Соблазнитель

– Почему так долго, и почему ты продолжаешь лыбиться, как полоумный? – вкрадчиво интересуется Оливия, откладывая телефон в сторону, и настойчиво пытается заглянуть в лицо старшего брата. Любопытство – вторая черта после наглости, которую Феликс так не любит в сестре, но даже она не способна выбесить его сейчас. – Просто хорошее настроение. – отмахивается Ли, заводя двигатель автомобиля, но слова младшей заставляют его ошалело на неё вытаращиться: – Это из-за поцелуя на прощание? – выражение лица девушки абсолютно непринуждённое, будто она спрашивает об обыкновенных рутинных делах. – Откуда ты?.. – Так у тебя... – Оливия делает заминку, неопределённым жестом указывая на собственные губы, и пожимает плечами. – Всё на лице написано, – наконец, выкручивается она. Феликс от внезапного смущения бессознательно сжимает в тонкую полоску всё ещё горящие губы. – А Крис-оппа хорошо целуется? – Оливия тщательно рассматривает собственный маникюр, в то время как Феликс окончательно теряется от такой наглой прямоты: – Что ещё за странные вопросы, мелочь?! – Ой, да брось! Я сразу поняла, что между вами что-то происходит. – девушка явно собою довольна, однако её брат всё ещё пребывает в полном недоумении: – Откуда ты знаешь? И как давно?.. Оливия хитро усмехается: – Женская интуиция, – и совсем по-взрослому заправляет за ухо прядь волос. Феликсу нестерпимо хочется отвесить ей подзатыльник – где она всему этому понахваталась? – Я заподозрила ещё в больнице, но сегодня убедилась точно. И, честно говоря, братец, ты слишком очевидный. Ли закатывает глаза. От этой настырной девчонки может хоть что-то утаиться? Он решает больше ничего не говорить и, наконец, выезжает на дорогу, но неугомонная Оливия, видимо, намерена выпытать у него больше информации: – Вы встречаетесь? Отчего-то Феликса одолевает желание поделиться обо всём с сестрой, ведь Оливия это тот человек, который знает его лучше всех. Она единственная, кто всегда поддерживала его, даже когда он был не прав. Но Ли так сильно боится осуждения с её стороны и потому только и может из себя выдавить: – Всё не так просто. – Что ж, не буду лезть в душу, но я верю, что тебе под силу справиться со всем, – девушка искренне улыбается, в ободряющем жесте сжимая плечо старшего, и тут же серьёзно добавляет: – Но если обидишь Криса-оппу, тебе несдобровать! – Променяла собственного брата на чужого? Хей, я начинаю ревновать! – Феликс шутливо щипает её за руку, на что та только и фыркает возмущëнно: – Да он правда такое золото! Его просто невозможно не любить! – тут Феликс абсолютно солидарен с сестрой, пусть он и знает Чана не так хорошо, как она. Пока. – Братец, а можно ещё вопросик? – тихо интересуется Оливия, заметно смягчив тон. – Валяй. – А кто из вас двоих сверху? – Вот засранка мелкая! – салон автомобиля вмиг заполняется звонким смехом Ли-младшей, а ушами Феликса, кажется, можно осветить всю улицу. * * * Чан запутался окончательно. В себе, в своих чувствах, в том, как он должен относиться отныне к Феликсу. Он совершенно потерян. В голове слишком много вопросов касательно произошедшего и, в первую очередь, к самому себе. Зачем он поцеловал Феликса? Бан успел придумать для себя столько оправданий, но он знает, что ни одно из них не выглядит хоть сколько-нибудь правдивым или рациональным. Зачем он его поцеловал? Ему так просто захотелось – ответ лежит на поверхности, но отчего-то Чан ныряет глубже, пытаясь выискать другие причины, потому что эта ему не нравится совершенно. Он не должен испытывать к Феликсу ничего, кроме ненависти, злости и обиды, но он сейчас сильно сомневается – а ненавидел ли он его когда-либо? Бан упорно пытается подавить зарождающиеся чувства (откуда им вообще взяться?) к Ли, но с каждым разом понимает, как тяжело сопротивляться, ведь никто прежде не относился к нему таким образом. Чан чувствует искренность и естесственность в каждом действии Феликса, будто тот только и делал, что заботился