Что горнило злату!

Михаил присел на край кровати и заботливо ухаживал за сестрой. - Глупости какие! – жаловалась Натали. – Я поверить не могу, что так расхворалась. - Молчи и принимай лекарства. - Они горькие и мерзкие. - Ты нарочно капризничаешь? - Как ты догадался? Михаил сурово поглядел на сестру. - Я чувствую себя намного лучше, - в который раз напомнила ему Наташа. – И знаю, что моя простуда – это невзгода, которую легко перенести. Намного легче, чем… Михаил был невозмутим: - Ты так и не рассказала мне… - И не собираюсь! – прервала его Натали. – Со мною обращались жестоко. Меня спасли. Этого тебе довольно? - Дорогая! – воскликнул Михаил. – Справишься ли ты? - Миша! – Наташа улыбнулась сквозь набежавшие нежные слезы. - Поверь мне. Да! Михаил бережно обнял сестру и поцеловал её в лоб. - Надеюсь, Андрей поможет тебе. - Ох… - вздохнула Наташа. – Свадьбы не будет, Миш. - Что?.. – поразился Михаил, но ответ на свой вопрос не получил. Раздался стук в дверь, и в комнату легко впорхнула Лиза. К её быстрым шагам и Михаил, и Натали уже привыкли, и с улыбкой наблюдали за княжной, которой счастье удивительным образом добавляло живости. Лиза тоже заулыбалась. Она остановилась и открыла рот, но не успела вымолвить ни слова. Из коридора послышался грохот, а у самых дверей Наташиной комнаты раздался визг Марии Алексеевны: - Мерзавка! Я тебе, что велела, дуре, делать?! Прохор! Двери широко распахнулись, и здоровенный слуга заволок сопротивляющуюся Татьяну в комнату. Княгиня Долгорукая вошла следом и ангельским голосом заговорила с Репниными. Она вела себя так, словно не помнила о собственной грубости. Премило улыбаясь Мария Алексеевна наставляла прислугу и всякий раз поглядывала на Натали. Опешив, Репинины наблюдали за происходящим, испытывая одно на двоих чувство неловкости и неприятия, а Лиза, словно тонко почувствовав состояние Татьяны, подошла к ней. - Пожалейте, барыня! – в тот же миг воскликнула девица Веревкина. – Не хочу я за больной ходить! Мария Алексеевна изменилась в лице и со злости даже не сразу заговорила. Лиза же прикоснулась к плечам Татьяны и промолвила: - Таня! Что с тобой? - Ах, ты… ты… - княгиня как будто задыхалась, но наконец нашлась и закричала: - Наглая девка! На скотный двор пошлю! - Маменька… - Пожалейте, барыня! – еще громче заголосила Татьяна. – В тягости я! Она кинулась к двери. Слуга проворно перехватил её за руку, и заставил болезненно вскрикнуть, но на пороге появился Андрей Долгорукий и поспешил освободить Татьяну. Она тут же оказалась в его объятьях и захлебываясь слезами, повисла на шее. - Таня!.. ты… Ты, уверена? – говорил Долгорукий, который совершенно забылся. Княгиня Долгорукая издала какой-то невнятный звук, но её полностью заглушил голос князя Репнина, который едва сдерживался: - Андрей, будь ты… Поди прочь! Из комнаты моей сестры!.. Никогда не смей… Долгорукий опомнился. Он и все присутствующие оглянулись на несчастную, ослабевшую невесту, униженную столь ужасным способом. Натали закрылась руками. Её плечи вздрагивали. Михаил, не раздумывая, бросился к сестре, та отняла ладони от лица и все услышали её хриплый, кашляющий смех. - Наташа! - воскликнул Михаил. - Ах, Миша… Забери меня из этого дома. Брата и сестру оставили наедине. - Как только ты достаточно окрепнешь! Обещаю тебе! – говорил Михаил. - Да, это скоро случится, - шмыгнула носом Натали. - Отдохнешь? Поспи… Наташа откинулась на подушку и посмотрела на брата из-под ресниц: - А ты хочешь меня покинуть? - Я… мне следует ненадолго отлучиться… Мне нужно… - Михаил явно темнил. - Верно, тебе нужно подбодрить Лизу? – подсказала Натали. – Бедная девочка не знала, куда глаза деть. - Да, разумеется, - согласился Михаил. - Прошу, не причиняй ей боли. - Да как же так, Наташа?.. - Я же сказала: свадьбы не будет. Похоже, жестокая судьба уберегла меня. *** Владимир смотрел на красивый бело-желтый дом на холме, на обширные земли, которые любил всей душой и не мог отвести глаз. Ведь тогда пришлось бы оборотиться к