Дочь кипариса

      Пребывание в аэропорту смешалось в единую карусель звуков, цветов, и мне было непривычно слышать столько разных корейских слов, что были подобны какофонии для моей головы, что за последние несколько лет слышала только английскую речь. Я практически хваталась за руку мамы, пыталась успеть за ней, но меня интересовало буквально всё в громадном здании: я следила за каждым лучиком солнца, что отскакивал от пола, наблюдала за людьми, спешащими на рейс или бегущими с него в объятия родственников. Лишь я не спешила ни с кем обниматься, тем более человек, сопровождающий меня, находился рядом, пытался помочь дотащить чемодан, но я не дала этого сделать — зачем, если он всё равно лёгкий, хотя в него до этого напихали буквально всё?       На выходе нас уже ждала машина с личным водителем — оказывается, мама действительно подсуетилась, взяла своего мужа в оборот и получала от него многое: дорогую одежду, украшения, личных визажистов и парикмахеров, а также вполне себе хорошего психолога. Последний пункт меня особо радовал, потому что она нуждалась в квалифицированном специалисте, что разберётся со всеми её тараканами, отправит их в дальнее плавание и заставит навсегда забыть о разного рода травмирующем опыте. Вся эта мишура по типу смены имиджа и остальной херни не помогает никогда, даже если расстаёшься, снаружи убрать можно всё, но внутри остаётся огонёк, который может раздуться до Лондонского пожара, что убьёт буквально каждого. Мы сели в салон, и мама прощебетала нужный адрес, взяв меня за сухую горячую ладонь, и я отвела глаза, дабы не пересекаться с ней взглядом; я боялась всяких её расспросов, тем более по поводу моего имиджа или подруг, что не хотели отпускать меня из Новой Зеландии, и женщина категорично заявила, заставив меня повернуться к ней и раскрыть от удивления рот:       — Сегодня ты меняешь номер телефона, и чтобы я не слышала пустого трёпа с твоими подружками. Они — сброд и сборище грязи, рассадник всяких болезней, ты думаешь, после этого они достойны твоего общения?       Очень лицемерно и даже забавно говорить про такие вещи, причём что она, что я происходили из низшего слоя населения, что были обременены разного рода тяжбами и лишениями. Да, сейчас мы могли себе позволить сходить в ресторан и вкусно поужинать, не жалея денег и хвалы повару, но раньше я облизывалась, смотря на куриные наггетсы из Макдональдса, и не могла даже взглядом попросить маму купить мне самый мизер. Мне хотелось пресечь её речь, сказать, что она во многом не права и заблуждается, потому что ей разум затмил мужчина с тугим кошельком и большими планами на неё, но я резко решила, что лучше всего промолчать: сохранится нужный мне ресурс — терпение, — да и очень уж сильно после перелёта хочется спать. Для меня ни одно путешествие не проходило безболезненно, очень даже наоборот, меня выворачивало после того, как мы прибывали в отель, а девочкам приходилось заставлять меня лежать и спать, чтобы к концерту или ещё какому-нибудь важному событию я была огурчиком. В те моменты обо мне заботилась Лиса, такая суетная, такая забавная, и я даже в некоторые моменты думала, что влюбилась в неё, настолько она была ко мне добра и желала лишь счастья; пускай Лили со времён стажёрства встречалась с Бэмом, а я откровенно крутила шашни с Джиёном, между мной и макнэ чувствовалась связь, которую обоюдно не хотелось разрывать.       — Мам, но они мои подруги… я не могу просто взять и вычеркнуть их из своей жизни, — пролепетала я, чувствуя, как наманикюренные ноготки впились в тонкую кожу моего запястья. — Ты же, в принципе, не слышала, как я жила в Окленде…       — Не блядовала и на том спасибо, — даже водитель, кажется, устал от этого разговора, но женщина, глянув в зеркало заднего вида, продолжила: — чтобы узнать, что такое дружба, надо не один год на свете прожить, ты ещё слишком маленькая для того, чтобы называть этих белокожих своими подругами.       Мама воспитывалась в среде расизма и пропагандировала эти идеи, ненавидя каждого европейца, темнокожего, да кого угодно, кроме корейской нации, потому что мы — угнетённые, мы имеем на это право и должны бороться за свою свободу, чтобы властвовать над миром. Её суждения о дружбе не приносили мне удовлетворения, к сожалению, глубоко откладывались в голове, и, став старше, я начала понимать, насколько же мы с этой женщиной похожи: характер, привычки, взгляд, нерациональное порой чувство отвращения к людям, и как бы меня ни разбирали психологи на ютубе, они даже не знали, что все проблемы идут из детства, что меня ожесточило стажёрство и что первое, что я сделаю, когда подвернётся возможность убить — я убью. Этого не мог предположить ни один диванный критик, поливающий меня помоями из-за не так брошенного взгляда или романтических встреч с Каем, влечение к которому не хотелось обсуждать и отвергать, даже мои одногруппницы, ведь знали меня… другой, что ли, более нормальной, более Ким Дженни до приюта.       Когда мы доехали до дома, в котором я буду вынуждена жить, меня поразило то, насколько он был большим: двухэтажный, в элитном районе, с большой чисто моей комнатой, полной разной брендовой одежды и всеми современными на тот момент гаджетами, лишь бы я не заскучала и знала, куда деть лишнюю подростковую энергию. Мне не проводили экскурсию, я сама вкатывала чемодан в гостиную, мама лишь сказала, что моя спальня находится на втором этаже, дверь помечена табличкой, чтобы я не перепутала её с кладовкой, и мне пришлось преодолеть винтовую лестницу наверх с чемоданом в руках, что намеревался скатиться по ступенькам и заставить меня страдать. Мама ушла куда-то, наверно, на кухню, чтобы налить себе кофе и продолжить мне что-то кричать из гостиной, в то время как я буду разбирать вещи, и чемодан мне всё же удалось затащить со скрипом и болящими ладонями. Я стала идти по полу, где был постелен ковёр, и пускай он затруднял движение багажа, через пару минут я была прямо перед дверью собственной комнаты, что поражала своим простором, чистотой и, как в тех самых американских сериалах про богатых женщин, окнами в половину стены, что шли от пола до самого потолка. Очень многие элементы интерьера были розового цвета, прямо как я люблю, и я почувствовала невообразимое тепло к человеку, которого теперь называла папой: он не только выделил мне отдельное пространство, где я буду спать, проводить много времени, но и оформил его, из обрывочных разговоров несколько лет назад вспомнив, какой цвет я люблю, что предпочитаю и на что готова ради счастья матери.       — Дженни, разбирайся со своими шмотками быстрее, скоро папа придёт, нам с тобой ещё ужин готовить! — это ли идиллия? Это ли то, о чём я так сильно мечтала все годы, что мы жили с мамой практически в нищете, а я странствовала по разным интернатам, как сирота по бедным родственникам, что могут лишь на некоторое время приютить, не навсегда, чтобы ребёнок не привык к семейному очагу? Нынешнюю ситуацию я представляла очень часто, ведь она была тёплой, доброй и по-настоящему семейной, в то время как мы были лишены постоянного места жительства и иногда даже нормальной еды, что заставляла меня выглядеть болезненно худой и неухоженной.       — Хорошо, я скоро! — прокричала я в ответ и практически упала коленями на пушистый розовый ковёр, надеясь в скором времени зарыться в него, надышаться, натрогаться, а потом улыбнулась — это не реальность, это сказка, в которую я попала случайно, потому надо как можно дольше жить и надеяться, что волшебство не прекратится. К сожалению, всякая магия имеет срок годности, но эта закончилась лишь тогда, когда я встала на ноги на сцене и стала знаменитой — уже не завися от отца, но прикованная к матери, я понимала, что теперь находилась в свободном плавании и могла рассчитывать только на себя, иначе порвут, проглотят, сделают так, чтобы было одно сожаление и горечь на душе.       