержки и подтверждения. Феликс только и кивает рассеянно, добавляя: – Так всё и было. Стыдно. Ужасно стыдно. А если и вспомнить, как всё было на самом деле, то Ли готов себя возненавидеть. Он не понимает, почему Чан не позволил ему рассказать правду, лишь догадывается – старший, вероятно, не захотел расстраивать родителей и окончательно испортить этот относительно мирный вечер. – Получается, ты помог не только Ханне, мы очень тебе признательны, Феликс. – мистер Бан с благодарностью смотрит на Ли, а тот не знает, куда деть себя от смущения, уже в который раз за последний час заливаясь краской. Чем он заслужил такое доверие? – Да что Вы, мистер Бан! Я же ничего такого не сделал. – Но ты правда замечательный и крутой, оппа. Я рада, что у моего брата появился такой друг, как ты. – Ханна мило улыбается, а Феликс отвечает ей тем же и вежливо склоняет голову. Его буквально разрывает изнутри: у него очень много вопросов к Чану, но ещё больше его переполняет благодарность. Ли находит его ладонь, покоящуюся на коленке под столом, аккуратно накрывая её своей. Чан слегка дëргается, пытаясь высвободиться, но Феликс удерживает его, переплетая с ним пальцы. После вкусного ужина и чаепития с нежнейшим ягодным пирогом все собираются в уютной гостиной, лакомясь мороженым, но Феликс, быстро обнаружив, что Чан к ним так и не присоединился, извиняется и непременно возвращается в кухню. Старший моет посуду и не сразу замечает вошедшего. – Почему ты не идëшь? – осторожно спрашивает Ли, не зная, как ещё начать разговор. Бан лишь неопределённо пожимает плечами. Он правда не знает, что ответить, ведь за сегодняшний вечер произошло столько всего, и он попросту не успевает всё осмысливать. На самом деле, если уж совсем начистоту, то он не присоединился к остальным только для того, чтобы упорядочить расшатанные мысли. Сердце Феликса сжимается от осознания, что старший, возможно, устал очень сильно, проведя весь день за готовкой и уборкой, тем более, учитывая его состояние. Чан действительно поразительный... Феликс всё ещё чувствует вину за то, что он оказался здесь в такой неудобный момент, и хочет хоть как-то компенсировать испорченное настроение, решив помочь старшему хотя бы с посудой. Становясь рядом, он закатывает рукава кофты и по-хозяйски принимается сушить уже вымытые тарелки. Чан безмолвно принимает помощь. Видимо, он действительно устал, чтобы спорить. Некоторое время в кухне слышится лишь плеск воды и звон посуды. Тишина не давит, но Феликсу есть о чëм поговорить: – Как ты себя чувствуешь? – Мне гораздо лучше, спасибо. – спокойно отзывается Чан. – Ты плохо о себе заботишься. В такую погоду ноги должны быть в тепле, а ты босиком ходишь, – Ли кивает на его босые ступни, а тот неловко трëт одной ногой об другую. Феликс замечает, что старший пассивен и безразличен ко всему, что он скажет, а ему так не нравится, когда его игнорируют. Он думает, что будет неплохо его немного подразнить и спровоцировать. – Тебе нужен тот, кто будет заботиться о тебе, – Феликс делает паузу и, немного поразмыслив, добавляет полушутливым тоном: – Я мог бы подойти идеально, как думаешь? Чан разворачивается вполоборота, презрительно щурясь: – И часто ты заботишься обо мне? О моих чувствах? У Феликса перехватывает дыхание. Он откладывает кружку, поворачиваясь к старшему, и теперь они оказываются лицом к лицу: – Каждую секунду, Чан. Бан тяжело сглатывает, растерявшись на короткое мгновение, но тут же продолжает: – Вряд ли ты думал о моих чувствах, когда решил прийти сегодня в мой дом. Ты самый наглый, самонадеянный и эгоистичный парень из всех, что я знаю. Так что сбавь-ка свои обороты. – Раз я такой злодей, почему ты солгал своей семье про наше знакомство? М? – едко замечает Феликс. – Так было нужно. – резко обрывает Чан, возвращаясь к делу. Зачем? Для кого это было нужно? Почему