***
Нагината устроилась в мамином кабинете с учебником по биомеханике. Материал был сложным, ей с трудом давалось понимание того, как работает мышца. Тем более, что вместо картинок из учебника перед глазами вставал накачанный, покрытый серой шерстью, под которой при каждом движении перекатывались жгуты каменных мускулов, торс, столько раз перенесенный ею на бумагу. Она в пятый раз перечитывала мудреную химическую формулу, как вдруг ее ухо выхватило имя… — …И как он? — спросил папа. — Наконец-то дома. Я заезжаю к нему на квартиру раз в два-три дня, привожу, что просит. — Реабилитация закончена? — обеспокоенный голос мамы. — Почти. Но Огонек, кажется, никак не может пережить то, что видел. Говорит, даже плутаркийцы не творили такого кошмара, как крысы и псы. Им подкидывали изувеченных, но еще живых детей в лагерь, пытали тех, кого удавалось взять в плен… — Модо, тише! Не нужно это детям слышать… — Терри, понизив голос, оборвала мужа. — Да, ты права. Он не много рассказывает, но от того, что услышал, даже у меня кровь в жилах стынет, — голос Модо дрогнул. Наги, выронив из рук учебник, замерла, обратившись в слух. «Огонек дома. Дома. Дома». — Эта мысль билась, как птица, виски пульсировали. Практически не задумываясь, что она делает, девушка очень тихо вышла из кабинета и выскользнула в коридор. План действий сложился в голове сам собой. «В гараже мальчишки исследовали мамин «Турер». За папин «Харлей» достанется, да и не поедет скорее всего умный мотоцикл: кажется, отец ему запретил возить детей. Значит, нужно осторожно взять ключи и документы от машины, которая стоит возле гаража. Главное, аккуратно сдать задним ходом так, чтобы не задеть минивэн дяди Модо…» Девушка устроилась за рулем, поправила настройки кресла и зеркал, как учили ее в автошколе, переключила передачу, и аккуратно сдала назад. Парктроник запищал, показывая расстояние до расположенных сзади препятствий, руки судорожно вцепились в руль, тело бросило в жар от волнения. Ей казалось, что предупреждающие сигналы автомобиля слышны всему кварталу, и мама с папой вот-вот выбегут из дома и потребуют пояснить, куда это она собралась без спроса, одна и на ночь глядя. На байке мышка чувствовала себя увереннее, машину, тем более достаточно большую, водить приходилось не часто, она нервно кусала губы и просила Фобос об удаче. Услышали ли ее высшие силы, или желание незаметно уехать из дома было очень велико, но Наги удалось выкатить этого расцарапанного ревущего монстра на дорогу, не врезавшись в другие машины и не снеся забор. На звук отъезжающего внедорожника из окна выглянула только вездесущая соседка, приподняв брови, посмотрела на часы и проводила беглянку долгим взглядом. Где живет мышь, Наги знала прекрасно: они не раз бывали в небольшой холостяцкой квартире Огонька, заезжая то за теплым пледом, то за водой, то просто перехватить кофе с бутербродом. Одинокому мужчине вполне хватало для ночевки просторной студии, где все: и гостиная, и коридор, и кухня — было единым помещением, разделенным на зоны, только спальня, куда ей не позволяли даже заглянуть, находилась в просторной нише, отделенной от остального помещения раздвижными дверями из черного непрозрачного стекла. На девушку, едва сдерживающую счастливую улыбку, хлынули воспоминания о нотках терпкого шафрана и красного апельсина, ненавязчиво, но очень четко ощущающегося в воздухе жилища. Так пахла куртка Огонька, которую он набрасывал ей на плечи. Этим ароматом ее окутывало каждый раз, когда она, прижавшись всем телом и уткнувшись носом куда-то между мощных лопаток, сидела сзади мужчины на мотоцикле. В