Соблазнитель

После вкусного ужина парни разбредаются кто куда по уютному особняку. Хозяин дома великодушно предлагает всем желающим принять горячий душ, что приводит ребят в абсолютный восторг – гостеприимству и доброте Уëна, кажется, нет предела. Очевидно, никто из присутствующих здесь не ощущает какого-либо стеснения, потому что Чон уделяет частичку своего внимания буквально каждому. Чан тоже не стал исключением, но расслабиться окончательно он не может себе позволить по причине навязчивых мыслей, от которых не получается избавиться, как бы он не старался. Бан понимает, что так продолжаться не должно. С тех пор, как они зашли в дом, он всё не перестаёт думать о Феликсе. Сложно поверить, ведь Чан не ожидал такого от самого себя – но он таки принял собственные чувства. Удивительно, но вопреки всем опасениям, на душе стало даже чуточку легче. Наверное, дело в том, что он просто устал сопротивляться, потому что долгое время таил всё в себе. Бан украдкой кидает очередной взгляд на Ли, который, кажется, смог согреться только после душа и сейчас выглядит относительно расслабленным и спокойным, о чём-то болтая с Минхо и Сынмином. Чан ловит себя на мысли – чем дольше он смотрит на младшего, тем сильнее ощущает, как окунается в это потрясающее чувство, которое обнимает, точно пуховое одеяло, растекаясь по жилам вместо крови и проникая в каждую клеточку тела. И почему-то думать о той боли, которую Феликс успел ему причинить за всё время, хочется в самую последнюю очередь. Так это и есть то самое чувство, которое принято называть влюблëнностью?.. Так или иначе, Чан настолько погружается в собственные мысли, что даже не замечает, как его взгляд перехватывают – Феликс смотрит в ответ с каплей замешательства, будто пытается понять, почему старший всё продолжает на него глядеть. Жар приливает к щекам от стыда, а пульс в секунду учащается. А ведь Бан и предположить не мог, что настолько очевиден... Он быстро отводит взор, пытаясь справиться со сбившимся дыханием, однако, когда он решается на ещё один зрительный контакт с младшим, того уже нет на месте – Чан успевает уловить лишь скрывающийся в холле знакомый силуэт. Какое-то время он гипнотизирует взглядом то самое место, где ранее сидел Феликс, и не может понять, откуда в нём появляется столько смелости и мужества, когда твёрдо поднимается на ноги. Наверное, это впервые с момента знакомства с Ли, когда Бан прислушивается к своему сердцу – и оно велит ему пойти за Феликсом и сделать для него горячий чай. Чана угнетает молчание и отчуждëнность Феликса, но он прекрасно осознаёт, почему младший на него злится. Ведь, если посмотреть на себя со стороны, Чан понимает, что вëл себя совершенно отвратительно по отношению к нему с тех самых пор, как они разминулись в последний раз на крыльце его дома. Он намерен поговорить с Ли, чтобы, наконец, расставить все точки над и, хоть и не уверен, в какое русло зайдёт их разговор (если, конечно, он вообще состоится, учитывая нынешнее положение дел). И почему-то совершенно всё равно на то, что сейчас не самое подходящее время и место для разбирательств, так как дом полон их общих друзей и знакомых, которым уж точно необязательно знать обо всём, что происходит между ними. Сейчас или никогда. Возможно, Чан даже готов объяснить, почему поцеловал его тогда. * * * Феликсу необходимо остыть. Именно по этой причине он уединяется в кухне и нервно затягивается таким необходимым сейчас едким никотином. Он зажмуривается, чувствуя, как с каждой глубокой затяжкой напряжение понемногу рассеивается, подобно сизому сигаретному дыму. Полвечера Ли провёл в стрессе и ярости из-за Чана, а конкретно из-за игнора в свой адрес. Но даже не это самое худшее – старший успешно делал вид, будто Феликс и вовсе пустое место, в то время как сам, очевидно, отлично проводил время в компании этого раздражающе правильного Юнхо, который вился вокруг него и смотрел такими глазами, что Феликс едва держал себя в руках, чтобы не выколоть их ему. С другой стороны, Ли понимает, насколько глупо ревновать старшего к Чону, поскольку последний по сути даже не виноват – откуда ему знать о его чувствах к Бану? Да и имеет ли Феликс право испытывать нечто подобное, ведь они с Чаном, как бы ни было горестно это принимать, даже не вместе. Но он не может совладать со своими эмоциями – тот факт, что Юнхо уже добился расположения старшего, абсолютно ничего при этом не делая, приводит Феликса в бешенство. Дистанцию с Чаном он держит намеренно, так как разум по-прежнему затуманен негативом, а потому Феликс смертельно боится съязвить на эмоциях что-то неприятное и обидное. Но всё же есть кое-что, на чëм держится его ментальное состояние и не даёт окончательно раскиснуть – капля надежды, которую Чан вселил в сердце тем