Бан вновь убегает от ответов? В голове Феликса возникает ряд новых вопросов, но и вместе с тем его догадки касательно того, что Чан его прикрыл перед родителями, подтверждаются – он просто не пожелал всё испортить. Вот и всё. Ли хотел было сказать что-то ещё, но старший его опережает: – Я сказал так, потому что ты... всё же, наверное, неплохой человек. Из ослабевших пальцев на кафель бесшумно падает тряпка. Феликс несколько раз глупо хлопает ресницами, пытаясь переварить услышанное. Что Чан только что сказал?.. Феликс отчаянно пытается прочитать на лице старшего шутку, подвох, сарказм – да что угодно – но не видит ничего, кроме этого привычного сложного взгляда, вновь направленного перед собой, и совершенно очаровательно заалевших кончиков ушей. Феликс зачарованно наблюдает за тем, как Бан неосторожно выливает на губку слишком много моющего средства, и теперь его белоснежные руки почти по локоть в пене. Это не может не вызвать улыбку – Чан волнуется. Ли хочется сказать и сделать столько вещей, но и в же время он смертельно боится, что Бан может забрать свои слова обратно, поэтому не решается выдать какую-либо реакцию. Внутри беснуется ураган от сдерживаемых порывов. Ли шустро поднимает с пола обронëнную тряпку и как-то чересчур радостно для человека, занимающегося уборкой, продолжает сушить посуду. Он ещё раз украдкой смотрит на старшего – тот с усердием намыливает очередную тарелку, упорно избегая с ним зрительного контакта. – Твои родители замечательные. Ты очень на них похож. – Феликс выдаёт первое, что приходит на ум, чтобы избавить их обоих от неловкости. – Спасибо. – тихо благодарит Чан, передавая тарелку младшему, и тот кое-что замечает. – Вижу, с узлами ты совсем не дружишь. – Ли тихонько усмехается. Оставив всё, как есть, он скользит за спину Бана, который от этой внезапной близости вздрагивает и суетится: – Что ты удумал? – Просто проявляю обычную заботу, – пытается пошутить Феликс, но следом дополняет с большей серьёзностью: – Не бойся, я сейчас уйду. Он берëт два безвольно висящих конца фартука, и аккуратно затягивает узелок на пояснице. Ли, как может, старается не смотреть на самого Бана, но до боли любимый вкусный запах бьёт по обонянию, и он уже не в силах с собой совладать. Чан такой красивый, что сердце готово вырваться из груди в любой момент. Феликс любуется на мягкие завитушки на чужом затылке, на то, как очаровательно подрагивают его пушистые ресницы, на округлую щëчку, которую так и хочется укусить, на поджатые пухлые губы. Ох уж эти губы... Даже когда на пояснице старшего уже красуется аккуратный узел, Ли и не собирается отстраняться. Послав всевозможные последствия к чертям, он мягко приобнимает его за талию, прижимаясь грудью к ровной спине. От внезапности из чановых рук выскальзывает чашка, однако разбиться не успевает – Феликс вовремя ловит её, бесшумно опуская в раковину. Теперь они прижаты друг к другу вплотную. Ли нестерпимо душно. Он не понимает, когда атмосфера успела так накалиться. Почему это происходит именно сейчас, когда они в доме, полном людей, и их могут застать в любой момент в таком щекотливом положении? Возможно, Феликс сходит с ума, или же дело в повышенном адреналине в крови, но ему сейчас совершенно всё равно. От его внимания не может утаиться то, как утяжеляется дыхание старшего. Наверное, стоило бы отстраниться и отпустить его, пока не поздно, но это сильнее Ли. Он внимательно следит за Чаном перед собой, улавливая малейшие изменения в его поведении. Для него остаётся загадкой, почему старший не сопротивляется и не отталкивает его, если ему в самом деле неприятны его касания. Но теперь, по крайней мере, на душе не так беспокойно, потому что Феликс знает – Чан не считает его плохим человеком, что заставляет его чувствовать себя счастливым, как никогда. Это уже большая награда для Ли, и ему