один из визитов ей удалось идентифицировать источник — флакон мужского парфюма на полке у выхода. Она внезапно поняла, как истосковалась по этому теплому родному запаху. Руки, переключая передачу, тряслись, от волнения била дрожь и что-то сжималось в животе, как-будто огонь вспыхивал. Дядя Модо говорил, что молодой воин еще восстанавливается после ранения. Может быть, нужна перевязка? Укол? Она теперь может, она научилась! Ей есть что предложить помимо стакана воды и чтения книжек! Последний поворот — и вот знакомый дом! Само здание не пострадало, а вот зона парковки была взрыта разорвавшимся снарядом. Припаркованного транспорта было значительно меньше, чем раньше, и лишь в пятой части окон горел свет, хотя только два года назад весь жилой комплекс был полностью заселен семьями молодых военных. Внезапно в голову пришла ужасная мысль: а если мужчины нет дома? Наги все же удалось припарковаться совсем рядом с подъездом и, выскочив из машины, она нашла глазами знакомое окно. Светится! Свет слабый, видимо, от торшера, стоящего около широкого черного дивана, обитого жесткой кожей, но дома явно кто-то был! Пытаясь сдержать дрожь, девушка заперла замок и по знакомым ступенькам поднялась в квартиру. Трепещущий палец нажал на звонок. Минуту, показавшуюся ей вечностью, внутри не было слышно ни звука, и она снова позвонила. А потом раздались шаги, тяжелые, непривычные… — Дядя Модо, ты не говорил, что… — Растрепанный, какой-то измученный, с опухшими глазами, еще более красными от потрескавшихся капилляров, Огонек ошарашенно смотрел на нее. А она не заметила, что его шерсть потускнела. Она не видела морщинок, что залегли под глазами и у губ. Не видела вен, исколотых иголками. Не видела глубокого шрама, что тянулся от сгиба правой руки и терялся под черной футболкой. Не чувствовала запаха крепкого алкоголя. Она видела сбритые на висках, но отросшие в середине волосы, собранные в короткий, небрежный хвостик, огненный росчерк на буром — вот он, такой знакомый. Видела глаза, что смотрели удивленно, растерянно, но с теплотой, разгорающейся в пламя. Видела губы, что беззвучно шептали имя. Наги, не говоря ни слова, сделала шаг навстречу, обняла за шею и услышала, как бешено застучало его сердце. Оно снова билось в унисон с ее собственным. Девушку окутали шафран и апельсин. От облегчения она всхлипнула и вжалась мокрым от слез лицом в широкую грудь, дотянуться выше не позволяла разница в росте. Оказывается, время затерло воспоминания о том, насколько он был высок. Дверь за спиной с тихим шипением закрылась, и на талии сомкнулось кольцо сильных рук, прижимая крепче, в волосы зарылся серый нос, жадно втягивая воздух. Они стояли, обнимая друг друга, осознавая, что время разлуки подошло к концу. — Нагината… — хриплый выдох обжог основание антенн, послав стайку мурашек вниз по спине, вздыбивших шерсть на шее, и вырвав едва слышный стон из ее груди. — Ты… не сон… — Не сон, — она подняла на него глаза, зарылась пальцами в волосы на макушке и потянула его лицо ближе. Приподнявшись на цыпочки, девушка нашла сухой, отдающий табаком и виски рот, и несмело коснулась его своим. Прижав ее сильнее, Огонек скользнул языком по девичьим губам, послушно раскрывшимся навстречу их первому поцелую. Со стоном выдохнув, он аккуратно углубил его, пробуя, показывая, направляя. Повинуясь инстинктам, мышка попыталась ответить, повторяя движения своего значительно более опытного мужчины. Это было совсем не то, что целоваться с мальчишкой на заднем дворе школы, пытавшемуся, кажется, откусить ей гланды и облапать за попу. Мужчина вкладывал всю душу, все