***
Спустя 8 лет 10 месяцев после подписания мира с Плутарком Спустя четыре месяца связи все еще не было. Гражданское воздушное сообщение также было заблокировано, причем блокаду установил марсианский флот, отозванный из самых дальних уголков космоса и стянутый на орбиту Марса. Последнее, о чем свободно сообщили галактические СМИ перед высылкой за пределы планеты, — как с верфей сошли два десятка новейших крейсеров, усиливших флот и без того одного из самых сильных с военной точки зрения государств. Официально заявляли, что так у Стокера появилась возможность следить за мятежниками. После начала блокады в объятый войной мир стали пускать только аккредитованных пресс-секретарем лидера Марсианской республики журналистов без гарантии их безопасности и с условием, что весь материал, который будет показан зрителям, предварительно пройдет цензуру. Доставка коммерческих грузов также жестко регулировалась правительством, каждое приземление и взлет сопровождали истребители ВВС мышей, а солдаты внимательно следили за жестами и даже взглядами нервничающих членов экипажей, чтобы те не имели возможности и словом перекинуться с марсианами или передать что-то, не прошедшее тщательный контроль военных. После возвращения из рейса несколько летных команд дали интервью, подробно рассказав о часах, фактически проведенных под прицелами тяжелых бластеров, и выставив марсианское правительство в крайне неприятном свете, после чего Стокер полностью прервал авиасообщение с соседями. Тогда появилась информация о переформировании войск мышей: от нагорья Элизий, где засели мятежники, на значительное расстояние отводили отряды, эвакуировали госпитали, отгоняли технику. В прессе спорили, неужели это — знак примирения и следующим этапом будут переговоры? Мама на эти предположения хмурилась и качала головой. Не будь недавно войны с Плутарком — может быть, и был бы шанс сторонам пойти навстречу, дать возмущенным марсианским меньшинствам какие-то политические права и свободы. Это было бы возможно, если бы сменилось поколение, стоящее у власти, на поколение Нагинаты, не запомнившее крови, жестокости вражеских солдат и подлости предателей. Но во главе стоял тот, кто выиграл тяжелую, затяжную, изматывающую войну. Тот, кто не позволит влиять на его политику. Отставной генерал была права: Стокер отдал приказ выжечь горы. Авиаудары марсианских войск, не прекращаясь, шли в течение двух недель. Бомбили от края и к центру, с земли и из космоса, плотно, кладя ракету за ракетой, так, чтобы не осталось ни камня, под которым можно укрыться. Обезумевшие живые существа бежали в сердце Элизия, схватив только самое необходимое, пытаясь уцелеть. Женщины пробирались между развороченными скалами, прижав к груди детей, стремясь вырваться из зоны обстрела, но каждого настигала смерть. Несколько журналистов, которым было позволено работать на планете, ради сенсации рискнули передать на всю галактику открытые сообщения руководителей мятежников, в которых те предлагали что угодно за возможность спастись хотя бы некоторым. Они клялись, что все военные и мужчины останутся и покорно позволят себя уничтожить. Они обещали, что их семьи покинут Марс. Они молили о жизни детям. Но горы продолжали полыхать, пока на их месте не остался лоснящийся запекшимся камнем гигантский кратер. Журналистов, нарушивших условия пребывания на планете, арестовали, и информацию об их судьбе команда Стокера давать отказывалась. Нагорье Элизий было уничтожено и стало продолжением равнины Утопия, над которой не одну неделю оседала каменная пыль. Галактическое сообщество взвыло. «Геноцид!» — кричали одни. «Убийцы!» — орали другие. «Чудовища!» — рыдали в прямых эфирах третьи. Мир сходил с ума, смакую марсианскую трагедию, снова и снова показывая ужасающие кадры, навсегда запечатлевшие смерть миллионов. Возмущенная общественность требовала суда для отдавшего этот жестокий приказ и возводила