Я разбирала вещи недолго, всего пару минут, и пускай меня тянуло спать на мягкой кровати и под тёплым одеялом, я спустилась к маме, что находилась на кухне и курила, открыв окно. Честно, я не помнила, чтобы она занималась такого рода вещами, потому и поморщилась, ведь не любила запах сигаретного дыма и банально от него задыхалась. Единственный человек, с курением которого я смирилась, был Джиён, и шлейф дорогих никотиновых палочек смешивался с его парфюмом и порождал огонь в моём теле, распространяющийся по всем сосудам и возбуждающий до такой степени, что хотелось наброситься на него и до исступления целовать. Мама же во мне вызывала отторжение, как и её вредная привычка, внезапно сформировавшаяся, но я решила ничего не говорить вслух и просто промолчать — целее и здоровее буду, потому что при женских скачках настроения было опасно даже косо взглянуть в её сторону — она прихлопнет, как муху, а потом ещё и удивится, почему в моих глазах появились слёзы. Насилие никогда не должно быть в семье, если родитель поднимает руку на ребёнка, то лечиться тут надо папочке или мамочке, что никак не могут совладать со своим гневом, в то время как дочка или сыночек будет искать проблемы в себе и всячески винить не насильников, а жертву, создавая внутренний виктимблейминг и сгибая себя от истерик ещё больше. Мама вскоре затушила в пепельнице сигарету, вымыла руки и, засунув две пастилки мятной жвачки в рот, холодно посмотрела на меня, будто я должна была знать, что она от меня хотела, но чтение мыслей не относится к сверхспособностям, которые даются просто так обывателям: эта черта формируется у морально травмированных людей, которые обязаны в следующую секунду угадывать, взметнётся ли на них ладонь собеседника или нет. Я пока не знала, но эта способность уже присутствовала у меня, пускай не так явно, но я могла выделить каждую материнскую эмоцию, немного предугадать, что она скажет, и вовремя пригнуться, если она захочет мне дать пощёчину за «трудное поведение». Известно же, что родители — пример для нас, детей, так почему же они позволяют себе бить нас, унижать, будто не понимая, что в будущем мы будем себя вести так же, как и они, и ещё неизвестно, кого именно мы будем насиловать — своих же стариков или детей, беззащитных и не могущих дать сдачи в силу своих убеждений, что маму или папу бить нельзя.       — Думаю, можно приготовить кимпаб, — проговорила я, чтобы разорвать нависшую тишину, и даже устремилась к холодильнику, чтобы взглянуть на его содержимое, — я уже осознавала, что в нём много всего, что понадобилось бы для готовки. — Ты как на это смотришь? Я его в Новой Зеландии не ела, очень соскучилась по корейской еде…       — Хорошо, давай приготовим кимпаб.       Сейчас между нами было то хрупкое взаимопонимание, за которое я хотела зацепиться всеми силами, но мы не болтали, как мама и дочка, во время готовки, не смеялись, брызгая друг на друга водой, а всё выполняли молча. Я промывала рис и занималась только им, в то время как мама нарезала овощи для начинки и хмурилась, будто бы какие-то посторонние мысли завладели её разумом, и я не хотела её отвлекать, дожидаясь, пока вода не станет практически прозрачной. После этого я поставила крупу вариться и стала вспоминать, что же делать дальше, но тут мама пришла мне на помощь: просто начала выполнять сама простые операции руками, а когда поспел и рис, мы стали колдовать. Мои пальцы знали, что такое готовка, меня хорошо этому научили в Окленде, и сейчас я прямо почувствовала, что мама восприняла это как должное, будто всех детей родители отправляют в другую страну и там они познают все тяготы жизни. Это так смешно, на самом деле, она за эти несколько лет приехала ко мне только раз, вышла замуж в дистанции от меня, хотя я всем сердцем желала ей счастья, и пускай моим отцом стал по-настоящему хороший и достойный человек, я чувствовала некоторую отчуждённость. У меня всё равно сохранялось ощущение, что меня предали и сделали это самым бессердечным способом, будто я не человек, а какая-то скотина, которую надо ставить в известность только по факту.       Папа был рад видеть меня: он тепло пожал мне руку, а потом осторожно прижал к себе, давая выбор, — либо я его оттолкну, либо прильну, но я слишком привыкла к Смитам в Новой Зеландии, к их маленьким ежедневным обрядам, потому и прикрыла глаза, обнимая. Мне не доставало этого тепла, хотелось насытиться им, и мужчина немного охнул, но всё же втянул даже свою жену в групповые объятия, хотя мне было известно, насколько мама не любила вообще чьи-то прикосновения. Наверно, её всё же так хорошо подлечили, что она решила не сопротивляться, принять всё и начать жить по-новому: с касаниями, объятиями, адекватными диалогами и без признаков паранойи и депрессии, которые в будущем я стала замечать и у себя. Пускай мы были ещё не особо привыкшими друг к другу, я очень старалась изображать из себя любовь и принятие, хоть это и давалось немного со скрипом. Заставлять себя что-то любить и любить по-настоящему — два разных понятия, которые я уяснила очень давно.       — Мы сделали кимпаб, я так давно его не ела, — проговорила я, ведя своего отчима за руку на кухню; мне хотелось какого-то тепла в доме, и я первым делом решила наладить контакт с ним, с тем человеком, который пришёл в нашу семью совершенно недавно. Пусть я тут сама выступала в роли относительно нового человека, потому что уехала из Кореи ребёнком, а вернулась подростком со своими амбициями, желаниями, идеями и стремлениями, мне хотелось показать себя как хорошую. Посмотрите на меня, я удивлю вас в будущем, сделаю так, чтобы вы мною гордились! Я всё смогу, ведь я — Ким Дженни, подросток с максимализмом, который из меня не нужно искоренять, ведь он помогал мне добиваться своего и идти буквально по головам. — Зато, обещаю, каждый ужин я буду радовать вас новыми блюдами, вы просто не представляете, чему меня научили в Новой Зеландии!       — Дженни, дорогая, ты немного говоришь с акцентом, — эти слова остановили меня, и я нахмурилась, повернув голову к маме, что уже взялась за голову и готова была пойти принимать обезболивающее, потому что устала от моего непрекращающегося трёпа. — Давай перед тем, как готовить всякое разное, выравняем твою речь, а то в школе тебя не поймут. Ты вообще хангыль не забыла?       — Почему это я должна была забыть свой родной язык? — проговорила я, усаживаясь за стол и сжимая руки в кулаки — вот так меня задело всё, что только что высказала мне мать. У меня никак не мог сформироваться акцент, я порой разговаривала с местными этническими корейцами на привычном мне языке, я не забыла практиковаться в написании хангыли и даже учила азам Рейчел, по крайней мере, под моим чутким руководством она самостоятельно перевела дебютную песню Big Bang и очень этим гордилась. — Я не столько времени провела в другой стране, чтобы полностью отказаться от Кореи, да и не хотела никогда этого.       — Дженни…       — Давайте не будем ссориться и просто приступим к ужину, — внезапно проговорил отец, и я опустила глаза в тарелку, где уже находилась наложенная еда. Щёки вспыхнули от несправедливости, мне захотелось ударить кулаком по столу, но я сдержалась, взяв палочки, и принялась есть, ведь лучшее, чем я могла позволить себе заткнуть свой рот, был только что приготовленный кимпаб. — Дженни, скажи, ты когда находилась в Новой Зеландии, думала о том, кем хочешь стать в будущем? Может, хочешь узнать побольше о моём бизнесе и стать одной из моделей? Тебя примут по блату.       