Сними с меня крестик

Вот и конец. Иван подходит, нет, медленно подплывает к нему. Сердце стучит почти в горле, руки противно холодеют, пальцы на ногах поджимаются, и всё это происходит слишком быстро, но длится слишком медленно... Бес будто специально не торопится, будто проверяет Федину решительность... Или даёт шанс передумать. Когда мужчина огрубевшими пальцами, касаясь нежной кожи на ключицах, берёт ниточку, Федя закрывает глаза, сжимает кулаки и в последний раз мысленно просит прощения у Бога. И вздрагивает, когда слышит голос Ивана. – Нитка тоже освящена, – не вопрос, утверждение. Всё. Лёгкое движение, и почти сожённая нитка рвётся. Всё. Всё. Всё. Теперь он больше не нужен Богу, если родители узнают, наверняка отрекутся, он больше не под защитой ангелов, он теперь сам по себе, Господи, чьё имя нельзя произносить всуе, каким же он стал грешным... Юноша осторожно открыл глаза. И... Ничего не изменилось. Он несмело перевел взгляд на беса, что сейчас стоял в шаге от него. Чужие глаза были наполнены жадностью, будто Федя уже принадлежал ему. Но ведь так оно и было... Федя не успел ахнуть, Иван, словно изголодавшийся, молниеносно бросился на него. Горячий поцелуй в распахнутые губы, сразу углубляя, толком не распробовав на вкус, и юноша лишь сдавлено пискнул, когда его повалили на кровать, хищно нависая. Попытки ухватиться, погладить чужие крепкие плечи и спину, привели к сжатию тонких запястий над головой. Федя тихо постанывал, пока бес жарко смаковал его губы, обводя свободной рукой изгибы его тела. Юноша попытался выкинуть все мысли из головы, и просто отдаться, но по-настоящему он смог это сделать, когда Иван коснулся его там. Хотелось закрыть лицо руками, но они были слишком крепко зажаты, хотелось свести ноги, но между ними был Иван, хотелось хоть сейчас не стыдиться удушливо, но чужие зубы так приятно кусали шею и обхватывали чувствительную кожу губами, что заглушить стоны было невозможно. Боже, как же хорошо... Иван немного грубо и жадно начал растягивать его. Федя изметался на простыни, жалобно заламывая брови, надеясь, что бес заметит это и хоть немного сжалиться. Всё это было так горячо, так откровенно, так восхитительно хищно и грубо, что юноша не выдерживал... Но приоткрыв глаза, Федя понял, что бес слишком занят его ключицами и плечами. – В-Ваня... Пожалуйста... Не так... Не так... – юноша не смог, не только сформулировать мысли, но и произнести их. – Что "не так"? – а Иван специально издевался. Федя столкнулся своим молящим взглядом с голодным взглядом Ивана, и именно в этот момент пальцы беса нашли то самое место. Юноша, зажмурившись, выгнулся в спине и что-то неясно простонал. – Теперь всё так? Или лучше по-другому? – и мужчина начал водить там пальцами... – Ответь же, Федюша, или мне стоит прекратить? – Н-нет... – юноша нашёл в себе последние силы, – Нет, мне... Мне очень... Очень х-хорошо... – дыхание совсем сбилось, Федя зажмурился. – Ну раз хорошо... – и на этих словах Иван вытащил пальцы. Федины разочарованные возмущения мужчина прервал, – Будет ещё лучше. Юноша смолк и где-то в животе снова зародился непонятный страх... Но он показался Феде таким глупым. Он вроде как сам этого хочет, значит, всё нормально. И... Это же Иван. Разве он сможет навредить ему? Точнее, захочет ли?.. Толчки, несмотря на желание беса, были плавными и осторожными. Ощущения были очень странными, такими новыми, и слегка приятными. В некоторые моменты, особенно в те, когда Иван проникал глубже, Феде хотелось отстраниться, или уползти повыше, но хватка беса была слишком крепкая. И тогда юноша осознал, что даже если он сильно постарается, оттолкнуть мужчину не получится... И Иван может сделать всё, что ему заблагорассудится, хочет Федя этого или нет. От этих мыслей внизу живота будто что-то натянулось... Юноша тихо простонал. Насколько же он стал грязным и порочным, что ему нравятся думать о таком и чувствовать это? Одни лишь вспышки картинок, как Иван берет его насильно, и Федя сладко прогибается. А потом ещё раз, и ещё, потому что Иван вновь начал задевать это местечко. – Ты принадлежишь мне... И только мне... – сбивчивое дыхание и низкий рык прямо над ухом, – Ты меня понял?... – стон в ответ, – Ещё раз... Ты меня понял? – Да-а...

***

Юноша лежал, и не смыкая глаз, смотрел на окружающее. Ничего не изменилось: всё такая же непривычно темная в такое ранее время комната, всё также везде, где только можно, стоят догоревшие остатки свеч, и только сцветающее утро обрамляет своим свечением две фигуры, что так близко сейчас лежали. Господи, чьё имя нельзя произносить всуе, каким же он стал грешным и порочным...