о нём всю свою жизнь. Бан пока совершенно не имеет понятия, как быть дальше, но прекрасно осознаëт, что именно сам позволил этому зайти так далеко. Почему поцелуй, который Ли подарил ему напоследок вкупе со всеми этими тягостными думами в тот момент казался таким нужным? Стыдно признавать это даже в собственной голове, но почему его сердце билось раненой птицей о грудную клетку, а сам он дрожал, желая лишь того, чтобы время замедлило свой ход? Чан уверяет себя, что это просто наваждение, и завтра он обязательно придёт в себя. Обещает себе разобраться со всем немного позже, потому что сейчас всё это для него слишком. Губы всё ещё приятно покалывает от столь интенсивного поцелуя, и Бан рассеянно касается их самыми кончиками пальцев. Ему приходится буквально заставить себя вынырнуть из этого странного рассеянного состояния и сделать максимально непринуждённое лицо, когда он проходит мимо гостиной, где расположились родители. Он надеялся остаться незамеченным, но его окликают: – Кристофер, постой. Нужно поговорить. – тон отца не предвещает беды, однако звучит крайне серьёзно, заставляя Чана напрячься. Он стыдливо поджимает губы, нерешительно заходя в комнату. – Присаживайся. Мистер и миссис Бан выглядят немного озадаченными, и Чан может только догадываться о чём пойдёт речь. Он смиренно ждёт, пока родители, перекинувшись короткими взглядами, собираются с мыслями, и мама, наконец, решается начать: – Почему ты скрывал от нас? Внутренности холодеют от осознания ситуации. Чану приходится приложить огромные усилия, чтобы не расплакаться от отчаяния и ровно поинтересоваться: – Что ты имеешь в виду, мам? Родители берутся за руки – они всегда так делали, когда искали друг у друга молчаливую поддержку. При других обстоятельствах Бан бы умилился этой картине. Сейчас такой жест вызывает лишь дополнительную тревогу. Похоже, разговор предстоит действительно не из лёгких. – Почему скрывал от нас, что у тебя появился парень? – слова мистера Бана заставляют сына изумлëнно замереть: – Что?.. – Послушай, Крис, – голос отца чуть смягчается. – Тебе не нужно бояться нашего осуждения, ведь мы с мамой очень сильно тебя любим и уважаем твой выбор. – Даже если ты отличаешься, мы всё равно тебя примем таким, какой ты есть, – поддерживает мужа миссис Бан. – Потому что ты наш любимый сын и всегда останешься для нас нашим маленьким Чани, что бы ни случилось. Твоё счастье для нас превыше всего, родной. – Чан, конечно, всегда знал, что его мама и папа довольно толерантные и современные люди относительно таких щекотливых вопросов, но был ли он готов к тому, что только что услышал? Нет и ещё раз нет. И именно по этой причине в груди нестерпимо щемит от переизбытка эмоций. – Просто не понимаю, почему ты не говорил нам раньше. Ведь обычно ты всё рассказываешь. – тактично дополняет мистер Бан. С тех пор, как Феликс появился в его жизни, Чан пытался справиться со всем в одиночку, держа всё в себе, и в данный момент ему действительно хочется поделиться тем, что терзает душу, ведь теперь нет никаких сомнений в том, что мама с папой его поймут и дадут правильный совет. Но он понимает, что пока не готов открываться, так как сам в себе ещё не разобрался. Между тем миссис Бан продолжает, добивая окончательно: – К тому же Феликс такой замечательный человек и видно, что ты действительно ему дорог. Чану до безобразия стыдно, отчего он отчаянно прячет красное лицо ладонями, мечтая в этот момент раствориться и не попадаться родителям на глаза, как минимум, до тех пор, пока они не выкинут из головы свою безумную догадку. Как они к этому вообще пришли? Неужели они с Феликсом в самом деле выглядели, как пара влюблëнных? – Вы всё не так поняли, он мне не парень! – Чан горячо уверяет родителей, хотя сам всерьёз задумывается – кто они всё-таки друг другу? Мистер и миссис Бан лишь многозначительно усмехаются, заставляя сына мысленно простонать – они не верят ему. – Всё очень сложно, но мы правда