неприглядной правде и признать себя нищим, а, следовательно, беспомощным и бесправным. Корф был освобожден из-под ареста, а вот всё его имущество – нет. Расследование тайной полиции продолжалось, и бюрократическая волокита оказалась наказанием за помощь прекрасной полячке. Чтобы вернуть себе поместье, Корфу следовало ехать в Петербург, пребывая там, обивать пороги высших инстанций и оставлять значительные суммы денег. Которых попросту не было. Остатки с продажи особняка он передал Анне и был этому чрезвычайно рад. Но Владимир не спешил влезать в долги, хотя Пётр Михайлович и очень настаивал. Князь казался искренним в своих намерениях, но Корф слишком хорошо помнил о княгине Долгорукой. Что же оставалось? Просить дальних родственников, с которыми Корфы уже много лет не поддерживали отношения? А был ли смысл, ведь Владимир попросту не имел возможности месяцами жить в Петербурге без надежды и крова. Нет, для Анны это решительно не подходило. И ей нечего было делать в столице, которая прекрасно помнила недавний, шумный скандал! - Владимир! Анна неслышно оказалась рядом. Корф вздрогнул, но быстро овладел собой. Она некоторое время изучала его лицо, а затем несмело улыбнулась. - Ты хотел побыть один, но… Выслушаешь ли ты меня? - Разумеется! Она протянула ему бумаги. Те самые, которые Владимир недавно нашел сейфе особняка. - Они не отняли у нас будущего, - заговорила Анна. – Это имение по праву принадлежит вам. - Аня, - вздохнул Корф. – Отец давно должен был отдать тебе твое… - Приданное! – подсказала Анна и сжала его ладони. – Мы справимся вместе. И начнем новую жизнь. Владимир обнял невесту и зарылся лицом в светлые волосы. Он сказал: - До сих пор не понимаю, кем был отец. Добром или злом? Правым или виновным?.. - Прав только Бог, - прошептала ему Анна. – И все, что он делает – к лучшему… …Перед самым отъездом Корфов, Петр Михайлович всё же убедил Владимира принять от себя хоть небольшую сумму денег. Также старый князь Долгорукий пообещал добиться опеки над имением Корфа, ибо загубить его бесхозяйственностью было непростительно. Владимир и Анна направились в Саратовскую губернию. Их ждало ровно то, на что надеялся и чего опасался Корф. Добропорядочное и приветливое уездное общество и разваливающееся без хозяина имение. И небольшой дом с прогнившими полами. Бессмысленно было жалеть либо праздно отдыхать. Увлекшись новыми обязанностями и стремясь приобрести знания и умения, присущие настоящему хозяину, Корф лишь через некоторое время заметил нервозность жены. - Ты, верно, жалеешь? - Анна. Взгляни на меня. Она посмотрела и ахнула. Какой смысл скрывать свои чувства? Ведь именно для близких они особенно важны. - Что ты видишь? - Счастье! - Так будет всегда! *** - Красавец! – с удовлетворением в голосе протянул Бенкендорф. – А княжна - настоящая тигрица! Серж Писарев не удержался и прикоснулся к свежим царапинам на своем лице. - Я… полагал, что она сломала уже все ногти. - И пала к твоим ногам? – насмешливо спросил Бенкендорф. – Идиот! – Тон графа сразу изменился. – Такую женщину потерял! Его собеседник промолчал. - И расследование моё прахом пустил! - Зачем вы так… - Ну, расскажи мне, куда двигаться дальше? - Разыскать тех, кто бежал из дома. Они не ушли далеко… - Да что ты! Умник! Поясни, умник, отчего весь дом сгорел в мгновение ока, коли пожар занялся в одной комнате? Сергей отвел глаза и пустился в пространные объяснения: - Ваше Сиятельство, это же поляки! Непривычны они к нашему быту. Я видел, как один… - Ну-ну! - А уж что самому графу Огинскому могло в голову взбрести, сам черт не… - Довольно! – прервал Бенкендорф. – Я не глуп и отлично понимаю, что в суматохе, вызванной пожаром, вы с княжной очень ловко ускользнули. - Я здесь ни при чем! Писарев стойко выдержал долгий взгляд шефа жандармов. - Ищи беглецов. - Как прикажете, Ваше Сиятельство! - А потом… Забудь о полевой работе. Будешь в Управлении бумажками заведовать. - Как прикажете… - И в общество вернешься. Для тебя это худшее наказание.