страшно представить, какие подвиги он готов вершить ради него. Достать с неба звезду, свернуть горы, полететь на луну и обратно – просите что угодно – для Феликса это сущие пустяки, когда он так без памяти влюблëн. В порыве накатившей нежности он сперва оставляет целомудренный поцелуй между напряжëнных лопаток, а секунду спустя на каждой из них. Чан дрожит. Жар его кожи ощущается даже сквозь ткань одежды. Ладонь Ли безошибочно находит чужую, так и застывшую в раковине с мыльной водой, заключая тонкую кисть в крепкую хватку. Второй рукой он теснее прижимает его к себе и невесомо проводит кончиком носа по хрящику покрасневшего ушка. Бан ëжится, видимо, от щекотки и, наконец, поворачивает голову, вскидывая на младшего свои невозможные глаза. Феликс пытается прочитать на его лице хоть намëк на злость, отвращение, испуг, однако, сталкивается с выражением, которое никогда прежде не видел у старшего: взгляд ясный-ясный; губы приоткрыты так маняще, что сдерживаться чертовски сложно; черты лица Чана спокойны, и в то же время присутствует неуловимая тень взволнованности. Благоговение?.. Весь сегодняшний вечер нельзя назвать ни чем иным, кроме как настоящим безумием. Чан не понимает, как они пришли к тому, что сейчас происходит. Самым правильным было бы выставить Феликса за дверь ещё с самого начала, но, видимо, Бан попрощался с остатками разума в тот самый момент, когда позволил ему остаться. Да и в целом, он позволил слишком многое как ему, так и себе. И последнее, честно говоря, пугает намного сильнее. Пугает и то, что Феликс потихоньку предстаёт перед ним совершенно другим человеком. Не то чтобы Чан и раньше не замечал его положительные черты, просто этим вечером младший раскрылся с такой стороны на максимум. И всё бы ничего, вот только Бана предают собственные чувства. Он ведь должен ненавидеть его, верно? Презирать, избегать любого контакта, а тем более – близости с ним. Но почему Чан не подумал об этом, когда Феликс никуда не ушёл и остался с ним даже после столь обидных слов, увидев в каком он состоянии, наверняка переступив через собственную гордость? Феликс сделал всё, что в его силах, чтобы хоть как-то облегчить его страдания, и Чан знает, что младший был готов сделать намного больше. Ли искренне переживает и заботится о нём. Бан, конечно же, это видит. Раньше ему не приходилось сталкиваться с подобным, и с каждым разом становится всё сложнее сопротивляться этому человеку и отталкивать его, а что пугает больше всего – никто из них не знает, к чему в итоге приведут эти странные отношения. Чан столько раз пытался забыть обо всëм, что произошло между ними, пытался избегать, игнорировать Феликса, но он даже представить не мог, насколько отчаянным (или целеустремлённым?) тот окажется. Любой другой давным-давно сдался бы на его месте, но Ли не бросает попыток добиться его внимания до сих пор. Знакомый парфюм приятно обволакивает сознание, сила чужих рук и ощущение крепкого тела сзади вызывают неоднозначные чувства, отзывающиеся странным томлением в груди. Когда Чану приснился тот сон, после которого он тосковал по несуществующему образу, ему казалось, что это самый страшный и неопределённый эпизод в его жизни. Однако, после инцидента в университете, когда этот образ буквально воплотился в реальность, Бан осознал – стало намного хуже. Он никогда не видел такой глубины в человеческих глазах, соизмеримой разве что с чёрной дырой в бескрайнем космическом пространстве. Глаза Феликса Ли таинственные, чарующие и в то же время тёмные и опасные. Чан чувствует почти физически, как проваливается в эту бездну, из которой вряд ли найдётся выход. Так нельзя – но это совершенно неподвластно ему. И потому он слепо поддаётся своей минутной слабости... Бан безочëтно тянется свободной рукой к лицу младшего, чьи глаза не упускают ни единого его движения. Едва