Соблазнитель

Чан чувствует себя обманутым и преданным. В данной ситуации он проклинает только самого себя, потому что дал волю чувствам, которые долгое время держал под замком. Почему он позволил этому случиться? Как смел полагать, что такой человек, как Феликс Ли – самый настоящий казанова и заядлый легкомысленный тусовщик – может измениться как по мановению волшебной палочки? Раньше, ещё когда они не были с Феликсом знакомы, Чан не раз становился невольным свидетелем того, как младший где попало обжимался со своими пассиями, которых менял чуть ли не каждую неделю. И сейчас история повторилась, но при совершенно иных обстоятельствах – Феликс и Сонхва уединились в кухне с выключенным светом, а у Чана возникло стойкое чувство, что столь интимная картина явно не была предназначена для чьих-либо глаз. Всё бы ничего, ведь это, по сути, простое объятие, но то, как Ли почти в отчаянии цеплялся за талию Пака, а тот, в свою очередь, как-то слишком нежно и неторопливо перебирал пряди его волос, не оставили никаких сомнений – между ними что-то есть. И если раньше Бан не почувствовал бы ничего, кроме лёгкого смущения при виде подобного, то сейчас его сердце словно болезненно вырвали из груди и, разорвав на мелкие кусочки, безжалостно запихнули обратно, чтобы он ещё долго помнил всю эту боль. В чëм был смысл всех признаний, ласковых поцелуев и объятий, если в итоге всё это оказалось фарсом?.. Какая-то часть Бана оптимистично хочет верить, что увиденное не имеет под собой какого-то плохого контекста, но его уязвлëнная гордость и пробудившийся разум заставляют похоронить надежду глубоко внутри и не дают вновь идти на поводу у этих чувств. И как он только умудрился влюбиться в такого подлеца и негодяя?.. В конце концов, как мог поверить, что он для Феликса особенный? А Сонхва, чем он лучше? Прежде Чан всегда старался искать в человеке только хорошее, даже если он показывал себя не с лучшей стороны, но с Паком почему-то с самого начала всё работало иначе. Да, он был дружелюбен и мил, но Бан чувствовал некий подвох. Он несколько раз одëргивал себя за то, что надумывает лишнего об абсолютно незнакомом человеке. И тут дело даже не в Феликсе – Сонхва бессовестно крутит интрижки за спиной у Минхо с его же лучшим другом. В этой ситуации Чану больше, чем самого себя, жаль именно Ли-старшего, который, вероятно, искал в Паке утешения после всей этой неразберихи с Чанбином. Для него это двойное предательство. С одной стороны, Бан благодарен судьбе за то, что жёстко окунула его в реальность и открыла глаза на то, кто такой настоящий Феликс Ли. Даже просто при одном воспоминании о произошедшем непрошенная влага скапливается в уголках глаз, но Чан не позволяет себе заплакать, считая, что не имеет права на слëзы. Виноват только он один – в том, что потерял голову и позволил этому зайти так далеко. Первой мыслью было незаметно уйти с вечеринки, но у самой двери его подловил озадаченный Хëнджин, и Чану пришлось солгать, что ему нужно подышать воздухом, хотя отчасти это было правдой. И только несколько минут побродив по холодной улице, более-менее упорядочив мысли, он пришёл к осознанию, что его резкое желание поехать домой может показаться странным и вызвать вопросы у веселящихся ребят. Не хотелось бы кого-то тревожить. Когда Бан возвращается в дом, парни уже устраиваются в нестройный круг на тëплом коврике и, кажется, собираются во что-то играть. Сонхва и Феликс тоже тут, ведут себя как ни в чëм не бывало. Ли-младший по-прежнему задумчив, но уже не так напряжён, как прежде, а Пак вовсю липнет к невесëлому Минхо, очевидно, пытаясь его приободрить. Каков же лицемер. Противно на это смотреть. Тем временем, к опешевшему Чану подбегает взбудораженный Юнхо и просто берёт за руку, утягивая к остальным в гостевую со словами: – Где ты пропадал, хëн? Чуть не пропустил самое интересное. Бан безвольно плетётся следом, позволяя Чону усадить себя в незамысловатый круг и заботливо стянуть с себя жакет. И снова чувствует кожей всё тот же прожигающий взгляд, но теперь успешно игнорирует его. Чан, совершенно незаинтересованный во всём этом, сперва даже не вслушивается в шумные переговоры ребят, когда те пытаются определиться во что поиграть. Но всеобщее внимание сосредотачивается на вездесущем Сонхва, стоит тому выйти в центр и звонко хлопнуть в ладоши: – Давайте так: я вкратце рассказываю о правилах игры, с вас требуется лишь согласие, и мы начинаем. Чанбин раздражëнно вскидывается: – С херов ли мы должны соглашаться на твои правила? – Хей, ну ты чего? Расслабься, – Джисон заглядывает в лицо друга и добавляет с улыбкой: – Сонхва-хëн фигни не скажет. – Да и к тому же, если нам не понравятся правила, мы ведь можем отказаться. – подключается Чонин. – Малыш, уверяю тебя, всем всё понравится. – подмигнув Яну, Пак неторопливо расписывает своим спокойным бархатистым голосом, что к чему и, в принципе, правила игры, видимо, придуманные им самим же, оказываются вполне сносными, и никто не выказывает возмущения. Только Со продолжает недовольно супиться, а Бан – поглядывать с недоверием. Уëн, которому явно всё нравится больше остальных, взволнованно выкатывает в центр пустую бутылку из-под минералки и предлагает: – Давайте уже начнём? Хан берёт эту ответственность на себя: – Надеюсь, никто не против. – и первым активно раскручивает бутылку. Парни с замиранием сердца наблюдают за маленьким стеклянным предметом посередине, и те, кто хорошо знает о том, что Джисон человек без тормозов и фильтров – может выдать такое безумство, какое и во сне не приснится – в душе надеются, что горлышко не укажет на них. "Счастливчиком" оказывается тот, кто опасался попасться больше всех. – Хëнджини, правда или действие? – Хан с гадкой ухмылочкой обращается к лучшему другу, а тот тяжело сглатывает, выбирая то, что, по его мнению, более безопасно для него: – Правда. Повисает томительное молчание. Джисон задумчиво потирает подбородок, лишь сильнее тикая на нервы, и наконец задаёт вопрос: – Чем вы с Чонином занимались в саду на самом деле? Хван вмиг вспыхивает от одних только воспоминаний о близости со своим парнем, тем самым уже себя выдавая. – Хей, это жестоко! Хëни ведь совсем не умеет врать. – возмущается Сынмин, однако, тоже не может скрыть своего веселья. Смущëнный донельзя Хëнджин – самое очаровательное, что может быть. За ним так забавно наблюдать. Хван, как глупая рыбка, открывает и закрывает рот не в силах ни солгать, ни сказать правду. Наверное, это зрелище так и продолжалось бы, если бы Чонин не вышел в круг к своему возлюбленному, уверенно беря его за руку: – Мы лучше продемонстрируем. Кажется, этим Ян шокирует и самого Хвана, не говоря уже об остальных. Такое заявление вызывает у ребят восторженные возгласы, а Сан и вовсе скидывает с себя рубашку, оставаясь в обтягивающей майке: – Ничего себе! Жара с самого начала. Хëнджин замирает куклой, даже примерно не подозревая, что удумал Чонин, но полностью ему доверяет. Они смотрят друг другу в глаза, а у кого-то из сидящих даже вырывается несдержанный писк от такой волнующей картины, а потом младший нежно притягивает к себе Хвана и, вопреки всем ожиданиям, стискивает его красивое лицо одной большой ладонью и коротко, но смачно