поцелуем. От одних только воспоминаний о трепетном неумелом касании нежность волнами накатывает на него, отчего он на короткое мгновение позволяет себе прикрыть веки. Всё ещё кажется, что это был сон, и тот уязвимый Чан, смотревший на него до странного благоговейным взглядом, всего лишь плод его воображения. Но призрачное ощущение мягкости губ старшего и его тёплое дыхание на собственной коже заставляют верить в то, что всё это происходило наяву, а Ли ещё не сошёл с ума. Феликс тушит недокуренную сигарету, чувствуя, что наконец успокоился, но возвращаться к остальным пока не спешит. Он ëжится от внезапного порыва ветра, легко колыхнувшего тонкую тюль вместо того, чтобы прикрыть форточку. За окном, выходящим на передний двор, вид открывается поистине завораживающий. Сквозь сгустившиеся сумерки пробирается свечение тусклого диска луны и мерцание редких звёзд, вдали виднеются очертания чëрного леса, окутанного пеленой тумана, и если бы не желтоватый свет от уличных фонарей, то картина приобрела бы устрашающий оттенок. Ли ни за что на свете не согласился бы жить один в таком огромном доме, тем более на окраине города, а уж учитывая его нелюбовь ко всякого рода потусторонним вещам... Он отталкивает эту неприятную мысль, неосознанно делая шаг назад от просторного окна, и только сильнее втягивает голову в плечи, чувствуя, как от затылка вниз ползёт колючий холод. Интересно, в этом доме обитают призраки?.. И почему-то именно в этот момент, словно по злой иронии, краем глаза Феликс улавливает чью-то зловещую тень и стремительное движение в свою сторону. Сердце забивается где-то в области глотки от внезапно охватившего страха, но не успевает он запаниковать, как со спины его обнимают чьи-то настойчивые, но очень тёплые руки. Феликсу требуется всё его мужество, чтобы подавить в себе напуганный писк и взглянуть на того, кто посмел нарушить его покой. – Прости, не хотел тебя пугать. – низкий смех Сонхва нарушает царящую в кухне тишину, а Феликс спешит выпутаться из цепких рук с тихим бубнежом себе под нос: – Да не испугался я. Пак решает остановиться на этом, и только одаривает ошеломлëнного младшего многозначительной ухмылкой. А потом тянется к окну, плотно закрывая форточку. – Тебе не холодно? Ещё и мокрый после душа. – приятный голос сквозит неподдельным беспокойством. Старший начинает расхаживать по периметру чужой кухни, совершенно по-хозяйски доставая фарфоровую чашечку и ставя чайник на плиту. И все эти действия совершаются в полумраке, что выглядит куда забавнее. Свет старший так и не включает, да и нет в этом надобности. Из холла льётся небольшое количество света, а луна заливает всё помещение бледным серебром. Феликс слегка опешивает от такой непосредственности, с которой Сонхва вовсю орудует в чужом доме, но определëнно находит в этом что-то уютное и даже милое. И всë-таки как же хорошо, что это оказался Пак Сонхва – его общество куда приятнее, нежели компания потенциального призрака. Тем временем, закончив с нехитрыми манипуляциями, Пак забирается на низкий широкий подоконник прямо перед Ли и смотрит пристально, с прищуром, словно желая что-то выпытать. Феликс, честно, не знает, как на такое реагировать, но всё же выдерживает несколько секунд, прежде чем выдать: – Что? – Ты унылый какой-то, в чëм дело? – любопытствует Сонхва, незаметно подбираясь к нему ближе. – А тебе какая разница? – огрызается Ли, хмурясь. Ему не нравится, что в последнее время он стал чересчур чувствительным. И, похоже, это слишком хорошо заметно со стороны. – Фу, как грубо, – Пак наигранно морщит нос, но, по всей видимости, его совсем не обижает такая резкость. Вместо того, чтобы перестать лезть с расспросами, он лишь сильнее напирает: – Страдаешь из-за своего белокурого ангелочка, я прав? У Феликса аж рот приоткрывается от такой вопиющей наглости, и потому он не сразу находится с ответом: – Он сейчас взлетит к херам. – и кивает в сторону вовсю свистящего чайника. Сонхва бесшумно спрыгивает с подоконника и, встав на мысочки, принимается деловито шарить по высоким настенным шкафчикам в поисках чего-то конкретного. – Ты не ответил на вопрос. – между делом бросает он, находя наконец заветную упаковку с самыми различными видами чая внутри. Пак придирчиво вчитывается в писанину на коробке, а потом оборачивается к Ли с немым вопросом в больших сияющих глазах. Феликс начинает нервничать под таким пронзительным взглядом. Появляется непреодолимое желание вновь закурить, но он его пересиливает. Скрещивает руки на груди, вскидывая подбородок: – С чего я должен тебе отвечать? – Понимаешь ли, – Пак заливает кипятком пакетик и рассеянно болтает им несколько раз в симпатичной чашке, медленно сокращая расстояние между ним и младшим. – Теперь, когда ты знаешь мой секрет, я просто обязан