тех, кто отважился рассказать о случившемся, в герои. Стокер не побоялся взять на себя ответственность и прибыть на Галактический совет, чтобы положить конец нападкам на себя и свою команду. Журналисты вели прямую трансляцию его прилета на всех крупнейших каналах: бушующая, обезумевшая от не своей боли толпа, готовая растерзать старика, что удостоил ее лишь презрительным взглядом глаз, в которых, кажется, рделось ледяное пламя, развернул плечи и прошел к тяжелой бронированной машине, которую сопровождала вооруженная охрана. Выслушал холодные, осуждающие и едкие замечания в зале заседания совета. А потом просто привел цифры, ужаснувшие всех: данные об убитых в разрушенных первыми авиаударами городах, данные о погибших марсианских солдатах, данные о том, что стало с только начавшей возрождаться экосистемой Марса после того, как видовые меньшинства развязали войну. А еще он показал секретную переписку, в которой мятежникам предлагали закончить конфликт миром, но в ответ они лишь пообещали резать мышей до тех пор, пока последняя не перестанет дышать. Последние его слова были о том, что Галактический совет сам несколько месяцев назад признал гражданскую войну внутреннем делом Марсианской республики и отказался вмешиваться в конфликт. Его аргументы были приняты. Войну назвали галактической трагедией, произнесли скорбные речи, объявили минуту молчания и переключились на новости культуры. А Стокер вернулся на выжженный Марс.***
Спустя 9 лет после подписания мира с Плутарком — Мне удалось связаться с отцом! Я с ним говорила!!! По щекам Карабины бежали слезы облегчения, мать кричала в экран, не в силах сдержать эмоций. Нагината, до которой еще не полностью дошел смысл этой новости, обняла себя руками и с трудом подавила нервную дрожь. Зубы застучали от наплыва эмоций, к горлу подкатил комок, грозящий вот-вот перекрыть дыхание. Почти полгода они не знали, что с их близкими. — Мы говорили очень недолго, все прерывается, но он сказал главное: наши все живы! Война окончена! — Мать смеялась и плакала, проглатывая окончания слов и явно находясь на грани истерики от переполнявших эмоций. Наги не заметила, как и из ее собственных глаз покатились соленые капли. «Наши живы! Война окончена!» — стучало в голове снова и снова. Девушка судорожно вздохнула, с трудом проталкивая воздух в легкие. Пальцы тряслись. — Наши дома почти не пострадали, бомбардировки шли в других районах! Но поскольку так повезло не всем, гражданских просят пока не возвращаться. Сейчас немного приведут в порядок инфраструктуру и тогда начнут перевозить эвакуированных! — Казалось, впервые за последние месяцы они дышали полной грудью, не скованной страхом за близких. Скоро они смогут вернуться домой. У них есть дом! — А еще отец сказал, что видел Огонька. И тот очень просил передать, что выполнил свое обещание. — Карабина непонимающе уставилась на дочь. Наги заулыбалась сквозь слезы. — Он обещал сделать все, чтобы война закончилась, и что после мы встретимся. — Улыбка Наги стала горькой, когда она вспомнила, сколько жизней оборвалось. Тогда, разговаривая с ним по телефону, она и предположить не могла, какую цену придется заплатить Марсу за возможность солдатам вернуться к родным. Что будут авиаудары по городам и сотни тысяч жертв. Что будет геноцид двух народов. Что планета снова вернется туда, откуда начала свое восстановление после того, как плутакийцы ее разграбили. А Карабина с ужасом смотрела на дочь. Ей было слишком хорошо известно, что может стоять за такими обещаниями. Тем более, племянник Модо сейчас обладал всеми возможностями влиять на ситуацию, являясь одним из командующих вооруженными силами мышей. Она так же, как и Наги, с замиранием сердца смотрела репортажи о том, как выжигали Элизийское нагорье, и могла гораздо больше, чем девушка, понять из кадров, которые видела. Ей было прекрасно известно, какое подразделение отвечает за то, чтобы ни один