целует в надувшиеся пухлые губы. Хëнджин поражëнно хлопает глазами в ответ на пожирающий взгляд своего бойфренда, а по кругу почти синхронно разносится волна разочарования. – У меня диабет из-за вас. – бурчит под нос Чанбин, который тоже ожидал большего, нежели невинный сладкий поцелуй. Парочка возвращается на свои места, а Хвану, для которого сейчас явно затруднительно сосредоточиться на чём-то, кроме Яна, требуется добрая минута, чтобы прийти в себя и наконец сделать то, чего от него ждут. Горлышко указывает на Чхве Сана, не ожидавшего, что он выпадет кому-то так скоро. Он без колебаний выбирает действие. Хëнджин повторяет за Джисоном, пытаясь создать интригу почëсыванием подбородка, и выпаливает на духу задание, которое кажется ему самым гениальным из всех, что можно придумать – отжаться десять раз с грузом в виде Хан Джисона на спине. – Так и знал, что ничего сложнее ты придумать не способен. – ехидничает Хан, выводя за собой в центр отчего-то чересчур довольного Чхве. С заданием парни справляются на ура, потому что Сан демонстрирует отличную физическую подготовку, и к тому же Джисон довольно лёгкий. Чхве незамедлительно раскручивает бутылочку с таким энтузиазмом, что та вертится аж целых полминуты, по итогу останавливаясь на Уëне. – Ну что, дружище, правда или действие? – Сан хитро сверкает глазами, приближаясь к другу. Тот сперва бездумно выбирает правду, но, осознав, что каверзных вопросов от Сана не избежать, а лгать он не умеет точно так же, как и Хëнджин, начинает паниковать: – Так, стоп! Действие! – А что, так можно было? Грязно играешь, Уëн-а. – шутливо возмущается Юнхо, а самые заинтересованные в происходящем коротко обсуждают, стоит ли Чону спускать это с рук, и вскоре выносят положительный вердикт. Уëн победно улыбается, а Сан одаривает лучшего друга взглядом, говорящим, что расслабляться пока ух как не стоило бы. Короткостриженный брюнет грациозно расхаживают по кругу, словно хищник, выискивающий жертву. Кто-то даже нетерпеливо выкрикивает, чтобы он поторопился, и Чхве останавливается прямо перед слегка растерянным Сонхва: – Сонхва-хëн, позволишь? – протягивает он крайне учтивым тоном, по-джентльменски подавая старшему ладонь. Пак с секунду смотрит на младшего с небольшим сомнением, а потом всё же принимает помощь, поднимаясь. Они с Уëном неловко переглядываются, не зная, чего ожидать от коварного Сана. – Только давай без этих твоих фокусов, – предупреждает Чон. – Здесь сидит мой парень. – затем виновато улыбается Чанбину, который наблюдает за всем исподлобья, но пока ничего не говорит. Парни в ожидании воззираются на Чхве – тот с самым невозмутимым видом шарит по карманам, что-то ища, а потом выуживает блестящий квадратик, очень хорошо известный всем присутствующим здесь (ну, или почти всем). Следом на белоснежный ковёр падает ещё несколько штук. Лица ребят перекашиваются от смеси шока, недоумения и отвращения. Игнорируя всякого рода реакцию, Сан умело разрывает пакетик зубами, подмигнув побледневшим Уëну и Сонхва и, достав презерватив, зачем-то начинает его надувать на манер воздушного шара. – Я знаю, что он удумал! – Хан не выдерживает, разрываясь от дикого хохота. – Я такое по телеку видел в одном очень популярном шоу, – говорит он между новыми порциями смеха, утирая слëзы в уголках глаз. – Чхве Сан, ты чëртов гений! Следом начинают смеяться Хëнджин, Чонин, Юнхо и Феликс. Даже Минхо позволяет себе издать смешок. Сынмин не скрывает явного отвращения, Чанбин откровенно прожигает в Чхве дыру, а Чан отчаянно пытается скрыть заалевшее лицо за ладонями. – Что? Никогда презиков не видели? – недоумевает Сан, вручая импровизированный шарик Уëну, который, кажется, всё ещё не догнал, что с ним делать. – Где я вам сейчас шары-то достану? Он детально информирует парней, что делать с шаром-презервативом – его всего лишь нужно перекатить от низа к верху, зажав между телами. – Хей, Чон Уëн, только руки не распускай. – полушутливым тоном угрожает чуть повеселевший Минхо, а автор несуразного задания спешит пояснить: – Так в том-то и весь прикол – руки использовать нельзя. Чон пожимает плечами и, наконец, обращает всё своё внимание на непривычно тихого Пака: – Давай просто сделаем это. Несколько секунд так и проходит в бездействии, пока Уëн не становится тем, кто берёт инициативу на себя. Сонхва только и остаётся, что позволить ему вести. Старший не решается поднять взгляд, когда Чон уверенно помещает странный длинный шар между их ног и прижимается так тесно, что теперь они практически делят одно дыхание на двоих. Изумительный запах вербены с нотками бергамота, исходящий от младшего, бьёт по чувствительному обонянию Пака, провоцируя лёгкую дрожь по всему телу. Однако, есть ещё какой-то посторонний запах, который мешает насладиться моментом в полной мере – кажется, кашемир и немного горького шоколада. Сонхва на всякий случай отводит руки за спину, крепко сцепляя в замок, и Уëн, хмыкнув, повторяет за ним, начиная свои манипуляции. Он ловко поддевает носком упругий шар, медленно двигая им вверх по длинным ногам старшего, но когда последний решает помочь, воздушный презерватив оказывается прямо между его стройных бёдер. Ситуация настолько неловкая, а остальные ребята, будь они неладны, именно в этот момент начинают подбадривающе гудеть, так что у Пака нещадно сбивается дыхание. Однако, он старается не подавать виду. – Выбей его коленом. – отчаянно шипит он, надеясь, что за длинными прядями волос несильно заметны его вспыхнувшие уши. Чон незамедлительно слушается, но слегка переусердствует – шар взмывает в воздух, и оба парня синхронно устремляют за ним взоры, и откуда-то со стороны слышится взволнованное оханье, когда Сонхва подгибается в коленях, удерживая шар на своей груди. У Уëна в голове успевает промелькнуть забавная мысль, что вот теперь они с таким высоким Сонхва практически сравнялись ростом, прежде чем мгновенно среагировать, подрываясь к старшему, даже не замечая того, как прижимается бёдрами к чужим, чтобы удержать проклятый шар на месте. В воздухе повисает напряжение. Чону отчего-то доставляет удовольствие столь неудобное положение Пака, и он решает пока не двигаться, ожидая каких-нибудь действий уже от него (хотя, кто знает, может, где-то в глубине души он и сам боится создавать лишние движения). Пак, почуяв неладное, смотрит на младшего через прозрачный латекс между ними и, видимо, устав стоять в неудобной позе, резко вскидывает грудь вверх. Шар успешно перемещается к уровню ключиц. И вот теперь очередь беспомощно задерживать дыхание переходит к Уëну – Сонхва в процессе непреднамеренно проезжается по его паху своим, что, впрочем, было неизбежно. Контакт слишком тесный. Ребята начинают уже вовсю галдеть – начавшаяся вполне безобидно игра набирает опасные обороты. Пак краснеет ещё и скулами, упорно делая вид, что это не он только что задел своим членом чужой: – Ты мне помогать будешь или нет?! – его приглушённый голос служит сигналом, призывая возобновить действия. Младший принимается немного агрессивно подталкивать шар выше, и от его напора Сонхва только больше накреняется назад, всё ещё держа ноги согнутыми в коленях. Уëн уже откровенно смеётся, находя чертовски милым то, как брезгливо морщится