несказанное за эти годы в каждое прикосновение языка, в каждый осторожный укус. Задрожав, она почувствовала, как сильные пальцы осторожно погладили обнажившуюся поясницу между джинсам и поднявшейся футболкой. Ее руки очертили контур могучих плеч, возвращая ласку. — Ты… настоящая… — Спустя несколько минут, полных нежными, осторожными касаниями, он разорвал поцелуй, прижавшись лбом к ее шее. Его тяжелые выдохи посылали волны дрожи по юному телу. — Сколько раз ты вот так приходила ко мне во снах. А потом я просыпался… Не задумываясь, что делает, Наги откинула голову, открывая доступ к коже шепчущим, ищущим губам, несмело касающимся под самым ухом. Уловив движение, он позволил себе открыто поцеловать ее, осторожно прикусить бархатистое ушко. Мощный электрический разряд прошел по всему телу Нагинаты от дернувшихся антеннок до самого кончика непроизвольно хлестнувшего по бедрам хвоста, и внезапно для самой себя девушка громко застонала, инстинктивно вжимаясь грудью в сильный, твердый торс. — Девочка моя! Ну что же ты делаешь?.. Почти болезненный мужской стон еще раз обжег шею, внезапно заставив соски напрячься и затвердеть. Задохнувшись, Огонек почувствовал их через тонкий барьер из ткани и с ужасом понял, что это сорвало все тормоза на его изголодавшихся по женской ласке инстинктах. Мужчина попытался отчаянно вцепиться уплывающим от страсти сознанием хоть во что-то, что могло удержать его в реальности, но уже в следующее мгновение, подхватил девушку под бедра, поднял вверх и вжал спиной в холодную стену. Вскрикнув от неожиданности, она охватила ногами его талию, снова обняла широкие плечи. Вжимаясь в ее тело, изучая его жаждущими ладонями, он снова нашел ее рот своим, настойчиво овладев им, затягивая в полный огня, взрослый поцелуй. Наги, подхваченная этим зовом, снова зарылась пальцами в его волосы, не давая даже подумать о том, чтобы отстраниться, и с готовностью ответила. В низу живота загорелось пламя от чужих рук, впервые блуждающих по телу, от властных губ на ее губах, от желания, что мощной волной шло от мужчины и передавалось ей. Она сильнее сжала его ногами, крепкие бедра толкнулись вперед, разделявшая их одежда не смогла скрыть той реакции, которую вызвали ласки… Внезапно накатившая волна липкого страха охладила ее пыл. Слишком поспешно все происходило. Слишком настойчиво. Слишком… по-взрослому. Вот сейчас? Сразу после встречи? Не рассказав, как провели эти годы, как тосковали? Тело девушки напряглось, больше не отзываясь на обжигающую страсть. Почувствовав ее реакцию, Огонек как будто очнулся и чуть не взвыл, заставляя себя оторваться от губ, которых он так жаждал, и снова уткнулся в нежную шею, тяжело дыша, больше не пытаясь целовать, но все еще не в силах перестать вжиматься бедрами. Вдыхая аромат, о котором он грезил долгие годы, гораздо дольше, чем она думала, уговаривая себя остыть, принуждая руки выпустить из плена самую желанную из женщин, что у него были. Приложив огромное усилие, мужчина разжал объятия и зажмурился, с трудом заставляя себя не наброситься на нее снова, когда почувствовал, как плотно обтянутые джинсами ноги скользнули с талии и гибкое тело, все еще зажатое между ним и стеной, проехалось по напряженному до боли члену. Многие годы мучительного ожидания, когда из всех девушек, что проявляли к нему интерес, он выбирал исключительно рыженьких, чтобы хоть как-то утолить свою жажду; последние несколько лет полного воздержания и постоянной близости смерти готовы были разнести в клочья все преграды, что он строил между ними, пытаясь обезопасить от себя ее юность. Он горел в своей