мятежник не вырвался из зоны обстрела, а тот, кто вырвался — не ушел далеко. Самое мобильное, самое быстрое. Мотовойска, во главе которых стоял Огонек. И бывший генерал в глубине души отчаянно радовалась, что не она сейчас принимает решения, в какую точку направить ракеты, чтобы оборвать побольше вражеских жизней. Жизней марсиан. Как эффектнее вычислить тех, кто укрылся от дождя из бомб, которым разверзлись небеса над Элизием. Тех немногих, что еще остались от марсианских меньшинств. А еще Карабину внезапно озарило осознанием, что внимание, которое оказывал дочери их молодой друг, вот это обещание, разговор, явно состоявшийся уже тогда, когда велись бои, свет, что зажигался в глазах Нагинаты при упоминании его имени — не просто дружеские чувства. Возможно, за заботами последних лет она упустила нечто важное, происходящее под самым носом. — Ясно. — Других слов у женщины просто не было. Сознание, внезапно четко определившее, какие воспоминания показывать, выдавало один за другим переплетения пальцев, долгие взгляды и совместные поездки на пикники. Определенно, ей требовалось время, чтобы разобраться с внезапно свалившимся на нее знанием. — В любом случае — ты заканчивай учебный год, а к концу семестра как раз будем думать о возвращении домой. Люблю тебя! Если отец позвонит снова, я тебе скажу. И она отключилась. А Наги еще долго сидела перед экраном, улыбалась, снова и снова твердя про себя: «Война кончилась! Наши живы!»***
Спустя 9 лет 4 месяца после подписания мира с Плутарком Нагината вышла из космического корабля, посаженного на временный космодром: простой кусок бетона и нарисованные на нем на скорую руку цветные линии с направлением, в котором следует двигаться технике и прибывающим. Чемодан девушке выдали прямо из грузового отсека, сверившись с номером, указанным на билете. Никаких автобусов, никаких транспортных рукавов, ведущих в комфортабельное здание, оборудованное кондиционером, никаких грузовых тележек — просто берешь багаж и как хочешь тащишь его по разметке, в ужасе сжимаясь каждые несколько минут при взлете и посадке огромных звездолетов, оглушительно воющих реактивными турбированными сверхзвуковыми двигателями. А чтоб гражданские не заблудились и случайно не вышли за предназначенную для движения дорожку, вдоль нее были расставлены хмурые усталые солдаты с тяжелыми бластерами, снятыми с предохранителей, нервно вскидывающие оружие на каждый резкий жест в потоке прибывших. Пассажиры, радостно галдевшие от предвкушения встречи с близкими на посадке, потрясенно притихли и старались как можно скорее миновать взлетное поле. Даже дети, так и норовившие пуститься вскачь по цветным стрелочкам, уловив общее угнетенного настроение, прятались за матерей и послушно шли, ухватив родителей за хвосты, или катились верхом на чемоданах с колесиками, чтоб не потеряться в толпе и шуме. Вдали виднелся длинный навес — пункт паспортного контроля, добираться от места посадки до которого было, по прикидкам Наги, не меньше километра. Метров за двести всех расставляли по очередям, тянущимся к ряду кабинок с усталыми и мрачными пограничниками, очень внимательно осматривающими каждого прилетевшего. Окинув взглядом идеальные прямые линии из мышей, Нагината отписалась встречающей ее Карабине, что серьезно задержится, и устроилась верхом на чемодане с учебником по репродуктологии, который с увлечением изучала весь полет. И только спустя два часа под солнцем и бьющим по коже песком девушка вручила паспорт нервному рыжему парню в погонах лейтенанта и ответила на протокольные вопросы, положив ладонь на детектор лжи. Потом ее просканировали от хвоста до антенн и очень внимательно через специальный прибор рассмотрели содержимое чемодана. В голове вертелся язвительный вопрос «Вы рисунок на моих трусах изучаете?! Или бирку с размером на лифчике?», но она благоразумно прикусила язык, поняв, что шутки с этими хмурыми, измученными