старший от соприкосновения презерватива с собственным лицом, и готов поспорить, что Сонхва успел пожалеть уже, как минимум, сотню раз о том, что вообще предложил играть. Чон надвигается на него, желая поскорее покончить с этим нелепейшим заданием. И когда они оказываются практически у цели, затëкшее тело Пака начинает подрагивать, намекая на то, что он может вот-вот упасть, однако, руки Уëна, которые вообще-то до конца игры должны были оставаться бездейственными, срабатывают быстрее мозга. "Шар" отскакивает в сторону, так и не дойдя до вершины, но зато сильные руки бережно удерживают Сонхва на весу, так и не позволив упасть. У Чона в голове мелькает очередная абсурдная мысль, что старший выглядит ещё красивее с этого ракурса. Он поневоле подвисает, смотря в его чëрные чарующие глаза, на дне которых плещется лёгкий испуг вперемешку с чем-то ещё, что очень сложно прочитать с одного взгляда. Первым отмирает Пак, ловко выворачиваясь из чужих рук, и быстро тараторит, чтобы избавить их обоих от накатившего смущения: – Столько усилий, и все коту под сраку. Молодец, Чон Уëн. – и вопреки своему недовольному тону улыбается младшему без капли ехидства. Напоследок одарив выпавшего в осадок Чхве Сана уничтожающим взглядом, усаживается на место. Сидящий рядом Феликс успевает весело хлопнуть Сонхва по бедру, на что тот жестом показывает ему, что всё в порядке. Взгляд Чана поневоле цепляется за это действие. После задания Уëна с Паком вопросов только прибавилось. Чего же добивается Сонхва? И кто ему наконец нужен? Так или иначе, Бан отмахивается от этих мыслей, но невыносимый огонь ревности болезненно обжигает нутро. Между тем, парни непрестанно хвалят Чона и Пака за то, что те держались так стойко почти до самого конца, несмотря на смехотворность ситуации. Чанбин повисает на своём парне, ласково шепча, какой он у него прекрасный и замечательный. Уëн тает от каждого слова любимого, ведь такое обильное проявление чувств с его стороны это довольно редкое, но до безумия приятное явление. Все эти нежности могут означать только одно – впереди у них долгая жаркая ночь. Воодушевляемый подобной мыслью, Чон спохватывается, принимая свою очередь. На этот раз бутылка замедляется на Чане, но останавливается совсем немного не дотянув до Юнхо. Бан незаметно для всех издаёт вздох облегчения – хоть ему и комфортно находиться в компании всех этих ребят, всё же небольшое смущение никто не отменял, да и сам он не настроен на что-то подобное. – Юнхо, правда или действие? – интересуется Уëн, уже заведомо зная, что друг выберет второе. Юнхо никогда не боится показаться смешным и способен принять любой вызов, который бросят его безбашенные друзья. Кроме того, ему доставляет удовольствие веселить окружающих и заряжать их энергией. Юнхо действительно выбирает действие, с абсолютной готовностью выходя вперёд. – Чан-хëн, ты тоже с ним, пожалуйста, – добавляет Уëн, чуть улыбаясь смятëнному Бану. – У меня для вас парное задание. Чан заметно теряется и рассеянно поднимается с места, вытирая резко вспотевшие ладони о джинсы. Юнхо ожидает его с каким-то неописуемым восторгом на лице, граничащим с волнением. Когда Бан, поправив очки на переносице, нерешительно становится напротив младшего, то замечает лёгкий румянец на его пухлых щеках. Да и самому очень неловко от столь внезапно обострившегося внимания к своей персоне, но он старается не показывать этого. Из всех взглядов сильнее всего выбивает из колеи феликсов – такой тяжёлый, что Чану хочется провалиться сквозь землю. Непонимание обрушивается на него. Если между Феликсом и Сонхва действительно что-то есть, то почему в глазах первого столько тоски и боли? – Мило смотритесь вместе. – одобряюще вставляет Чанбин, намекая на их разницу в росте, а Уëн озвучивает задание: – Скажите что-нибудь приятное. Что вас друг в друге привлекает, например, или что-то в этом роде. Пока Чан обдумывает суть сказанного, Юнхо аккуратно, но довольно смело берёт его руки в свои – видимо, для того, чтобы установить контакт. И Бан только сейчас обнаруживает то, насколько крошечные его ладони на фоне чужих. – Честно, не знаю с чего начать, – Юнхо издаёт неловкий смешок. Ребята наблюдают с затаëнным дыханием за происходящим. – В тебе так много всего, что просто не может не нравиться, но, пожалуй, остановлюсь на твоей улыбке. Тебе очень идёт улыбаться, Чан-хëн. Твои ямочки... Они очень милые. Бан чувствует, как его щëки заливает краской. Ровно реагировать на комплименты он так и не научился, а уж учитывая то, что на них смотрит, умилительно пища, такое количество людей – тем более. Ему требуется несколько секунд, прежде чем ответить тихим спасибо, а потом смущëнно добавить: – А мне нравится твоя Лилу. – сияющий взгляд Юнхо моментально тускнеет. Очевидно, это немного не то, что он ожидал услышать, и Чан начинает даже жалеть о сказанном. Он не хотел обидеть младшего, а Лилу просто первое, что пришло на ум. Зато Уëн явно в восторге от такого ответа, отчего смеётся громче всех, а Хëнджин, чуть успокоившись, расстроенно ноет: – Ну, хëн! Романтик в тебе мёртв. – Шучу, – Бан резко спохватывается. – То есть, не шучу – Лилу и правда такая милашка, но... – под неотрывным взглядом Юнхо слова почему-то льются невпопад, но чужие тёплые ладони, чуть сжавшие его собственные, придают уверенности. Волнение отходит на второй план, когда Чан решительно смотрит на Юнхо и доканчивает мысль: – У тебя очень добрые глаза. – на губах младшего расцветает мягкая улыбка. – Зашипперено! – голосит Сан, агрессивно стуча по полу ладонью. Парни возвращаются на свои места под удовлетворëнные возгласы, а Чанбин от переизбытка эмоций даже хрюкает, этим вызывая новую порцию хохота у своего бойфренда. Чан вновь обращает взгляд к Феликсу и тут же об этом жалеет. Сонхва что-то долго шепчет ему на ухо, держа руку на его колене, а Ли рассеянно кивает и уже совсем не смотрит в сторону Бана. Кажется, ему всё равно на то, что только что произошло. Юнхо быстро раскручивает бутылку, чтобы отвлечь от них с Чаном внимание. Выпадает Чанбин, которому неожиданно приходится отвечать на вопрос, любит ли он Уëна. Непонятное напряжение повисает в воздухе, а те, кто в курсе, что между Чанбином и Минхо кое-что было, тревожно замирают, не имея понятия, что ответит их друг. Даже невооружённым глазом видно, как Со озадачен вопросом – он коротко смотрит на Минхо, который одаривает его ответным нечитаемым взглядом – а потом серьёзно оборачивается к Уëну. Чон непринуждённо милашничает, даже не подозревая обо всех смешанных чувствах, беснующихся в сердце Со. Душа разрывается от неопределённости – на кончике языка застывает одно, но с уст срывается совсем другое. Чанбин притягивает Уëна к себе за шею, пропуская сквозь пухлые пальцы смолянисто-чëрные волосы на его затылке, отчего тот едва ли не мурлычет от удовольствия, и тихо шепчет подле самых губ: – Я расскажу тебе обо всём позже. Чон стирает оставшийся сантиметр между их лицами, ненадолго прижимаясь к любимым губам своими. Кажется, он единственный, кого всё устраивает. – Вы двое играете нечестно с самого начала! – возмущается Джисон, угрожая пальцем. Каждый из ребят успел ощутить нарастающий с новым заданием накал страстей, а в кругу незаметно