страсти, задыхался в ее страсти, которую так отчетливо ощутил, но заставил себя остановиться, обострившимися до предела чувствами уловив страх и неуверенность любимого существа. Чтоб не искушать себя, Огонек, не переставая втягивать носом пьянящий аромат просыпающейся женщины, положил руки на стену с двух сторон от ее головы. Пальцы, казалось, жили собственной жизнью и продолжали поглаживать холодный кирпич, ожидая почувствовать под подушечками тепло податливого тела. Наги, замерев и прижавшись щекой и ухом к его груди, слушала, как бешено колотится сердце, и успокаивающе гладила по затылку и антеннам. Мужчина позволил себе еще один короткий, осторожный поцелуй, на который она несмело ответила, и отстранился, заглядывая в растерянные глаза. — Я люблю тебя, — его пальцы нежно скользнули по ее щеке, и девушка прикрыла глаза, подставляя лицо под его невесомые касания. — Я люблю тебя, — шепнула мышка, не поднимая ресниц. — Как обещал, да? — Она улыбнулась, вспоминая их последний разговор. — И кажется, даже больше. — Короткий смешок и нежный поцелуй, тот, о котором они условились год назад по телефону. — Прости, я напугал. Потерял голову, когда увидел. — Ммм… — она покраснела и поцеловала его пальцы, осторожно изучающие ее лицо. Мышь проследил очертание покрасневших губ, и в хмельную голову сами хлынули мысли, что можно было бы сделать с этим чудесным, припухшим от его ласк ртом. Он понял, что нужно срочно отправлять ее домой. — Как ты узнала, что я здесь? — К родителям приехали твои и дядя Винни с семьей. Я подслушала. — Она улыбнулась, нежась в его ладони, поглаживающей шею. — Дай догадаюсь: ты не сказала, что уехала? — Он строго посмотрел на гостью. — Эээ… нет… — И не написала записку? — Не-а. — А почему тогда у тебя телефон еще не разрывается от звонков? — спросил мужчина, быстро прикинув время ее отсутствия. По его расчетам получалось, что Троттл с Карабиной должны уже с ума сходить, а если поняли, что она у него, буквально через несколько минут его дверь выбьют с помощью силовой перчатки, и, с учетом открывшейся картины, с высокой долей вероятности он получит в морду. Причем сначала от отца девушки, а потом от собственного дяди. От Модо скорее всего даже не левой рукой. — А я… телефон забыла, кажется… И взяла мамину машину без спроса… — Наги виновато опустила глаза, поняв, что поступила крайне безответственно. Огонек сквозь зубы выразился так, что очаровательные рыжие ушки стали ярко-красного цвета. А если бы он не нашел в себе силы оторваться от нее?! — Нагината, ну где твое чувство самосохранения, а? Сбежала из дома, никому ничего не сказала, без телефона, и позволила нетрезвому мужику, два года не видевшему женщин на войне, запереть за собой дверь! Ты вообще понимаешь, чем это для тебя могло обернуться? — он строго посмотрел на нее сверху вниз, расправляя плечи и заставляя ощутить всю свою силу. — Но… это же ты… я тебе доверяю. — Она смутилась, покраснев еще больше. — Ну и зря. Если думаешь, что у меня не возникает никаких нехороших мыслей при виде тебя, за которые Троттл меня убьет, а дядя Модо воскресит, чтоб убить повторно, сильно заблуждаешься, — он постарался смягчить свой голос, чтобы пугать не слишком сильно, но Наги все равно затаила дыхание и инстинктивно прижалась к стене, глядя на него широко раскрытыми глазами. Он склонился к горящему девичьему ушку, прошептав: — И поверь, ты очень серьезно испытываешь мою выдержку, когда находишься так близко… Выдержав небольшую паузу, он отстранился, улыбаясь уголками губ, и нашарил телефон в кармане штанов. Пожалуй, хватит ее пугать. Судя по виду, все она