У меня была одна хорошая и в то же время паршивая черта характера — я желала всего добиться сама, показать всем, что я что-то из себя представляю и без папика за плечами. В нынешнем мире, где главную роль играют деньги, сложно пробиться с относительным талантом, красивой внешностью и без хотя бы миллиона вон в кармане: либо попросят о приватной аудиенции, которая закончится прямыми намёками на секс, либо откажут вовсе, если директору не приглянулась. Да, у меня была возможность на данный момент поступить не очень красиво для других девушек, желающих работать в модельном бизнесе, но очень хорошо для себя — дочка, пускай и сводная, гендиректора, на которую не то что вякать — тыкать пальцем нельзя, потому что её близкие родственники скоры на расправу. Во мне всё же говорило это «да я всё смогу!», «да я всем покажу, кто я такая», и мой носик гордо вздёрнулся, пускай я почувствовала, как рис сделал попытку пробраться к голосовым связкам, и резкие слова сорвались с губ:       — Я ещё не думала, кем хочу стать, но планирую добиться всего сама. Спасибо за предложение.       — Почему ты отказываешься от того, что тебе может достаться просто так? — внезапно сказала мама, явно недовольная тем, что я вела себя не как она — не принимала подачки со стороны, не соглашалась с кем-то и вела себя, по её мнению, вызывающе, ведь каждая девочка в таком возрасте должна слушаться родителей и беспрекословно выполнять любые просьбы. Она считала, что я с таким высокомерием и чувством собственной важности никогда не найду достойного мужчину, а если он и будет, то в самый первый раз увижу его валяющимся на асфальте и находящимся под алкоголем или веществами. Жаль только, что она не знала, что своего «достойного мужчину» я уже видела и полностью отдала ему своё сердце, хоть и не особо верила в то, что даже познакомлюсь с ним когда-нибудь. — Я, конечно, не думаю, что из тебя вышла бы хорошая модель, но папа бы тебе помог, верно же, любимый?       Она унижала меня, самоутверждаясь, и искала поддержки со стороны другого человека, сильного, способного ради неё на всё, потому что она уже села на шею и поехала, будто бы не замечая, что делала порой даже хуже себе. Да, папа не знал меня так хорошо, как она, но видел, как хмурились мои брови, а глаза слезились от банальной обиды, потому что я не хотела принимать на свой счёт оскорбления, не имеющие под собой никакой почвы. В последующих ссорах, мелких и крупных, до моего переезда в общежитие к трейни, он разнимал нас, раскидывал по разным углам и с каждым разом чувствовал внутреннюю усталость, потому что мы обе, как энергетические вампиры, высасывали у него силы и энергию на различные подвиги. Ему даже в один момент пришлось уйти в небольшой отпуск и съездить в Китай, чтобы там подзарядиться позитивом и новыми стремлениями, в то время как отношения между мной и мамой, такие натянутые, прямо как струны, даже не думали развиваться в хорошем ключе. Мы подсознательно ненавидели друг друга, я — за то, что она меня бросила, она — за то, что я такая упрямая и ни в коем разе не покладистая, потому что меня практически воспитали другие люди, в нужные моменты рядом были только они и никто больше. Я была благодарна Смитам и не хотела верить в то, что я ушла из того небольшого уголка Рая, пускай не по своей воле, но оставалось что-то, мешающее принять, что моя жизнь вновь изменилась.       — Мам, я думаю, что этот разговор бессмысленный, — я быстро засунула в рот кимпаб, залила всё напитком и, практически кашляя, пошла в свою комнату, более ничего не говоря, — это была не точка в нашем с ней разговоре, в этом тексте стояла очередная запятая, и я надеялась, что за время, что мы немного отдохнём, она перестанет думать обо мне как о величайшем зле. Смешно, но она не успокоилась и даже ни на секунду не задумалась о том, что могла своим негативом как-то на меня влиять, а уж тем более на решение о том, что я не хотела жить рядом с ней, питаться вместе и слащаво спрашивать по утрам, что снилось. Эти токсичные родительско-детские отношения добивали меня, хотелось плюнуть на всё и просто сбежать, хотя не было буквально ни одного человека в Республике, что согласился бы приютить меня просто так, бескорыстно.       Еда и ругань за столом доконали меня, потому что я ещё и очень сильно хотела спать, а потому, как только завалилась на кровать и накрылась одеялом, просто закрыла глаза и заснула. Уж лучше спать, чем терять собственное психологическое здоровье, не являющееся бесконечным, в спорах, когда хочется порой просто махнуть рукой и сказать, чтобы думали обо мне всё, что угодно, лишь бы не трогали. Честно, я отвыкла от такого к себе отношения, хотела добра и тепла, потому что оно было уж точно мне привычно, даже ужасы детства будто бы подзабылись: правильное окружение излечивает человека. Я хотела вмиг оказаться в Окленде, чтобы на противоположном конце комнаты спала Рейчел, но я проснулась среди ночи и почувствовала оглушающе-чёрную пустоту, ведь рядом не находилось никого, с кем можно было бы бесконечно разговаривать. Я одинока, здесь мрачно, и пускай это не те халупы, в которых мы жили с мамой, всё это пространство было чуждым для меня, но, потерев глаза и придя более-менее в себя, поняла, что жизнь не настолько отвратительна, как я думаю. Я сыта, одета, у меня своя комната, не пропахшая грязью и тараканами, я совсем скоро пойду в новую для себя школу и познакомлюсь с другими людьми, что будут поддерживать во мне радость ко всему.       Я встала с постели и пошла по тёмным коридорам на кухню, дабы выпить воды, как я сто раз до этого делала, когда просыпалась в Окленде посреди ночи и надеялась, что после этого быстро засну. К сожалению, я хоть и не знала, но у меня уже развивалась бессонница, решившая, что во мне можно проявиться ещё до поры студенчества или самых настоящих нервных дней, которые выжрут все мои силы. Я думала, что это потому, что я выспалась, что моему организму больше не нужно лежать на кровати с закрытыми глазами, пуская галлюцинации в мозг, но нет, это была самая настоящая и кошмарная бессонница, из-за которой я в течение всего дня чувствовала себя варёным овощем. Выпив воды, я оперлась о подоконник и прислонила лоб к стеклу, будто бы надеясь увидеть за ним не Сеул с его неоновыми разноцветными вывесками, а Окленд, такой относительно тихий и даже родной. Я не чувствовала себя в безопасности в стране, где родилась, не чувствовала, что я для неё предназначена и должна именно тут найти себе мужа, окончить университет и бесконечно работать на благо себя, чтобы зарабатывать деньги. Может, это моё подростковое состояние и положило начало тому, что в будущем я стала разъезжать по миру, а не просто сидеть здесь, в Сеуле, попивая вино и принимая знаки внимания от мужчин, которые часто вертелись вокруг меня. Рядом со знаменитостями всегда много людей, потому что все хотят получить хоть осколок их славы, стать чуточку популярнее и разобраться со своими проблемами с помощью денег. Это так не работает — чтобы справиться с собственным ментальным или физическим здоровьем, которое даёт о себе знать головными болями или же вечными недомоганиями, надо не пить алкоголь в обществе богемы, а пойти работать, накопить деньги и обратиться к специалистам. Я всегда придерживалась такой позиции, только сколько ни копила, реализовать все свои планы не получалось, ведь бедное существование в детском возрасте говорило за меня: если шмотки, то только брендовые, если косметика, то только класса «люкс». Зачастую такое бывает, что внезапно разбогатевшие люди, дорвавшиеся до власти, скупают разные атрибуты жизни, которой они были лишены. Типичный пример — Элвис Пресли, ведь он жил за гранью бедности, а как только выстрелил, стал скупать автомобили, кольца, тратил деньги на женщин. Но раз король рок-н-ролла был таким, почему я не могу быть такой же?       