появляется алкоголь. Теперь это становится похоже на настоящую вечеринку. К слову, Со выпадает Хан, который не дожидаясь вопроса, выбирает действие. Глаза первого нехорошо блестят, когда он оглядывает лучшего друга с ног до головы. Джисон ожидает от Чанбина большего, чем от безобидного Хвана, а потому совсем немного нервничает. – Ты и Сынмини, выходите, – командует Чанбин, нежась в объятиях разомлевшего Уëна. Хан в душе ликует, мгновенно расслабляясь. Сынмин – его зона комфорта; человек, который остаётся с ним даже в самые тяжёлые периоды в его жизни; тот, кто поддерживает его и даёт волшебных пенделей, когда это необходимо. Поэтому, каким бы ни было задание, Джисон рад, что будет выполнять его с кем-то столь близким. Ким же, в отличие от него самого, чуть напряжëн, но позволяет взять себя за руку и вывести в центр. Однако, то, что говорит Со в следующее мгновение шокирует абсолютно всех, включая самого Хана: – Джисон-а... поцелуй его. Молчавший долгое время Минхо неожиданно подаёт встревоженный голос: – А это не слишком резко? Но Чанбин успешно его игнорирует, вновь обращаясь к потерянным парням: – Ребята, это для вас слишком? – ни Хан, ни Ким не спешат отвечать, всё ещё пребывая в раздумьях. Первый внимательно разглядывает родное лицо, пытаясь понять, что чувствует друг. Противно ли ему происходящее или неприятно? Однако, ничего из этого он так и не улавливает, а лишь тонну нерешительности и напряжения, поэтому берёт ситуацию в свои руки. Сынмин смотрит напуганным щенком, на что Джисон только и хмыкает, сокращая расстояние между ними до минимального. – Джисон, я... – севший от волнения голос Кима сейчас громче любого крика на фоне, требующего шоу, и Хан мягко шикает, прикладывая наманикюренный пальчик поперёк губ младшего: – Расслабься. Всё хорошо. – а потом осторожно берёт безвольно висящие вдоль тела чужие руки в свои, укладывая шершавые ладони на собственную талию. Сынмин замирает, хмурясь так, что Джисону нестерпимо хочется разгладить эту морщинку между его бровями, чтобы не оставить на этом лице и тени сомнения. Но вместо этого, он обнимает его шею, приникая к тонким обветренным губам своими в таком несвойственном ему невинном касании. Первые несколько секунд не происходит ничего более, и на этом, пожалуй, стоило бы остановиться, ведь задание фактически считается выполненным, но Хан позволяет себе чуточку больше положенного, начиная неторопливо двигать губами. Ким наконец подаёт реакцию, выдыхая так, будто его ударили под дых, и с ощутимым давлением сжимает пальцы на худых боках. Джисон не предпринимает более смелых действий, чувствуя, как губы младшего постепенно увлажняются от его вишнёвого бальзама, и ровно в тот момент, когда в затуманенной голове мелькает шальная мысль, что стоило бы увлажнить их немного иным способом, Сынмин отстраняется. Младший загнанно дышит, будто он не целовался, а пробежал целый марафон. В его глазах застывает шок напополам с какой-то другой нечитаемой эмоцией, но, возможно, дело в самом Хане, который слишком увлëкся и сейчас слабо соображает. Этот поцелуй... Несмотря на глупые обстоятельства, он разительно отличается от всех, хотя бы потому что Ким не пытался залезть к нему в рот, как другие и смог остановиться вовремя, за что Джисон ему благодарен. Но есть что-то такое, что заставило его сердце трепыхаться в груди раненой птицей. И ведь до сих пор не успокаивается. – Вот видишь, всё хорошо, – шепчет он, уверяя скорее самого себя, чем друга. – А ты боялся, трусишка. Возвращаясь на своë место под аккомпанемент восторгов и одобрений, что именно так нужно играть в бутылочку, Джисон одаривает безразличного буквально ко всему Феликса долгим взглядом и проходит мимо, садясь рядом с Сынмином, который по-прежнему выглядит так, будто он вовсе не в этой реальности. Хан с беспокойством надеется, что случившееся не станет для младшего большим потрясением и берётся за бутылочку уже во второй раз за вечер. Минхо округляет свои большие глаза, неверяще тыкая себя пальцем в грудь, когда горлышко указывает на него. Джисон с улыбкой активно кивает старшему, а потом по правилу спрашивает: – Минхо-хëн, правда или действие? Ли почему-то выбирает правду. Глупый-глупый хëн. Над вопросом Хан долго не думает – достаточно лишь взглянуть на рядом сидящего с Ли Сонхва: – Вы с Хва-хëном уже занимались сексом? Минхо от услышанного впадает в ступор, а Пак спешит ему помочь, приобнимая за плечо: – Джи, малыш, тебе не кажется, что твой вопрос звучит немного... неуместно? – и если с остальными ребятами Джисон может вести себя совершенно бесстыдно и раскрепощëнно, то с этим хëном всё совсем иначе. Уж очень он непрост. Хан не знает, в чëм конкретно дело – во внушающей ауре Сонхва, которая безусловно ему нравится, или в его спокойном поучительном тоне, коим мамы обычно объясняют своим деткам, что хорошо, а что плохо – но у Пака получается его пристыдить. Джисон чувствует, как вспыхивают его ушки. – Прости, хëн, я не думал, что... – он теряется, подбирая слова. Хан и сам не понял, как с языка сорвалось извинение. Сонхва удовлетворëнно улыбается уголками своих красивых губ и, не дав младшему договорить, мягко обращается к обомлевшему от такого неожиданного поворота событий Минхо: – Крути, котик. Все дружно закрывают глаза на очередное нарушение правил – на этот раз от самого зачинщика всего – и только один Чанбин буравит Пака испепеляющим взглядом. Минхо попадается Чонин, который выбирает действие, а Ли не придумывает ничего лучше, кроме как попросить младшего спеть, потому что напряжение в воздухе повисло настолько плотное, что, кажется, его можно потрогать, и всем необходимо отвлечься. Ян поначалу сильно волнуется и смущается, чтобы выходить в центр, и поэтому остаётся на месте, видимо, чувствуя поддержку со стороны Хëнджина, мягко сжимающего его ладонь. Парни мгновенно узнают песню, которую начинает напевать Чонин своим медовым голоском. Никто из присутствующих и, кажется, даже сам Хван не подозревал о том, что Ян так умеет, судя по бурной реакции. Никто, кроме Минхо, который как-то раз стал случайным свидетелем этого потрясающего зрелища, когда Чонин пел, дежуря в аудитории, сделав из швабры импровизированный микрофон и думая, что его никто не видит. С первого припева песню подхватывает Джисон, с лёгкостью вытягивая высокие ноты, и его сильный голос отлично гармонирует со звонким чониновым. А после нестройным хором подтягиваются и остальные, потому что эту старую добрую песню знают даже малые дети. Напряжение, что повисло было в комнате, потихоньку уходит прочь, позволяя ребятам снова расслабиться, но всё хорошее рано или поздно заканчивается, и смущëнный тонной похвалы в свой адрес Чонин наконец-то раскручивает бутылку. – Правда. – без раздумий выпаливает Феликс, которого выбрала бутылочка, и Чан, успевший немного забыться, начинает нервничать, будто это ему предстоит отвечать. А вопрос звучит следующим образом: – Ликс-хëн, ты в кого-нибудь влюблён? И теперь услышать ответ жаждут буквально все, ведь Феликс Ли за год с небольшим успел прослыть настоящим плейбоем, поэтому всем ужасно любопытно, сумел ли кто-то покорить его недоступное сердце. На лице Ли нет и тени сомнения, когда он отвечает "Да". По кругу