знать твой. Это в знак гарантии, что ты никому не растрезвонишь обо мне. Ли пару раз хлопает ресницами в недоумении, а потом несдержанно прыскает в кулак: – Не парься, я не трепло. – Рад это слышать, – Сонхва одобряюще усмехается, а потом, оставив чашку на подоконнике, поворачивается к младшему всем корпусом: – Так что у вас с Чаном? – Зачем спрашиваешь, если и так уже понял, мистер всезнайка? – Феликс окончательно сдаётся, не без раздражения всё же закуривая сигарету. – Чани моя первая настоящая любовь. – он глубоко затягивается, не сразу осознавая, что говорит это вслух. Ранее Минхо по секрету шепнул ему на ухо, что не особо доверяет Паку, но сам Феликс не разделяет его мнения – даже несмотря на безбашенность и экстравагантное поведение, Сонхва не кажется ему плохим человеком, а совсем напротив – он вроде как добродушный и безобидный. Именно поэтому делиться со старшим тем, что на душе кажется не таким уж страшным делом, и пусть знакомы они всего ничего. – Господи, ненавижу влюблëнных! – сдавленно пищит Пак от умиления и неожиданно треплет Ли по щëчкам. Тот только и может бесконечно удивляться – старший полон спонтанностей, и нельзя сказать, что Феликсу это не нравится. Руки Сонхва тёплые и очень нежные, а прикосновения бережные и ласковые – накатившие было нервозность и раздражение спадают на нет. – Я могу понять, почему именно Чан, – Сонхва вмиг серьëзнеет и теперь с задумчивым видом отпивает из чашки успевший немного остыть чай. – Он необычный парень и чертовски милый, – Феликс хмыкает, молчаливо соглашаясь. – Это муть, но такая вкусная! Хочешь попробовать? – старший подносит чашку к чужому лицу, а Ли, у которого никак не получается поспеть за его неуëмной энергией, не остаётся ничего, кроме как сделать небольшой глоток. Это оказывается облепиховый чай, оставляющий на языке лёгкое цитрусовое послевкусие. Феликсу прежде не доводились пробовать ничего подобного. – Это просто обалденная вещь! – быстро затушив сигарету, он облизывается и отпивает ещё немного из чужой чашки. – У Уëна определëнно есть вкус. – Вот только жаль, что это не распространяется на мужчин, – не без ехидства парирует Пак. Ли могло показаться, но он улавливает в глазах старшего намёк на грусть. Ему хотелось бы его как-то поддержать, но Феликс в этом очень плох, к тому же не уверен, будет ли это уместно прямо сейчас. Однако, Сонхва явно сильнее в плане контроля над своими эмоциями, чем можно было предположить – он быстро возвращает себе привычное озорство и закатывает глаза, признавая: – Ладно, кому я лгу. Чанбин ходячий секс. При всём неприятии – с этим Ли тоже не может не согласиться. Оба парня начинают тихо смеяться, и капля неловкости, что была между ними, теперь испаряется окончательно. Феликс уже без зазрения совести отпивает чай из чашки старшего, но уже в следующую секунду получает слабый удар в плечо. – Хей! Оставь мой чай в покое, я тебе другой сделаю! – возмущëнный до небес Сонхва хотел было двинуться в сторону плиты, но Феликс неожиданно даже для самого себя хватает его за тонкую кисть, заставляя изумлëнно вскинуть свои блестящие глаза. Ли точно не может сказать, что послужило причиной – вся эта обстановка, задушевные незапланированные беседы или такое неожиданно приятное общество старшего – но становится настолько чувствительным, что внезапно им овладевает необъяснимое желание, о котором он даже не мог подозревать: – Хва-хëн, ты... Ты можешь обнять меня? – затянувшееся молчание со стороны Пака, который явно ожидал чего угодно, кроме этого, начинает тревожить Ли, заставляя думать, что он перешёл черту: – Прости, наверное, это было глупо... Но старший делает шаг вперёд и заключает его в надёжные объятия, обрывая на полуслове. Феликс, смущённый собственным порывом, сперва отпирается, лепеча что-то о том, что он пошутил, но Сонхва хрупким кажется только на вид – он сильнее прижимает его к своей груди, не оставляя и шанса вырваться. – Всё, что тебя тревожит, не глупо, слышишь? – Ли наконец успокаивается, чувствуя, как внутри разливается такое необходимое сейчас тепло. Руки машинально обвиваются вокруг чужой узкой талии. – Если захочется поговорить, я всегда тебя выслушаю. – и Феликс знает, что это не просто слова. Все тягостные мысли о Чане разом возвращаются к нему, подступая к горлу комком душащих слëз, но заботливые, почти материнские поглаживания по голове дарят неописуемое чувство комфорта и защищённости, заставляя поверить, что всё обязательно будет хорошо. Феликс тяжело сглатывает, зарываясь лицом в мягкую ткань кофты на плече Сонхва. Внезапно со стороны полуприкрытой двери раздаются чьи-то лёгкие отдаляющиеся шаги, отчего парни разрывают объятие. – Кто это был? – шепчет Ли, а Пак вполне резонно предполагает: – Не знаю, может, призрак? – Ну хëн!..