поняла! Он набрал номер отца мышки, надеясь, что не услышит звук вызова из-за собственной двери. Трубку быстро сняли, нервно рявкнув короткое приветствие. — Троттл, привет! Никого не потеряли случайно? — В ответ серый услышал отборный фирменный мат на трех языках. Судя по характеру выражений, папа его гостьи предъявлял претензии не лично ему, а ситуации в целом, и суть его нецензурной тирады заключалась в вопросе, знает ли Огонек, где носит дочку. — У меня она. Все нормально. Внушение сделал, больше вот так убегать не будет. По жопе не лупил, оставил тебе. — Серый весело подмигнул сникшей девушке. — О том, как опасно ходить в гости к мужикам вечерами, объяснил. На словах. — Кажется, казарменная брань, которой сейчас ругалась трубка — это мамочка такие слова знает! А она, Нагината, половину впервые слышит! Мужчина чуть не рассмеялся, заметив, как опустились рыжие ушки: — В общем, не наказывайте сильно. Наги услышала, что я вернулся, и приехала поздороваться. Сейчас домой ее отправлю. — Телефон выдал что-то весьма грубое, и мужчина, посмеиваясь, закончил вызов, а потом осторожно обнял мышку за талию и притянул ближе. Наги ответила на объятия. — Тебе пора, — едва слышный шепот в губы. Легкое, аккуратное касание, полное нежности. Девушка ответила таким же легким, несмелым поцелуем. — Я провожу до машины. — Огонек потянулся за курткой. — Я так и не узнала, что с тобой. Дядя Модо сказал, ты восстанавливаешься после ранения. От этих слов мужчина как-то смущенно одернул рукава черной футболки и поспешно оделся. Взяв ключи, он открыл дверь и выпустил ее из квартиры. — Ты не замерзнешь? Может, что-то дать накинуть? — Он внимательно оглядел ее. Наги кивнула, в очередной раз смутившись, что мышь все продумывает за нее. Огонек снова зашел домой, и только тогда девушка заметила, что он хромает, припадая на правую ногу. Двигался он при этом достаточно быстро, вернувшись с теплой толстовкой буквально через минуту. Наги сунула руки в рукава и на секунду зажмурилась, ощутив запах шафрана и красного апельсина. — Пахнет тобой. — Она улыбнулась запирающему дверь мужчине. — Надеюсь, не сигаретами и потом? — он, кажется, напрягся, и Наги рассмеялась. — Нет. Твоим одеколоном. С полки. Ну и табаком. Чуть-чуть. — Она снова улыбнулась, но тут же посерьезнела. — Что с ногой? — Противопехотная мина. Помнишь, я звонил из госпиталя? Заживает долго и тяжело, но прогресс есть и, главное, она на месте. На байке езжу, как прежде, а вот ходить бывает больно. Восстанавливаю. Все хорошо будет. — Он сплел их пальцы и потянул на улицу. — И поэтому ты несколько месяцев провел в закрытой больнице? — она с недоверием посмотрела воина. Что-то тут явно не то. — Наги, давай я про это расскажу при встрече, когда будет время, хорошо? — Они вышли на улицу, и он обнял ее за талию, поцеловав в макушку. До машины было всего несколько метров. Как она жалела, что припарковалась не на другом конце стоянки! — И когда она будет, эта встреча? — Дай мне пару дней. Я тут немного позволил себе расслабиться, впервые оказавшись дома за столько времени. Отосплюсь, вспомню, как это — жить не в госпитале или казарме с сотней других грубых солдафонов, и приеду, хорошо? Номер у тебя не изменился? — Она отрицательно покачала головой. — Я позвоню завтра узнать как дела. И обещай, что напишешь мне, когда доедешь. А теперь время прощаться. — Он повернул ее к себе лицом, поглаживая плечи. В смотрящих на него глазах отражались звезды. Девушка сама потянулась к губам, даря легкий прощальный поцелуй. — Я буду ждать звонка. — Они были так близко, что их дыхание смешивалось в