вновь проносится волна обсуждений, а чересчур нетерпеливый Хëнджин интересуется: – Кто? Кто этот счастливчик? – Это уже другой вопрос, Хëни, – изворачивается Феликс, подмигнув лучшему другу, но почти синхронный вздох разочарования заставляет его улыбнуться, подняв руки в жесте смирения: – Ладно-ладно, кое-что я всё же скажу. Этот человек самый настоящий ангел. – и украдкой бросает взгляд на хмурого Чана, пытаясь понять, что у него на душе. Ухмылки у Минхо и Сонхва такие, будто они что-то знают, а Хëнджин с Чанбином мгновенно переглядываются. И если в глазах Хвана появляются искры прозрения вперемешку с небольшим непониманием, то глаза Со горят яростным огнём. За всей этой картиной наблюдает Чан, чьë сердце мечется в груди от смешанных чувств. С одной стороны, он, к собственному стыду, испытывает облегчение, потому что он не слышал прежде, чтобы Феликс называл ангелом кого-то ещё, но с другой стороны – боязнь того, что кто-то может узнать об их с Ли неопределённых отношениях сковывает всё тело. Но, опять-таки, Бан уже обещал себе, что не обманется вновь, поэтому быстро приходит в себя. При взгляде на вьющегося рядом с Феликсом Сонхва разум сразу проясняется, вытесняя ненужные мысли из головы – сцена в кухне всё ещё чётко стоит перед глазами... – Это случайно не Карина с медицинского? – вкрадчивый голос Сана провоцирует новую волну обсуждений. – Она правда похожа на ангела. – немного мечтательно тянет Чхве. – Придурок, тебе ничего не светит. – смеётся Уëн, а Юнхо, между тем, предлагает свой вариант: – А может это Наëн-нуна с актёрского? Феликс игнорирует посыпавшиеся вопросы, раскручивая бутылку, потому что с забавной Наëн они мирно разошлись после нескольких коротких встреч, поскольку оба хотели одного и того же, а милой Карине, которая на тот момент уже успела в него влюбиться, Ли мягко, но доходчиво объяснил, что не ищет любви. Пока ребята всё ещё спорят между собой, бутылка указывает на притихшего Сынмина. Феликс мысленно усмехается – выбивать человека из колеи всë-таки у Джисона получается блестяще. Даже до порядочного и всегда собранного Кима добрался, кто бы мог подумать. Феликса немного беспокоит тот факт, что после поцелуя с Джисоном Сынмин как в воду опущенный, хоть смотрелись они вместе очень даже неплохо. Эта мысль определëнно веселит, но Ли тут же её отметает – Ким и Хан слишком разные и скорее уж перегрызут друг другу глотки, нежели будут состоять в здоровых гармоничных отношениях. Но, с другой стороны, неспроста ведь говорят, что противоположности притягиваются... Сынмин, тем временем, без особого интереса выбирает правду (видимо, на действие у него попросту не хватит энергии), а Феликс не заставляет себя долго ждать: – Сынмини, на что бы ты пошёл ради любимого человека? Он, честно, понятия не имеет, зачем спросил об этом у Кима. Наверное, дело в том, что Сынмин всегда отличался холодным умом и был мудр не по годам. Ли просто было важно услышать его мнение. Ким размышляет некоторое время с крайне серьёзным лицом, а потом наконец изрекает: – Я бы пожертвовал всем ради его счастья. Даже самим собой. И если большинство ребят удовлетворено его ответом, то Феликс в полном замешательстве. Разве это правильно – не предпринимать попыток бороться за свою любовь, принося себя в жертву? Он смотрит на беспокойного Чана. А вдруг Сынмин прав? Быть может, Чан действительно будет счастлив, если Феликс отпустит его. Ли нервно терзает нижнюю губу, пытаясь понять самого себя. Что для него выше – счастье Бана или собственный эгоизм? Феликс, возможно, и отступил бы, прислушавшись к словам Сынмина, но дело в том, что он не уверен, действительно ли Чан не хочет иметь с ним что-то общее или же он просто не готов? Нет, Ли ни за что не отступит, пока не узнает, что у Бана в сердце. – Сынмин-а, можно за тебя замуж? – Джисон не без кокетства виснет на плече у Кима, на что тот раздражëнно отмахивается от него и торопливо берётся за бутылку. Попавшийся Сонхва выбирает правду, бормоча себе под нос что-то о том, что сегодня его слишком много. – Сонхва-хëн, с кем бы ты встречался, если бы не Минхо-хëн? – звучит вопрос. – С Ли Тэмином, конечно! – горячо отзывается Пак, а упоминание строгого преподавателя по танцам вызывает у всех веселье. Посмеивающийся Сынмин аккуратно уточняет: – Я имею в виду из присутствующих. – С Уëни, – следует ещё один беззаботный ответ и лёгкое пожимание острыми плечами, но вот теперь уже вовсе не до смеха – парни замолкают, непонимающе воззрившись на Сонхва с немым недоумением в глазах. Пак неожиданно начинает хохотать, вызывая ещё больше вопросов. – Господи, видели бы вы свои лица, – выдавливает он и только потом нормально отвечает: – С Чани или Чанбини. Сексуальные милашки в моëм вкусе. Упомянутые парни одновременно краснеют, но по разным причинам – Бан от смущения, а Со от злости на такую открытую наглость. Но, очевидно, Сонхва это заботит в самую последнюю очередь. Явно довольный тем, как он всполошил ребят своим опасным ответом, Пак раскручивает бутылку. Чан удивлëнно хлопает ресницами, плохо скрывая свою нервозность. Так неожиданно попасться тому, с кого сам не спускал глаз на протяжении всего вечера. Под взглядом Сонхва неуютно. Он смотрит пронзительно, изучающе, будто пытается залезть под кожу и нарочно тикает на нервы. Бан думает только о том, как бы поскорее избавиться от этого неприятного чувства, когда на автомате выпаливает "действие". – Чан, у меня для тебя семь минут в раю с... – Пак сдерживает паузу, с наигранной задумчивостью обводя глазами ребят и постукивая указательным пальцем по полной нижней губе, как если бы он уже не имел кого-то в уме. Каждое постукивание отдаётся тупой болью в пульсирующих висках Бана. Что же задумал этот чудак? – С Феликсом. – Чан не сразу осознаёт суть сказанного, пока Сонхва мягко не подталкивает не менее обомлевшего Феликса к нему в центр. Чанбин, полвечера точивший зуб на Пака, разъярённо подскакивает с места: – Какого хуя ты творишь? Почему из всех именно он? – и даже не удосуживается назвать Феликса по имени, небрежно тыкая в него пальцем. Сонхва неприятно морщится: – Выбирай слова, пупсик. – Да какой я тебе пупсик!.. Когда двое парней встревают в словесную перепалку, Чан по-настоящему ужасается, полностью понимая ситуацию. Феликс растерян так же, как и он, а часть ребят, включая самого Сонхва, не может понять причину такой внезапной вспышки чанбиновой агрессии. Бедный Уëн пытается усмирить вспыливших парней, вставая между ними, а Бан, понимая, что никто, кроме него, не способен спасти положение, твёрдо заявляет: – Чанбин, успокойся. Это всего лишь игра. – Но Чан... – Я в порядке. – Чан уверяет лучшего друга, на чьём лице ясно отражается шок вперемешку с кипящей яростью. – Я провожу их и засеку время. – немного рассеянно бормочет сникший Хëнджин, увлекая за собой Феликса и Чана, а до последнего только сейчас доходит – ему предстоит провести целых семь минут наедине с Феликсом в закрытом помещении. Как только троица скрывается из виду, Сонхва победно улыбается, взирая на скрежещущего зубами Чанбина с высоты своего роста. Осмелившийся было спросить, в чëм всë-таки дело Сан моментально осаживается испепеляющим взглядом Со. Остаток времени до возвращения