мышами могут быть чреваты задержанием и разбирательством. Когда детектор лжи загорелся зеленым и чемодан с грохотом сбросили с багажного сканера, девушку снова обыскали (спасибо, для этой процедуры у погранвойск было десять падающих от усталости женщин, бегающих от одной проходящей паспортный контроль пассажирки к другой), потом заставили пройти через какую-то рамку, горящую множеством цветных лампочек, и, наконец, шлепнув в паспорт штамп о прибытии, позволили пересечь границу Марсианской республики. По разметке, ставшей уже привычной за время, проведенное на взлетном поле, вымотанная тяжелым перелетом, ожиданием, шумом толпы и досмотром, оставившим неприятный осадок, девушка потащила чемодан к стоянке метрах в пятистах от пропускного пункта, где ее ждала Карабина. Вся территория ближе была оцеплена военными, и подъехать возможности не давали никому, даже бывшему министру обороны. Точнее, ей как раз позволили подрулить к самому краю заградительной линии, чтобы очень быстро забрать прилетевшего, остальным приходилось идти еще столько же, чтобы упасть в объятия родных. О том, что она выходит, Наги сообщила матери, и только после того, как полковник погранвойск подтвердил, что дочь прошла все проверки, автомобиль бывшего генерала пустили за линию ограждений, потребовав опустить все стекла и настороженно провожая прицелами тяжелых бластеров. Нагината вздрогнула, глядя на мамин внедорожник: его, совсем новый и блестящий, привезли с Юпитера меньше года назад. Когда они ехали в нем в прошлый раз, салон вкусно пах новой кожей, а бока блестели насыщенным красным. Сейчас же машина была поставлена на колеса увеличенного диаметра, не подходящие внешне, зато явно дающие дополнительную проходимость, кузов был исцарапан и погнут, а переднего бампера просто не было. На когда-то светлых кожаных креслах тут и там виднелись бурые пятна и порезы. — Быстро закидывай вещи и прыгай! Хочу как можно скорее выехать, командир дежурного погранотряда нарушает инструкции, позволяя мне находиться здесь, а не ждать в общей очереди. Сама справишься? — Мама, не тратя времени на приветствия, нажала на кнопку подъема задней двери. Наги кивнула, быстро забросила несчастный чемодан в багажник и бегом бросилась к пассажирскому месту. Не дав ей времени пристегнуться, Карабина развернула машину и аккуратно поехала к выезду, который ей уже открыли солдаты. Выдохнула и расслабилась она только оказавшись на стороне встречающих. Даже у нее, привычной к оружию и форме, эта обстановка вызывала дискомфорт. Тем временем Наги потрясенно рассматривала порезанный и кое-где оплавленный светлый салон внедорожника. На заднем сидении и полу виднелось огромное бурое пятно, которое явно пытались отмыть, но размазали еще сильнее, а на спинке — несколько четких отпечатков ладоней, оставленных кровью. — Папа использовал машину во время войны. — Перехватив ее взгляд, ответила на не заданный вопрос Карабина, как раз выехавшая на дорожку, ведущую к шоссе. Она приняла к обочине, вставая на аварийку. — Стокер не дал им с Винни и Модо участвовать в боевых действиях на Элизийском нагорье, но позволил помочь с ранеными и разбором завалов после авиаударов по столице. И они, конечно же, не раз попадали в истории, вылавливая крысиных диверсантов. Кстати, привет! — Поставив машину на нейтралку, она обняла свою повзрослевшую дочь, и та ответила на крепкие объятия. Несколько минут они просто сидели, молча осознавая, что снова рядом, что их не разделяет экран коммуникатора и миллионы километров. Наконец, Карабина, поцеловав ее в щеку, тронулась домой. Разговор как-то не завязывался, хотелось спросить так много, да и дорога была непростая, Карабина хмурила брови, сосредоточившись на рытвинах и ухабах, поэтому Наги молчала и из-под ресниц рассматривала мать. Этот год явно тяжело дался мышке. Вокруг глаз залегли морщины, около губ — глубокая упрямая складка, а в серой шерсти тут