одно. — Я буду ждать сообщения. — Он нежно поцеловал ее в щеку. Открыв перед ней водительскую дверь, Огонек помог девушке забраться в высоченный автомобиль, устроил ее на сидении и, позволив себе слабость, мимолетно погладил по бедру, пристегивая ремнем безопасности. Она хитро улыбнулась, показывая, что заметила. Мышь подмигнул ей, захлопнул дверь и отошел на несколько шагов, давая возможность развернуться. Машина тронулась, унося ту, что сегодня настолько воспламенила его страсть, что он потерял над собой контроль. В будущем придется избегать встреч в квартире, если он не хочет (а он очень хочет!) потерять голову и поторопить события, пустив псу под хвост все годы ожидания. Поднимаясь домой, Огонек был уверен, что сегодня не раз вспомнит их ласки и не раз ему придется гасить тот пожар, который вызвала Нагината своим недолгим присутствием рядом с ним. Мужчина отпер дверь, подошел к окну, распахнул его и закурил сигарету, глядя на небо. Выдохнув дым, набрал полную грудь прохладного ночного воздуха, и впервые за долгое время его губы, на которых все еще горели их первые поцелуи, растянулись в безмятежной улыбке. Он почти забыл, как хорошо, когда кто-то обнимает. Он почти забыл, как красивы звезды в доверчиво раскрытых глазах. Он почти забыл, как полыхал рядом с ней. Он почти забыл, как пахнет счастье. Сегодня он наконец вспомнил, как хороша жизнь!Глава 7. В огне
24 марта 2021 г. в 23:31
Спустя 9,5 лет после подписания мира с Плутарком
Нагината была дома почти два месяца. За это время у нее не было ни одной весточки от Огонька.
Взрослые уверяли, что он жив. Дядя Модо, хмурясь и отводя глаза, рассказывал о прохождении реабилитации после полученного ранения и о том, что по условиям лечения племяннику запрещено связываться с внешним миром. Известия они как семья получали от врачей, общения же с самим пациентом не было. Рассказывать подробности серый отказался, ссылаясь на то, что ничего не понимает в медицине.
Сердце Наги сжималось от неизвестности, она с трудом находила себе место от беспокойства, но изменить ситуацию ей было неподвластно, поэтому все, что оставалось — ждать и верить в лучшее.
Чтобы отвлечься, девушка целыми днями читала литературу для абитуриентов медицинских вузов. Огонек до отъезда на Венеру помогал с биологией, анатомией и химией, которые сам он, как выяснилось, знал весьма прилично. На вопрос откуда, ухмыляясь, объяснял, что солдату нужны эти дисциплины, чтобы собрать бомбу, правильно вести рукопашный бой и оказывать первую помощь. Имея очень неплохую базовую подготовку и год учебы в медицинском колледже, Наги была вполне уверена в том, что сможет поступить на лечебное дело и подала документы в Медицинский университет, занятия в котором обещали начать уже через несколько месяцев. Планете срочно нужны были врачи, многие погибли во время войны, и правительство делало все, чтобы восстановить резервы. Родители пробовали отговорить и убедить ее продолжить заниматься искусством, но девушка твердо решила приносить родному миру реальную пользу, а рисование оставить в качестве хобби.
Нагината с тоской отложила художественные принадлежности и стала заполнять полки нужными книгами. У нее было не так много времени, чтобы еще раз просмотреть учебную программу и как следует повторить материал к экзаменам. Правда, вечерами она все же доставала планшет и переносила в него образы, рождавшиеся в голове. Это были всего лишь наброски, разительно отличавшиеся от тех работ, в которые она вкладывала часы времени и самые сильные эмоции, но на них по-прежнему легко узнавался крепкий мужчина с рыжим росчерком в челке.
