***
Уложив Стокера в кроватку и по привычке поправив одеяло старшему сыну, Карабина наконец отправилась в спальню. Мысли путались и все время возвращались к сегодняшнему разговору. Модо и Винни согласились, что отправить Чарли и Терри с планеты будет хорошим решением. Их дети слишком малы, да и на Земле есть дом, где все они могут поселиться. В голове Карабины билась идея, что и ее детей хорошо бы отправить туда. А она... она должна остаться и уговорить Стокера дать ей возможность помочь. Троттл полулежал на кровати с планшетом в руках и в сотый раз рассматривал карту местности, в которой, предположительно, ведутся военные действия. Прикидывал расстояния до завода с боеприпасами, госпиталями. И его брови все сильнее хмурились. — Все хорошо? Все уснули? — за стеклами очков блеснул серьезный взгляд. — Да. Отложил бы ты это, опять полночи спать не будешь, — она кивнула на планшет и устроилась рядом. — Детка, ты же понимаешь, не могу, — он улыбнулся, но экран все же погасил. — Я не могу не прикидывать, что там может происходить и к чему привести. Пока все сходится к тому, что Стокер прав: вам нужно покинуть Марс. — Нам?! — Карабина вскинула голову и гневно посмотрела на мужа. Она это чувствовала! Знала, что он захочет отправить ее в эвакуацию! Но она воин, генерал! У нее боевого опыта больше, чем у него! Да она этот мир из огня спасала, когда он свой хвост по Земле таскал! — Да, Карабина. И тебе, — Троттл смотрел мягко и грустно. Он накрыл ее пальцы своими и тихонько погладил. Очень хотелось ударить того, кто так подло перестал видеть в ней боевого офицера, всего за несколько лет разжаловав в домохозяйки. — Пожалуйста, выслушай меня, детка. От обиды она не могла ответить, горло сжалось. А в голове звучали отборные казарменные выражения. О, вернись к ней способность говорить! Вот только орать так громко, как хотелось, нельзя: разбудит детей. И Карабина просто кивнула, давая ему знак говорить. — Я понимаю твое желание остаться. Но Стокер явно обижен на твой уход и принять обратно на службу сейчас не готов. Мы же с ребятами действуем боевой тройкой, ты прекрасно знаешь, что без меня Винни с Модо и вполовину не будут так эффективны. Собственно, если убрать любого из нас, с остальными двумя так будет. А кто-то должен улететь с детьми, тут опасно. Терри все же комфортнее будет жить с тобой, чем со мной, да и Чарли в женской компании сейчас будет проще. Если бы я понимал, что Стокер позовет тебя, поверь, улетел бы я. Но в нынешних условиях остаться мне — правильнее. Да и работать я продолжу, неизвестно, что в нынешних условиях будет с экономикой. Мои клиенты просят срочно перераспределить их средства по безопасным счетам и вкладам, да и с нашими стоит поколдовать. В ближайшие месяцы я буду завален работой. Война закончится, и начинать жизнь после будет гораздо комфортнее, имея какую-то сумму. Мы с тобой это уже проходили. Может, Стокеру понадобится консультация по финансам, по моим прикидкам, с бюджетом у них сейчас все очень сложно. Если ты ему понадобишься, у тебя будут связь и корабль. И ты сразу же вернешься. — Я хочу отправить детей с Терри и Чарли, а сама остаться здесь. — Я думал об этом, но все же прошу тебя улететь. Ты не хуже меня знаешь, что такое война, и знаешь, что можно попасть под удар по чистой случайности. Тут банальный принцип минимизации рисков, Карабина. На Марсе мы оба можем погибнуть, и наши дети останутся без родителей. Разделимся — и один из нас сможет о них заботиться. Мы с ребятами успели это обсудить, когда они уезжали. В том числе поэтому мы решили, что вам следует отправиться на Землю. Карабина молчала. Доводы логичны и разумны. Но как же сжималось сердце от необходимости оставить сейчас планету, за которую она столько сражалась! Оставить Троттла... — Пожалуйста, родная... Прошу тебя! Ради детей. Губы спутника жизни поцеловали ее пальцы. Мышка кивнула. Троттл привел тот единственный аргумент, который мог убедить ее в правильности решения. Ради детей.***