не встречаемся. Родители без лишних слов подходят к нему, заключая в крепкие объятия с обеих сторон. Чан жмётся к ним, словно малое дитя, всё ещё пряча пунцовые щëки и не решаясь поднять стыдливый взор. – Милый, без трудностей не бывает, – мама мягко поглаживает его по волосам, поселяя в сердце тепло и такое необходимое сейчас спокойствие. – Я, конечно, не могу знать, что между вами происходит, но ты ведь сам понимаешь, что проблемы не решаются молчанием. Если возникает какое-то недопонимание, нужно обязательно друг с другом поговорить, потому что над отношениями должны работать обе стороны. Чана переполняет благодарность за таких понимающих и поддерживающих родителей, и всё, на что его хватает, это тихое "спасибо за всё". * * * В эту ночь Чанбину не спится. Он ворочается в постели уже целый час и двадцать восемь минут, но сон, как назло, не идёт. За всё это время он успел вспотеть, отчего пришлось включить кондиционер, а потом снова замёрзнуть и раздражённо его выключить. Окончательно устав бороться с проклятой бессонницей, Со выпутывается из тёплого одеяла и злобно переодевается в первые попавшиеся джинсы и кофту. Мысли в голове точно пчелиный рой – Чанбин думает слишком много и обо всём сразу. Ему просто необходимо проветриться и, возможно, перекусить чем-нибудь сытным и ужасно вредным, чтобы отвлечь себя от назойливых дум. Сначала Со хотел написать друзьям в групповой чат, потому что он уверен, что за беззаботной болтовнёй смог бы быстрее забыться – но почти сразу передумал. На часах пятнадцать минут третьего, Чан и Хëнджин наверняка давно спят. Чанбин порывается написать Уëну, но в последнюю секунду убирает телефон в задний карман. Сегодня у Чона состоялся танцевальный турнир, и он стопроцентно уставший, не хочется беспокоить его. С тяжёлым вздохом Со покидает дом, понимая, что всю ночь будет сопровождаем лишь собственными мыслями, от которых и пытался убежать. Он какое-то время бродит по окрестностям, пока наконец не добирается до круглосуточного супермаркета. Задумчиво плетясь между стеллажами, под завязку набитыми едой, Чанбин сперва думает ограничиться острой лапшой, но в ходе дела аппетит обостряется настолько, что он сам не замечает, как набирает полную корзину всякой вкусной дряни. Отлично, если не может уснуть, то хотя бы наестся от души, возможно, за просмотром какой-нибудь дорамы. Помимо Со, в магазине ещё пара человек, видимо, тоже решивших похомячить посреди ночи. Усмехнувшись этой мысли, он толкает корзинку ближе к кассе, шаря по карманам в поисках бумажника. Странно. Он неверяще проверяет карманы ещё раз, неловко улыбаясь уставшей девушке кассиру. Не может быть. Как он мог забыть бумажник? Как человек собранный, Чанбин крайне редко попадает в столь смущающие ситуации, поэтому сейчас он здорово теряется, судорожно пытаясь придумать хоть что-нибудь. Пока он разрывается между тем, чтобы позорно вернуть продукты обратно на полки или всё же сбегать домой за деньгами, перед лицом возникает чья-то венистая рука, держащая заветный кусок пластика. Чанбин немного рассеянно вчитывается в выбитое на карте имя владельца – и замирает. Он недоверчиво поворачивает голову, чтобы убедиться, тот ли человек находится у него за спиной... – Свинолик проголодался? – Ли Минхо хитро щурит глаза, растягивая губы в привычной кошачьей ухмылочке, и вручает заждавшейся девушке за кассой карту для оплаты. Чанбин даже не успевает возразить, и лишь тихо бормочет в зоне слышимости одного Минхо: – Я тебе верну. – Пустяки. Когда они покидают супермаркет, то почему-то не расходятся в разные стороны, как по идее должны, а молчаливо направляются в старый парк неподалёку, в котором в это время пусто и спокойно. Мысли, что не оставляли Со ещё до выхода из дома, теперь поглощают его разум целиком, и, наверное, даже говорить не стоит о том, что практически все они были сосредоточены на парне, задумчиво идущим с ним рядом. Молчание тяжёлое, угнетающее, но и заговорить