Так, за изучением полезной литературы и легким вечерним скетчингом тянулось время. Марс медленно возвращался к жизни. В новостях постоянно рассказывали, как Стокер и его министры не вылезают из-за стола переговоров, выгрызая для пострадавшей планеты продовольствие, зерно для посевных, привлекая инвесторов, готовых вкладывать деньги в строительство заводов и развитие сельского хозяйства. В городах стали появляться мыши, возобновлялось транспортное сообщение. В невероятном темпе возводились дома, тем, у кого была земля, выделяли стройматериалы для новых построек. Во всех СМИ глава Марсианской республики постоянно призывал население сплотиться и помогать друг другу, рассказывал об очередности объектов под восстановление, о том, что сейчас все ресурсы приходится направить на жизнеобеспечение, но через год-два снова развернутся программы по озеленению планеты и поддержке семей. Ему безоговорочно верили. Лидеру, остановившему безумных предателей, снова отбросивших только начавший жить мир на полтора десятилетия назад.
В один из вечеров в их доме собрались все три семейства известнейших героев плутаркийской войны. Харлей с тройняшками закрылись в гараже. Им было почти по четырнадцать, и любимым делом подростков было обсуждать и по возможности даже пытаться разбирать отцовские байки. Недавно их стараниями «Чопер» дяди Модо лишился колеса, и тот долго ругался, когда обнаружил это, собираясь выехать прокатиться. Под его строгим взглядом Чоперу, Трайку и Скарверу пришлось срочно ставить детали на место, прижимая уши от ехидных замечаний великана, а потом неделю драить его любимого «конька» вместо видеоигр. Помня нагоняй, ребята вроде ничего больше не пытались прямо капитально исследовать, но хозяин дома все равно раз в полчаса сбегал в гараж проверить, цел ли «Харлей». Поняв, что внимательно следят только за состоянием черного байка, мальчишки подобрались к маминому «Туреру».
Девочки убежали играть на задний двор. О чем они там шушукались, слышно не было, но дядя Винни то и дело высовывал голову в ведущую на улицу дверь. За то время, что «его девочек, всех трех» не было рядом, он стал еще более опекающим и заботливым. Наги слышала, как как-то вечером папа рассказывал маме, что без Чарли и дочерей альбиносу совсем сносило крышу. Он лез во все возможные драки, гонял на запредельной скорости, а вечерами сходил с ума один в пустом доме. Расставание далось ему тяжелее, чем остальным мужчинам, и теперь он никак не мог поверить, что семья снова рядом. Руки землянки из своей он старался не выпускать.
Модо казался спокойнее, как будто в долгой разлуке и неизвестности ни разу не сомневался, что снова свидится с родными. А вот Терри, пытавшаяся сохранять видимую безмятежность, нет-нет, да и прижималась всем телом к мужу, пряча внезапно появляющиеся слезы на его груди, желая убедиться, что они снова вместе. В такие минуты серый аккуратно целовал ее в макушку и, смущаясь, что-то шептал в самое ухо, от чего мышка благодарно улыбалась, и ее глаза лучились теплотой.
А папа с мамой вели себя как подростки, когда думали, что их никто не видит. Объятия, поглаживания по коленке под столом, влюбленные взгляды. Дочь взяла за правило как можно громче топать и мяться, входя в комнату, где потенциально могут находиться родители, после того как застукала их на кухне поздно вечером, полураздетых, за достаточно откровенными ласками. Мама свалилась со стола, папа вспомнил казарменный лексикон, выражая смущение от внезапного конфуза, а Наги убежала к себе и почти сутки просидела в комнате, не в силах показаться взрослым на глаза и понимая, что у нее загораются уши от одного воспоминания о том, что она видела. Нет, предки молодцы и она искренне за них рада, но ситуация смущала до дрожи. Их, кажется, тоже. В итоге только на следующий день к ужину маме удалось выманить прячущую глаза и ужасно голодную мышку на запах любимого блюда. Обменявшись взглядами, они без слов договорились просто не вспоминать тот эпизод. С тех пор мамины стоны слышались только из надежно запертой родительской спальни поздно вечером, но девушка все равно перестраховывалась.
А еще ужасно завидовала. Юная душа отчаянно тосковала по любви, пробуждая чувственность тела.