Мне удалось вернуться в постель и даже проспать до шести утра; в доме было тихо, папа ещё не ушёл, но спал, а я решила вновь посетить кухню и самостоятельно приготовить что-то на завтрак, стараясь не шуметь. Готовка отнимала у меня возможность погружаться в не особо здоровые мысли, потому что нужна была концентрация, и вскоре на тарелке передо мной лежал обжаренный рис с яйцом, а папа заглянул ко мне, явно следуя за приятным запахом. Я накрыла и на него, пошла варить кофе, и именно в это время, когда нужная мне концентрация внимания потерялась, я начала зачитывать себе под нос рэп из песни Эминема — честно, я делала это редко, только в особые моменты, когда я нуждалась в каком-то постороннем шуме. За спиной было подозрительно тихо, и как только я выключила газ, прихваткой взяв ручку турки, обернулась и увидела мужа матери, что стоял и поправлял галстук, явно нервничая, но не стараясь куда-то спешить и заглатывать завтрак.       — Ты давно этим занимаешься? — спросил он.       — Чем? — я нахмурилась и глянула на турку в своих руках. — Кофе варить меня Рейчел научила, а рис с яйцом — это…       — Я про то, что ты поёшь, Дженни.       Я застыла, а потом слегка дрожащими руками принялась наливать кофе в белую кружку, а потом прочистила горло и указала мужчине, что и он может присесть, залила сливки и убрала пачку с ними в холодильник. Было ещё слишком рано для нормального завтрака, но я не хотела через несколько часов выслушивать очередную порцию грязи от своей матери, просто оставила ей немного риса с яйцом и решила, что могу поесть и сейчас. Да, пускай через некоторое время я захочу кушать, но пока было спокойно и как-то… душевно, ведь мне хотелось узнать побольше человека, что сейчас сидел напротив. Я, конечно, была не особо уверена, но мне жить с ним, как с отцом, до совершеннолетия точно, потому что потом я планировала поступить в университет, работать и съехать на отдельную квартиру, чтобы никого не тревожить.       — Так давно ли ты поёшь? — проговорил отец, и я чуть не подавилась рисом, который успел встать поперёк горла. — Я хочу узнать тебя получше, тем более за столько лет, что я тебя не видел, ты так выросла…       — Ну, мне Big Bang нравится, я слежу за ними, мы с Рейчел порой на скорость зачитывали слова Джиёна-оппы или Сын Хёна-оппы, это было очень весело, — я улыбнулась и отправила в рот ещё еды. — Жаль, что мы так больше с ней не сделаем…       — А может, ты наслаждалась не просто тем, что зачитывала рэп со своей подругой, а тем, что поёшь? — из-за этого металлические палочки выпали из моих рук, но я быстро схватила их. — Не думала об этом?       — Нет, кушай, папа, тебе надо набраться силами перед работой, если хочешь, я что-нибудь тебе с собой сделаю, — торопливо проговорила я, доедая порцию и вставая из-за стола. — Что ты хочешь?       — Не стоит, я пообедаю на работе, спасибо за завтрак, — мужчина склонил голову, и я автоматически глубоко поклонилась, собирая со стола тарелки и устремляясь к раковине, чтобы потом начать мыть посуду. — Подумай. Твоя мама в ином случае хочет выбрать уже на данном этапе тебе профессию.       — А не рано ли задумываться об университете, если я даже школу не окончила? — я нахмурилась.       — Она считает, что нет. Подумай над этим, Дженни. Спасибо за завтрак, я пошёл на работу.       Тем же днём мы с мамой пошли с мамой в среднюю школу «Синчан», что находилась достаточно близко к нашему дому, и подали документы — со мной также провели небольшое собеседование, посмотрели табель успеваемости из Parnell College и решили, что я подхожу для столь «элитного» учебного заведения. Мне сказали, что пока меня зачислят, пока все нужные документы будут готовы, пройдёт буквально пара дней, то есть уже совсем скоро я приступлю к учёбе, буду выстраивать новые социальные связи и налаживать контакты с учителями. Это относительно радовало, потому что мне хотелось выбраться из-под опеки своей матери, ибо жить с ней в одном доме — это ещё полбеды, а каждый раз, пересекаясь, грызться — это уже выше моих моральных сил. Как бы я ни любила её и ни хотела наладить отношения, я билась о стену, которая не хотела под моим напором ломаться, уже опускались руки, игра в одни ворота надоедает, когда проходит слишком много времени.       — Приготовим вместе ужин сегодня? — я пришла к маме, что сидела в гостиной и читала книгу, и она крепко задумалась, будто бы взвешивая все «за» и «против». Её ждало вновь время со мной, а с другой стороны — могла отказаться и взвалить тяготы приготовления еды целиком и полностью на мои юные плечи. Мне потом говорили, что не успели к моему приезду нанять кухарку, а как я стала готовить сама, на поиски подзабили, ведь я — бесплатная рабочая сила, которая только лишь живёт здесь. Это было очень обидно услышать от матери, я даже некоторое время не разговаривала с ней, а потом просто решила, что мне всё равно, пускай только не ругаются со мной по поводу и без.       — Золотко, я устала, может, ты сама?       Это же повторялось изо дня в день, из раза в раз, а потом я просто перестала спрашивать, самостоятельно готовя на всю семью завтраки, обеды и ужины, и честно, совсем привыкшая, даже в общежитии автоматически снабжала едой всех девочек, что жили со мной. Я не представляла, как без меня жили родители, наверно, наняли кухарку, что им готовила по первому зову и спала в моей комнате, чтобы не приходить сонной к пяти утра и не провожать отца на работу с поклоном и пожеланием хорошего дня. Что самое приятное, я пронесла свою способность к готовке сквозь года, даже когда уже жила с Джиёном, всегда радовала его разными кулинарными изысками, и пускай у нас как такового семейного счастья не получилось, мы находились вместе. Он единственный остался рядом со мной, вместе со мной после того случая, вытащил из грязи, сказал отряхнуться и следовать за ним, потому что он знал все нюансы, все тайны, живущие у меня под кожей, и знал меня совершенно другой. Несмотря на то, что и он не подарок, не сахар, рубец на сердце и соль, разъедающая раны, он умел быть нежным, он умел быть человеком, а мне необходимы были другие эмоции от окружения: не презрение и ужас, не ненависть, смешанная со страхом, а сочувствие, сострадание, которое мне подарил именно Квон. Не многочисленные спонсоры, желающие обладать моим телом, не подруги, что клялись в вечной дружбе и любви, а человек, с которым у нас было обоюдное влечение, обоюдное нездоровое что-то, потому что ни к кому боле ни он, ни я ничего не испытывали.       Школа, в которой я стала обучаться, поражала своим размахом и требованиями к среднестатистическим ученикам, к которым я себя относила, но у меня появилась одна маленькая страсть, которой я давала выход после уроков. Я не скажу, что у меня появились подруги, просто девушки, более-менее дружелюбные и обожающие разных новеньких за их истории о старых школах, и я стала одной из таких, да и рассказывала о своих буднях в Окленде интересно. Все здесь являлись детьми каких-либо высокопоставленных чинов, знаменитостей, и первое время я не знала, как с ними всеми общаться, потому что чувствовала себя человеком второго сорта, ведь была не особо красивой, да и моей отец был мне не родным, следовательно, я не подходила в категорию «дочь знаменитого человека», пускай о модельном агентстве, где папа работал директором, знали все. Очень многие девочки подходили ко мне, желали дружбы, и да, я давала им эту дружбу, но они меня потом бросали, потому что я не приглашала их на кастинги и не говорила, что они обладают идеальными параметрами фигуры. Так вот, если возвращаться к моему маленькому увлечению, то я с парой девочек облюбовала музыкальный класс на третьем этаже, и мы стали просто практиковаться в пении. Одна из подруг, Кёнха, училась так же в музыкальной школе и хотела в будущем стать педагогом и работать с айдолами, и первыми подопытными для неё стали я и Чан Ханна, моя одноклассница, тоже, как и я, мечтавшая однажды дебютировать в качестве восходящей звезды. Кёнха знала много разных фортепианных версий известных на тот момент песен, а как только смогла выучить песни Рианны, так просто принесла мне написанный от руки текст, потому что не хотела дома шуметь принтером, и сказала петь.       — Ханна, тебе просто надо ещё поработать и потренироваться, и, обещаю, я и тебя в оборот возьму, — подмигнула пианистка подруге, они улыбнулись друг другу. Я же читала текст песни «Take a bow» и эмоционально настраивалась на пение, потому что хотела постараться чисто для себя, сказать, что очередной этап пройден и я на шаг ближе к своей мечте. Жаль, что я тогда, за одним из завтраков, не сказала папе, что одна из моих мечт — попасть в YG, наверно, с помощью его связей я смогла бы пробраться туда без особых проблем, но мне хотелось добиться всего самой. — Дженни, мать твою, второй раз спрашиваю: ты готова?       — Да, конечно.       В тот день у меня получилось спеть и не получить нагоняй от слишком уж чуткой Кёнхи, и Чан смотрела на меня расширенными от удивления глазами: она решила, что я уже состоявшаяся звезда, которая могла петь не только на корейском, но и на английском. Ханна зрила в корень, и пускай ей самой ещё надо было работать и работать для получения результата, пускай я и знала, что её голос великолепен, наша наставница сразу же захлопала в ладоши и подскочила, обнимая меня. Я особо не училась вокалу, но Кёнха помогла мне своеобразно «прочистить» горло, встать на путь к своей мечте на твёрдых ногах и моральным пинком отправила меня к дверям агентства. Смогла бы я сама, без поддержки извне, сделать это? Возможно, нет, только через собственный страх, когда бы узнала о глобальном прослушивании и подала заявку с закрытыми глазами, но знала, что первым делом надо поговорить с матерью: как она отреагирует на то, что я хочу петь и танцевать на сцене, получать много денег просто за то, что улыбаюсь и дышу? Конечно, я не сомневалась, получу комментарии по типу «а ты знаешь, что все артисты — это проститутки?» и «я не хочу, чтобы ты была в этом бизнесе, ты же знаешь, в две тысячи шестом году Юнхо из TVXQ чуть не отравили суперклеем, смешанным с апельсиновым соком, а если и тебе там что-то подмешают?», но надо же хоть с чего-то начать.       — Нам пора по домам, — Кёнха зевнула и посмотрела на наручные часы. — Как насчёт того, чтобы собраться в воскресенье у меня и поделать уроки? Если ваши родители не против, можете и остаться у меня, мои любят гостей.       Была суббота, и папа разрешил мне отлучиться на целую ночь к подруге, пускай мама немного злилась, потому что она хотела, чтобы мы отдраили весь дом, но «пришлось» нанять клининговый сервис, чтобы не испортить свежий маникюр. Я захватила вещи для сна, зубную щётку, школьные принадлежности и пошла к Кёнхе, понимая, что моё настроение поднимается не только от того, что иду к подруге, переночую у неё, но и от того, что я хоть один полный день, свой выходной, проведу вне семьи. Конечно, мне нравилось говорить с отцом, узнавать его как человека, потому что я понимала: то лицо, что он показывал по телевизору, на деловых встречах, очень сильно отличалось от того, что он показывал нам, в семье. Он был директором, тем, кто должен одним своим обликом показывать власть и силу, а не простой размазнёй, которую могут кинуть чуть ли не все инвесторы, а он забьётся в уголочке и начнёт плакать. Нет, такого быть не должно, мой отец не имел права быть таковым, да, он был нежным с нами, часто баловал меня, покупая какие-либо брендовые вещи, когда мы ходили по торговым центрам в свободное время, и я почему-то чувствовала, что наша своеобразная идиллия скоро разрушится.       И как раз всё начало меняться с вечера, проведённого с Кёнхой и Ханной.       Мы сделали практически все уроки достаточно быстро, каждая помогала друг другу с предметами, где в знаниях были пробелы, а потом просто развалились на ковре и под бормотание телевизора тихо разговаривали, потому что только на это и были способны. Ханна сказала, что на ночь уйдёт к себе, потому что ей не разрешили остаться, и Кёнха была немного огорчена этим фактом, потому что надеялась, что мы проболтаем до трёх часов утра и будем спать на уроках. Я тоже на это надеялась, но когда одноклассница ушла, сказав родителям Хи, что очень сожалеет, что не попьёт с ними кофе с утра, всё будто бы развеялось, а хозяйка типично девчачьей комнаты, обклеенной официальными плакатами разных групп, но, конечно же, первыми в мои глаза бросились именно Big Bang, сделала вид, будто теперь я — важный для неё гость. Могла ли я устоять от какого-то комментария в адрес любимых музыкантов, которые убивали моё сердце уже на протяжении нескольких лет? Нет, потому и диалог наш развязался на тему шоу-бизнеса и кей-попа:       — А кто у тебя любимчик из бэнгов? — спросила я, когда мы с Кёнхой переодевались в пижамы, и девушка задумалась, остановившись на натягивании спальных шортов, что выглядело достаточно забавно. — Мне вот ДжиДи нравится, честно, я бы хотела сходить на фансайн к группе, может, мне бы удалось поиграть с каждым в «камень-ножницы-бумага» и у каждого выиграть.       — Мне Дэсон нравится, его голос — это то, на что я молюсь каждым утром, потому что такого чистого вокала и такой доброй улыбки я ни разу в своей жизни не встречала, — внезапно с горячностью сказала девушка и буквально упала на кровать, знаком мне показывая, где выключатель. Я погасила свет и легла рядом, сразу зарываясь лицом в мягкую подушку и продолжая слушать одноклассницу, что достаточно восторженно рассказывала о своём кумире. — Если бы я была чуть постарше… пошла бы и устроилась в агентство, работала с айдолами, занималась их пением, но пока… только если я пойду в стажёры, а там других айдолов не увидишь до своего дебюта, да и если дебютируешь…       — Я вот хочу в стажёры к YG, потому что Ян Хён Сок — кумир моего детства, а Джиён — это просто первая любовь, — я улыбнулась Кёнхе, что округлила глаза и явно в голове уже составляла какой-то план. — Что такое, Кён-Кён?       — Предлагаю спуститься в гостиную, ты мне снова пропоёшь «Take a bow» под аккомпанемент фортепиано, родители всё равно на каком-то приёме, а мы займёмся полезным делом, — девушка схватила меня за запястье и вытащила из постели, когда я уже настроилась спать. Пришлось последовать за ней и буквально вбежать в гостиную, включая свет и слегка морщась от яркости, что сделала попытку ослепить нас обеих. Одноклассница практически влетела на банкетку, хрустнув пальцами и открыв крышку инструмента, посматривая на меня. — Ты же помнишь текст?       — А вдруг сейчас не получится?       — Дженни, не дури, ты хороша в английском, да и Рианна — одна из твоих любимых исполнительниц, ты чего? — Кёнха потёрла ладони друг о друга и нашла нужные клавиши. Её пальцы были воистину музыкальными, длинными, они уверенно играли на всех инструментах, что имелись в доме, а сама девушка трепетно любила музыку. Прекрасное сочетание, я считаю, у неё явно было великое будущее, за которым скроются разные проблемы, если таковые существовали.       Мы спели два раза, а когда Кёнха, хмурясь, потребовала в третий раз спеть то же самое, горло дало слабину — мы не разогревались перед пением, в носоглотке странно першило и хотелось пить. Девушка ударила по клавишам, нахмурилась и пошла вместе со мной на кухню, чтобы мы попили чаю и немного отдохнули; как сказала подруга, у нас была впереди целая ночь, чтобы мучить бедное фортепиано и свои голосовые связки. Я рисковала завтра остаться без голоса, потому постаралась отговорить Кёнху, но она была непреклонной — считала, что если у меня есть мечта и цель, то я просто обязана к ней стремиться, пускай с вредом для здоровья. Я такой позиции не разделяла, хотела спать, но девушка решила, что лучшая подруга — это мёртвая подруга, потому в последний раз я уже пела в четыре утра, лёжа на ковре и надеясь, что мне дадут хоть немного поспать. Видимо, Кён-Кён поняла, что из меня звуки, как и жизнь, надо выжимать, но, увидев, что я заснула, она из солидарности притащила из комнаты две подушки, одну из которых положила под мою голову, одеяло и улеглась рядом, обнимая меня и благодаря родителей за то, что у них по всему дому были уложены тёплые полы.       