Чанбин не решается, особенно после того, как Феликс с Минхо буквально спасли его от нелепой погибели. Со всё ещё злится на Минхо за тот вечер, когда старший отказался от него, причинив невыносимую боль. И если поначалу, когда он только начал встречаться с Уëном, он и чувствовал удовлетворение и ни с чем не сравнимый вкус мести, то сейчас ему совершенно не улыбается. На душе тяжкий груз, и Чанбина выводит из себя тот факт, что он не может забыть Ли Минхо. Он бы так и продолжил рыться в собственной голове, если бы не мягкий голос, коснувшийся слуха: – Может, присядем? Чанбин кивает и безропотно занимает место на ближайшей холодной скамейке. Он и подумать не мог, что будет вот так бесцельно прогуливаться с Минхо по парку в три ночи после всего, что между ними произошло. Какое-то безумие. Со безмолвно достаёт содержимое пакета, открывает пачку чипсов и протягивает усевшемуся рядом Ли, а потом открывает другую и для себя. Какое-то время они сидят молча. Слышен лишь звонкий хруст чипсов и завораживающие крики ночных птиц наперебой с последним перед холодами стрекотанием цикад. На чёрном небе затянулись сизые тучи, предвещая дождь, и блëкло мерцают редкие звёзды. И лишь красавица луна радует глаз, проливая на землю свой таинственный белый свет. Чанбин позволяет себе на секунду блаженно прикрыть глаза, впервые за долгое время ощущая на душе умиротворение. И даже Минхо, находящийся рядом, совершенно не напрягает. Момент в целом кажется настолько волшебным, и будь у Со под рукой нужные материалы, он бы несомненно запечатлел всю прелесть этой ночи на холсте. – Как твоё самочувствие? – неожиданно интересуется Минхо, заставляя Чанбина поморщиться – это последняя тема, которую он хотел бы обсуждать прямо сейчас, потому что всё ещё дико стыдно за инцидент в бассейне. Он ведь даже не поблагодарил их с Феликсом за спасëнную жизнь. – Я в порядке, спасибо, – как там говорилось? Лучше поздно, чем никогда?.. – Всё так странно. – Со быстро переводит тему, закидывая в рот пару чипсинок. – Что именно? – Ли поворачивается к нему, вопросительно склонив голову вбок, и слизывает крошки из уголка губ самым кончиком языка. Часть всё же остаётся, и Чанбин с трудом перебарывает внутреннее желание прикоснуться к чужому лицу. Он буквально утопает в красивых, но отчего-то печальных глазах напротив, на дне которых ясно отражается лунное серебро. Ко всему прочему старший хлопает своими длинными густыми ресницами, откидывающими причудливые тени на впалые щëки, и Чанбин может поклясться – ничего милее он не видел. Он старательно игнорирует странное болезненное покалывание в районе сердца, решаясь, наконец, ответить: – Ты и я, эта ночь, всё, что нас окружает. Даже луна, которая будто за нами наблюдает, – Со возводит взор к небу, втягивая носом холодный воздух, и задумчиво дополняет: – Сегодня она по-особенному прекрасна... – Не прекраснее тебя. Чанбин медленно поворачивает голову в сторону Минхо, ожидая увидеть привычные смешинки в его глазах, однако, тот абсолютно серьёзен. И почему даже по прошествии времени сердце так волнительно реагирует на дурацкие комплименты старшего? Совершенно некстати в голову лезут воспоминания, которые Со усердно пытался похоронить. Он вновь возвращает взгляд к небу, обнимая себя руками от колючего холода. Кажется, следовало одеться потеплее. Заметив это, Ли с едва уловимой улыбкой на губах протягивает руки в приглашающем жесте: – Иди ко мне. Чанбин смеряет его недоверчивым взглядом, после чего горделиво вскидывает подбородок: – Я лучше замёрзну насмерть. Минхо тихонько смеётся, а потом просто-напросто вовлекает его в объятия, кутая в свою пушистую кофту. Со предпринимает попытку вырваться – безуспешную, потому что руки старшего крепко окольцовывают его. Остаётся только послушно замереть и прислушаться к ощущениям: тепло от близости с чужим телом мгновенно обволакивает всё существо, приятной негой растекаясь по всем конечностям. Шея Минхо, в которую