парней проходит в угнетающем молчании. * * * – Феликс, прошу, только без глуп... – Хëнджин, я не идиот. Сам знаю. – Феликс с небольшим раздражением обрывает взволнованный шёпот Хëнджина, который тут же шикает на друга, с опаской заглядывая в тускло освещаемую кладовку, где уже ожидает Чан. В последний раз окинув младшего наполовину недоверчивым, наполовину боязливым взглядом, Хван с тяжёлым вздохом заталкивает его внутрь, закрывая за ним дверь и засекая время. Первые секунды тянутся, как часы, и за это время парни кое-как привыкают к скудному освещению и присутствию друг друга в столь тесном маленьком помещении. Феликс не выдерживает примерно к концу первой минуты: – Ты и тут собираешься меня игнорировать? Чан смотрит куда угодно, только не на него, и спрашивает скорее самого себя, чем Ли: – А что мне ещё делать? Феликс тяжело вздыхает, прислоняясь затылком к холодной стене: – Я тебя понимаю. Ты пытаешься сохранить втайне то, что происходит между нами, потому что тут твои друзья, и мои тоже, – он делает паузу, тоскливо глядя на старшего, который по-прежнему напряжëн и нервно теребит серебряный браслет на запястье. – Но, Чан, почему ты не хочешь понять меня? – Бан наконец обращает к нему свой усталый взор. – Не смотри на меня так. Ты прекрасно знаешь, о чём я. Этот Юнхо... Такие парни тебе нравятся – высокие, до тошноты правильные и с добрыми глазами? – Ли выплëвывает слова, и каждое буквально пропитано ненавистью к Чон Юнхо. – Мог бы сразу мне сказать, что я ни с какой стороны не дотягиваю до твоего идеала. – С чего ты взял, что он мой идеал? – складывает руки на груди Чан. – Что мне остаётся думать? Ты мило болтаешь с ним, позволяешь ему этот бессмысленный флирт, а на меня даже не смотришь. – голос позорно дрожит от обиды, и Ли замолкает, собирая мысли в кучу. Чан разглядывает Феликса пристально, с прищуром, и это продолжается до тех пор, пока тот не начинает чувствовать недоумение и каплю смущения. – Теперь доволен? – Бан склоняет голову к плечу, а Ли не ощущает ничего, кроме злости, потому что этот жест полон пренебрежения. Он ещё никому не позволял себя так испытывать. Феликс сам не понимает, как резко прижимает Чана к противоположной стене, сокращая и без того крошечное расстояние между ними. – Что это ещё за игры? – рычит он, крепче перехватывая чужие запястья, а Бан притихает, смотря прямо в глаза и не проявляя никаких признаков сопротивления, что вызывает лëгкое замешательство, но, тем не менее, Ли продолжает напирать. – Думаешь, что можешь вертеть мной, как хочется? Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к тебе, но всё равно продолжаешь играться с моим сердцем. – последнее Феликс обессиленно выдыхает в отчего-то заалевшую щеку старшего. Он в отчаянии ищет ответы в любимых грустных глазах напротив, машинально ослабляя хватку на запястьях и тут же нежно приласкивая красные отпечатки от собственных пальцев на тонкой бледной коже – ослеплëнный вспышкой гнева, он схватил слишком сильно. Феликс с точностью может сказать, что Чан его не боится, однако, присутствует в глазах старшего что-то другое, чему пока сложно дать название. Взгляд такой же, как тогда в кухне ровно перед тем, как Бан подарил ему самый лучший поцелуй в его жизни. Захлестнувшие воспоминания о том сладком моменте только обостряют ощущения, а уровень напряжения между ними переодолевает отметку "максимум". – Как ты можешь забрать надежду, которую сам же мне и дал? Почему ты так жесток? – Феликс тяжело сглатывает, окончательно теряясь в глубине тёмных омутов и, кажется, именно сейчас оба парня в полной мере осознают, насколько тесно они прижаты друг к другу. Настолько, что Чан отчётливо улавливает сумасшедшее биение сердца младшего. Мысли в голове сменяются со скоростью света, отчего он теряется и запутывается больше, усиленно игнорируя лезущие наружу желания. Стыдно признавать, но в этот момент Бан мечтает лишь об одном – раствориться в горячих объятиях этого человека и поцеловать его. Снова. Но теперь уже до сбитого дыхания и искусанных губ. Непосредственная близость с Феликсом дурно влияет на Чана, туманит разум, прогоняя прочь все рациональные мысли, и он решает прекратить это безумие, пока не стало поздно: – Если ты о том поцелуе, – он переводит дыхание, взвешивая все за и против, и всё ещё лихорадочно размышляет о том, правильно ли поступает. Бан чётко осознаёт, что от его слов напрямую зависит то, как пойдëт дальнейшее развитие их сложных отношений, и буквально порывается излить душу младшему, жаждущему ответов на свои многочисленные вопросы, но в последний момент передумывает: – Он ничего для меня не значил. – слишком много причин, препятствующих тому, чтобы он открывался Ли. Собственное сердце плачет кровавыми слезами от невыносимой боли, которую он причиняет им обоим. Спектр эмоций, отразившийся на лице Феликса, свидетельствует о том, что он ожидал от старшего именно такого ответа, поэтому, в отличие от самого Чана, он вполне способен совладать с собой: – Тогда поцелуй меня прямо сейчас. – Что?.. – Если для тебя это так легко, сделай это снова. Докажи, что это действительно ничего для тебя не значит. – подытоживает Ли, отпуская руки Бана, и делает шаг назад, тем самым подчëркивая, что он никак не влияет на его окончательное решение. Чан зол и вконец растерян. Он понятия не имеет, как ему быть. Феликс Ли, чëртов манипулятор. Знает места послабее, куда надавить, чтобы добиться желаемого. В его чёрных глазах столько вызова, что Бану хочется стереть с его лица это выражение одним горьким поцелуем, который однозначно положит конец всему. Он в первую очередь стремится доказать самому себе, что это в самом деле для него ничего не значит. Чан одним рывком притягивает к себе Ли, вцепившись в ворот его блузки, чтобы наконец сделать то, что должен, но так и отпускает, отшатываясь к двери в ожидании окончания несчастных семи минут, и напрочь отказываясь смотреть в глаза младшему. Потому что, оказывается, для него всё это значит намного больше. Как только в замочной скважине звонко поворачивается ключ, а на пороге их встречает обеспокоенный Хëнджин, Чан пулей вылетает из кладовой, отказываясь верить в то, что он только что натворил. Он сделал это снова – снова подарил Феликсу чёртову надежду. * * * По возвращении в гостевую Чан быстро занимает своё место, опасаясь расспросов со стороны друзей. Чанбин, всё это время не находивший себе места, нетерпеливо постукивает ладонью по собственной коленке, желая разузнать обо всём как можно скорее, но вокруг слишком много лишних ушей, и серьёзный разговор приходится отложить на потом. Пунцовое лицо Чана и подозрительно довольный Феликс – что-то явно произошло, поэтому ребята вовсю пытаются выведать у них, чем же они занимались в тесном тусклом помещении. И если старший молчит, не желая говорить о произошедшем с кем-либо, то Феликс резко отрезает: – Просто беседовали. И за всем этим никто не замечает того, как Джисон плотно сжимает челюсти от злости и непонимания, делая несколько больших глотков пива вместо одного. Стоит ли говорить о том, как доволен собой Сонхва, ведь по выражению лица Феликса всё прошло неплохо, о чëм он, к слову, в обязательном порядке разузнает позже. А пока он мягко