— Уехать с Марса? Но... я же только вернулась! — Спустя пару дней за завтраком Троттл и Карабина поделились с дочерью мыслями об отъезде. — Но ведь война там, далеко в горах, а в городе все тихо! — Наги, я боюсь, все не так просто. — Мать вздохнула и поднесла очередную ложку каши к крутящему головой Стокеру. — Я прикинула позиции, и у меня есть ощущение, что дела обстоят хуже, чем даже нам говорят. Крысы похитили не только легкое вооружение, но и тяжелые орудия. С их уровнем развития и технологиями, которые они переняли у Плутарка, боюсь, они могут начать обстрелы городов. Я не знаю, какой радиус поражения у имеющихся у них ракет, но Стокер не стал бы просто так переправлять население с планеты. Думаю, нам и правда стоит уехать. — А папа? — Папа будет здесь. Работать и в случае необходимости помочь армии, — голос Карабины дрогнул. Теперь она покидает родной мир, а ее возлюбленный остается в опасности. — Мы думали над тем, чтобы отправиться на Юпитер, Чарли предлагала Землю, но я не уверена, что мы сможем там комфортно жить. Ведь теперь это будет не шайка безбашенных байкеров, а три взрослые мыши и девять детей. — Шайка?! — отец возмущенно фыркнул, но решил не развивать тему. — Я за Землю, там отличная экология и нет глобальных войн. Про деньги не волнуйся, я прикинул схему, как перевести нашу валюту в земную. Но жить придется за городом, практически не показываясь за пределами дома Чарли. Наги не слушала. Ее мысли были далеко от ограничений в перемещении, от риска жить на планете, где почти никто не знает о том, что в других мирах есть разумные существа. Ее сердце кричало, что она лучше останется на потенциально опасной родине, чем снова позволит возникнуть огромному расстоянию между ней и Огоньком. А если его ранят? А если ему понадобится уход? Эта мысль, такая неожиданная и в тоже время такая логичная в нынешних условиях, постоянно возникала в голове. — Что ты об этом думаешь, дочь? — отец внимательно посмотрел на нее, возвращая к разговору. — Я... не хочу уезжать. Можно, я останусь с тобой? Мать уже набрала в легкие воздуха, явно собираясь разразиться длительной тирадой, но рыжий жестом и взглядом остановил ее. — Я боюсь, что это не разумно. Но мы не принимаем решение прямо сейчас за завтраком и не пакуем чемоданы. Давай ты подумаешь, и чуть позже мы снова это обсудим? Женщины с изумлением уставились на Троттла. Когда он успел стать таким... дипломатичным? — Хорошо. Я подумаю, — девушка кивнула и, поставив тарелку в посудомойку, вышла из кухни.***
Наги лежала на пледе, расстеленном на крыше дома в трех шагах вправо от чердачного окна. Солнце ласкало лицо, ветер был ароматен и свеж. Не верилось, что где-то там, за линией горизонта, могут греметь взрывы. На душе было неспокойно. И тревога эта была вызвана не тем, что родители хотели снова отправить ее с Марса: в целом, обдумав все, она пришла к выводу, что решение это было верным. Беспокойство возникло за несколько дней до разговора, внезапно сжав сердце жесткими тисками, скрутив внутренности в склизкий комок и с тех пор не отпуская. Она просто знала: что-то не так. Она слушала взрослые разговоры, но не находила в них ответа. Только дядя Модо стал каким-то особенно напряженным и, казалось, больше остальных хотел скорее отправить Терри с детьми в эвакуацию. Нагината не хотела уезжать. Она сотни раз представляла, как раненого Огонька оправляют домой, и ему требуется сиделка и помощь. Но рациональный ум, унаследованный от родителей и развитый ими, задавал резонный вопрос: «А что ты можешь сделать, чтобы помочь ему? Ты можешь наложить повязку? Уколоть обезболивающее? Промыть рану? Чем ты поможешь, кроме того, что будешь читать книжки и приносить стакан воды? Рисовать раны с натуры?» Эти мысли угнетали и возвращали к решению покинуть Марс. Все сходилось на том, что именно так сейчас нужно поступить, а не трепать родителям нервы. В этом случае стоит воспользоваться грантом, который ей предложили, и продолжить обучение на Венере. У нее оставалась неделя, чтобы согласиться. Об этой возможности по прилету она умолчала, боясь, что родители настоят на отъезде, но раз все так складывается... Неужели провидение указывает ей путь? Головой решение принято, но как быть с протестующим сердцем? Прося