поневоле утыкается Чанбин, пахнет чем-то сладким, напоминающим домашнюю выпечку. Со не понимает, как объяснить его нынешнее состояние, но прямо сейчас он чувствует себя так, словно находится в собственном доме в своём любимом кресле у каменного камина, где любит проводить одинокие вечера с чашкой чего-нибудь горячего. Он чувствует себя комфортно. Он чувствует себя на своём месте. Чанбин, наконец, обнимает Минхо в ответ, а тот, видимо, чересчур этим довольный, зарывается носом в его макушку. Его тëплое мерное дыхание шевелит волосы на голове, отчего становится щекотно и немного смешно. – Может, ещё замурлычешь? – шутит Со, заостряя внимание на грубой ладони, невесомо поглаживающей его спину. – Мур-р-р. – неожиданный и до одурения очаровательный звук вырывается из уст Ли, после чего смеяться начинают уже оба. – Согрелся? – ласково интересуется старший на грани слышимости, когда они, успокоившись, вновь наслаждаются ночной тишиной. – Угу, – просто отвечает Чанбин, а потом, немного подумав, продолжает: – А ты, я смотрю, ещё не вышел из роли моего парня. Переживаешь, кормишь, отогреваешь... Что дальше? Свадьба и дети? – Нет, – усмехается Минхо и, прежде чем Чанбин успевает пожалеть о сказанном, выдыхает: – Для начала купим домик у озера и заведём котят. А потом уж свадьба и дети. Со крепко зажмуривается от смущения. Сказанные таким лёгким и беззаботным тоном слова звучат, как далёкие и невозможные грёзы, поселяя в сердце невыносимую тоску. Чанбин глубоко вдыхает запах старшего, чуть стискивая его в объятиях, решаясь, наконец, положить этому конец, чтобы вновь не стало больно: – Минхо, прекрати. Я ведь снова тебе поверю, – Ли замирает, прекращая мягкие поглаживания и будто ожидая, пока младший докончит свою мысль, а тот не заставляет себя долго ждать: – У меня есть парень, в конце концов, и мне с ним хорошо. – Именно поэтому ты греешься в моих объятиях в пустом парке в три утра? Чанбину нечего на это ответить. Он правда не знает, почему вновь позволяет Ли Минхо такую вольность, и почему ему не хватает сил вычеркнуть этого человека из своей жизни раз и навсегда. И вместо того, чтобы прямо сейчас встать и уйти, Со лишь сильнее зарывается носом в футболку на груди старшего, приятно пахнущую чистотой и лавандовым кондиционером для белья. Так хочется, чтобы эта ночь продлилась как можно дольше, но утро наступит уже очень скоро, и всё волшебство на этом исчезнет. – Минхо... – М? – Если бы в тот раз рядом не оказалось Феликса... Ты бы бросился меня спасать? Проходит несколько долгих секунд, и Чанбин успевает смутиться, не понимая, зачем он это спросил. А потом Минхо отстраняется ровно настолько, чтобы нежно приподнять его лицо за подбородок и ответить, глядя прямо в глаза: – Мне больно, что ты в этом сомневаешься. Старший медленно перемещает ладонь на его щеку, внимательно изучает каждую чёрточку лица. Чанбин дышать боится. Они слепо тянутся друг к другу, словно по магнитному притяжению, и Минхо выдыхает в самые губы: – Чанбини, я... Неожиданно громкий звук уведомления обрывает Ли на полуслове и возвращает Со в реальность. Последний как-то слишком резко отстраняется, доставая телефон из заднего кармана джинсов и проверяя сообщение. 03:36. Ëн-а: "Бини, спишь? Прости, что пишу так поздно. Просто не могу уснуть". Минхо нечитаемым взглядом наблюдает за тем, как покрасневший Чанбин быстро строчит ответ своему парню, а потом прячет телефон обратно в карман, бормоча: – Спасибо за угощения и прости... Мне пора. – Чанбин спешно уходит прочь, оставляя разбитого Минхо в полном одиночестве. Длинноволосый некто худощавого телосложения убирает камеру обратно в кейс и отрешëнно смотрит вдаль немигающим взглядом. Разыгравшийся ветер треплет чёрные пряди, первые капли дождя падают на утончëнное смуглое лицо. Тëмный силуэт ещё какое-то время скрывается за высокими неухоженными кустарниками, а потом за считанные секунды растворяется под покровом ночи между раскидистых елей.