касается подушечками пальцев мягкой веснушчатой щеки со слегка проступившей щетиной... Феликсу сложно поверить в происходящее, но влажная ладонь старшего, кожа под которой феноменально горит, и тёплое дыхание, что приходится прямо в подбородок, заставляют принять реальность. Чан трогает его лицо. Честно говоря, в голове Феликса сейчас совершенно пусто, но он мысленно готовится к тому, что его сейчас отошьют и прогонят самым грубым образом за проявленную в очередной раз чрезмерную наглость, однако, ничего такого не происходит – ни через секунду, ни через три или десять. А когда Бан опускает рассеянный взгляд на его губы, Ли теряется окончательно. Пока он пытается объяснить самому себе рациональную причину такого необычного поведения старшего, к его губам трепетно приникают чужие. Феликс цепенеет. Сердце, кажется, замедляет свой привычный ход, а потом забивается с небывалой скоростью. Не может быть... Это даже нельзя назвать полноценным поцелуем, потому что прикосновение настолько неумелое и нежное, но такое долгожданное и самое необходимое. Ли зачарованно наблюдает за тем, как старший самозабвенно прикрывает веки. Его ресницы красиво трепещут, пальцы легко порхают по скуле, оставляя влажные следы, а из чуть приоткрытых уст вырывается судорожный вздох, который Феликс мгновенно ловит своими губами. Это самый лучший поцелуй в его жизни. Чан медленно отстраняется. Воздух между ними не просто тяжёлый – он плотный, густой, его можно потрогать руками. Феликс дышать боится, дабы не отпугнуть старшего. Бан смотрит на него немного затуманенным взглядом, и Ли нестерпимо хочется выпытать у него, что сподвигло его на поцелуй, но момент в целом настолько хрупкий и интимный, что вопросы просто неуместны. Кажется, до самого Чана только доходит, чтó он только что сделал – в глазах появляется лёгкий испуг и тонна смущения, и он спешит спрятать лицо на груди младшего, который всё ещë пытается осмыслить произошедшее. Чан его поцеловал, причём сделал это без принуждения, по собственному желанию. Знал ли Феликс, что этот вечер обернётся такой неожиданностью? Совершенно нет. Он всего лишь хотел взглянуть на старшего и, быть может, переброситься с ним парой обычных фраз, но о таком не смел и мечтать. Со стороны холла так некстати слышатся чьи-то быстрые шаги, и они только и успевают одновременно отпрянуть друг от друга, принимая более-менее непринуждённые позиции. Как Ли мог настолько потерять бдительность и забыть, где они находятся? Он опирается о столешницу, переводя сбитое к чертям дыхание, в то время как Бан снова начинает греметь недомытой посудой, мучительно краснея до самых корней волос. В кухню заходит Лукас. Теперь становится неловко вдвойне, потому что Феликс не уверен, видел ли их младший брат Чана, а то, что тот томит молчанием, ничуть не облегчает положения. Мальчишка неспешно направляется к холодильнику и прежде чем отпить сок прямо с горла бутылки, смеряет Ли пристальным взором, будто всё знает. Пора бы уже закругляться, осталось домыть всего ничего. Феликс продолжает помогать притихшему Чану, старательно игнорируя странный взгляд в спину. – Мне просто интересно, – звонкий подростковый голос разрезает тишину, заставляя Ли обернуться, а Бана-старшего невольно напрячься, что заметно по его сжатым губам и немного резковатым движениям. – Вы оба действительно друзья? Неужели Лукас всё видел? – А что? Мы не похожи на друзей? – Феликс задаёт встречный вопрос в попытке как-то спасти ситуацию, хоть сам и понимает прекрасно, как глупо звучит со стороны – ну какие они с Чаном друзья? – Не-а, совсем нет. – мальчишка продолжает смотреть на него, и теперь на его лице ясно читается вызов. Ли не дурак – холодное пренебрежение и неприветливость к себе младшего члена семьи он уловил практически с первых секунд. Почему Лукас так считает, и почему он, наконец, так