помощи у судьбы, будь готов к тому, что она ответит. Она всегда отвечает чистым сердцам, готовым услышать: телефон Нагинаты внезапно завибрировал, на экране высветился незнакомый номер. В груди сжалось, чувствуя, предвкушая, зная; дрожащие пальцы приняли вызов. — Алло? — очень тихо, глотая комок, внезапно подкативший к горлу, произнесла девушка. — Наги... — низкий, хрипловатый и, кажется, уставший голос. Ее затрясло от накативших эмоций и, резко сев, Нагината сжалась рыжим клубком, спрятав лицо в коленях, обняв себя хвостом, отгородившись от всего мира и крепко зажмурив глаза. Остался только слух. Остался только голос. Только они были в ее маленьком мире. — Огонек... — по языку покатились три слога самого дорогого имени, будто приласкав. Теплые капли сорвались с ресниц. Жив! Говорит — значит, жив! Полтора месяца у нее не было новостей о нем, только приглушенные обсуждения родителей о гибели военных. — Привет, — его голос тихий и теплый. — Ты можешь говорить? — Привет, — шепот в ответ. — Даже если бы не могла, не повесила бы трубку, — не сдержавшись, она хлюпнула носом. — Эй! Ты там чего? Кто-то обидел? — голос воина стал резче и напряженнее. — Дома все в порядке? — Все хорошо! Просто я очень-очень рада тебя слышать, — слезы мешали дышать, но девушка счастливо улыбалась. — Прости! Я приехала почти два месяца назад и узнала, что тебя отправили воевать к Элизию. С тех пор никто ничего не знал о тебе. И сейчас ты... звонишь... — она снова всхлипнула, улыбаясь самой счастливой улыбкой. Комок, в который сжалось тело, чуть раскрылся, и она села, упершись локтями в колени, но по-прежнему держа глаза закрытыми, чтобы сохранить иллюзию того, что он совсем рядом. Он жив! — У нас связи нет, ее блокируют. Сейчас выдалась возможность, сразу позвонил. Времени у меня немного, но хоть несколькими словами перекинуться. Не плачь, пожалуйста, хорошо? — Угу. — Как же хотелось целовать трубку! — Как ты? — Родители недавно говорили со Стокером, и тот посоветовал эвакуировать женщин и детей с Марса. Мама, Чарли и Терри хотят уехать на Землю, пока ситуация не изменится. — Это очень верное решение, — его голос стал серьезным. — Уезжай. Ситуация правда опасная, мне будет спокойнее, если ты будешь в безопасности. — А если тебя ранят? И отправят домой? И тебе потребуется помощь? На том конце трубки послышался легкий смешок, и Огонек как-то излишне весело и бодро ответил: — Наги, меня не отправят домой. Точно говорю. Тут отличные полевые госпиталя развернуты на самом краю зоны боевых действий и стянуты лучшие военные хирурги. Поверь. — И на самом краю зоны боевых действий бывает связь? — спросила девушка, уже зная ответ. Вот почему сжималось сердце. Вот почему не давала спать тревога. В трубке повисла тишина, слышно было только неровное дыхание, да на заднем плане чуткое ухо различило монотонный писк приборов. Наконец, он вздохнул: — Да, тут есть связь. Но звонить нельзя, я выпросил телефон на один короткий звонок. За хорошее поведение, — он снова попытался придать голосу бодрость. — Что с тобой? — Осколочное ранение в ногу. Не беспокойся. Все вытащили, красиво зашили, иду на поправку. На днях надеюсь начать читать скучные рапорты и координировать своего заместителя, хоть какое то развлечение! А то все бока отлежал, потолок заплевал, от тоски хочется выть, как псу на Луну. Вот так: «Ууууууу!» - и он резко взвыл в трубку под хохот Нагинаты, а потом сменил тему: — Как ты провела год на Венере? — Хорошо. Рисовала, многому научилась, стала лучшей на курсе. Мою выпускную работу оставили в галерее работ студентов. Знаешь, кто на ней изображен? — Очень хотелось поделиться, но было страшно, как он отреагирует. Хотя пусть лучше будет страшно так, чем как минуту назад от понимания, что беда не обошла стороной. — Кто? — тихий шепот, кажется, полный ожидания и надежды. — Ты! — Она снова спрятала лицо в коленях. Было глупо скрывать краснеющие щеки от того, кто ее не видит. — Так запомнила за время, когда я тебе позировал? — в голосе тепло и нежность. — И это, и... тебя в новостях показывали. У тебя уже отросли волосы? Динамик взорвался смехом. — У