и там мелькали белые волоски. Через какое-то время они все же заговорили о том, как прошла ее учеба, но плечи мамы были напряжены, она постоянно отвлекалась на объезд препятствий и как-то нервно вела машину. Было ощущение, будто отставной генерал все еще ждала выстрелов. Когда они въехали в город, который нужно было пересечь, чтобы попасть в их тихий и респектабельный пригород, Нагината перевела взгляд на улицы. Дома разрушены, в асфальте наспех заделаны самые крупные ямы, но огромное количество мелких продолжают зиять на когда-то широком центральном шоссе. Их внедорожник, чьи колеса были почти с невысокую Наги, отлично справлялся, но вот любимые мышами заниженные спорт-модели тут бы точно не прошли. Да и остались ли они?.. Магазины почти не работали, а те, что работали, отпирались только по звонку и только после того, как продавец убеждался в том, что потенциальный покупатель не представляет опасности. Чаще же всего покупки выдавались через слегка приоткрытую дверь на основании сделанного заранее заказа. Все это рассказала Карабина, пока они ехали через город. Прохожих было мало, и все, как один, оглядываясь и прислушиваясь, старались двигаться перебежками из тени в тень, замирая и внимательно следя за приближающимися автомобилями. — Отряды песчаных рейдеров периодически прорывались из оцепления, добирались до городов и из окон машин расстреливали гражданских. Бывали и тут, столица не так далеко от Элизия, если передвигаться на их технике, и теперь многие стараются как можно меньше времени проводить на открытом пространстве, все еще опасаясь таких «машин смерти». Диверсантов почти всех переловили, но никто не может быть уверен в том, что где-то не затаились выжившие, стремящиеся отомстить псы и крысы. Последний такой отряд обнаружили пару месяцев назад, но перед тем, как его успели остановить, эти сволочи расстреляли несколько десятков мышей в столице маринерского региона и, приладив на крышу и активировав неизвестно откуда взятую ракету, взорвали военный гарнизон и полквартала рядом с ним. Нам очень повезло, что все наши близкие живы, Наги. У огромного числа мышей родственники погибали на руках, — пояснила бывший генерал, мрачно глядя на дорогу. Карабина ощущала ужас, накатывающий на ее ребенка от вида, который перед ними разворачивался. — Когда была война с плутаркийцами, было так же? — тихо спросила девушка, подтянув к себе ноги, обняв их хвостом и руками. Смотреть на родной мир было больно. — Вначале, да, было. Потом они все разрушили и просто продолжали выкачивать ресурсы. Когда тебе было четыре, мы почти всех уже выставили с Марса, в течение следующих лет были отдельные стычки чаще даже не с рыбоголовыми, а с крысами и рейдерами, а также долгое заключение мира. За те годы мы уже здорово успели восстановить инфраструктуру, к моменту принятия официальной капитуляции открыли учебные заведения, почти все вернулись в свои дома. А сейчас ты видишь, что бывает сразу после того, как заканчиваются боевые действия. Но успокою тебя: в пригороде все в гораздо лучшем состоянии. Основные удары были сосредоточены на крупных городах, а у нас уже работают несколько школ, больница, открываются магазины. В паре десятков километров от города даже растительность и озерца сохранились, не все уничтожены. Соседи буквально на днях вернулись с Урана. Рассказывая все это, Карабина хмурилась, поджимала губы и бросала полные ненависти и боли взгляды вокруг, и было заметно, что даже от воспоминаний и вида разрушений, окружавших бывшего генерала, ее руки, сжимавшие руль, тряслись. Немного помолчав, она произнесла: — Я рада, что тебя и Харлея тут не было. «А я рада, что тут не было тебя», — подумала Нагината, грустно глядя на мать. Карабина же, выхватывая опытным взглядом разрушения и следы перестрелок, снова и снова задавала себе вопрос, был ли шанс на иное развитие событий, если бы она не подала три года назад в отставку...