интересуется у Чана, хочет ли он продолжать игру и едва лишь рука старшего касается бутылки, её выхватывает у него Чанбин. Собравшиеся в шоке наблюдают за тем, как Со с силой раскручивает бутылку, собственноручно останавливая её на невозмутимом Феликсе: – Ты. Семь минут в раю со мной. – командует он, с вызовом смотря на младшего. Сонхва, Уëн и Минхо почти синхронно вскакивают с мест, а Чан наблюдает за всем с тонной страха в душе. Беззаботная легкомысленная игра в одну секунду превратилась в опасные разборки, и всё по его вине. Самое ужасное ощущать собственное бессилие в данной ситуации. Встревоженный Чон спрашивает у своего парня, всё ли в порядке, а Пак, тем временем, выступает вперёд, заслоняя собой Ли-младшего: – Куда это ты его ведëшь? – Уйди с дороги, Пак. – предупреждающе цедит сквозь зубы Чанбин, однако, Сонхва не только не освобождает дорогу, к нему присоединяется ещё и Минхо, впрягаясь за Феликса: – Тебе следует остыть. – бросает он холодно. – Я сказал, уйдите с дороги. – повторяет Со, и тут Чан не выдерживает: – Что ты собираешься сделать? Почему ты всё усложняешь? Я ведь сказал, что я в порядке. – Чан, но я ведь... – тот факт, что за Ли заступается сам Чан, сбивает с Чанбина всю спесь, и теперь он смотрит на лучшего друга изумлëнно. Бан же понимает, что Со перепуган за него и делает всё, чтобы его защитить, но на сей раз он действительно перегибает палку. – Хочешь семь минут в раю? Так тому и быть, – и наконец-то подаёт голос Феликс, давая всем понять, что на этом дискуссия закрыта. – Идём. – Говори, что хотел и давай поскорее вернёмся. – незаинтересованно бросает Феликс, как только они с Чанбином оказываются на приличном расстоянии от гостиной, где их точно никто не услышит. – Какой ты шустрый, – усмехается Со. – Вообще-то я планировал набить тебе морду и переломать парочку суставов. Но считай, что тебе просто повезло. Скажешь спасибо своей новоиспечённой мамочке, которая суëт свой длинный нос куда не следует. Ли терпеливо выслушивает тираду старшего и только после безэмоционально выдыхает: – Если это всё, я пойду. – А ну, стоять, сопляк, – Чанбин грубо разворачивает его к себе за плечо. Феликс медленно выдыхает через нос. – Предупреждаю тебя в последний раз. Сейчас я более, чем серьёзен. Притронешься к Чану хоть пальцем – тебе не жить. Со резко отпускает младшего, уходя прочь, однако, тот пригвождает его к месту одной лишь фразой: – А сам чем лучше? – Что? – Чанбин разворачивается. Феликс расслабленно расправляет плечи и бесстрашно делает шаг навстречу старшему: – Сам-то ты чем лучше меня? Строишь отношения с одним, а второго всё отпустить не можешь. Ты испытываешь кайф, чувствуя свою власть над обоими? Или, быть может, ищещь острых ощущений? Поспешу тебя расстроить, мой хëн не заинтересован в подобного рода извращениях. – Закрой рот, это не твоё сраное дело! – взрывается Чанбин, моментально прислоняя младшего к стене. – Правда глаза колет? – усмехается Ли, а потом резко меняет их местами, блокируя руки взбешённого Со за спиной и припечатывая его к стене. Старший брыкается, пытаясь высвободиться, но безуспешно – Феликс держит намертво, упиваясь беспомощностью такого, казалось бы, сильного и несгибаемого Со Чанбина. Господи, как же давно хотелось поставить его на место. – Я тебя в порошок сотру, сучонок. – хрипит Со, в бешенстве дëргаясь в чужих крепких руках, на что Ли ядовито усмехается, сильнее придавливая его сзади своим весом. – Не стой у меня на пути, – угрожающе чеканит Феликс, немного порыкивая, затем, наклоняется к раскрасневшемуся от гнева и тревоги лицу старшего и доканчивает мысль уже полуигриво: – Иначе на фарш пущу. Ну и сочные же из тебя выйдут котлетки! – намёк на испуг Чанбина конкретно забавляет, и Феликс решает сжалиться над ним, отпуская: – О, чуть не забыл. За кофе и сигареты спасибо. При виде угрюмого, но молчаливого Чанбина и расслабленного Феликса ребята коллективно решают оставить расспросы при себе – видимо, они и правда просто поговорили. Уëн, тем не менее, уточняет у своего парня, всё ли хорошо, и, только получив утвердительный ответ, предлагает продолжить игру. Ведь он собрал всех в своём доме, чтобы отдохнуть и хорошо провести время. Феликсу, раскрутившему бутылку, попадается Сан, и тот выбирает действие, даже не подозревая, чем это может обернуться. Ли коварно улыбается, глядя на этого рискового парня, прикидывая в уме, выстоит ли тот перед тем, что он для него придумал. – Достань из своего кармана три презерватива, – по кругу проносятся смешки. Сынмин возмущëнно выкрикивает с места "а можно как-то без них?", а Сонхва театрально хватается за сердце при воспоминании о том, через что им с Уëном на пару пришлось пройти. Возможно, Ли слишком жесток к немного удивлëнному Чхве (который, впрочем, послушно выполняет просьбу), но, по крайней мере, то, что он собирается ему поручить может понизить уровень стресса в гостиной: – У тебя пятнадцать секунд на то, чтобы их надуть. Брови Сана смешно взлетают вверх, и пока он обдумывает задание, Чонин оживлëнно выкрикивает: – Я засекаю! – Хей! Я же их ещё не открыл! – спохватывается Чхве, принимаясь в панике разрывать зубами блестящие квадратики, отчего комната разражается громким хохотом. Сан, по всей видимости, поставивший для себя цель во что бы то ни стало пройти это испытание, напрочь игнорирует реакцию ребят, начиная лихорадочно надувать плотный латекс. Его щёки раздуваются, на лбу выступает испарина, и сам он выглядит таким серьёзным и сосредоточенным, будто от результата этой игры зависит, как минимум, вся его жизнь. Но, к сожалению, даже несмотря на все старания Чхве, время истекает, как только он берётся за последний презерватив. Ребята, за исключением нескольких, уже и вовсе хватаются за животы, без устали нахваливая Сана, чтобы он не сильно расстраивался из-за провала, но тот, кажется, совсем не заморачивается на этот счёт и, не теряя времени, раскручивает бутылку. – Да что за напасть такая? Почему опять я? – ноет Сонхва, когда горлышко останавливается прямо на нём. Только взглянув в сверкающие глаза Сана, Пак уже знает, что тот задумал очередное безумие, но всё равно выбирает действие. В конце концов, он тоже любит рисковать... Сонхва, возможно, просто кажется, но у него создаётся впечатление, что его собственное волнение передаётся и другим парням, отчего те несдержанно ëрзают, переводя взгляды с него на Сана, и наоборот. Чхве же шустро роется в телефоне, и через мгновение помещение заполняют знакомые биты старой ар-н-би песни. *Ginuwine - Pony* Вдоль позвоночника Пака бежит холодок. – Хва-хëн, ты знаешь, что делать. – оставив телефон в центре, Сан быстро возвращается на своё место в ожидании шоу. Феликс хмурится при виде нерешительно мнущегося Сонхва, собираясь возмутиться, чтобы Чхве придумал другое задание, ведь всë-таки Пак в их компании первый день, но через секунду меняет своё мнение. Взгляды приковываются к стройному парню, который прикрывает глаза, словно пытаясь лучше прочувствовать мелодию. Поначалу движения Сонхва немного скованные и неуверенные, но чем больше песня набирает темп, тем раскрепощëннее они становятся. Пак соблазнительно кусает край голубой кофты, оголяя свой красивый подтянутый живот, крутит