меня — да, немного. А у тебя? — И у меня — да, немного, — она улыбнулась трубке. — Мне предложили грант на следующий год как лучшей ученице. — И ты думаешь, ехать или нет?! Наги, я же помню, учиться там было твоей мечтой! Ты говорила, твои родители говорили. И вот сейчас тебе выпадает такой шанс развить свой талант, тем более, что на Марсе творится пес знает что! Я думаю, что мы справимся с проблемой не раньше, чем через полгода, и меня еще не на один месяц оставят тут после. Прошу тебя, уезжай на Венеру. Мне будет спокойнее, если буду знать, что ты в безопасности и занята любимым делом. Наги посмотрела на кроваво-красное солнце, что опускалось за горизонт. Она просила подсказку у вселенной? Вселенная очень четко дала ей ответ голосом того единственного, кого она послушает. — Ты обещаешь, что с тобой ничего не случится там, на войне? И что через год мы увидимся? — Обещаю. Я сделаю все, чтобы это скорее закончить. Ты вернешься на мирный Марс. — Тогда я поеду. — Наги... спасибо... — За что? — За то, что теперь я смогу спокойно решать проблемы здесь, зная, что тебе ничего не угрожает. — Но я хочу быть там, где ты. — Знаю, — мужской голос был тих и нежен. — Я тоже хочу быть там, где ты. Но сейчас не время для желаний. — Я... люблю тебя, — почти шепотом. Но он услышал. — Я тоже люблю тебя. Я вернусь. Обещаю! Наконец эти слова сказаны. Больше нет игр и недомолвок. И может быть, это не лучшее время связывать судьбы, но прятать это в себе больше не было сил. Тем более, что оба внезапно осознали, что шанса сказать о чувствах позже может просто не предоставиться. — По законам жанра сейчас я должен тебя поцеловать, — бархатный баритон прервал смущенное молчание. — Я закрою глаза и представлю, как ты целуешь, — девушка и вправду опустила веки и подставила лицо легкому вечернему бризу. — Теплый ветер касается губ, и я представлю, что это ты. — Не продолжай, хорошо? — Голос в трубке стал ниже. — Мое время на звонок уже вышло, а разговоры о твоих губах слишком... взволнуют, — она слышала, как он улыбается. — Хорошо. — Ее уши заполыхали, но глаза засияли от счастья. — Тогда поцелуешь меня при встрече. Обещаешь? — Непременно! А теперь я должен отключиться. До встречи, моя девочка. — До встречи. Я буду ждать. Молодой мужчина, все еще улыбаясь, нажал на отбой, прерывая звонок, но почти сразу его улыбка исчезла, лицо исказила гримаса боли, и он с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы. У него было буквально несколько минут до того, как медсестра войдет в палату и вколет ему очередную дозу обезболивающего, которое отправит его в сон без сновидений. Тело ломило, и то тут, то там, полыхало огнем, нога болела адски. Заснуть без лекарств, которых требовалось все больше и больше, было невозможно. Раны никак не закрывались, организм не мог победить инфекцию и воспаление. Хуже всего дело обстояло с бедром, рассеченным почти до кости глубокой рваной раной. Но зачем Наги знать об этом? О том, что сапер его группы пропустил мощную мину. О том, что почти сутки они истекали кровью и его солдаты, его друзья, умирали без связи и помощи. О том, что потом их нашли песчаные рейдеры и добили всех, кроме офицеров. О том, что самая глубокая из его ран осталась от огромного боло, чье лезвие состояло из острых зубцов, рвущих плоть в попытке заставить выдать информацию о местоположении оружейных складов. О том, что он единственный, кто смог выжить из всего отряда. О том, что без дозы успокоительного во снах он видел, как медленно гибли его товарищи, слышал, как кричал капитан, с которым он воевал еще с плутаркийцами, когда отвратительный запах паленой шерсти и мяса поднялся к самой вершине Элизия. О том, что несколько часов назад заведующий хирургическим отделением и личный врач Стокера сообщили, что, если ситуация с раной не изменится, иного выхода, кроме ампутации ноги, они все же не видят. И тогда молодой воин попросил об одном телефонном звонке. Теперь, когда он знает, что она не забыла, мужчина со всем справится. Победит воспоминания, встанет на ноги, сделает все, чтоб закончить войну. Чтоб быть с той, которая ждет. Которая любит.