колюч? Феликсу и правда любопытно узнать, и сейчас перед ним неплохая возможность это выяснить: – Почему же? Бан-младший усмехается. Обогнув стол, он приближается к Ли и пытливо сканирует его с ног до головы: – Посмотри на себя и на моего брата, что вас может связывать? Не думай, что я повёлся на твои истории из детства о том, какой ты весь из себя примерный. У тебя бэд бой вайб, you know? – Лукас на ходу переключается на английский, в его голосе отчëтливы осуждающие нотки. – А мой хëн... – Лукас! – Чан предупреждающе перебивает брата, не отрываясь от уборки, однако тот, тяжело вздохнув, продолжает: – Такие парни, как ты, связываются с моим братом только когда им от него что-то нужно. – К чему ты клонишь? – Ли искренне не понимает. – Скажу прямо: что тебе от него нужно? Феликс опешивает от такого агрессивного напора, уже сомневаясь, кто из братьев всë-таки старший. Он теряется с ответом, ведь в словах Лукаса есть смысл, и мальчик явно переживает за своего брата. Однако ему стоило спросить об этом немного раньше, когда у Ли были действительно плохие помыслы касательно Чана. Он уже собирается аккуратно объяснить Лукасу, что к чему, ведь, очевидно, мальчишка он неглупый и достаточно зрелый для серьёзных разговоров, но раздражëнно вмешивается Чан: – Ты как разговариваешь со старшими, ребёнок? – Но хëн! Бан поворачивается к младшему всем корпусом. Вид у него грозный, а Ли ловит себя на том, что уж точно не хотел бы оказаться сейчас на месте Лукаса. – Тебе нечем заняться? – мальчик виновато опускает взор, покорно выслушивая тираду старшего брата. – Я, кстати, знаю, что ты провалил тест по химии. Хочешь, чтобы узнали ещё и мама с папой? – Нет, хëн, пожалуйста, они ведь так расстроятся! – умоляюще тянет Лукас. Кажется, он вот-вот заплачет. Феликс сочувствует ему, но вместе с тем с трудом сдерживается, чтобы не засмеяться в голос. Со стороны они выглядят комично и мило, учитывая значительную разницу в росте в пользу Бана-младшего. Поразительно то, как за доли секунд он из дерзкого парня превратился в покладистого младшенького. Вот, значит, какое влияние оказывает на него старший брат. Феликс смотрит на Чана уже с ничем не прикрытым восхищением, почти мечтательно любуясь его хмурыми бровями и вздувшейся венкой на лбу. – Я исправлю оценку, обещаю. – Рад, что мы поняли друг друга, а теперь иди наверх и делай свои уроки. – Но, хëн, сегодня же только суббота! – пытается возразить Лукас, но Чан резко отрезает: – Я прекрасно осведомлëн, какой сегодня день недели, Лукас. Позже я приду и проверю. Мальчик признаëт поражение, поняв, что спорить с братом бесполезно, и, наконец, ретируется из кухни, напоследок одарив Феликса самым уничтожающим взглядом из своего арсенала. Ли уже не сдерживает смешка, а Бан качает головой, бормоча себе под нос "непослушный ребёнок". – А ты не слишком с ним строг? – осмеливается поинтересоваться Феликс. – Может быть, но он сам виноват. – покончив с уборкой, Чан моет руки, и теперь снова выглядит задумчивым. Ли просто до ломоты в теле хочется поговорить о произошедшем накануне, потому что между ними так и осталась недосказанность, но он решает не давить на старшего и дать ему время подумать. Они обязательно вернутся к этому позже. На улице уже смеркалось, когда Феликс с Оливией засобирались уходить. Родители Чана попросили их поговорить со своими родителями о встрече, потому что, как сказал мистер Бан, "они земляки, а значит просто обязаны подружиться". Феликс с сестрой благодарят семью Бан за такой тёплый приём и уютный вечер, а Чана – за восхитительный ужин, и, наконец, прощаются. Четверо молодых людей остаются на крыльце – Чан с Ханной провожают Ли. – Пожалуйста, не откладывайте нашу семейную встречу. Было бы так здорово посидеть всем вместе! – девушка чуть ли не слëзно умоляет гостей, а Оливия ей подмигивает: – Я об