Правильно говорят, что всё начинается с зарождения мечты, а стремление приходит с её укрепления, и мы с Кёнхой рассказали только Ханне о ночных муках, а девушка так заливисто смеялась, что привлекала внимание других одноклассников. Мы старались вести себя тише, но не могли — все эти мечты, занятия и музыка очень сильно сплотили нас, чуть ли не заставили сказать друг другу «ты и я — одной крови» и обменяться браслетиками на память. После школы девочки проводили меня до дома, я попрощалась с ними и остановилась на пороге — мама и папа будто бы ждали меня, мужчина выглядел немного озабоченным, в то время как мама встретила меня с немного напускной улыбкой, забрала сумку с тетрадями и позволила мне разуться без ударов по лицу тканью. Я успела скинуть пальто, и в то же самое мгновение мама огорошила меня вестью о том, что они с папой решили, кем я буду, когда решусь поступать в университет после обучения в школе:       — Дорогая, мы с твоим папой подумали и решили, что ты после выпуска пойдёшь учиться либо на учителя, либо на юриста. Сейчас очень востребованы эти профессии, мы думаем, ты будешь хорошо смотреться у доски с указкой, либо с папкой документов и знанием законов в голове. Это же так чудесно, Дженни!       Моё воображение щедро подкинуло мне картины, как я, в очках, с пучком на голове и в строгом костюме пытаюсь удержать внимание детей и подростков на себе своим предметом, а потом вожу их на экскурсии, на занятия в кружки, отдаю в руки родителей… с другой стороны — статная и даже опасная женщина, говорящая на угрозы подать на неё в суд, что она с удовольствием отсудит у них компенсацию за моральный ущерб. Хотя что тот вариант, что этот меня не устраивал, противоречил моим мечтам, и я замотала головой, надевая домашние тапочки и упирая руки в бока, — да, я была не согласна с их позицией, хотела поговорить как взрослый человек со взрослыми людьми, но подростковый максимализм, игравший в моих венах, не дал со всей трезвостью подойти к разговору.       — Мам, но я хочу стать айдолом!       Видимо, даже отец не думал, что я всё-таки признаюсь себе, как же мечтаю на самом деле петь, танцевать и находиться на сцене под блеском софитов, чтобы они очерчивали яркостью мою фигуру и показывали только достоинства, ведь у айдолов нет никаких недостатков. Идеальная картинка в интернете, на телевизоре — к этому хотелось стремиться, этим хотелось жить, зарабатывать, но я уже чувствовала, что скажет мама, как только до её мозга дойдёт, что я только что сказала ей прямо в лицо. Папа уже понял, морщины на его лице немного разгладились, даже усмешка сорвалась с губ, но он уже почувствовал запах жареного, лишь глянув на напряжённые плечи моей мамы, понял, что ему надо вступиться за меня, но банально не успел:       — Дженни, ты хоть понимаешь, о чём ты говоришь?! Хочешь стать шлюхой, ложиться каждый раз под старого жирного директора, чтобы в следующем месяце на тебя выделили деньги для продвижения? Ты ещё несовершеннолетняя, понимаешь! Я не позволю тебе стать ручной проституткой для какого-то деда, охочего до юного тела!       Я чувствовала, как даже папа замер, не веря ни в единое его слово, а усложняло ситуацию то, что он сам был директором модельного агентства и в нём тоже были молодые, возможно, даже несовершеннолетние, девочки, и она сейчас косвенно обвиняла мужа в растлении малолетних и изнасиловании. Да, стоит признаться, во многих агентствах практикуется то, что стажёров банально «сдают в аренду» инвесторам, а что уж делается за закрытыми дверьми — это тайна, неизвестность и попытки отмыть собственную репутацию от грязных рук мужчин. Я помню лишь дикий страх, когда Лиса прижималась ко мне, Розэ держала её за руку, мы стояли перед кабинетом Яна Хён Сока и слышали приглушённые стоны Джису, говорящие о том, что она смогла договориться о нашем дебюте, банально пожертвовала собой, сказав, что раз она старшая, то должна всё сделать.       — Мама, не все директора такие, тем более что я, что мои одноклассницы никогда не слышали такого об Яне Хён Соке, ты же помнишь Со Тэджи и его группу? Так вот, это бывший участник группы, он…       — Дженни, ты шлюха? Ты уже спишь с мужчинами, да? Спорю, ты провела эту ночь не со своей одноклассницей, а ускакала к своему парню, — я почувствовала, как вскипели чувства, краска прилила к щекам, и начала отступать назад, практически упираясь спиной в дверь. — Ну и кто он, Дженни? Кого мы должны с папой посадить за решётку, потому что ты ещё несовершеннолетняя? Неужели это как раз какой-то агент-разводила, который пообещал тебе дебют в течение двух лет? Господи, дорогая, какая же ты наивная…       Слёзы заструились по щекам, потому что это было очень жестоко, это было очень больно, видимо, даже мужчина, стоящий за плечами моей матери, понял, что на меня слишком сильно надавили, оболгали, несколько раз оскорбили и думали, что я ничего не скажу в ответ. К сожалению, моё нахождение в Окленде дало свои плоды, характер укрепился, пускай я могла заплакать по поводу или без, но, сжав кулаки, я говорила всё, что хотела, прямо в лицо. В тот момент, не думая, я высказала маме всё, что о ней и её затее думала: да, проще загнать меня в рамки, наплевать на мои мечты и стремления, но я не позволю их загубить, растоптать, понимая, что в своё время не ошиблась в человеке, которого теперь называла отцом — он не встал на сторону матери, чтобы принизить меня, наоборот, он принял мою позицию.       — Мама, как ты такое вообще можешь говорить?! — плакала я. — Если ты не реализовалась в жизни и просто завидуешь мне, что я молодая, то, наверно, надо что-то пересмотреть в себе, а не менять меня!       — Девочки, давайте не будем ссориться и просто разойдёмся по своим комнатам, — сказал отец, немного оттесняя маму и подходя ко мне. — Только скажи мне, Дженни, почему у тебя голос охрипший?       — Мы с Кёнхой пели всю ночь Рианну, она на фортепиано играла, а я вот… она сказала, что у меня талант и его надо развивать, а если я хочу стать трейни в YG, то мне надо тренироваться денно и нощно, чтобы достичь результата. Я хочу пройти прослушивание, папа! — проговорила я, когда мужчина прижал меня к себе и погладил по волосам, явно зная, что у меня не было причин лгать. На тот момент я любила лишь одного парня, которому бы отдалась полностью — и да, с этим парнем мы пока были незнакомы и ночевать я у него явно не могла.       — Ты обязательно пройдёшь прослушивание, но, пожалуйста, для начала перестань плакать, пойдём, я тебе чаю налью. Любимая, тоже приходи, вам обеим стоит успокоиться.       Ли Сынхун был одним из самых мировых мужчин, которых я встречала за всю свою жизнь: он заботился о нашем удобстве, подсознательно знал, кто прав, а кто виноват, делал собственные выводы и совсем скоро мирил всех, так произошло и с нами. Правда, мы с мамой дулись друг на друга целых два дня, я всё это время, уткнувшись в наушники, тренировалась в пении, иногда даже по прямой видеосвязи в скайпе с Кёнхой, которая поверила в серьёзность моих намерений и поддерживала все стремления. Папа явно порой стоял у порога комнаты, слушал, как я пела, а потом в середине процесса, когда я с удовольствием пела один из треков Эда Ширана, вошёл в спальню, и даже подруга вскрикнула от неожиданности, случайно ударив по клавишам пальцами. Она поздоровалась с отцом глубоким поклоном, представилась и достаточно доходчиво объяснила, чем мы тут занимаемся: обычные занятия по пению, когда она контролировала мой голос и знала, что сделать, если я не дай бог в процессе его потеряю.       — Всё же ты твёрдо решила пойти в стажёры? — я кивнула и откашлялась, потому что в горле начало неприятно першить, а потом схватилась за бутылку воды и осушила наполовину. — Тогда, может, ты прямо сейчас пойдёшь на прослушивание? Я договорился с одной госпожой, она с удовольствием тебя примет и запишет. Ты как?       — Нини, если ты не согласишься сейчас же, то я в школе дам тебе по лицу, — практически прошипела Кёнха и этим поразила моего отца, что достаточно громко рассмеялся — он был великодушным и всегда находил что-то трогательно-забавное в подростках и их отношениях. — Ну же!       — Конечно, — практически машинально сказала я. — Только мне надо переодеться, я… я не особо готова, но…       — Тогда одевайся, жду тебя в прихожей, — эти слова заставили мою голову вскружиться, а подруга чудом не завизжала от того, что произошло у меня в комнате. Да, она не знала о моём детстве, моём прошлом, потому что я хранила язык за зубами и считала, что лучше уж оставить недосказанность, чем откровенно врать и из-за лжи терять людей вокруг, когда общение и так в недостатке.       — Дженни, я звоню Ханне, у тебя точно всё получится! — проговорила Кёнха, держа кулачки поднятыми и улыбаясь. — Ты смотри, за несколько дней научилась контролировать свой голос, а сейчас так…       — Ладно-ладно, я пойду, — я заторопилась и захлопнула ноутбук, в лёгком шоке подёргивая плечами. Чёрное платье оказалось в моих руках, и я переоделась, идя навстречу своей судьбе с нулевым знанием, что там будет, что я смогу и примут ли меня. Папа очень удивился, увидев меня в платье и кедах, но потом я накинула куртку и вместе с ним вышла на тёплый воздух, нервничая и осознавая, что в моей судьбе происходят перемены. — Папа, а мама разрешила мне стать айдолом?       — Только после моего заверения о том, что я знаком с Яном Хён Соком и он точно порядочный человек, — кашлянул мужчина, и мои брови вопросительно поползли вверх. — Давай только не будем ей говорить о том, что я наврал.       Громадное стеклянное здание захватило мой дух, и несколько секунд, когда папа искал в сумке нужные документы, я смотрела на агентство, пыталась увидеть в огромных окнах хоть кого-нибудь, потому что вдруг кого-то встречу, а я не накрашенная и вообще в плохом наряде! Паспорта вскоре находились в руках, и мы прошли в просторный холл, я пускай и оглядывалась каждую секунду, но хотела увидеть буквально всё, чтобы навсегда запомнить эти моменты, сделать их своими личными, чтобы потом, состарившись, вспоминать их вместе с внуками. Мы подошли к стойке, где стояла улыбающаяся девушка-администратор, и я оглядела её достаточно придирчиво, как мне показалось, но она не подала виду, просто уточнила, точно ли мы Ли Сынхун и Дженни Ким, потом попросила оставить подпись и полностью взялась за меня, отрывая от мужчины и говоря не бояться, ведь я же пришла сюда явно для того, чтобы исполнить свою самую заветную мечту. Я шла по коридору, всё пыталась высмотреть хоть кого-то, но поняла, что никого не встречу: здесь не было залов для практики, музыка не играла, и это не из-за необходимой в чисто офисном здании звукоизоляции, а из-за того, что все нужные комнаты располагались в другом месте, дальше от людей, работающих с инвесторами и бумагами, чтобы потом отчитываться директору, как всё прошло. Девушка завела меня в комнату с зеркалами, где на скамейке сидело несколько женщин и мужчин, и оставила там, сказав, что меня обязательно доведут обратно. Так я и стояла впервые перед людьми, с которыми буду работать в скором времени: они придирчиво оглядели меня, моё тело, лицо и одежду, обратили внимание на то, как я держу осанку, а потом уже я спохватилась и глубоко поклонилась, отчаянно благодаря их за возможность показать свои навыки.       — Имя? Возраст? Нация? — достаточно сухо начала расспрашивать одна из женщин и, дождавшись от меня ответа «Дженни Ким, пятнадцать, кореянка», строго взглянула на кеды и то, какой беспорядок был у меня на голове, и я принялась отделять локоны друг от друга. — Хорошо, какой танец вы подготовили?       — Ч-что… — рот раскрылся, в голове образовалась пустота, а я поняла, что сейчас всё полетит к чертям. Я не знала всех тонкостей прослушивания, надеялась на божью помощь и свои навыки, но эти слова про танец вывели меня из равновесия достаточно сильно, чтобы оступиться.       — Прослушивание состоит из трёх этапов, если вы хотите пойти на айдола: танец, пение и рэп, после того, как вас оценивают педагоги, в течение месяца мы звоним и говорим, что вы приняты. Если не звоним больше двух месяцев — нас ждать не стоит, тренируйте свои навыки, — достаточно быстро рассказала соседка сухой женщины, и я ей кивнула. — Какую песню вам поставить?       Как бы мне ни хотелось в здании агентства показать свои навыки танца, что был в клипе «Heartbreaker» от ДжиДи, я поняла, что это абсолютно не вариант: судьи только у виска пальцем покрутят и скажут выгнать меня, ведь я, возможно, просто обезумевшая юная сасэнка, которой хочется пробраться в трусы легендарной группы. Тряхнув головой и улыбнувшись, я попросила включить трек «Wait a minute» от The Pussycat Dolls, и не случайно: когда я ещё обучалась в Окленде, мы с девочками ставили танец на один из фестивалей, и так уж получилось, что все движения я помнила до сих пор и очень хотела ещё раз с кем-то станцевать. Мне предоставили все условия: хорошие колонки и большое место, и единственное, что меня напрягало — камера на плече мужчины, что встал чуть сзади и направил объектив на зеркало, уже полностью настроившись меня снимать. На размышления далась лишь секунда — настолько быстро включили музыку, и чувства полились из моих движений, пускай они были по-подростковому угловатыми и резковатыми, но я искренне старалась и одновременно следила за тем, чтобы моя юбка не взметнулась до ушей. Вот же незадача! Думала, что пойду просто спою, а тут ещё и танцевать заставили, но как только я поставила финальную точку, мне даже немного похлопали, так как все в тот момент подумали, что мои навыки заслуживают похвалы, но не более того — нет ничего примечательного, кроме интересного имени, и всей толпой меня повели в другой зал, где позволили сесть на банкетку, а за спиной находился большой растяжной баннер с названием королевы развлекательной индустрии — YG Entertainment.       — Микрофон в руку, — проговорила женщина, отнёсшаяся ко мне с теплотой, и я выполнила её приказ, продолжая смотреть на неё в ожидании. — Что петь будешь, Дженни Ким?       — «Take a bow» Рианны, — проговорила я в микрофон и услышала свой увеличенный в несколько крат голос, но никто не поморщился — просто выровняли звук и сказали произнести что-то ещё. — Я готова петь.       Голос меня не подвёл, как и знание текста, пускай я дрожала и сжимала пальцами юбку, мне показалось, что я смогла вытянуть из себя свой сегодняшний максимум, хотя впереди ещё был рэп, из-за чего я не знала, что делать. Я пробовала вместе с Рэйчел зачитывать партии Джиёна-оппы и Сын Хёна-оппы, выигрывала по скорости, но это было так давно, что я боялась, что буду банально задыхаться, а потом просто кивнула на предложение включить мне одну из песен Big Bang, и машинально речитатив полился из моего рта, когда я услышала голос своего любимого исполнителя. Я представила на секунду, что мы поём дуэтом, мурашки прошлись по спине, улыбка оказалась на губах, и я знала, что эту запись, будто бы немного позорную, потому что там я выглядела максимально глупо с улыбкой до ушей, покажут самому директору. Как только трек выключили, я подняла голову — судьи о чём-то шептались, и меня бросило в пот, ведь я боялась, что они говорили, насколько я плоха, насколько я не постаралась и не подготовилась, потому и результаты будут соответствующими.       — Запишите свой номер телефона, — я быстро написала порядок цифр и поклонилась той самой строгой женщине, что сейчас будто бы пересмотрела свои взгляды на меня и поняла, что стоит немного смягчиться. — Вы ещё юны, в вас есть задатки, и не унывайте, если мы вас не примем. У вас есть шанс пройти прослушивание в других агентствах или же вернуться к нам через годик.       — Хорошо, спасибо!       Я глубоко поклонилась всем, кто позаботился обо мне в столь трудную минуту, и пошла вместе с сопровождающим — молодым мужчиной, — по коридору по направлению к папе, что явно напряжённо ожидал меня. Я слегка сжимала руки в кулачки, пыталась настроиться на удачу и успех, пускай хотелось накрыться с головой одеялом, поедать кукурузные хлопья и надеяться, что мой позор все забудут и просто не позвонят в течение двух месяцев, как и говорили. Папа, к моему сожалению, был не в холле, видимо, куда-то ушёл, и я позвонила, чтобы мы не разминулись; мой сопровождающий в это время ещё не успел убежать по своим делам, я перехватила его за рукав рубашки. Он вздохнул, продолжая стоять, и не делал попыток вырваться, будто понимал, что я, как подросток, достаточно нервный, но при этом нуждающийся в какой-никакой заботе со стороны.       — Я в столовой, тут хороший кофе, тебе купить? — я согласилась на предложение и попросила отвести меня в столовую, потому что меня там ждали, и мужчина нехотя повёл меня по длинным коридорам.       Уже на подходе я почувствовала тёплый аромат еды и поняла, насколько же проголодалась, пускай по ощущениям прошло двадцать минут, а не полтора часа, в течение которого меня расспрашивали буквально обо всём, что даже голова разболелась. Я подбежала к отцу, поклонившись господину, что меня довёл до столовой, и практически с облегчением прижалась к спине мужчины, когда он стоял с двумя слегка дымящимися стаканчиками кофе. Он развернулся, когда меня более-менее перестало трясти, и вручил горячий напиток, позволив мне некоторое время молчать и просто наслаждаться запахами и людьми, что сидели за столиками, и моё сердце внезапно ёкнуло, да так, что кофе чуть не пролился на пиджак отца. Меня не должно было быть здесь именно в это время, его тоже здесь быть не должно — он должен был заниматься какими-то своими чисто исполнительскими делами, проводить время с группой, но он достаточно неторопливо ел, время от времени посматривая на часы, будто кого-то ждал, и я готова была повалиться на пол.       Это была наша с ним первая встреча, пускай Джиён даже не видел меня и не знал, но я уже поняла, что такое влюблённость, осознала, что именно этот мужчина в скором времени будет моим, но нам пришлось быстро выпить кофе, потому что попросили уйти, и мы не сопротивлялись — извинились за беспокойство и ушли. Я не сказала никому тогда, что видела издалека Квона Джиёна, сохранила в себе все эти трепетные воспоминания, пускай и выходила из здания агентства красной и задумчивой. Как же он изящно ел те овощи с рисом и кусочками мяса! Как же впору сидели часы на тонком запястье, как же его лицо выглядело великолепно без сценического макияжа и складок задумчивости! Я была настолько окрылена своими фантазиями, что не заметила, как мы доехали до дома, а потом я сразу же ушла в свою комнату, валясь на кровать и надеясь, что когда-нибудь получится хоть ещё один разочек увидеть этого прекрасного молодого человека. Да, он был старше меня на целых восемь лет, для него я глупый ребёнок, но в этой разнице в возрасте была какая-то своеобразная прелесть, и в таком положении, лежащей на кровати и мечтающей, меня нашла мама.       — Как всё прошло? — я не знала, как бы ей всё рассказать и не перейти на визг из-за того, что я увидела своего кумира, потому пришлось потратить секунд пять на то, чтобы собраться с мыслями и в конечном итоге подняться с кровати.       — Я танцевала, пела и рэповала, боже, надеюсь, они не додумаются это показать господину Яну, потому что мне будет дико за себя стыдно, — я прикрыла глаза ладонями и выдохнула. — Я только хотела петь, понимаешь, мам, танцевать — это что-то выше моих сил, я не очень хороша в танцах.       — Но ты сделала это. Я горжусь тобой.       Детям всегда нужна похвала от собственных родителей, а в особенности тогда, когда они не уверены в своих силах и возможностях; я подняла на мать глаза, не понимая, она серьёзно меня похвалила или же насмехалась, как всегда, но нет — её искренность в глазах была не напускной, наоборот, самой настоящей. Я проглотила все наши недомолвки, всё то, что происходило в последнее время, и просто устремилась к ней, обнимая и располагая голову на её плече, всё же я была ненамного ниже неё, чувствовала, что скоро ещё совсем немного подрасту и буду ростом с неё. Женщина тепло меня обняла, поцеловала в щёку и повторила, что гордится мной, — если бы мы жили в идеальном мире, то такое происходило каждый день, и я бы не боялась результатов прослушивания, будто бы от них действительно зависела вся моя дальнейшая жизнь. Но я не хотела становиться юристом или, упаси боже, учителем — нежелание работать с бумажками и уж тем более истеричными подростками, у которых идёт гормональная перестройка, останавливало меня от отчаянного шага покориться воле родителей. Нет, ни за что и никогда!       Некоторое время, то есть примерно все выходные, что я провела дома, изредка выходя на улицу и гуляя, чтобы не прокисать и не так часто думать о своей неудаче, я старалась жить как обычно: занималась сама пением, чтобы подтянуть навыки, увлеклась фитнесом и поняла, что хочу иметь шикарную фигуру. Всё это осознание пришло за пару часов, и это так смешно: мозг девушки в подростковом юном возрасте — это просто генератор разного контента и идей, чем бы заняться на ближайшие две минуты. После учёбы в понедельник Кёнха позвала меня с Ханной в кафе неподалёку от школы, и в процессе делания уроков и попивания кофе, что у меня теперь ассоциировался с Джиёном и столовой в агентстве, я рассказала о своём прослушивании и страхах, которые преследовали меня по пятам.       — Офигеть, серьёзно? Я думала, ты просто спела им, а они заставили тебя пройти всё полностью, как при глобальном прослушивании, — Ханна прижала руки к щекам и надула губы. — Но… знаешь, даже если они не позвонят тебе — ты всё равно умница и можешь попробовать пойти в другое агентство.       — Я хочу именно в YG, — твёрдо сказала я.       Желания, сказанные вслух, часто имеют свойство сбываться, и на заре месяца, когда состоялся показ клипа Джиёна-оппы и Сын Хёна-оппы «High High» и я уже отчаялась ждать хоть какого-то отклика, мой телефон зазвонил. Я опустила голову на учебник, пытаясь таким образом собрать все знания в кучу, а потом перехватила мобильник, где отражался неизвестный номер, и я бы скинула, но что-то мне подсказало, что я просто обязана ответить. Я немного отпустила ситуацию с прослушиванием, даже позабыла, в какие сроки мне могут позвонить, подумала уже, что про меня забыли, и вздохнула, поняв, что не только я словила ужас с собственных кривляний. Кто я вообще такая, чтобы даже просто находиться в одном агентстве с талантливыми людьми? Просто падчерица директора одного модельного агентства, не блещущая ни умом, ни внешностью, ни талантами. Но всё же трубка была поднята, моё вопросительное «алло?» с лёгкой дрожью в голосе дало понять человеку на другом конце провода, что я готова слушать, и совсем скоро послышалось:       — Дженни Ким?       — Да, это я, — голос немного подвёл, но я откашлялась и продолжила: — А вы?..       — Я вас поздравляю, Дженни Ким, вы прошли прослушивание в YG Entertainment, — я даже почувствовала, как щёки залила краска, а в голове всё смешалось, я поняла лишь то, что мне в ответ не представились. — Приходите со своим родителем или опекуном в агентство в ближайшее время, мы должны оформить нужные документы.       Была ли я счастлива в тот момент? Конечно. Только я не знала ещё, что меня ждало впереди.