бёдрами в такт музыке, делая это так интенсивно и умело, что оторвать глаз от этой развратной и вместе с тем завораживающей картины попросту не представляется возможным. Движения его точны и выверены, заставляя засомневаться – действительно ли это импровизация, а не поставленная хореография? К середине песни Сонхва переходит в наступление. Он внезапно поднимает застывших в изумлении Минхо и Феликса и опасно встаëт между ними, двигаясь. Застигнутые врасплох Ли не сразу соображают, что от них требуется, а потом Феликс первый начинает пританцовывать, давя смешки от вида увлëкшегося Пака и чуть смущëнно укладывая руки на его маленькую талию. Минхо же приходит в себя в тот момент, когда Сонхва откидывает голову на его плечо и шепчет на грани слышимости: – Танцуй, идиот. И Ли-старший покорно тянет к себе Пака за бёдра, начиная немного неуклюже танцевать. Конечно, они с Феликсом не первоклассные танцоры и наверняка выглядят смешно на фоне грациозного и источающего уверенность Сонхва, но, судя по горячей реакции, всё не так уж и плохо. Только Ли входят во вкус, Пак оставляет их в покое, плавно проскальзывая к своим следующим жертвам, которыми становятся Хëнджин и Чонин. Эта парочка намного активнее предыдущей, что придаёт ещё больше уверенности Сонхва, и он переходит к Джисону с Сынмином, не обделяя вниманием и их. Кажется, Ким жутко стеснительный, поэтому Пак решает его сильно не мучить, полностью переключаясь на уже немного пьяного Хана, который совершенно не против такого расклада. Эти двое вместе вытворяют невообразимое, отчего температура в гостиной незаметно подскакивает, да так, что дышать становится нечем. Под дикий гул и присвистывания Сонхва походкой от бедра идёт к веселящемуся Юнхо и притихшему Чану. Чон с энтузиазмом начинает отвечать на ненавязчивые заигрывания, и Бан стойко убеждëн, что Пак Сонхва намерен заполучить абсолютно каждого парня на этой вечеринке. Кажется, душа Чана уходит в пятки, когда острый взгляд чёрных глаз останавливается на нём, а сам Сонхва, не дав опомниться, бесцеремонно усаживается на его бёдра. Бан не может найти в себе силы пошевелиться, буквально пылая под Паком, чьи изящные руки сперва аккуратно стягивают с него очки, а потом и вовсе путаются в кудрях на его затылке. Чана переполняют неоднозначные чувства, но одно он знает точно – Сонхва прекрасно осознаёт свою сексуальность и привлекательность, коих в нём неуëмное количество, и мастерски этим пользуется. Устоять перед его очарованием очень сложно, и сейчас, испытывая это на самом себе, Бану ужасно стыдно. Хочется зарыться головой в песок или хотя бы отвести взгляд, но глаза буквально прикованы к Паку. Дыхание Чана сбивается ко всем чертям, когда Сонхва начинает делать откровенно имитирующие движения бёдрами на его бёдрах, и ровно в этот момент слова песни, которые до этих пор он кое-как игнорировал, врезаются в мозг, заставляя нещадно краснеть. Этот демон-искуситель идеально подогнал свои действия под текст. Пак исчезает так же внезапно, как и появился, оставляя Бана справляться со сбитым дыханием и учащëнным сердцебиением. Перевозбуждëнный Сан, надрывавший голос больше всех, с готовностью подскакивает на ноги, когда Сонхва останавливается напротив него, однако, расстроенно стонет, стоит старшему толкнуть его обратно, прижав указательный палец к его лбу: – Прости, Чхве, ничего личного. Ребята смеются, понимая, что это небольшая месть за столь щепетильное задание, а Пак, тем временем, подбирается к своим последним на сегодня жертвам. Чанбин уже не выглядит таким напряжëнным, как прежде. Напротив, его полулежачее положение говорит о том, что он достаточно расслаблен. Возможно, он совсем чуть-чуть ждал, пока этот ходячий разврат доберётся и до него, и, наверное, по этой причине тело прошибает лёгким волнением, когда Сонхва смотрит на него сверху-вниз. Это немного щекочет нервы, и Со сам не знает зачем чуть отводит правую ногу в сторону и глядит исподлобья, тем самым без слов давая понять, что старший волен делать всё, что ему заблагорассудится. Рядом сидящий Уëн оглушающе визжит от такого давления. Пак возобновляет танец, плавно крутя своей красивой задницей, обтянутой белоснежными штанами, прямо перед чанбиновым носом – Со откровенно любуется. Как бы Сонхва его не раздражал, нельзя отрицать тот факт, что он хорош собой. Идеальные пропорции фигуры, длинные чёрные волосы, падающие на полуприкрытые веки, высокие скулы, залитые румянцем, и закушенная нижняя губа. Чанбин тяжело сглатывает, когда Сонхва интригующе подносит пальцы ко рту, обводя ими чёткий контур своих губ, но чувствует привкус небольшого разочарования – старший всего-то мягко целует собственные пальцы и, наклонившись, оставляет непрямой поцелуй на его щеке. Хихикающий Уëн закрывает лицо ладонями, наблюдая сквозь пальцы за приближающимся Паком, но стоит тому протянуть к нему руки, без колебаний поднимается на ноги. У изрядно уставшего и немного вспотевшего Сонхва будто открывается второе дыхание – он утягивает за собой Чона в самый центр. Эти двое удивительно гармонично смотрятся вместе, а происходящее между ними постепенно превращается во что-то более серьёзное и глубокое, почти как самый настоящий парный танец. Чанбин задумчиво наблюдает за ними, прислушиваясь к себе, но с раздражением понимает, что не испытывает эмоцию, хоть отдалённо напоминающую ревность. Только вновь разжигающееся внутри пламя злости – больше даже на самого себя, чем на Сонхва и его наглые выходки. Однако, когда он тёрся возле Минхо, Чанбин мечтал прибить его на месте. Со возвращает взор к танцующей парочке – его парень с самой яркой улыбкой на лице крутит Пака вокруг своей оси, а тот льнëт к нему обратно, беззастенчиво обнимая худыми руками за шею – но, к своему ужасу, вновь ничего не чувствует. Ни-че-го. * * * После незапланированного стриптиза от Сонхва все решают, что хватит с них бутылочки – теперь они просто болтают, танцуют и пьют. В общем, расслабляются как могут. Чанбин выжидает момент, пока общительный Пак остаётся один, и тянет его за собой в одну из пустых комнат. – Так и знал, что ты запал на меня, пупсик. – довольно мурлычет Сонхва, когда Чанбин захлопывает за собой дверь. – Не обольщайся, ты не в моём вкусе, – Со вскидывает подбородок, сверля старшего тяжёлым взглядом. – Прекрати виться вокруг моего парня, – честно, он и сам не знает, какого чёрта говорит это Паку. Наверное, решил внушить себе ревность, раз её не чувствует. – Разве ты не собирался приударить за Минхо? И вообще, что у вас за отношения такие? – Чанбин прикусывает язык, только после осознавая, как прозвучал его вопрос. С тех пор, как он увидел Минхо в кафе вместе с Сонхва, его душа не на месте, и ему было жизненно важно узнать, правда ли между ними что-то есть. – А тебе-то что? – огрызается Пак, медленно наступая на шаг. – С чего это тебя ебут чужие отношения? У тебя вроде как парень есть. – красноречиво подчëркивает он, улавливая на лице младшего нотки замешательства. – О Минхо я позабочусь, уж не переживай. А насчёт Уëна – мы просто играли, так что будь проще и не воспринимай всё в штыки. Когда Сонхва скрывается за дверью, Чанбин нервно лохматит свои волосы и со всей дури пинает ближайший пуф. Как же быть дальше?..