этом непременно позабочусь. Девочки всё не могут наговориться, что-то бесконечно щебеча и хихикая, в то время как их братья неловко молчат. И продолжается это до тех пор, пока Оливия не спохватывается: – Дорогая, тебе же нельзя нагружать ногу, заходи скорее в дом. Ханна соглашается с подругой, признавшись, что действительно устала стоять, и возвращается домой, напоследок пожелав им с братом безопасной дороги и спокойной ночи. – Что-то уже прохладно, пожалуй, дождусь тебя в машине, – Оливия зябко ëжится, обращаясь к Феликсу, а потом совершенно непринуждённо обнимает Чана на прощание. – Крис-оппа, ты приготовишь мне банановые панкейки в следующий раз? У мамы они вечно подгорают. – девушка кокетливо строит глазки старшему, который, не выдержав такого напора милоты, ласково треплет её по макушке, улыбаясь до ямочек на щеках: – Для тебя всё, что угодно, милашка. Феликс чувствует лёгкий укол зависти. Они настолько близки?.. Кажется, его сестра для семьи Бан и в самом деле, как родная. Ли снова возвращается к своей мысли, которая возникла у него в голове ещё за ужином. Могли бы они с Чаном быть близки, если бы познакомились при других обстоятельствах? Наверное, да. Всё-таки могли бы. – Я расскажу всë маме! – шутливо кричит он вслед удаляющейся паршивке, на что та бросает в ответ: – Только посмей! – угрожает кулачком, а потом и вовсе скрывается за углом, где припаркована машина брата. Улыбка медленно сходит с лица Чана, когда он осознаёт, что теперь они остались с Феликсом наедине. Между ними столько неразрешëнных вопросов, ни на один из которых ни Бан, ни Ли не готовы дать ответы. Обоим необходимо время. – Тебе пора. – первым решает нарушить молчание Чан. – Да, ты прав. – нехотя соглашается Феликс, неловко разворачиваясь, чтобы уйти, но старший почему-то продолжает диалог: – Послушай, – он делает секундную паузу, подбирая нужные слова. Ли слушает его внимательно. – Насчёт Лукаса... Обычно он вежлив с незнакомцами. Даже не знаю, что нашло на этого ребёнка. У него это, наверное, юношеское, так что не обращай внимания. – Всё нормально, мы ведь все через такое проходили, – понимающе отзывается Феликс, тщательно скрывая собственное удивление – для него немного странно, что старший захотел поговорить об этом с ним. – И перестань уже называть его ребёнком, он взрослый и многое понимает. Лукас просто переживает о тебе. – Думаю, он понял, что мы с тобой действительно не друзья. – задумчиво бормочет Бан, а Ли, немного подумав, признаётся: – Я никогда и не хотел быть твоим другом. Заметно, что старший слегка теряется от столь внезапного заявления, но вопрос, в следующую секунду слетающий с его губ, застаёт врасплох уже самого Феликса: – А кем тогда? Дыхание перехватывает уже в который раз. Чан выглядит таким невинным в своём искреннем недоумении: чуть склонив голову к плечу, он хлопает своими вечно печальными оленьими глазами. Неужели он действительно ещё не понял, или это он так жестоко издевается над бедным сердцем Ли? Если Чан продолжит так смотреть, Феликс за себя не ручается... Пересилив внутренний прилив нежности, он тяжело сглатывает, сипло выдыхая: – Я думал, это очевидно. Бан мгновенно тушуется, отводя взор и от неловкости оттягивает рукава худи: – Тебе пора. Оливия наверняка заждалась. – Могу я тоже прийти на банановые панкейки в следующий раз? – зная, что снова наглеет, он напрашивается в гости с деланной застенчивостью, копируя кокетство младшей сестры. Почему это для Оливии "всё, что угодно", а для него всё в запрете? – Даже не вздумай! Забудь дорогу сюда. – это было ожидаемо. Тон у старшего уверенный, но вот взгляд... Ли может поклясться, что после поцелуя в кухне что-то явно изменилось, потому что в чановых глазах он отчётливо улавливает сомнения и не видит прежнего холода. Чан стоит на несколько ступенек выше, смотря на него сверху-вниз. Очевидно, ему холодно, судя по порозовевшим коленкам и кончику носа. Теперь Феликсу точно пора, но почему так сложно попрощаться? Он быстро преодолевает ступеньки между ними. Старший пятится назад в попытке избежать близкого контакта, но Ли мягко ловит его за талию, не позволяя этого сделать. Он переступает через последнюю ступеньку, отделяющую его от Бана, оказываясь к нему почти нос к носу. Старший больше не возвышается над ним. Так-то лучше. – Почему? Разве я вёл себя неприлично? – Ты и сейчас продолжаешь это делать. – Чан раздражëнно фыркает, скидывая с себя чужие руки, но Феликс, не растерявшись, грубовато притягивает его к себе за грудки – тот только и успевает, что издать тихий писк: – А ты не оставляй мне поводов. Бан смотрит на него потерянно, и Ли догадывается, что причиной внутренних терзаний старшего является он сам, но ничего не может поделать. Такой уж он – "наглый, самонадеянный и эгоистичный". Но всë же, наверное, он и в самом деле неплохой человек, раз через мгновение заботливо накрывает голову Чана капюшоном худи, ласково приговаривая: – Заходи в дом, простудишься. Старший поджимает губы, но ничего более не говорит. Феликс оставляет его на крыльце, уходя прочь. Но с каждом шагом грудную клетку сдавливает чем-то невыносимо тяжёлым, будто он упускает что-то важное. А потом, не давая себе времени на размышления, спешно возвращается обратно. Прохлада ладоней идеально контрастирует с горящей кожей заалевших щёк, а губы так правильно соприкасаются с чужими, будто были созданы, чтобы только их и целовать. Ли чувствует вздрагивание старшего и сквозь полуопущенные веки неотрывно наблюдает за тем, как тот безмятежно прикрывает глаза. Чан не отвечает, камнем замерев в чужих руках, но и не отталкивает, что побуждает Феликса к более смелым действиям – он целует неторопливо, но уже с ощутимым напором. Не углубляется, боясь доставить дискомфорт из-за больной десны, лишь ненасытно терзает и покусывает точно плюшевые губы, каждый раз внутренне умирая от их сумасводящей мягкости и нежности. Феликс понимает – всё, что было до Чана это просто растраченное впустую время, и после сегодняшнего вечера уж точно уверен, что не променяет его ни на кого. Ни за что на свете. Как оно работает, что любить этого парня так мучительно и вместе с тем так приятно? Ли приходится буквально оторвать себя от старшего, напоследок со вкусом причмокнув, когда он чувствует, как к низу живота приливает жар. Он заходит слишком далеко. Феликс смотрит на любимые губы, которым готов слагать бесконечные поэмы – они настолько чувствительные, что от поцелуев становятся ещё пухлее, напоминая бутоны алых роз (Феликсу совсем немного стыдно перед мистером и миссис Бан, которые, возможно, увидят результат его упорного труда). Бан Кристофер Чан настоящее произведение искусства в самом чистом его проявлении. Ли всё не может на него наглядеться, с трепетом лаская его отчаянно пылающие щëки, как самое драгоценное, что у него есть. У Бана тяжело вздымается грудь, а сам он смотрит куда угодно, но только не на младшего, опустив свои красивые глаза, прямо сейчас напоминающие растопленный шоколад. – Просто вспомнил, что не успел ответить на твой поцелуй, – Феликс плохо скрывает самодовольство, а Чан впервые осмеливается посмотреть на него за всё это время. – Сладких снов, мышонок. – когда низкий шёпот опаляет губы, Бан словно пробуждается ото сна – он толкает младшего в плечо и за считанные секунды скрывается за дверью своего дома. У Феликса болят щëки от неконтролируемой улыбки. Он буквально готов положить к ногам Чана весь мир и кричать так громко, чтобы узнал абсолютно каждый, как сильно он влюблён. Даже когда Ли возвращается к машине, на его губах продолжает блуждать улыбка счастливого идиота. И совершенно плевать, что от расспросов мелкой паршивки теперь никак не отвертеться.